чувствую какую-то подлость, - решительно остановил он меня. - Никто не пустит на ветер сто штук только для того, чтобы посмотреть, как они летят. Надо во всем разобраться, с уголовным кодексом я связываться не хочу. Так получается, что мне нужна незапятнанная репутация, я химик и добиваюсь стажировки в Швейцарии на пол года, сама понимаешь. И вообще, у меня есть разные планы... Я не желаю портить себе жизнь из-за дурацких идей какого-то Мачеяка! Не для того я столько лет вкалывал за эти мизерные гроши, чтобы разрушить все одним ударом! - Ты где-то работаешь? - Конечно. В политехническом. - А как тебе удалось вырвать эти три недели? - Я взял отложенный отпуск за прошлый год. И неделю с этого года. Неважно. Ты лучше подумай, что все это значит. - В комнате было накурено, как на вокзале. Мы сделали себе сначала кофе, потом чаю. Весь пол был усеян обломками веточек из икебаны. Невозможность разрешения странной загадки приводила нас в ярость, а ощущаемая за ней опасность казалась все ближе и все страшнее. - Начнем еще раз, сначала, - озабоченно сказала я. - Романы в подобной ситуации отпадают. С какой еще целью можно было совершить такую двойную замену? Показную, ко всему прочему. Муж бродил по комнате двумя руками теребя волосы. - Показную, показную... - бормотал он. - Что? Показную?.. Подожди, почему показную? - Мне все больше кажется, что весь этот маскарад не для меня и тебя, а для кого-то другого. На что он больше всего напирал? Чтобы вместе ездить к Земянскому и чтобы ты притворялся в машине. Ты что-то делал в Лодзи? - Ничего, оставил заказ на ткань. Можно было послать по почте, но он приказал съездить и посмотреть... - Вот видишь. А мне приказали бегать на прогулки. И делать покупки. Кто-то нас должен видеть... - На прогулках тебе никто в рот не заглядывал? - Не знаю. Но дебил смотрел мне на руки... И когда мы ездили к Земянскому, за нами кто-то все время плелся. То такси с пьяницей, то парень на мотоцикле... Муж остановился у стола, выпил остатки кофе, посмотрел на меня обезумевшим взглядом и опять принялся ходить. - Да. В этом что-то есть, - признался он. - Напоказ, чтобы все думали, что мы дома. Но это не то, это еще не то... Перед этим ты сказала что-то важное, и у меня что-то наклевывалось... Ты не помнишь, что говорила? - Разное. Больше всего меня беспокоит то, что они скрыли взаимную связь... - Подожди, подожди... вот именно, что они являются одной шайкой... Нет, не то. Они посадили нас вместо себя, коварно и под фальшивым предлогом. На кой черт? Может этот дом должен взлететь на воздух? В моем мозгу внезапно взорвался свет. Я похолодела внутри, что-то начало меня душить. - Где пакет для шефа? - быстро спросила я. - Муж остановился, как вкопанный, посмотрел на меня и застыл, запустив руки в прическу. - Лежит в моей комнате. А зачем?.. - Они же знали, что мы никуда его не отнесем, верно? Оставим его дома. А если в этом пакете что-то... Я не говорю, что бомба, но что-то вредное... О боже, может оно что-то выделяет, излучает... В воздухе повеяло жутким страхом. Муж сильно побледнел. - Уран?.. - хрипло прошептал он. Меня выбросило из кресла. - Не знаю. Может, оно взорвется и снесет с лица земли всю эту халупу, или еще что... Такое иногда делают. Крестьяне сжигают целые деревни, получают страховку; а может, им нужна фиктивная смерть... Муж обрел способность к движению. Не слушая моих апокалиптических допущений, он рванулся к лестнице, чуть не сорвав с петель двери. Я бросилась за ним. Мы ввалились в его комнату и застыли, опершись о стол, глядя на лежащий на нем пакет, как на страшную ядовитую змею, временно погруженную в легкую дрему. После короткого мгновения гипнотического транса, под влиянием одной и той же мысли, мы одновременно склонились над столом, напряженно прислушиваясь. Ничего не было слышно, пакет лежал молча, не издавая никаких звуков. - Бомба должна тикать... - неуверенно прошептала я. - Тяжелый гад... - пробормотал муж. Некоторое время мы стояли неподвижно, молча, возможно думая, хотя за это поручиться нельзя. Куда вероятнее, что мыслительные процессы в нас тоже остановились. - Что будем делать, - наконец спросила я драматическим шепотом. - Надо подумать, - беспокойно прошептал муж. - Кажется, надо на это посмотреть... - Распаковать?.. Он кивнул головой, неподвижно и тупо всматриваясь в грозный предмет. - С соблюдением всех средств осторожности?.. - нервно прошептала я. - Какие они, эти средства?.. Муж будто очнулся. - Какого черта мы шепчемся? - раздраженно нормальным голосом спросил он. - Не будем сходить с ума! Чтобы та ни было, ясно, что надо на это посмотреть, ты настроила меня на катаклизм, теперь я не засну! Это еще может быть тем, зачем приходил взломщик, а независимо от того, что это - взлом является преступлением, а если это имеет что-то общее с