Десятью минутами позже худой человек вышел, зажег сигарету и, глубоко засунув руки в карманы, медленно побрел к трем машинам. Он был печален. Какой человек умер! Он прошел все три машины, но не остановился. Когда он пропал из виду, открылась дверь и из средней машины выбрался человек в зеленом свитере с надписью <Тьюлан>. Он пошел по улице за худым. Сам он худым не был. Он был низким, толстым и мощным. Настоящий коротышка. Он скрылся из виду в конце улицы, вслед за худым пропав за часовней. Дарби балансировала на краю складного стула. Через минуту они появились из-за здания. Теперь они были вместе и перешептывались, но только одно мгновение, потому что худой отвалил в сторону и исчез в конце улицы. Коротышка быстро пошел к своей машине и сел в нее. Он сидел в ней, просто ожидая конца церемонии для того, чтобы в последний раз взглянуть на толпу, когда люди начнут расходиться, в надежде, что она все-таки окажется настолько глупа, чтобы появиться здесь. У худого ушло меньше десяти минут на то, чтобы проскользнуть внутрь, просмотреть толпу, состоящую приблизительно из двухсот человек, и определить, что её там нет. Вероятно, он искал её по рыжим волосам. Или же он искал блондинку. Нет, для них лучше было бы заранее иметь там внутри людей, которые печально сидели бы со скорбными выражениями на лицах, высматривая её или кого-либо, кто мог бы на неё походить. Они могли бы кивнуть, или помотать головой, или моргнуть худому. Все это место было ими набито. Гавана была идеальным убежищем. Здесь не имело значения, десять или сто стран объявили премии за его голову. Фидель был его поклонником и периодически клиентом. Они вместе пили, курили сигары, у них были одни и те же женщины. Это было замечательное место: маленькая квартира в старом доме на Кале-де-Торр, автомобиль с водителем, чародей-банкир, который обладал даром разбрасывать деньги по всему свету, корабль любого размера, какой он хотел, военный самолет, если он был ему нужен, и множество молодых женщин. Он говорил на их языке, и его кожа не была бледной. Он любил это место. Однажды он согласился убить Фиделя, но не смог этого сделать. Он был на месте, и до убийства оставалось два часа, но он с ним не справился. Слишком сильно было восхищение вождем. Это было в те далекие дни, когда он не всегда убивал за деньги. Он предал своего клиента, перешел на сторону Фиделя и признался ему. Они сымитировали засаду, и по всему свету разошелся слух, что великого Хамела застрелили на улицах Гаваны. Никогда больше он не будет летать рейсовыми самолетами. Фотографии, сделанные в Париже, непозволительны для такого профессионала. Он терял чутье, становился небрежным на закате своей карьеры. Его фото попало на первые страницы в Америке. Какой позор! Его клиент был недоволен. Корабль был двенадцатиметровой шхуной, с командой из двух человек и молодой женщиной, все кубинцы. Она находилась внизу, в каюте. Он закончил с ней за несколько минут до того, как они увидели огни Билокси. Теперь он полностью погрузился в работу, молча проверял свой плот и паковал сумку. Члены команды в страхе притаились на палубе и старались держаться от него подальше. Ровно в девять они спустили плот на воду. Он кинул в него сумку и отчалил. Когда он растворился в темноте, они услышали рокот подвесного мотора. Они должны были остаться на якоре до рассвета, а затем взять курс обратно на Гавану. У них были идеальные документы, из которых следовало, что они американцы, на тот случай, если их обнаружат и начнут задавать вопросы. Он осторожно и терпеливо плыл по спокойной воде, избегая световых буев и стараясь держаться вне поля зрения изредка попадавшихся навстречу мелких судов. У него тоже были идеальные документы, а в сумке лежали три пистолета. Прошло много лет с тех пор, когда он убивал дважды в месяц. После того, как распространилась легенда о том, что его застрелили на Кубе, был пятилетний перерыв. Его сила в терпении. Сейчас он в среднем выполнял одно дело в год. А эта маленькая жертва останется незамеченной. Его никто не заподозрит. Это была маленькая работа, но его клиент был непреклонен. Он находился по соседству и деньги предложил хорошие. Вот почему он и плыл сейчас на двухметровом резиновом плоту к берегу и чертовски надеялся, что его старый приятель Люк, находящийся на берегу, будет одет не как фермер, а как рыболов. Это дело будет последним на долгий срок, может быть, навсегда. Денег у него было больше, чем он мог бы истратить или раздарить. И он начал делать мелкие ошибки. Он увидел в отдалении пирс и направился от него в сторону. У него в запасе было ещё тридцать минут. Он плыл вдоль берега, затем направился к нему. За двести метров от берега он заглушил подвесной мотор, снял его с веревочных петель и опустил в воду. Он лег ничком и, подгребая пластиковым веслом, когда