приз. -- Слушай, -- набросился он на меня уже в дверях, -- приходил тут один тип. С чемоданом, ну я и спросил, не за пакетом ли он пришел. Наверное, не надо было спрашивать, но как-то само вырвалось. . Тот удивился -- "какой такой пакет?". И спросил, где наша собачка. Оказывается, он из собачьей инспекции. Кто-то им донес, что мы держим таксу, а налога не платим. Ты не знаешь, у Мацеяков была такса? Зная по опыту, что дома меня обязательно одолеют проблемы Мацеяковой аферы, я попыталась по дороге перестроиться и встретить их во всеоружии, но таксы уж никак не ожидала. -- Даже если и была, я об этом ничего не знаю. И вообще, что за манера у самого входа набрасываться на человека с собаками? Дай мне раздеться и расскажи все толком. Что за человек, с каким чемоданом? -- Большим, шаман бы как раз поместился. Потому я и подумал, что он за пакетом. Но это еще не все! Отгадай, что было дальше! -- Откуда же мне знать? -- Знаешь, что он сделал, выйдя из дома? Согнулся! Такой ужас прозвучал в голосе мужа, что мне тоже стало страшно. -- Как согнулся? Что ты хочешь сказать? -- Согнулся весь под тяжестью чемодана, будто тащит его с трудом. А я готов поклясться, что чемодан у него пустой! Здесь он им размахивал, у нас ничего в чемодан не загрузил, да я его дальше прихожей и не пустил. Правда, на всякий случай потом заглянул в мастерскую -- шаманский сверток лежит, как и лежал. А этот собачник весь перекосился на один бок, будто с трудом волочет чемодан. Как думаешь, с чего ото? Тут и думать нечего, все ясно как Божий день. -- Звонил капитану? -- быстро спросила я. -- Как я мог звонить, если ты все телефоны с собой унесла? -- обиделся муж. -- Я и сам сообразил -- надо позвонить на всякий случай, кинулся, а телефонов нет! Вот и сижу как дурак, жду, пока ты соизволишь со своих променадов вернуться. -- Стой на страже и наблюдай в окно, не идет ли еще кто! -- бросила я ему и кинулась на колени перед телефоном. Капитан проявил большой интерес к происшествию, тем самым подтвердив мои предположения. Он приказал временно воздержаться от выдачи пакета и не терять его из виду. Распоряжение остается в силе до тех пор, пока он лично его не отменит. Мне не надо было разъяснять суть этого распоряжения. -- Иди и сторожи пакет! -- велела я мужу. -- Отвечаешь за него головой, так что лучше всего сядь на него и сиди. Какой же эти шаманы непонятный народ, столько из-за них нервотрепки! Иди же, чего ждешь? Муж приник к окну. -- Вот еще один идет, -- отрапортовал он. -- До чего колоритный, ну прямо довоенный старьевщик! -- Приму его я, а ты марш сторожить сокровища! Открыв дверь, я увидела очень грязного оборванца. Вот сейчас он потребует пакет, а я не придумала, под каким предлогом его не выдавать. -- Покупаю макулатуру, -- мрачно известил меня оборванец.--Старые газеты и все такое прочее. Имеете? Настроившись на яростную борьбу за шаманские сокровища, я не сразу отреагировала. К тому же оборванец был уж слишком настоящим, не похожим на переодетого бандита. -- Не имею, -- наконец ответила я. Не буду же я в самом деде распродавать чужое имущество! Старьевщик проявил настойчивость: -- А бутылки? Старая одежда? -- Нет ничего. -- Э-э! Наверняка что-нибудь найдется. Нет такого дома, чтобы не завалялось чего ненужного. Может, битое стекло? -- Битого нет. И вообще, ненужных вещей нет. -- Даже мусора? -- угрожающе произнес оборванец. Стало ясно, он так просто не уйдет. Если вопрос поставлен ребром -- мусор или жизнь, отдам мусор. Да и желательно поскорее избавиться от настырного просителя, каждую минуту ведь может позвонить капитан. -- Так и быть, продам вам мусор. Во что вы его возьмете? Из-за пазухи оборванец вытащил упаковочную бумагу и бечевку. Решив ничему не удивляться, я принесла из кухни ведро с мусором, а из комнат две полные окурков пепельницы и засохший укроп в банке из-под горчицы. Оборванец был очень доволен и даже похвалил меня. Расстелив лист бумаги, он высыпал на нее весь мусор, накрыл другим листом, ловко и быстро сделал из этого пакет, напоминающий формой и размером шаманский, обвязал его бечевкой, вручил мне два злотых и, слава Богу, ушел. Известив капитана о втором визитере, я отправилась посмотреть, как дела у мужа. Он послушно сидел на проклятом свертке. Волосы взъерошены, на лице решимость. -- Не волнуйся, -- грубым голосом сказал муж. -- Украдут только через мой труп. Не знаю, что уж они там нареставрировали, тяжеленное, холера, как и было. Можешь идти, я уж постерегу. Если что и пропадет, так не по моей вине. Я не разбираюсь в произведениях искусства, я не разбираюсь в контрабандных шайках, я не привык к такой жизни, я ничего не понимаю, и надоело мне это все до чертиков! Оставив мужа в мрачной ипохондрии, я поднялась наверх. Минут через двадцать позвонил капитан и велел снять часового. Не успела я извлечь мужа из мастерской, как опять зазвонил