позвонили. Он сказал, что по утрам играет в гольф." "Окей." "Еще в семь десять был звонок от Роберта Вудсона из офиса сенатора Мортона. Сенатор хочет встретиться с вами и капитаном Коннором сегодня в час дня в "Лос-Анджелес Кантри Клаб". Он просил, чтобы вы позвонили и подтвердили, что прибудете на встречу с сенатором. Я пыталась до вас дозвониться, но ваш телефон был занят. Вы позвоните сенатору или позвонить мне?" Я сказал, что сенатору позвоню сам и попросил ее передать сообщение на пейджер Коннора на гольфе, чтобы он позвонил в мою машину." Я услышал, как открылась входная дверь. Вошла Элен. "Доброе утро", сказал она. "Боюсь, Шелли еще не одета." "Все окей", сказала она. "Я сама все сделаю. В какое время приедет миссис Дэвис, чтобы ее забрать?" "Мы ожидаем ее звонка." Элен много раз уже видела такое прежде. "Пошли, Мишель. Выберем тебе одежду на сегодня. Время идти в садик." Я взглянул на часы и пошел выпить еще чашку чаю, когда снова зазвонил телефон. "Лейтенанта Питера Смита, пожалуйста." Это был помощник шефа Джим Олсон. x x x "Хай, Джим." "Доброе утро, Пит." Голос звучал дружески, однако Джим Олсон не звонит никому до десяти утра, если не возникла большая проблема. Он сказал: "Похоже мы схватили за хвост гремучую змею. Ты видел сегодня газеты?" "Видел." "Поймал утренние новости?" "Не все." "Шеф позвонил мне, чтобы я оценил степень ущерба. Хочу понять, где вы стоите, прежде чем давать рекомендации. Окей?" "Окей." "Я только что поговорил по телефону с Томом Грэмом. Он признался, что прошлой ночью случилась чистая невезуха. Никто не покрыт славой." "Боюсь, что нет." "Пара голых шлюх воспрепятствовали двум крепким офицерам полиции и предотвратили задержание подозреваемого. Это так?" Звучало смешно. Я сказал: "Тебе надо было бы быть там, Джим." "Угу", сказал он. "Что ж, пока одно хорошо: проверять правильность выполнения процедуры преследования назначен я. Очевидно, что все было правильно. У нас есть записи в компьютерах, записи переговоров по радио, и все происходило строго по правилам. Слава богу, никто даже не матерился. Мы сможем передать эти записи в прессу, если дела повернутся хуже. Так что здесь мы прикрыты. Но весьма неудачно, что Сакамура мертв." "Да." "Грэм вернулся, чтобы забрать девушек, но дом был уже пуст. Девушки ушли." "Понятно." "В спехе никто не догадался записать имена девушек?" "Боюсь, что нет." "Это значит, что свидетелей событий в доме у нас нет. Поэтому мы слегка уязвимы." "Угу." "Утром они вырезали тело Сакамуры из обломков машины и что осталось увезли в морг. Грэм сказал, что насколько это касается его, то дело закрыто. Я понял, что существуют видеоленты, показывающие, что девушку убил Сакамура. Грэм говорит, что готов написать в отчет свое заключение по форме пять-семь-девять. Ты тоже так на это смотришь? Дело закрыто?" "Думаю, что так, шеф. Конечно." "Тогда мы можем списать говнюка", сказал шеф. "Японская община находит расследование дела Накамото раздражающим и оскорбительным. Они не хотят, чтобы оно продолжалось дольше необходимого." "По мне все окей", сказал я. "Что ж, хорошо, Пит", сказал шеф. "Я поговорю с большим шефом и порекомендую отменить всякие дисциплинарные акции." "Спасибо, Джим." "Попытайся не тревожиться. Сам я не вижу причин для дисциплинарного расследования. До тех пор, пока у нас есть видео, где снято, что убийство совершил Сакамура." "Ага, ленты у нас." "Об этих видео", сказал он. "Я попросил Марти посмотреть их в шкафу для вещдоков. Он их, кажется, не нашел." Я сделал глубокий вдох и сказал: "Они у меня." "Ты ночью не положил их в шкаф?" "Нет. Я хотел сделать копии." Он кашлянул. "Пит, было бы лучше, если бы в этом ты следовал процедуре." "Я хотел сделать копии", повторил я. "Скажу тебе так", сказал Джим, "сделай свои копии и положи оригиналы мне на стол в десять часов. Окей?" "Окей." "Как раз столько времени занимает достать материал из шкафа для вещдоков. Ты меня понимаешь?" Он намекал, что хочет меня прикрыть. "Спасибо, Джим." "Не благодари, потому что я ничего не знаю", сказал он. "Я убежден, что процедура соблюдается." "Правильно." "Но только между нами: сделай копии сразу. Пару часов я смогу удерживать форт. Однако, здесь что-то происходит. Я не знаю в точности, откуда дует ветер. Поэтому не надо тянуть, окей?" "Окей, Джим. Я уже в пути." Я повесил трубку и отправился делать копии. ( Пасадена выглядела как город на дне кружки кислого молока. Лаборатория реактивного движения гнездилась в пригороде у подножия холмов вблизи Роуз-Боул. Но даже в восемь тридцать утра нельзя было разглядеть горы сквозь желто-сивую дымку. Я сунул под мышку коробку с лентами, показал свой значок, расписался в журнале дежурного и поклялся, что я американский гражданин. Охранник направил меня в главное здание через внутренний