было нужно, мягко направлял плот к темному пятну позади ряда дешевых кирпичных строений в десяти метрах от берега. Он остановился на полуметровой глубине и маленьким перочинным ножом прорезал в плоту две дыры. Плот затонул. Берег был пустынным. Люк стоял один на краю пирса. Было ровно одиннадцать, он был на месте, и у него была удочка с катушкой. На нем была белая кепка, козырек которой медленно двигался вперед-назад, когда он просматривал поверхность в поисках плота. Он посмотрел на часы. Внезапно перед ним оказался какой-то человек, появившийся, как ангел, ниоткуда. - Люк? - спросил он. Это был не пароль. Люк вздрогнул. Возле его ног, в коробке со снастями, лежал пистолет, но сейчас его невозможно было достать. - Сэм? - спросил он. Может быть, он упустил что-нибудь. Может быть. Хамел не смог с плота найти пирс. - Да, Люк, это я. Извини, сбился с курса. Были проблемы с плотом. У Люка отлегло от сердца, и он вздохнул свободнее. - Где автомобиль? - спросил Хамел. Люк быстро взглянул на него. Да, это был Хамел, он смотрел на океан из-под темных очков. Люк кивнул на строение: - Красный <понтиак> рядом с винным магазином. - Далеко ли до Нового Орлеана? - Полчаса, - сказал Люк, сматывая леску. Хамел отступил назад и дважды ударил его у основания шеи. По одному удару каждой рукой. Позвоночник хрустнул, и спинной мозг разорвался. Люк свалился ничком и один раз простонал. Хамел посмотрел, как он умирает, и отыскал в его кармане ключи. Затем он ногами столкнул тело в воду. Эдвин Снеллер, или кем бы он ни был, не открыл дверь. Вместо того он осторожно подсунул под неё ключ. Хамел поднял его и открыл дверь соседней комнаты. Он вошел и быстро направился к кровати, где положил сумку, а затем к окну, шторы на котором были открыты и вдалеке виднелась река. Он прикрыл шторы и изучил огни Французского квартала внизу. Он подошел к телефону и набрал номер Снеллера. - Расскажи мне о ней, - мягко сказал Хамел в трубку. - В портфеле две фотографии. Хамел открыл его и достал фото. - Они у меня. - Они пронумерованы, номер один и номер два. Одну мы взяли из ежегодного университетского альбома. Этой около года, и она самая свежая из тех, что мы имеем. Увеличенный оттиск маленького снимка, так что на нем пропали многие детали. Второму снимку два года. Мы взяли его из ежегодного альбома в Аризоне. Хамел держал оба снимка. - Красивая женщина. - Да. Довольно красивая. Однако этих прекрасных волос больше нет. Вечером в четверг она расплатилась за номер в отеле кредитной карточкой. Мы упустили её только в пятницу утром. На полу мы нашли длинные пряди волос и маленький образец вещества, которое, как мы теперь знаем, является черной краской для волос. Очень черной. - Жаль. - Мы её не видели с вечера среды. Она оказалась неуловимой: кредитная карточка за комнату в среду, кредитная карточка за комнату в четверг, затем ничего до прошлой ночи. Она сняла со своего счета пять тысяч наличными днем в пятницу, так что сейчас след уже остывает. - Может быть, она уехала. - Может быть, но не думаю. Кто-то был в её квартире прошлой ночью. Мы поставили сигнализацию, но опоздали на две минуты. - Тяжелы на подъем, а? - Это большой город. Мы устроили засады в аэропорту и на вокзале и ведем наблюдение за домом её матери в Айдахо. Ничего. Я думаю, что она ещё здесь. - Где она может находиться? - Передвигается с места на место, меняет отели, пользуется телефонами-автоматами, держится вдали от обычных мест. Полиция Нового Орлеана ищет её. Они говорили с ней в среду, после взрыва, а затем потеряли её. Мы её ищем, они её ищут, она подвернется. - Что произошло с бомбой? - Очень просто. Она не села в машину. - Кто сделал бомбу? Снеллер заколебался: - Я не могу сказать. Хамел слегка улыбнулся, вынимая из портфеля несколько карт города: - Расскажи мне о картах. - О, там всего несколько мест, заслуживающих интереса. Ее дом, его дом, юридический колледж, отели, в которых она была, место установки бомбы, несколько маленьких баров, в которые она любила заходить как студентка. - Она до сих пор в Квартале. - Она умна. Здесь миллион мест, где можно спрятаться. Хамел взял более свежую фотографию и положил её на вторую кровать. Ему нравилось это лицо. Даже с короткими черными волосами оно бы выглядело интригующе. Он мог её убить, но это было бы неприятно. - Жаль, правда? - сказал он, сказал почти себе. - Да. Жаль. Глава 21 Когда Гэвин Верхик прибыл в Новый Орлеан, он был уставшим пожилым человеком, а после двух ночей беготни по барам он совершенно ослабел и выдохся. В первый бар он зашел сразу после похорон, просидел там с юнцами семь часов, потягивая пиво и ведя бесконечные разговоры о гражданских правонарушениях, контрактах, фирмах с Уолл-Стрит и о других вещах, которые он презирал. Он знал, что не должен говорить, что является агентом ФБР. Он не