инга и поджал тонкие губы, словно ощутил кислый привкус во рту. Когда-то он смотрел на Гримстера как на своего будущего и достойного преемника, но нити их судеб неожиданно так запутались, что распутать их уже нельзя, можно только разрубить. Лгать в Хай-Грейндж о смерти Вальды сэра Джона заставило редчайшее для него, почти сентиментальное желание избежать бессмысленной трагедии. Но, еще не успев высказаться, он понял - все напрасно. В ту минуту он поступал как человек, а не как глава Ведомства. Но теперь... Он хладнокровно представил себе спальню Гримстера в Хай-Грейндж, бесстрастное воображение в клинических подробностях нарисовало, чем занимался Гримстер в постели с мисс Стивенс, потом он вспомнил, каким Джон недавно вошел в его кабинет. Смутные логические построения стали проясняться, и впервые в жизни он ощутил глубокую печаль. Он понял, увидел так ясно, как будто получил в этом расписку: Гримстер решил его убить. Выводы были неопровержимы. Если бы Гримстер считал смерть Вальды случайной, если бы у него не было доказательства ее убийства, он даже в интересах дела не лег бы в постель с нелюбимой женщиной, а влюбиться в мисс Стивенс он не мог. Он переспал с ней потому, что узнал правду о Вальде, и эта правда раскрепостила его. Уж кто-кто, а сэр Джон знает Гримстера. Еще бы, ведь они отлиты по одному образцу. Окажись сэр Джон на его месте, он сделал бы то же, что, без сомнения, задумал Гримстер. Перед возвращением в Девон Гримстер позвонил в Лондон миссис Харроуэй. Она оказалась дома. Он сообщил, что дела Ведомства с Лили разрешатся примерно через неделю. Согласна ли миссис Харроуэй позаботиться о Лили, пока та не решит, чем заняться? Когда миссис Харроуэй согласилась, Гримстер попросил некоторое время не говорить никому об этом звонке. Миссис Харроуэй рассмеялась в трубку и поинтересовалась почему. - Сейчас я не могу ответить, - пояснил он. - Но когда привезу Лили, вы поймете, что это не праздная просьба. - Очень хорошо, мистер Гримстер. Раз вы так хотите - пожалуйста. Он сел в утренний эксетерский поезд и приехал в Хай-Грейндж поздно вечером. Кранстон ждал его - он уже получил инструкции от сэра Джона. - Выделите мне автомобиль, - распорядился Гримстер. - Я заберу его завтра днем в Эксетере. Вы можете поехать туда на моей машине. И еще: закажите на завтра и послезавтра двуспальный номер на имя мистера и миссис Джекобе в оксфордском отеле "Рандолф". Кранстон удивленно взглянул на Гримстера, но кивнул, а потом протянул ему конверт. - Вам письмо - пришло с утренней почтой. Гримстер узнал почерк Гаррисона, увидел лондонский штемпель. Он вскрыл письмо: "Дорогой Джонни. Я, конечно же, как никто, рад, что ты еще жив, - ведь это значит, что самая интересная в моей жизни схватка продолжается. На реке я недооценил твою изобретательность и сожалею, что совершил из-за своей заносчивости ошибку, сказав: "Помимо всего прочего". Я понимал - а последующие события это подтвердили, - смысл этой фразы не ускользнет от тебя. Прингла теперь можно - и нужно - списать со счетов. Ты не настолько глуп, чтобы выпустить из рук найденное в перстне с корольком. Коли так, то мое предложение остается в силе и дает большие гарантии неприкосновенности и хорошее вознаграждение. Я, по вполне понятным причинам, ничего от тебя не скрываю. Мы всегда были друг с другом откровенны, а откровенность, к сожалению, так часто мешает нашей работе... Если мое предложение тебя заинтересовало, свяжись со мной. Если же нет, я буду надеяться и искренне молиться о том, чтобы ты вновь не оказался в таком же, как тогда на берегу, положении. Преданный тебе Дикки". Гримстер усмехнулся и отдал письмо Кранстону со словами: - Прочтите. Оно вас позабавит. А потом передайте его сэру Джону. Он вернулся к себе, наполнил рюмку коньяком и закурил сигару. Его уже давно не удручало то, что он жил в одном мире с людьми типа сэра Джона и Гаррисона. Ведь с того самого дня, когда он догадался, что мать обманывает его праведной ложью, ложью во спасение, мир перевернулся вверх тормашками. Ему не казалось странным, что Гаррисон, которого он считал самым близким другом, готов, если потребует дело, убить его. Он и сам на месте Гаррисона поступил бы так же. Сэр Джон имел на совести полсотни убийств, и это не лишило его уважения подчиненных. Все в Ведомстве работают на дьявола. Но Вальда, появившаяся извне, нарушила порядок. Он, Гримстер, поддался чувству, запретному для продавшего душу сатане. Он влюбился, понимая, что это и хорошо, и правильно, и все же, наверное, с горечью сознавал, что его любовь обречена. Однако смерть Вальды, а значит, смерть его любви выбила Гримстера из рабочего ритма, превратила его в изгоя, сделала предателем. Он перестал быть профессионалом. Превратился в простого Джона Гримстера, впервые в жизни вольного отдаться обычной человеческой страсти, для него даже благородной, - ведь он не брал в