телефон. Мы оба рванулись к нему. Трубку сняла я. На этот раз звонил не капитан, а пан Паляновский. Да, нелегкое дело помогать милиции в ее работе! -- Рыбонька! -- железным голосом произнес нежный возлюбленный. -- С кем это ты встречаешься на прогулках? Я ведь ревнив, ты знаешь! Басенька отозвалась капризным голоском: -- Нашел к кому ревновать! Да я его совсем не знаю. Он тоже гуляет, ну мы и перекидываемся иногда словечком-другим. -- Будь осторожна, мое сокровище. Ты ведь знаешь, какие бывают мужчины. Скажешь ему пару слов о себе, а он уже и возомнит. Он не пристает к тебе? -- Вот еще! Да я ему ничего и не говорила, он даже не знает, как меня зовут. -- А ты уверена в этом, дорогая? А то ведь есть такие нахальные, еще домой к тебе заявится. Ты скажи, если он слишком навязчив... -- Да нет же! Здравствуйте, до свиданья -- вот и все. Мной совсем не интересуется. Я им тоже. Навязчивость проявлял Стефан Паляновский: -А он не предлагал проводить тебя до дому? Может, без разрешения шел за тобой? Скажи мне правду, моя драгоценная, я так о тебе беспокоюсь! Поскольку последняя фраза была чистой правдой, она и прозвучали предельно искренне. В голосе Стефана Паляновского действительно чувствовалась озабоченность, и Басеньке нелегко было рассеять его подозрения. -- Тебе этот подонок звонит, как нанятый, а мне Мацеяк хоть бы раз звякнул, -- обиженно заявил муж после окончания разговора. -- Как воды в рот набрал! -- Так Мацеяк ведь не влюблен в тебя, чего придираешься? -- успокоила я его. -- К тому же официально Мацеяк -- это ты сам, интересно, как ты себе представляешь разговор между вами? Сам себе звонишь, что ли? А они ведь должны считаться с опас. ностью прослушивания их телефонных разговоров. -- Как все сложно, я совсем запутался! А ты думаешь, их действительно подслушивают? -- Ясно, слушают. Представляю, какая это потеха для капитана. -- Ну вот теперь я начинаю немного понимать. Если они делают вид, что мы -- это Мацеяки, то тебе мажет звонить истосковавшийся хахаль, а мне и в самом деле кто? Значит, связь они держат только через тебя. -- Вот видишь, какой ты умный, стоит немножко подумать. Все правильно понял. Еще немного, и сам сможешь любую аферу провернуть! -- Так и разбежался! Делать мне больше нечего! И все-таки я не до конца разобрался во всей этой свистопляске вокруг шаманского пакета. Чего они тут приходят один за другим, а я на нем сидеть должен? -- Дураку же ясно! Ох, извини. Шаман -- человек солидный, осторожный, догадывается, что милиция может присматривать за его сокровищами. Возможно, даже свой пост установила, и не в одном лице, а в двух, И видишь, какие номера откалывает этот священнослужитель! Посылает одного из своих людей, тот выходит с большим свертком... Нет, первый выходит с большим чемоданом, в который свободно поместится шаманское сокровище, и аж сгибается под его тяжестью, ты сам удивлялся. За ним последует один из милицейских наблюдателей. Но второй остается на посту! Поэтому командируется оборванец, выходит со свертком -- точь-в-точь пакет шамана, за ним снимается с поста последний страж. Путь свободен! Придет третий, а за ним уже некому следить. Капитан все это сообразил, вот почему велел нам стеречь это барахло, пока не подтянутся его люди. Думаю, уже подтянулись... -- Надо же, всю свою стратегию милиция тебе расписала! Верят, значит? -- С ума сошел? О своих оперативных планах у них не принято посторонним рассказывать. Это опять только мои догадки. Даже если бы я стала их выпытывать, словечка бы мне не сказали. У них препротивная манера вести себя -- ни да ни нет, улыбаются многозначительно, смотрят на тебя, как на пустое место, и вроде бы не отфутболивают, но все равно чувствуешь себя дура дурой. Уж я-то знаю, имела с ними дело, и теперь ни о чем не расспрашиваю. Мне мои нервы дороже. -- Значит, если я тебя правильно понял, сейчас должен прийти третий, и это будет уже настоящий? Но какого черта нам пришлось отнести сверток в мастерскую? -- Сама не знаю, на всякий случай, наверное... В соответствии с инструкциями капитана мы сидели в кухне, во всех комнатах погасив свет. Третий посланец задерживаются, черт бы его побрал, и заставлял нас нервничать. Вот уже половина одиннадцатого, а его все нет. Оставив гореть свет в кухне, мы с мужем перешли в гостиную и, сидя впотьмах, гадали, что такое могло приключиться с третьим гонцом. При этом чутко прислушивались, не донесется ли какой подозрительный звук из мастерской, ведь к делу могла подключиться и конкурирующая фирма. Тот самый вор-взломщик вполне мог быть их разведчиком, а теперь, глядишь, подтянутся основные силы. Не исключено, мы еще станем свидетелями сведения счетов двух мафиозных кланов. Машина подъехала к дому в тот момент, когда я налила себе свежезаваренного чаю. Мы с мужем одновременно бросились к окну в темной комнате. Из черного "фиата" вылезла какая-то черная