был агентом. У него не было жетона. В субботу ночью он прочесал пять или шесть баров. Тьюлан снова проиграл, и после игры бары наполнились шумными фанатами. Дело стало безнадежным, и в полночь он направился домой. Он крепко спал, не сняв туфель, когда зазвонил телефон. Он ринулся к нему: - Алло! Алло! - Гэвин? - спросила она. - Дарби! Это ты? - Кто же еще? - Почему же ты до сих пор не позвонила? - Пожалуйста, не задавай дурацких вопросов. Я звоню из телефона-автомата, и мне не до шуток. - Брось, Дарби. Клянусь, ты можешь мне доверять. Ну, что будем делать? - Он посмотрел на часы и начал развязывать шнурки туфель. - Объясни мне, Дарби. Что дальше? Сколько ты ещё рассчитываешь прятаться в Новом Орлеане? - Откуда ты знаешь, что я в Новом Орлеане? Он секунду помолчал. - Я в Новом Орлеане, - сказала она. - И, как я полагаю, ты хочешь, чтобы я с тобой встретилась и тесно подружилась, затем прекратила эти прятки, как ты говоришь, и позволила бы твоим парням защитить меня на веки вечные. - Верно. Если ты так не сделаешь, то будешь мертва. Это вопрос нескольких дней. - Давай перейдем к делу, если ты не против. - Давай. Ты ведешь игру и сама не представляешь, что делаешь. - Кто меня преследует, Гэвин? - Это могут быть разные люди. - Кто они такие? - Я не знаю. - Теперь ты ведешь игру, Гэвин. Как я могу тебе доверять, если ты не хочешь мне говорить? - Хорошо. Я думаю, можно сказать, что твоя история ударила кое-кого по самому больному месту. Ты попала в самую точку, и кто-то, кому не следовало знать об этом деле, узнал о нем. Вот почему Томас мертв. И они тебя немедленно убьют, как только найдут. - Нам известно, кто убил Розенберга и Дженсена, так, Гэвин? - Думаю, что да. - Почему же тогда ФБР ничего не предпринимает? - Это дело стараются покрыть туманом, и мы можем оказаться в самой середине. - Благодарю тебя за то, что ты мне это сказал. Благодарю. - Я могу потерять работу. - О чем мы говорим, Гэвин? Кто и что старается покрыть туманом? - Я не совсем понимаю, что происходит. Мы были s очень заинтересованы в расследовании этого дела до тех пор, пока из Белого дома не оказали сильного давления. Сейчас мы все прекратили. - Это мне понятно. Почему они думают, что если они меня убьют, то все останется тихо? - На этот вопрос я не могу ответить. Может быть, они думают, что тебе известно больше. - Можно тебе кое-что сказать? Несколько мгновений спустя после взрыва бомбы, когда Томас находился в горящей машине, а я была в полубессознательном состоянии, какой-то полицейский по имени Руперт отвел меня к своей машине и посадил в нее. Другой, в ковбойских ботинках и джинсах, начал задавать мне вопросы. Меня мутило, и я была в шоке. Они, Руперт и его друг-ковбой, пропали и больше не появились. Они не были копами, Гэвин. Они наблюдали, как взорвется бомба, и перешли к плану Б, потому что я не попала в машину. Я этого не осознавала, но, вероятно, только пара минут отделяла меня от того, чтобы получить пулю в голову. Верхик слушал с закрытыми глазами. - Что с ними произошло? - Не могу сказать точно. Я думаю, они испугались настоящих полицейских, когда те появились на месте. Они испарились. Я была в их машине, Гэвин. Они держали меня в руках. - Тебе надо кончать с этим, Дарби. Послушай меня. - Ты помнишь наш разговор утром в четверг, когда я вдруг увидела лицо, которое казалось мне знакомым и которое я тебе описала? - Конечно. - Это лицо было вчера на траурной церемонии, вместе со своими друзьями. - А ты где была? - Я наблюдала. Он вошел на несколько минут позже всех, пробыл внутри десять минут, затем выскользнул и встретился с Коротышкой. - С Коротышкой? - Да, с одним из этой банды. Коротышка, Руперт, Ковбой и Худой. Классные типы. Я уверена, что есть и другие, но я с ними ещё не встречалась. - Следующая встреча будет последней, Дарби. Тебе осталось прожить около сорока восьми часов. - Посмотрим. Сколько ты ещё будешь в городе? - Несколько дней. Я планировал остаться до тех пор, пока не найду тебя. - Вот она я. Может быть, я позвоню тебе завтра. Верхик учащенно дышал: - О'кей, Дарби. Как скажешь. Только будь осторожна. Она повесила трубку. Он швырнул телефон поперек комнаты и выругался. Двумя кварталами в стороне и пятнадцатью этажами выше находился Хамел. Он, не отрываясь, смотрел в телевизор и что-то быстро бубнил себе под нос. Шел фильм о людях в большом городе. Они говорили по-английски, на его третьем языке, и он повторял каждое слово, стараясь воспроизвести типичное американское произношение. Он занимался этим четыре часа. Он впитал в себя английский язык, когда скрывался в Белфасте, и на протяжении двадцати лет просмотрел тысячи американских картин. Его любимым фильмом был <Три дня Кондора>. Он просмотрел его четыре раза, прежде чем понял, кто кого убивает и зачем. Он бы мог убить Редфорда. Он громко