обирается им говорить, и, возможно, они ничего не выяснят. Что они знают? - Они знают Маттиса. При мысли об этом Троуп выдавил легкую усмешку: - Где находится мистер Маттис? - Кто знает. За последние три года в этой стране его мало видели. У него, по крайней мере, полдюжины домов в стольких же странах, он летает на реактивных самолетах и плавает на кораблях, так что кто знает. Троуп покончил с булочкой и смял обертку. - Это дело приперло его к стенке, верно? - Это отличная работа. Но если бы он сохранял спокойствие, то его можно было бы просто не заметить. Но он пришел в бешенство, начал убивать людей, и чем больше он убивает, тем большее доверие получает дело. Троуп бросил взгляд на часы. Потрачено слишком много времени, но разговор получился полезным. - Войлс сказал, что ему, возможно, понадобится ваша помощь. Букер кивнул: - Договорились. Но это будет очень трудный случай. Во-первых, возможный исполнитель мертв. Во-вторых, возможный посредник неуловим. Была тщательно продуманная конспирация, но конспираторы пропали. Мы попытаемся найти Маттиса. - А девушку? - Да. Мы попытаемся. - Что она думает? - Как остаться в живых. - Вы можете её сюда привезти? - Нет. Мы не знаем, где она находится, и мы не можем хватать ни в чем не повинных граждан посреди улицы. Сейчас она никому не доверяет. Троуп поднялся, держа в руках свой кофе и сумку. - Я не могу её за это винить. Он ушел. Грентэм держал в руках туманную фотографию, переданную ему факсом из Феникса. Она была ученицей предпоследнего года обучения в Аризона Стейт, очень привлекательная двадцатилетняя девушка. В списках значилось, что она специализировалась в биологии. Он позвонил двадцати Шоу в Денвере, прежде чем остановился. Второй факс был от представителя Ассошиэйтед Пресс в Новом Орлеане. Это была копия её снимка как первокурсницы Тьюлана. Волосы были длиннее. Где-то в середине ежегодного альбома агент АП отыскал фото Дарби Шоу, пьющей диетическую колу на пикнике в колледже. На ней были мешковатый свитер и потертые джинсы, которые отлично на ней сидели. Было ясно, что этот снимок положил в альбом какой-то её большой поклонник. Фото выглядело так, как будто было взято из журнала и увидел странную историю о каком-то Гэвине Верхике и его смерти. Телефон зазвонил. Это была Дарби. - Вы видели <Пост>? - спросила она. - Я пишу <Пост>, запомните. У неё не было настроения препираться. - История об адвокате из ФБР, убитом в Новом Орлеане, вы её видели? - Я как раз её читаю. Она что-нибудь говорит вам? - Можно сказать, да. Слушайте внимательно, Грентэм. Каллахан передал дело Верхику, который был его лучшим другом. В пятницу Верхик прилетел в Новый Орлеан на похороны. На протяжении уик-энда я говорила с ним по телефону. Он хотел мне помочь, но я боялась. Мы договорились встретиться вчера в полдень. Верхик был убит у себя в комнате около одиннадцати вечера в воскресенье. Вы все понимаете? - Да, все понятно. - Верхик не показался на нашей встрече. К тому времени, конечно, он был мертв. Я страшно испугалась и покинула город. Сейчас я в Нью-Йорке. - Хорошо, - Грентэм писал с бешеной скоростью. - Кто убил Верхика? - Я не знаю. На этом история далеко не кончается. Я прочитала от корки до корки <Пост> и <Нью-Йорк таймс> и ничего не увидела ещё об одном убийстве в Новом Орлеане. Это произошло с человеком, с которым я разговаривала и думала, что передо мной был Верхик. Это длинная история. - Похоже на это. Когда я смогу услышать эту длинную историю? - Когда вы сможете приехать в Нью-Йорк? - Могу быть там к полудню. - Это рановато. Давайте спланируем это на завтра. Я позвоню вам в это же время завтра и дам инструкции. Вы должны быть осторожны, Грентэм. Он восхищенно смотрел на джинсы и на улыбку на баре. - Грей, хорошо? Не Грентэм. - Как угодно. Того, что я знаю, боятся некоторые очень влиятельные люди. Если я скажу тебе, это может тебя убить. Я видела трупы, понимаешь. Грей? Я слышала взрывы бомб и выстрелы. Вчера я видела человеческие мозги, у меня нет ни малейшего понятия, кто он был такой и почему был убит, за исключением того, что он был знаком с делом о пеликанах. Я доверила ему мою жизнь, и он был убит выстрелом в голову на глазах у пятидесяти человек. Когда я смотрела, как он умирает, ко мне внезапно пришла мысль, что он, возможно, не был моим другом. Сегодня утром я читала газету и поняла, что он, определенно, не был моим другом. - Кто его убил? - Мы поговорим об этом, когда ты сюда приедешь. - Хорошо, Дарби. - Осталось сказать только об одном. Я расскажу тебе все, что знаю, но ты не должен называть мое имя. Я написала уже достаточно, чтобы убили, по крайней мере, трех человек. Но я не хочу больше напрашиваться на неприятности. Я все время должна оставаться