преступлением, я не могу рисковать, потому что это откроется, и что я докажу, сейчас, кажется я запутался... - Ничего, все понятно. Ты имеешь ввиду, что в случае существования преступления и его раскрытия ты не сможешь доказать, что не принимал в нем участия. Надо узнать, существует ли преступление. Обращаю твое внимание, что я в той же самой ситуации. - Значит, твоими свидетельскими показаниями мы сможем подтираться. Жаль. Шеф, не шеф - открываем! Я не раздумывая с ним согласилась. Проклятый пакет не дал бы заснуть и мне. - Откроем на кухне, - предложила я. - В случае чего, под руками будет достаточно приспособлений. Муж одобрил предложение, осторожно взял пакет в объятия и отнес на кухонный стол. Когда он схватил нож, я его удержала. - Подожди! Глупо будет, если там окажется, что-то невинное. Придется даром во всем признаться. Оставим себе выход, распакуем его так, чтобы в случае чего, можно было запаковать обратно. Муж признал мою правоту. Мы приступили к тяжелой работе. Пакет был завернут в толстую бумагу и несколько раз окручен шнуром, завязанным на десятки узлов, распутывание которых отняло у нас остатки сил. Щадя ногти, я пользовалась вилкой, штопором и шилом, а муж, ругаясь и сопя, орудовал отверткой и плоскогубцами. Наконец, шнурок удалось снять. Он, в свою очередь, остановил меня, когда я хотела снять бумагу. - Подожди! Осторожно, еще не известно, что там такое. Я отдернула руки так быстро, будто пакет зарычал. Муж сдвинул брови и на некоторое время задумался. - На всякий случай, надень маску и перчатки, - потребовал он. - От излучения это не спасет, но от излучения нас уже ничто не спасет, кроме того, в излучение я не верю. Но там может быть что-то едкое, ядовитое, черт его знает, какие-нибудь вещества могут там соединиться, получится газ или испарения. Понятия не имею, а допустить могу все. Трезвая мысль о том, что все, что мы делаем, не имеет никакого смысла, до меня так и не добралась. Тип, который доставил пакет не соблюдал особой осторожности и сам обходился с ним довольно бесцеремонно. Принимая во внимание все, что мы с ним делали, то, что должно было соединиться или среагировать, уже давно соединилось и среагировало. Не сумев подумать над этим, я достала из аптечки марлю и вату и через минуту мы выглядели как жертвы авиакатастрофы. Из-под больших белых подушек выглядывали только наши глаза, волосы торчали над белыми мотками, а голоса звучали, как из бочки. Мы развернули бумагу и увидели под ней большую картонную коробку, всю обвитую шнуром, еще более тщательно чем бумага. Было похоже, что остаток жизни мы проведем за расплетанием узлов. - Я уже по горло сыта этими Мачеяками! - как через глушитель раздраженно высказалась я. - Исключительно беспокойные люди, - невнятно согласился муж. - Если под этим будет еще одна веревка, я все бросаю и бегу из этого дома. Повнимательнее, возьми с той стороны! Мы осторожно сняли крышку с коробки, стараясь сделать это одновременно. От волнения мне стало жарко. В середине показалась доска. Мы алчно посмотрели на нее, потом друг на друга, а потом снова на нее. Доска была обыкновенной, струганной и занимала почти весь ящик, по краям она была подоткнута скомканной туалетной бумагой. Осторожно, кончиками пальцев, мы вынули бумагу, после чего муж взялся за доску, как за тухлое яйцо и медленно ее приподнял. Я чуть не заработала косоглазие, пытаясь одновременно смотреть на ее нижнюю сторону и внутрь коробки. Муж держал доску как икону, направив ее на меня. - Что там? - нетерпеливо пробормотал он. Некоторое время я была не в состоянии ему ответить. У меня перехватило дыхание. - Не знаю, - наконец ответила я, забыв о коробке, чувствуя, что не могу оторвать взгляда от того, что увидела. - Думаю, что шедевр декоративного искусства. Единственная опасность, которую я в нем вижу, это то, что он может присниться. Заинтригованный муж выглянул из-за доски, безуспешно пытаясь рассмотреть ее обратную сторону. Это ему не удавалось, поэтому он осторожно опер доску о стол, развернул и положил. После чего застыл, глядя на нее в безграничном ошеломлении. Да, удивляться было чему. Второй стороной доски было нечто, что можно было считать картиной в роскошной раме, объясняющей тяжесть пакета. Неизвестный богомаз изобразил рыцаря на коне, на фоне грозовой тучи, перечеркнутой молнией, точно такой, как на знаке "Осторожно, высокое напряжение!". Рыцарь имел голову, похожую на тыкву, тупую и кривую морду, у коня была голова, похожая на рыбью и удивительно рахитичные ножки. Рядом протягивала руку дева в белом тюле, для разнообразия состоящая в основном из живота, причем поднятая вверх рука вырастала из груди. С точки зрения анатомии и зоологии персонажи были просто уникальными. Впечатление усиливала рама, солидно, как крепостная стена, изготовленная из камня. Точнее