расчет, каких жертв она от него потребует. Он убьет сэра Джона и проживет еще столько, сколько позволят ему силы и ум, а раз смерти он себе не желал, то считал, что проживет долго и умрет только от старости. Гримстер покончил с коньяком и сигарой, пошел в спальню и разделся. Потом в пижаме и халате направился к Лили. Дверь ее номера была не заперта, в гостиной царил полумрак, однако из-под двери в спальню струился свет. Гримстер знал: Лили ждет его, понимал, что сейчас она лежит в постели и не притворяется, будто любит своего Джонни. Она в этом уверена. Другого для нее и быть не может, иначе она не получит ни душевного покоя, ни телесного удовольствия. А сам Гримстер должен играть роль не только получающего, но и отдающего любовь. Роль - из-за вновь обретенной свободы - несложную. Лили - обольстительная женщина, поэтому Гримстеру не приходится искусственно возбуждать свои чувства, а слова любви, которые он говорит ей, - лишь благодарность за новую жизнь, к которой она его возродила. Открыв дверь, Гримстер увидел, что Лили сидит в постели и читает. Она тотчас бросила книгу на пол, протянула к нему руки и пылко, без тени смущения, воскликнула: - Джонни, дорогой! На ней была зеленая комбинация с черными кружевными лентами на рукавах и воротнике, которую ей ко дню рождения подарила во Флоренции миссис Харроуэй. На другое утро Кранстон отвез Гримстера и Лили в Эксетер, где их уже ждал казенный автомобиль. Лили была радостно возбуждена. Она куда-то ехала, что-то делала, сильнее и сильнее любила Джонни - все это составляло ее счастье. Ведь только ради любви женщина может решиться на то, что сделала она, правда? Она рискнула всем, и не сразу удалось ей избавиться от влияния Гарри, которое, как она теперь понимала, было скорее не любовью, а обладанием, подчас слишком властным и себялюбивым. Слава Богу, Джонни любит ее совсем не так. Если не считать постели, он почти застенчив или, скажем, скрытен, но всегда ласков и вежлив. Настоящий джентльмен - не чета Гарри... Тот был грубоват, а иногда и нахален, в постели, например. А что он с пятницей наделал, просто ужас! Все это дошло до нее не сразу, но, к счастью, дошло, и уж совсем здорово, что есть Джонни, который так ее любит, поэтому разве плохо, что она сама ухватилась за него, сделала первый шаг? В конце концов именно любовь к Джонни указала ей путь... В Тонтоне Гримстер поставил казенную машину в давно знакомый ему гараж. Объяснив Лили, что это необходимая предосторожность и что Ведомство не желает ставить расследование под удар, он взял чемоданы и повел ее в другой гараж, где, заблаговременно позвонив из Лондона, заказал еще одну машину. Гримстер не обольщался насчет Ведомства. Он понимал, что сэр Джон явно установит за ним слежку, но почти не сомневался, что следить начнут с отеля "Рандолф" в Оксфорде. А туда он не поедет. Из Лондона же Гримстер заказал номер в гостинице "Антробас Арме" в Айлсбери, в тридцати милях к югу от виллы Диллинга. Сэр Джон, потеряв их след, только обрадуется. Ведь Гримстер принимает те меры предосторожности, которые принял бы любой опытный исполнитель. Если за ним намеревается следить сэр Джон, этим займутся и люди Гаррисона. Уйти от одной слежки - значит, скрыться и от другой. Однако, чтобы не раздражать сэра Джона, Гримстер остановился в ближайшем городке и отправил шефу письмо, которое написал прошлой ночью. В нем было всего две строчки: "В целях безопасности ухожу на дно. Доложу через сорок восемь часов. Дж. Г". (На другое утро сэр Джон получил его записку вместе с сообщением, что ни Гримстер, ни мисс Стивенс в отеле "Рандолф" не показались, и ничуть не удивился. Именно этого он и ждал. Вместе с тем он понимал: наблюдение за виллой Диллинга тоже ничего не даст. Хотя в роковую пятницу мисс Стивенс и Диллинг выехали именно оттуда, Гримстер заставит Лили начать поиски в стороне от виллы.) В ту ночь, когда Лили лежала на согнутой левой руке Гримстера, он спросил: - Не лучше ли будет, если машину поведешь ты? - Возможно. Впрочем, я и так все довольно хорошо помню. Да и ты меня уже обо всем расспросил. - Дело не в этом. Мне хочется, чтобы в дороге ты все пережила вновь. Сидя за рулем, ты легче вспомнишь, что говорил и делал Гарри. - Он ничего не делал, только в конце, когда ушел. - Сколько раз вы останавливались? - Один, позавтракать. Да, еще днем заправлялись. А потом еще раз немного погодя. - Где вы завтракали? - В одном заведении Айлсбери. - Точно? - Да. Мы бывали там раньше. - А до этого нигде не останавливались? - Нет. - Что Гарри взял с собой из дому? Или ничего не брал? - Брал. Лопатку и чемоданчик. - Что за чемоданчик? - Знаешь... такой тоненький. - Кожаный? - Нет. По-моему, металлический. - Раньше ты его видела? - Раз или два. Он ездил с ним в Лондон. - Что там хранилось? - Понятия не имею. - Ты не пыталась заглянуть внутрь? Она немного помолчала в темноте, потом