анонимной, хорошо, Грей? - Договорились. - Я тебе очень сильно доверяю, и я не совсем понимаю почему. Если я когда-нибудь начну в тебе сомневаться, я исчезну. - Я даю тебе слово, Дарби. Я клянусь. - Думаю, что ты делаешь ошибку. Это не такая работа, как твои обычные расследования. Это дело может тебя убить. - Теми же людьми, которые убили Розенберга и Дженсена? - Да. - Ты знаешь, кто убил Розенберга и Дженсена? - Я знаю, кто платил за убийство. Я знаю его имя. Я знаю его бизнес. Я знаю его политику. - И ты расскажешь мне это завтра? - Если ещё буду жива, - последовала долгая пауза, и каждый из них думал о чем-то своем. - Вероятно, нам следует поговорить немедленно, - сказал он. - Вероятно. Но я позвоню тебе утром. Грентэм повесил трубку и просидел некоторое время, восхищаясь этой красивой студенткой-юристом, изображенной на поблекшей фотографии, убежденной, что должна умереть. Секунду он поддавался искушению поразмышлять о рыцарстве, отваге и спасении. Ей было двадцать с небольшим, ей нравились, судя по снимку Каллахана, мужчины старше её, и, наконец, она доверилась ему, а не кому-либо другому. Он должен был заставить все это сработать. И он должен был её защитить. Автомобильный кортеж медленно двинулся прочь из города. Через час ему надо было произнести речь в Колледж Парке, и, сидя в лимузине без пиджака, он расслабился и читал речь, составленную ему Мабри. Он покачал головой и сделал на полях пометку. В обычный день для приятной поездки за город в симпатичный кампус, чтобы произнести пару слов, эта речь бы сошла, но сейчас она не годилась. Шеф его команды, по установившемуся распорядку, избегал этих поездок. Он очень ценил те моменты, когда Президент уезжал из Белого дома и он сам всем заправлял. Но им нужно было поговорить. - Мне опротивели речи Мабри, - разочарованно сказал Президент. - Все они похожи друг на друга. Клянусь, эту я уже произносил на прошлой неделе в Ротари-клубе. - Он лучший, кто у нас есть, но я продолжаю искать, - сказал Коул, не отрываясь от своего мемо. Он читал речь, и она была не так уж плоха. Но Мабри писал их уже шесть месяцев, идеи потеряли свежесть, да и вообще Коул хотел его уволить. Президент бросил взгляд на меморандум Коула. - Что это? - Сокращенный список. - Кто остался? - Сайлер-Спенс, Ватсон и Кальдерон. - Коул щелчком перелистнул страницу. - Просто здорово, Коул. Женщина, черный и кубинец. Куда делись белые мужчины? Я, кажется, сказал тебе, что мне нужны молодые белые мужчины. Молодые, крепкие, выносливые консервативные судьи с безупречной репутацией, у которых впереди долгая жизнь. Разве я не говорил этого? Коул продолжал читать. - Их надо привести к присяге, шеф. - Мы приведем их к присяге. Я буду жать на них всех, пока они не сломаются, но эти ребята будут приведены к присяге. Ты сознаешь, что каждые девять из десяти белых мужчин в этой стране голосовали за меня? - Восемьдесят четыре процента. - Верно. Что же не в порядке с белыми мужчинами? - Это не просто протекционизм. - Черта с два, если не так. Это протекционизм, самый простой и прямой. Я награждаю своих друзей и наказываю своих врагов. Только так можно выжить в политике. Ты танцуешь с теми, кто тебя приглашает. Не могу поверить, что ты хочешь женщину и черного. Ты размяк, Коул. Коул перевернул ещё одну страницу. Он уже слышал это раньше. - Меня больше заботят перевыборы, - сказал он спокойно. - А меня нет? Я столько раз встречался с азиатами, и испанцами, и женщинами, и черными, что можно подумать, будто бы я демократ. Черт возьми, Флетчер, что случилось с белыми людьми? Посмотри, там должна быть сотня хороших, квалифицированных, консервативных судей, верно? Почему ты не можешь найти двух, только двух, которые бы выглядели и думали так же, как и я? - Вы собрали девяносто процентов голосов кубинцев. Президент швырнул речь на сиденье и взял утренний выпуск <Пост>. - Хорошо, давай начнем с Кальдерона. Сколько ему? - Пятьдесят один. Женат, восемь детей. Католик, происходит из бедной семьи, окончил Йельский университет, очень солидный. Очень консервативен. Никаких изъянов или личных компрометирующих фактов, за исключением того, что двадцать лет назад лечился от алкоголизма. Тогда перестал пить. Сейчас полный трезвенник. - Курил когда-нибудь травку? - Он это отрицает. - Мне он нравится. - Президент читал первую страницу. - Мне тоже. Министерство правосудия и ФБР протряхнуло его белье. Все чисто. Что теперь? Сайлер-Спенс или Ватсон? - Что это за имя, Сайлер-Ватсон? Я имею в виду, что происходит с этими женщинами, которые используют двойные фамилии? Что бы было, если бы её звали Сковински и она бы вышла замуж за парня с фамилией Левандовски? Настаивала бы её маленькая освобожден-на душа на том, чтобы пройти сквозь годы жизни как Ф. Гвендолин