говоря, из кусочков мрамора, местами разбавленными булыжником. Ни разу в жизни я не видела ничего подобного. - Боже мой, чтоб я сдох, что это?!!.. - испуганно прохрипел муж. - Доказательство изысканности вкусов шефа, - неуверенно ответила я, пытаясь успокоиться. - Это, должно быть, какой-то свежеразбогатевший коллекционер, который желает окружить себя произведениями искусства. Не смотри на это так старательно, заболеешь. Муж издал неартикулированный стон и очень быстро перевернул шедевр. Он обеспокоенно заглянул в коробку. - Там этого много?.. - Не знаю, с первого взгляда видно бумагу... - Под романтическо-электрической картиной лежали какие-то предметы, запакованные в бумагу и пообтыканные ею со всех сторон. Мы осторожно вынули их, удивившись тяжести, странной для их размеров. Перед нашим взором появились четыре очень странных подсвечника, два железных и два керамических, бочковатые, бесформенные, усеянные множеством ненужных украшений, каких-то цветочков, сердечек, кокардок и черт знает, чего еще. Они даже неплохо подходили к рыцарю с рыбоголовом. Под ними оказался еще один слой помятой бумаги. - Ну, - нерешительно произнес муж. - Кажется хуже уже не будет... Он поднял бумагу и замолчал. Рядом с шедевром, который поразил наши взоры, рыцарь и подсвечники перестали существовать. Присниться должно было именно это! Рама была точно такой же, из мрамора с булыжником. Содержание картины до нас дошло не сразу. Она изображала силуэт в черном, заломивший руки на открытой могилой, в которой можно было разглядеть гроб, сверхъестественной силой удерживаемый в воздухе. Оба шедевра создавал один и тот же художник, который, по-видимому, начинал с головы, после чего, на все остальное не оставалось ни места ни сил. Силуэт поражал своим лицом. Голова у него была еще больше, чем у рыцаря, разинутый рот, торчащие зубы, бельма на глазах и синяки под глазами. Муж конвульсивным движением стянул марлю с лица и глубоко вздохнул. - Я вижу этому только одно объяснение, - ехидно заметил он. - Шеф должен был это получить, посмотреть, потом прибежать сюда и надавать по морде всем, кого застанет. Отсюда и поступок Мачеяка. - Слишком дорого это ему обошлось, - заметила я снимая защитную маску. - Давай не будем на это смотреть, а то мысли сбиваются. Не знаю, как ты, а я не чувствую себя удовлетворенной. - Как, тебе этого мало?!!.. - Смотря чего. Художественных впечатлений мне хватит надолго, а вот объяснений мне не хватает. Если это возможно, я понимаю еще меньше, чем раньше. На кой черт кто-то посылает кому-то такую мазню? На полуторадюймовых досках!.. И эти рамы!.. Для чего они нужны, для падения со стены на голову? - Муж уставился на подсвечники. - Кажется, ты права, - признался он. - Это все страшно тяжелое. Для падения на голову оно будет в самый раз, жаль только, если разобьется... Этот железный хлам я еще понимаю, а эта керамика? Глина это или нет? Каждый из нас взял в руки по подсвечнику, пытаясь сравнить их вес. Мои руки были оттянуты одинаково. - На первый взгляд одинаково, - засомневалась я. - Подожди, дай мне подумать. Собственный вес железа, насколько я помню, около семи тысяч на кило... Я хотела сказать, семь тон на кубометр. Глина, даже прессованная, сейчас... - Точно прессованная, - перебил меня муж, ощупывая подсвечник. - Кажется от тысячи восьмисот до двух тысяч. Пусть даже две двести. Железные должны быть в три раза тяжелее! Муж некоторое время взвешивал подсвечники в руках. - Это не так, - произнес он приговор. Мы молча смотрели друг на друга и на удивительные произведения искусства. В кухне Мачеяков поселилась неразгаданная тайна. Муж осторожно поставил подсвечники на стол. - Или я недоразвитый, или здесь что-то есть. Я понимаю все меньше. Любовь отпадает, взорваться это не взорвется, ядовитым не кажется, кроме того, кто будет это лизать!.. - И не воняет, - добавила я, обнюхав художественные изделия. - Так за что же, черт их дери, эти люди заплатили сто тысяч злотых?!!! Я ощутила умственное бесплодие. Пакет для шефа продолжал хранить тайну, только увеличив беспорядок в рассуждениях. Мне пришло в голову, что на декоративных деталях может быть что-то написано или выбито, какой-нибудь шифр или кабалистические знаки, которые окончательно перепутают мысли, но существование которых надо проверить. Одновременно упоминание о полученном гонораре напомнило о принятых на себя обязательствах. Как минимум полчаса, как я должна быть в скверике. - Оставим пока, - попросила я. - Над этим придется подумать, а пока у меня нет времени. Подожди меня с новыми открытиями, я отработаю и сразу вернусь... Бродя по грязной аллее и смотрела в основном под ноги, предмет своих чувств я увидела совершенно случайно. По-видимому у меня внезапно изменилось выражение лица, потому что блондин посмотрел на меня, явно узнал и