фигура. -- Идет сюда, -- конспиративным шепотом сообщил муж, хотя я и сама прекрасно видела. -- Может, хоть этот заберет контрабанду? Черная фигура оказалась мужчиной, который не торопясь направился по дорожке к дому. Подойдя к двери, он постоял, огляделся и наконец позвонил. Хоть мы с мужем и ждали звонка, оба подскочили так, будто тот не позвонил, а подорвал дверь петардой. Нервным галопом муж помчался открывать. Я зажгла свет в холле и остановилась на пороге кухни. Прибывший оказался невероятно старосветским господином -- ну прямо со страниц довоенных журналов: пальто в талию, самый настоящий цилиндр, зонтик с изогиутой ручкой и, клянусь, белые гетры! Не снимая темных очков, но сняв цилиндр и заметая им поя, поздний гость раскланялся с допотопной грацией. -- Прошу извинить меня за столь поздний визит, -- произнесла каким-то странным скрипучим дискантом эта музейная реликвия. -- Разрешите представиться, моя фамилия Шаман. Если не ошибаюсь, милостивая государыня и милостивый государь, в вашем распоряжении оказалась передача для меня. Назовись он бароном фон Дуцерштангелем, мы были бы менее поражены. Поскольку муж вконец обалдел и потерял дар речи, говорить пришлось мне. -- Вы не ошибаетесь, в нашем распоряжении действительно имеется пакет для вас. Мы рады, что вы пришли, так как не знали, куда его доставить, а он вроде бы срочный... -- Не так чтобы очень, не так чтобы очень, -- проскрипел господин, опять подметая пол цилиндром и зачем-то еще размахивая зонтиком. -Отправитель несколько преувеличил. От моего толчка в бок муж очнулся. -- Сейчас принесу пакет, -- заторопился он и бросился к двери, ведущей в мастерскую. С неожиданной в его возрасте реакцией прибывший перехватил его, преградив путь цилиндром, причем, готова поклясться, собирался зацепить ручкой зонтика за ногу. -- Не торопитесь, милостивый государь, не извольте спешить, успеется. Мне бы хотелось сначала принести свои глубочайшие извинения за причиненные вам с супругой хлопоты и неудобства, а также выразить самую горячую признательность за оказанную услугу. Встретить в наше суровое время сталь обязательных и услужливых людей -- чрезвычайная редкость, чрезвычайная редкость. Общение с такими людьми доставляет истинное наслаждение, и я должен благодарить судьбу за то, что она даровала мне это наслаждение. Поверьте, я в отчаянии, ибо пришлось злоупотребить вашей добротой, и чувствую себя так неловко, так неловко. Нет, нет, не возражайте, я знаю, что злоупотребил! И невзирая на это, хотелось бы тем не менее питать надежду, самую скромную надежду на то, что такие милые и доброжелательные люди не станут уж слишком сердиться на меня? Скрипучий монотонный дискант изливался на нас непрерывным потоком, приостановить который не было никакой возможности, и мы с мужем покорно и ошеломленно внимали. Но вот он задал вопрос, и, воспользовавшись паузой, мы в один голос заверили гостя, что не станем. Старосветский господин в ответ на это принялся сгибаться в поклонах, как гибкая березка под ураганным ветром. При этом он по-прежнему размахивал зонтиком и цилиндром, ногами выделывал танцевальные па и топтался по комнате, очень напоминая самозабвенно воркующего голубя. Муж сделал попытку опять сбегать за его имуществом, но тот еще не кончил. -- Смею ли я просить извинения за столь поздний визит? -- допытывался скрипучий господин и, не давая ответить, скрипел дальше; -- Я лишь сегодня вернулся из довольно длительного путешествия и, желая как можно скорее избавить вас от, несомненно, обременительной тяготы, ценя каждую минуту вашего драгоценного времени, тут же поспешил явиться за пакетом. Тем более огорчает меня вынужденная необходимость быть назойливым... Во мне постепенно зарождалось ужасное предположение, что теперь до конца жизни нам не избавиться не только от пакета, который по крайней мере лежал тихо, но и от его хозяина, выключить которого нет никакой возможности. Первоначальное остолбенение на лице мужа сменилось сначала чемто вроде восхищения, которое постепенно перешло в ужас, и теперь он наверняка порывался сбегать за пакетом лишь для того, чтобы разбить его о голову этого извергающегося вулкана вежливости. А тот извергают, тьфу, расточают свои любезности со все возрастающим энтузиазмом, сопровождая их гимнастическими упражнениями. -- Итак, если уважаемая пани и пан будут настолько любезны, что разрешат мне снять эту тяжесть с их плеч, я сделаю это сегодня же, преисполненный благодарности. Разрешено ли мне будет надеяться, что тяжесть сия не слишком вас обременяла? -- Нет! -- буркнул муж. И спохватившись, что может быть неправильно понят, добавил: -- Не слишком! -- Дозволено ли мне также надеяться, -- не унимался гость, -- что мой сверток все время находился в стенах вашего гостеприимного дома? Не случилось ли так, что он покидал эти стены и оказался под воздействием атмосферных