он. - Это было с месяц назад. Она, наверное, думала, что я сразу понесусь сюда, а мне что, больше всех надо? Не к спеху. Но на прошлой неделе я прочел в газете, что за этого человека, который, она сказала, виноват в смерти Пэдди, назначена награда. А это уже разница - в сто тысяч разница. И вот я мотнул сюда, поговорить с ней, а потом к вам пришел - узнать, не встанет ли кто между мной и деньгами, когда я заарканю вашего Папу-до-полу. - Вас ко мне послала Анжела Грейс? - спросил я. - Угу... только она этого не знает. Она помянула вас, когда рассказывала - сказала, что вы приятель Пэдди и хороший человек, хоть и сыщик, что спите и видите, как бы поймать Папу-до-полу. Я подумал: он-то мне и нужен. - Когда вы уехали из Ногалеса? - Во вторник на прошлой неделе. - Это значит, - сказал я, покопавшись в памяти, - на другой день после того, как за границей убили Ньюхолла. Смуглый человек кивнул. В лице его ничто не изменилось. - Это случилось далеко от Ногалеса? - спросил я. - Его застрелили около Окитоа, километрах в ста к юго-западу от Ногалеса. Интересуетесь? - Нет... просто подумал, что вы уехали оттуда, где его убили, на другой день и приехали туда, где он жил. Вы его знали? - Мне показали его в Ногалесе: миллионер из Сан-Франциско отправляется с компанией покупать шахты в Мексике. Я решил: попозже попробую кое-что ему продать, но мексиканские патриоты добрались до него раньше меня. - И тогда вы поехали на север? - Этот шухер испортил мне коммерцию. У меня там было аккуратненькое дело... скажем так, с поставками через границу и обратно. После убийства все очень заинтересовались этой частью страны. И я решил: поеду сюда, получу сто тысяч, а там пока все уляжется. Честно, друг, не помню уже, сколько недель не убивал миллионера - если вы об этом волнуетесь. - Это хорошо. Значит, насколько я понял, вы рассчитываете поймать Пападопулоса. Анжела Грейс вызвала вас, решив, что вы изловите его в отместку за убийство Пэдди, вас же интересуют деньги, поэтому вы намерены работать и со мной и с Анжелой. Так? - Точно. - Вы понимаете, как она отнесется к тому, что вы связались со мной? - Угу. Будет биться в падучей - щекотливая насчет связей с полицией, а? - Да, кто-то однажды объяснил ей про воровскую честь, и она не может выкинуть это из головы. Ее брат отбывает срок на севере - его продал Джон Водопроводчик. Ее возлюбленного Пэдди расстреляли дружки. Открыло ей это глаза? Ничего подобного. Боже упаси помочь нам, пусть лучше Пападопулос гуляет на свободе. - Не страшно, - успокоил меня Том-Том Кери. - Она думает, что я хороший брат - Пэдди вряд ли много обо мне рассказывал, - и я с ней полажу. Вы за ней следите? - Да, с тех пор как ее выпустили. Ее арестовали в один день с Флорой, Окунем и Рыжим, но у нас на нее ничего не было - просто подруга Пэдди, - и я договорился, чтобы ее отпустили. Какие она дала вам сведения? - Обрисовала Папу-до-полу и Нэнси Риган, больше ничего. Она про них знает больше меня. А эта Нэнси как сюда вписывается? - Да никак - разве что выведет нас на Пападопулоса. Она была подругой Рыжего. Он пришел к ней на свидание и испортил всю обедню. А когда Пападопулос выкрутился, он взял с собой и девушку. Не знаю почему. К налету она не причастна. Том-Том Кери свернул четвертую самокрутку, закурил и встал. - Работаем на пару? - спросил он, взяв шляпу. - Если вы доставите Пападопулоса, я добьюсь, чтобы вы получили все причитающееся вам до цента, - ответил я. - И обещаю свободу рук - не буду мешать вам слишком пристальным наблюдением. Он ответил, что согласен, сказал, что остановился в гостинице на Эллис-стрит, и ушел. Я позвонил в контору покойного Тейлора Ньюхолла, и мне было сказано, что если я хочу получить сведения о его делах, надо связаться с его загородной резиденцией, в нескольких милях к югу от Сан-Франциско. Так я и сделал. Министерский голос сообщил мне, что я разговариваю с дворецким и что встретиться мне надо с адвокатом Ньюхолла Франклином Эллертом. Я пошел к Эллерту в контору. Это был раздражительный шепелявый старике выпученными от давления глазами. - Есть ли основания предполагать, - спросил я напрямик, - что убийство Ньюхолла - не просто выходка мексиканских бандитов? Могло ли быть, что его убили умышленно, а не просто в перестрелке с теми, кто хотел их захватить? Адвокаты не любят, чтобы их допрашивали. Этот брызгал слюной, строил мне гримасы, еще больше выпучивал глаза и, конечно, ответа не дал. - То ешть? То ешть? - огрызнулся он. - Объяшните, что вы имеете в виду! Он свирепо посмотрел на меня, потом на стол, дрожащими руками поворошил бумаги, словно отыскивая полицейский свисток. Я рассказал ему свое дело - рассказал про Тома-Тома Кери. Еще немного побрызгав, Эллерт спросил: - Что вы имеете в виду, черт возьми? - И устроил уже полный кавардак на столе. - Ничего не