и. Глядя Крендлеру прямо в глаза, Клэрис включила вентиляторы, очищая комнату от запаха его лосьона и крема для обуви. Крендлер рывком раздвинул шторы и вышел, не попрощавшись. Воздух перед глазами Клэрис дрожал, словно мерцающее марево зноя на артиллерийском полигоне. Проходя через холл, Крендлер услышал позади себя голос Старлинг: - Я выйду вместе с вами, мистер Крендлер. Крендлера ждала машина с водителем. По положению ему пока еще полагался служебный транспорт не выше седана модели "меркурий гранд маркиз". Прежде чем он успел подойти к машине, Клэрис, оказавшись на свежем воздухе, сказала: - Задержитесь на минутку, мистер Крендлер. Удивленный, он остановился и повернулся к ней. Не проблеск ли надежды? Может - злится, но сдает позиции? Он навострил уши. - Ну, вот, мы с вами - в великом открытом пространстве вне стен, - сказала Старлинг. - Нигде никаких подслушивающих устройств, если только на вас ничего такого нет. - Порыв, ее охвативший, был непреодолим. Для работы с пыльными книгами и бумагами она надела свободную полотняную блузу поверх коротенького, плотно прилегающего топа. Не делай этого, не надо... А, к черту! Она рванула застежки на блузе и широко раскинула полы. - Видите, на мне нет подслушки. - Бюстгальтера на ней тоже не было. - Возможно, это первый и последний раз, когда мы можем поговорить наедине, и я хочу задать вам вопрос. Я работаю здесь уже много лет, и всякий раз, как вам представлялась возможность, вы всаживали мне в спину нож. Что же такое происходит с вами, мистер Крендлер? - Я буду рад, если вы придете поговорить об этом... Выберу для вас время, если вы хотите пересмотреть... - Но сейчас мы уже говорим об этом. - Так соображайте сами, Старлинг. - Это что - все потому, что я не захотела встретиться с вами на стороне? Потому, что посоветовала отправиться домой, к собственной жене? Он снова взглянул на нее: на ней и в самом деле не было подслушки. - Не обольщайтесь на свой счет, Старлинг... В нашем городе деревенских шлюх - таких, как вы, - навалом, бери - не хочу. Он уселся рядом с водителем и постучал пальцем по щитку; длинная машина двинулась прочь. Губы Крендлера зашевелились, изменяя сказанное так, как ему хотелось бы сказать: "Деревенские кривоссыхи - такие, как вы". В будущем Крендлеру предстояло - он был абсолютно в этом уверен - часто выступать с политическими речами, и теперь он оттачивал приемы словесного карате, обретая сноровку в умении жалить словом как можно больнее. ГЛАВА 50 - Говорю вам, это должно сработать, - произнес Крендлер, обращаясь к хрипло дышащей тьме, в которой лежал Мэйсон. - Десять лет назад этого нельзя было бы сделать, но теперь списки покупателей проходят через ее компьютер, как дерьмо через гуся. - Крендлер беспокойно ерзал на кушетке под ярким светом ламп гостиной. На фоне аквариума Крендлеру был виден силуэт Марго. Он уже привык браниться при ней и даже получал от этого удовольствие. Он готов был побиться об заклад - она жалеет, что у нее нет члена. Ему очень хотелось произнести слово "член" в ее присутствии, и он даже нашел способ это сделать: - Так она сумела воспроизвести область его пристрастий. Думаю, она могла бы даже сказать, с какой стороны он член носит. - На этой ноте, Марго, мы, пожалуй, можем остановиться и пригласить доктора Демлинга, - сказал Мэйсон. Доктор Демлинг ждал в игровой комнате, посреди огромных чучел самых разных животных. На видеоэкране Мэйсон наблюдал, как доктор внимательно рассматривает плюшевый пах высоченного жирафа - очень похоже на то, как Виггерты вершили орбиту за орбитой вокруг гениталий Давида. На экране доктор казался совсем крохотным, гораздо меньше игрушек, будто сам специально уменьшился, чтобы вползти в какое-то иное детство, не похожее на его собственное. В свете ламп мэйсоновой гостиной психолог оказался сухоньким человечком, необычайно опрятным, но каким-то облезлым, с несколькими прядями сухих волос, зачесанных на лысину в старческой гречке, и ключом "Фи-Бета-Каппа" на цепочке карманных часов. Он сел по другую сторону кофейного столика, напротив Крендлера: казалось, он хорошо знаком с этой комнатой. В одном из яблок, лежавших в вазе с фруктами и орехами, доктор Демлинг заметил червоточину. Он повернул яблоко червоточиной в противоположную от себя сторону. За стеклами очков глаза его следили за Марго с чуть ли не идиотским удивлением, когда она подошла, чтобы взять из вазы еще пару орехов, а потом вернулась к своему месту у аквариума. - Доктор Демлинг возглавляет психологический факультет Университета Бэйлора и заведует кафедрой имени Верже, - пояснил Крендлеру Мэйсон. - Я спросил у него, какого рода связи могут существовать между доктором Лектером и агентом ФБР Клэрис Старлинг. Доктор... Демлинг сидел в кресле совершенно прямо, глядя перед собой, будто находился на месте свидетеля в суде; он повернул