двор. Десятками лет Лаборатория реактивного движения служила командным центром американских космических кораблей, которые фотографировали Юпитер и кольца Сатурна и посылали снимки обратно на Землю в виде телевизионных картинок. ЛРД была местом, где изобрели современную обработку видеообразов. Если кто-то сможет скопировать ленты, то именно они. Пресс-секретарь Мэри Джейн Келлехер повела меня на третий этаж. Мы шли по бело-зеленому коридору мимо нескольких дверей нараспашку, ведущих в пустые кабинеты. Я обратил на это внимание. "Верно", кивнула она. "Мы потеряли нескольких хороших специалистов, Питер." "И куда они ушли?", спросил я. "В основном, в промышленность. Мы всегда понемногу теряем людей, они переходят в IBM в Армонке или в Белл-Лабс в Нью-Джерси. Но и эти лаборатории больше не обладают самым лучшим оборудованием и финансами. Теперь все это у японских исследовательских лабораторий вроде Хитачи на Лонг-Бич, Санье в Торрансе или Канон в Инглвуде. Теперь они нанимают основную массу американских исследователей." "ЛРД это тревожит?" "Конечно", сказала она. "Все понимают, что лучший способ унести нашу технологию - внутри чьей-то головы. Но что же можно поделать?" Она пожала плечами. "Исследователи хотят исследовать. Америка больше не выполняет так много НИОКР, как раньше. Бюджеты стали скуднее. Поэтому выгоднее работать на японцев. Они хорошо платят и искренне уважают исследования. Если вам нужно оборудование, вы его сразу получаете. Во всяком случае, так говорят мне мои друзья. Вот мы и пришли." Она привела меня в лабораторию, забитую видеооборудованием. На металлических полках и металлических столах рядами стояли черные ящики, по полу змеились кабели, светились экраны множества мониторов и дисплеев. В центре всего находился бородач лет за тридцать по имени Кевин Ховицер. На его мониторе в меняющихся радужных цветах вращалась картинка шестереночного механизма. Стол был завален банками из-под коки и обертками шоколадок, он явно не спал всю ночь и работал. "Кевин, это лейтенант Смит из ДПЛА. Ему надо скопировать несколько нестандартных видеолент." "Только скопировать?" Ховицер был явно разочарован. "Вы ничего не хотите с ними делать?" "Нет, Кевин", сказала она. "Он не хочет." "Ноу проблем." Я показал Ховицеру одну из кассет. Он повертел ее в руках и пожал плечами. "Похоже на стандартный восьмимиллиметровый картридж. Что на ней?" "Японское TV высокого разрешения." "Имеете в виду ВР-сигнал?" "Думаю, да." "Не должно быть проблем. Вы принесли какой-нибудь проигрыватель?" "Да." Я достал из коробки плейер и отдал ему. "Ха, милые штучки они делают, правда? Красивая вещь." Кевин рассмотрел передние кнопки. "Ага, все верно, это высокое разрешение. Это я смогу." Он перевернул коробку и уставился в разъем на задней стороне. Потом нахмурился, пододвинул поближе настольную лампу и открыл на кассете пластиковый клапан, обнажая ленту. У нее был слабый серебристый оттенок. "Ха! На этих лентах что-нибудь криминальное?" "В общем, да." Он отдал ее обратно. "Извините, я не смогу их скопировать." "Почему?" "Видите серебристый цвет? Это лента с напыленным металлом. С очень высокой плотностью записи. Могу поспорить, что формат включает компрессию и декомпрессию в реальном времени в самом проигрывателе. Я не смогу сделать вам копию, потому что не смогу подобрать формат, то есть не смогу переписать сигнал эквивалентным образом, чтобы гарантировать его читаемость. Копию-то я сделаю, но не уверен, что она будет точной, потому что не смогу подобрать совпадающие форматы. Поэтому, если дело имеет отношение к законности, а я предполагаю, что так и есть, вам придется отнести ленты туда, где их могут скопировать по-настоящему." "Куда, например?" "Должно быть, это новый патентованный формат Д-4. Если так, то единственное место, где их могут скопировать, это Хамагучи." "Хамагучи?" "Исследовательская лаборатория в Глендейле, собственность "Каваками Индастриз". У них имеется любое видеооборудование, известное человеку." Я спросил: "Думаете, они мне помогут?" "Сделать копии? Конечно. Я знаю одного из директоров лаборатории, Джима Дональдсона. Если хотите, могу позвонить о вас." "Было бы великолепно." "Ноу проблем." ( Исследовательский институт Хамагучи был бесцветным зданием с зеркальными стенами в промышленном парке на севере Глендейла. Я занес свою коробку в вестибюль. За гладкой приемной стойкой в центре здания я видел атриум с лабораториями по всем сторонам со стенами из дымчатого стекла. Я спросил доктора Джима Дональдсона и присел в вестибюле. Пока я дожидался, вошли двое в костюмах, фамильярно кивнули секретарше и уселись на диван рядом со мной. Не обращая на меня внимания, они разложили на кофейном столике глянцевые брошюры. "Смотри сюда", сказал один, "вот о чем я говорил. Мы