имею в виду, - проворчал я в ответ. - Что имею, то и сказал. - Да! Да! Понимаю! - Он перестал выпучивать на меня глаза, и голос у него сделался менее сварливым. - Но нет шовершенно никаких ошнований подожревать что- либо подобное. Совершенно никаких, шер, шовершенно! - Может быть и так. - Я повернулся к двери. - И все же я в этом немного покопаюсь. - Подождите! Подождите! - Он вскочил с кресла и побежал вокруг стола ко мне. - Мне кажетша, вы ошибаетесь, но раш вы вше равно будете рашшледовать, сообщайте мне, пожалуйшта, о режультатах. И лучше вшего - берите ш меня ваш обычный гонорар и держите меня в курше дела. Шоглашны? Я сказал, что согласен, вернулся к столу и начал его расспрашивать. По словам адвоката, в делах Ньюхолла не было ничего такого, что могло бы насторожить нас. Капитал его составлял несколько миллионов и в основном был вложен в шахты. Почти половину денег он получил в наследство. Никаких сомнительных сделок в прошлом, никаких незаконных претензий на чужие горные участки, никакого мошенничества, никаких врагов. Вдовец; единственная дочь. При жизни отца у нее было все, чего она только могла пожелать, и они очень любили друг друга. Он отправился в Мексику с группой горнопромышленников из Нью-Йорка, которые собирались продать ему там участки. На них напали бандиты, нападение отбили, но в перестрелке погибли Ньюхолл и геолог Паркер. Вернувшись в контору, я составил телеграмму в наше Лос-анжелесское отделение с просьбой послать в Ногалес агента и выяснить что можно об убийстве Ньюхолла и о делах Тома-Тома Кери. Сотрудник, которому я дал зашифровать ее и отправить, сказал, что меня хочет видеть Старик. Я пришел к нему в кабинет, и он познакомил меня с маленьким круглым человеком по фамилии Хук. - У мистера Хука, - сказал Старик, - ресторан в Сосалито. В прошлый понедельник он взял на работу официантку по имени Нелли Райли. Она сказала, что приехала из Лос-Анджелеса. По описанию мистера Хука ее приметы в точности совпадают с тем, как вы с Кониханом изобразили Нэнси Риган. Верно? - спросил он толстяка. - Совершенно верно. В точности то, что я прочел в газетах. Рост- метр шестьдесят пять, среднего сложения, голубые глаза и каштановые волосы, лет двадцати двух или двадцати одного, красивая, но самое главное - фанаберия неслыханная, мнит о себе неизвестно что. Я тут попробовал перейти с ней как бы на более дружеские отношения - так она мне сказала: уберите ваши грязные лапы. А потом я выяснил, что она почти не знает Лос-Анджелеса, хотя говорит, что прожила там два или три года. Могу спорить, это она самая. - И дальше он стал интересоваться тем, сколько из обещанного вознаграждения придется на его долю. - Вы сейчас туда отправляетесь? - спросил я его. - Да, скоро. Мне тут надо зайти узнать кое о каких блюдах. А потом уже сюда. - Девушка будет на работе? - Да. - Тогда мы пошлем с вами человека - он знает Нэнси Риган. Я вызвал Джека Конихана из комнаты оперативников и представил его Хуку. Они договорились встретиться через полчаса у парома, и Хук вразвалочку ушел. - Нелли Райли не Нэнси Риган, - сказал я. Но мы не можем пренебречь даже одним шансом из ста. Я рассказал Джеку и Старику о Томе-Томе Кери и о моем визите к Эллерту. Старик выслушал меня с обычной вежливой внимательностью, молодой Конихан, всего четыре месяца назад ставший охотником за людьми, - с широко открытыми глазами. - Ты, пожалуй, беги на встречу с Хуком, - сказал я, закончив рассказ, и вместе с ним вышел из кабинета. - А если окажется, что она - Нэнси Риган, вцепись и не отпускай. - Старик уже не мог нас слышать, и я добавил: - И, ради Бога, постарайся в этот раз не получить по зубам за свою юношескую галантность. Сделай вид, что ты взрослый. Мальчишка покраснел, сказал: "Идите к черту!", подтянул галстук и отправился на свидание с Хуком. Мне надо было написать несколько отчетов. Покончив с ними, я положил ноги на стол и, множа полости в пачке сигарет, до шести часов думало Томе-Томе Кери. Потом я Пошел в ресторан есть свой лангет и похлебку из морских ушек, а потом - домой, чтобы переодеться и закончить вечер в клубе за покером. Переодевание мое прервал телефонный звонок. Звонил Джек Конихан. - Я в Сосалито. Девушка не Нэнси, но я набрел на кое-что другое. Не знаю, как быть дальше. Вы можете приехать? - Дело стоит того, чтобы отказаться от покера? - Да... по-моему, это в самом деле нить. - Ты где? - Тут, на пароме. Не в Золотых воротах, на другом. - Ладно. Приеду с первым же паромом. Часом позже я сошел с парома в Сосалито. Джек Конихан протолкался сквозь толпу и начал говорить: - Когда я уже возвращался и пришел сюда... - Подожди, пока выйдем из толпы, - остановил его я. - Должно быть, что-то потрясающее - восточный уголок твоего воротничка загнулся. Пока мы шли к улице, он механически поправил эту деталь своего