голову в сторону Мэйсона так, словно смотрел на присяжных. Крендлер совершенно четко разглядел в нем готовность опытного и осторожного, привыкшего к участию в судебных процессах эксперта-свидетеля, получающего за экспертизу две тысячи долларов в день. - Мистеру Верже, несомненно, известна моя квалификация. Должен ли я сообщить вам свои звания? - спросил Демлинг. - Нет, - ответил Крендлер. - Я рассмотрел записи этой женщины, Старлинг, сделанные во время ее бесед с Ганнибалом Лектером, его письма к ней, и материалы, касающиеся их биографий, которыми вы меня снабдили, - начал Демлинг. Услышав это, Крендлер вздрогнул и поморщился, а Мэйсон сказал: - Доктор Демлинг подписал договор о неразглашении. - Корделл даст ваши слайды на монитор, когда вам это понадобится, доктор, - сказала Марго. - Сначала - биографии, вкратце. - Демлинг заглянул в свои записи. - Мы зна-а-а-ем, что Ганнибал Лектер родился в Литве. Отец его - граф, этим титулом семья владела с десятого века; его мать - итальянка весьма высокого происхождения, из семьи Висконти. Во время немецкого отступления из России несколько нацистских танков, походя, с дороги, обстреляли их имение под Вильнюсом, убив обоих родителей и большинство слуг. После этого дети исчезли. Детей было двое - Ганнибал и его сестра. Нам неизвестно, что случилось с сестрой. Главное, к чему я веду, - Лектер был сиротой, как и Клэрис Старлинг. - Об этом я вам сказал, - раздраженно произнес Мэйсон. - Но какой вывод вы из этого сделали? - спросил доктор Демлинг. - Я вовсе не предлагаю увидеть здесь сочувствие двух сирот друг другу, мистер Верже. Речь идет не о сочувствии. Сочувствие не имеет ко всему этому отношения. И милосердие тоже лежит в пыли, истекая кровью. Послушайте меня. Что дает доктору Лектеру общий опыт их сиротства? Да просто большую возможность ее понять и в конечном счете более успешно управлять ею, ее контролировать. Речь идет о контролировании. Эта женщина - Старлинг - провела детство в приютах, и из того, что вы мне сообщили, никаких свидетельств, что у нее есть постоянные личные отношения с каким-либо мужчиной, не имеется. Она живет вместе с бывшей соученицей - молодой женщиной, афро-американкой. - Похоже, тут секс замешан, - сказал Крендлер. Психиатр даже не удостоил Крендлера взглядом: Крендлер был автоматически отвергнут. - Никогда нельзя с уверенностью сказать, почему кто-то предпочитает жить вместе с кем-то еще. - Это - одна из тех вещей, что сокрыты от нас, как говорится в Библии, - сказал Мэйсон. - Старлинг, на мой взгляд, довольно аппетитна, если кто любит пшеничный хлеб с отрубями, - высказалась Марго. - Ну, я-то думаю о том, что привлекает Лектера, а не ее, сказал Крендлер. - Вы же ее видели. Она холодная, как рыба. - Неужели - как рыба, мистер Крендлер? - Марго это вроде бы показалось забавным. - Ты что, думаешь - она извращенка, а, Марго? - спросил Мэйсон. - Какого черта? Мне-то откуда знать? Кем бы она ни была, это ее сугубо личное дело, такое у меня впечатление. Я думаю, она - твердый орешек, пришла она к нам по делу, и выражение лица у нее было соответствующее, но я не сказала бы, что она холодная, как рыба. Мы с ней не очень много говорили, но вот что я из этого вынесла. Это ведь было до того, как тебе стала необходима моя помощь, Мэйсон, ты тогда меня выгнал - помнишь? Нет, я не скажу, что она холодная, как рыба. Девушке с такой внешностью, как у Старлинг, нужно держать дистанцию, и это должно быть написано у нее на лице, ведь все эти козлы западают на нее без разгона. Тут Крендлер, хотя видел он только силуэт Марго, почувствовал, что ее взгляд задержался на нем слишком долго. Как любопытно сочетаются все эти голоса в огромной комнате: старательный канцелярит Крендлера, педантическое блеяние Демлинга, глубокие, звучные тона Мэйсона, с мучительно отсутствующими взрывными звуками и то и дело дающими течь шипящими, и голос Марго - низкий и скрипучий, сквозь полусжатые зубы, будто она - норовистая лошадка, раздраженная попытками ее взнуздать. И все это - на фоне вздохов респиратора, помогавшего Мэйсону обрести дыхание. - У меня есть соображения о ее личной жизни, основанные на ее навязчивой идее, на явном тяготении к отцу, - продолжал Демлинг. - Но об этом несколько позже. Итак, у нас имеются три документа доктора Лектера, касающиеся Клэрис Старлинг. Два письма и рисунок. Рисунок - это часы-распятие, которые он изобрел, находясь в спецбольнице. - Доктор Демлинг поднял глаза к монитору: - Слайд, будьте добры. Откуда-то извне Корделл дал изображение поразительного наброска на высоко поднятый монитор. Оригинал был выполнен углем на грубой оберточной бумаге. Экземпляр, полученный Мэйсоном, был светокопией, все линии оказались сине-фиолетовыми, цвета свежей ссадины. - Он попытался это запатентовать, - сказал доктор Демлинг. - Как видите, Христос распят на этом