осадков? Разумеется, с моей стороны бестактно надеяться на проявление какого-либо особого отношения к моему имуществу... -- Не оказался!!! -- Ибо, окажись он под их воздействием, его содержимое могло бы в некоторой степени пострадать... Он скрипел и скрипел, а я переключилась на нечто более приятное, представив себе рыцаря и брюхастую деву в подтеках размазанной от дождя краски. Муж не догадался переключиться на что-нибудь успокаивающее и не выдержал. Дико блеснув очками, он издал какой-то сдавленный стон и большими прыжками помчался по лестнице вниз, в мастерскую. Развернувшись в ту сторону, гость продолжал раскланиваться, изображая на лице неземное блаженство. Если он и не собирался забрать от нас свое имущество, то все равно не смог бы этого сделать, ибо муж с такой силой впихнул ему в руки пакет, что тот наверняка свалился бы на ноги гостю, не схвати он его в объятия. Теперь ему ничего не оставалось, как удалиться, что он и сделал, ухитряясь при этом приседать не только от тяжести пакета, но и из соображений старосветской вежливости, продолжая рассыпаться в благодарностях. Но вот уже в дверях он последний раз поклонился и вышел, блеснув белыми гетрами. Дверь за ним захлопнулась. -- Ушел, -- прошептал муж. не веря своему счастью. -А я уж думал, нам от них до смерти не избавиться. Так вот какие бывают шаманы! Откуда такой взялся? Из паноптикума? Силой оторвав его от окна и затащив в угол, я спросила: -- Слушай, а ты там ничего не заметил? У мужа перед глазами все еще стоял отъезжающий черный "фиат". -- Где? -- Да в мастерской же! Понадобилось какое-то время, чтобы муж осознал смысл моего вопроса. -- А чего там замечать? Вроде бы... Погоди, ты туда не заходила? -- Думай, что говоришь! Ведь мы все время вместе сидели на кухне. -- Да разве я могу думать, когда тут всякое такое... Знаешь, он лежал не так. Я хорошо помню, что пакет на стул положил, а когда прибежал за ним, он на стуле стоял. Точно! Не лежал на сиденье, а стоял, опираясь о спинку стула. Понимаешь? Сам ведь он не мог встать! Ты как думаешь? Я энергично несколько раз кивнула головой, отвечая и ему, и самой себе. -- Пакет заменили! Кто-то через окно пробрался в мастерскую, взял пакет, а на его место положил другой, поддельный. Остается надеяться, что капитан догадался прислать двух человек. И опять я пала на колени перед телефоном. Не мешало бы подложить здесь подушечку... Докладывая, я изменила мнение. Теперь мне почему-то казалось, что настоящий пакет унес Шаман, а поддельный подкидывали только для отвода глаз. Боюсь, изза этого мой рапорт получился недостаточно четким, потому что капитан потребовал к телефону мужа. Тот на четвереньках преодолел расстояние между дверью и телефоном, хотя в комнате было темно и нас не могли увидеть с улицы, и подтвердил мои показания. Не дав ему закончить, я вырвала трубку у него из руки. -- Пан капитан, а теперь что делать? Не сидеть же так просто! Вы только скажите! -- Сидеть! -- рявкнул капитан. -- Спокойно сидеть и ждать, пока заказчик вас не освободит! Согласуйте с мужем, что станете говорить. И ничего не предпринимать самой! Слышите? Ничего! Спокойной ночи! Со вздохом положив трубку, я сменила позицию и удобно села на пол, оперевшись о дверцу шкафчика и вытянув ноги. -- Кажется, оставшуюся жизнь мы проведем с тобой в качестве Мацеяков, -- сказала я мужу, который тоже удобно устроился на полу у секретера. -- Схватят шамана, арестуют Стефана Паляновского и его Басеньку, посадят настоящего пана Романа, и кто, скажи на милость, придет снять нас с поста? Договор истекает завтра, а тут ничего не ясно. Муж был полон необоснованного оптимизма. -- Главное, мы избавились от шамана и его пакости. -- радовался он. -Без них мне сразу дышать стало легче. Я подумал и решил -- пятьдесят кусков я им верну, не желаю иметь ничего общего с этими... Верну по частям, в рассрочку, хотя понятия не имею, откуда достану деньги. Может, они согласятся вычитать у меня из зарплаты... Я опять кивнула, всецело соглашаясь с ним, и немного отодвинулась, так как ручка дверцы больно впилась в спину. -- У меня зарплаты нет, но зато я еще не растратила их деньги. Правда, заплатила за ремонт машины, но верну из первого же гонорара. -- Вот мы с тобой говорим правильно, хорошо, но что толку? Надо оформить все в письменном виде. Слушай, давай напишем заявление и отдадим, кому положено. В том смысле, что добровольно отказываемся от преступных доходов, в преступлении никакого участия не принимали, с нас взятки гладки. Я хочу оставаться честным человеком, а если мы сейчас этого не сделаем, потом никто не поверит нашим благим намерениям. Айда, пошли писать! Занятые мыслями о составлении письма, мы совершенно не сообразили, что можно зажечь свет, и долго пробирались ощупью в темноте, налетая на мебель. Зажгли свет, и сразу просветлело в головах, письмо написали быстро и оба торжественно