шевельнулась от короткого виноватого смешка: - Один раз. Он был заперт. - Диллинг вернулся без него? - Да. Он взял с собой чемоданчик и лопату, а вернулся с одной лопатой. Недалеко от дома мы остановились, он вышел и выбросил лопату в пруд. - Ты не удивилась? - Удивляться поступкам Гарри? - Лили рассмеялась. - Нет. Но он пробормотал что-то про людей, которые по земле на лопате могут узнать, где ты копал. Мне кажется, это была просто шутка. - Прижавшись щекой к его плечу, она вдруг спросила: - У тебя много денег, Джонни? - Хватает. Хоть я и не богат. - А если разбогатею я? Если я получу кучу денег за бумаги Гарри, что тогда? Он засмеялся и ответил: - Может, и получишь. Но сначала получи. Впрочем, мне это безразлично. А теперь пора спать. У нас впереди трудный день. Но Лили уснула гораздо позже него. Она лежала в темноте и наслаждалась своим счастьем. Может быть, она и впрямь родилась в рубашке. Под счастливой звездой. Сначала был Гарри, теперь Джонни. Нет, сравнивать их нельзя. У нее ни разу не возникло подозрения, что Джонни пользуется ею, как некогда Гарри. Он всегда добр и заботлив, рядом с ним она чувствует себя человеком, и, в первый же раз оказавшись в постели с ним, она поняла, что ему нужно не только ее тело. Она нравится ему и нужна сама по себе. Впрочем, это не удивило ее. Мужчине нужна женщина так же, как и женщине нужен мужчина, и с тех пор, как Гримстер потерял Вальду, он, пусть бессознательно, искал ей замену, как Лили искала замену Гарри. Это и роднит их - они оба ищут и хотят любви. Она уверена, когда-нибудь он расскажет ей все о Вальде. Даже спрашивать не придется. Настанет время, он откроется ей, избавится от грусти, перестанет тосковать о Вальде, как не тоскует она теперь о Гарри. Память останется, а боль исчезнет. Нужно признать, Гарри хорошо к Лили относился, хотел дать ей все... Если она получит эти деньги, поначалу придется вести себя осторожно, ведь она станет богаче Джонни. А мужчины на это смотрят косо... Взять, к примеру, отца. Узнав, что, пока он был в отлучке, мать устроилась на работу, отец закатил жуткий скандал. Лили лежала, размышляя о будущем, и все выходило у нее без сучка, без задоринки. Иной жизни она и представить себе не могла. На другое утро они поехали завтракать в Айлсбери. Во время той последней поездки с Гарри стоял февраль и темнело гораздо раньше. Лили после завтрака села за руль, и они двинулись на северо-восток к Лейтону. Это название она помнила четко, но остальное забыла. - Оттуда мы поехали в какой-то городишко неподалеку, - сказала она. - Сейчас я не помню названия, но узнаю его по указателям в Лейтоне. От Лейтона до него недалеко - миль шесть - восемь. Гримстер на Лили не нажимал. У нее и вправду была хорошая память. - В котором часу вы добрались до места? - спросил он. - Уже стемнело, было шесть или семь часов вечера. Вспомнила: у самого Лейтона Гарри заставил меня остановиться, и мы простояли час или больше. В машине стало так холодно, что пришлось завести мотор и включить печку. Когда они въехали в Лейтон, была половина шестого. Взглянув на указатель, Лили тотчас вспомнила, как называется городок: - Вот он - Уоберн. Туда мы и поехали. Когда машина повернула налево и двинулась на север к Уоберну, Гримстер сказал: - Удивительно, что ты забыла его название. - Разве в нем что-то кроется? Он улыбнулся и ответил: - Увидишь. А пока забудем об этом. - Если там и было что-нибудь необычное, - заметила Лили, - я не смогла бы разглядеть его в темноте. - Далеко ли вы отъехали от Уоберна? - Нет, недалеко. На милю-две. Я довольно хорошо помню дорогу, к тому же мы останавливались у какого-то дома. Тоже с забавным названием. Я вспомню его, когда увижу. Уоберн... Гримстер и впрямь изумился, что Лили это слово ничего не говорит. Вблизи городка находится Уобернское аббатство и огромное поместье, луга и озера, принадлежащие герцогу Бедфордскому, который открыл их для посетителей и превратил в место паломничества туристов. Изумление изумлением, но Гримстер решил пока просто подождать, куда привезет его Лили. Однако вскоре вспомнил, что Прингл говорил, будто работал когда-то в строительной фирме в Блэкли, а это всего в нескольких милях на запад от Уоберна. И Диллинга лишили прав тоже где-то здесь. Гримстер воспользовался излюбленным приемом: поставил себя на место другого, вжился в его образ, принял во внимание его друзей, образование, черты характера. И тут же понял, что сможет обнаружить здесь. Он изучил характер Диллинга. И знал теперь, почему Принглу вполне хватило бы той неказистой карты... Они подъехали к повороту на Уоберн, Лили миновала его и через несколько минут вывела машину на шоссе, ведущее прямо к центру уобернских земель. - Ты уверена, что вы ехали именно здесь? Лили кивнула: - Мне врезались в память эти ворота. А где-то слева должна быть вода. По-моему, озеро. Помню, или луна в нем отражалась, или