циферблате, и Его руки вращаются, указывая время, точно так, как это сделано на диснеевских часах с Микки Маусом. Это интересно потому, что лицо и упавшая на грудь голова - это лицо и голова Клэрис Старлинг. Он зарисовал ее во время их бесед. Вот фотография этой женщины. Как вас, Корделл, кажется? Дайте снимок, будьте добры. Никаких сомнений - у Иисуса была голова Старлинг. - Еще одна аномалия - руки Распятого пригвождены ко кресту сквозь кисти, а не сквозь ладони. - Это очень точно, - вмешался Мэйсон. - Это необходимо - когда пригвождают к кресту, надо вбивать большие деревянные клинья именно в кисти, иначе руки срываются и начинают размахивать. Мы с Иди Амином выяснили это на собственном тяжком опыте, когда воспроизводили всю сцену во время Пасхи в Уганде. Так что наш Спаситель был пригвожден сквозь кисти рук. Все картины Распятия - неправильные. Результат неправильного перевода Библии с древнееврейского на латынь. - Благодарю вас, - сказал доктор Демлинг не очень искренне. - Распятие здесь несомненно представляет разрушенный объект почитания. Обратите внимание - рука, служащая минутной стрелкой, стоит на шести и стыдливо прикрывает срам. Часовая стрелка стоит на девяти, или чуть сдвинута выше. Девять - совершенно четкая ссылка на традиционно упоминаемый час, когда Христос был распят. - А если мы поставим шесть и девять рядом, то - обратите внимание - получим шестьдесят девять, цифру, традиционно упоминаемую в процессе социального общения, - не удержалась Марго. В ответ на возмущенный взгляд доктора Демлинга она расколола в кулаке два ореха; скорлупки с треском полетели на пол. - Теперь возьмем письма доктора Лектера к Клэрис Старлинг. Корделл, не дадите ли их на монитор? - Доктор Демлинг достал из кармана лазерную указку. - Вы можете видеть, что почерк - четкий, каллиграфический; самопишущая ручка с прямоугольным пером; письмо настолько ровное, что кажется - пишет машина. Такое письмо можно видеть на средневековых папских буллах. Почерк очень красивый, но ненормально ровный. Ничего спонтанного. Лектер все планирует. Первое письмо он написал вскоре после побега, во время которого убил пять человек. Прочтем текст: "Итак, Клэрис, ягнята теперь молчат? Вы обещали сообщить мне, если они перестанут блеять, и я хотел бы это сообщение получить. Вы вполне можете поместить объявление об этом в любой крупной газете - "Таймс" или "Интернэшнл геральд трибюн", первого числа любого месяца. И в "Чайна мэйл" тоже, так будет еще лучше. Меня вовсе не удивит, если Ваш ответ будет "и да, и нет". Ягнята теперь на некоторое время замолчат. Однако, Клэрис, Вы не вполне верно судите о себе. Фемида недаром слепа, и весы ее колеблются постоянно. Вам придется вновь и вновь выпрашивать у судьбы это благословенное молчание. Потому что Вами движет чужая беда: Вы видите чужую беду, и это заставляет Вас действовать. Но чужие беды нескончаемы, они существуют вечно. Я не собираюсь наносить визит Вам, Клэрис. Мир для меня более интересен, пока в нем есть Вы. Ожидаю той же любезности и от Вас... Доктор Демлинг подтолкнул повыше к переносице очки без оправы и откашлялся. - Это - классический пример того, что в своей недавно опубликованной работе я определил термином "авункулизм"... Этот термин уже широко упоминается в специальной литературе как "авункулизм Демлинга". Возможно, он будет включен в справочник "Диагностика и статистика". Для неспециалистов это явление можно выразить через следующее определение: "деяние, дающее возможность представить себя в качестве заботливого покровителя, с целью осуществления собственных планов". Из записей, касающихся этого дела, я заключаю, что вопрос о блеющих ягнятах относится к опыту, пережитому Клэрис Старлинг в детстве - к забою ягнят на ранчо ее приемных родителей в Монтане, - сухо и педантично продолжал доктор Демлинг. - Это бартер, - сказал Крендлер. - Она меняла сведения о себе на информацию Лектера. Он что-то знал о серийном убийце Буффало Билле. - Второе письмо, семью годами позже, на первый взгляд выглядит письмом утешения и поддержки, - сказал доктор Демлинг. - Он поддразнивает ее упоминаниями о ее родителях, которых она, по всей видимости, глубоко чтит. Он называет ее отца погибшим ночным сторожем, а мать - горничной. А потом наделяет их самыми высокими качествами, какие она только может себе представить, она верит, что эти качества у них действительно были. Затем он приводит их в качестве объяснения неудач в ее собственной карьере. Речь здесь опять-таки идет о снискании расположения, о контролировании. Я полагаю, что эта женщина - Старлинг, возможно, испытывает прочную и неистребимую привязанность к отцу, то, что мы называем "имаго"; это мешает ей легко вступать в сексуальные связи и, возможно, порождает в ней склонность к доктору Лектеру, в результате некоей трансференции, которую он, с его