го в газетах. - Да, наверно, читал, - улыбнулся Фонтин. - Ага, значит, теперь они вместе. Это хорошо, - сказала Элис Кемпсон. Оркестр закончил одну мелодию и начал другую. Молодежь парочками сгрудилась у террасы - вечеринка шла полным ходом. Кемпсоны с улыбками и поклонами уплыли прочь. Виктор задумался над замечанием Элис... "...Они теперь вместе. Это хорошо". Но Эндрю и Адриан вовсе не были вместе. Они находились друг от друга в двадцати минутах, но у каждого была своя жизнь. Иногда Фонтин даже сокрушался: слишком уж они отдалились. Они больше не смеются вместе, как в детстве. Между ними что-то произошло. Интересно что. Джейн уже, наверное, в сотый раз повторила про себя, что вечеринка удалась. Слава Богу, погода не подвела. Официанты поклялись, что в случае чего им потребуется не больше часа, чтобы разбить тенты над столами, но к полудню солнце уже сияло вовсю. Погожее утро превратилось в прекрасный день. Вот только к вечеру немного заненастило. Далеко над горизонтом, ближе к Коннектикуту, небо над океаном посерело. Сводка погоды обещала: "моросящие дожди ночью, возможна гроза, давление будет расти". Нет чтобы просто сказать: всю ночь будет лить как из ведра... С двух часов дня до шести вечера. Подходящее время для, "fete champetre". Она посмеялась над Виктором, который не знал этого слова. Оно было такое претенциозно викторианское, ей нравилось его произносить. Пригласительные открытки получились забавные. Джейн улыбнулась, но подавила смешок. Надо быть посдержаннее, подумала она. В ее-то годы. Адриан, окруженный гостями на лужайке, улыбнулся ей. Он что, прочитал ее мысли? Адриан, темноволосый близнец, унаследовал ее слегка шальной британский юмор. Теперь ему тридцать один. Им обоим тридцать один. Как же быстро пронеслись эти годы! Кажется, только считанные месяцы назад они приплыли в Нью-Йорк. А затем Виктор летал по всей стране, в Европу, все строил и строил... И добился, чего хотел: "Фонтин лимитед" стала одной из самых престижных консалтинговых фирм в Америке. Опыт Виктора требовался прежде всего промышленникам, участвующим в восстановлении Европы. Одно только имя Фонтина, фигурировавшее на презентациях компаний и фирм, уже укрепляло их позиции. Это был надежный признак глубокого знания рынка. Виктор посвятил себя работе целиком, без остатка, не только из гордости или врожденной работоспособности, но и еще из-за чего-то. Джейн знала из-за чего. И знала, что она не в силах ничем ему помочь. Работа отвлекала его от страданий. Ее муж редко когда не испытывал боли, операции продлили ему жизнь, но не смогли уменьшить физических мук. Она взглянула на Виктора, сидящего посреди лужайки в жестком деревянном кресле с прямой спинкой. Металлическая палка стоит рядом. Он так гордился, когда смог заменить костыли на простую палку, с ней он не казался беспомощным инвалидом. - Привет, миссис Фонтин, - сказал молодой парень с очень длинными волосами. - Отличный пикник! Спасибо, что разрешили мне привести друзей. Они ужасно хотели познакомиться с Адрианом. Майкл Рейли. Семейство Рейли - соседи, их дом располагается примерно в полумиле отсюда на побережье. Майкл был студентом юридического факультета Колумбийского университета. - Приятно слышать! - Да он же гений! Как он скрутил этого "Теско" по антимонопольному закону, а ведь даже в федеральном суде считали, что дело гиблое. Все же знали, что 3W отделение "Сентоур", но только Адриану удалось их припечатать! - Смотри только не обсуждай это с мистером Кемпсоном. - Не беспокойтесь. Я столкнулся с ним как-то в клубе, и он посоветовал мне постричься. Черт, в точности как мой отец. - Но, я смотрю, ты пропустил их просьбы мимо ушей. Майкл