легко поклонился. По этому поклону я поняла, что это за человек. Есть такой особый вид людей, жутко хорошо образованных, вид очень немногочисленный и вымирающий. С самой старой и толстой спекулянткой на базаре они разговаривают так, будто это самая красивая девушка мира. Надо уметь в них разбираться, чтобы знать, что означают их поступки, на неопытную особу каждый их жест производит впечатление далеко идущих авансов. Я определила принадлежность блондина к редкому виду и мне стало приятно, хоть это и не имело смысла. Из-за его прекрасной противной жены я должна была пожелать, чтобы он был невоспитанным грубияном. Мысль, как всегда при его виде, произвела крутой поворот. Я шла дальше, отбросив в сторону супругов Мачеяков и шефа, желчно, с издевкой и сожалением рассматривая полную бесполезность обычных сердцеедских методов, которые, конечно, я ни за что не использую. Черт. Такого бы блондина пару лет назад... Судьба должна меня очень не любить, если так надо мной подшутила. Она сделала нечто, как по моему заказу, но показала мне это слишком поздно... Выбравшись из дому на эту позднюю прогулку, в нервной спешке я оделась слишком тепло. Я надела тот же зимний костюм, что и вчера, не смогла найти косынку и взяла первый попавшийся шарф. Снизу на мне были теплая блузка и свитер, вместе этого оказалось многовато. Медленно шагая, опять задумавшись, но теперь совсем о другом, я расстегнула жакет и отпустила шарфик. Шагов сзади я не услышала, голос раздался так неожиданно, что внутри у меня все перевернулось. - Извините, по-моему вы это потеряли... Я обернулась. Сзади блондин моей жизни держал в руках какую-то тряпку. Я никак не могла освободиться от того, о чем думала. - Исключено, - сказала я твердо. - Никакие потери я выдумывать не собираюсь. Исключено. Блондин слегка удивился: - Извините, не понял. Я своими глазами видел, как это у вас упало... Он стоял передо мной с выражением нежного, неописуемо приятного внимания. Я пришла в себя, узнав в тряпке косынку Басеньки, ту самую, которую не смогла найти дома. По-видимому он был в рукаве, зацепился кончиком, а теперь скользкий шелк спустился по спине под расстегнутым жакетом. Если бы он был моим, я бы нашла способ от него отказаться, но разбрасываться собственностью Басеньки не могла. - Действительно, это мое, - призналась я подавив сопротивление, и, не сумев вовремя остановиться, добавила: - Но я не теряла его специально! Блондина, казалось, это сбило с толку. Он посмотрел на тряпку в руке, потом снова на меня. - Мне очень жаль, но я все равно не понимаю. Почему, ради бога, вы должны специально потерять это или что-то другое? Ситуация стала безнадежной и неразрешимой. Я конечно могла вырвать у него из рук платок, крикнуть "большое спасибо" и убежать, но это не показалось мне самым правильным выходом. Я могла объяснить что имела ввиду, но стало бы еще хуже. Я почувствовала себя такой бессильной, как никогда в жизни. - Ну да, - невольно вырвалось у меня. - Если бы не это, все равно терять нечего, я пошла бы топиться. Какое счастье, что я не встретила вас десять лет назад! - Наверное вы правы, но нельзя ли поинтересоваться, почему вы так считаете? - Тогда я была молодой, глупой и полной нежных чувств, как почка на морозе. А может бутон, это безразлично. Столкновение с чем либо подобным навеки заморозило бы мою душу. - Вы чувствуете, что говорите вещи, требующие объяснения? - Не совсем. Видите ли, дело в том, что я сильно задумалась, кроме всего прочего, и о потере разных вещей. Кажется у меня все перемешалось... - Ну, хорошо, а какое отношение к этому имеет замороженная душа? Я смирилась с тем, что не смогу выпутаться. Он задавал вопросы так, что они требовали ответов, а из меня вырывалось совсем не то, что я хотела. Я сдалась. - Отдайте мне эту тряпку, - сказала я вынув из его руки косынку Басеньки. - Чтобы вы потом не говорили, что вас держало что-то материальное. Если бы я захотела понятно и по мере возможностей дипломатично объяснить вам в чем дело, мне пришлось бы говорить целый час. А я готова поклясться, что у вас нет времени! - А если попробовать недипломатично?.. Непостижимым для меня образом, на дальнейшую прогулку мы отправились вместе. - Я удивлена, что вам понадобилось объяснение того бреда, который из меня вырвался, - с неприятным осадком на душе сказала я. - Не все ли вам равно? - Нет. Когда мне говорят странный бред... Извините, я не хотел быть невежливым, но вы сами это так определили... то я должен узнать причины и цель. Я люблю понимать происходящие вокруг меня события. - Очень обременительное увлечение. У вас много времени. - Наоборот, у меня мало времени. - В таком случае, что вы делаете в этом скверике? - Пытаюсь добиться от вас объяснения редкой реакции на получение потерянного предмета. Меня разозлило это упрямство. - Это