звезды. Ее лицо застыло, взгляд не отрывался от шоссе, заполненного теперь машинами с туристами, ехавшими посмотреть аббатство. Но поворот к аббатству Лили пропустила со словами: - Я приметила этот указатель, но мы тогда проехали прямо. Что это за аббатство? Заведение для туристов? - Нечто в этом роде. Они поднялись по невысокому холму, и впереди, ярдах в четырехстах, показалась развилка. Машины впереди сворачивали налево. Лили пристроилась за ними, никого не обгоняя. Указатель у развилки гласил: "Уоберн. Царство диких зверей". Дорога вновь повернула направо и пошла по плоскогорью. Слева стоял высокий забор из проволоки, ограждавший зоопарк, за ним начинался обрыв. Внизу копошились автомобили, водители пытались проехать, не задевая загонов, в которых паслись дикие животные. Потом машины скрылись за деревьями, и Лили бесстрастно заметила: - Вон тот домик. Прямо перед ним мы остановились. Впереди, справа от дороги, стояла низкая выбеленная сторожка. Когда машина подъехала ближе, Гримстер заметил неподалеку вывеску с надписью: "Сторожка Трасселера". Вскоре показался поворот налево, помеченный как въезд в "Царство диких зверей", но Гримстер приказал Лили ехать прямо. Она не задавала вопросов. Молча исполняла все, что он просил. Помогала ему. И потому была по-настоящему счастлива. Вскоре они выехали на дорогу пошире и, заглянув в карту, Гримстер направил Лили кружным путем обратно в Уоберн. Через полчаса они вошли в номер гостиницы, Лили решила переодеться и принять душ, а Гримстер пошел в бар. Проходя через холл, он взял несколько брошюр с описанием достопримечательностей Уобернского аббатства и заповедника. Едва покончив с первой большой порцией бренди, Гримстер уже знал, зачем Диллинг написал "Que sera sera" в верхнем углу карты, и, что гораздо важнее, догадался, для чего в ее нижнем углу было нарисовано похожее на червя существо. И еще он понял, что найти чемоданчик гораздо сложнее, чем спрятать. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Утром Гримстер сел в машину, доехал до аббатства, а оттуда повернул в зоопарк. Было еще рано, и не так много автомобилистов стремились проехать мимо загонов, в которых паслись антилопы - канны и гну - и белый носорог, огромный и толстый, клетки с гепардами, за которыми начинались владения львов и, наконец, обезьяний лес. Таблички запрещали открывать окна автомобилей, хотя - как и во всех подобных заведениях - машину можно было остановить и всласть полюбоваться жизнью животных. Если машина сломается, надо посигналить и ждать патрульных техников. Гримстер объехал парк дважды, а потом выбрался на ближайшее шоссе и поехал в Лейтон кое-что купить. Возвращаясь через парк, он свернул с главной дороги прямо к аббатству, выпил чашечку кофе в заведении "Летучая герцогиня", названном в честь матери герцога Бедфордского. Потом вернулся к въезду в зоопарк, выбрал из множества удостоверений в кошельке карточку репортера и прошел в кабинет директора. Гримстер объяснил, что представляет одну из лондонских газет и хочет получить некоторые сведения по вопросу, о котором ему поручено написать. Узнав все необходимое, Гримстер пообещал сообщить в зоопарк о выходе статьи, еще раз объехал звериное царство и вернулся в гостиницу. Теперь он уже трижды проезжал в двадцати ярдах от места, где был зарыт чемоданчик Диллинга. Выкопать его официально было бы проще простого. Но помощью Ведомства он ни в коем случае пользоваться не хотел. Нужно заполучить чемоданчик самому. После ленча он сообщил Лили, что чемодан зарыт в львином загоне зоопарка и что он, Гримстер, отдал распоряжение выкопать его. - Ты хочешь сказать, что обо всем догадался только потому, что я тебя сюда привезла? - изумилась Лили. - Почти. Но у нас были и другие, неизвестные тебе сведения. Когда ты показала мне, где Диллинг остановил машину, все прояснилось. Теперь тебе остается сидеть и терпеливо ждать. Завтра материалы будут у нас в руках, и потом - если они стоят тех денег, которые запросил Диллинг, - Ведомству придется раскошелиться. Это "потом" займет, конечно, немало времени, ведь документы нужно тщательно изучить. Лили подошла к Гримстеру, села на подлокотник его кресла: - Значит, я стану богатой? - Похоже на то. - Он положил руку ей на колено и сжал его. Она тихо спросила: - А ты не будешь против? - Мне это совершенно безразлично. - В голосе Гримстера прозвучала искренность, истинной причины которой Лили, разумеется, не поняла. - Но не будем забегать слишком далеко вперед. - Какой ты осторожный, Джонни, - засмеялась она в ответ. - Пока ты со мной, я буду забегать вперед и строить планы. Что ты на это скажешь? Гримстер поднял ее с подлокотника, посадил на колени и поцеловал в шею. Потом произнес: - Если бы мне сейчас не надо было уходить, я бы тебе ответил. Теперь, когда Гримстер целовал ее, а она обнимала его, он не презирал себя за притворство. Лили по-настоящему