улыбнулся: - Мой старик прямо-таки бесится. Но он ничего не может поделать - я лучше всех сдал сессию. Мы заключили сделку. - Молодец. Пусть он берет с тебя пример. Рейли-младший засмеялся, нагнулся и поцеловал ее в щеку. - Ну, вы вне конкуренции! - сказал он, улыбнулся и убежал к подозвавшей его девушке. Молодежь меня любит, подумала Джейн. Это было приятно: сегодня ведь молодые, кажется, никого ни в грош не ставят. А ее любят, невзирая на то, что она не делает скидок на юность. И на старость. В ее волосах уже появились седые прядки - Боже, если бы только прядки, лицо покрылось морщинами - так оно и должно быть, - и уж она, в отличие от многих знакомых, не будет делать никаких подтяжек. Никаких "омоложении". Она благодарила судьбу, что ей удалось сохранить хорошую фигуру. Все не так уж плохо для шестидесяти... и-сколько-там-летней! - Простите, миссис Фонтин! - Служанка, на минутку вырвавшаяся из суеты кухни. - Да, Грейс. Что-нибудь случилось? - Нет, мэм. Там пришел какой-то джентльмен. Он спрашивает вас или мистера Фонтина. - Попросите его пройти сюда. - Он отказался. Это иностранец. Священник. Я подумала, что когда в доме так много гостей, мистер Фонтин... - Ты правильно подумала, - прервала ее Джейн, поняв сразу, что имеет в виду служанка. Виктору будет неприятно на виду у всех ковылять в дом. - Я выйду к нему. В прихожей стоял священник. Его черный костюм был потрепан, а сам он мешковат, худ и устал. И испуган. Джейн заговорила с ним холодно. Она не могла себя пересилить. - Я миссис Фонтин. - Да, вы - синьора, - смущенно ответил священник. В руке он держал большой запечатанный конверт. - Я видел ваши фотографии. Я не хотел вас беспокоить. Передо домом так много автомобилей. - Что вам угодно? - Я прибыл из Рима, синьора. Я привез хозяину письмо. Пожалуйста, передайте ему. И священник протянул конверт. Эндрю смотрел на брата: тот стоял у бара со своими волосатыми студентами в неизменных джинсах и замшевых куртках. На шее цепочки. Адриану этого не понять. Его обожатели, что смотрят ему в рот - никчемные пустышки. Его, солдата, раздражали не просто их нечесаные космы и дрянная одежонка - это только внешние проявления. А претензия, сопровождавшая это жалко выражение нонконформизма. В основном все они просто омерзительные: задиристые, пустые людишки с непричесанными мозгами. Они с таким апломбом разглагольствуют о "движениях" и "контрдвижениях", словно сами в них участвуют словно сами имеют какое-то влияние на политику. "Нащ мир", "третий мир"... Вот это самое смешное, потому что ни один из них понятия не имеет, как должен вести себя настоящий революционер. У них для этого нет ни мужества, ни выдержки, ни смекалки. Неудачники, которые только и могут, что устраивав мелкие пакости в людных местах, когда на них не обращают внимания. Чокнутые, а он, Бог свидетель, терпеть не может чокнутых. Но Адриан этого не понимает. Его братец ищет смысл там, где его нет и никогда не было. Адриан просто дурак - он-то это понял еще семь лет назад. Но обиднее всего то, что он мог избежать участи неудачника. Адриан взглянул на него. Эндрю отвернулся. Его брат зануда, и наблюдать, как он проповедует свои дурацкие взгляды этой кучке остолопов, было противно. Майор не всегда так думал. Десять лет назад он, выпускник Вест-Пойнта, не был обуян столь неукротимой ненавистью к брату. Он в ту пору даже и не думал об Адриане и его сборище чокнутых, и ненависти в нем не было. При том, как команда президента Джонсона действовала в Юго-Восточной Азии, с тем, что говорили эти раскольники, даже можно было согласиться. "Убирайтесь!" Другими словами: "Сотрите Вьетнам с лица земли. Или убирайтесь из Вьетнама!" Он