была реакция не на предмет, а на вас, - раздраженно заметила я. - Вы думаете, что я не думаю, что вы знаете, как вы выглядите?!... Как и ожидалось, я сдурела окончательно и выложила ему все, что старательно пыталась сохранить в себе. Претензий, неизвестно к нему или к судьбе, я даже не скрывала. - Ну, хорошо, - согласился он. - Допустим, что вы правы, хотя, по моему мнению, вы сильно преувеличиваете. Но я не понимаю в чем мешает моя внешность. - В приставании к вам, - объяснила я. - Я не могу приставать к человеку, у которого по горло цепляющихся к нему женщин. Для меня вы неописуемо привлекательны совсем в другом смысле. От этого другого смысла я полностью обалдела, потому что осознала, что не могу высказать ему ни своих взглядов, ни причин, по которым такой человек как он для меня бесценен. Моя страсть к сенсациям, загадкам и тайнам должна была остаться необоснованной, как же ему объяснить, что я про все это пишу, если я ничего не пишу, я Басенька, я грызусь с мужем и делаю узоры для тканей! Сбить его с темы было очень трудно, в довершение ко всему он нравился мне все больше, а мне казалось, что я ему нравлюсь все меньше, и себе нравлюсь все меньше, и вообще я попала в такую умственную трясину, вытащить меня из которой не мог ни один человек. - Из того, что вы сказали следует, что вы любите таинственные события, - сказал он таким тоном, в котором едва чувствовалось неодобрение. Меня удивило то, что из того, что я говорю, для него вообще что-то следует. - Люблю, - согласилась я. - А вы нет? - Нет. Не вижу в них ничего привлекательного. Обычно они бывают очень мучительными. - Возможно, но страдать я тоже люблю. К счастью складывается так, что на протяжении всей жизни меня встречают сенсационные идиотизмы, невыносимые для нормальных людей. Это случается настолько часто, что слишком долгое спокойствие всегда кажется мне подозрительным. - И вам еще мало? Вы надеетесь на большее? - Конечно! Развлечений всегда не хватает, а спокойная жизнь отнимает у меня трезвый ум и хорошее настроение. - Вы не похожи на человека которому не хватает трезвого ума и хорошего настроения... - Откуда вы знаете, на кого я похожа, если смотрите на меня в темноте? - А откуда вы знаете, как я выгляжу? Кроме того достаточно перекинуться с вами несколькими словами, чтобы узнать некоторые ваши особенности, даже в полнейшей темноте. Люди настолько переполненные жизнью как вы, встречаются очень редко. - Вы говорите об этом так, будто считаете громадным недостатком, - критически заметила. - Активность характера всегда казалась мне достоинством. - Мне тоже. Возможно вы почувствовали в моем тоне некоторое неодобрение, потому что, говоря об этом, я одновременно думал о способах расходования подобной энергии и активности. Способах, которые могут привести к довольно плачевным результатам... Мне показалось, что в царящий во мне хаос вторгся спасительный луч света. Боже мой, о чем он говорит?! Что он имеет ввиду?! Может он знает про аферу Мачеяков?!.. Я вдруг утвердилась в дурацком убеждении, что он знает, что я не Басенька, знает тайну всего предприятия и дает мне это понять. Он имеет что-то общее со всем этим, хотя известно, кто он, то есть не известно кто он, то есть не известно, что он здесь делает, то есть известно, что он здесь делает... Я окончательно запуталась в собственных впечатлениях и в том, что известно, а что неизвестно. Кто он вообще такой, кто? Должен же он быть кем-то... - Кто вы собственно такой? - спросила я прежде чем успела себя удержать. - Случайно не журналист? - Да, - очень спокойно ответил он. - Я журналист. Искусство мышления временно стало абсолютно для меня недоступным. Меня несло нечто такое, чем, насколько я понимала, следовало управлять, но я была не в состоянии. - И кто еще? Он некоторое время молчал. - Кто еще? Например, рыбак. - Извините, кто?.. - Рыбак. - Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что любой нормальный человек спросил бы, какого черта он должен быть кем-то еще. Он отвечает так, будто это естественно... - Какой рыбак? - неуверенно спросила я. - Который стоит над Вислой и мочит в воде удочку? - Это рыболов. Обычный рыбак, такой, который плывет на промысел и ловит рыбу в море. - У вас очень разные профессии... Может, вы кто-то еще? - Возможно. У меня очень разнообразные интересы. Особенно сильно меня интересуют последствия необдуманных и непредсказуемых действий, происходящих от избытка неконтролируемой энергии. - И вы стараетесь противодействовать им? - Стараюсь, как могу. - Тогда у вас очень много работы... - Да, не жалуюсь. Что-то страшное толкало меня дальше. - И по воле обстоятельств вам приходиться вмешиваться в разные дурацкие истории, - осторожно продолжила я. - Наверняка, сенсационные и таинственные? И вам это все бесконечно надоело и вы предпочли бы