концов уснул. На другой день в три часа пополудни Ричард подошел к стоявшему у дома автомобилю. Завернутый в газету дневник он положил туда еще утром. Полковник Брантон из Лондона пока не вернулся, так что вынуть сверток из сейфа труда не составило. Едва Ричард намерился сесть за руль, как из-за дома показалась Сара в рабочих рукавицах и с корзинкой, где лежали садовые ножницы и грабельки. Она подошла ближе и спросила: "Ричард, разве ты уезжаешь?" - Да, милая. Надо утрясти одно маленькое дельце. - А мне с тобой можно? В саду поработать я всегда успею. - Нет, нельзя, - улыбаясь, ответил он. - Почему же? Ричард подался вперед и поцеловал ее в щеку: "Потому что я так хочу. И не хмурься. Среди множества событий ближайших дней будет и день рождения моей возлюбленной, а это принято отмечать подарком". - Да, конечно, - улыбнулась и Сара, - причина уважительная. - А ты пойди к Долли и вместе с ней задай-ка жару разросшейся живой изгороди, ладно? Сара поцеловала его, когда он уже садился в машину, предупредила: "Будь осторожен, дорогой". - Обязательно, - пообещал он и завел мотор. Сара стояла, провожала взглядом машину, и любовь к Ричарду теплом разливалась у нее в душе. Подошла Долли, спросила: - Куда это он? - За подарком для меня к дню рождения. - Ты что-нибудь ему посоветовала? - Нет, я люблю сюрпризы. Долли кивнула: "Я тоже. Но они выпадают мне редко. Твой отец разнообразием не балует. Ко дню рождения всегда духи - "Шанель" или "Арпеж". А из Лондона привозит коробку шоколадных конфет - очень дорогих и обязательно с твердой начинкой. Такие любит он сам, а я - не очень. Ладно, пойдем, набросимся на изгородь. Раньше у нас служили два садовника, так что придется заменить их хотя бы на сегодня". Когда лорд Беллмастер спускался по лестнице своего клуба на Сент-Джеймс-стрит, ища глазами такси с Брантоном, полковник вдруг почти с восторгом осознал - судьба на его стороне. И даже если она в конце концов решит от него отвернуться - черт с ней. Хотя почему бы не отблагодарить ее за возможность спасти свою шкуру? Вчера вечером он позвонил из своего клуба Беллмастеру, предложил встретиться и поговорить о будущей свадьбе Сары. У обоих обед был занят, сошлись на том, что Брантон подъедет к клубу Беллмастера и они отправятся к последнему на квартиру. Был четверг. Брантон выбрал его не случайно: знал, в этот день у слуги Беллмастера выходной. Здесь полковник обошелся без помощи провидения. Оно пособило в другом: в сопровождении Беллмастера миновать привратника удастся без труда - рисковать без нужды Брантон не хотел. А чтобы проникнуть в квартиру к Беллмастеру в одиночку, пришлось бы наклеивать усы, представляться репортером "Таймса", просить его светлость уделить ему несколько минут и поделиться мнением по поводу... Словом, устраивать целый маскарад. Беллмастер на него бы купился - он порисоваться любил. Но судьба улыбнулась полковнику - он войдет в квартиру вместе с хозяином, посему привратник на него внимания не обратит. Беллмастер уселся в такси рядом с Брантоном - его лицо разгорелось от сытного обеда и выпитого портвейна, он курил благоухающую гаванскую сигару. - Хорошо, что вы за мной заехали, Брантон. Давненько мы не встречались. Вы прекрасно выглядите. Хотя мы оба моложе не становимся, верно? - Верно, милорд... Со временем годы чувствуешь все сильнее. И тем острее жалеешь утраченное. Болезни наступают, здоровье уходит. - Так вы приехали к лондонским лекарям? - Помимо прочего. Главное - мне хотелось поговорить с вами. - Что ж... Пока я свободен. Но в пять мне на аудиенцию к премьер-министру. - Я вас надолго не задержу. За разговором они и не заметили, как доехали до дома Беллмастера. Аристократ вызвался заплатить за такси, они вошли в подъезд вместе. Привратник сидел у себя в клетушке. Он приподнялся, сказал: "Добрый день, милорд". - Добрый, Бэнкс. Сидите, сидите. Я вызову лифт сам. Стоя рядом с Беллмастером, Брантон смотрел в сторону от привратника. Они поднялись на лифте, подошли к квартире. Вынув ключ, Беллмастер произнес: "Роджерс сегодня