повторял каждое слово. Ему сказали, что его английский сойдет для американца, но одна промашка, одна крохотная ошибка, и эта женщина уйдет. <Вольво> находился на паркинге за полтора квартала от владельца, который платил сотню долларов в месяц за место и за то, что, как он думал, было безопасностью. Они осторожно прошли через ворота, которые, как считалось, должны были быть заперты. Это была модель 1986 GL без системы сигнализации, и за несколько секунд дверца водителя была открыта. Один из двоих сел на багажник и закурил. Было воскресенье, почти четыре часа утра. Второй открыл маленький наборчик с инструментами, который был у него в кармане, и приступил к работе над автомобильным телефоном, из-за которого Грентэм в свое время влез в долги. Верхнего света в салоне было достаточно, и он работал быстро. Работа была легкая. Открыв трубку, он установил в нужное место крошечный передатчик и приклеил его. Минутой позже он выскользнул из машины и присел на корточки у заднего бампера. Тот, что с сигаретой, подал ему маленький черный куб, который он приткнул к решетке под автомобилем, позади бензобака. Это был передатчик с магнитными присосками. Он будет посылать сигналы в течение шести дней, до тех пор, пока не разрядится и его потребуется заменить. Они ушли меньше чем через семь минут. В понедельник, как только определят, что он входит в здание <Пост> на Пятнадцатой улице, они войдут к нему в квартиру и поставят на его телефон жучок. Глава 22 Ее вторая ночь в ночлежке с завтраком была лучше, чем первая. Она спала до позднего утра. Может быть, теперь она к этому привыкла. Она пристально смотрела на шторы на крошечном окне и начинала осознавать, что кошмаров не было; не было никаких движений в темноте, не появлялось никаких грозящих ей пистолетов и ножей. Был тяжелый и глубокий сон, и она долго изучала шторы, прежде чем её мозг пробудился от него. Она попыталась заставить себя думать логически. Это ухе был её четвертый день в образе пеликана, и, чтобы увидеть пятый, она должна была думать, как изощренный убийца. Это был день номер четыре всей её оставшейся жизни. Она должна была бы быть мертва. Но после того, как её глаза открылись и она с уверенностью осознала, что цела и жива, и что двери не пищат и полы не скрипят, и что в стенном шкафу нет никакого притаившегося бандита, её первая мысль была о Томасе. Шок от его смерти постепенно проходил, и она обнаружила, что ей легче удается отогнать от себя воспоминания о взрыве и ревущем пламени. Она знала, что его разорвало на мелкие кусочки, и он умер мгновенно. Она знала, что он не мучился. Поэтому она думала о другом, о том, что она чувствовала, когда он находился рядом, о его шепоте и хихиканье, когда они были в постели и секс был позади, а ему хотелось обниматься. Ему нравилось обниматься, и ему хотелось играться, и целоваться, и ласкаться после того, как они отзанимались любовью. И хихикать. Он любил её бешено, влюбился без памяти, и в первый раз в жизни мог вести себя с женщиной глупо. Много раз посреди его лекций она вспоминала его воркованье и хихиканье и прикусывала себе губу, чтобы не рассмеяться. Она его тоже любила. И его смерть нанесла ей сильную рану. Она хотела бы неделю оставаться в постели и плакать. На следующий день после похорон её отца психиатр объяснил ей, что душе необходим короткий, очень тяжелый период горя и печали, и тогда она переходит в следующую фазу. Но до тех пор, пока Дарби сможет жить дальше, её душа должна болеть, она должна безудержно страдать. Дарби последовала этому совету и безвольно отдавалась горю две недели, потом устала от этого и перешла к следующей стадии. Это сработало. Но с Томасом это не работало. Она не могла рыдать и расшвыривать вещи куда попало. Руперт, Худой и все остальные из этой компании лишили её возможности нормально скорбеть. После нескольких минут воспоминаний о Томасе она подумала о них. Что они сегодня будут делать? Куда она сможет пойти, не боясь быть замеченной? Должна ли она найти другую комнату после двух ночей, проведенных в этом месте? Да, она так и сделает. После того, как стемнеет. Она позвонит и закажет комнату в ещё одной крохотной гостинице, где сдают комнаты с питанием. Где они остановились? Патрулируют ли они улицы, надеясь просто на неё натолкнуться? Знают ли они, где она сейчас находится? Нет. Она была бы мертва. Знают ли они, что она теперь блондинка? Мысль о волосах заставила её подняться с постели. Она подошла к зеркалу над письменным столом и посмотрела на себя. Волосы стали ещё короче и были очень белыми. Неплохая работа. Прошлой ночью она трудилась над ними три часа. Если бы она прожила ещё два дня, она бы их ещё подрезала и перекрасила в черный цвет. Если бы она прожила ещё неделю, она могла бы стать лысой. Она внезапно почувствовала острый приступ голода и