полный покой? - Вы очень неплохо это определили. Может слегка упрощенно, но довольно точно. - Значит, вы являетесь моей противоположностью. Мне это не надоело и я не желаю полного покоя... - И поэтому вы встреваете во все, что подворачивается? Я вросла в землю. Мы стояли под фонарем, лицом друг к другу. Он смотрел на меня взглядом, наполненным вежливым интересом, каменно-спокойным лицом. Вместо того, чтобы напрячь мозг, разгадать, понять, расшифровать, что означает то, что я услышала, я чувствовала только одно - он смотрит не на меня, а на лицо Басеньки. На эту дурацкую челку, на идиотскую родинку, на агрессивные брови и недовольный рот... Первое, о чем мне наконец-то удалось подумать, что мое отупение не имеет границ и я с ним не справлюсь. Затем я решила, что всегда приятнее иметь такого противника, как этот, чем какого-нибудь урода. Потом я стала сомневаться, действительно ли он мой противник. Потом я решила продолжать играть роль и скрыть правду, которую минуту назад я чуть не выболтала. - Откуда вы знаете, что я во что-то встреваю? - обиделась я. - А я и не знаю. Я догадался по тому, что от вас услышал... Я увидела спасительный свет, невероятным образом ситуация радикально изменилась. Гнетущая меня тяжесть бесповоротно исчезла, хотя я только теперь осознала, что за весь вечер так и не овладела положением. Все происходит независимо от меня. Единственное достижение, которого я добилась собственными усилиями - добыча не столько бизона, сколько теленка, я полностью вышла из роли Басеньки и теперь не имела возможности в нее вернуться. Теленок был хоть и маленьким, но было непонятно, не вырастет ли он, поскольку от нее я оставила только лицо... Я очень смутно ощущала течение времени, в ногах чувствовалась тяжесть бесчисленных километров, темы для разговора появлялись сами собой и размножались, как кролики весной, мне казалось, что этого человека я знаю бесконечное число лет. Я расслабилась, сознания мне хватило только на протест против того чтобы он шел со мной дальше края скверика и наконец, в окончание чудесного вечера, я подстрелила вожака стада. Если точнее я невольно протянула руку для прощания. И, конечно, он мне представился. - Раевский, - отчетливо и благожелательно произнес он. - Хххххххх... - сказала я, панически пытаясь преобразовать эти первые буквы во что-нибудь - хрип, кашель, отхаркивание, отрыжку, хоть что-то, лишь бы не Хмелевская!!! Фамилия Мачеяк сквозь горло не пробилась. Обидевшись на себя, решив вернуть пану Паляновскому его паршивые пятьдесят тысяч, я ограничилась невнятным бормотанием... Разволновавшийся до сумасшествия муж ждал в гостиной. - Боже мой, я уже думал, что ты попала под машину! - раздраженно выкрикнул он, увидев меня. - У тебя, осенние маневры, или как?! Я сижу здесь как на сковородке, ни хрена не знаю, что делать, это просто скандал, я все выяснил!!! Перестановка на новые пути расслабившихся и разомлевших мозговых центров потребовала от меня долгого времени и геркулесовых усилий. Про пакет для шефа я полностью забыла и в первый момент вообще не поняла, о чем он говорит и чего хочет. - Что с тобой... - начала я с легким испугом. - Пошли!!! - остановил меня муж и схватив за руку поволок на кухню. - Посмотри сама! Я их изобличил! Я химик! Я не понимала, какое отношение имеет к делу то, что он химик, до тех пор пока не увидела результатов его деятельности. Собственность шефа лежала на столе в состоянии достойном сожаления. Каменные рамки картин были частично поколоты, из рыцаря на доске торчали щепки, а лишенные излишних украшений подсвечники производили впечатление надкусанных. - Смотри! - горячо потребовал муж. - Когда ты ушла мне было нечего делать и я присмотрелся к этому повнимательней. Это такое же железо и такая глина, как я китайская роза! Мрамор. Разве это мрамор? Это искусственный мрамор, как называется то, из чего делают колонны, стены?.. - Алебастр, - машинально ответила я. - Алебастр. Сколько он весит? Столько же как мрамор? - Ты что, мрамор это камень, а алебастр - это гипс. В две тонны разница... - Вот из алебастра все это и сделано, дерьмо это, а не мрамор! И подсвечники дутые! Я испугалась, что он от чего-то свихнулся: - Успокойся, говори по-порядку! - потребовала я, вырывая у него руку. - Может сделать тебе холодный компресс на голову? Или воды выпей... Ничего не понимаю, какие дутые, какой алебастр?! - Да посмотри же, ослепла ты на этой прогулке, что ли? Я присмотрелась к охаянным обломкам, все еще не зная, что должна увидеть, пытаясь избавиться от впечатления, что мой сообщник свихнулся и в приступе сумасшествия пообгрызал подсвечники. Сообщник стоял надо мною словно палач и возбужденно сопел. Я заметила отпиленный кусочек железа, увидела крошки псевдомрамора, осторожно взяла в руку надгрызенную оболочку и заглянула в выдолбленную