выходной. Мы будем одни". Брантон переступил порог, не вынимая рук из карманов - он знал: ни к чему прикасаться голыми руками нельзя. Ни к чашке с кофе, ни к рюмке, а перед уходом нужно надеть перчатки. Помимо твердой решимости покончить с аристократом полковник ощущал возбуждение... Не от страха - на свою жизнь ему было наплевать, однако искушать судьбу глупостью не хотелось: жизнь все-таки замечательная штука. Впрочем, он уже попользовался ею сполна и остаток есть смысл поменять на возможность рассчитаться с Беллмастером. Сравнять счет. Пуля или снаряд могли погубить полковника давным-давно - опасности от военной службы неотделимы. Но в петлю суют голову без нужды только дураки. Полковник сел в кресло у камина, и, пока лорд Беллмастер ходил мыть руки, он разглядывал чучело горбуши. Отличная рыбина. А в Конари сейчас самая рыбалка. "Жаль, если не удастся больше вытянуть ни одной форелины. Впрочем, я свое уже отудил". Ощупывая пистолет в кармане, Брантон уверился - рука не дрогнет... как не дрогнет и решимость. Пистолет подвернулся ему в Италии во время войны - девятизарядный "Вальтер Мангурин", отличная вещь. В магазине шесть патронов. Но хватит и двух. Соседи примут выстрелы за хлопки глушителя какой-нибудь машины. Руки не дрожали. С чего им дрожать? Полковник готов принять все, уготованное провидением, лишь бы расправиться с Беллмастером. Аристократ вернулся и опустился на диван у окна. Солнечный луч упал ему на голову, сквозь седые волосы заблестела кожа. Он любезно улыбнулся: "Итак, рад видеть вас вновь. А вы славно похудели, подтянулись. Не то, что я, - похлопал он по своему брюшку. - Вот беда - совсем мало двигаюсь. Забыл, когда был на охоте последний раз". - В клубе поговаривают, будто вы высоко метите, - заметил Брантон. - Может, со дня на день будете охотиться уже в Мериленде. - Слухи, мой дорогой, слухи. Ими Вестминстер только и полнится. - Он вынул из пиджака золотой портсигар и предложил сигарету Брантону. - Нет, спасибо. - Когда аристократ закурил, полковник вспомнил леди Джин и вновь убедился, - это чувство не покидало его с той самой минуты, как он прочел дневник, который Ричард запер у него в сейфе, - что пришел мстить не за нее и даже не за тех, кого погубил Беллмастер. Он хотел свести с ним личные счеты, отплатить за неудавшуюся карьеру, за чины, которые получил бы, не свяжись с Беллмастером. "Да, это себялюбие, - признался Брантон самому себе, - зато как утешает!" Между тем Беллмастер перешел на деловой тон: "Значит вы мое письмо получили. Думаю, Фарли хороший парень, да и Сара очаровательна. И не худо бы им помочь со свадьбой". - Пожалуй, - отозвался Брантон и подумал: "Отчего бы не потрафить ему напоследок?" Хотелось одного - спокойно посидеть и посмотреть на Беллмастера, сознавая, что его минуты сочтены. - Однако вы знаете - денег у меня нет. Роскошную свадьбу мне не поднять. - Это мы уладим без лишнего шума. Ведь вы можете сказать, что разбили копилку, куда долгие годы откладывали деньги как раз на такой случай. Я добиваюсь немногого - устроить свадьбу, которая пришлась бы Саре по душе - она же, не в обиду вам будет сказано, моя дочь. У Брантона едва не сорвалось с языка: "Неужели?", но он сдержался и сказал: "Конечно". - И это главный день в ее жизни. Всякая девушка мечтает отметить его с шиком. - Пожалуй. - Не коснувшись подлокотников, Брантон встал с кресла и подошел к окну. - Однако считаю своим долгом предупредить - может заупрямиться Ричард. - Пустяки. Если захочет Сара, согласится и он. Иначе он просто дикарь! И если Сара похожа на мать хоть немного, он окажется у нее под каблуком. Брантон кивнул. За окном в парке было чудесно - цветы, деревья с молодой листвой. "Да, наверно. Впрочем, есть одна загвоздка. Когда они приехали ко мне в гости, он попросил разрешения положить некий сверток в мой старый сейф. Сказал, там подарок Саре на день рождения - он у нее... " Беллмастер раздраженно перебил: "Я не хуже вас знаю, когда родилась Сара. К чему вы, черт побери, клоните?" - К свертку. Ричард едва прикрыл