счастлива, а его единственная забота - защитить ее и добыть все, что ей причитается. Потом он оставит ее. Она будет переживать, но недолго. Сейчас она играет свою роль, простодушно выдавая желаемое за действительное. Лили - ребенок. Однажды она обретет настоящую любовь, познает ее истинную горечь и сладость. Джону вдруг захотелось, чтобы этого не случилось никогда, - он чувствовал, что самую глубокую радость ей приносят все-таки фантазии. Хотя теперь Гримстер был свободен любить, он не любил Лили и знал, что не полюбит ее никогда, но в те минуты, когда она отдавалась ему, чувствовал, что она ему нужна. Когда над ним смыкалась темнота постели, он предавался теплу, страсти, утешению, которые предлагала Лили, старался все забыть... Гримстер сидел в машине у обочины, в двухстах ярдах от "Сторожки Трасселера". Слева по шоссе к зоопарку тянулась нескончаемая вереница машин. По другую сторону шоссе заросший травой участок футов в пятьдесят шириной был обнесен высокой проволочной сеткой - она ограничивала львиный загон. Гримстер вынул из кармана крошечную карту, найденную в перстне с корольком, поджег ее, щелкнув зажигалкой, подержал, пока пламя не начало лизать пальцы, и бросил в пепельницу. Диллинг обожал секреты, но всегда оставлял подсказку для сообразительных. Прингл понял бы все, лишь взглянув на карту. Гримстеру она не говорила ничего определенного, пока он не изгнал Диллинга из памяти Лили, пока Лили не отвезла его к сторожке, где они с Диллингом остановились. Но, оказавшись здесь, попав в этот парк, где названия "Уобернское аббатство" и "Бедфорд" попадались на каждом шагу, Гримстер сразу все уяснил. Фраза "Che sara sava", вариант испанского "Que sera sera", была девизом семьи Бедфордов. В Уоберне и квартала не пройдешь, не увидев воспроизведения изречения с их герба. "Чему быть, того не миновать". По одному девизу Прингл без труда установил бы, где зарыт чемоданчик, а точное место указывал изогнутый червяк в нижнем углу карты, который, как установил Гримстер, обозначал один из знаков зодиака - Льва. За проволочным ограждением проглядывался песчаный склон, который спускался к дороге, петлявшей по львиному загону. Гримстер выбрал изгиб дороги вокруг невысокого холма, который на западной стороне переходил в огромный песчаный карьер, густо заштрихованный на карте Диллинга. На гребне холма, почти сросшись, стояли два терновых куста, а немного ниже по склону - еще два, тоже бок о бок. На север от верхних кустарников, в вершине равностороннего треугольника с основанием в тридцать футов, равным расстоянию между парами кустов, и находится место, где на глубине примерно двух футов зарыт чемоданчик. От директора Гримстер узнал, что зоопарк открыли только в марте этого года. В феврале, когда сюда приезжал Диллинг, проволочное заграждение еще не было достроено, как не было и львов в загоне. Их привезли за две недели до открытия. Видимо, Прингл, работавший здесь на строительстве дороги и оград, привозил сюда Диллинга, чтобы похвастаться зоопарком. Они оба любили животных. Диллинг, наверное, приметил в львином загоне подходящее место для тайника. Ему оставалось только приехать вечером, когда рабочие уже ушли, а сторожа еще не заступили на вахту. От места, где сидит сейчас Гримстер, Диллингу пришлось лишь пройти ярдов двести по склону холма, перейти две дороги и беспрепятственно добраться до терновника. Теперь дорога не так уж проста. Появился четырехметровый забор из прочной стальной сетки с крупными ячейками, который почти на метр загибался внутрь. За оградой, в двух с половиной метрах от нее, стоял второй забор из такой же сетки, но пониже, с колючей проволокой наверху, а за ним были львы - одни грелись на солнышке, безразлично поглядывая на проезжающие мимо машины, другие беспокойно сновали по склонам, третьи тяжелой равнодушной поступью ходили между автомобилями, не проявляя никакого интереса к запертым в них существам, вторгшимся в их владения. Диллингу, наверное, было лестно вверить свое сокровище под охрану львов - ведь и сам он родился под знаком Льва. Проникнуть в загон было трудно, но возможно. Каждый вечер, когда туристы уезжали, львов увозили в фургонах на ночлег и запирали в особых бараках. С наступлением темноты зверей в загоне не оставалось, но через каждые два-три часа охранники с ружьями и карабинами на машине объезжали забор. Гримстер решил попытать счастья сегодня же. Луны не будет, но свет ему не понадобится. В четвертый раз он оглядел местность, вплоть до терновника на гребне песчаного холма, запомнил все до мелочей - холмы и пригорки, каждое дерево, кустик и кочку. Он уехал из парка, нашел укромную тропинку, окаймлявшую сухое болото, поросшее вереском. Здесь он оставил машину, вынув из багажника купленное в Лейтоне утром - сто ярдов тонкой, крепкой нейлоновой веревки, прут из толстой, но мягкой проволоки и остро отточенный нож. В машине