безупречного в остальном костюма, но даже не улыбнулся - его мысли были заняты чем-то другим. - Сюда, - сказал он, заводя меня за угол. - Кафе Хука - на углу. Если хотите, можете сами взглянуть на девушку. Она такого же роста и масти, как Нэнси Риган, но и только. Стервоватая девчонка, с последней работы, наверное, уволили за то, что плюнула жвачкой в кастрюлю с супом. - Хорошо. Значит, она отпала - так чем ты взволнован? - Я посмотрел на нее и пошел обратно, на паром. Паром подвалил, когда я был еще квартала за два. Навстречу мне попались двое - наверное, только что сошли с него. Оба были греки, довольно молодые, уголовного вида, и в другой раз я вряд ли обратил бы на них внимание. Но поскольку Пападопулос грек, они нас интересуют, и я к ним присмотрелся. Они спорили о чем-то на ходу. Негромко, но смотрели друг на друга сердито. Когда они проходили мимо, тот, что шел ближе к обочине, сказал другому: "Я ему говорю, прошло двадцать девять дней". Двадцать девять дней. Я подсчитал - ровно двадцать девять дней, как мы ищем Пападопулоса. Он грек, и эти ребята греки. Когда я кончил считать, я повернулся и пошел за ними. Они провели меня через весь город - и на горку, на окраине. Вошли в домик - три комнаты самое большее, - который стоит на отшибе, посреди поляны в лесу. На нем вывеска: "Продается". Окна без занавесок, вид нежилой, но на земле перед черной дверью было мокрое место, как будто выплеснули ведро или кастрюлю воды. Я сидел в кустах, пока не начало смеркаться. Тогда я подошел. Услышал разговор внутри, но через окна ничего не мог увидеть. Они были забиты досками. Немного погодя эти двое вышли, говоря что-то на непонятном языке тому, кто был в доме. Пока они уходили по тропинке, дверь оставалась открытой, и я не мог идти за ними - меня увидели бы из двери. Потом дверь закрылась, и я услышал в доме шаги людей - а может быть, одного человека, - запахло кухней, из трубы поднялся дым. Я ждал, ждал, но ничего больше не произошло, и тогда решил, что надо связаться с вами. - Интересно, - согласился я. Мы проходили под фонарем. Джек остановил меня, схватив за руку, и вытащил что-то из кармана пальто. - Посмотрите! - Он протянул мне предмет. Обожженный лоскут синей материи. Это могли быть остатки женской шляпки, на три четверти сгоревшей. Я осмотрел лоскут под фонарем, потом зажег свой фонарик, чтобы изучить тщательнее. - Я подобрал его за домом, пока там шнырял, - сказал Джек, - а... - А на Нэнси Риган в ту ночь, когда она исчезла с Пападопулосом, была шляпка такого же цвета, - закончил я за него. - Пошли к домику. Уличные огни остались позади, мы поднялись на горку, спустились в небольшую долину, свернули на извилистую песчаную тропу, с нее по траве под деревьями перебрались на грунтовую дорогу, прошагали по ней чуть меньше километра, а потом Джек повел меня по узкой тропинке, петлявшей в черной чаще кустов и мелких деревьев. Я засомневался в том, что он помнит дорогу. - Почти пришли, - прошептал он. Из кустов выскочил человек и схватил меня за горло. Руки у меня были в карманах пальто - одна на фонаре, другая на револьвере. Я повернул револьвер в кармане дулом к напавшему - нажал спуск. Выстрел погубил мое семидесятипятидолларовое пальто. Но человек отпустил мое горло. Очень кстати. Другой человек бросился на меня сзади. Я пытался вывернуться - не успел... почувствовал на спине лезвие ножа. Это уже было некстати - но все же лучше, чем острие ножа. Я попытался ударить его затылком в лицо - не попал, продолжал извиваться и вертеться, наконец вытащил руки из карманов и схватил его. Лезвие ножа плашмя прижалось к моей щеке. Я поймал руку, державшую нож, повалился на спину - он подо мной. Он сказал: - Ой! Я перевернулся, встал на четвереньки, кулак смазал меня по лицу, и я вскочил. В лодыжку мне вцепились пальцы. Я повел себя не спортивно. Я ударил по пальцам ногой - нашел тело человека - ударил ногой два раза, сильно. Голос Джека шепотом произнес мое имя. Я не видел его в темноте и не видел того, в кого выстрелил. - Тут все нормально, - сказал я Джеку, - как ты? - Высший класс. Это все? - Не знаю, но рискнем поглядеть, кого я поймал. Я направил фонарь на человека, лежавшего у меня в ногах, и включил. Худой блондин с окровавленным лицом; он изображал жука-притворяшку, и красные веки его дрожали в луче фонаря. - Не валяй дурака! - приказал я. В кустах грохнул крупнокалиберный пистолет... и другой, полегче. Пули прошили листву. Я выключил свет, наклонился к лежавшему, ударил его по макушке пистолетом. - Пригнись ниже, - шепнул я Джеку. Меньший пистолет снова выстрелил, два раза. Где-то впереди, слева. Я сказал Джеку на ухо: - Мы пойдем в домик, даже если они против. Держись ниже и не стреляй, пока не увидишь, куда стрелять. Вперед. Пригибаясь к земле, я двинулся за Джеком по тропинке. Порез на