, -- ответил Тоуленд. -- Создается впечатление, что они намеренно дают нам понять, что избивают людей во время допросов. Лоу фыркнул. -- Ты хочешь сказать, что они дают нам понять, что избили парня, убившего маленьких детей? Да этого мерзавца можно сжечь на костре, и никто не возразит, даже пальцем не шевельнет в его защиту. Они все очень серьезно обдумали, приятель. -- Я хочу подчеркнуть, что в мои намерения не входило убивать этих детей, -- продолжал Фалькен более твердым голосом. -- Политбюро -- закономерный объект политического терроризма, но моя страна не воюет с детьми. Яростный шум донесся откуда-то из-за телевизионной камеры. Словно по команде камера отодвинулась назад, и на экране появилась пара сотрудников КГБ в офицерской форме, они стояли по обе стороны от арестованного, бесстрастно глядя перед собой. Аудитория состояла из двух десятков людей в штатском. -- Зачем вы приехали в нашу страну? -- резко спросил один из них. -- Я уже ответил на этот вопрос. -- Почему ваша страна захотела убить руководство нашей Коммунистической партии? -- Моя профессия -- шпион, -- произнес Фалькен, пожав плечами. -- Я выполняю задания и не задаю таких вопросов. От меня требуется только одно -- следовать приказам. -- Как вас арестовали? -- Меня схватили на Киевском вокзале. Мне не сказали, каким образом им удалось выследить меня. -- Любопытно, -- задумчиво сказал Лоу. -- Он назвал себя шпионом, -- заметил Тоуленд. -- Так не принято говорить. В таких случаях называют себя разведчиком. Агент -- это иностранец, работающий на нас, а "шпион" -- унизительное слово. Русские пользуются теми же выражениями, что и мы. Час спустя прибыла информация, собранная сотрудниками ЦРУ и РУМО. Телекс гласил: Герхардт Ойген Фалькен. Сорока четырех лет. Родился в Бонне. Учился в школе, успешно, но на фотографии среди выпускников школы он отсутствует. Служил в армии согласно воинской повинности, в транспортном батальоне, все документы о котором погибли двенадцать лет назад при пожаре казармы. Уволен из армии с благоприятными отзывами командования за безупречную службу -- документ найден среди его личных вещей. Закончил университет, бакалавр гуманитарных наук, хорошо учился, но и здесь его фотография отсутствует, а три профессора, поставившие ему хорошие оценки, не припоминают его. Небольшая фирма, занимающаяся импортом и экспортом. На вопрос, откуда у него деньги, чтобы основать фирму, никто не смог ответить. Жил тихо и незаметно в Бремене, одинокий холостяк. Приветлив, неизменно здоровался с соседями, но не ходил к ним в гости и не приглашал к себе. Хорошо -- его пожилая секретарша сказала "очень вежливо" -- относился к своим служащим. Часто путешествовал. Короче говоря, многим известно было о его существовании, немало компаний сотрудничало с его фирмой, но никто ничего не знал о нем лично. -- Представляю себе, что напишут газеты, -- на этом парне явный отпечаток сотрудника ЦРУ. -- Тоуленд оторвал с телекса лист бумаги и вложил его в папку. Через полчаса ему предстоит доложить о происшедшем командованию Атлантического флота. И что он может им сказать? -- подумал он. -- Скажи адмиралам, что немцы собираются напасть на Россию. Кто знает, может быть, на этот раз им удастся захватить Москву, -- посоветовал Лоу. -- Перестань, Чак! -- Ну хорошо, пошутил. Тогда, может быть, просто операция направлена на то, чтобы ослабить Россию и объединить Германию раз и навсегда. Такой будет позиция Ивана, Боб. -- Лоу посмотрел в окно. -- Перед нами классическая операция, проведенная русской службой безопасности. Этот Фалькен -- глубоко законспирированный русский агент. У нас нет ни малейшей возможности узнать, кто он, откуда появился или, разумеется, на кого работает -- если только не произойдет чего-то неожиданного, а я готов побиться об заклад, что такого не случится. Мы знаем -- вернее, предполагаем, -- что немцы не настолько безумны, но все указывает на них. Передай адмиралу, что происходит что-то катастрофически опасное. Тоуленд так и поступил, хотя при этом подвергся жестокой критике со стороны командующего флотом, который желал получить достоверную информацию. Киев, Украина -- Товарищи, через две недели мы начнем наступательные операции против сухопутных сил НАТО, -- начал генерал Алексеев. Он объяснил причину такого шага. Собравшиеся командиры корпусов и дивизий бесстрастно выслушали его. -- Государству угрожает более серьезная опасность, чем когда-либо за последние сорок лет. Мы потратили четыре месяца, чтобы привести наши армии в состояние высочайшей боевой готовности. Вы и ваши подчиненные отлично проявили себя, и я могу только сказать, что горжусь службой вместе с вами. -- Партийную артподготовку я оставлю политрукам. -- По лицу Алексеева пробежала улыбка. -- Мы профессиональные офицеры Советской Армии. Нам известна поставленная перед нами задача. Мы знаем, почему