извращенной психикой, немедленно старается использовать. Во втором письме он снова побуждает ее вступить с ним в контакт посредством персонального объявления в газете и сообщает ей кодовое имя. Ох Ты Боже мой! Этот тип никак не остановится. Скука и беспокойство Мэйсона были для него истинной пыткой, ведь он не мог ерзать на месте! - Хорошо, прекрасно, замечательно, доктор, - прервал он Демлинга, - Марго, приоткрой окно. У меня появился новый источник информации о Лектере, доктор Демлинг. Это человек, который знает обоих - и Лектера, и Старлинг, видел их вместе и провел вблизи Лектера больше времени, чем кто другой. Я хочу, чтобы вы с ним поговорили. Крендлер, поняв, к чему это все ведет, прямо-таки корчился на своей банкетке, у него даже в животе забурчало. ГЛАВА 51 Мэйсон произнес несколько слов в микрофон внутренней связи, и в комнату вошел человек высоченного роста, с мускулатурой столь же выразительной, как у Марго, и одетый во все белое. - Это Барни, - сказал Мэйсон. - Он шесть лет отвечал за Отделение для буйных в Спецбольнице для невменяемых преступников в Балтиморе, как раз когда там был Лектер. Теперь работает на меня. Барни предпочел встать у аквариума, рядом с Марго, однако доктору Демлингу понадобилось, чтобы он вышел в освещенную часть комнаты. Тогда он сел рядом с Крендлером. - Ваша фамилия - Барни, верно? Итак, Барни, какое профессиональное образование вы получили? - У меня ЛПМ. - То есть вы имеете лицензию как практикующий мед-брат? Очень хорошо. И это - все? - Я получил степень бакалавра гуманитарных наук. Закончил Всеамериканский колледж заочного обучения, - невозмутимо сообщил Барни. - А также имею удостоверение о прохождении курса в Школе мортологических наук Камминса. Аттестат квалифицированного мортолога. Работал по ночам, когда учился на медбрата. - Так что вы зарабатывали на свою ЛПМ в качестве служителя морга? - Да. Увозил трупы с места преступления и помогал при аутопсии. - А до того? - Морская пехота. - Понятно. И когда вы работали в спецбольнице, вы видели Клэрис Старлинг и Ганнибала Лектера во взаимодействии? То есть я хочу сказать, - вы наблюдали их беседы? - Мне казалось, что они... - Давайте начнем с того, что вы точно видели, а не с того, что вы думали о том, что видели... Можем мы поговорить только об этом? - Он достаточно сообразителен, чтобы высказывать собственное мнение, - перебил Мэйсон. - Барни, вы ведь знаете Клэрис Старлинг. - Да. - Вы знали Ганнибала Лектера шесть лет. - Да. - И что же между ними было? Поначалу Крендлеру было трудно воспринимать речь Барни, его высокий хриплый голос, но именно Крендлер задал ему вопрос, более всего относящийся к делу. - Барни, скажите, Лектер вел себя с Клэрис Старлинг иначе, чем с другими? - Да. В большинстве случаев он вообще не реагировал на посетителей, - ответил Барни. - Иногда он открывал глаза и смотрел на посетителя достаточно долго, чтобы тот почувствовал себя оскорбленным. Это - когда какой-нибудь ученый пытался покопаться у него в мозгах. Одного профессора он довел до слез. С Клэрис Старлинг он был достаточно жестким, но отвечал ей больше, чем другим. Ему было с ней интересно. Она его заинтриговала. - Каким образом? Барни пожал плечами. - Он практически никогда там не видел женщин. А она по-настоящему хороша собой... - Я не нуждаюсь в вашем мнении на этот счет, - отрезал Крендлер. - Это все, что вам известно? Барни не ответил. Он взлянул на спросившего так, будто правое и левое полушария мозга у Крендлера превратились в двух сцепившихся друг с другом собак. Марго расколола еще один орех. - Продолжайте, Барни, - произнес Мэйсон. - Они были откровенны друг с другом. В этом смысле он совершенно обезоруживает. У человека создается такое впечатление, что он не снисходит до лжи. - Он ... чего не делает до лжи? - спросил Крендлер. - Не снисходит, - повторил Барни. - С-Н-И-С-Х-О-Д-И-Т-Ь, - раздался из тьмы голос Марго Верже. - Опуститься до... Или - соизволить солгать, мистер Крендлер. - Доктор Лектер, - продолжал Барни, - сообщил ей что-то весьма неприятное о ней самой, а затем что-то очень приятное. Она смогла выдержать это неприятное, зато потом была тем более рада услышать о себе что-то хорошее. Она поняла, что это не пустая болтовня. Он находил ее очаровательной и забавной. - Вы способны судить о том, что именно Ганнибал Лектер находил забавным? - спросил доктор Демлинг. - Из чего вы исходите, медбрат Барни? - Из того, что слышал, в каких именно случаях он смеется, доктор Темнинг. Нас этому обучали в медицинском колледже, лекция называлась "Лечение и оптимистическое мировосприятие". Тут то ли Марго фыркнула, то ли что-то в аквариуме породило похожий звук. - Остыньте, Барни, - сказал Мэйсон, - рассказывайте дальше. - Хорошо, сэр. Иногда мы с доктором Лектером разговаривали далеко заполночь, когда в отделении становилось