заканчиваем этим снимком, он - завершающий." Я взглянул и увидел снимок с полевыми цветами и снежными горными вершинами. Первый постучал по фотографии. "Я хочу сказать, что это Скалистые Горы, мой друг. Настоящая Америка. Верь мне, это они покупают. Чертовски большой кусок." "Насколько он велик?" "Сто тридцать тысяч акров. Самый большой еще доступный кусок оставшейся Монтаны. Двадцать на десять километров первоклассных площадей для ранчо у подножья Скалистых Гор. Размер национального парка. У него есть величие. У него есть пространство. Земля очень высокого качества. Само совершенство для японского консорциума." "Они обговорили цену?" "Еще нет. Но эти ранчеро, знаешь ли, в жесткой ситуации. Теперь иностранцам можно экспортировать говядину в Токио, а говядина в Японии идет по двадцать - двадцать два доллара за кило. Но никто в Японии не станет покупать американскую говядину. Если американцы присылают говядину, она сгнивает в доках. Но если они продадут свое ранчо японцам, тогда говядину можно экспортировать. Потому что японцы станут покупать у ранчо, принадлежащего японцам. Японцы ведут бизнес с другими японцами. И все ранчо в Монтане и Вайоминге продаются. Оставшиеся ранчеро видят как японские ковбои скачут по грядам. Они видят, как на других ранчо делаются улучшения, перестраиваются амбары, добавляется современное оборудование и все такое. Потому что другие ранчо могут получать высокие цены в Японии. Поэтому американские дельцы, они ведь не дураки. Они видят надпись на стене. Они понимают, что не смогут конкурировать. Поэтому они продают." "Но что остается делать американцам?" "Оставаться и работать на японцев. Это не проблема. Японцам нужен кто-то, кто научит их, как вести ранчо. И все на ранчо получают отступные. Японцы понимают американские чувства. Они чувствительный народ." Второй сказал: "Я знаю, но мне это не нравится. Мне вообще все это не нравится." "Прекрасно, Тед. И что ты хочешь сделать: написать своему конгрессмену? В любом случае, они все работают на японцев. Черт, японцы управляют этими ранчо с американскими правительственными субсидиями." Первый покрутил золотой браслет на запястье. Он склонился ближе к компаньону. "Слушай, Тед. Давай оставим здесь всякую мораль. Потому что я не могу ее себе позволить. И ты тоже не можешь. Мы поговорим о четырехпроцентной накрутке и о пятилетней выплате покупки на семьсот лимонов. Давай договоримся, что именно это мы имеем в виду, окей? Ты лично смотришь на два точка четыре миллиона только в первый год. А выплаты на пять лет. Хорошо?" "Я понимаю. Просто это меня тревожит." "Э-э, Тед. Не думаю, что ты станешь тревожится, когда эта сделка завершится. Но есть пара деталей, которые нам надо обсудить..." в этом месте они, похоже, осознали, что я подслушиваю. Они поднялись и удалились за пределы слышимости. Я услышал как первый сказал что-то вроде: "... гарантии, что штат Монтана отнесется благосклонно и одобрит...", а второй медленно кивнул. Первый потрепал его по плечу, стремясь развеселить. "Лейтенант Смит?" Перед креслом стояла женщина. "Да?" "Я - Кристен, ассистент доктора Дональдсона. О вас звонил Кевин из ЛРД. Что-то о лентах, с которыми вам надо помочь." "Да. Мне надо их скопировать." "Извините, меня не было здесь, когда звонил Кевин. С ним говорила секретарша, а она не очень хорошо понимает ситуацию." "Как так?" "К несчастью, сейчас здесь нет доктора Дональдсона. Сегодня утром он выступает с речью." "Понятно." "У нас возникают затруднения. Когда его нет в лаборатории." "Я просто хочу скопировать несколько лент. Наверное, кто-нибудь в лаборатории сможет мне помочь", сказал я. "Обычно, да, но, боюсь, сегодня это невозможно." Это была стена. Весьма вежливая, но стена. Я вздохнул. Наверное, было нереалистично воображать, что японская исследовательская компания станет мне помогать. Даже в таком нейтральном деле, как копирование лент. "Я понимаю." "Сегодня утром в лаборатории вообще нет никого. Они все работали допоздна прошлой ночью, работали над спешным проектом и, наверное, все взяли отгул. Поэтому сегодня все придут поздно. Другая секретарша этого не знала. Все придут очень поздно. Вот так. Не знаю, что еще вам сказать." Я сделал последнюю попытку. "Как вы знаете, мой босс - шеф полиции. Это второе место, куда я обращаюсь сегодня. Шеф просто наседает на меня, чтобы я скопировал ленты немедленно." "Я бы рада помочь вам. Я знаю, что доктор Дональдсон был бы счастлив это сделать. Мы и прежде выполняли специальные работы для полиции. И я уверена, что мы сможем скопировать вам любой материал. Может быть сегодня чуть позднее. Или если вы оставите ленты у нас..." "Боюсь, что этого я не могу сделать." "Окей. Конечно. Я понимаю. Что ж, извините, лейтенант. Может быть, вы сможете вернуться позднее днем?" Она чуть