она поставлена. Судьба Родины зависит от того, насколько успешно мы выполним свой долг. Все остальное отступает на второй план, -- закончил он. И тут же мелькнула мысль: чепуха, здесь нет ничего второстепенного. Глава 11 План битвы Шпола, Украина -- Приступайте, товарищ полковник, -- произнес Алексеев по радиосвязи. На этот раз ему не понадобилось повторять: поставь меня снова в дурацкое положение, и тут же отправишься в Сибирь считать деревья! Генерал стоял на холме в пятистах метрах к западу от полкового командного пункта. С ним были его адъютант и член Политбюро Михаил Сергетов. Будто нарочно, подумал мрачно генерал, чтобы отвлекать меня от дел. Сначала раздался грохот артиллерии. Они увидели вспышки задолго до того, как услышали гром разрывающихся снарядов. Артиллерийские установки вели огонь из-за другого холма, что находился в трех километрах отсюда, и снаряды проносились в воздухе со звуком, напоминающим треск рвущейся ткани. Партийный руководитель съежился, услышав этот звук, и Алексеев подумал: еще один штатский слабак... -- Мне всегда резал слух этот звук, -- коротко пояснил Сергетов. -- Неужели вам приходилось слышать его раньше, товарищ министр? -- недоверчиво осведомился генерал. -- Отслужил четыре года в мотострелковом полку, -- объяснил Сергетов. -- Так и не научился доверять товарищам, рассчитывающим зоны артобстрела. Понимаю, так говорить бестактно. Извините меня, генерал. Затем послышались выстрелы танковых орудий. Приложив бинокли к глазам, они следили за тем, как огромные боевые машины выползали из леса, подобно каким-то кошмарным чудовищам. Выплевывая из своих длинноствольных пушек огонь, они понеслись по холмистой местности учебного полигона. Вплотную за танками следовали боевые машины пехоты, БМП. И тут же показались штурмовые вертолеты, которые слева и справа мчались к цели над самой землей, обстреливая ее управляемыми ракетами и разнося в клочья макеты бункеров и бронированных машин. Цель штурма, расположенная на холме, скрылась от глаз за бесчисленными перемещающимся взад и вперед взрывами и фонтанами земли, поднятыми артиллерийским огнем. Алексеев опытным взглядом оценил результаты учений. Все, что находится на вершине холма, будет уничтожено. Даже в глубоком хорошо защищенном блиндаже, даже во вкопанном в землю танке подобный обстрел наведет ужас и нарушит координацию действий ракетных установок противника, выведет из строя систему связи, может быть, даже вызовет панику среди офицеров. Может быть. Но как с ответным огнем вражеской артиллерии? Какими будут действия противотанковых вертолетов противника, а также истребителей-бомбардировщиков, способных обрушиться на продвигающиеся вперед танковые батальоны? В бою столько неизвестных факторов, столько непредвиденного. Так много причин, почему приходится идти на риск, и не меньше причин, из-за которых рисковать не следует. Что, если бы на этом холме находились немецкие войска? Разве нам удалось испугать немцев -- даже в 1945 году на подступах к Берлину? Прошло двенадцать минут, прежде чем танки и боевые машины пехоты ворвались на вершину холма. Учения закончились. -- Неплохо, товарищ генерал. -- Сергетов снял защитные наушники. Как хорошо оказаться далеко от Москвы, подумал он, пусть даже на несколько часов. Почему он чувствует себя здесь лучше, совсем как дома, чем в избранном им месте? Может быть, из-за этого молодого генерала? -- Насколько я помню, расчетное время таких учений составляет четырнадцать минут. Танки и БМП действовали синхронно. Мне не приходилось видеть штурмовые вертолеты, но и они произвели на меня хорошее впечатление. -- Наибольшее улучшение, товарищ министр, отмечено в координации действий пехоты и артиллерийского огня в заключительной фазе штурма. В прошлом их преследовали постоянные неудачи. На этот раз все прошло надлежащим образом, а это совсем не просто. -- Уж это-то мне хорошо известно, -- засмеялся Сергетов. -- Рота, в которой я служил, не понесла потерь во время учений, а вот двое моих друзей попали под разрывы снарядов своей артиллерии и получили ранения, к счастью, не смертельные. -- Извините меня, товарищ министр, но мне приятно слышать, что члены нашего Политбюро тоже несли службу в армии. Это намного упрощает ситуацию для нас, бедных солдат. -- Алексеев понимал, что неплохо иметь друзей в высших эшелонах власти, а этот министр казался разумным человеком. -- Мой старший сын вернулся с военной службы в прошлом году, а младший тоже будет отбывать воинскую повинность, когда закончит университет. Генералу Алексееву редко приходилось так удивляться. Он опустил бинокль и взглянул на высокого партийного деятеля. -- Можете не говорить об этом, товарищ генерал, -- улыбнулся Сергетов. -- Да, я знаю, что слишком мало детей высокопоставленных партийных чиновников проходят службу в армии. Я выступал против этого. Те, кто руководят государством, в первую очередь должны подчиняться его законам. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. -- Пойдемте, товарищ министр. Лучше разговаривать сидя. -- Они направились к бронированной штабной машине генерала Алексеева. Адъютант дал команду экипажу освободить бронетранспортер, а затем ушел и сам, оставив двух руководителей внутри модифицированной боевой машины пехоты. Генерал достал из шкафчика термос с горячим чаем и наполнил два металлических стаканчика коричневой жидкостью, от которой шел пар. -- За ваше здоровье, товарищ министр, -- шутливо произнес Алексеев. -- И за ваше, товарищ генерал, -- отозвался Сергетов. Он отпил пару глотков и поставил стаканчик на откидной столик. -- Насколько мы готовы к операции "Красный шторм"? -- Изменения к лучшему в армейских частях с января этого года просто поразительны. Личный состав подтянут и дисциплинирован. Они непрерывно проходят учения по боевой подготовке. Если уж честно, мне хотелось бы получить еще два месяца, чтобы достичь пика готовности, но и сейчас, на мой взгляд, личный состав сможет выполнить поставленную перед нами задачу. -- Отлично, Павел Леонидович. А теперь будем говорить только правду, ладно? Член Политбюро произнес это с улыбкой, но Алексеев тут же насторожился. -- Не считайте меня глупцом, товарищ министр. С моей стороны было бы безумием пытаться обмануть вас. -- В нашей стране говорить правду часто еще большее безумие. Давайте будем откровенны. Я -- кандидат в члены Политбюро. Действительно, в моих руках немалая власть, но мы оба знаем пределы этой власти. Сейчас по военным округам и группам войск откомандировали только кандидатов в члены Политбюро, и по возвращении в Москву мы доложим на Политбюро о положении вещей. Кроме того, разве вас не интересует, почему я приехал в ваш округ, а не в Западную группу войск в Германии? Это не совсем соответствует истине, заметил про себя Алексеев. Именно та часть, на учениях которой присутствовал в качестве наблюдателя Сергетов, через трое суток погрузится в эшелоны и отправится в Германию, и представитель Политбюро оказался здесь по этой причине. -- Скажите, товарищ генерал, мы действительно готовы к войне? Мы одержим победу? -- Если на нашей стороне будет элемент стратегической внезапности и если прикрытие окажется успешным -- да, я считаю, что мы должны одержать победу, -- осторожно ответил генерал Алексеев. -- Значит, вы не хотите сказать, что мы обязательно одержим победу? -- Вы сами служили в армии, товарищ министр. На поле битвы не бывает гарантий. Сила армии остается неизвестной до тех пор, пока она не прошла через кровопролитные бои. Наша армия не участвовала в сражениях. Мы сделали все, что в наших силах, чтобы максимально повысить ее боевую готовность... -- Вы сказали, что хотели бы иметь еще два месяца на дальнейшую подготовку, -- заметил Сергетов. -- Задача, поставленная перед нами, никогда не может быть полностью завершена. Всегда есть возможность что-то еще улучшить, что-то усовершенствовать. Всего месяц назад мы взялись за программу замены некоторых старших офицеров на уровне командиров батальонов и полков их более молодыми, более энергичными подчиненными. Все идет очень хорошо, однако многие из этих капитанов, занявшие должности майоров, только выиграли бы, набравшись некоторого опыта. -- Значит, у вас остаются сомнения? -- Сомнения никогда не исчезнут, товарищ министр. Ведение войны -- это не решение математической задачи. Здесь мы имеем дело с людьми, а не с цифрами. У цифр есть определенная степень совершенства. Люди остаются людьми независимо от того, что мы пытаемся сделать с ними. -- Хорошо сказано, Павел Леонидович, очень хорошо. Я встретил в вашем лице честного человека. -- Сергетов поднял стаканчик с горячим чаем в шутливом тосте: -- Так вот, я специально попросил, чтобы меня направили сюда. Один из членов Политбюро, мой хороший знакомый, Петр Бромковский, рассказывал мне о вашем отце. -- Дядя Петя? -- невольно спросил Алексеев. -- Он служил начальником политотдела в дивизии моего отца перед решающим броском на Вену. Он часто бывал у нас дома, когда я был еще совсем маленьким. Как у него со здоровьем? -- Плохо, Павел Леонидович. Он старый и больной человек. По его мнению, война с Западом -- безумие. Возможно, это беспорядочные мысли старика, но он прошел всю войну и приобрел немалый опыт, и по этой причине мне нужна ваша оценка наших возможностей. Я не буду говорить, откуда получил эту информацию, генерал. Слишком многие боятся сказать нам -- членам Политбюро -- правду. Но сейчас пришло время говорить только правду. Мне требуется ваша точка зрения как профессионального военного. Если вы поверите мне и сообщите, что думаете о наших шансах, даю слово, все это останется между нами. -- Обращение Сергетова, похожее сначала на просьбу, прозвучало теперь как суровая команда. Алексеев