Сковински-Левандовски? С меня довольно. Я никогда не назначу женщину с двойной фамилией. - Вы уже назначили одну. - Кого? - Кэй Джоунс-Родди, посла в Бразилию. - Тогда позвони ей домой и скажи, что я её уволил. Коул выдавил легкую ухмылку и положил мемо себе на сиденье. Он смотрел на дорожное движение за окном. Они примут решение по номеру два позднее. Кальдерон уже был в кармане, и он хотел Линду Сайлер-Спенс, так что он будет продолжать проталкивать черного и склонит Президента на сторону женщины. Обычное дело. - Я думаю, нам следует перед их объявлением подождать ещё две недели, - сказал он. - Как угодно, - пробормотал Президент, читая статью на первой странице. Он объявит их тогда, когда будет к этому готов, безотносительно расписания Коула. Он ещё не был убежден в том, что их обоих нужно объявлять вместе. - Судья Ватсон является весьма консервативным черным судьей с репутацией жесткого человека. Его выбор был бы идеальным. - Не знаю, не знаю, - пробормотал Президент в тот момент, когда читал о Гэвине Верхике. Коул уже видел эту статью на второй странице. Верхика нашли мертвым в номере <Хилтона> в Новом Орлеане при странных обстоятельствах. В соответствии с ней, официальные лица ФБР блуждали в потемках и никак не могли объяснить, почему Верхик оказался в Новом Орлеане. Войлс был глубоко опечален. Отличный, лояльный работник и т. д. Президент свернул газету. - Наш друг Грентэм пока молчит? - Он копает. Я думаю, он слышал о деле, но не знает, как к нему подойти. Он всех в городе обзвонил, но не знает, что именно спрашивать. Только дразнит гусей. - Да, вчера я играл с Гмински в гольф, - чопорно сказал Президент. - И он меня заверил, что все находится под контролем. Пока мы сыграли партию с восемнадцатью лунками, у нас состоялась настоящая сердечная беседа. Он ужасный игрок и не может выбраться из песка или воды. Это было забавно, в самом деле. Коул в жизни близко не подходил к клюшкам для гольфа и ненавидел тратить время на разговоры о гандикапе и тому подобном. - Вы думаете, Войлс ведет там на месте расследование? - Нет. Он дал мне слово, что не будет этого делать. Не то чтобы я доверял ему, но Гмински не упоминал Войлса. - Насколько вы доверяете Гмински? - спросил Коул и быстро и неодобрительно посмотрел на Президента. - Нисколько не доверяю. Но, если бы он знал что-нибудь о деле пеликанов, я думаю, что он бы мне сказал: Слова Президента повисли в воздухе. Он знал, что выглядел наивно. Коул недоверчиво хмыкнул. Они пересекли Анакостиа Ривер и очутились в Принс Джоджа Каунти. Президент взял речь и глянул в окно. Прошло две недели после убийств, а рейтинги были ухе выше пятидесяти процентов. У демократов не было видимого кандидата, которого можно было бы поднимать на шит. Он был сильным и становился сильнее. Американцы устали от наркотиков и преступлений, и от шумных меньшинств, которые притягивали к себе внимание, и от либеральных идиотов, толкующих конституцию в пользу преступников и радикалов. Это был его час. Два назначения на должность в Верховном суде одновременно. Это его наследие. Он улыбался себе. Замечательная трагедия. Глава 28 Такси резко остановилось на углу Пятой и Пятьдесят второй, и Грей, поступая точно так, как ему было сказано, быстро расплатился и выпрыгнул из машины, держа в руках сумку. Машина позади них сигналила и подмигивала подфарниками, и он подумал о том, как хорошо снова вернуться в Нью-Йорк Сити. Было почти пять часов вечера, на Пятой густела толпа прохожих, и он подумал, что как раз этого она и хотела. Она указала все очень точно. Возьми билет из Нэйшенл в <Ла Гвардиа>. Поезжай в такси до <Виста Отеля> в Ворлд Трэйд Сентер. Зайди в бар, выпей что-нибудь, может быть, два раза, смотри, чтобы за тобой никого не было, затем возьми такси и езжай на угол Пятой и Пятьдесят второй. Передвигайся быстро, надень темные очки и смотри за всем вокруг, потому что если бы они за тобой следовали, то тебя и меня могли бы убить. Она заставила его все это записать. Это было немного глупо, небольшой перегиб, но у неё был такой голос, что он не мог спорить. Не хотел, на самом деле. Ей повезло, что она осталась в живых, сказала она, и ей не хотелось больше испытывать судьбу. И если он хочет с ней поговорить, то должен делать точно то, что она сказала. Он это записал. Он справился с толпой и пошел, как можно быстрее, вверх по Пятой к Пятьдесят девятой, к отелю <Плаза>, вверх по ступенькам, затем через холл на первом этаже, затем вышел на Сентрал Парк Сауз. За ним никто не шел. И если она была осторожна, то за ней тоже никто не следил. Около Сентрал Парк Сауз тротуар был забит людьми, и по мере того, как он приближался к Шестой авеню, он пошел даже быстрее. Он был взвинчен и независимо от того, насколько