подписали. Решили завтра же отправить по почте. -- Не думай, что все это так просто и быстро закончится, -- пригасила я глупый оптимизм мужа, накрывая машинку чехлом. -- Самое плохое только начинается. -- Ты о чем? -- забеспокоился муж. -- Что может быть еще хуже? Я и представить не могу. -- А ты представь, что встречаешься в укромном месте с Мацеяком для очередного преображения и . он интересуется, с чего это ты так сдружился с женой и почему не скрыл от нее, что ничего о шамане не знаешь? А может, она чего-то заподозрила? Что ты ему на это ответишь? Муж поглядел на меня, как на Горгону, которая до сих пор скрывалась под маской голубки. Он побледнел, а обе руки сами собой вцепились в шевелюру. А я безжалостно продолжала: -- И еще станет тебя расспрашивать о сантехниках, зачем пришли и где у нас в доме труба лопнула. Муж тихо застонал. -- Учти, дорогой, я не пугаю тебя, просто капитан велел нам с тобой как следует продумать, что мы станем отвечать, когда каждого в отдельности примутся расспрашивать, как нам тут жилось. Паршивый шаман на нас наябедничает, уж это точно, им покажется подозрительным, что мы вместе его принимали. Так что давай-ка вместе подумаем и хорошенько запомним, как станем выкручиваться. Муж перестал терзать волосы и немного успокоился, даже принялся приводить в порядок бумаги. -- Пойди-ка свари кофе, -- распорядился он. -- Ну что ты за баба, обязательно выскакивать со своими сенсационными заявлениями именно среди ночи! Пожалуй, я так и не женюсь, хотя уже подумывал... " Рано утром на следующий день нас посетил капитан собственной персоной. Поскольку он прибыл под видом электромонтера (кстати, в рабочем комбинезоне он выглядел намного симпатичнее, чем в милицейском мундире), принимать его пришлось в холле у счетчика, так что мы с мужем были вынуждены примоститься на ступеньках лестницы. Сегодня настроение у капитана было несравненно лучше, чем вчера. И с нами он обращался совсем по-другому. Начал с декларации: -- Уважаемые господа! Органы милиции обращаются к вам... Но не выдержал торжественного тона и закончил по-свойски: -- Вообще-то никакие не органы, а я лично... То есть, разумеется, с согласия органов но вот какое будет предложение, а может, просьба, не знаю, что правильнее. Дело в том... Видите ли... Как правило, наше ведомство не включает в состав участников своих тайных операций посторонних лиц, но тут совершенно исключительный случай. Сейчас все объясню, прошу слушать внимательно. Есть основания полагать, что эти самые Мацеяки обратятся к вам с просьбой еще раз подменить их. -- Этого еще не хватало! -- вырвалось у мужа. Меня тоже, мягко сказать, не обрадовала подобная перспектива, но я благоразумно промолчала, поэтому неудовольствие капитана излилось только на мужа. -- Неужели вам так плохо с этой женой? -- вступился он за меня. -- Да нет, я не потому, -- неловко оправдывался тот. -- Правда, жена из нее никакая, но сама по себе она ничего. Но я больше не могу тут, я не гожусь в преступники, и вообще, с меня достаточно! Сплошные нервы, сил больше нет! И отпуск кончился. -- У тебя же осталось еще три недели, -- выдала я его с головой. -- А если они совсем совесть потеряют и запросят месяц, тогда что? Я собралась ему как следует ответить, но капитан жестом призвал нас к порядку. -- Дайте же мне договорить! В интересах милиции. чтобы преступники чувствовали себя в безопасности, это здорово облегчит нашу задачу. Конечно, и без вас мы их переловим, но на это потребуется гораздо больше времени, да и во многом осложнит все дело. С вашей же помощью... Муж опять застонал, но уже как бы сдаваясь, а капитан продолжал нас агитировать: -- Мы гарантируем, что ваше участие останется в тайне, официально вы нигде не будете фигурировать. Разумеется, вы вправе не согласиться, откровенно говоря, и уговаривать-то вас я не имею права, но уж очень мы заинтересованы в вашем содействии. -- Меня можете не агитировать, -- меланхолически заметила я. -- Обожаю принимать участие во всяких интересных авантюрах, даже если меня не приглашают. Он протестует, так объясните ему своими словами, что с юридической точки зрения мы оба выглядим достаточно подозрительными. И нам остается одно из двух: или оправдаться перед законом, или нас затаскают по судам. Ну какой судья поверит, что мы взялись за это дело исключительно по глупости? Ясно, нам инкриминируют соучастие в преступной шайке с целью извлечения нетрудовых доходов. -- Так я же написал заявление, что возвращаю свои доходы! -- Только потому и возвращаешь, что тебя застукали! -- А как же добровольная явка с повинной? Мои благие намерения? -- Можешь их себе на зиму засолить. В суде как пить дать усомнятся, была ли она такой уж добровольной. -- А отпуск... -- завыл муж, в мгновение ока изобразив себе прическу а-ля огородное пугало. Капитан успокоил его: -- Во-первых, все дело займет не