остались только маленькая саперная лопатка и кусачки. Гримстер размотал веревку и стал резать ее на куски нужной длины. Он работал сосредоточенно, ничто не нарушало тишины, кроме птичьих криков да кроличьих шорохов... И вдруг он вспомнил, когда в последний раз делал то же самое. Это было в Веллингтоне, они с Гаррисоном после многих ошибок сплели, наконец, веревочную лестницу, чтобы спуститься в каменоломню и подобраться к гнезду пустельги с птенцами. Хотя Гаррисон и в те дни был неуклюж, он настоял, что полезет сам, и Гримстер до сих пор помнит, как он ругался, увидев, что их усилия пропали даром, потому что птенцы уже улетели. В школе Гаррисон мечтал поймать молодую пустельгу и приручить ее - на всю жизнь сохранил он тягу к запретному и опасному... Работа заняла у Гримстера два часа. Закончив, он взобрался на одну из сосен, на высоту футов тридцати, привязал лестницу к веткам и спустился по ней, чтобы проверить крепость узлов и перекладин. Он давным-давно убедился: не стоит оставлять на волю случая то, что можно проверить заранее. Но никто не может жить сам по себе, ни от кого не завися, будь он семи пядей во лбу и трижды осторожен. Как бы глубоко и тщательно он ни изучал и ни продумывал все наперед, возможность ошибиться появится при первом же столкновении с другими людьми. Гримстер тщательно отрепетировал вылазку, которую собирался предпринять вечером, стараясь заранее предусмотреть каждое движение. (Львов и в самом деле, как правило, вывозили по ночам из загона. Но из каждого правила бывает исключение. Когда у львицы начиналась течка и ее друг становился наиболее нетерпеливым, его не увозили в барак, потому что там он норовил затеять драку с другими самцами, пытавшимися завладеть львицей. Льва оставляли в загоне одного. Сейчас он лежал под деревом на дальней стороне за холмом с терновником, поближе к львиным баракам, протянувшимся вдоль одного из внутренних заборов.) В десять вечера Гримстер покинул гостиницу. Под пиджак он надел темный свитер. Лили осталась в отеле. Джон сказал ей, что у него назначена деловая встреча. Пусть она ложится спать, не дожидаясь его. Он может вернуться очень поздно. Лили сидела в гостиной, читала и никак не могла решить, выпить перед сном еще рюмочку ликера или нет. Наконец решила побаловать себя. Она чувствовала, что имеет на это право. С того времени, как она была продавщицей в Акфилде, пройден большой путь. Тогда она была наивной деревенской девчонкой. Сейчас она женщина, опытная, много повидавшая и теперь вовлеченная в историю, от рассказа которой у всех в гостинице наверняка глаза бы повылазили из орбит. Она повзрослела, она изменилась. Она стала личностью, в жизни ей пока везло и, без сомнения, повезет еще больше. Все начал Гарри, и она всегда будет ему благодарна. Но не больше. Там, где Гарри был непредсказуем и упрям, Джонни прямолинеен и уступчив. И тело у него другое, нигде ни капельки жира. А у Гарри оно было мягкое, почти женское. У Джонни же одни мускулы... Она зажмурилась с рюмкой ликера в руках, вспомнила о теле Джонни, о близости с ним и мысленно обругала себя за это. Боже, можно подумать, что ее интересует только секс. Нет, все дело в личности Джонни, в его характере, добром, нежном и понимающем, - это так подкупает. Он настоящий джентльмен, не чета Гарри. Это каждому видно. Как сразу видно, что миссис Харроуэй - леди. Джонни обязательно расскажет ей о своей семье, учебе в школе и университете, обо всем... Не нужно торопить события. Не нужно приставать к нему с расспросами. Всему свое время. Как приятно заглянуть в будущее. Лили представила, как Джонни рассказывает ей о Вальде. На миг отвлеклась и прислушалась к себе - не ревнует ли, и обнаружила, что нет. Она просто выслушает его, и ей не придется вымучивать подобающее выражение лица, выдавливать нужные фразы. Все получится само собой - она же любит и понимает Джонни. По-настоящему. Неважно, что все началось с какого-то глупого гипноза и что, сообразив, в чем загвоздка, она не знала, как о ней сказать, поэтому, следуя здравому смыслу, и выбрала подходящий момент. Должна же любовь как-то начаться. Заглянув в прошлое, Лили поняла, что по-настоящему все началось уже тогда, когда она впервые увидела его - аккуратного, подтянутого, сильного, без единого изъяна. Конечно, когда она получит деньги за бумаги Диллинга, придется вести себя осторожно. Джонни гордый человек. Он хорошо обеспечен, но она будет богаче. Тут главное не ошибиться. Может быть, он захочет оставить службу... Возможно, у него, как у большинства мужчин, есть заветная мечта заняться любимым делом. Она сможет купить ему ферму или еще что-нибудь. Лили немного помечтала о ферме, где все лето светит солнце, и о лондонской квартире, где им станет скучно и захочется перемен. Боже, как ей повезло! А начинала с грязными похотливыми парнями в машинах... Та жизнь была не для нее, это уж