согнутой спине натянулся, и от лопаток почти до пояса меня обожгло болью. Я чувствовал, что кровь стекает по бедрам, или так мне показалось. В этой тьме красться было невозможно. Что-то трещало под ногами, шуршало вокруг плеч. Наши друзья в кустах пистолетов не студили. К счастью, хруст веточек и шуршание листьев в кромешном мраке - не лучшие ориентиры. Пули взвизгивали там и сям, но в нас не попадали. Мы не отвечали на огонь. Мы остановились у кромки кустарника, где ночь разжижилась до серого. - Здесь. - Джек показал на прямоугольную тень впереди. - Ходу, - буркнул я и бросился к темному дому. Длинноногий Джек легко нагнал меня, пока мы бежали, по поляне. Из-за черного дома выглянула тень человека, и его пистолет замигал нам. Выстрелы шли один за другим так часто, что слились в прерывистый грохот. Потащив с собой Джека, я плюхнулся на землю и прижался к ней плашмя, если не считать того, что лицо мое остановила зазубренная консервная банка. С другой стороны дома закашлял другой пистолет. Из-за дерева справа - третий. Мы с Джеком тоже стали тратить порох. Пуля набросала мне в рот грязи и камушков. Я выплюнул грязь и предупредил Джека: - Высоко бьешь. Возьми ниже и на спуск жми плавно. В черном профиле дома образовался горбик. Я послал туда пулю. Мужской голос вскрикнул: - 0-о-ой! - А потом тише, но с большим огорчением: - Сволочь... сволочь! Несколько горячих секунд пули шлепали вокруг нас. Потом ночь стихла, и тишина ее не нарушалась ни звуком. После пяти минут затишья я встал на четвереньки и пополз вперед, Джек за мной. Почва была не приспособлена для такого передвижения. Трех метров нам хватило. Мы поднялись и оставшееся расстояние прошли как люди. - Подожди, - шепнул я и, оставив Джека возле угла, обошел домик кругом: никого не увидел, ничего не услышал, кроме звуков, которые издавал сам. Мы попробовали парадную дверь. Заперта, но хлипкая. Я вышиб ее плечом и вошел, фонарь в одной руке, револьвер - в другой. Дом был пуст. Ни мебели, ни людей, ни следов их в двух пустых комнатах - только голые дощатые стены, голый пол, голый потолок с дымоходом, ни к чему не присоединенным. Стоя посреди комнаты и оглядывая пустоту, мы с Джеком прокляли эту дыру от крыши до фундамента. Не успели мы кончить, как за дверью послышались шаги, в раскрытую дверь ударил белый луч света и надтреснутый голос сказал: - Эй! Выходите по одному - и без фокусов! - Кто это говорит? - спросил я, выключив фонарь и отступив к боковой стене. - Целая стая помощников шерифа, вот кто, - ответил голос. - Можете просунуть к нам одного, чтобы мы посмотрели? - спросил я. - Меня сегодня столько раз душили, резали и обстреливали, что уже ничьим словам неохота верить. В двери появился долговязый человек с худым задубелым лицом и Х-образными ногами. Он показал мне бляху, я вытащил свою карточку, и тогда вошли остальные помощники. Всего их было трое. - Мы ехали по мелкому делу в сторону мыса и услышали стрельбу, - объяснил долговязый. - Что происходит? Я рассказал ему. - Дом давно пустует, - сказал он, когда я кончил. - Тут кто угодно мог поселиться. Думаете, это Пападопулос, да? Будем поглядывать, может, его, а может, его друзей заметим - тем более обещаны такие деньги. Мы поискали в лесу и никого не нашли. И тот, с которым я боролся, и тот, в которого я стрелял - оба исчезли. Мы с Джеком доехали до Сосалито с помощниками шерифа. Там я отыскал врача, и мне забинтовали рану. Врач сказал, что порез длинный, но не глубокий. Потом мы вернулись в Сан-Франциско и разошлись по домам. Так закончился этот день. А вот что случилось на другое утро. Я этого не видел. Я услышал об этом около полудня, а ближе к вечеру прочел в газетах. Тогда я еще не знал, что меня это лично касается, но позже узнал - и расскажу по поряжу. В десять часов утра на людную Маркет-стрит спотыкаясь вышел человек, голый от разбитой макушки до окровавленных пяток. С его голой груди, спины и боков свисали узкие ленточки мяса, сочившегося кровью. Левая рука была сломана в двух местах. Левая сторона лысого черепа вдавлена. Часом позже он умер в больнице скорой помощи - не сказав никому ни слова и все с тем же отсутствующим выражением в глазах. Полиция без труда прошла назад по следу из кровавых капель. Он окончился красным пятном перед маленькой гостиницей в переулке рядом с Маркет-стрит. В гостинице полиция нашла комнату, откуда выпрыгнул, упал или был выброшен этот человек. Постель, пропитанная кровью. На ней - разорванные, скрученные и завязанные узлами простыни, служившие веревкой. Кроме того, полотенце, которым пользовались как кляпом. Судя по находкам, голому человеку заткнули рот, связали его и стали обрабатывать ножом. Врач сказал, что ленты на теле вырезаны, а не вырваны. Когда орудовавший ножом ушел, голый человек вывернулся из пут и, вероятно, обезумев от