его старой газетой, да резинками перетянул. Несколько дней назад я зачем-то полез в сейф. И хотя это не в моих правилах, соблазнился заглянуть в сверток. - Откровенно забавляясь игрой, полковник отошел от окна, чтобы получше разглядеть лицо Беллмастера... как это он не замечал, что оно становится все брыластее?.. И разрядил наконец напряжение. - Признаюсь, я развернул его. Вы не слышали о книге "Беседы души и тела"? - Нет, не слышал. - Беллмастер вскочил, беспокойно прошелся по комнате и остановился у камина. - Да?.. А следовало бы. Ведь вы провели с леди Джин больше времени, чем даже я. Заголовок - просто отвлекающая уловка. Книга оказалась дневником - Джин вела его многие годы. Читается - не оторвешься. Я провел с ним весь день, когда Сара и Ричард ездили к его тетке в Шопшир. Местами чертовски забавно... и откровенно. И пестрит ее рисуночками. Вы же помните, как замечательно она рисовала. Есть такие карикатуры и на меня, и на вас, что закачаешься!.. - С наслаждением видя, как румянец сытой жизни сходит у Беллмастера со щек, полковник закончить не спешил. - Бог мой, стоило ей невзлюбить кого-нибудь, и она клеймила его, не стесняясь. Помните того размазню Арчи Кардингтона - он служил в Королевском полку... - Брантон! - Да, милорд? - Не делайте из меня идиота. Говорите, чего добиваетесь. Вы же не ради свадьбы Сары приехали, да и мне сейчас тоже не до нее. - Нет, конечно, нет. Знаете, леди Джин временами бывала очень несдержанна. Она призналась, что вы несколько раз толкали ее на прямо-таки грязные дела... - Джин не надо было толкать. Она и сама святой не была. - Тем хуже для вас. Ведь она обо всем написала, а зря. - Обо всем? Брантон улыбнулся: "Обо всем, милорд. И подробно - на страницах, которые заложил листиками, по-видимому, Фарли. Там говорится о двух убийствах - Полидора и Матерсона. Пространно описаны и ваши связи с разными иностранными агентами... вернее, с агентами иностранных разведок. Особенно с кубинцем по имени Монтеверде и... " - Хорошо, Брантон. Разжевывать не стоит. Когда вы уезжали, дневник оставался в сейфе? - Да. - И Фарли вам о нем ни словом не обмолвился? - Нет. - Фарли можно купить? Голос Беллмастера едва не сорвался... в нем зазвучали гнев и, как показалось Брантону, первые нотки отчаяния. Полковник твердо заявил: "Нет, или я совсем в людях не разбираюсь". - Купить можно всякого. - Только не его, милорд. Беллмастер внезапно выпятил подбородок, надул губы и зло бросил: "Вы, черт возьми, торжествуете?" Брантон кивнул. Впервые в жизни он был так спокоен и доволен собой. Беллмастер буквально развалился на глазах, поэтому полковник сказал почти с жалостью: "Да, милорд, торжествую. И по-моему, справедливо. Но пришел я сюда еще и помочь вам... сделать то, на что у вас самих духу не хватит". - Послушайте, Брантон, неужели нельзя договориться? Я за ценой не постою. Можно же как-то уломать Фарли. Брантон улыбнулся: "Есть только один выход, милорд, Фарли ради вас и палец о палец не ударит. Не такой он человек. Я сам выручу вас. И, признаюсь, с величайшим удовольствием, хотя вы, может быть, мою услугу и не оцените. Тем не менее она сведет наши старые счеты на нет". Он вынул "Вальтер" из кармана и нажал курок. Выстрел прозвучал громче, чем ожидал полковник. Пуля попала Беллмастеру в левый глаз, пробила голову насквозь и вонзилась в картину Алфреда Муннингса на стене. Беллмастер рухнул на спину, Брантон встал над ним, взглянул на изуродованное лицо равнодушно. На войне ему часто случалось видеть подобное. Тихо сказав: "Так и прошла твоя, черт побери, земная слава", полковник отвернулся и надел перчатки. Из квартиры он спустился на лифте со шляпой в руке, а когда проходил мимо привратника, поднял ее, словно хотел надеть, и скрыл лицо. На улице полковник поймал такси, взглянул на часы, прикинул, сколько времени оставалось до поезда с Паддингтонского вокзала - оказалось, много, - и попросил отвезти его к универмагу "Харродз". "Сегодня день особенный, - решил Брантон. - Надо купить Долли что-нибудь посерьезнее, чем конфеты". В "Харродз" он приехал в три часа пополудни. В половине четвертого Кэслейк уже сидел в машине около церкви. На другом краю поросшей травой площадки стоял всего один автомобиль. Он приехал позже Кэслейка, оттуда вышла женщина с собакой, заперла дверцу и отправилась к Маяку. Без двадцати пяти четыре на дороге показалась другая машина, и, когда она приблизилась, Кэслейк узнал за рулем Фарли. Помахал ему рукой в перчатке. Фарли развернулся и поставил машину рядом. Кэслейк пересел к нему на переднее сиденье. Фарли улыбнулся и сказал: "Рад видеть вас снова. Извините, я немного опоздал - заплутался". - Ничего. Я тем временем насладился природой и солнцем. - Кэслейк рассмеялся. - Итак, вы что-то с собой привезли, верно? - Он вошел в роль молодого преуспевающего стряпчего. Раньше она ему нравилась. Он сыграет ее и сегодня, но по-иному - ведь это прощальная гастроль. Не снимая перчаток, он положил на колени папку. Фарли помрачнел: "Знаете, я жалею, что заварил эту кашу. Век бы не видеть проклятого дневника. Надо было сжечь его, не сказав никому ни слова. Но вот он. Бог знает, что с ним делать". - Ну, это не ваша забота. И не моя. Когда мы впервые встретились, он уже был у вас? - Ни ради дела, ни ради самого себя Кэслейку торопить события не хотелось. - Да, хотя я этого еще не знал. Он то ли у Сары на столе валялся, то ли в книжном шкафу стоял. Она получила его от бывшей служанки матери вместе с поясом Венеры. Слава Богу, что она его не прочла и уже никогда не увидит. - Она может спросить о нем. И вам надо придумать что-нибудь в ответ. - Не беспокойтесь. Выкручусь. Сейчас у нее голова забита днем рождения, свадьбой и будущей гостиницей. - Вы хотите открыть гостиницу? Где? - "Пусть говорит, - подумал Кэслейк, - а я стану изображать доброжелательного стряпчего". Над травой пронеслась сорока и уселась около последней лунки поля для гольфа. Дурная примета. - О, в Шопшире. Хотя ничего еще окончательно не решено. Место чудное. Отменные земли, река, неподалеку проходят главные туристские маршруты. Сара от этой затеи без ума, даже рекламный проспект начала писать, хлопочет о таких вещах, как занавески и прочее. - Что ж, если дело выгорит, успехов вам, - сказал Кэслейк и не удивился, что слова прозвучали искренне. Они - как шлюхи, готовы угодить всем прихотям клиента. - Спасибо. - Надеюсь, дневник вы не забыли? - Он на заднем сиденье. - Фарли обернулся и достал сверток. Положил на колени и продолжил: - Так что же вы с ним собираетесь делать? - В Челтнеме - ничего. - Кэслейк улыбнулся. - Наверно, мистер Гедди передаст его в Министерство внутренних дел. Там у него есть связи. Не пойдешь же с ним в полицию, верно? - Согласен. Потому я и обратился к мистеру Гедди. Он - стреляный воробей. И мне понравился. - Да, старик что надо. - Одинокий игрок в гольф послал мяч в последнюю лунку и сорока улетела. Последним напутствием Куинта было: "Играйте свою роль, а о развязке спектакля не задумывайтесь". Легко сказать... - Ну, дайте взглянуть на него, - с улыбкой попросил Кэслейк. - Мы, конечно, вам верим. И все же... Словом, вы не представляете, какую чушь подчас выдумывают люди. - Еще бы. - Фарли снял резинки, развернул газету, сказал: - Сейчас не самое подходящее время восторгаться рисунками леди Джин, и все же скажу - некоторые чрезвычайно любопытны. Три из них я даже листиками заложил. Прочтите то, к чему они относятся, и вы поймете, отчего у меня волосы встали дыбом. Кэслейк положил кожаную книжечку на колени и прочел первую заложенную страницу, где леди Джин рассказывала, как лорд Беллмастер сделал ее соучастницей убийства Полидора и как это убийство произошло. Когда он закончил и собирался перейти к следующей закладке, Фарли спросил: "Веселенькое дело, а? Впрочем, в том мире, где они вращались... в мире шпиков и фискалов... все это в порядке вещей. Боже, когда читаешь о подобном в романах, воспринимаешь, как сказку для взрослых. Но и в жизни, оказывается, бывает такое. Что же они за люди? Просто душу воротит... Матерсона убрали так же грубо". Кэслейк не