пожала плечами. Я сказал: "По-видимому, нет. Думаю, мне просто не повезло, что прошлой ночью все работали." "Да, это весьма необычная ситуация." "А что это было, что-то срочное? Исследовательская проблема?" "Вообще-то, я не знаю. У нас тут так много видеовозможностей, что иногда мы получаем спешный запрос на что-нибудь необычное. Например, коммерческому TV требуется спецэффект, или что-то еще. Мы как-то работали над новым видеороликом Майкла Джексона для "Сони". Или кому-то надо восстановить разрушенную видеоленту. Или перестроить сигнал. Но я не знаю, что именно было прошлой ночью, кроме того, что была куча работы. Мы обработали почти двадцать лент. В ужасной спешке. Я слышала, они закончили уже заполночь." Я подумал про себя: "Не может быть." Я пытался представить, что предпринял бы Коннор, как он справился бы с проблемой. Я попробовал наугад ткнуть кинжалом и сказал: "Ну, я уверен, что Накамото отблагодарит вас за такую тяжелую работу." "Наверное. Потому что для них она была очень нужна. Они были просто счастливы." Я сказал: "Вы сказали, что мистер Дональдсон произносит речь..." "Доктор Дональдсон, да..." "А где это происходит?" "На семинаре по корпоративному тренингу в отеле "Бонавентура". Техника менеджмента в исследовательских проектах. Сегодня утром он будет весьма уставшим, однако он хороший лектор." "Благодарю." Я вручил ей свою карточку. "Вы были весьма полезны, и если вам придет в голову еще что-нибудь и вы захотите мне рассказать, то обязательно позвоните." "Окей." Она взглянула на карточку. "Благодарю вас." Я повернулся уходить. Навстречу вошел американец лет под тридцать в костюме от Армани, с самодовольным видом магистра наук, который читает журналы мод, и сказал тем двоим: "Джентльмены, господин Накагава желает встретиться с вами немедленно." Мужчины вскочили, похватали свои глянцевые брошюры и снимки и заспешили за помощником, который спокойным размеренным шагом направился к лифту. Я вышел на улицу в утренний смог. ( Надпись в холле гласила: "Работаем вместе: Японский и американский стили управления." Внутри конференц-зала я увидел один из тех сумеречных бизнес-семинаров, где мужчины и женщины сидят за длинными столами, покрытыми серой материей и делают заметки в полутьме, в то время как лектор монотонно бубнит на подиуме. Пока я стоял у стола с табличками имен опоздавших, ко мне подошла женщина в очках и спросила: "Хотите зарегистрироваться? Вы получили свой пакет?" Я слегка повернулся, показал значок и спросил: "Могу я поговорить с доктором Дональдсоном?" "Он наш очередной выступающий. Это займет семь-восемь минут. Кто-нибудь еще сможет вам помочь?" "Разговор займет всего секунду." Она поколебалась. "До выступления осталось так мало времени..." "Тогда вам лучше поторопиться." Он взглянула так, словно я дал ей пощечину. Я не понимал, чего она, собственно, ожидала. Я был офицером полиции и хотел с кем-то поговорить. А она воображала, что это является предметом обсуждений. Я почувствовал раздражение, вспомнив молодого модного хлыща в костюме от Армани. Шествующего величественным шагом, словно весомая и важная персона, когда он вел торговцев недвижимостью. Почему этот пацан думает, что он столь важен? Должно быть, у него степень магистра, однако он всего только холуй для своих японских боссов. Теперь я следил, как женщина кружила по конференц-залу, двигаясь к возвышению, где очереди говорить ожидали четверо мужчин. Бизнес-аудитория продолжала делать заметки, а соломенно-волосый мужчина на подиуме говорил: "В японской корпорации есть место для иностранца. Не на вершине, конечно, наверное даже не в верхних эшелонах. Однако, там, конечно, есть место. Надо понять, что место, которое вы, как иностранец, занимаете в японской корпорации, является важным, что вас уважают и что вам надо выполнять работу. Как иностранцу, вам придется преодолеть некоторые препятствия, но вы сможете это сделать. Вы сможете добиться успеха, если будете помнить, что надо знать свое место." Я смотрел, как бизнесмены в костюмах кивают головами, делая свои заметки. Что они записывали? Что надо знать свое место? Лектор продолжал: "Вы много раз слышали, как сотрудники говорят: "В японской корпорации для меня нет места, и я хочу уволиться". Или вы слышали, как люди говорят: "Они меня не слушают, у меня нет шансов, чтобы мои идеи внедрялись, нет шансов на продвижение". Эти люди не понимают роли иностранца в японском обществе. Они не способны адаптироваться, поэтому хотят уйти. Однако, это их проблема. Японцы в высшей степени готовы принять американцев и других иностранцев в свои компании. В действительности, они даже стремятся к этому. И вы будете желанны: до тех пор, пока помните свое место." Женщина подняла руку и спросила: "А как в японских корпорациях насчет предубеждений