старался сохранять самообладание, был ужасно возбужден предстоящей встречей с ней. Когда она говорила по телефону, то была сдержанной и методичной, однако в ней чувствовалась тень страха и сомнения. Она была студенткой-юристом, сказала она, и сама не знала, что делает, и, возможно, через неделю, если не раньше, она будет мертва, но все равно, в эту игру нужно было играть именно так. Всегда предполагай, что за тобой следят, сказала она. Она сама прожила семь дней, когда за ней следили ищейки, и выжила, так что делай, как она говорит. Она сказала, что на углу Шестой нужно поднырнуть под арку Сант Мориц, он так и сделал. Она заказала ему комнату на имя Уоррена Кларка. Он заплатил за комнату наличными и поднялся на лифте на девятый этаж. Он должен был ждать, сказала она. Просто сидеть и ждать. Он стоял у окна около часа и смотрел, как темнота сгущается над Сентрал Парк. Зазвонил телефон. - Мистер Кларк? - спросил женский голос. - О, да. - Это я. Ты прибыл один? - Да. Где ты находишься? - Шесть этажей наверх. Езжай в лифте на восемнадцатый, затем спустись пешком на пятнадцатый. Комната 1520. - Хорошо. Сейчас? - Да. Я жду. Он снова почистил зубы, проверил прическу и спустя десять минут стоял перед комнатой 1520. Он чувствовал себя как студент-первокурсник на своем первом свидании. Такой дрожи у него не было с тех пор, как он в школе играл в футбол. Но ведь он был Греем Грентэмом из <Пост>, и это была уже другая история, и в этом смысле она была другой женщиной, так что держи себя в узде, приятель. Он постучал и стал ждать. - Кто там? - Грентэм, - сказал он двери. Задвижка щелкнула, и она медленно открыла дверь. Волос не было, но она снова улыбалась, девушка с журнальной обложки. Она крепко пожала ему руку: - Входи. Она закрыла за ним дверь и заперла её на задвижку. - Хочешь выпить? - спросила она. - Конечно, а что у тебя есть? - Вода, со льдом. - Замечательно. Она прошла в маленькую гостиную, где работал телевизор, но звук был выключен. - Входи сюда, - сказала она. Он поставил сумку на стол и сел на диван. Она стояла у бара, и секунду он с восхищением смотрел на её джинсы. Туфель не было. Очень большой тонкий свитер с воротничком на одну сторону, где проглядывала бретелька от лифчика. Она протянула ему воду и села в кресло около двери. - Спасибо, - сказал он. - Ты ел? - спросила она. - Ты мне не говорила. Она хихикнула: - Прости меня. У меня было множество забот. Давай позвоним в обслуживание. Он кивнул и улыбнулся ей. - Конечно. Мне пойдет все, что ты любишь. - Я бы очень хотела жирный чизбургер с картошкой фри и холодным пивом. - Отлично. Она сняла трубку и заказала еду. Грентэм посмотрел в окно и увидел огни, проблескивающие вдоль Пятой авеню. - Мне двадцать четыре. А тебе сколько? - Теперь она сидела на диване, потягивая воду со льдом. Он пересел на стул поближе к ней. - Тридцать восемь. Женат один раз. Разведен семь лет и три месяца назад. Детей нет. Живу один с котом. Почему ты выбрала Сант Мориц? - Были комнаты, и я убедила их, что мне важно заплатить наличными и не предъявлять удостоверений личности. Тебе здесь нравится? - Здесь красиво. Что-то в старинном стиле. - Но это не совсем отпуск. - Здесь красиво. Как ты думаешь, сколько нам тут придется пробыть? Она пристально его разглядывала. Шесть лет назад он опубликовал книгу о скандалах наверху, и, зная, что она не продается, она отыскала один экземпляр в общественной библиотеке в Новом Орлеане. Он выглядел на шесть лет старше, чем на фото, покрывшемся слоем пыли, но он старел красиво, с легкой сединой волос над висками. - Я не знаю, на сколько мы тут останемся, - сказала она. - Мои планы могут поменяться за одну минуту. Я могу увидеть на улице чье-то лицо и улететь в Новую Зеландию. - Когда ты уехала из Нового Орлеана? - Ночью в понедельник. Взяла такси, чтобы доехать до Батон-Ружа, и это легко можно было бы проследить. Я улетела в Чикаго, где купила билеты в четыре разных города, включая Бойс, где живет моя мать. В последний момент я впрыгнула в самолет в <Ла Гвардиа>. Я не думаю, что за мной кто-нибудь следил. - Ты в безопасности? - Может быть, в данный момент. За нами обоими будут охотиться, когда эта история будет опубликована. Предполагаю, она будет опубликована. Грей потряхивал кубиками со льдом в воде и изучал её. - Это зависит от того, что ты мне расскажешь. И это зависит от того, сколько из этого можно проверить из других источников. - Проверка лежит на тебе. Я расскажу тебе то, что знаю, и с этого момента ты предоставлен самому себе. - Хорошо, когда мы начнем? - После ужина. Я. предпочла бы беседовать на полный желудок. Ты спешишь, не так ли? - Конечно, нет. У меня есть вся ночь и весь день завтра, и следующий день, и следующий. Я хочу