больше двухтрех дней, а во-вторых, пани Хмелевская сгустила краски. Неужели мы не знаем, кого в чем подозревать? Еще раз напоминаю, ваше участие целиком и полностью добровольное, вы вправе не согласиться. -- Мы согласны, -- муж безнадежно махнул рукой. -- Пропади оно все пропадом, еще немного попритворяюсь идиотом. Итак, поставив интересы общества выше личных, мы с мужем присягнули на верность милиции до гробовой доски, после чего приступили к обсуждению технических деталей предстоящей операции. Капитан тактично не заинтересовался нашими гонорарами, без протеста принял адресованное ему письмо и в десятый раз призвал нас соблюдать максимальную осторожность, подчеркнув, что мы идем на опасное дело. При этом почему-то грозно смотрел именно на меня. -- И не забывайте, -- сказал он на прощание, -- вам нельзя друг с другом общаться, когда будете на свободе. Ведь вы друг друга не знаете! -- Само собой! -- пробурчал муж, а я обиженно добавила: -- Совершенно напрасно нам об этом напоминать, дураки мы, что ли? Капитан как-то странно взглянул на нас, с трудом удержавшись от какой-то реплики, распрощался и покинул наш дом. Близкая свобода придала другое направление мыслям. Сбросив личину Басеньки, я наконец-то смогу зажить собственной жизнью, а в ней просматривались кое-какие обнадеживающие и весьма приятные перспективы. Если бы... Если бы не пакт с милицией. Ну да ладно, об этом я подумаю после, сейчас же предстояло в самое ближайшее время общение с паном Паляновским по телефону и, увы, обратное переодевание у него в доме, что ничего приятного не сулило, но тем не менее все требовалось хорошенько продумать. Наступили томительные часы ожидания. Делать нам с мужем было нечего, он уволил помощника, так как истек срок договора с ним. Свой собственный узор я закончила, Басенькин тоже. а начинать за нее новый не хотелось. -- Интересно, как ты собираешься вынести такое из этого разбойничьего притона, -- поинтересовалась я, помогая мужу свернуть в толстый рулон плод нашей творческой фантазии. -- Ведь не станешь объяснять Мацеяку, что мы тут с тобой занимались собственными делишками. Оказывается, муж уже все продумал: -- Как только этот подонок позвонит и договорится о встрече, я сразу звоню корешу. Дескать, сейчас к нему приедет бородатый черный придурок, глухой и немой от рождения, и доставит от меня тот самый узор, о котором мы еще раньше договорились. И я по дороге подброшу ему рулон. -- Черный придурок -- это ты? -- уточнила я. -- Ясно, а кто же? -- ответил муж и вдруг разозлился. -- И вовсе не я, а Мацеяк! То есть я под видом Мацеяка. А лично я блондин. Что-то в последнее время везет мне на блондинов. Кстати, если сегодня состоится обратное перевоплощение, то вечером на встречу с моим блондином отправится Басенька. Бог знает, к чему это приведет! Надо что-то придумать, ни в коем случае нельзя допустить такого! Впрочем, появление настоящей Басеньки было чревато и другого рода последствиями. -- Слушай, -- сказала я мужу замогильным голосом, исполненная самых мрачных предчувствий. -- Нам надо придумать пароль. -- Какой еще пароль? -- вскинулся муж. -- На случай, если нас вторично попросят подежурить. Ведь может получиться так, что ангажируют лишь кого-нибудь одного, тебя или меня. И мы не разберемся, мы ли это или они. -- Не понимаю. -- Ну. представь, тебя наняли вторично, приходишь ты сюда, а тут вместо меня сидит настоящая Басенька, ты, как ни в чем не бывало, обращаешься к ней, как ко мне, -- и конец! Все раскрыто! Думаешь, они нас по головке погладят за это? Муж вскочил и забегал по комнате. -- Черт возьми, тогда нам и впрямь крышка! Как пить дать прикончат! И какого черта я ввязался в это дело? Какой леший меня дернул? Жил бы себе спокойно, так нет! Укокошат, не успеешь и глазом моргнуть! Что делать? -- Так я же говорю -- придумать пароль. -- Какой пароль? -- По возможности самый невинный. -- Разве такие бывают? Я читал: пароль, отзыв -- всегда что-нибудь этакое. А, знаю! Я вхожу и спрашиваю: "У вас продаются куры?" -- Уже было, не пойдет. И потом это некультурно. -- Значит, я вхожу и спрашиваю: "Быть или не быть?" А ты отвечаешь... -- О Господи, я же сказала -- самый что ни на 'есть невинный. Помолчи, дай подумать!.. Ну хотя бы так: ты входишь, видишь сомнительную особу, похожую на меня, но не заговариваешь с ней, а молча начинаешь барабанить пальцами по стеклу. Вот так. При этом мечтательно смотришь в окно, а не на меня. Подойдя к окну, я наглядно продемонстрировала, как это делается. Муж послушно повторил. Получилось неплохо. Он одобрил идею: -- Подходяще. А ты тоже будешь барабанить при виде сомнительного меня? -- Нет, одно и то же- скучно. Сделаем по-другому. Я вхожу, вижу подозрительного типа, похожего на тебя, снимаю туфлю и вытряхиваю из нее камушек. -- А откуда ты возьмешь камушек? Нервотрепка последних недель, похоже, сказалась-таки