против женщин?" "Против женщин не существует предубеждений", ответил выступающий. "Я слышала, женщины не могут продвинуться." "Это попросту неправда." "Тогда отчего все эти иски? Сумитомо Кори только что выиграла громадный антидискриминационный иск. Я читала, что одна треть японских корпораций имеют иски, возбужденные американскими сотрудниками. Как с этим?" "Это совершенно объяснимо", ответил выступающий. "Каждый раз, когда иностранная корпорация начинает делать бизнес в новой стране, она склонна совершать ошибки, пока не привыкнет к обычаям новой страны. Когда в пятидесятых-шестидесятых американские корпорации впервые стали мультинациональными в Европе, они испытывали трудности в новых странах и против них тоже возбуждались иски. Поэтому нет ничего особенного в том, что, придя в Америку, японские корпорации тоже переживают некий период приспособления. Необходимо проявить терпение." Какой-то мужчина сказал со смехом: "Было когда-нибудь время, когда не было необходимости проявлять терпение с Японией?" Но говорил он с раскаянием, а не с гневом. Остальные в зале продолжали делать заметки. "Офицер? Я - Джим Дональдсон. В чем дело?" Я повернулся. Доктор Дональдсон был высоким, худым человеком в очках, с аурой аккуратности, почти высокомерия. Он был одет в стиле колледжа: твидовый спортивный пиджак и красный галстук. Из кармана рубашки торчала солидная пачка карандашей и ручек. Я предположил бы, что он инженер. "Просто у меня пара вопросов о лентах Накамото." "Каких лентах Накамото?" "Тех, что были в вашей лаборатории прошлой ночью." "В моей лаборатории? Мистер, э-э?..." "Смит, лейтенант Смит." Я дал ему карточку. "Лейтенант, извините, но я не понимаю, о чем вы говорите. Какие ленты в моей лаборатории прошлой ночью?" "Ваша секретарша, Кристен, сказала, что все в лаборатории допоздна работали над какими-то лентами." "Да, это верно. Большая часть персонала." "И что эти ленты привезли от Накамото." "От Накамото?" Он покачал головой. "Кто сказал вам такое?" "Она сказала." "Я уверяю вас, лейтенант, ленты были не от Накамото." "Я слышал, было двадцать лент." "Да, по меньшей мере двадцать, но я не уверен в точной цифре. Однако они были от Макканн-Эриксон. Рекламная кампания для пива Асахи. Нам надо было сделать трансформацию надписей на каждом клипе. Теперь пиво Асахи - номер один в Америке." "Вопрос стоит о Накамото..." "Лейтенант", сказал он, с нетерпением поглядывая на подиум, "позвольте мне вам кое-что объяснить. Я работаю на Исследовательские лаборатории Хамагучи. Компания Хамагучи является собственностью Каваками Индастриз. Конкурента Накамото. Среди японских компаний конкуренция очень интенсивна. Очень интенсивна. Поверьте мне на слово: моя лаборатория прошлой ночью не выполняла никакую работу над лентами Накамото. Такое не может произойти никогда, ни про каких обстоятельствах. Если это сказала моя секретарша, то она ошиблась. Такое абсолютно за пределами мира реальности. Мне пора выступать. Что-нибудь еще?" "Нет", сказал я, "спасибо." Раздались редкие аплодисменты - лектор на подиуме закончил доклад. Я повернулся и вышел из комнаты. x x x Я уже выезжал на Бонавентура, когда с гольфа позвонил Коннор. Он говорил с раздражением: "Я получил ваш вызов. Мне пришлось прервать игру. А ставка была хороша." Я рассказал ему о назначенной на час встрече с сенатором Мортоном. "Олл райт", сказал он. "Подхвати меня здесь в десять тридцать. Еще что-нибудь?" Я рассказал о моих поездках в ЛРД и Хамагучи, потом о разговоре с Дональдсоном. Коннор вздохнул: "Это была напрасная трата времени." "Почему?" "Потому что Хамагучи финансируется Каваками, а они конкуренты Накамото. Никоим образом их не заставить сделать хоть что-то в помощь Накамото." "Так Дональдсон и сказал мне", отозвался я. "Куда теперь катишь?" "В видеолабораторию УЮК. Я все еще пытаюсь получить копии с лент." Коннор сделал паузу. "Я должен знать что-нибудь еще?" "Нет." "Прекрасно. Увидимся в десять тридцать." "Почему так рано?" "В десять тридцать", повторил он и повесил трубку. x x x Как только я положил трубку, телефон снова зазвонил. "Предполагалось, что ты сам мне позвонишь." Это был Кен Шубик из "Таймс". Он говорил хмуро. "Извини, я был связан. Мы можем сейчас говорить." "Конечно." "Ты добыл мне информацию?" "Послушай-ка." Он сделал паузу. "Ты где-нибудь рядом?" "Примерно в пяти блоках от тебя." "Тогда заверни на чашку кофе." "Ты не хочешь говорить по телефону?" "Ну..." "Брось, Кен. Ты обо всем говоришь по телефону." Шубик, как и все репортеры "Таймс", любил сидеть за столом перед компьютером с надетыми наушниками и весь день напролет говорить по телефону. Это был его предпочтительный стиль работы. Весь его персонал находился перед ним, во время разговора он одновременно мог делать записи в компьютер. Когда я