ответил. Он открыл дневник на второй закладке и некоторое время глядел на унизанные старомодным почерком строки, не понимая их. Его захватил маленький рисунок чернилами. На нем бодались два оленя-самца, а на заднем плане за ними наблюдала олениха. У оленей были человеческие лица. В одном без труда угадывались черты лорда Беллмастера. Другое было Кэслейку не знакомо - очевидно, оно принадлежало Матерсону. Лицо самки на заднем плане очень походило на лицо леди Джин с портрета, висевшего на лестнице виллы Лобита. "Что же они за люди?" - вопрошал Фарли. Да такие же, как Кэслейк. Обыкновенные - вот только занимаются грязными делами, без которых нашему грешному миру не обойтись. Когда Кэслейк поступал на службу в Клетку, ему прочитали целую лекцию, где объяснили - и очень убедительно, - почему там царит своя мораль. Начинаете с борьбы со злом, но в конце концов оказывается, что пользуетесь средствами самого дьявола, а благие цели давно забыты. Кэслейк вдруг рассердился на собственные мысли, взял себя в руки и прочел: "Белли, конечно, знал, чего добивается Матти - он потом честно в этом признался. Беллмастер уехал из Конари, сказал, отправляется на юг, собирается успеть на вечерний поезд в Лондон из Инвернесса. Ту ночь я впервые провела наедине с Матти. Он - душка, но завяз так же глубоко, как и Беллмастер. А еще он быстро пьянеет, Ушел от меня часа в три ночи. Слава Богу, он умер, полный приятных мыслей - упал с лестницы в башне и свернул себе шею. Я уже спала и ничего не слышала. Обо всем узнала в семь утра, от служанки. В восемь позвонил Беллмастер, сказал, что в пути сломалась машина и на вечерний поезд он опоздал, но надеется уехать на утреннем и спросил, как дела. Я ответила, что ничего ему неизвестного сообщить не могу, он рассмеялся и заявил: "Если у мужчины от любви звезды в глазах, надо смотреть под ноги". Через два дня мы снова встретились, и он рассказал, что вернулся и дождался, когда Матерсон выйдет из моей спальни. У Беллмастера было не меньше десятка способов вернуться в Конари незамеченным. Матти кремировали. На поминках Беллмастер подарил мне изумрудное ожерелье, я его вскоре продала. С тех пор ненавижу изумруды". Кэслейк захлопнул дневник, произнес: "Пожалуй, дальше я читать не стану". - И правильно. Стоило ей смолчать о Полидоре, как она оказалась у Беллмастера под каблуком. Знаете... иногда все это кажется просто кошмаром. Я гляжу на Сару и - хотите верьте хотите нет - радуюсь, что она ушла в монастырь. Останься Сара при них, Бог знает, в кого бы она превратилась. Этот Беллмастер - настоящий вампир. Так пусть получит по заслугам. Беспокоит меня другое - если записи леди Джин предать огласке, случится крупный скандал, который затронет и Сару. Черт, как это все противно. - Я уверен, она поймет. Ведь вы лишь выполняете свой долг. - Кэслейк сунул дневник в папку. - Мы передадим его нужным людям, а об остальном позаботятся они сами. Возможно, им и удастся не упоминать ни вас, ни Сару. - Это бы меня вполне устроило. Я хочу только отвязаться от дневника и все забыть. Делайте, что хотите. - Да, конечно. - Кэслейк сунул руку в карман плаща. "То, что сейчас свершится, - подумал он, - будет злом не меньшим сотворенного Беллмастером, сколько бы Клетка ни твердила обратного. Я не лучше, а наоборот, много хуже того, кто однажды ночью перебил отцовских голубей. Однако Беллмастер - тот наслаждался своими преступлениями: они утоляли его честолюбие и жадность. Эх, мне бы его хладнокровие... или он просто чуть-чуть помешанный, считает себя полубогом, к которому мерки морали неприемлемы?" Кэслейк ощутил, как согревается в руках сталь пистолета... словно из тумана донеслись слова Ричарда: "... если выгорит дело с гостиницей в Шопшире. А почему бы и нет? И хорошо бы вашей конторе взяться за его юридическую сторону". - Согласен, - рассеянно ответил Кэслейк. Держа руку в кармане, он, ничего по-настоящему не понимая, слышал, как Ричард бубнил: "Там и детей можно отменно воспитать... Только с рекой надо поосторожней, пока они плавать не