боли, выпрыгнул или выпал из окна. При ударе о землю он проломил себе череп и сломал руку и тем не менее сумел пройти еще полтора квартала. Администратор гостиницы сказал, что человек прожил здесь два дня. Поселился под именем Х. - Ф. Барроуз. У него был черный саквояж, где помимо одежды, бритвенных принадлежностей и прочего полицейские нашли коробку патронов 9,65 Миллиметров, черный платок с прорезанными отверстиями для глаз, четыре отмычки, фомку, шприц с морфием. Кроме того, в комнате была еще одежда, револьвер 9,65 миллиметров и две бутылки спиртного. Денег не нашли ни цента. Полицейские предположили, что Барроуз был взломщиком и что его связали, ограбили и пытали, возможно, сообщники, между восемью и девятью часами утра. Никто ничего о нем не знал. Никто не видел у него гостей. Соседняя комната слева пустовала. Жилец из комнаты справа ушел на работу, на мебельную фабрику, до семи утра. Пока все это происходило, я сидел у себя в кабинете, подавшись к столу, чтобы не тревожить спину, и читал отчеты, из которых явствовало, что агенты в местных отделениях сыскного агентства "Континентал" по-прежнему ничего не могут выяснить о прошлом, настоящем и будущем место пребывании Пападопулоса и Нэнси Риган. Никаких новых данных в этих отчетах не было - я читал подобные уже три недели. Обедать мы пошли вместе со Стариком, и за едой я рассказал ему о ночных похождениях в Сосалито. Лицо доброго дедушки было, как всегда, внимательным, улыбка вежливой и заинтересованной, но, когда я дошел до середины рассказа, он перевел кроткие голубые глаза с моего лица на свой салат и не сводил их с салата, покуда я не закончил. Тогда, по-прежнему не поднимая глаз, он выразил мне сочувствие в связи с тем, что меня порезали. Я поблагодарил его, и мы продолжали есть. Наконец он на меня посмотрел. Кроткие и любезные интонации голоса, выражение лица и глаз, которыми он прикрывал свое бессердечие, - все было на месте. - Итак, первое свидетельство того, что Пападопулос еще жив, мы получили сразу после приезда Тома-Тома Кери. Теперь уже я отвел глаза. Я посмотрел на булочку, которую только что разломил, и сказал: - Да. К концу дня мне позвонила женщина из района Миссии - она наблюдала ряд весьма таинственных происшествий и была уверена, что они как-то связаны со знаменитым налетом. Я поехал к ней и, проведя там почти весь конец дня, выяснил, что половина ее происшествий - воображаемые, а вторая понадобилась этой ревнивой женщине для того, чтобы разузнать о делишках мужа. В агентство я вернулся только к шести. Через несколько минут мне позвонил Дик Фоули. Зубы у него стучали так, что я едва разбирал слова. - М-м-можешь п-п-приехать в-в-п-п-ртовую бахх-аль-ницу? - Что? - спросил я и услышал то же самое, если не хуже. Но тут я сообразил, что он просит меня приехать в портовую больницу. Я сказал, что буду через десять минут, и, поймав такси, поехал. Маленький канадец встретил меня в дверях больницы. Волосы и одежда у него были совершенно мокрые, но он уже выпил виски, и зубы у него перестали стучать. - Идиотка бросилась в залив! - рявкнул он, словно это была моя вина. - Анжела Грейс? - А за кем же я ходил? Поднялась на оклендский паром. Отошла в сторонку, к поручням. Думал, хочет что-то выбросить. Смотрю за ней. Оп! Прыгает. - Дик чихнул. - Я, дурак такой, прыгнул за ней. Держал на воде. Нас выудили. Там. - Он кивнул мокрой головой в сторону вестибюля. - Что происходило до того, как она поднялась на паром? - Ничего. Целый день дома. Оттуда на паром. - А вчера, например? - Весь день в квартире. Вечером - с мужчиной. Придорожный ресторан. В четыре - домой. Нескладно. За ним не смог проследить. - Какой он с виду? По описанию Дика это был Том-Том Кери. - Хорошо, - сказал я. - Давай-ка домой, прими горячую ванну и переоденься в сухое. - Я пошел посмотреть на несостоявшуюся самоубийцу. Она лежала навзничь, уставясь в потолок. Лицо у нее было бледное - впрочем, как всегда, - и зеленые глаза глядели не угрюмее обычного. Если не считать того, что ее короткие волосы потемнели от воды, с ней, казалось, не произошло ничего чрезвычайного. - Странные фокусы ты устраиваешь, - сказал я, когда подошел к кровати. Она вздрогнула от неожиданности, рывком повернулась ко мне. Тут она узнала меня и улыбнулась - улыбка вернула ее лицу привлекательность, обычно скрытую угрюмым выражением. - Подкрадываетесь к людям, чтобы навык не потерять? - спросила она. - Кто это вам сказал, что я здесь? - Об этом все знают. Твои фото - на первых страницах всех газет, и твоя биография, и что ты сказала принцу Уэльскому. Она перестала улыбаться и пристально на меня посмотрела. - Поняла! - воскликнула она через несколько секунд. - Этот недомерок, который за мной прыгнул, - ваш агент, следить послали. Так или нет? - Я не знал, что за тобой надо прыгать, - ответил