работал пресс-офицером, мой кабинет находился в штаб-квартире полиции в Центре Паркера в двух блоках от здания "Таймс". И все же репортеры вроде Кена предпочитали говорить со мной по телефону, чем видеться лично. "Заворачивай, Пит." Все было достаточно ясно. Кен не хотел говорить по телефону. "Окей, прекрасно", сказал я. "Встретимся через десять минут." ( "Лос-Анджелес Таймс" - это наиболее доходная ежедневная газета Америки. Редакция новостей занимала целый этаж здания "Таймс", а само здание было размером в целый блок. Пространство искусно подразделялось, так что никак не ощущалось, насколько оно велико на самом деле и как много сотен людей работает здесь. Но все же казалось, что идешь часами мимо репортеров, группами сидящих за модулями рабочих станций со светящимися экранами компьютеров, мимо их помигивающих телефонов и снимков детишек, прикрепленных кнопками. Рабочая станция Кена стояла в отделе Метро на восточной стороне здания. Я нашел его расхаживающим возле своего стола. Он ждал меня и сразу взял за локоть. "Кофе", сказал он, "пошли, выпьем кофе." "В чем дело?", спросил я. "Не хочешь, чтобы тебя видели со мной?" "Нет. Мать-перемать, я хочу избежать Крысу. Он толчется возле новой девушки из Иностранного отдела. Она его еще не знает." Кен кивнул головой в дальний угол. Там, у окна, я увидел знакомую фигуру Вилли Вильхельма, которого все знали по кличке Крыса Вильхельм. Узкое, как у хорька, лицо Вилли в данный момент было сложено в маску улыбчивой внимательности, пока он переговаривался с блондинкой, сидящей за терминалом. "Шикарная." "Ага. Чуть широковата с тылу. Она голландка", сказал Кен. "Здесь всего неделю. И о нем еще не слышала." В большинстве организаций есть тип вроде Крысы: более амбициозный, чем щепетильный, ищущий способ сделаться полезным для людей с властью, и ненавидимый всеми остальными без исключения. Таким и был Крыса Вильхельм. Как и большинство бесчестных людей, Крыса верил в самое худшее о каждом. На него всегда можно было рассчитывать, когда надо подать события в наиболее низменном свете, и он настаивал, что по другому - это маскировка. У него был нюх на человеческие слабости и вкус к мелодраме. В любой ситуации он стремился лишь к истине, а сбалансированный подход считал слабостью. С точки зрения Крысы, лежащая в основе правда всегда была сильнодействующим средством. И именно ее он и разыскивал. Другие репортеры "Таймс" презирали его. Кен и я прошли в центральный коридор. Я дошел с ним до кофейного автомата, но он повел меня дальше в библиотеку. В центре этажа "Таймс" имела библиотеку, которая была больше и лучше снабжена чем библиотеки многих колледжей. "Ну, и что хочет Вильхельм?", спросил я. "Он был здесь сегодня прошлой ночью", сказал Кен. "Я забежал после театра подобрать кое-какие заметки, которые мне нужны для утреннего интервью, которое я делаю из дома. И я увидел Крысу в библиотеке. Наверное, в одиннадцать вечера. Ты знаешь, какой амбициозный это маленький гаденыш. Я увидел это у него на лице. Он почувствовал запах крови. Поэтому, естественно, тебе надо это знать." "Естественно", сказал я. Крыса был законченным убийцей в спину. Годом раньше он ухитрился подстроить увольнение редактора отдела Воскресного Календаря. Только в последнюю минуту сорвалось его назначение на эту должность. Кен сказал: "Поэтому я шепнул Билли, ночной библиотекарше: "Что это? На что нацелился Крыса?" Она говорит: "Он ищет полицейские рапорты о каком-то копе." Такое облегчение, подумал я. Но потом начал удивляться. Я имею в виду , что я остаюсь старшим репортером отдела Метро. Я все еще делаю заметки из Центра Паркера пару раз в месяц. Что он знает, чего не знаю я? Насколько я понимаю, это должна быть моя история. Поэтому я спросил Билли, как зовут копа?" "Могу догадаться", сказал я. "Это верно", сказал Кен. "Питер Дж. Смит." "Когда это было?" "Около одиннадцати." "Великолепно", сказал я. "Я подумал, что тебе надо знать", сказал Кен. "Да." "Поэтому я спросил Билли - прошлой ночью - я сказал: "Билли, какого рода материал он гребет?" а он гребет все, все старые клипсы из морга, и очевидно у него есть источник в Паркере, кто выдал ему записи отдела внутренних расследований. Какие-то слушанья о растлении детей. Обвинение выдвигали пару лет назад." "А, черт", сказал я. "Это правда?", спросил Кен. "Слушанье было", сказал я. "Но это была брехня." Кен глянул на меня. "Проинформируй." "Это было три года назад", сказал я. "Я еще работал детективом. Я с партнером приехал на случай семейного насилия в Лазера-Гейтс. Испанская пара передралась. Оба сильно пьяные. Женщина хотела, чтобы мы арестовали мужа, а когда я отказался, сказала, что он сексуально пристает к ее ребенку. Я пошел взглянуть на ребенка. Ребенок выглядел окей. И я опять отказался арестовать