научатся. Помню, как-то раз на Момбасе один дурак заснул, а его карапуз... " В три часа Куинт получил распечатку подслушанного в квартире Беллмастера. Обычно они бывали утром и в половине шестого вечера. Появление ее в другое время означало - материал важный, взглянуть на него нужно немедленно. Распечатка походила на кусок пьесы, но без указаний на выражение лиц, с каким говорилось то или иное слово, кто и как при этом двигался; остался лишь диалог и фамилии беседовавших. Куинт читал, перескакивая через отдельные строки, пытался как можно скорее докопаться до сути. "Брантон: Признаюсь, я развернул его. Вы не слышали о книге "Беседы души и тела" какой-то святой девы? Беллмастер: Нет, не слышал". Не отрывая глаз от распечатки, Куинт потянулся к телефону, снял трубку и сквозь звучавший в голове разговор Беллмастера и Брантона услышал гудок. "Беллмастер: Купить можно всякого. Брантон: Только не его, милорд". Он читал, ясно представляя себе двух мужчин под картиной Рассела Флинта, скрывавшей микрофон, который работал круглые сутки - уж очень в Клетке хотели скомпрометировать Беллмастера. "Беллмастер: Послушайте. Брантон, неужели нельзя договориться? Я за ценой не постою. Ведь можно же как-то уломать Фарли! Брантон: Есть только один выход, милорд. Фарли ради вас и палец о палец не ударит. Не такой он человек. Я сам выручу вас... " Взгляд Куинта перепрыгнул на конец распечатки. Там значилось в скобках: "Выстрел. Калибр оружия небольшой. Значительная пауза. - И уже без скобок: - Брантон: Так и прошла твоя, черт побери, земная слава". Куинт придвинул телефон ближе и стал набирать номер конторы Гедди в Челтнеме. Было пять минут четвертого. В половине четвертого Кэслейк встречается с Фарли неподалеку от Пейнсуика. Положим двадцать минут на разговоры. Значит, за сорок пять минут Гедди должен попасть в Пейнсуик. Под рукой ли у него машина? Сколько от Челтнема до Пейнсуика - миль восемь - десять? Времени в обрез, но успеть можно. Жаль, Гедди не умеет быстро ездить. Дай Бог, чтобы Кэслейк не поторопился. В нем Куинт уверен не был - он даже поспорил с Уорбойзом (они всегда ставили на новичка пятерку), что у Кэслейка не хватит духу. Куинт считал его мягкотелым провинциалом. Что ж, будем надеяться. Впрочем, чужая душа - потемки. А если Гедди все-таки не успеет, спектакль придется закончить тяжелым непроницаемым занавесом. И Брантон вывернется. После звонка в контору к Гедди придется послать кого-нибудь к Беллмастеру и все устроить. Превратить это убийство в самоубийство можно в два счета. Гедди, Гедди, где же ты? Что же сказать ему? "Только что объявили - лорд Беллмастер покончил с собой. Я ехал в машине, услышал это по радио и сразу бросился звонить вам. К чему распинать мертвого? Дневник лучше просто уничтожить... " И Гедди тотчас возьмется за дело... Куинт услышал, как на другом конце подняли трубку и всегда бесстрастный голос проговорил: "Гедди у телефона". А Фарли разглагольствовал по-прежнему: "... И когда все устроится, вы приедете к нам в гости". - С удовольствием. А что за рыба водится в реке? Лосось? - Лосось и форель. Сейчас ее там, наверное, прорва. Кэслейк сидел, слушал, тронутый воодушевлением Фарли, вспоминал собственное детство на реке Тау и понимал - убить Ричарда не сможет. Ну и что? Лишь немногих в Клетке выбирали на роль ликвидаторов, и половина избранных оказывалась на нее не способна. Одни уходили из Клетки, зная, что их в любую минуту могут возвратить, иные оставались. Им хватало другой работы. Однако, как говорит Куинт, если хочешь дослужиться до верха, должен окреститься кровью. Пистолет в потной руке Кэслейка стал совсем теплым. "Но хочу ли высоко взлететь? - спрашивал себя Кэслейк. - Может быть, взять да уволиться?" Он выпустил пистолет и вытер руку о ткань кармана. Фарли между тем говорил: "Столько лет я потратил впустую? Но теперь обрел опору в жизни, решил заняться настоящим делом. - Он улыбнулся. - Смело сказано, а? Вам повезло - вы всегда знали, кем хотите стать, да и покровителей нашли отличных". - Верно, - ответил Кэслейк, - я с детства знал, кем буду. - Он вновь сжал пистолет в руке. Женщина, что выгуливала собаку, вернулась и теперь уговаривала ее залезть в машину. Вдруг в памяти у Кэслейка всплыла Джоун. Когда он вернется, она только взглянет на него и сразу поймет, - да или нет. А вскоре и остальные сослуживцы узнают правду... Да, в мире любят победителей. Женщина с собакой уехала. Фарли все болтал, часы на приборной доске показывали без десяти пять. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Было почти восемь вечера, но сумерки еще не сгустились. Куинт стоял у окна в кабинете Кэслейка. Вечернее небо приобрело цвет грязного гусиного яйца. Куинт услышал, как Кэслейк закуривает у него за спиной. Курил он очень редко. Главный вопрос задавать не стоило - все было ясно и так. Мужчины просто взглянули друг другу в глаза, и старший увидел в них то, что часто замечал и раньше, у других молодых сотрудников. Такое от людей вроде Куинта не скроешь. Несколько минут назад Кэслейк постучал по синей замшевой книжке на столе и сказал: "Вот он". - Хорошо. - Лишь одно это слетело с губ Куинта до того, как он подошел к окну. Но сейчас, не поворачиваясь, добавил: - Может, он нам еще и пригодится. Куинт видел, как пеликан на пруду высоко задрал клюв и хлопал громоздкими крыльями. За деревьями светилось окнами Министерство иностранных дел. Гибель Беллмастера его работу не нарушит. Там к смертям и трагедиям привыкли. Авантюризм, кровопускание, защита империи - им все едино. Империи больше нет, но защищать страну по-прежнему надо, а потому нужны и люди, готовые жертвовать собой ради блага большинства. И Куинт как бы про себя, а на самом деле для Кэслей-ка - его нужно было утешить во что бы то ни стало - произнес: "Брантона мы не тронем. Впрочем, как знать... возможно, он нам еще и пригодится, несмотря на преклонные годы. Кстати, запись его встречи с Беллмастером вам стоит послушать. Он потешил себя от души. И обрадуется еще больше, когда вынесут заключение о "самоубийстве". Однако выиграл в конце концов все-таки Беллмастер. Он избежал разоблачения. - Куинт повернулся лицом к Кэслейку: - Как у вас на душе?" - Кошки скребут. - Спервоначала так чувствует себя каждый. Хотя ваш случай особенный. Если бы этот старый дурак Гедди подоспел вовремя, вы бы так и не узнали правду о себе. Остались бы в неведении. Но ненадолго. Рано или поздно вы вновь оказались бы на том же распутье. Однако сегодня лезть в дебри ни к чему. Свой путь вы уже избрали. Давайте спокойно обсудим его завтра... или когда-нибудь при случае. Возьмите-ка выходной, проведите его с хорошими друзьями, развейтесь... - Да, пожалуй. - Вот славно. Куинт подошел к Кэслейку, сочувственно тронул его за плечо и сказал: "А река все течет и течет под мостом в Барнстапле. Словом, что бы мы ни делали, какими мы ни были, солнце по-прежнему кружит над миром, который Бог сотворил, а человек обесчестил". Куинт ушел, а Кэслейк сел за стол и понял - он уже не тот, каким сидел здесь еще вчера. Кэслейк узнал правду о себе, и это искалечило ему душу. Распахнулась дверь, вошла Джоун. Она тихонько притворила дверь за собой, стала у порога, взглянула на него с непроницаемым лицом. Они посмотрели друг другу в глаза, потом Кэслейк спросил: "Что, заметно?" Она кивнула: "Да, как и у всех первое время. Независимо от того, смогли они или нет". - А я, по-твоему, смог? Она подошла ближе, уселась на край стола, и внезапно он понял - они стали друг другу родней. - Смог, - ответила Джоун. - Ты радуешься или сожалеешь? - Ни то, ни другое. Я оставляю чувства дома. Кэслейк поднялся, нежно провел рукой по ее щеке и предложил: "Тогда, может, пойдем к тебе и там все выясним?" - С радостью. - Она взяла его руки и поцеловала их. Он тем временем тронул губами ее лоб и вдруг с сухим смешком сказал: - Сейчас я задам глупый вопрос. Можно у тебя вымыться? Джоун встала, но его руки не выпустила: "Конечно. И знай - ты не первый спрашиваешь меня об этом". Он улыбнулся: "Что ж, душевным здоровьем и жизнью мы рискуем здесь все одинаково". Гедди сидел у