потише. Говорили о курсах, которые я для себя выбрал, о других вещах. Он... - Может, вы случайно и курс психологии заочно проходили? - не удержался доктор Демлинг. - Нет, сэр. Я не считаю психологию наукой. Как и доктор Лектер. - Барни поспешил продолжить, прежде чем респиратор Мэйсона дал тому возможность сделать замечание. - Я только могу повторить то, что он говорил мне: он мог видеть, чем она становится, она была очаровательна, как очарователен бывает котенок, совсем маленький, который затем вырастет большим... станет взрослой, большой кошкой. С которой потом уже не поиграешь. В ней он видел искренность и серьезность такого вот детеныша - так он говорил. У нее имелся целый арсенал оружия - миниатюрного, но постепенно обретающего должные размеры, однако пока все, что она умела делать, это - бороться с такими же детенышами, как она сама. Это его забавляло. Возможно, что-то вам скажет то, как это между ними начиналось. Поначалу он был с ней учтив, но довольно быстро, хоть и вежливо, от нее отделался... Потом, когда она уходила, другой обитатель отделения швырнул ей в лицо свою сперму. Это обеспокоило доктора Лектера, огорчило. Именно тогда я впервые увидел его расстроенным. Она это тоже заметила и решила воспользоваться ситуацией. Думаю, его восхитила ее выдержка. - А как он относился к этому другому обитателю - к тому, который швырнул ей в лицо сперму? - спросил доктор Демлинг. - Какие-то отношения между ними были? - Я бы не сказал, - ответил Барни. - Просто доктор Лектер в ту ночь его убил. - Они находились в отдельных камерах? - спросил Демлинг. - Как он это сделал? - Через три камеры друг от друга, и к тому же на противоположных сторонах коридора, - сказал Барни. - Посреди ночи доктор Лектер какое-то время с ним говорил, а потом велел ему проглотить язык. - И вот так Клэрис Старлинг и Ганнибал Лектер стали друзьями? - спросил Мэйсон. - В достаточно официальных рамках, - пояснил Барни. - Они обменивались информацией. Доктор Лектер помог ей понять что-то о серийном убийце, за которым она тогда гонялась, а она расплачивалась за это сведениями о себе лично. Доктор Лектер сказал мне, что с его точки зрения, воля у нее слишком сильная для ее собственного благополучия. "Избыток целеустремленности и рвения" - так он это называл. Он полагал, она может слишком близко подойти к краю пропасти, если сочтет, что ее работа того требует. А еще он однажды сказал, что на ней "лежит проклятье хорошего вкуса". Не знаю, что это значит. - Доктор Демлинг, он что - хочет ее трахнуть, убить или съесть? Как по-вашему? - спросил Мэйсон, полагая, что исчерпал все возможные варианты. - Вполне возможно и то, и другое, и третье, - ответил доктор Демлинг. - Я не хотел бы предсказывать, в каком порядке он станет осуществлять эти действия. Но могу сказать вам следующее: как бы таблоиды - и таблоидный образ мышления - ни романтизировали все это, как бы ни пытались изобразить эти отношения как отношения "Красавицы и Чудовища", его целью здесь является ее деградация, ее страдания, ее смерть. Он дважды откликнулся ей: когда ее оскорбили, швырнув ей в лицо пригоршню спермы, и когда ее рвали на куски газеты, после того, как она застрелила тех пятерых. Он выступает под личиной ментора, учителя, но его возбуждает беда. Когда история Ганнибала Лектера будет наконец написана, а она несомненно будет написана, его поведение охарактеризуют как случай авункулизма Демлинга. Чтобы привлечь его, нужно, чтобы Старлинг попала в беду. Меж бровей на широком тугом лбу Барни появилась глубокая складка. - Можно мне вставить тут словечко, мистер Верже, раз уж вы меня спрашивали? - Однако в разрешении он не нуждался. - В психушке доктор Лектер откликнулся ей, когда она прекрасно владела собой, стояла там, вытирала малафейку с лица и делала порученное ей дело. В письмах он называет ее воином и подчеркивает, что во время перестрелки она того ребенка спасла. Он восхищается ею, уважает ее отвагу и четкость действий. Он сам говорит, что не собирается здесь появляться. А единственное, что он не способен делать, это лгать. - Вот вам точный пример того самого таблоидного образа мышления, о котором я упоминал, - сказал Демлинг. - Доктор Лектер не способен чувствовать ничего, подобного восхищению или уважению, не питает ни к кому ни теплых чувств, ни привязанности. Это романтическая иллюзия, свидетельствующая о том, как опасно быть малообразованным. - Доктор Демлинг, вы меня, видимо, не помните, да? - спросил Барни. - Я дежурил в Отделении как раз, когда вы пытались поговорить с доктором Лектером. Многие пытались, но именно вы, помнится, ушли из отделения в слезах. Потом он опубликовал в "Американском психиатрическом журнале" рецензию на вашу книгу. Я не удивился бы, если бы вы расплакались из-за этой рецензии. - Достаточно, Барни, - сказал Мэйсон. - Позаботьтесь, чтобы мне подали