мужа. Женщина разгневалась. На следующий день пришла и обвинила меня в сексуальном растлении. Было предварительное слушанье. Обвинение снято, как безосновательное." "Окей", сказал Кен. "Теперь: у тебя были какие-нибудь сомнительные путешествия?" Я нахмурился: "Путешествия?" "Крыса пытался найти прошлой ночью сведенья о поездках. Полеты на самолетах, пикники, заранее оплаченные расходы." Я покачал головой: "Даже рядом ничего нет." "Ага, я сам догадался, что он ищет в неверном направлении. Ты - отец-одиночка и не бываешь на пикниках." "Никогда." "Это хорошо." Мы все глубже заходили в библиотеку. С угла сквозь стеклянные стены мы видели редакцию секции Метро. Я заметил, что Крыса, совсем заболтавшись, продолжает разговаривать с девушкой. Я спросил: "Кен, я что-то не совсем понимаю, почему я? Моя работа совсем не горячая. Никаких споров. Уже три года я не работаю детективом. Я даже больше не пресс-офицер, просто связник. Занимаюсь только политикой. Почему же репортер "Таймс" охотится за мной?" "В одиннадцать вечера в четверг, ты хочешь спросить?", спросил Кен. Он смотрел на меня, словно я идиот. Словно по подбородку у меня течет слюна. Я сказал: "Думаешь, это делают японцы?" "Крыса наверняка выполняет их задание. Он - наемный подонок. Работает на видеостудии, на компании грамзаписей, на брокерные конторы, даже на риелтеров. Крыса теперь - консультант. Он ездит в Мерседесе-500SL, знаешь?" "Даже так?" "Весьма неплохо для репортерской зарплаты, не правда.?" "Да, пожалуй." "Вот так. Кому ты наступил на мозоль? И это произошло прошлой ночью?" "Наверное." "Потому что кто-то вызвал Крысу и натравил на тебя." Я сказал: "Не могу поверить." "Поверь", сказал Кен. "Меня единственно беспокоит, что у Крысы есть крот в Центре Паркера. Кто-то в департаменте выдает ему материалы внутренних расследований. В своем собственном департаменте у тебя все окей?" "Насколько я знаю, да." "Хорошо. Потому что Крыса прибегнет к своим обычным фокусам. Сегодня утром я говорил с Роджером Баскомбом, нашим советником." "И что?" "Угадай-ка, кто позвонил ему прошлой ночью, весь кипя и бурля вопросами? Крыса. А хочешь угадать, какой задавался вопрос?" Я не ответил. "А вопрос был такой? Представляет ли общественный интерес служба полицейского пресс-офицера? И может ли офицер полиции подать иск за диффамацию?" Я вымолвил: "Бож-же мой." "Правильно." "А какой был ответ?" "Да кому нужен ответ? Ты же знаешь, как это все работает. Все, что Крысе требуется сделать, это позвонить кое-куда и сказать: "Хай, это Билл Вильхельм из "ЛА Таймс". Мы завтра печатаем статью, что лейтенант Питер Смит занимается растлением детей, у вас есть какие-нибудь комментарии?" Несколько хорошо нацеленных звонков - и статью даже не надо печатать. Редакторы могут ее пристукнуть, но ущерб уже нанесен." Я ничего не ответил. Я знал, что Кен говорит правду. И много раз я видел, как это бывает. Я спросил: "Что я могу сделать?" Кен засмеялся: "Устроить один из знаменитых инцидентов, связанных с жестокостью полиции ЛА." "Не смешно." "В нашей газете об этом никто не напишет, могу обещать. Убей его на фиг. И даже если кто-то снимет это на видео, да люди станут платить, чтобы только просмотреть пленку." "Кен." Кен вздохнул. "Что, нельзя помечтать? Окей, есть одна штука. В прошлом году, когда Вильхельм занимался, э-э, сменой руководства в отделе Календаря, я получил по почте анонимный пакет. И еще несколько человек получили. В то время никто ничего не предпринял. Очень грязная вещь. Интересуешься?" "Ага." Из внутреннего кармана спортивного пиджака Кен достал небольшой конверт. На нем еще были видны полоски от бечевки. Внутри - серия фотографий, напечатанных на сложенной в гармошку бумаге. На снимках Вилли Вильхельм занимался интимным актом с темноволосым мужчиной. Голова Вилли была у мужчины на коленях. "Под такими углами лицо Вилли неважно видно", сказал Кен. "Но это он, все верно. Репортер по быстрому развлекает свой источник. Как говориться, выпивает с ним." "Кто этот тип?" "Нам пришлось немного повозиться. Его зовут Барри Борман. Он региональный глава отдела продаж Кейсей Электроникс в Южной Калифорнии." "И что мне с этим делать?" "Дай-ка мне свою карточку", сказал Кен. "Я положу ее в конверт и отправлю все Крысе." Я покачал головой: "Мне это не нравится." "Уверен, он дважды подумает." "Нет", сказал я, "такое не по мне." Кен пожал плечами. "Ладно. Это может и не сработать. Даже если мы скрутим яйца Крысе, то у японцев, наверное, есть и другие способы. Я все еще не раскопал, откуда пошла вчера эта заметка. Слышу в ответ только "приказы сверху, приказы сверху". И понимай, как знаешь. Может означать все, что угодно." "Кто-то же должен был ее написать." "Говорю тебе, я не раскопал. Но ты же знаешь, у японцев мощное влияние на газету. Это