посмотрел в глаза гостю. Добродушие исчезло. Синева глаз приобрела цвет льда. Он увидел опасность, серьезную опасность даже для генерал-лейтенанта, заместителя командующего округом, но Алексеев чувствовал, что министр говорит правду. -- Товарищ министр, все наши расчеты основываются на быстрой военной кампании. По нашим расчетам, мы можем выйти на берега Рейна через две недели. Вообще-то эти расчеты скромнее наших планов, существовавших пять лет назад. Войска НАТО стали сильнее, особенно их противотанковая оборона. По моему мнению, более реальным сроком будут три недели -- в зависимости от тактической внезапности и множества неизвестных пока факторов, всегда играющих важную роль на войне. -- Значит, ключ к успеху таится во внезапности? -- Внезапность на войне представляет собой решающий фактор, -- ответил Алексеев, дословно цитируя советскую военную доктрину. Существуют два вида внезапности -- внезапность тактическая и внезапность стратегическая. Тактическая внезапность составляет часть оперативного искусства. Умелый командир обычно может добиться ее. А вот стратегическая внезапность готовится на политическом уровне. Это ваша задача, а не моя, и она намного важнее всего, чего мы можем достичь в армии. Если на нашей стороне будет элемент подлинной стратегической внезапности, если прикрытие окажется успешным -- да, мы почти несомненно одержим победу на поле боя. -- А что, если нам не удастся достигнуть внезапности? Тогда мы напрасно убили восемь маленьких детей, подумал Алексеев. Интересно, какую роль сыграл в этом сидящий рядом добродушный пожилой мужчина? -- Тогда успех не гарантирован. Вы позволите задать вам вопрос, товарищ министр? Скажите, мы сумеем расколоть НАТО политически? Сергетов пожал плечами, раздраженный тем, что попал в одну из собственных ловушек. -- Как вы сами заметили, Павел Леонидович, существует множество неизвестных факторов. Если это нам не удастся, что тогда? -- Тогда война превратится в испытание воли и резервов. Мы должны одержать победу. Для нас намного легче перегруппировать наши войска и прислать подкрепление. У нас больше подготовленных войск, больше танков, больше самолетов в районе, непосредственно прилегающем к зоне боевых действий, чем у НАТО. -- А как относительно Америки? -- Америка находится на дальнем берегу Атлантического океана. У нас разработан план перекрытия Атлантики. Они могут перебросить в Европу свои войска -- но только живую силу, без тяжелого вооружения и без топлива. Для переброски последнего требуются корабли, а их легче потопить, чем уничтожить армейскую дивизию. Если не удастся достигнуть полной внезапности при нападении, это оперативное пространство станет исключительно важным. -- Располагают ли страны НАТО элементами внезапности? Генерал откинулся на спинку сиденья. -- Само слово "внезапность" означает, что невозможно чего-то предвидеть, товарищ министр. Именно для этого у нас и существуют разведывательные органы, целью которых является уменьшить опасность чего-то неожиданного или совсем устранить ее. Вот почему в наши планы входит вероятность возникновения непредвиденных обстоятельств. Например, что произойдет, если элемент внезапности утрачен полностью и НАТО первым наносит удар? -- Он пожал плечами. -- Им не удастся продвинуться далеко, но наши расчеты окажутся нарушенными. Больше всего меня беспокоит вероятность ответного удара с использованием ядерного оружия. Но и это в значительной степени политический вопрос. -- Да. -- Сергетов беспокоился о своем старшем сыне. В случае всеобщей мобилизации Ивану придется снова сесть в свой танк, и не надо быть членом Политбюро, чтобы понять, куда его пошлют. У Алексеева одни дочери. Счастливец, подумал министр. -- Итак, эта часть направляется в Германию? -- В конце недели. -- А вы? -- На начальном этапе наша задача заключается в том, чтобы служить стратегическим резервом для боевых операций Западной группы войск, а также в том, чтобы защищать родину от возможного нападения с южного фланга. Это не слишком нас беспокоит. Чтобы превратиться в серьезную угрозу, Греции и Турции нужно объединить свои силы. Этого не случится -- если только информация, собранная разведывательным управлением, не является полностью ошибочной. Позднее командующий округом и я возьмемся за осуществление второго этапа нашего плана -- захвата Персидского залива. И это не составит особого труда. Арабы вооружены до зубов, но их немного. А чем занимается сейчас ваш сын? -- Старший? Он заканчивает первый год обучения в аспирантуре. Лучший аспирант в институте, специализируется по восточным языкам. -- Сергетов удивился, что не подумал об этом раньше. -- Мне нужны такие специалисты. Большинство наших переводчиков арабских языков сами мусульмане, и при осуществлении нашего плана я предпочитаю полагаться на более надежных людей. -- Значит, вы не доверяете приверженцам