я. - Я думал, ты накупалась и сама приплыла к берегу. Тебе не хотелось на сушу? Она не улыбнулась. Ее глаза уставились на что-то ужасное. - Ох! Ну чего ко мне все лезут? - прохныкала она и поежилась. - Гнусная штука - жизнь. Я сел на стульчик возле белой кровати и погладил ее по плечу, закрытому простыней. - В чем дело? - Я сам удивился тому отеческому тону, каким мне удалось это произнести. - Почему ты хотела умереть, Анжела? Слова, просившиеся наружу, блестели у нее в глазах, тревожили лицевые мышцы, кривили рот - но и только. Те слова, которые она произнесла, прозвучали равнодушно, но с какой-то неохотной решительностью: - Нет. Вы сыщик. Я воровка. Мне к вам дороги нет. Никогда про меня не скажут... - Ладно! Ладно! - Я сдался. - Только, ради Бога, не заставляй меня снова слушать этические рассуждения. Я могу тебе чем-нибудь помочь? - Нет, спасибо. - Ты ничего не хочешь мне сказать? Она покачала головой. - Ты себя лучше чувствуешь? - Да. За мной следили? Иначе вы бы не узнали так быстро. - Я сыщик - я все знаю. Не балуйся. Из больницы я пошел во Дворец юстиции, в бюро уголовного розыска. За столом капитана сидел лейтенант Дафф. Я рассказал ему о том, как Анжела бросилась в воду. Когда я закончил, он спросил: - Есть предположения, почему она так поступила? - Она с большим заскоком, не поймешь. Пусть ее заберут за бродяжничество. - Ну? Я думал, вы хотели ее выпустить, чтобы потом ловить. - Эта затея себя исчерпала. Попробуем посадить ее на тридцать суток. Большая Флора ждет суда. Анжела знает, что Флора была среди тех, кто убил ее Пэдди. А Флора, может быть, не знает Анжелу. Посмотрим, что может выйти за месяц их сожительства. - Это можно, - согласился Дафф. - У Анжелы нет видимых средств существования, и нечего ей прыгать в общественные заливы. Я передам куда следует. Из дворца юстиции я пошел в гостиницу на Эллис-стрит, где остановился Том-Том Кери. Его не было. Я передал, что вернусь через час, и потратил этот час на еду. Когда я вернулся в гостиницу, высокий смуглый человек сидел в вестибюле. Он отвел меня к себе в номер и угостил ужином, апельсиновым соком и сигарами. - Анжелу Грейс видели? - спросил я. - Да, вчера вечером. Ходила по кабакам. - Сегодня ее видели? - Нет. - Сегодня под вечер она хотела утопиться. - Да бросьте. - Он как будто слегка удивился. - И что? - Ее выловили. Ничего страшного. Тень, мелькнувшая в его глазах, могла выражать и легкое разочарование. - Девчонка со странностями, - заметил он. - Не скажу, что Пэдди проявил плохой вкус, когда ее подобрал, но она чудачка! - Как идет охота на Пападопулоса? - Идет. А вы зря нарушаете слово. Вы мне почти обещали, что за мной не будет хвоста. - У меня есть начальство, - извинился я. - Иногда я хочу не того, чего оно хочет, но вам это не должно очень мешать - вы же можете потерять его? - Угу. Этим и занимаюсь. Но страшно надоедает: вскакиваешь в такси, выскакиваешь, убегаешь через черный ход... Мы говорили и пили еще несколько минут, а потом я покинул номер Кери и гостиницу, пошел в аптеку, позвонил из автомата Дику Фоули домой, дал ему адрес смуглого человека и описал внешность. - Дик, мне не надо, чтобы ты следил за Кери. Выясни, кто пытается за ним следить, и этого возьми под наблюдение. До утра просохнуть успеешь и приступай. Так кончился этот день. Утро было дождливое и пробуждение неприятное. Может быть, из-за погоды; может быть, я чересчур порезвился накануне; так или иначе, порез на спине ощущался как полуметровый нарыв. Я позвонил доктору Канова, жившему подо мной, и попросил осмотреть рану перед уходом на работу. Он сменил повязку и велел мне денька два не перетруждаться. После того как он поковырялся в спине, мне стало легче, но я позвонил в агентство и сказал Старику, что, если ничего волнующего не произойдет, я побуду сегодня на положении больного. Весь день я просидел в кресле перед газовым камином с чтением и сигаретами, то и дело гасшими из-за сырости. Вечером я по телефону организовал компанию для покера, но больших переживаний в игре на мою долю не выпало - ни в отрицательном смысле, ни в положительном. Кончил я с пятнадцатью долларами выигрыша, что было на пять долларов меньше, чем стоимость выпивки, которую я поставил своим гостям. На другой день спине моей стало лучше - да и сам день тоже. Я отправился в агентство. На столе у меня лежала записка: звонил Дафф - Анжела Грейс Кардиган арестована за бродяжничество, месяц тюрьмы. Лежала и привычная стопка отчетов из разных отделений - их агенты по-прежнему не могут напасть на след Пападопулоса и Нэнси Риган. Пока я листал их, вошел Дик Фоули. - Засек его, - доложил он. - Тридцать-тридцать два года. Метр шестьдесят восемь. Пятьдесят восемь - пятьдесят девять кило. Светлые песочные волосы. Глаза голубые. Лицо худое, ободрано. Пакость. Живет в меблирашках на