секунду думала о пище. Она не ела, и это необходимо исправить. Было почти десять. Странно, но по утрам в воскресенье завтраков в гостинице не было. Она могла бы рискнуть, поискать еды и воскресный выпуск <Пост> и увидеть, могут ли они засечь её сейчас, когда он была ослепительной блондинкой. Она быстро приняла душ, а волосы отняли не более минуты. Никакого макияжа. Она надела новую пару армейских брюк, новую куртку-ветровку и была готова к сражению. Глаза были закрыты авиационными очками. Хотя в каждой гостинице было несколько выходов, за четыре дня она ни разу не вышла через переднюю дверь. Она прокралась сквозь темную кухню, отперла заднюю дверь и шагнула на аллею, расположенную позади этой крошечной гостиницы. Было довольно холодно для того, чтобы выходить в ветровке, не вызывая подозрений. Глупо, подумала она. Во Французском квартале она могла бы носить шкуру белого медведя и выглядеть вполне естественно. Она быстро пошла по аллее, глубоко засунув руки в карманы армейских штанов и поглядывая по сторонам из-под очков. Он её увидел, когда она ступила на тротуар рядом с Бургунди-стрит. Волосы под кепкой были другими, но рост по-прежнему оставался сто семьдесят, и с этим ничего нельзя было поделать. Ноги по-прежнему были длинны, и она шла своей типичной походкой. После этих четырех дней он мог выделить её из толпы, не гая-дя на волосы и лицо. Ковбойские ботинки - из змеиной кожи с заостренными носами - ступили на тротуар и направились за ней. Она оказалась умной девочкой: поворачивала за каждый угол, каждый квартал переходила на другую улицу, шла энергично, но не слишком быстро. Он прикинул, что она направляется к Джексон-сквер, где по воскресеньям толпился народ и где она надеялась раствориться в толчее. Она могла бы прогуливаться в толпе туристов и местной публики, перекусить, побыть на солнце, купить газету. Дарби на ходу беззаботно закурила сигарету и начала выпускать дым. Она не могла его вдыхать. Три дня назад она пыталась, и у неё стала кружиться голова. Что за противная привычка. Как было бы смешно, если бы она прошла сквозь все это, чтобы потом умереть от рака легких. Боже, дай ей умереть от рака. Он сидел за столом в переполненном кафе на углу Сант Питер и Шартре и, когда она его увидела, находился на расстоянии меньше трех метров. Долей секунды позже он её увидел, и, наверное, все бы сошло, если бы она на мгновение не запнулась и не сглотнула комок в горле. Он её увидел и, вероятно, только подозрительно посмотрел бы на нее, но её легкое замешательство и смятенный взгляд выдали её. Она продолжала идти, но немного быстрее. Это был Коротышка. В тот момент, когда она переводила с него взгляд, он уже был на ногах и лавировал между столиками. Стоя, он выглядел совершенно круглым, мускулистым, но подвижным. На секунду она его потеряла из виду на Шартре, в тот момент, когда подныривала под арки собора Сант Луис. Церковь была открыта, и она подумала, что, может быть, стоит забежать внутрь и церковь может стать убежищем, в котором он её не убьет. Нет, он её убьет там, или на улице, или в толпе. Везде, где догонит. Теперь он был сзади, и Дарби нужно было узнать, как быстро он приближается. Шел ли он просто быстрым шагом и пытался сделать вид, что ничего не происходит? Или же он бежал трусцой? Или быстро продвигался по тротуару, готовясь сделать стремительный бросок, как только она попадет в поле его зрения? Она продолжала движение. Она круто свернула на Сант Энн, пересекла улицу и была уже почти на Рояль, когда бросила быстрый взгляд назад. Он приближался. Он был на другой стороне улицы, но расстояние между ними быстро сокращалось. Нервный взгляд через плечо позволил накрыть её. Это было полное разоблачение и облегчило ему задачу. На Бурбон-стрит, решила она. Через четыре часа мяч будет введен в игру, и болельщики <Сэйнтс> гудели и праздновали перед игрой во всю силу, потому что после игры праздновать будет нечего. Она свернула на Рояль, сорвалась на бег, пробежала несколько метров и перешла на быстрый шаг. Он свернул на Рояль и пошел рысью. Каждую секунду он мог перейти на бег. Дарби приближалась к середине улицы, где болталась, убивая время, группа футбольных фанатов. Она свернула влево на Дьюмэйн и побежала. Впереди был Бурбон, и повсюду были люди. Сейчас она его уже слышала. Оглядываться больше не имело смысла. Он бежал сзади, сокращая расстояние. Когда она свернула на Бурбон, мистер Коротышка был позади неё на расстоянии пятнадцати метров и гонка закончилась. Она увидела своих ангелов в тот момент, когда они шумно вываливались из бара. Три крупных, слегка тяжеловатых молодых парня в диком сочетании черно-золотых одежек <Сэйнтс> ступили на середину улицы как раз в тот момент, когда Дарби подбежала. - Помогите! - дико и пронзительно закричала она и показала на Коротышку. - Помогите