на его умственных способностях. Я не стала сердиться, только вздохнула: -- Камушек в натуре не потребуется, я просто сделаю вид, что его вытряхиваю. Ну хорошо, мы придумали, как избежать одной опасности, но ведь их могло быть великое множество. Ближайшее будущее изобиловало ловушками, подводными камнями и капканами на каждом шагу, и любой из этих шагов мог для нас стать последним. Муж еще был оптимистом, ибо высказал предположение, что наши патроны обвели милицию вокруг пальца, или, как он выразился, "выставили кормой к ветру", и сбежали с награбленным имуществом через зеленую границу, а нам придется сидеть тут до конца дней своих обреченными на общение друг с другом. Я же предвидела другой финал: мы попадаемся в расставленную для нас ловушку, из которой милиция извлечет лишь наши трупы, да и то в ненаилучшем состоянии. И все равно, скорее бы уж они появились, если придется ждать еще день, нервы не выдержат. Зловещие прогнозы прервал телефонный звонок. Слава Богу, это был Стефан Паляновский. -- Мое сокровище, вот и я, вот и я, -- разливался он соловьем. -- Так соскучился по тебе, что и выразить трудно! Немедленно приезжай, что бы этот изверг ни говорил! Я жду. драгоценнейшая! Прикрыв трубку рукой, я шепотом сообщила извергу, что это мой хахаль, а в трубку ответила: -- Ладно, приеду. Через полчасика. -- На своей машине, разумеется? -- На машине. -- Оденься потеплее, еще простудишься. На улице холодно. Поскольку было как раз тепло, я поняла -- мне давали понять, что нужно соответственно одеться, то есть мой наряд должен бросаться в глаза. Может, я ошибаюсь, но, кажется, пан Паляновский ни о чем не догадывался. А теперь за работу! Дел предстояло немало. Сначала я позвонила капитану, известив его о развитии событий. Рапорт был по-военному коротким, зато много времени занял разговор с владельцем мастер- . ской, где уже успели отремонтировать мою машину. Трудность заключалась в том, что приехать за ней я могла лишь после семи вечера, а мастерская работала до пяти. Помогли материальные аргументы. Затем принялась одеваться. Подобрать соответствующую одежду было очень непросто, а времени оставалось в обрез. Надеюсь, одеяние мое было достаточно безвкусным и кричащим. Наскоро попрощавшись со вздрюченным до последней степени мужем, я на хорошей скорости помчалась в "вольво" на свидание с истосковавшимся любовником. Вот его дом, вот квартира. Притормозив перед дверью, я малодушно подумала, что еще не поздно сбежать. Кто знает, что там ожидает меня? Нет, отступать я не привыкла. Собрав все силы, позвонила. За порогом никто на меня не напал, не связал, не заткнул рот. Не видать и дюжих молодчиков с револьверами в руках. Это меня немного успокоило. Стараясь не показать, что трушу, я прошла в комнату. Шляпа "ретро" моей тетки лежала на столе, а на тахте сидела Басенька в халате любовника. Казалось, так она и просидела тут все три недели. Стефан Паляновский представлял собой сущий гейзер благодарностей и заверений в признательности по гроб жизни. Среди них я не приметила и тени подозрительности. -- Вы понимаете, милостивая пани, мне пришлось позволить себе обращаться в такой интимной манере, делая вид, что я разговариваю с Басенькой. Этот мерзкий тип, ее муж, способен на все, он мог и подслушать наш разговор, а значит, расшифровать подмену. О моих же чувствах к жене он знает, нежности его не удивят, удивила бы как раз деловая манера общения. Вы не сердитесь? Разрешите сейчас принести извинения за вынужденную фамильярность и скажите, что прощаете меня! Я заверила его, что прекрасно понимаю вынужденную конспирацию и нет необходимости извиняться. На этом протокол закончился, и мы перешли к деловой части беседы. -- Вы уверены, что все прошло хорошо? -- допытывался пан Паляновский. -- У него не закралось никаких подозрений? А что там за сантехники были? И еще электромонтер? Расскажите нам, пожалуйста, обо всем поподробнее. Мне приготовили кофе, но я твердо решила не прикасаться к нему, в крайнем случае вылить себе в декольте. Небрежно размешивая сахар, я приступила к рассказу. Смысл расспросов нанимателей был ясен: им хотелось оценить ситуацию, чтобы знать, все ли в порядке. Значит, надо их успокоить. С мстительным удовлетворением выдавала я им успокаивающие подробности, черпая их из неиссякаемого кладезя моего воображения. Надеюсь, мне удалось создать достаточно убедительную картину вселенского потопа в квартире и полнейшую беспомощность водопроводчиков, которых, сами знаете, днем с огнем не найдешь, когда приспичит. Да, отыскала я их в какой-то конторе по ремонту сантехники, да разве я помню какой, обзвонила десятка два, пока нашла. Пришлось им и на следующий день приходить, коечто доделать. А электрик всего-навсего починил пробки. -- Ваш муж полнейший кретин, -- пожаловалась я Басеньке. -- Даже такой малости не способен сделать! Та легким пожатием плеч