точно... "Завтра же, - решила Лили, - пойду и куплю себе подарок, огромный флакон самых дорогих духов - "Радость" фирмы "Жана Пату". Почему бы и нет? Ведь она несказанно всему рада. Тому, что Джонни рядом. Тому, что она никогда не разлучится с ним. Она зажмурилась, и все ее тело заныло от желания быть с Джонни. Ночное небо скрыли облака. Когда машина въехала в ворота парка, под колесами зашуршал гравий. На ночь зоопарк закрыть было невозможно - шоссе пролегало прямо посреди него. Вдоль пологого склона Гримстер поднялся к развилке, миновал ее, пропустил левое ответвление, уходившее к возвышенности над львиным загоном, проехал еще двести ярдов и остановился под деревьями у самой дороги. Выключил фары и закурил. Свет проходивших мимо машин изредка падал на него. Времени у Гримстера было много. Он хотел дождаться, когда движение замрет, и только потом ехать. Машина его ничьего любопытства не привлечет. Каждый решит, что в ней уединилась какая-нибудь парочка. А вылазка за чемоданчиком займет не больше часа. Гримстер не тревожился. Все, что можно, было продумано и проверено. Оставалось лишь исполнить задуманное. Возбуждение теперь охватывало Гримстера только в постели с Лили. Даже мысль о том, что сначала нужно расстроить планы сэра Джона, а потом уничтожить его, уже не будоражила воображение Гримстера. Он желал лишь восстановить справедливость. Он хотел убить сэра Джона не для того, чтобы снять с души груз утраты, а потому, что сэр Джон отнял у Вальды жизнь - единственную во всем мире жизнь, за которую, если бы обстоятельства вынудили, Гримстер не пожалел бы своей. Ничего святого за душой у Гримстера не было. Ему не раз случалось убивать. Его руками или на его глазах творилось такое, во что мало кто поверил бы. Вполне понятно, почему Диллинг не доверял ни сэру Джону, ни Копплстоуну. То, что Ведомство станет обманывать и убивать по любому указанному сэром Джоном или его начальниками поводу, никогда не беспокоило Гримстера, не волнует и теперь. Правила были придуманы не им, он всегда принимал их, принимает и сейчас, но решил, что действовать по ним больше не станет. Раньше он согласился бы и с обманом, и с убийством Лили. Ему не было никакого дела до девушки. Но ей повезло. Кости выпали в ее пользу, потому что именно благодаря Лили Гримстер узнал правду о смерти Вальды. И должен отплатить за это добром, прежде чем убьет сэра Джона. Гримстер взглянул на часы. Одиннадцать ночи. Он погасил сигарету и, сняв пиджак, вылез из машины. В темноте он почувствовал дуновение ветра от пролетавшей мимо летучей мыши, она, чиркнув его крылом по щеке, юркнула под деревья. Из кармана брюк Гримстер вынул рулетки и кусачки. Обмотав вокруг лопаты и прута веревочную лестницу, он сунул ее под мышку. Потом перешел шоссе и медленно, осторожно двинулся по короткой, объеденной коровами траве к дороге, которая начиналась в трехстах ярдах впереди и вела к "Сторожке Трасселера" через львиный загон. На этой стороне шоссе, всего в нескольких ярдах позади, стоял огромный дуб - он находился почти у самого изгиба ограды, спускавшейся по склону от шоссе вниз. Привыкшие к темноте глаза Гримстера ясно видели ствол дерева, темный на более светлом фоне неба. Он обошел его и устроился так, чтобы наблюдать за дорогой. Через двадцать минут из-за сторожки выехал "лендровер" с притушенными фарами. Машина двигалась медленно, из окна кто-то беспорядочно водил лучом зажженного фонаря по проволочному ограждению. "Лендровер" миновал дуб и на глазах у Гримстера свернул направо, туда, где изгибался, спускаясь вниз по склону, забор. Несколько минут спустя фургон вернулся, вновь миновал дуб, въехал в ворота у сторожки и скрылся в лесу. Возможно, сегодня будет еще одна проверка, а возможно, и нет. Во всяком случае, времени у Гримстера предостаточно. Он встал, подхватил лопату, размял плечи, затекшие от долгой неподвижности, и услышал шум самолета за облаками. Уверенно, но осторожно, готовый укрыться при малейшем шорохе, Гримстер двинулся через дорогу к забору. Он прошел вдоль ограды ярдов сто и остановился. Между двумя заборами на вершине холма стоял еще один дуб. Здесь Гримстер и решил перелезть через сетку. Он размотал веревочную лестницу и привязал к ее концу саперную лопатку. Другой конец он закрепил у основания ограды. Уложив веревочную лестницу на левую руку так, чтобы она могла свободно размотаться, он перебросил через забор тот конец лестницы, к которому была прикреплена лопата. Лопата упала на другую сторону ограждения в нескольких шагах от сетки - лестница была длинновата. Гримстер просунул в сетку изогнутый крючком пруток, зацепил лестницу и подтянул ее к себе. В мгновение ока заранее заготовленными кусками веревки он крепко привязал ее к сетке в нескольких местах, чтобы при восхождении его вес не перетянул лестницу обратно. Он вскарабкался по ступенькам, перелез через забор и вновь нащупал ногами