мне! Этот человек преследует меня! Он пытается меня изнасиловать! Ого, черт возьми! Секс на улицах Нового Орлеана - не такая уж и необычная вещь, но черт бы их побрал, если кто-нибудь обесчестит эту девчонку. - Пожалуйста, помогите мне! - жалобно кричала она. Внезапно улица притихла. Все, включая Коротышку, застыли на месте. Он сделал шаг, затем другой и бросился вперед. Трое <Сэйнтс> шагнули к нему, согнув в локтях руки и сверкая глазами. Все произошло за несколько секунд. Коротышка использовал сразу обе руки: правой в горло первого и сноровистый удар в челюсть второго. Они взвизгнули и упали ничком. Номер три не собирался бежать. Два его приятеля были биты, и это его расстроило. Коротышка разделался бы с ним в два счета, но номер один свалился Коротышке на правую ногу и его отбросило назад. Пока он выдергивал ногу, мистер Свиная Отбивная из Тибодо, Луизиана, номер три, ударил его ногой в промежность, и Коротышка ушел в историю. Когда Дарби нырнула обратно в толпу, она слышала, как он кричит от боли. Пока он падал, мистер Отбивная ударил его ногой под ребра. Номер два, с кровью, залившей все лицо и с дико выпученными глазами, кинулся на Коротышку, и бойня началась. Он скрючился, обхватив руками свои сильно поврежденные органы, а они безжалостно били его ногами и поливали ругательствами, пока кто-то не крикнул: <Копы!>, и это спасло ему жизнь. Мистер Свиная Отбивная и номер два помогли номеру один встать на ноги, и <Сэйнтс> скрылись из виду, спускаясь в погребок. Коротышке удалось подняться, и он поковылял прочь, как собака, сбитая трейлером и ещё живая, но которая неминуемо подохнет дома. Она спряталась в темном углу пивного бара на Дека-тур и пила кофе, а потом пиво, кофе, а потом пиво. У неё дрожали руки и выворачивало желудок. Очень вкусно пахло, но она не могла есть. За три часа она выпила три пива, а затем заказала тарелку вареных креветок и переключилась на простую родниковую воду. Алкоголь подействовал на неё успокаивающе, а креветки хорошо улеглись в желудке. Здесь она в безопасности, подумалось ей, так почему бы не посмотреть игру и не остаться здесь, возможно, до закрытия. К началу игры паб был набит до отказа. Они наблюдали за игрой по большому телевизору, укрепленному над стойкой бара, пили и пьянели при этом. Теперь она была болельщиком <Сэйнтс>. Она надеялась, что с тремя её приятелями все обошлось и что они наслаждались игрой. Толпа орала и проклинала <Редскинз>. Дарби оставалась в своем маленьком уголке ещё долго после того, как игра закончилась, а затем скользнула в темноту. В определенной точке четвертого квартала, после того, как <Сэйнтс> продули с четырьмя полевыми голами, Эдвин Снеллер повесил трубку и выключил телевизор. Он закинул ногу за ногу, затем повернулся к телефону и набрал номер Хамела, который жил через стенку. - Послушай мой английский, - сказал наемный убийца. - Скажи, если заметишь акцент. - Хорошо. Она здесь, - сказал Снеллер. - Один из наших людей видел её сегодня утром на Джексон-сквер. Он шел за ней три квартала, а затем потерял её. - Как он её потерял? - Это не имеет значения, не так ли? Она ушла, но находится здесь. У неё сейчас очень короткие волосы, почти белые. - Белые? Снеллер ненавидел повторять одно и то же, особенно этому ублюдку-азиату. - Он сказал, что она не блондинка, но с белыми волосами, и что на ней были армейские зеленые брюки и коричневая ветровка. Каким-то образом она его узнала и улизнула. - Как она могла его узнать? Она видела его раньше? Идиотские вопросы. Трудно было поверить, что его считали суперменом. - Я не могу на это ответить. - Как мой английский? - Отлично. Под твоей дверью лежит маленькая карточка. Нужно, чтобы ты на неё посмотрел. Хамел положил трубку на подушку и подошел к двери. Затем спросил: - Кто это такой? - Его зовут Верхик. Датчанин по происхождению, но американец. Работает на ФБР в Вашингтоне. Очевидно, они с Каллаханом были друзьями. Они вместе окончили юридический колледж в Джорджтауне, а на вчерашних похоронах ему доверили стоять у гроба. Прошлой ночью он сшивался в баре недалеко от кампуса и спрашивал о девчонке. Через два часа один из наших людей, работая под агента ФБР, был в этом же самом баре и разговаривал с барменом, который оказался студентом юридического колледжа. Студент знал её. Они посмотрели футбол, немного поговорили, а затем мальчишка показал эту карточку. Посмотри на обороте. Он остановился в номере 1909, в <Хилтоне>. - Это в пяти минутах хо%C4ьбы. - Карты были разложены на кровати. - Да. Мы несколько раз позвонили в Вашингтон. Он не агент, а только юрист. Он знал Каллахана, и, может быть, он знал девчонку. Совершенно очевидно, что он пытается её найти. - Она бы стала с ним говорить, не так ли? - Вероятно. - Как мой английский? - Отлично. Хамел подождал час и вышел из отеля. В