неоднократно объяснял свою позицию. Чокнутым. Адриану. Но никто из них не хотел разговаривать с солдатом. "Солдатик" - вот как они его называли. И "боеголовка". Или "военщина". Или "чертов боевик". Но дело было не в этих прозвищах. Прошедшие через Вест-Пойнт и Сайгон могли пропустить их мимо ушей. Дело было в их безмозглости. Они не просто затыкали людям рот - они их намеренно дразнили, злили и в конце концов просто сбивали с толку. Вот в чем заключалась их безмозглость. Даже тех, кто им симпатизировал, они заставляли переходить в оппозицию. Семь лет назад в Сан-Франциско Эндрю попытался открыть Адриану на это глаза, попытался доказать ему, что то, чем он занимается, глупо и неправильно - и весьма опасно для его брата, кадрового военного. За два с половиной года до того он вернулся из дельты Меконга с прекрасными характеристиками. Его взвод имел на своем счету самое большое количество убитых. Он сам был дважды награжден и проходил с нашивками старшего лейтенанта всего месяц: ему присвоили звание капитана. В вооруженных силах он был редким экземпляром: молодой талантливый стратег, выходец из богатейшей и влиятельнейшей семьи. Он стремительно взбирался по служебной лестнице к верхней ступеньке, которой заслуживал по праву. Его вернули на родину для нового назначения, что на языке Пентагона означало: "Это наш человек. Надо за ним приглядеть. Богатый материал для будущей вакансии в Комитете начальников штабов. Еще два-три боевых задания - где-нибудь в неопасных районах на непродолжительный срок - и военный колледж". Пентагон никогда не отказывался увенчать лаврами такого, как он, особенно если это были заслуженные лавры. Армии требовались молодые офицеры из богатых кланов, чтобы укрепить ими военную элиту. Однако, как бы его ни ценили в Пентагоне, когда он прилетел из Вьетнама в Калифорнию семь лет назад, в аэропорту его встретили ребята из военной разведки. Они привезли его к себе в контору и дали почитать газету двухмесячной давности. На второй странице он увидел репортаж о мятежах в Сан-Франциско. К репортажу были подверстаны фотографии участников мятежа. На одной была изображена группа штатских с лозунгами в поддержку восставших призывников. Одно из лиц было обведено красным карандашом. Это был Адриан. Невероятно, но и в самом деле он. Ему там нечего было делать, он заканчивал юридический колледж. В Бостоне. Но он был не в Бостоне, а в Сан-Франциско и укрывал трех дезертиров. Вот что тогда сказали ребята из армейской разведки. Его брат-близнец работал на врага! Черт побери, все волосатики и дезертиры работают на врага. И вот чем, оказывается, занимается его брат! Да, Пентагон не будет от этого в восторге. Господи! Его родной брат! Его близнец! Агенты военной разведки доставили его в Сан-Франциско, и он, сняв военную форму, отправился на поиска брата в Хейт-Эшбери - район, облюбованный калифорнийскими хиппи. Скоро он нашел Адриана. - Они же не мужчины, а просто подростки, которым забили голову всякой чушью, - говорил ему Адриан a тихом баре. - Им даже не объяснили, какие у них есть права на альтернативную службу. Их просто загрузили в вагоны и повезли. - Они принесли присягу. Как и все. Нельзя сделать для них исключение, - возражал Эндрю. - Ох, да перестань. Двое из этих троих понятия не имеют, что вообще эта присяга означает, а третий передумал. Но их никто и слушать не хочет. Военная прокуратура мечтает устроить показательный процесс, а защита не хочет поднимать лишнего шума. - Иногда показательные процессы необходимы, - настаивал солдат. - Но закон говорит, что они имеют право на компетентного адвоката, а не на солдафонов-забулдыг, которые хотят казаться