сказать, что ты будешь говорить о самой большой истории за двадцать лет, так что я буду сидеть здесь до тех пор, пока ты будешь рассказывать. Дарби улыбнулась и посмотрела в сторону. Ровно неделю назад они с Томасом ждали ужина в баре на Моутон. На нем был черный шелковый блейзер, хлопковая рубашка, красный галстук с мелким рисунком из лепестков и сильно накрахмаленные брюки хаки. Туфли, но без носков. Пуговицы на рубашке были расстегнуты, а у галстука был сильно ослаблен узел. Пока они ждали столика, они говорили о Виргинских островах. Дне благодарения и Гэвине Верхике. Он быстро пил, и это не было необычным. Позднее он напился, и это спасло ей жизнь. За семь дней она прожила год, а сейчас она говорила с живым человеком, который не желал её смерти. Под журнальным столиком она скрестила ноги. То, что он находился в её комнате, не было неприятно. Она расслабилась. Его лицо говорило: <Положись на меня>. А почему бы и нет? На кого ещё она могла положиться? - О чем ты думаешь? - спросил он. - У меня была длинная неделя. Семь дней назад я была обычной студенткой-юристом, которая думала только о том, как справиться с учебой. Посмотри на меня сейчас. Он смотрел на нее. Он старался не терять самообладания и не походить на студента-первокурсника, который с глупым видом таращит глаза, но он смотрел. Волосы были темными и очень короткими, прическа была довольно модная, но ему больше понравился вариант с длинными волосами во вчерашнем факсе. - Расскажи мне о Томасе Каллахане, - сказал он. - Почему? - Не знаю. Он ведь является частью этой истории, не так ли? - Да. Мы перейдем к этому позднее. - Хорошо. Твоя мать живет в Бойсе? - Да, но она ничего не знает. А где твоя мать? - В Шорт Хиллс, Нью-Джерси, - ответил он с улыбкой. Он побалтывал воду с кубиками льда и ждал, что она скажет. Она думала. - Что тебе нравится в Нью-Йорке? - спросила она. - Аэропорт. Самый быстрый способ отсюда уехать. - Мы с Томасом были здесь летом. Тут жарче, чем в Новом Орлеане. Внезапно Грентэм осознал, что она была не просто симпатичной студенткой, а вдовой в трауре. Бедная леди страдала. Ей было не до того, чтобы рассматривать его прическу или одежду. Она чувствовала боль. Черт возьми! - Прости, что я упомянул Томаса, - сказал он. - Я больше не буду о нем спрашивать. Она улыбнулась и ничего не сказала. Послышался громкий стук. Дарби выдернула из-под столика ноги и посмотрела на дверь. Затем она глубоко вздохнула. Это принесли ужин. - Я возьму, - сказал Грей. - Успокойся. Глава 29 На протяжении веков вдоль берегов нынешней Луизианы разворачивалось величественное сражение гигантов природы. Это была битва за территорию. До последнего времени человечество в ней не участвовало. С юга на землю наступал океан, посылая в бой приливы, ветры и наводнения. С севера река Миссисипи доставляла вниз неисчерпаемые запасы пресной воды и отложений и подпитывала непроходимые топи болот почвой, благодаря которой на них пышно произрастали и цвели растения. Соленая вода из Мексиканского залива разъедала берега и выжигала пресноводные болота, убивая травы, которые связывали топи в единое целое. В ответ река собирала влагу на половине континента и приносила почву в самый низ своего течения. Она медленно строила длинную непрерывную цепь дельт, образованных из отложений, каждая из которых в конце концов запирала течение реки и заставляла её вновь изменять курс. Дельты образовали влажные территории с бурной растительностью. Это была эпическая борьба между тем, кто дает, и тем, кто забирает, в которой силы природы находились под строгим контролем. Постоянно питаясь могучей рекой, дельты не только сохраняли свои позиции в борьбе с заливом, но и расширялись. Топи болот представляли собой чудо естественной эволюции. Используя богатые отложения в качестве пищи, они превратились в зеленый рай кипарисов и густых островков камышей и тростника. Вода кишела рыбой, лангустами, креветками, устрицами, раками и аллигаторами. Прибрежная равнина была прибежищем дикой природы. Сотни видов перелетных птиц останавливались здесь на постой. Эти территории с влажным климатом были обширны, богаты, наполнены пышной растительностью и казались беспредельными. Нефть в этих местах открыли в 1930 году, и надругательство над природой началось. Нефтяные компании проложили десятки тысяч километров каналов, чтобы попасть к богатым месторождениям. Они избороздили вдоль и поперек хрупкие дельты сетью глубоких траншей. Они изрезали болота на тонкие полоски. Они бурили скважины, находили нефть, затем, торопясь как маньяки, прокладывали каналы, чтобы добраться до нее. Каналы были идеальными проводниками соленой воды из залива, которая съедала болота. С тех пор, как была найдена нефть, десятки тысяч гектаров заболоченной