Седьмой улице. - Что он делал? - Хвостом за Кери один квартал. Кери стряхнул его. Искал Кери до двух ночи. Не нашел. Домой. Следить дальше? - Ступай в его клоповник и узнай, кто он. Маленький канадец ушел на полчаса. - Сэм Арли, - сказал он, вернувшись. - Здесь - шесть месяцев. Якобы парикмахер - когда работает, - если вообще работает. - У меня насчет Арли две догадки, - сказал я Дику. - Первая: это он порезал меня прошлой ночью в Сосалито. Вторая: с ним что-то случится. Тратить слова понапрасну было не в правилах Дика, и он ничего не ответил. Я позвонил в гостиницу Тома-Тома Кери и вызвал его к телефону. - Приходите сюда, - пригласил я смуглого человека. - У меня для вас новости. - Сейчас, только оденусь и позавтракаю, - пообещал он. - Когда Кери уйдет отсюда, пойдешь за ним, - сказал я Дику, повесив трубку. - Теперь, если Арли за него зацепится, может получится дело. Постарайся это увидеть. Затем я позвонил в бюро уголовного розыска и условился с сержантом Хантом зайти на квартиру к Анжеле Грейс Кардиган. После этого я занялся бумажками, а немного позже Томми объявил, что пришел смуглый человек из Ногалеса. - Этот жук, который следит за вами, - сообщил я ему, когда он сел и начал изготовлять самокрутку, - парикмахер по фамилии Арли. - И я рассказал ему, где живет Арли. - Да. С худым лицом, блондинчик? Я воспроизвел портрет, данный Диком. - Он самый, - сказал Том-Том Кери. - Что-нибудь еще о нем знаете? - Нет. - Вы посадили Анжелу Грейс. Это не было ни вопросом, ни обвинением, поэтому я не ответил. - Тоже неплохо, - продолжал высокий человек. - Мне все равно пришлось бы от нее отделаться. Когда я начну его арканить, она со своей дуростью только будет путаться под ногами. - И скоро это будет? - Это зависит от того, как получится. - Он встал, зевнул и расправил широкие плечи. - Но кто решит не есть, покуда я его не поймаю, тот от голода не умрет. Зря я упрекнул вас, что вы за мной следите. - Ничего, переживу. - Пока, - сказал Том-Том Кери и лениво вышел вон. Я поехал во Дворец юстиции, забрал там Ханта, и мы вместе отправились в меблированные комнаты на Буш-стрит, где жила Анжела Грейс Кардиган. Управляющая - сильно накрашенная толстуха с жестким ртом и мягким взглядом - уже знала, что ее жилица за решеткой. Она с готовностью отвела нас в квартиру девушки. Хозяйкой Анжела оказалась не важной. В комнатах было чисто, но все вверх дном. Раковина в кухне полна грязной посуды. Складная кровать застелена кое-как и даже хуже. Одежда и мелкие женские принадлежности висели повсюду от ванной до кухни. Мы спровадили управляющую и основательно обыскали квартиру. Узнали все, что можно, о гардеробе Анжелы и многое о ее привычках. Но ничего указывающего в сторону Пападопулоса не нашли. Никаких известий о тандеме Кери - Арли ни в конце дня, ни к вечеру я не получил, хотя ждал звонка Дика все время. В три часа ночи телефон на тумбочке оторвал мое ухо от подушки. Я услышал голос маленького канадца. - Арли выбыл, - сказал он. - Насовсем? - Да. - Как? - Со свинцом. - Нашего приятеля? - Да. - До утра терпит? - Да. - Увидимся в конторе. - И я опять уснул. Я пришел в агентство в девять часов, и один из служащих только что кончил расшифровывать ночной отчет лос-анжелесского агента, посланного в Ногалес. Телеграмма была длинная и давала пищу уму. В ней говорилось, что Тома-Тома Кери на границе хорошо знают. Около полугода он занимался перевозками через нее: оружия - на юг, алкоголя и, возможно, наркотиков и иммигрантов - на север. Перед отъездом на прошлой неделе он наводил справки о некоем Хенке Барроузе. Приметы этого Хенка Барроуза совпадали с приметами Х. - Ф. Барроуза, разрезанного на ленточки, выпавшего из окна гостиницы и умершего. Лос-анжелесскому агенту не удалось собрать много сведений о Барроузе - только что он явился из Сан-Франциско, пробыл на границе всего несколько дней и, по- видимому, в Сан-Франциско отбыл. Ничего нового об убийстве Ньюхолла агент не выяснил - все данные указывали на то, что его пытались захватить мексиканские патриоты, он оказал сопротивление и был убит. Пока я читал это, в кабинет вошел Дик Фоули. Когда я кончил, он дополнил жизнеописание Тома-Тома Кери своими данными. - Провожал его отсюда. В гостиницу. Арли на углу. Восемь часов, Кери вышел. Гараж. Прокатная машина без шофера. Обратно в гостиницу. Выписался. Два чемодана. Через парк. Арли за ним на драндулете. Моя телега - за Арли. По бульвару. За городом - на поперечную дорогу. Темно. Пусто. Арли жмет на газ. Нагоняет. Трах! Кери тормозит. Стреляют оба. Арли выбыл. Кери назад в город. Гостиница "Маркиз". Записывается Джордж Ф. Дэнби, Сан-Диего. Комната шесть-два- два. - Том-Том обыскал Арли, когда застрелил? - Нет. Не притронулся. - Вот как? Возьми с собой Мики Линехана. Не спускайте с Кери глаз. Если смогу, вечером пришлю