чистенькими. - Хватит, Адриан! - прервал он тогда брата. - Сейчас идет настоящая война! И стреляют настоящими патронами. Из-за этих подонков там гибнут люди. - Если они не отправятся туда, погибнет меньше людей. - Не меньше! Потому что в таком случае те, кто сейчас там, начнут задавать себе вопрос: почему они там? - Может быть, так и надо? - Послушай, ты говоришь о гражданских правах, не правда ли? - спросил солдат юриста. - Ну, допустим. - Так вот, неужели у бедняги, стоящего в дозоре на рисовой плантации, меньше прав, чем у этих? Может быть, и он не понимал, во что вляпался, - он просто отправился туда, потому что его позвали. Может быть, он тоже передумал - там! Но у него нет времени над этим поразмыслить. Он пытается выжить. И вот его начинают обуревать всякие там сомнения, он начинает распускать сопли, и его убивают... - Мы не можем обратиться к каждому. Это один из недостатков законодательства, дефект системы. Но мы делаем все, что в наших силах. Тогда, семь лет назад, Адриан ничего ему не сообщил. Он не сказал, где прячет дезертиров. Поэтому солдат попрощался с братом-юристом и покинул бар. Он дождался Адриана в темном переулке за баром. Он шел за ним следом по грязным улицам часа три. Солдат приобрел большой опыт, преследуя одиночные патрули в джунглях. Сан-Франциско - тоже джунгли. Брат встретился с одним из дезертиров недалеко от набережной. Это был негр с трехдневной щетиной. Высокого роста, худой - парень с газетной фотографии. Адриан дал дезертиру денег. Незамеченный, Эндрю пошел за негром к набережной, к развалюхе-дому, который годился для убежища, как любой другой в этом районе. Он позвонил в полицейский участок. Десять минут спустя троих дезертиров выволокли из заброшенного дома, и они отправились отдыхать на восемь лет. Чокнутые заволновались. Их толпы собирались у призывных пунктов, они орали всякие лозунги, пели свои дурацкие гимны. И забрасывали окна и стены пластиковыми пакетами, наполненными дерьмом. Однажды, во время пикетирования, к нему подошел брат, молча посмотрел на него в упор. Потом сказал: - Ты меня разбил. Спасибо. И быстро пошел к шеренгам самодеятельных революционеров. Воспоминания Эндрю прервал Эл Уинстон, бывший Вайнштейн, инженер авиакосмической компании. Уинстон окликнул его и стал пробираться к нему сквозь толпу. Эл Уинстон имел несколько военных контрактов e жил в Хемптоне. Эндрю не любил этого Уинстона-Вайнштейна. Встречаясь с ним, он всегда вспоминал другого еврея и сравнивал их. Тот попал в Пентагон, отсидев четыре года в окопах под ураганным огнем в трясинах дельты Меконга. Капитан Мартин Грин был крутой мужик, настоящий солдат, не то, что этот слюнтяй Уинстон-Вайнштейн из Хемптона. И Грин не получал доходов от накрутки цен. Он просто следил за ценами и вносил их в свой каталог. Мартин Грин был одним из них. Он состоял в "Корпусе наблюдения". - Поздравляю с днем рождения, майор, - сказал Уинстон, поднимая стакан. - Спасибо, Эл. Как дела? - Шли бы куда лучше, если бы мне удалось скинуть вам, ребята, какой-нибудь товар. Наземные войска ian не поддерживают, - усмехнулся Уинстон. - Но ведь ты неплохо держишься и в воздухе. Я где-то читал, что ты получил контракт у "Груммана". - Так, мелочишка. У меня есть лазерная установка, которую можно установить на тяжелые орудия. Но все никак не могу попасть на: прием к самому главному начальнику. Эндрю с иронией подумал: вот бы послать этого Уинстона к Мартину Грину! К тому моменту, как Грин закончит с ним все переговоры, Эл Уинстон пожалеет, что связался с Пентагоном! - Постараюсь что-нибудь для тебя сделать, - сказал он. - Но ведь я не связан с управлением военных поставок. - Тебя послушают, Энди! - А ты все