территории были поглощены океаном. Двадцать тысяч гектаров теряет Луизиана каждый год. Каждые двадцать пять минут ещё один гектар скрывается под водой. В 1979 году одна компания пробурила в Терребон Пэриш глубокую скважину и нашла нефть. Это был обычный день на очередной буровой вышке, но это не была обычная скважина. Там было много нефти. Они снова пробурили скважину на расстоянии четверти километра и снова нашли много нефти. Они отступили на два километра в сторону, пробурили и нашли ещё больше. Пять километров в сторону, и снова огромный запас нефти. Нефтяная компания поставила на скважины заглушки и стала обдумывать ситуацию, которая всегда возникает при обнаружении нового нефтяного района. Компанией владел Виктор Маттис, человек из Лафейетт, который нажил и потерял несколько состояний, добывая нефть в нижней Луизиане. В 1979 он был при деньгах и, что самое важное, имел доступ к деньгам других. Он быстро пришел к убеждению, что только затронул основной резервуар. Он начал скупать земли вокруг законсервированных скважин. Сведения о местонахождении источников на нефтяных разработках представляют собой огромную ценность, их чрезвычайно трудно утаить, и Маттис знал, что если он начнет разбрасывать вокруг слишком много денег, то возникнет бешеная гонка по бурению новых золотых скважин. Человек безграничного терпения и методического планирования, он окинул взглядом карту нефтяных полей и сказал <нет> шальным деньгам. Он решил забрать все. Он собрал своих адвокатов на тайное совещание и выдвинул план методичной скупки окружающих земель под прикрытием неисчислимого множества корпоративных имен. Они создавали новые компании, использовали некоторые из его старых, скупали полностью или частично фирмы-конкуренты и, таким образом, приобретали все новые земли. В этом бизнесе Маттис знал толк, и он знал также, что деньги идут к деньгам. Маттис знал то, что всем известно, и поэтому спокойно выпустил на волю две дюжины юридических лиц под видом землевладельцев Терребон Пэриш. Сработало без сучка и задоринки. План состоял в том, чтобы объединить территорию, затем проложить ещё один канал через злополучные осажденные болота так, чтобы люди и техника смогли добраться до скважин и нефть можно %C2ыло бы качать без спешки. Канал должен был быть пятьдесят километров в длину и в два раза шире остальных. По нему будет большое движение. Поскольку у Маттиса были большие деньги, он был популярен среди политиков и бюрократов. Он искусно играл в их игры. Он подбрасывал деньги туда, куда было необходимо. Ему нравилась политика, но он ненавидел паблисити. У него был параноидальный характер, и он жил в затворничестве. Поскольку приобретение земель шло гладко, Маттис внезапно обнаружил, что у него кончаются деньги. В начале восьмидесятых годов промышленное производство сокращалось и его остальные буровые перестали качать нефть. Ему нужно было много денег, и ему нужны были такие партнеры, которые знают в этом бизнесе толк и держат язык за зубами. Поэтому он улетел за океан и нашел нескольких арабов, которые изучили его карты и согласились с его оценкой гигантских запасов сырой нефти и естественного газа. Они выкупили часть дела, и у Маттиса снова были большие деньги. Он продолжал подмазывать кого нужно и получил официальное разрешение на проведение канала сквозь нежные и ранимые заросли кипарисов и чащи камыша и тростника. Все шло одно к одному, и Маттис уже чувствовал запах миллиардов долларов. Вероятно, двух или трех. Затем произошла странная вещь. Был подан судебный иск на прекращение строительства канала и бурение скважин. Истцом оказалась безвестная группа людей, занимающаяся охраной окружающей среды, под названием <Зеленый фонд>. Иск оказался неожиданным, потому что в течение пятидесяти лет Луизиана позволяла нефтяным компаниям и людям вроде Виктора Маттиса пожирать и загрязнять себя. Это была сделка мены. Нефтяной бизнес нанимал на работу много людей и хорошо им платил. За счет налогов на нефть и газ, которые собирались в Батон-Руже, выплачивалась зарплата государственным служащим. Маленькие деревушки на речных протоках превратились в цветущие города. Политические деятели, начиная с губернаторов, брали эти нефтяные деньги и поддерживали бизнес. Все шло хорошо, и никому не было дела до того, что страдала земля. <Зеленый фонд> обратился с иском в районный суд Соединенных Штатов в городе Лафейетте. Федеральный судья остановил осуществление проекта в ожидании процесса, на котором рассмотрят все относящиеся к делу вопросы. Маттис оказался на краю пропасти. Он провел со своими адвокатами недели в вычерчивании графиков и схем. Он не пожалеет никаких денег, чтобы выиграть процесс. Делайте все, что понадобится, инструктировал он их. Нарушайте