больше, чем просто их реклама. Больше, чем их неотступная машина паблик рилейшен, бубнящая из Вашингтона, больше, чем местное лобби и пожертвования в выборные компании политиков и в организации. Это сумма всего и еще больше. И оно становится коварным. Я хочу сказать, что сидишь на совещании, обсуждаешь будущие статьи и вдруг понимаешь, что на них никто не хочет тянуть. Вопрос не в том, истинна ли информация, или нет, новость она, или не новость. И это даже не уравнение с одним неизвестным, вроде "мы не скажем этого, а они накачают своей рекламы". Все гораздо более тонко. Иногда я гляжу на своих редакторов и могу поклясться, что они не хотят выхода некоторых статей, потому что боятся. И при этом даже не знают, чего именно они боятся. Просто боятся, и все." "Такова свободная пресса." "Эй, не надо", сказал Кен, "сейчас не время для школьной чепухи. Ты же знаешь правила игры. Американская пресса сообщает о преобладающем мнении. Преобладающее мнение - это мнение группы, стоящей у власти. Власть теперь у японцев. Пресса делает свое обычное дело. Просто поберегись." "Поберегусь." "А когда решишь, что надо отправить посылку, звони не раздумывая." x x x Мне хотелось поговорить с Коннором. Я начал понимать, отчего Коннор встревожился, и почему он хотел побыстрее завершить расследование. Потому что хорошо выстроенная машина намеков - страшная вещь. Искусный и опытный мастер интриг - а Крыса был искусен - может устроить так, что каждый день будет появляться новая история, хотя в действительности вообще ничего не происходит. Печатается заголовок: "Большое жюри не решается обвинить полицию", когда на самом деле большое жюри еще вовсе не собиралось. Однако, люди день за днем видят заголовки и приходят к своим собственным заключениям. Дело в том, что способ впиться всегда найдется. Под конец компании очернения, если вашего субъекта нашли ни в чем не запятнанным, все еще можно соорудить заголовок: "Большому жюри не удалось обвинить полисмена", или "Районный прокурор не желает возбуждать дело против обвиняемого копа". Сами такие заголовки не хуже обвинений. И нет никакого способа уклониться от нескольких недель отрицательной прессы. Обвинения запоминает каждый. Опровержений никто не помнит. Такова человеческая натура. Если вас обвинили, то потом тяжело вернуться к норме. Стало страшновато, у меня возникло очень гнусное ощущение. Въезжая на автостоянку возле физического факультета УЮК, я был поглощен собственными мыслями, когда снова зазвонил телефон. Это был помощник шефа Олсон. "Питер?" "Да, сэр." "Уже почти десять. Думаю, тебе пора быть здесь и положить ленты на стол. Ты мне обещал." "У меня затруднения с копированием." "Ты этим занят?" "Конечно. А в чем дело?" "Потому что из звонков, полученных мною, следует, что ты не бросил свое расследование", сказал Джим Олсон. "За протекший час ты задавал вопросы в японском исследовательском институте. Потом ты допрашивал ученого, который там работает. Ты смотался на какой-то японский семинар. Говори прямо, Питер: расследование закончилось или нет?" "Конечно закончилось", сказал я. "Я просто пытаюсь скопировать ленты." "Давай побыстрее", сказал он. "Хорошо, Джим." "Ради блага всего департамента и всех в отдельности - я хочу, чтобы все это закончилось." "Хорошо, Джим." "Я не хочу потерять контроль за ситуацией." "Я понимаю." "Надеюсь, что так", сказал он. "Делай копии и тащи сюда свою задницу." И он повесил трубку. Я припарковал машину и вошел в здание физфака. ( На верху лекционного зала я ждал, когда Филип Сандерс закончит лекцию. Он стоял перед черной доской, покрытой сложными формулами. В зале было около тридцати студентов, большинство сидело внизу перед доской. Я видел макушки их голов. Доктору Сандерсу было около сорока лет, один из тех энергетических типов, что находятся в постоянном движении, расхаживают взад и вперед и пишут уравнения на доске короткими выразительными тычками мелом, говоря об "определении отношения сигнальных ковариантов" и о "полосе шума факториала дельта". Я не мог назвать науку, которой он учит. В конце концов я пришел к выводу, что должно быть это электротехника. Когда зазвонил звонок, студенты встали и стали укладывать сумки. Я был поражен: почти все в классе были азиатами, и парни и девушки. Те, что не с Востока были индусами и пакистанцами. Из тридцати студентов только трое были белыми. "Верно", сказал позднее Сандерс, когда мы по коридору шли в его лабораторию. "Тема, вроде "Физики-101", не привлекает американцев. Уже много лет. Промышленность совсем не может их найти. Мы были бы уже по уши в дерьме, если бы не существовало азиатов и индусов, которые приезжают сюда на докторантуры по математике и инженерному делу, а потом работают на американские компании." Мы сошли вниз несколько пролетов и повернули вл