ланч. - Полуиспеченный автодидакт - что может быть хуже? - прокомментировал доктор Демлинг, когда Барни вышел из комнаты. - А вы не говорили мне, что интервьюировали доктора Лектера, доктор, - сказал Мэйсон. - Он тогда был в кататоническом состоянии, от него ничего нельзя было ожидать. - И вы из-за этого расплакались? - Это неправда. - Вы не принимаете в расчет то, что говорит Барни? - Он так же обманывается, как и девушка. - Да Барни небось сам от Старлинг заторчал, - заметил Крендлер. Марго рассмеялась - тихонько, но достаточно внятно, чтобы расслышал Крендлер. - Если вы хотите, чтобы Клэрис Старлинг стала привлекательной для доктора Лектера, он должен увидеть, что она в беде, - сказал Демлинг. - Пусть он увидит нанесенный ей вред, и пусть этот вред покажется ему таким же, какой мог бы нанести он сам. Если он увидит, что она ранена - пусть только символически - это возбудит его, как если бы он увидел, как она мастурбирует. Когда лиса слышит, как пищит кролик, она бросается к нему, но вовсе не затем, чтобы прийти на помощь. ГЛАВА 52 - Я не могу сдать вам Клэрис Старлинг, - сказал Крендлер, когда Демлинг ушел. - Я могу в большинстве случаев сообщать вам, где она находится и чем занимается, но не могу контролировать задания Бюро. А если Бюро само решит сделать из нее приманку, они дадут ей прикрытие что надо, можете мне поверить. Чтобы подчеркнуть важность того, что говорит, Крендлер потряс указательным пальцем в ту сторону, где во тьме лежал Мэйсон. - Вы не сможете вмешаться в их действия. Не смогли бы даже перекрыть это прикрытие и перехватить Лектера. Коп на стреме вмиг ваших людей обнаружит. И второе - Бюро не начнет никаких активных действий, пока он не вступит с ней в контакт снова или пока они не получат свидетельство того, что он где-то поблизости - он же и раньше писал ей, но никогда близко не появлялся. Им понадобилось бы человек двенадцать минимум, чтоб, выставив ее как приманку, поставить наружное наблюдение. Это дорого обходится. Вот если бы вы не вытаскивали ее из огня, когда ее поджаривали за ту стрельбу на рыбном рынке... Трудновато будет снова заварить ту кашу и навесить на нее те же обвинения. - Если бы да смогли бы... - произнес Мэйсон, вполне сносно, если учесть все обстоятельства, справившись со звуком "с". - Марго, взгляни-ка в ту миланскую газетку, "Коррьере делла Сера", субботний номер, он вышел на следующий день после убийства Пацци, посмотри раздел "Объявления страждущих", первый абзац. Прочти нам. Марго поднесла страницу поближе к свету - шрифт был мелкий, печать плотная. - Объявление по-английски, адресовано А. А. Аарону. Текст: "Сдайтесь властям в ближайшем полицейском участке, враги близко. Ханна". А кто это - Ханна? - Так звали лошадь, которая была у Старлинг в детстве, - ответил Мэйсон. - Это - предупреждение Лектеру. От Старлинг. Он объяснил ей в своем письме, как с ним связаться. Крендлер вскочил на ноги: - Черт возьми! Она же не могла ничего знать о Флоренции! Если она об этом знает, то наверняка знает, что я вам все эти бумаги показывал. Мэйсон вздохнул, подумав, достаточно ли Крендлер умен, чтобы стать полезным ему политическим деятелем. - Да она и не знала ничего. Это я поместил объявление в "Ла Национе", "Коррьере делла Сера" и "Интернэшнл Геральд Трибюн", на следующий день после того, как мы начали атаку на Лектера. Таким образом, если бы мы промахнулись, он мог бы подумать, что она старалась ему помочь. И у нас еще осталась бы возможность его захомутать - через Старлинг. - Никто не откликнулся? - Нет. Может, Ганнибал Лектер и откликнулся - все-таки. Может, он поблагодарил ее за это - по почте или лично - кто знает? Впрочем, послушайте-ка, почта ее по-прежнему перлюстрируется, а? Крендлер кивнул. - Непременно. Если он ей напишет, вы увидите письмо раньше, чем она. - А теперь слушайте меня внимательно, Крендлер. Объявление это было заказано и оплачено так, что Старлинг ни за что не докажет, что сама она его не помещала. А это - преступление. Она тут переступила черту. Вы сможете легко свернуть ей шею за это, Крендлер. А вы прекрасно знаете, ФБР заботится о своих, как о куске дерьма, если кого выгоняют. Хоть на собачий корм их пускай. Ей даже разрешение скрытно носить оружие не выдадут. Никто не станет следить за ней - кроме меня. И Лектер узнает, что ее выперли и что она теперь одна-одинешенька. Только сначала мы кое-что другое попробуем. - Мэйсон смолк - перевести дух, затем заговорил снова: - Если это не сработает, сделаем, как Демлинг говорит - устроим ей "беду" из-за этого объявления... такую беду - черт, да вы ее запросто надвое переломите. Только я вам вот что посоветую: ту половинку, где пизденка, - сохраните. С другого-то конца она слишком уж серьезная, черт бы ее побрал. Ох, Господи, прости, я не хотел чертыхаться! ГЛАВА 53 Клэрис Старлинг, бегущая сквозь