согласилась с моей оценкой, а я продолжала отчет. Вор-домушник прошел гладко, не вызвав никаких дополнительных вопросов, а вот пакет для шамана стоил мне немалых усилий. Пришлось напрячь все умственные способности, ибо расспрашивали меня с пристрастием. Особенно настойчиво любовник допытывался о реакции мужа на шамана и дотошно выспрашивал подробности разговоров с мужем на эту тему. Через полчаса таких усилий я была мокрая, как мышь под метлой, и уже не чаяла выбраться из этого разбойничьего притона. Надо переходить в наступление! -- Почему вы меня не предупредили о передаче для шамана? Естественно, я велела этому идиоту, -- (оба сразу поняли, что я говорю о муже), -- отвезти пакет по назначению, ведь, насколько я понимаю, раз мне про шамана не сказали, им занимается муж. Тот из вредности отказался и приставал ко мне два дня, чтобы отвезла пакет я. Я на него рявкнула... -- И правильно сделали, и правильно сделали! -- поспешил похвалить меня Паляновский. -- Тут наше упущение, вы уж извините, он и в самом деле не знал пана Шамана, пакетом должна была заняться Басенька, но мы не предполагали, что его доставят на той неделе, тем более, что пана Шамана не было в Варшаве. А приставал к вам, чтобы разузнать о Басенькиных деловых связях, в которые она его, естественно, не посвящает, а он делал вид перед вами, что посвящен в ее тайны и только по своему обыкновению вставляет палки в колеса, а на самом деле ничего не знал... Он путался в объяснениях, а мне очень интересно было узнать, как он выкрутится, как представит всю эту историю с пакетом, и я слушала внимательно, не сводя с него глаз и не облегчая его задачу. И чем дольше я смотрела, тем больше он запутывался, пока до меня не дошло, что веду себя неправильно. Как легковерная и легкомысленная особа, слепо верящая всему, что он мне наплел, я просто не имела права интересоваться так долго каким-то одним аспектом дела и пытаться выяснить его подноготную. Вообще это не должно меня занимать, на такие вещи я просто внимания не обращаю, никаких несуразностей не замечаю. И я сама сменила тему беседы к немалому облегчению хозяина, переключившись на случайного знакомого в скверике. -- Можете с ним раскланяться, если хотите, -- проинструктировала я Басеньку. -- Человек мне совершенно незнакомый, просто тоже гулял в том сквере, ну мы пару раз и поговорили с ним на самые нейтральные темы -- о погоде, о хулиганах. Сам он с вами не заговорит, не беспокойтесь. -- А мы уже беспокоились, что вы с ним сдружились, -- нервно рассмеялся Стефан Паляновский, -- это могло привести к осложнениям. Хотела я ему сказать, что если даже и сдружилась, то не как Басенька, а как я лично, но не стала. Вообще меня очень измотал разговор с ними, много нервов мне стоил, хотелось его поскорее закончить и уйти отсюда. Уйти, наконец, в своем собственном виде! Я взглянула на часы, и это не прошло незамеченным. -- Вы торопитесь? Мне бы не хотелось проявить бестактность, но. кажется, вы чем-то взволнованы? Может, еще что-нибудь случилось, о чем вы нам не сказали? -- Что-нибудь случится, если сюда заявится муж и станет скандалить! -раздраженно ответила я. -- Меня удивляет, что вы так легкомысленно относитесь к этому. Впрочем, вы как хотите, дело ваше, но лично мне не терпится отсюда уйти. Давайте кончать маскарад! Считаю, что наша афера удалась, но нервов она мне стоила немало. Три недели я жила в постоянном напряжении, с меня достаточно. А если еще хотите поговорить, давайте встретимся где-нибудь в другом месте. Стефан Паляновский понял свое упущение и заторопился, всячески демонстрируя беспокойство и чрезвычайную озабоченность. Он согнал Басеньку с тахты, велев ей заняться делом, и мы принялись переодеваться. Теперь этот процесс доставил мне величайшее удовольствие. Поддельная героиня поддельного романа натянула на себя свои оранжевофиолетовые одеяния, а я сдирала с себя ее шкуру. Долой родинку, долой мертвый зуб, долой идиотскую челку, долой капризные губки недовольной примадонны. Под париком волосы сбились в колтун, расчесывать который не было времени, навести марафет не было чем, так как моей косметики в моей сумке не оказалось, но эти мелочи не испортили мне настроения. Душа пела -- свободна, наконец свободна! Ладно, дома приведу себя в человеческий вид. Басенька удалилась, мне надо было полчаса переждать, и эти полчаса показались мне годом. Хозяин квартиры занимал меня светской беседой, но, поскольку мысли его явно витали далеко отсюда, беседа шла через пень-колоду, пока не иссякла совершенно. Несколько минут мы сидели молча, а потом Стефан Паляновский откашлялся и совсем другим, деловым тоном произнес: -- А теперь к делу. Спохватившись, он сменил тон: -- Не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, но может возникнуть необходимость... Вы проявили такое понимание наших трудностей... Позволю себе надеяться... Знает