любые правила, игнорируйте любые этические нормы, нанимайте любых экспертов, проводите любые расследования, перережьте любую глотку, тратьте столько денег, сколько необходимо. Только выиграйте проклятый процесс. Его почти не видели и раньше, а теперь он вовсе скрылся из глаз. Он переехал на Багамы и руководил всем из вооруженной крепости в Лайфорд Кэй. Он. прилетал в Новый Орлеан раз в неделю, чтобы встретиться с адвокатами, а затем возвращался на остров. Хотя теперь он стал невидимым, его обычные вклады в политику увеличились. Его куш все ещё покоился под поверхностью Терребон Пэриш, и когда-нибудь он его оттуда достанет, но кто знает, к кому ещё ему придется обратиться за помощью. К Тому времени, когда оба адвоката <Зеленого фонда> влезли в это дело по колено, они уже определили около тридцати отдельных ответчиков. Некоторые владели землей. Некоторые искали нефть. Другие прокладывали трубопроводы. Третьи бурили скважины. Совместные предприятия, общества с ограниченной ответственностью и корпорации сливались в лабиринт, в который невозможно было проникнуть. Ответчик и легионы высокооплачиваемых адвокатов вовсю сопротивлялись. Они подали объемистое ходатайство, в котором просили судью аннулировать иск как незаконный. Отклонено. Они попросили его позволить продолжать бурение, пока стороны ожидают начала процесса. Отклонено. Они взвыли от боли и в следующем ходатайстве объяснили, какое количество денег уже вложено в поиски нефти, бурение и т. д. Снова отклонено. Они подавали ходатайства одно за другим, и, когда все они были отклонены и стало очевидным, что состоится процесс с присяжными заседателями, нефтяные адвокаты начали раскапывать грязь. По счастливому стечению обстоятельств сердцем нового нефтяного источника являлось кольцо зеленых островков, которые на протяжении долгих лет служили убежищем водяных пернатых. Скопы, белые цапли, пеликаны, утки, журавли, гуси и многие другие птицы мигрировали сюда. Хотя Луизиана не всегда была их землей, она оказалась для них гостеприимной. Поскольку когда-нибудь вердикт по делу вынесут присяжные заседатели, простые и обычные люди, <Зеленый фонд> сделал ставку на птиц. Пеликан стал героем. После тридцати лет изощренного загрязнения ДДТ и другими пестицидами, луизианский коричневый пеликан оказался на грани вымирания. В самый последний момент, в почти безнадежном состоянии, он был отнесен к видам, находящимся в опасности, и получил наивысшую категорию защиты. <Зеленый фонд> ухватился за магическую птицу и заручился поддержкой в пользу пеликана у полудюжины специалистов со всей страны. В деле участвовала сотня адвокатов, и оно продвигалось медленно. Временами разбирательство приводило в никуда, что, конечно, устраивало <Зеленый фонд>. Буровые вышки простаивали. Через семь лет после того, как вертолет Маттиса прострекотал над Терребон Пэриш и пролетел по маршруту будущего канала, дело о пеликанах подошло к судебному разбирательству в Лейк Шарле. Это был горький процесс, который занял десять недель. <Зеленый фонд> требовал возмещения потерь, понесенных в результате широких разрушений, и добивался постоянного запрета, вынесенного в судебном порядке, на последующее бурение скважин. Для того чтобы говорить с присяжными, нефтяные компании доставили из Хьюстона специального адвоката. На нем были элегантные туфли из крокодиловой кожи и мягкая широкополая шляпа, и, когда было необходимо, он мог говорить с местным акцентом. По сравнению с адвокатами <Зеленого фонда>, которые носили бороды и у которых были очень напряженные лица, он выглядел добродушно. <Зеленый фонд> проиграл процесс, и это вовсе не было неожиданным, потому что нефтяные компании потратили на это дело миллионы. На медведя невозможно ходить с дубинкой. Давиду это удалось, но в жизни всегда выигрывает Голиаф. Присяжных заседателей не впечатлили ужасающие предупреждения о загрязнении окружающей среды и хрупкости экологии территорий. Нефть означала деньги, а людям была нужна работа. Судья оставил в силе запрет на проведение работ по двум причинам. Во-первых, он считал, что <Зеленый фонд> доказал все, что было связано с пеликаном, видом, который охранялся федеральным законом. И для всех было очевидно, что <Зеленый фонд> подаст апелляцию, так что дело было далеко от завершения. На некоторое время пыль улеглась, и Маттис одержал маленькую победу. Но он знал, что за этим последуют долгие дни других процессов, в других залах заседаний. Он был человеком безграничного терпения и методического планирования. Глава 30 Магнитофон, окруженный четырьмя пустыми бутылками из-под пива, стоял посреди маленького столика. Он говорил и одновременно делал пометки в блокноте: - Кто тебе сказал о процессе? - Один парень по имени Джон Дель