пиджаке и галстуке он выглядел как обычный прохожий, прогуливающийся в сумерках по Каналу по направлению к реке. Он нес большую спортивную сумку, курил сигарету и спустя пять минут вошел в холл <Хилтона>. Он прошел сквозь толпу болельщиков, возвращающихся с игры с <Доум>. Лифт остановился на двадцатом этаже, и он спустился на один пролет вниз. На стук в дверь из номера 1909 никто не отвечал. Если бы открылась дверь, запертая на цепочку, то он извинился бы и объяснил, что ошибся номером. Если бы дверь открылась без цепочки и появилось лицо, то он резко ударил бы ногой и вошел внутрь. Но она не открылась. Его новый приятель Верхик, должно быть, сидел где-нибудь в баре, раздавая карточки и умоляя детей поговорить с ним о Дарби Шоу. Идиот. Он ещё раз постучал, и, не дождавшись ответа, просунул пятнадцатисантиметровую пластиковую линейку между дверью и рамой и работал ею до тех пор, пока не щелкнул язычок. Замки не представляли для Хамела никаких проблем. Он мог открыть без ключа запертый автомобиль и завести двигатель меньше чем за тридцать секунд. Войдя внутрь, он запер за собой дверь и положил сумку на кровать. Достал из кармана перчатки и, как хирург, плотно натянул их на руки. На стол положил пистолет 22-го калибра и глушитель. С телефоном он справился быстро. Он включил магнитофон в разъем под кроватью, где он неделями мог бы находиться, никем не замеченный. Затем позвонил в автоответчик погоды, чтобы проверить магнитофон. Отлично. Его новый приятель Верхик был неряхой. Большая часть одежды в комнате была грязной и просто откинута по направлению к чемодану, стоящему на столе. Он его не распаковал. В стенном шкафу висел дешевый дорожный чехол для одежды с одной-единственной рубашкой. Хамел убрал все следы и уселся в дверном шкафу. Он был терпеливым человеком и мог ждать часами. В руках он держал пистолет 22-го калибра на тот случай, если этот клоун полезет в шкаф и его придется убить пулей. Если нет, он только послушает. Глава 23 В воскресенье Гэвин прекратил ходить в бары. Этот путь вел в никуда. Она позвонила ему, а в барах не показывалась. Так какого черта! Он слишком много пил и ел, и Новый Орлеан ему опротивел. У него уже был билет, заказанный на понедельник, на день, и если она ему не позвонит, то он прекратит эту игру в детектива. Он её не мог найти, и это была его ошибка. Водители такси терялись в этом городе: В полдень Войлс будет на него орать. Он сделал все, что мог. Он растянулся на кровати в одних спортивных трусах, листая журнал и не обращая внимания на телевизор. Было почти одиннадцать. Он будет ждать её звонка до двенадцати, а затем попробует уснуть. Телефон зазвонил ровно в одиннадцать. Он нажал кнопку дистанционного управления телевизором и выключил его. - Алло. Это была она: - Это я, Гэвин. - Значит, ты жива. - Едва. Он сел на край кровати. - Что произошло? - Они засекли меня сегодня, и один из их бандитов, мой друг Коротышка, гнался за мной через Квартал. Ты с Коротышкой не встречался, но он тебя видел. Он тот человек, который наблюдал, как ты и все остальные входили в часовню. - Но тебе удалось уйти. - Да. Маленькое чудо, и мне удалось уйти. - Что произошло с Коротышкой? - Он смертельно ранен. Скорее всего, он лежит где-нибудь в постели, с пакетиком льда в трусах. Он находился от меня всего в нескольких шагах, когда ввязался в драку с теми ребятами, которые оказались ему не по зубам. Я до смерти испугана, Гэвин. - Он проследил тебя от какого-нибудь места? - Нет. Мы случайно встретились на улице. Верхик помолчал. Ее голос дрожал, она начинала терять самообладание. - Послушай, Дарби. У меня билет на завтра, на день. У меня есть работа, и мой босс рассчитывает увидеть меня в офисе. Так что я не могу болтаться по Новому Орлеану ещё месяц, надеясь, что тебя не убьют и что чувство здравого смысла возьмет у тебя верх и ты станешь мне доверять. Я улетаю завтра и считаю, что тебе следует улететь вместе со мной. - Улететь куда? - В Вашингтон. Ко мне домой. В какое-нибудь место, подальше от того, где ты сейчас находишься. - И что тогда? - Ну, во-первых, ты останешься в живых. Я буду умолять директора принять меры, и я обещаю, что ты будешь в безопасности. Мы сделаем что-нибудь, черт побери. С этим никто не сможет справиться. - Почему ты считаешь, что мы сможем отсюда улететь? - Потому что с нами будут три агента ФБР. Потому что я не полная задница. Послушай, Дарби, скажи мне, где ты сможешь со мной встретиться прямо сейчас, и через пятнадцать минут я буду у тебя с тремя агентами. У этих ребят есть оружие, и они не боятся этого твоего Коротышки с его приятелями. Мы сегодня же ночью заберем тебя из города, и завтра утром ты будешь в Вашингтоне. Я обещаю тебе, что завтра с тобой персонально встретится Ф. Дентон Войлс и мы выпутаемся из этого дела. - Я думала, что ФБР не занимается