перекладины. Спустившись до половины, он спрыгнул наземь. И на мгновение застыл на корточках. Откуда-то издалека донесся крик то ли зверя, то ли птицы. Вдали на шоссе лучи света от поднимавшегося в гору автомобиля прорезали тьму двумя столбами. Гримстер отвязал лопату. Преодолеть внутренний забор было нетрудно. Он вырезал кусок колючей проволоки между столбами, наполовину перекатился, наполовину перелез через забор и с лопатой в руке устремился под прикрытие большого дуба. Лунный свет сверкнул в луже слева. Глаза Джона давно привыкли к темноте, и он разглядел, как дорога, еще недавно запруженная машинами, а теперь опустевшая, уходит вдаль, бледно-серой змеей обвивая подножье песчаного холма. Прижавшись к стволу дуба, Гримстер ощутил кисловатый запах и сообразил, что львы терлись о дерево, помечая свои владения. "Несколько месяцев назад, - подумал он, - здесь же, возможно, стоял с чемоданчиком в руках Диллинг, укрывался за этим же дубом, проверял, нет ли поблизости рабочих вечерней смены, радовался, что мрак ночи укроет его действия, заранее похотливо смаковал, как загипнотизирует Лили, возможно, даже надел по такому случаю перстень с корольком и спрятанной внутри картой - и не подозревал, что жить ему осталось меньше суток. "Que sera sera". Гримстер вышел из-под кроны дуба. Вдали, справа, у самой дороги он увидел ворота и крытую дранкой сторожевую будку. Там кончались владения гепардов и начинался львиный загон. Если в будке и сидит сторож, он ему не страшен - Гримстер скроется за гребнем песчаного холма, где растет терновник. Завтра туристы нагрянут сюда сотнями через главные, управляемые электроникой, ворота. Завтра он рассчитается с Лили и освободится для сэра Джона... Гримстер понимал, что каждый шаг навстречу шефу чреват опасностью, ибо сэр Джон знает и понимает Гримстера, подмечает каждую мелочь и обладает такой же коварной интуицией, как и он сам. Гримстер перешел дорогу у подножья и, держась так, чтобы будка оставалась скрытой за холмом, двинулся к терновнику. Кусты отстояли друг от друга на тридцать футов. Взяв соединяющую их прямую за основание, Диллинг со свойственной ему точностью построил равносторонний треугольник, в вершине которого и зарыл чемоданчик. Гримстер достал рулетку и, укрепив конец у восточного куста, прочертил большим пальцем дугу радиусом в тридцать футов на северном склоне холма, взрывая сухой песок и редкую травку. То же самое он проделал еще раз, взяв за центр дуги западный куст. Там, где дуги пересекались, Гримстер вонзил лопатку. Он выпрямился и ненадолго замер, слился с тенями, прислушался. Потом на коленях, чтобы не слишком возвышаться над холмом, начал копать, сбрасывая податливый песок вниз на склон. Копать было легко, ничто не мешало, камни не попадались. На глубине двух футов лопата стукнулась о край чемоданчика. Гримстер руками выгреб оставшийся песок. Когда Гримстер поднялся с колен, держа в руках чемоданчик, в одном из бараков у дальней оконечности загона кашлянул и взревел один лев, а другой ответил ему. Оставив лопату там, где она лежала, Гримстер с чемоданом под мышкой спустился с холма к дороге, перешел ее, поднялся к заросшему папоротником склону, миновал дуб и очутился на другой дороге, которая шла выше. До главного забора оставалось всего пятьдесят ярдов. На фоне посветлевшего неба высокий толстый дуб у внутренней ограды казался черным. Завтра обнаружат и лопатку, и яму на холме, и веревочную лестницу, которую Гримстер оставил намеренно. Так рождаются тайны. Джон улыбнулся, подумав, о рекламе, какую создаст герцогу: очереди машин вырастут, дорогу у подножья холма перекроют, и даже слава львов поблекнет для туристов, которым покажут таинственную яму. Гримстер уже почти дошел до дуба, как вдруг из-за ствола ему навстречу шагнул человек, двинулся по склону и остановился в нескольких ярдах. Темнота не помешала Гримстеру узнать его, увидеть, как свет звезд отражается от пистолета, который он держал в руке. Это был Гаррисон. Разделенные четырьмя ярдами травы и папоротника, они посмотрели друг на друга, и Гаррисон негромко, добродушно произнес: - Джонни. Догадливый Джонни. Но будешь ли ты благоразумным, Джонни? Гримстер попытался выпустить чемоданчик из-под мышки и взять его за ручку. Взмахом пистолета Гаррисон остановил его: - Держи чемодан под мышкой. Впрочем, я все равно не стану в него стрелять. - Чего ты сюда притащился? Прогуляться перед сном захотелось? - весело спросил Гримстер. - Нет. Если Джонни куда-то забрался, я должен сделать так, чтобы он оттуда не вернулся. Твое положение безнадежно - шанс появится только, если ты станешь слушаться меня. - Неужели? - Да, черт возьми. Брось чемодан на землю, спустись с холма и стой там, пока я не уйду. - А если нет? - Тогда мне придется тебя убить. Жаль, потому что сейчас это уже не нужно. Джонни, брось чемодан и уйди. - Как ты попал сюда? Тебя навел Прингл?