осыпающиеся листья в лесопарке штата Вирджиния, в часе езды от дома... Парк - любимейшее место, ни души не видно вокруг в этот осенний день - рабочая неделя, а у нее выходной, в котором она так нуждалась. Она бежала по знакомой дорожке, вьющейся в заросших лесом холмах, близ реки Шенандоа. Воздух на вершинах холмов прогрет лучами раннего солнца, зато в долинах - неожиданный холодок, а иногда - теплый воздух в лицо, а ноги холодит ветерок, и все в одно и то же время. В эти дни земля у Старлинг под ногами, казалось, утрачивала прочность, когда она шла пешком, но становилась несколько более твердой, когда Клэрис бежала. Старлинг, бегущая в ярком свете дня, сквозь яркие пляшущие блики света, сквозь осенние листья, дорожка испятнана солнцем, а местами исполосована тенями деревьев: раннее солн-це еще не успело высоко подняться. Впереди перед нею три оленя бросились наутек - две самочки и самец - одним великолепным, радующим душу прыжком очистив ей дорогу, их белые подхвостья сверкали в лесной мгле, когда они мчались прочь. Радость, радость - Старлинг и сама запрыгала. Неподвижный, словно фигурка на средневековом гобелене, Ганнибал Лектер сидел посреди опавших листьев на склоне холма над рекой. Ему были видны сто пятьдесят футов беговой дорожки; свой полевой бинокль он прикрыл самодельным козырьком из картона, чтобы линзы не отсвечивали на солнце. Сначала он увидел оленей - они бросились прочь с дорожки и проскакали мимо него вверх по холму, а затем, впервые за семь лет, он увидел Клэрис Старлинг всю целиком - во плоти. Та часть лица его, что не была закрыта биноклем, не изменила своего выражения, только ноздри широко раздулись от глубокого вдоха - будто он мог уловить ее аромат на таком расстоянии. Вдох этот принес ему запах сухих листьев, с чуть заметным привкусом корицы, сырой палой листвы под ними и нежно-терпкого лесного перегноя, запашок кроличьего помета откуда-то издали, резкий мускус разодранной беличьей шкурки из-под опавших листьев, но только не аромат Клэрис Старлинг - его он распознал бы где угодно. Он видел, как бросились наутек перед нею олени, видел, как они удалялись прыжками - он видел их еще долго после того, как они исчезли у нее из виду. Она же оставалась в его поле зрения меньше минуты: бежала легко, не борясь с землей под ногами. Минимум припасов на день в небольшом рюкзачке высоко за плечами, бутылка воды. Раннее солнце освещало ее сзади, в лучах света размывались очертания лица, казалось, что кожа ее осыпана цветочной пыльцой. Следуя за нею, его бинокль поймал яркий отблеск солнца на воде, и несколько минут Ганнибал Лектер видел только цветные пятна. Клэрис Старлинг исчезла из виду: дорожка теперь вилась вниз по склону, и последнее, что он видел, был ее затылок: волосы, стянутые в "конский хвост", подпрыгивали, точно белое подхвостье оленя. Доктор Лектер оставался неподвижным, он не пытался следовать за ней. Образ бегущей Клэрис четко запечатлелся в его мозгу. Вот так она будет бежать там столько времени, сколько он пожелает. Это - первый раз за семь лет, что он увидел ее в действительности: не станем считать снимки в таблоидах и - изредка, издали - силуэт головы в окне автомобиля. Он откинулся на спину, на теплые листья, заложил руки за голову, глядя, как трепещет над ним редеющая листва клена, а небо над кленом такой густой синевы - почти лиловое. Лиловое, пурпурное... Ягоды дикого винограда, сорванные им, пока он взбирался сюда, тоже были лиловыми, пурпурными, они уже привяли, утратив полноту и матовую пыльцу; он съел несколько ягод, остальные размял в ладони и слизал сок - так ребенок облизывает свою широко раскрытую ладошку. Лиловый, лиловый... Лиловые баклажаны в огороде. В дальнем охотничьем домике на холме горячей воды в середине дня не было, и няня Мики вынесла медную кованую ванночку в огород, на солнцепек, чтобы солнце нагрело воду - купать двухлетнюю Мику. Мика сидела в сверкающей ванночке посреди пышной огородной зелени, в теплых лучах солнца, белые бабочки-капустницы вились вокруг. Вода едва прикрывала пухленькие ножки девочки, но ее торжественно-серьезный брат и огромный пес получили строгий наказ сторожить ее, пока няня сходит за банной простынкой. Некоторым слугам Ганнибал Лектер казался ребенком, которого следовало опасаться. Он пугал их своей силой и напряженностью, противоестественным многознанием; но старая няня его совсем не опасалась: она прекрасно знала свое дело; не боялась его и маленькая Мика - она брала его за щеки растопыренными, словно звездочки, ладошками и смеялась ему в лицо.