трудишься, Эл. - Большой дом, большие расходы, дети-подлецы замучили... - Уинстон усмехнулся, потом посерьезнел и перешел к делу. - Замолви за меня словечко. Я в долгу не останусь. - А чем отплатишь? - спросил Эндрю, и его взгляд упал на болтающиеся у причала яхты. - Деньгами? Уинстон опять заулыбался, но теперь как-то нервно, смущенно. - Я не хотел тебя обидеть, -тихо сказал он. Эндрю посмотрел на еврея-инженера и снова подумал о Мартине Грине и о разнице между ними. - Я и не обиделся, - сказал он и отошел. Боже! Ничуть не меньше, чем чокнутых, он терпеть не мог тех, кто сует взятки. Нет, неверно. Тех, кто берет взятки, он презирал еще больше. Они везде. Заседают в советах директоров, играют в гольф в Джорджии и в Палм-Спрингс, веселятся в загородных клубах Эванстона и Гросс-Пойнта. Они же запродались с потрохами! Полковники, генералы, командующие армиями, адмиралы. Весь военный истеблишмент пронизан сверху донизу новейшей разновидностью воров. Люди, которые весело подмигивают, улыбаются и ставят свои подписи на рекомендательных заключениях комитета по вооружениям, дают санкции на поставки, на заключение новых контрактов, на превышение бюджетных смет. Ибо рука руку моет. Сегодняшний бригадный генерал завтра становится "консультантом фирмы" или "представителем администрации". Боже, как же он всех их ненавидит! Неудачников, коррумпированных генералов, чиновников-ворюг... Вот почему они и создали "Корпус наблюдения". Небольшая группа избранных офицеров, которым до смерти надоели всеобщая апатия, коррупция и продажность на всех уровнях власти в вооруженных силах. "Корпус наблюдения" был ответом - лекарством, долженствующим исцелить болезнь. "Корпус наблюдения" занимался сбором сведений об армейских торговых операциях от Сайгона до Вашингтона. Сводил все данные воедино: имена, даты, тайные связи, незаконные доходы. К черту так называемые соответствующие инстанций, к черту субординацию. К черту генеральную инспекцию! И министра обороны. Кто может сегодня поручиться за высшее командование? А за генеральную инспекцию? А кто, находясь в здравом уме, может поручиться за гражданских чиновников? Они никому не доверяли. Они все сделают сами. Каждый генерал, каждый бригадный генерал или адмирал - всякий, кто хоть в малейшей степени чем-то себя запятнал, будет выведен на чистую воду, и всем будет предъявлен счет за их преступления. "Корпус наблюдения". Вот чем они занимались. Когорта лучших боевых офицеров. Когда-нибудь они придут в Пентагон и возьмут бразды правления в свои руки. Никто не посмеет встать у них на пути. Обвинения "Корпуса наблюдения" будут висеть дамокловым мечом над головами высшего генералитета. Меч упадет, если генералы не уступят своих кресел людям из "Корпуса наблюдения". Пентагон принадлежит им. Они вновь вернут ему истинное предназначение. И мощь. По праву. Адриан Фонтин облокотился на стойку бара и слушала жаркий спор молодых студентов, чувствуя на себе взгляд брата. Он посмотрел на Эндрю: в холодных глазах майора сверкало извечное его презрение - и перевел взгляд на приближающегося Эла Уинстона, который, подняв стакан, приветствовал его. Эндрю уже и не скрывает своего презрения, подумал Адриан. Братец растерял всю свою знаменитую невозмутимость. В последнее время его все больше и больше раздражают окружающие. Боже, как они отдалились друг от друга! А ведь когда-то были очень близки. Братья, близнецы, друзья. Созвездие Близнецов. Близнецы - лучшие из лучших. Какая славная была парочка. Но вот в какой-то момент, когда они уже были подростками и учились в средней школе, все начало меняться. Эндрю тогда стал думать, что он лучше, чем просто лучший из лучших. А вот