этим делом. - Не занимается, но может заняться. - Откуда же тогда эти три агента? - У меня есть друзья. Она на мгновение задумалась, а затем её голос внезапно окреп. - Позади твоей гостиницы есть место, которое называется Ривервок. Это район, где сосредоточены магазины, рестораны и: Сегодня днем я провел там два часа. - Хорошо. На втором уровне есть магазин одежды, который называется Френчменс Бенд. - Я видел его. - Я хочу, чтобы ты завтра, ровно в полдень, стоял у входа и ждал в течение пяти минут. - Брось, Дарби. Завтра в полдень тебя не будет в живых. Довольно этих игр в кошки-мышки. - Делай, как я сказала, Гэвин. Мы с тобой никогда не встречались, и я понятия не имею, как ты выглядишь. Надень какую-нибудь черную рубашку или майку и красную бейсбольную кепку. - Откуда у меня такие вещи? - Купи. - Хорошо, хорошо. Я их достану. Ты, наверное, захочешь, чтобы я приставил себе фальшивый нос или сделал ещё что-нибудь в этом роде. Это глупо. - Я не в том настроении, чтобы заниматься глупостями, и, если ты не заткнешься, я повешу трубку. - Это ты рискуешь своей головой. - Пожалуйста, Гэвин! - Извини. Я сделаю все, как ты скажешь. Там очень людное место. - Да. В толпе я чувствую себя безопаснее. Стой перед дверью в течение пяти минут, или около того, и держи в руке свернутую газету. Я буду наблюдать. Через пять минут войди в магазин и пройди в правый задний угол, где находится полка с куртками сафари. Потолкайся там немного, и я тебя найду. - А ты как будешь одета? - Обо мне не беспокойся. - Отлично. А что мы будем делать потом? - Ты и я, и только ты и я, уедем из города. Я не хочу, чтобы кто-либо ещё знал об этом. Ты понял? - Нет, я не понял. Я могу обеспечить безопасность. - Нет, Гэвин. Здесь командую я. Больше никого. Забудь про своих трех агентов. Договорились? - Договорились. Как ты предлагаешь уехать из города? - У меня насчет этого тоже есть планы. - Мне не нравятся все эти твои планы, Дарби. Эти убийцы дышат тебе в затылок, а сейчас ты втягиваешь меня в самое пекло. Это совсем не то, чего я хотел. Гораздо безопаснее сделать так, как предлагаю я. Безопаснее для тебя, безопаснее для меня. - Но ты ведь будешь там в полдень, правда? Он стоял около кровати и говорил с закрытыми глазами. - Да. Я буду там. Надеюсь, что тебе удастся все это сделать. - Какой у тебя рост? - Сто семьдесят семь. - Сколько ты весишь? - Я всегда этого боялся. Я обычно вру, знаешь ли. Восемьдесят, но я планирую сбросить. Я клянусь. - Увидимся завтра, Гэвин. - Надеюсь увидеть тебя, дорогая. Она пропала. Он повесил трубку. - Чертова девка! - проорал он стенам. - Чертова девка! - Несколько раз он прошелся около кровати, потом ушел в ванную, закрыл за собой дверь и включил душ. Он стоял под душем десять минут, все это время обругивая её, потом вышел из него и вытерся. В нем было больше восьмидесяти шести килограммов и в сочетании с его ста семьюдесятью пятью сантиметрами роста это выглядело омерзительно. Больно было на это смотреть. Вот он стоял здесь, готовясь к встрече с этой великолепной женщиной, которая внезапно доверила ему свою жизнь, и, боже мой, каким же он был слюнтяем. Он открыл дверь. В комнате было темно. Темно? Он оставил свет включенным. Какого черта? Он направился к выключателю у платяного шкафа. Первый удар раздробил ему гортань. Это был идеальный удар, который пришел сбоку, откуда-то со стороны стены. Он всхлипнул от боли и опустился на одно колено, и это сделало второй удар совсем простым. Он обрушился на основание его черепа с тяжестью скалы, и Гэвин стал мертв. Хамел щелкнул выключателем и посмотрел на жалкий вид обнаженной фигуры, застывшей на полу. Он был не из тех, кто восхищается своей работой. Он не хотел, чтобы на ковре остались следы, поэтому он приподнял коротенький и толстый труп под руки и уложил его поперек кровати. Быстро работая и не делая ни одного липшего движения. Хамел включил телевизор, поставил полную громкость, расстегнул свою сумку, достал оттуда дешевый пистолет 25-го калибра и приставил его точно к правому виску того, что было Гэвином Верхиком. Он накрыл пистолет и голову двумя подушками и нажал на спуск. Теперь критическая часть: он поднял одну подушку и поместил её под голову, вторую бросил на пол и осторожно согнул пальцы правой руки вокруг рукоятки пистолета, расположив его на расстоянии тридцати сантиметров от головы. Он достал из-под кровати магнитофон, а телефонный штекер включил прямо в розетку. Он нажал кнопку и услышал её голос. Выключил телевизор. Каждое его дело отличалось от других. Однажды в Мехико он выслеживал свою добычу в течение трех недель, а затем поймал в кровати с двумя проститутками. Это была грубая ошибка, и на протяжении всей его карьеры ему всегда помогали многочисленные ошибки, которые совершала противоположная сторона. Этот парень сам по