Аллаха? -- Во время войны я не доверяю никому. Если ваш сын хорошо знает эти языки, можете не сомневаться, я найду ему работу. -- Соглашение было закреплено рукопожатием, и каждый подумал о том, что инициатива в этом принадлежала другому. Норфолк, штат Виргиния -- Учения "Прогресс" не закончились в назначенный срок, -- произнес Тоуленд. -- Разведывательные спутники и другая информация говорят о том, что советские войска в Восточной Германии и западной Польше все еще сосредоточены в оперативных соединениях и живут в лагерях. Существуют указания на то, что железнодорожный транспорт концентрируется в различных пунктах Советского Союза -- то есть в тех пунктах, из которых по плану можно перебросить на Запад крупные воинские части. Сегодня утром базы Северного флота покинули шесть подводных лодок. Это объясняется якобы заранее запланированной сменой оперативного соединения в Средиземном море, поэтому в ближайшие две недели в Северной Атлантике у них будет больше субмарин, чем обычно. -- Расскажите мне подробнее о группе, вышедшей на замену из Средиземного моря, -- приказал командующий Атлантическим флотом. -- В ней по лодке типов "виктор", "эхо" и "джулиет" и три "фокстрота" {"Виктор" и "Эхо" -- советские атомные торпедные подводные лодки; "фокстрот" и "джулиет" -- устаревшие советские дизельные подводные лодки, вооруженные ракетами "корабль-корабль" и торпедами.}. Всю прошлую неделю они провели у плавбазы в Триполи -- плавбаза осталась в ливийских территориальных водах. Подводные лодки пройдут Гибралтар завтра, около 13.00 по Гринвичу. -- Значит, они не ждут, пока их сменит в Средиземном море новая группа подлодок? -- Нет, адмирал. Обычно они ждут, пока смена не пройдет Гибралтарский пролив, но в одном из трех случаев замена происходит именно таким образом, как сейчас. В результате в море окажется двенадцать советских подводных лодок, следующих на юг и на север, а также одна "новембер" {"Новембер" -- самый ранний тип советских атомных торпедных подводных лодок.} и еще три "фокстрота", которые проводили учения с кубинским флотом. В данный момент эти подводные лодки тоже ошвартованы у своей плавбазы -- мы проверили это сегодня утром, наша информация получена два часа назад. -- О'кей, что нового из Европы? -- Дополнительных сведений о мистере Фалькене не поступило. Разведывательные службы НАТО натолкнулись на глухую каменную стену, а из Москвы нет ничего нового, даже сообщения о дате суда. Немцы утверждают, что им ничего -- совершенно ничего -- не известно об этом человеке. Создается впечатление, что он появился там уже взрослым, когда основал свою фирму, в возрасте тридцати одного года. В его квартире произведен самый тщательный обыск, там все перевернули, но не обнаружили ничего подозрительного... -- Хорошо, капитан, а теперь скажите нам, как профессиональный разведчик, что вы сами о нем думаете. -- Адмирал, Фалькен является хорошо законспирированным советским агентом, поселившимся в ФРГ тринадцать лет назад. Его использовали только для выполнения одного или двух заданий или, скорее всего, до настоящего момента не использовали совсем. -- Значит, по вашему мнению, все это не что иное, как советская провокация. Ничего удивительного. Но какова ее цель? -- резко спросил командующий. -- Сэр, по меньшей мере они пытаются оказать огромное политическое давление на Западную Германию, может быть, намерены даже заставить немцев выйти из НАТО. Однако не исключено... -- Думаю, что мы уже разобрались с худшим сценарием. Молодец, Тоуленд, отличная работа. И прошу извинить меня за вчерашнее. В том, что вы не передали мне всю информацию, которая мне требовалась, нет вашей вины. -- Тоуленд недоуменно моргнул. Редко случается, чтобы адмирал флота извинялся перед капитан-лейтенантом запаса в присутствии высшего командного состава военно-морских сил. -- Чем занят их флот? -- Адмирал, у нас нет спутниковых фотографий района Мурманска. Там слишком плотная облачность, но предполагается, что завтра во второй половине дня прояснится. Норвежцы направили усиленные воздушные патрули в этот район Баренцева моря, и по их сведениям у русских вышло в море относительно небольшое число кораблей, если не считать подводных лодок. Разумеется, за последний месяц русские почти не посылали в море свои корабли вообще. -- Все это может измениться в течение трех часов, -- заметил один из адмиралов. -- Как вы оцениваете готовность их флота? -- Самая высокая с того момента, как я занялся изучением Северного флота, -- ответил Тоуленд. -- Насколько я понимаю, практически близко к ста процентам. Как вы только что сказали, сэр, они могут сейчас выйти в море почти в полном составе. -- Если такое произойдет, мы сразу узнаем об этом. У меня там три подводные лодки, ведущие постоянное наблюдение за происходящим, -- произнес адмирал Пайпс. -- Перед началом нашего совещания я