Греко. Он учится в Тьюлане, на курс старше меня. Прошлым летом он работал клерком в одной большой фирме в Хьюстоне, которая находилась на периферии этих событий. Он не был близок к процессу, но слухи и сплетни были громкими. - И все эти фирмы были из Нового Орлеана и Хьюстона? - Да, основные фирмы, участвующие в тяжбе. Но эти компании были из дюжины разных городов, так что они, конечно, доставили сюда своих местных адвокатов. Были адвокаты из Далласа, Чикаго и нескольких других городов. Это был цирк. - Каков сейчас статус процесса? - После обычного уровня судебного разбирательства будет подана апелляция в Пятый окружной апелляционный суд. Эта апелляция в данный момент не закончена, но будет завершена через месяц или около того. - Где находится Пятый округ? - Новый Орлеан. Спустя двадцать четыре месяца после прибытия туда суд в составе трех судей будет заслушивать дело и выносить решение. Проигравшая сторона, несомненно, потребует повторного слушания в полном составе суда, и на это уйдет ещё три или четыре месяца. В вердикте содержится достаточно изъянов, которые могут служить основанием для отмены или возврата дела. - Что означает возврат дела? - Апелляционный суд может принять одно из трех решений. Подтвердить вердикт, отменить вердикт или найти в нем ошибки, на основании которых послать все дело целиком на новое судебное разбирательство. Последнее и означает возврат дела. Они могут также подтвердить какую-либо отдельную часть дела, отменить отдельную часть и возвратить отдельную часть, это способ запутать дело. Записывая все это. Грей разочарованно помотал головой. - Почему люди хотят быть адвокатами? - На прошлой неделе я сама себя спрашивала об этом несколько раз. - Какие-нибудь соображения о том, что может предпринять Пятый окружной суд? - Никаких. Судьи его ещё не видели. Истцы приписывают ответчикам множество процедурных нарушений, и, принимая во внимание секретный характер дела, многое из этого, вероятно, правда. Дело может быть возвращено. - Что тогда произойдет? - Начнется самое интересное. Если какая-либо сторона не будет удовлетворена решением Пятого окружного апелляционного суда, то она может подать апелляцию в Верховный суд. - Поразительно, поразительно. - Каждый год в Верховный суд поступают тысячи апелляций, но он очень тщательно отбирает те из них, которые примет к рассмотрению. Учитывая деньги, давление и существо вопросов, которые затрагиваются в данном деле, оно имеет хорошие шансы быть заслушанным. - Если считать с сегодняшнего дня, то сколько понадобится времени, чтобы Верховный суд вынес по этому делу решение? - Где-то от трех до пяти лет. - Розенберг умер бы естественной смертью. - Да, но, когда бы он умирал естественной смертью, он был бы демократом в Белом доме. Так что лучше его убрать сейчас, когда можно предсказать его замену. - В этом есть смысл. - О, это прелестно. Если ты Виктор Маттис и у тебя всего пятьдесят миллионов, и если ты хочешь стать миллиардером и ты не против того, чтобы убить пару верховных судей, то это самое время. - Но что, если Верховный суд откажется слушать дело? - Если Пятый окружной суд подтвердит вердикт, то с Виктором Маттисом все в порядке. Но если он отменит вердикт и Верховный суд также отклонит иск, то у него возникнут проблемы. Мне кажется, что тогда он отступит, чтобы подкупить кого-нибудь, вмешать в дело новых участников и снова попытать счастья. В деле замешано слишком много денег, чтобы просто зализать раны и убраться домой. Необходимо принять во внимание, на что он пошел ради этого дела, когда позаботился о Розенберге и Дженсене. - Где он находился во время процесса? - Он был совершенно невидим. Не забывай, тот факт, что он является на процессе главарем, обществу не известен. К моменту, когда начался процесс, на нем было тридцать восемь коллективных ответчиков. Никакие частные лица не упоминались, только корпорации. Из тридцати восьми семь управляются открыто, и в любом случае ему принадлежит не более двадцати процентов каждой из них. Это довольно маленькие фирмы, которые управляются из-за кулис. Остальные тридцать одна управляются частным образом, и я не смогла собрать о них много информации. Но я узнала, что многие из этих частных компаний владеют друг другом, а некоторые из них даже владеют общественными корпорациями. В эту структуру почти невозможно проникнуть. - Но он ими управляет? - Да. Я подозреваю, что он владеет или управляет восьмьюдесятью процентами всего проекта. Я проверила четыре из этих частных компаний, и три из них управляются посредством офшорных предприятий. Две на Багамах и одна на Кайманах. Дель Греко слышал, что Маттис оперирует через офшорные банки и компании. - Ты помнишь эти семь не частных компаний? - Большинство из них. Они