кого-нибудь сменить вас с Мики, но он должен быть под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, до тех пор пока... - Я не знал, до каких пор, и поэтому замолчал. С новостями Дика я отправился в кабинет к Старику, изложил их там и закончил: - По словам Дика, Арли выстрелил первым, так что для Кери это будет самообороной, но дело наконец сдвинулось с мертвой точки, и я ни в коем случае не хочу его замедлять. Поэтому денек-другой нам лучше не рассказывать, что мы знаем об этой перестрелке. Если окружному прокурору станет известно, как мы себя ведем, это нашей дружбы не укрепит, но, по-моему, игра стоит свеч. - Как вам угодно, - согласился Старик, протягивая руку к зазвонившему телефону. Он сказал два слова в трубку и передал ее мне. Звонил сержант Ханг. - Флора Брейс и Грейс Кардиган перед рассветом бежали из тюрьмы. Очень может быть, что они... - Исчезли бесследно? - спросил я. - Пока что никакой ниточки нет, но... - Подробности расскажешь, когда увидимся. Спасибо. - И я повесил трубку. - Анжела Грейс и Большая Флора бежали из городской тюрьмы, - сообщил я Старику. Он вежливо улыбнулся, как будто это мало его касалось. - Вы радовались тому, что дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки, - пробормотал он. Расправив лицо и улыбнувшись, я буркнул: "Может быть", ушел к себе в кабинет и позвонил Франклину Эллерту. Шепелявый адвокат сказал, что будет рад меня видеть, и я отправился к нему в контору. - Итак, что нового вы мне можете сообщить? - с нетерпением спросил он, когда я уселся перед его столом. - Кое-что. Человек по фамилии Барроуз тоже был в Ногалесе во время убийства Ньюхолла и тоже сразу после этого приехал в Сан-Франциско. Кери выследил здесь Барроуза. Вы читали о том, как по улице шел голый изрезанный человек? - Да. - Это был Барроуз. Затем в игру вступает новый человек - парикмахер Арли. Он следил за Кери. Вчера ночью на пустынной дороге южнее города Арли стрелял в Кери. Кери убил его. Глаза старого адвоката выкатились еще на один сантиметр. - На какой дороге? - задыхаясь спросил он. - Вам точно назвать место? - Да! Я подтянул к себе его телефон, позвонил в агентство, попросил прочесть отчет Дика и назвал адвокату место. Это произвело на него впечатление. Он вскочил с кресла. Морщины на его лице блестели от пота. - Мисс Ньюхолл там одна! Это мешто меньше чем в километре от ее дома! Я нахмурился и постучал полушариями друг об дружку, но ни к какому выводу не пришел. - А если я пошлю человека присмотреть за ней? - предложил я. - Великолепно! - Его встревоженное лицо разгладилось, так что на нем осталось не больше пятидесяти или шестидесяти морщин; - Ей хочетша побыть там одной пошле смерти отца, наедине шо швоим горем. Вы пошлете надежного человека? - По сравнению с ним Гибралтарская скала - осиновый листок на ветру. Дайте мне для него рекомендательную записку. Его зовут Эндрю Макэлрой. Пока адвокат писал записку, я снова позвонил в агентство и попросил телефонистку разыскать Энди и сказать ему, что он мне нужен. Перед тем, как вернуться в агентство, я пообедал. Энди уже ждал меня на месте. Энди Макэлрой был человек-валун, не очень высокий, но почти квадратный и крепкий - как в смысле физическом, так и в смысле лба. Угрюмый суровый мужчина с воображением арифмометра. Я даже не уверен, что он умел читать. Но я был уверен, что, если Энди прикажут что-то сделать, он сделает это, и ничего другого. Другого он придумать не сможет. Я дал ему записку адвоката для мисс Ньюхолл, сказал, куда ехать и что делать, и с этой минуты о мисс Ньюхолл мог уже не заботиться. Трижды в конце дня я получал донесения от Дика Фоули и Мики Линехана. Том-Том Кери ничего выдающегося не предпринимал, хотя купил в спортивном магазине на Маркет-стрит две коробки патронов 11,17 миллиметров. В вечерних газетах появились фотографии Большой Флоры Брейс и Анжелы Грейс Кардиган с заметками об их побеге. Факты в них выглядели неправдоподобно, как всегда выглядят в газетных заметках. На другой странице сообщалось, что в глухом месте, на дороге найден убитый парикмахер. Прострелены голова и грудь - в общей сложности четыре пули. По мнению окружных властей, он погиб, сопротивляясь грабителям, но бандиты бежали, ничего не взяв. В пять часов в дверь заглянул Томми Хаул. - К вам опять этот Кери. - Давай его сюда, - сказал я веснушчатому парню. Смуглый человек вошел не торопясь, сказал: "Привет", сел и свернул коричневую самокрутку. - У вас на вечер особенных дел нет? - спросил он, закурив. - Таких, чтобы не отложить их ради чего-то лучшего, нет. Гостей собираете? - Угу. Надумал. Только не гостей, а в гости к Папе-до-полу. Поедете со мной? Настал мой черед сказать: - Угу. - Я подберу вас в одиннадцать - на углу Ван-Несс и Гири, - с растяжкой сказал он. - Только компания будет тесная: вы и я... и он.