говорил с министром обороны. Сегодня он собирается встретиться с президентом и попросить разрешение привести все наши вооруженные силы в состояние повышенной боевой готовности -- не только в Соединенных Штатах, но и на всех остальных базах. Немцы обратились к нам с просьбой продлить действие операции "Зеленая спираль" до тех пор, пока не появятся признаки того, что русские начали снижать напряженность. Что, по вашему мнению, могут сделать русские, капитан? -- Сэр, об этом мы узнаем более подробно к вечеру. Генеральный секретарь Коммунистической партии будет выступать на чрезвычайном заседании Верховного Совета, а также, может быть, во время церемонии похорон. -- Сентиментальный ублюдок, -- проворчал Пайпс. Час спустя, сидя перед экраном телевизора в своей комнате, Тоуленд слушал речь генерального секретаря. Он уже пожалел, что рядом нет Чака Лоу, способного помочь ему с переводом. Генеральный секретарь иногда говорил очень быстро, что раздражало Тоуленда, русский язык которого не всегда справлялся с нередко невнятными фразами советского руководителя. Выступление длилось сорок минут, и три четверти этого времени занимала стандартная политическая риторика. В конце своего выступления, однако, генеральный секретарь объявил о немедленной мобилизации лиц призывного возраста, чтобы отразить военную угрозу со стороны Германии. Глава 12 Похороны Дом Союзов был переполнен, заметил Тоуленд. Обычно так торжественно здесь происходили похороны только одного выдающегося человека. Однажды в Колонном зале проходила церемония прощания с тремя космонавтами, но сейчас здесь лежали тела одиннадцати мертвых героев. Восемь октябрят из Пскова -- три мальчика и пять девочек, в возрасте от восьми до десяти лет -- и трое служащих аппарата Политбюро ЦК КПСС, оказавшиеся недалеко от места взрыва. Все одиннадцать лежали в полированных березовых гробах, окруженные морем цветов. Тоуленд внимательно вглядывался в экран телевизора. Гробы покоились на возвышении, чтобы можно было увидеть жертвы и сказать им последнее прости, но лица двух детей были закрыты черным шелком, а у изголовья в рамке стояла прижизненная фотография. Это был жалобный и страшный штрих, особенно привлекающий телевизионщиков, камеры которых на мгновение замерли на черном шелке и фотографиях. Колонный зал был задрапирован красной и черной материей, и даже огромные люстры на время этой печальной церемонии были закутаны в траурные чехлы. Семьи погибших стояли рядом. Родители, потерявшие детей, жены и дети, оставшиеся без отцов. Они были в мешковатой, скверного покроя одежде, столь характерной для жителей Советского Союза. Лица членов семей погибших отражали лишь одно -- глубокий шок, словно они все еще силились понять, что теперь станет с их жизнями, все еще надеялись проснуться от этого кошмарного сна и увидеть своих любимых в их постелях. Но они понимали, что этого не случится. Генеральный секретарь Коммунистической партии медленно шел вдоль ряда родственников, потрясенных обрушившимся на них горем. На его рукаве красовалась траурная черная повязка. Тоуленд посмотрел на его лицо. Оно выражало подлинные чувства. Можно было подумать, что он хоронит членов собственной семьи. Одна из матерей, которую отеческим жестом обнял генеральный секретарь, упав на колени, закрыла лицо руками. Генеральный секретарь опустился рядом с ней еще до того, как это успел сделать ее муж, и прижал голову женщины к своей груди. Мгновение спустя он поднял ее на ноги и осторожно подвел к мужу, капитану советской армии, на лице которого застыла неподвижная маска ярости. Боже, подумал Тоуленд. Они не сумели бы организовать похороны лучше, даже если бы режиссером траурной церемонии был сам Эйзенштейн. Москва, Россия Бессердечный подонок, подумал Сергетов. Он стоял вместе с остальными членами Политбюро слева от гробов. Лицо его было повернуто в сторону погибших, но он отвел взгляд и тут же заметил четыре телевизионные камеры, снимающие происходящее. Весь мир следил сейчас за траурной церемонией, заверили его телевизионщики. Подумать только, как умели все организовать. Это был заключительный этап прикрытия. Почетный караул солдат Советской Армии вместе с мальчиками и девочками московской пионерской организации замер у гробов погибших детей. Жалобный плач скрипок. Какой спектакль сказал себе Сергетов. Весь мир видит, с какой добротой мы относимся к семьям тех, кого сами убили. За тридцать пять лет пребывания в партии он был свидетелем самой разной лжи, да и сам не всегда говорил правду -- но еще никогда не был свидетелем чего-либо подобного. Хорошо, подумал он, что сегодня я ничего не ел. Невольно его взгляд словно притянуло магнитом к восковому лицу ребенка в ближнем гробу. Сергетов вспомнил лица собственных спящих детей, сейчас уже взрослых. Часто, возвращаясь поздно вечером домой после партийного собрания, он заглядывал в