дыру. Мне показалось, что там что-то блестит. - Там что-то есть? - неуверенно спросила я. Муж кивнул головой так, что она у него чуть не отвалилась. - Золото. Настоящее золото, чтоб я сдох. Во всех. Я вновь остолбенела. Я осмотрела остальные подсвечники, взглянула на поврежденную раму рыцаря, заглянула под щепки. Это была не настоящая доска, дерево было очень тонким, а в середине тоже что-то лежало. Я наклонила рыцаря, муж подсветил фонариком, под мазней блеснули драгоценные камни. - Вот тебе и на, похоже на икону! - сказала я с недоумением. - Утыканную драгоценными камнями и, кажется, старую! - Как пить дать, икона! - с воодушевлением подтвердил муж. - Золото и произведения искусства в ординарной упаковке. Ты что-нибудь понимаешь? Рыцарь ущипнул меня за палец, благодаря чему я обрела уверенность, что мне это не снится. Я посмотрела на все еще раз и уселась в кресло, ощутив, что с этого надо было начинать. - Зажги газ, - попросила я. - Это серьезное дело, мне надо выпить чая. Придется подумать. - Пахнет мошенничеством, - подвел итог муж, послушно доливая воду в чайник. - Не знаю, что за человек этот шеф, но чувствую преступление, получается так, что мы станем жертвами. Нам это подбросили в полной уверенности, что мы ничего не сделаем и это будет лежать. С минуты на минуту примчится милиция, возьмет нас за шкирку... - Дурачок, это было бы слишком просто. Милиции здесь делать нечего, каждый может хранить свои драгоценности хоть в сушеном дерьме. Кроме того, сразу бы стало ясно, что мы это мы, а не они. Разве что... Подожди... Муж с интересом повернулся ко мне: - Ну? - Подожди, кое-что пришло мне в голову. Разве что... Мое больное воображение понеслось галопом. - Разве что их убили и подозрение должно пасть на нас. Возможно, все устроено так, что они найдут их трупы, примчаться сюда, увидят нас, притворяющихся ими, с ворованным имуществом и привет - преступники готовы. Объяснения, которые мы будем давать будут, естественно, такими идиотскими, что нам никто не поверит, а если и поверит, нас посадят за подделку под кого-то другого. Выхода нет, мы замешаны в преступление! Муж стоял посреди кухни, с руками застрявшими в вздыбленных волосах и смотрел на меня с тупым страхом. - Ты это серьезно? - хрипло прошептал он. - Ты уверена?.. Я опомнилась. С некоторым усилием я овладела буйством разошедшегося воображения, потому что мысленно увидела труп Басеньки, вытянутый из-какого-то болота в неизвестной мне местности. Было бы очень странно, если бы Мачеяки выбросили сто тысяч за убийство самих себя. Положение казалось серьезным, нельзя было поддаваться панике и буйству воображения. С некоторым трудом я поднялась с кресла, сняла жакет и повесила его на спинку. - Ну ладно, возможно, дело не в убийстве, а в чем-то другом. Может должны быть замешаны не мы, а шеф? Нет, это нелогично. Кроме того, как мы замешаны? Мне в голову ничего не приходит. - Муж вдруг пришел в себя, вынул руки из прически и закрутил газ под закипевшей водой. - Я бы ничего не говорил, если бы это не было так странно замаскировано. С этими преступлениями ты кажется переборщила, но какая-то пакость быть должна. Я понимаю золото, понимаю антиквариат, но на кой черт делать из этого такие штуки? Для шефа!.. И эта наше показное сходство! За тобой никто не следил на прогулке? Внутри у меня все перевернулось. Следил!.. Нет, действительно, слежкой этого назвать нельзя... С минуту я не могла сообразить, что ему ответить, действительность перемешалась с измышлениями, факты с допущениями, сама я не могла разобраться, что имеет отношение к делу, а что нет. Мизерные остатки трезвого ума предостерегли меня от приплетения к этому блондина... - С одной стороны этот дурацкий маскарад, а с другой фаршированные шедевры, - уныло говорил муж. - Все отдельно еще ничего, но вместе - для меня многовато. - Для меня тоже. - Пятьдесят штук я уже вложил в квартиру. Черт, не знаю, что и делать... - Заварить чая, - решила я. - Надеюсь ты в состоянии? Я подумала еще немножко и твердо добавила: - Я лично все больше созреваю для обращения к милиции. Муж выронил банку с чаем. - Чокнулась, что ли?!.. - А ты предпочитаешь, чтобы милиция пришла к нам? Прежде чем мы догадаемся в чем тут дело, может быть уже поздно. Да налей же наконец воды!... Я думаю, на всякий случай с ними надо побеседовать. - Я уже вижу, как они поверили во всю эту болтовню про любовь! Ты знаешь, что будет за пользование чужими документами? - Ты показывал кому-то документы Мачеяка? Муж застыл с чайником в руках, интенсивно думая. Он сделал движение, будто пытался почесать голову, но чайник помешал. Он чуть не ошпарился. - Нет, - ответил он через минуты с необычайным облегчением. - А ты? - Я тоже, нет. Обвинение в использовании чужих документов отпадает. Заметь, что о нашей договоренности никто