Адриан все больше сомневался в своем превосходстве над другими. Эндрю не ставил под сомнение свои способности, а Адриан опасался, что обладает не многим. Но теперь-то он уже не сомневался. Он прошел через период неуверенности и сомнений и нашел себя в жизни. Во многом благодаря самоуверенному брату-солдату. И сегодня, в день их рождения, ему придется подойти к брату и задать несколько неприятных вопросов. Вопросов, связанных с источником могущества Эндрю. Его положения в военном корпусе. Корпус? Это правильное слово. Только корпус особый. "Корпус наблюдения" - вот что они обнаружили. В списке фигурировало и имя его брата. Восемь невесть что возомнивших о себе офицеров из богатых семей, которые собирали компрометирующие сведения о генералитете ради своих тайных замыслов. Кучка офицеров, решивших, что им удастся подчинить себе Пентагон путем чистейшей воды шантажа. Ситуация могла бы показаться просто комичной, если бы не улики, собранные "Корпусом наблюдения". И Пентагон уязвим для страха. "Корпус наблюдения" был опасен и подлежал уничтожению. И они приступили. Генералы дали санкцию военным юристам вызвать всех подозреваемых для дачи показаний и попросили не поднимать шума. Возможно, сейчас не время для разоблачительных процессов и длительных сроков заключения. Многие были виновны, а мотивы преступления слишком запутаны. Но было поставлено одно непременное условие: "Выгнать этих зарвавшихся молодчиков из наших рядов. Очистить наш армейский дом". Господи! Вот ирония судьбы! В Сан-Франциско Эндрю забил тревогу во имя устава, во имя закона. Теперь спустя семь лет, тревогу забил он, Адриан. Не так громко, но, как ему казалось, во имя закона не менее сурового. Им предъявили обвинение в попытке воспрепятствовать деятельности органов правосудия. Многое изменилось. Девять месяцев назад он был помощником прокурора в Бостоне, радуясь тому, что занимается тем, чем занимается, создавая себе репутацию, которая открыла бы перед ним любые пути. Создавая ее собственными силами. Ему ничего не свалилось с неба только потому, что он был Адрианом Фонтином, сыном Виктора Фонтина, владельца "Фонтин лимитед", или братом славного воина, знаменитого вест-пойнтского выпускника майора Эндрю Фонтина. А потом в начале октября ему позвонил человек и попросил о встрече. Они встретились в-"Копли-баре" часов в шесть. Незнакомец оказался чернокожим, его звали Джеймс Невинс. Он тоже был юристом и рабе тал в министерстве юстиции в Вашингтоне. Невинс был доверенным лицом группы государственных юристов, которые некогда погорели на политических интригах министерства юстиции. Фраза "Звонят из Белого дома" в те времена означала, что от них требуют совершить очередную махинацию. Юристы были не на шутку взволнованы. Все эти махинации неминуемо грозили превратить страну в полицейское государство. Юристам нужна была помощь. Извне. Им нужен был кто-то, кому они могли бы передать имеющуюся у них информацию. Кто-то, кто мог бы трезво оценить факты, кто мог бы создать и возглавить координационной центр - тайное место их встреч и консультаций. Кто-то, кого нельзя было бы запугать. По вполне очевидным причинам на эту роль подходил Адриан Фонтин. Согласится ли он? Адриану не хотелось уезжать из Бостона. У него auea отличная работа, у него была девушка. Мозги у нее, правда, немного набекрень, но девушка замечательная - он ее очень любил. Барбара Пирсон, доктор философии, профессор антропологии в Гарварде. Заливистый смех. Светло-каштановые волосы. Темно-карие глаза. Они жили вместе уже полтора года. Ему трудно было бы покинуть ее. Но Барбара собрала ему чемодан и отправила в аэропорт, понимая, что ехать необходимо. Как и тогда - семь или восемь лет назад. Тогда ему тоже пришлось покинуть Бостон. Его охватила глубокая депрессия. Богатый сын влиятельного отца, брат-близнец офицера, которого во всех сводках с полей сражений называли одним из талантливейших молодых военных. Что же ему оставалось? Кто он такой? Что ждет его? И он сбежал - сбежал от ловушек, подстерегающих его на жизненном пути, чтобы понять, чего он может добиться сам. Это было его - и только его - решение. Он переживал это как личную драму и никому не мог объяснить, что с ним происходит. И его скитания завершились в Сан-Франциско, где шла битва, смысл и цели которой ему были понятны. Где он мог помочь. Пока не вмешался славный воин и все не испортил... Адриан улыбнулся, вспомнив утро после той ужасной ночи в Сан-Франциско. Он тогда напился вусмерть и очнулся в доме одного адвоката на мысе Мендосино, далеко за пределами Сан-Франциско. Он чувствовал себя отвратительно, его рвало. - Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, - сказал ему адвокат из Мендосино, - то можешь добиться куда большего, чем все мы вместе взятые. Черт побери, мой папаша был дворником в мелкой корпорации. И в течение последующих семи лет Адриан старался вовсю. Но он понимал, что все в его жизни только начинается. - Это же конституционное противоречие! Не правда ли, Адриан? - Что? Извини, я не слушал. Что ты говоришь? Студенты, жарко спорящие о чем-то у бара, замолкли. Теперь все глаза устремились на него. - Свободная пресса против предвзятости обвинения, - сказала, запинаясь, девушка с горящими глазами. - Мне кажется, это "серая зона", - ответил Адриан. - То есть тут нет стандартных подходов. В каждом конкретном случае надо выносить конкретное решение. Но молодым показались недостаточными его объяснения, и они загалдели, возобновив спор. "Серая зона". Сайгонский "Корпус наблюдения" тоже был "серой зоной" всего лишь несколько недель назад. В Вашингтоне распространились слухи о группе молодых офицеров, которые постоянно шантажировали рядовых в доках и на складах, требуя от них копий документов на доставляемые и отправляемые грузы. Вскоре после этого, при рассмотрении в суде дела о нарушении антимонопольного законодательства, истец заявил, что документа были украдены из сайгонского офиса корпорации - Другими словами, улики были добыты незаконным путем? Дело пришлось прекратить. В министерстве юстиции заинтересовались, не существует ли связи между этой таинственной группой офицеров, которые выколачивают накладные, и корпорациями, имеющими контракты с Пентагоном. Неужели ли военные зашли настолько далеко? Этого подозрения было достаточно, чтобы направить Джима Невинса в Сайгон. И негр-юрист нашел, что искал. На складе грузового порта в Фантхьете. Там какой-то офицер тайно снимал копии с секретной информации о военных поставках. На офицера нажали, и он во всем признался. Так было раскрыто существование "Корпуса наблюдения". В нем состояли восемь офицеров. Пойманный офицер знал имена только семерых. Восьмой сидит в Вашингтоне. Вот и вей что он знал. Список офицеров открывал Эндрю Фонтин. Ишь ты, "Корпус наблюдения". Остроумные ребята, думай Адриан. То, что нужно этой стране: штурмовики, мечтающие о спасении нации. Семь лет назад в Сан-Франциско брат ни словом не намекнул ему о предстоящей операции, и сирены завыли в Хейт-Эшбери среди ночи. Адриан поступит более великодушно... Он даст Эндрю пять дней. Не будет ни сирен, ни беспорядков... и восьмилетнего тюремного срока не будет. Но доблестному майору Эндрю Фонтину придется расстаться с армией. И хотя работы в Вашингтоне еще было невпроворот, он вернется в Бостон. К Барбаре. Он устал, и ему противно то, что предстоит