их спальню, смотрел на мирно спящих, прислушивался к их дыханию, стараясь различить признаки простуды или слова, произносимые во сне. Как часто он говорил себе, что вместе с партией стремится сделать их будущее счастливым! У вас не будет больше простуд, малыши, говорили его глаза, устремленные на ближайшего к нему мертвого ребенка. И не будет снов. Смотрите, как много сделала партия для вашего счастливого будущего. Его глаза наполнились слезами, а душу охватило чувство ненависти к себе. Его товарищи по Политбюро истолкуют такое поведение, как часть спектакля. Ему хотелось оглянуться по сторонам, увидеть, что испытывают остальные члены Политбюро, глядя на дело собственных рук. Интересно, промелькнуло у него в голове, о чем думают сейчас те сотрудники КГБ, которые организовали этот взрыв. Если, конечно, они все еще живы. Ведь как просто усадить их в самолет и устроить авиационную катастрофу, причем так, что ничего не успеют понять даже те палачи, которые устранили других палачей. Все документы, касающиеся заговора, уже уничтожены, а из тридцати человек, знавших правду, больше половины находились сейчас здесь, стоя рядом с ним. Сергетов едва не пожалел, что не вошел в здание дворца пятью минутами раньше. Уж лучше быть мертвецом, чем невольным участником такого подлого убийства, но он понимал, что в таком случае сыграл бы в этом жестоком фарсе еще более видную роль. Норфолк, штат Виргиния -- Товарищи, граждане. Перед нами невинные дети нашего народа, -- начал генеральный секретарь. Он говорил спокойно и размеренно, что немного упростило работу Тоуленда как переводчика. Рядом с ним сидел начальник разведывательного управления Атлантического флота. -- Невинные дети, жертвы адской машины государственного терроризма, убитые государством, которое уже дважды осквернило нашу родину своими дьявольскими замыслами, направленными на завоевание и порабощение советского народа. Перед нами погибшие представители нашей молодежи, которая преданно служит Коммунистической партии, ставшие жертвами иностранного заговора, направленного на подрыв безопасности советского государства. Перед нами жертвы агрессивной политики фашистов. Товарищи, обращаясь к семьям этих невинных детей и к семьям трех преданных коммунистов, я обещаю, что наступит день расплаты. Я обещаю, что их гибель не будет напрасной. Я обещаю, что виновные в этом отвратительном преступлении будут наказаны... -- Боже милостивый... -- Тоуленд прекратил перевод и взглянул на начальника разведывательного управления. -- Да, мне все ясно. Будет война. У нас группа лингвистов в здании напротив делает полный перевод. Боб. Пошли к боссу. -- Вы уверены? -- спросил командующий Атлантическим флотом. -- Не исключено, что они согласятся на что-то меньшее, сэр, -- ответил Тоуленд. -- Впрочем, тут я сомневаюсь. Все указывает на то, что операция была проведена с целью пробудить у народа России такую ненависть, как никогда раньше. -- Давайте будем называть вещи своими именами. Вы утверждаете, что русские убили этих детей, чтобы вызвать международный кризис. -- Командующий посмотрел на поверхность своего стола. -- В это трудно поверить, даже для русских. -- Адмирал, мы должны или поверить этому, или сделать вывод, что правительство ФРГ решило начать войну против Советского Союза в условиях, крайне выгодных для русских. Во втором случае придется признать, что немцы поголовно посходили с ума, сэр, -- выпалил Тоуленд, забыв, что разговаривать таким тоном могут только адмиралы. -- Но почему? -- Этого мы не знаем. В этом недостаток разведывательной службы, сэр. Гораздо легче сказать, что происходит, чем объяснить причину. Адмирал флота встал и прошел в угол своего кабинета. Значит, предстоит война, а он не понимает почему. Причина может оказаться очень важной. -- Мы начинаем призывать на службу резервистов. Тоуленд, за последние два месяца вы потрудились чертовски здорово. Я собираюсь обратиться с просьбой, чтобы вас повысили до звания капитана третьего ранга. Вы не на действительной службе, но я знаю, как обойти это. В штабе командующего Вторым флотом есть вакантная должность офицера разведки. Адмирал обратился ко мне с просьбой откомандировать вас в его распоряжение, если ситуация ухудшится, и похоже, что она действительно ухудшилась. Вы займете должность, третью по важности в его группе прогнозирования военной опасности, и будете находиться на авианосце. Я хочу, чтобы вы приняли это предложение. -- Было бы неплохо провести день-другой со своей семьей, сэр. Адмирал кивнул. -- Да, мы многим вам обязаны. К тому же "Нимиц" сейчас в походе. Вы встретитесь с ним у берегов Испании. Жду вас здесь в среду утром с вещами. -- Командующий Атлантическим флотом обошел стол и пожал руку Тоуленду. -- Отличная работа, капитан. В двух милях от штаба флота фрегат "Фаррис" был ошвартован у борта своей плавбазы. Под внимательным