не знает. Если бы мы, например, поселились здесь на время их отпуска, для охраны дома и мастерской... - Что? А знаешь, это мысль... Неплохая мысль! Слушай, это гениально! Мы сдвинули на край стола подозрительные богатства, принялись за чай и приступили к дальнейшему обсуждению. Все вместе было очень сложно, непонятно, подозрительно и беспокояще, необходимость войти в контакт с милицией начинала нам все больше нравиться. В любом случае это было единственным безопасным решением. Первое потрясение у нас уже прошло и мы начали думать почти нормально. - Это отнюдь не гениальная мысль, а просто следующий идиотизм, который мы не должны совершить, - безжалостно сказала я. - Первое, что мы должны обсудить, - отношения, связывающие нас с Мачеяками, без этого, все остальное не имеет смысла. Как только мы попробуем соврать, немедленно окажемся в безвыходной ситуации и подозревать начнут нас, а не преступников. Придется говорить правду, без этого не обойтись. Но это еще ничего, я вижу здесь кое-что похуже. - Что именно? - А то, что они позаботились о нашем показном сходстве. Мы не можем этим пренебречь, это имело какую-то цель. Я подозреваю, что за нами кто-то смотрит. Кто-то за нами наблюдает. Может быть, кто-то непрерывно за нами следит... Муж нервно обернулся и посмотрел на газовую плиту. - ...проверяет, что мы делаем, - зловеще продолжала я. - Как ты думаешь, что будет, когда они увидят, что мы мчимся в милицию? - Кто увидит? - Те, кто за нами следят. - Как ты думаешь, кто это? - Что я, дух святой? Черт его знает. Если Мачеяки позаботились, чтобы мы были похожи издалека, то Мачеяки могли позаботиться и о том, чтобы кто-то проверял, не пренебрегаем ли мы своими обязанностями. Вероятно, какой-то враг Мачеяков. В это должно быть замешано много людей, не станут же они посылать себе пакет и лезть через подвальное окно. Наш визит в милицию наверняка в программу не входит. Муж с неприязнью посмотрел на меня: - Ну и что? Ты думаешь, что нас застрелят на пороге или набросят лассо? - Дурачок, не будем же мы сидеть в милиции до конца света. Выйдем. Потом пройдет ночь, потом будет следующий день, потом нас может повстречать несчастный случай... - На лице мужа появилось выражение безграничного недовольства. - Я уже решил, что не дам себя обдурить. От твоих видений можно чокнуться, ты все время выдумываешь что-нибудь такое, что я в конце-концов и сам не знаю, в каком мире живу. Слежка кажется мне правдоподобной, а весь остальной винегрет - по-моему преувеличение. Все это странно, не спорю, но может, ничего особенного? Может, никакое не преступление, а обыкновенное мошенничество? - Я не знаю такого мошенничества, исполнители которого любили бы обращаться в милицию. Кроме того, это может быть даже благородный поступок, младенчески невинный, это могут быть реликвии и святыни, закрытые специально, чтобы взгляд человека их не портил. Тем более, явное обращение к милиции недопустимо. Подумай логично. Одно их двух, либо мы имеем дело с преступлением и тогда преступники стукнут нас по темечку, или все это нам кажется - тогда мы представляемся истерическими свиньями. Мало того, что мы должны попасть к легавым незаметно, но и должны позаботиться о сохранении тайны, если окажется, что это личные дела Басеньки и Романа. Они заплатили и как благородные люди имеют право потребовать... В конце-концов муж дал себя убедить, выдвинув некоторые опасения. - И как ты себе это представляешь? Товарищ начальник, есть преступление, но только никому не говорите... Они же заставят тебя дать письменные показания, начнут следствие... Я успокаивающе махнула чайной ложкой: - Ничего подобного. Я знаю, к кому идти. К одному полковнику, он меня знает, немного, но знает. Это человек интеллигентный, видел в своей жизни и не такое и сможет понять. - Вместе пойдем, или ты сама? - Сама. Лично. Я договорюсь с ним по телефону. - Как ты или как Бася? - Чокнулся? Конечно, как я! В этом все и дело. Тебе придется помочь, потому что по дороге надо будет превратить ее в меня. Я выхожу из дома как Басенька, а в милицию вхожу, как я, собственной персоной. Надо что-то придумать. Муж уже перестал сопротивляться и даже загорелся новой идеей. Личная беседа со знакомым полковником казалась мне наилучшим выходом, особенно после того как я отметила его достоинства. До поздней ночи мы обсуждали технические вопросы предприятия и в конце-концов спланировали его до мельчайших деталей... Полковнику я позвонила назавтра и условилась с ним на следующий день, ровно в полдень. Затем, согласно плану, я обеспечила себе транспорт. А именно, позвонила одному из друзей, обладателю "трабанта". Он уже давно привык к моим странным идеям. - Ежи, - таинственно сказала я, - можешь ли ты завтра, ровно без пятнадцати двенадцать, ждать меня на Хмельной, перед входом в кинотеатр "