себя в кабинете за натертым до блеска письменным столом. Домоправительница давно ушла к себе. Он редко пил по вечерам, но сейчас перед ним стоял серебряный поднос с хрустальным графином. После ужина он заботливо наполнил графин коллекционным "Шато Марго", которое, как выяснилось после нескольких глотков, уже начало стареть, однако по-прежнему медом разливалось по жилам, изгоняло из головы остатки тревожных мыслей. Держа бокал в руке, он развалился в кресле, уставясь на бронзовую лошадку из Тайваня. "В старые времена, - подумал он, - отец из Челтнема в Пейнсуик добирался на шарабане быстрее, чем я сегодня на машине. Кругом объезды, заторы, обогнать не дают, машины плетутся еле-еле". А когда он наконец достиг ответвления к Маяку, навстречу уже спешил автомобиль Кэслейка. Дорога была узкая, пришлось свернуть на обочину. Они остановились друг против друга, опустили окна. Едва Гедди начал объяснять, зачем приехал, Кэслейк грубо оборвал его, приказал немедленно возвращаться. Вводить Гедди в курс дела не стал, лишь буркнул: "Делайте, что вам говорят!" - и укатил. "Что ж, - Гедди пригубил кларе, - я и вернулся. Сказалась воспитанная проведенными в Клетке годами привычка подчиняться приказам. Да и бессмысленно было ехать дальше. Там уже или нельзя было ничего исправить, или не стоило возбуждать любопытство Фарли своим появлением". Гедди так ничего и не узнал, не услышал и ничего не попытался выяснить. Плохие вести подождут, хорошие же рано или поздно придут сами. А пока остается лишь молиться, вот только веру в молитвы он давно потерял, хотя видимость ее соблюдал - в церковь ходил исправно. Жизнь дает ответы на все вопросы, но всегда с опозданием. Или у Кэслейка нервы не выдержали и Фарли остался жив, или - Кэслейк не похож на размазню - парень погиб. Третьего не дано. Тут не Страна чудес, где "что есть, то есть, что должно быть, тому не миновать, а чего нет, того не будет. Такова логика". Впрочем... в Клетке рассуждают почти так же. Он выпил еще вина, взглянул на фотографию на каминной полке, где был снят мальчишкой в соломенной шляпе. "Детство, отрочество, юность, - вздохнул он, - а потом - стоп... Черт, от кларе мысли путаются. Верно говорят: "Увидеть Неаполь и умереть". Там он и умер, много-много лет назад. Десять вечера. После ужина это у Брантона уже четвертая рюмка виски. Да и не ужинал он почти. Выпивка утешает, если понимаешь - надо оставаться трезвым. Открылась дверь, вошла Долли. Плюхнулась в кресло напротив, схватила рюмку полковника, залпом выпила. - Полегче, старушка, - вяло предостерег он. - Еще! Он налил ей из бутылки, а сам пошел за новой рюмкой, подумал: "Слава Богу, что есть виски. Утешает лучше любого священника" - и спросил: "Как она?" - А как ты считаешь? Как на ее месте чувствовала бы себя любая другая? Доктор пока оглушил ее снотворным. Но рано или поздно наступит утро, она проснется и поймет - Ричарда больше нет. Господи, за что ей все это? - Не спрашивай, старушка. Ни у меня, ни у Него. Бог молчит. Наверно, считает, так лучше. Мы еще не выросли, чтобы научиться понимать его. Я не раз видел, как гибли лучшие парни. Праведники. А злодеи выживали. Странный жребий, скажу я вам. Но все на места поставит время. Ведь жизнь больше всего похожа на реку, что вышла из берегов. Она все превозмогает. Года через три-четыре Сара вновь встретит хорошего парня. Сердце - не камень. Оно заживает. Долли взглянула на него со слезами в глазах и простонала: "О Боже, Джимми, я забыла запереть кур". - Не беспокойся. Я сам это сделаю. А ты иди поспи. И не забудь выпить пару таблеток. Спускаясь по тропинке к курятнику, Брантон услышал вдали лисий лай. "Должно быть, лисята родились, - мелькнула мысль, - есть просят". Между туч мелькнул узкий серп умирающего месяца. Возясь с задвижкой на забранной сеткой двери, полковник подумал: "Ничего я в мире не понимаю и готов спорить - не понимает никто. Никто на всем свете, черт побери!" Лисица залаяла вновь. От сильного вечернего ливня трава была сырая, и вскоре шлепанцы полковника промокли насквозь.