взглядом Эда Морриса кран осторожно опускал на носовую палубу корабля противолодочные торпеды с ракетными ускорителями, которые затем грузили в погреб боеприпасов. Другой кран перебрасывал припасы на корму, и треть команды "Фарриса" напряженно трудилась, перенося их в положенные места хранения по всему кораблю. Моррис командовал своим противолодочным кораблем уже почти два года, и впервые за все это время на борт принимали полный боезапас. Восьмиствольная "перечница" -- установка для запуска противолодочных ракетных глубинных бомб -- обслуживалась береговыми техниками, устранявшими небольшой дефект. Другая группа специалистов с плавбазы вместе с обслуживающим персоналом занималась радиолокационной установкой. Этим ограничивался список технических проблем, нуждающихся в решении. Двигатели корабля работали идеально, намного лучше, чем можно было ожидать от фрегата, построенного почти двадцать лет назад. Через несколько часов большой противолодочный корабль Военно-морского флота США "Фаррис" будет полностью готов.., для чего? -- Приказа об отплытии все еще не поступило, шкипер? -- спросил помощник. -- Нет. Думаю, все сейчас стараются решить, что следует предпринять, но мне кажется, что даже адмиралы, -- Моррис всегда называл флагманских офицеров адмиралами, -- еще не знают этого. Завтра утром командующий Атлантическим флотом собирает у себя командиров боевых кораблей. Думаю, там нам что-нибудь скажут. Наверно, -- добавил он с ноткой сомнения. -- Что вы думаете об участии фрицев в этом деле? -- Те, с кем мне приходилось действовать в море, показались хорошими ребятами. Никто не может быть настолько безумным, чтобы попытаться уничтожить все советское руководство. -- Моррис пожал плечами, и по его Темному лицу пробежала мрачная улыбка. -- Видите ли, помощник, в мире нет правила, гласящего, что все, что в нем происходит, должно быть разумным. -- Черт побери, шкипер, вы правы. Думаю, эти противолодочные ракетные установки могут нам пригодиться. -- Боюсь, вы попали в точку. Крофтон, штат Мэриленд -- Тебя отправляют в море? -- спросила Марта Тоуленд. -- Да, меня попросили, и именно там мое место, нравится мне это или нет. -- Бобу не хотелось смотреть в глаза жене. Уже достататочно плохо было то, что он слышал в ее голосе нотки приближающейся истерики. Он не хотел, чтобы в ее жизни поселился страх, но у него не было другого выхода. -- Боб, неужели все обстоит так плохо, как мне кажется? -- Трудно сказать, милая. Может быть, но никто не знает определенно. Послушай, Марти, ты помнишь Эда Морриса и Дэна Макафферти? Сейчас оба командуют кораблями, и им тоже приходится выходить в море. По-твоему, я должен оставаться в тихом безопасном месте на берегу? Ответ его жены был сокрушительным: -- Они -- профессиональные морские офицеры, а ты -- нет, -- холодно произнесла она. -- Ты играешь в военные игры и служишь на флоте две недели в году, просто притворяясь, что все еще являешься морским офицером. Боб. Ты -- штатский, работаешь в гражданском разведывательном агентстве и не имеешь никакого отношения к флоту. Ты ведь даже плавать не умеешь! -- Сама Марта могла давать уроки плаванья дельфинам. -- Так уж и не умею! -- возразил Тоуленд, понимая всю абсурдность этого спора. -- Не умеешь! Я не видела тебя в плавательном бассейне уже пять лет. Ну послушай, Боб, что, если с тобой что-то случится? Ты отправляешься в море заниматься своими идиотскими играми и оставляешь меня с маленькими детьми. Что я скажу им? -- Скажи им, что я не струсил, не убежал, не спрятался. Я... -- Тоуленд отвернулся. Он не ожидал, что все так обернется. Марти выросла в семье морского офицера. Она должна понимать это. Но сейчас по ее щекам текли слезы и губы дрожали. Он сделал шаг вперед и обнял ее. -- Марти, ведь я буду на авианосце, понимаешь? Это самый большой корабль на флоте, самый безопасный, лучше всех защищенный. Его окружают и охраняют десятки кораблей, в задачу которых входит не подпустить к нему противника. На нем сотня боевых самолетов. Я нужен им, чтобы помочь разобраться в том, что затевает неприятель. Узнав это, мы сможем не подпустить его к нашим берегам. То, что я делаю, Марти, необходимо для всех нас. Во мне нуждаются. Адмирал -- командующий Вторым флотом -- попросил, чтобы ему послали именно меня. Я важен для него -- по крайней мере так ему кажется. -- Он нежно улыбнулся, стараясь скрыть ложь. Авианосец действительно самый охраняемый корабль флота, потому что играет в нем ключевую роль; в то же самое время для русских он является целью номер один. -- Извини меня. -- Она высвободилась из его объятий и подошла к окну. -- Как дела у Дэнни и Эда? -- Они куда более заняты, чем я. Подводная лодка Дэнни находится где-то в.., понимаешь, в данный момент она гораздо ближе к советским берегам, чем когда-нибудь придется находиться мне. Эд готовится к выходу в море. У нег