Теперь она потянулась куда-то мимо него, потянулась руками к баклажанам - ей нравилось смотреть на них в солнечные дни. Глаза у Мики были не карие, как у брата, а синие, и когда она смотрела на баклажаны, ее глаза, казалось, темнели, вбирая в себя их цвет. Ганнибал Лектер понимал - этот цвет она любит до страсти. После того, как Мику отнесли в домик и помощник повара, ворча, явился, чтобы вылить из ванночки воду в огород, Ганнибал опустился на колени перед грядкой с баклажанами; тонкая пленка мыльных пузырьков сверкала отражениями всех оттенков зеленого, фиолетового, пока пузырьки не полопались на рыхлой земле. Он достал из кармана перочинный ножик и обрезал стебель одного из баклажанов, тщательно вытер и отполировал баклажан носовым платком; баклажан нагрелся на солнце и был теплым, словно живое существо, когда он нес его в детскую Мики, прижав к себе обеими руками; там он положил его так, чтобы она могла его видеть. Мика всегда любила темно-фиолетовый цвет, цвет спелого баклажана, всегда - до конца жизни. Ганнибал Лектер закрыл глаза, чтобы снова увидеть оленей, прыжками мчавшихся прочь от Старлинг, увидеть ее, прыжками спускавшуюся вниз по дорожке, в золотом нимбе солнечного света, падавшего на нее сзади, но на этот раз олени были не те, был олень - маленький и хилый, с торчащим обломком стрелы, упиравшийся, сопротивлявшийся ремню на шее, когда его тащили к топору, тот самый олешек, которого съели перед тем, как съесть Мику, и Ганнибал Лектер не мог больше оставаться неподвижным, он вскочил на ноги, его ладони и рот были испачканы лиловым виноградным соком, углы губ опустились, как на греческой маске. Он глядел вслед Старлинг, на бегущую вниз дорожку. Сделал глубокий вдох через нос, вдохнув очищающий аромат леса. Теперь он остановил пристальный взгляд на том месте, где Старлинг скрылась из глаз. Дорожка, по которой она пробежала, казалась светлее, чем весь остальной лес, словно Клэрис оставила после себя светящийся след. Ганнибал Лектер быстро взобрался на гребень холма и поспешил вниз по противоположному склону, к месту парковки машин у поляны, где обычно разбивали лагерь: там он оставил свой грузовичок. Он хотел уехать из парка до того, как Старлинг вернется к своему автомобилю, что стоял в двух милях отсюда, на главной стоянке, у будки смотрителя парка, теперь закрытой на холодный сезон. Ей понадобится самое малое минут пятнадцать, чтобы добежать до машины. Доктор Лектер поставил грузовичок рядом с ее "мустангом", оставив мотор включенным. У него уже был случай - и не один - как следует рассмотреть ее машину на стоянке у продуктового магазина, близ ее дома. Годовой льготный талон на посещение парка в окне старого "мустанга" Клэрис и привлек его внимание к этому месту; он сразу же купил несколько карт парка и на досуге изучил его досконально. "Мустанг" был заперт; он словно припал на широкие колеса, будто спал. Автомобиль Клэрис забавлял доктора Лектера: он выглядел капризным и - в то же время - ужасно деловитым. На хромированной дверной ручке, даже наклонившись совсем близко, он не уловил никакого запаха. Доктор Лектер раскрыл плоский стальной щуп и плавно ввел его в дверь над замком. Сигнализация? Да? Нет? Щелк! Нет. Доктор Лектер забрался в машину, в атмосферу, которая была так явственно и интенсивно - Клэрис Старлинг. Рулевое колесо - толстое, обшито кожей. На клаксоне - буквы "МОМО". Он сидел, склонив голову набок, словно попугай, рассматривал эти буквы, и его губы шевелились, изображая слово "МОМО". Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза, сидел, глубоко дыша, высоко подняв брови, будто слушал музыку. И вдруг острый розовый кончик его языка, как бы обладавшего собственным отдельным мозгом, высунулся змейкой у него изо рта. Не изменив выражения лица, словно не подозревая даже, что он делает, Ганнибал Лектер наклонился вперед, по запаху отыскал обтянутый кожей руль, и обвил руль языком там, где на нижней его стороне шли углубления для пальцев. Губами он ощущал вкус отполированного местечка в верхней четверти колеса, где обычно лежала ее ладонь. Потом он снова откинулся на спинку кресла, язык тоже вернулся домой, на свое обычное место, плотно сжатые губы шевелились, словно доктор Лектер дегустировал вино. И снова он сделал глубокий вдох и задерживал дыхание, пока вылезал из машины, пока запирал старый "мустанг" Клэрис Старлинг. Он так и не сделал выдоха, так и хранил ее во рту, в легких, до тех пор, пока его грузовичок не выехал за пределы парка. ГЛАВА 54 В науке о психологии поведения существует аксиома: вампиры действуют в пределах определенной территории, каннибалы свободно передвигаются по всей стране. Кочевая жизнь очень мало привлекала доктора Лектера. Успех его стараний избежать встречи с властями объяснялся, прежде всего, высоким качеством его фальшивых документов и той осторожностью, с которой он ими долгое время пользовался. Кроме того, у него всегда был свободный доступ к деньгам. Частая и беспорядочная перемена мест никакой роли в этом успехе играть просто не могла. Пользуясь двумя разными комплектами фальшивых документов, он выдавал себя за двух разных люде