сделать в ближайший час. Просто мучительно. Ведь как бы там ни было, Эндрю все-таки его брат. Ушли последние гости. Оркестранты складывали инструменты. Официанты убирали столы и подметали лужайку. Небо помрачнело: с наступлением темноты со стороны океана набежали низкие темные тучи. Адриан пересек лужайку и спустился по ступенькам к эллингу. Там его ждал Эндрю: Адриан попросил брата встретиться у стоянки яхт. - С днем рождения, стряпчий! - сказал Эндрю, завидев Адриана. Он стоял у стены эллинга, скрестив руки на груди, и курил. - И тебя, - ответил Адриан, остановившись у края мостков. - Заночуешь? - А ты? - Пожалуй, да. Старик наш что-то плох. - Тогда я не останусь, - заключил майор. Адриан помолчал, хотя знал: брат ждет, что он скажет. Он пока не знал, как начать, поэтому, чтобы выиграть время, огляделся вокруг. - Мы тут с тобой когда-то здорово духарились. - Хочешь удариться в воспоминания? Ты меня для этого сюда позвал? - Нет... Если бы все было так просто. Майор швырнул окурок в воду. - Я слышал, ты уехал из Бостона. Теперь в Вашингтоне? - Да. Ненадолго. Все думаю, когда же мы встретимся. - Вряд ли, - сказал, улыбаясь, майор, - наши пути не пересекаются. Ты работаешь на фирму? - Нет. Можно сказать, консультирую. - Это лучшее занятие для Вашингтона. - В голосе Эндрю послышались нотки презрения. - И кого же ты консультируешь? -Кое-кого, кто весьма и весьма озабочен... - А, группа местных потребителей. Что же, очень мило. - Это прозвучало как оскорбление. - Молодец. Адриан внимательно смотрел на брата. Майор тоже не спускал с него глаз. - Сейчас тебе лучше послушать, Эндрю. Тебе грозит беда. И я тебе не смогу помочь. Просто не смогу. Я хочу тебя предупредить. - О чем это ты, черт возьми? - тихо спросил майор. - Некий офицер в Сайгоне сделал признание нашим людям. У нас есть подробный отчет о деятельности группы восьми офицеров, которые именуют себя "Корпусом наблюдения". Эндрю шарахнулся к стене. Его лицо исказилось, кулаки разжались, снова сжались. Он словно окаменел. - Кто это "мы"? - еле слышно спросил он. - Ты скоро узнаешь. Из судебной повестки. - Повестки? - Да. Повестка будет направлена из министерства юстиции, из управления по проверке деятельности профессиональных служб. Я не стану называть тебе конкретные имена адвокатов, но скажу, что твое имя открывает список членов "Корпуса наблюдения". Мы знаем, что вас восемь. Семь имен нам уже известны. Восьмой работает в Пентагоне. В отделе военных поставок. Мы найдем его. Эндрю неподвижно стоял, прижавшись к стене. Он не шевелился, только желваки ходили под кожей. И снова он заговорил тихим спокойным голосом: - Что же вы натворили? Что вы, сволочи, натворили... - Остановили вас, - просто сказал Адриан. - Да что ты знаешь? Что тебе наплели? - Правду. У нас нет оснований не верить. - Для повестки нужны доказательства. - Нужен вероятный мотив. У нас он есть. - Одно признание? Да это же чушь! - Будут и другие. Но сейчас это не важно. Вам крышка. Эндрю успокоился. Он заговорил, как ни в чем не бывало. - Офицеры недовольны. Во всех гарнизонах офицеры постоянно выражают недовольство! - Но не такими же методами! Граница между недовольством и шантажом отнюдь не зыбкая. Есть вполне четкая грань. И вы ее переступили, - Кого это мы шантажировали? - быстро спросил Эндрю. - Никого! - Вы вели записи, утаивали улики. Намерения очевидны. Все это изложено в показаниях того сайгонского офицера. - Записей не существует! - Перестань! Где-то они спрятаны, - устало сказал Адриан. - Но повторяю: сейчас это не важно. Вам все равно крышка. Майор шевельнулся. Он глубоко вдохнул и расправил плечи. - Послушай меня, - тихо и напряженно произнес он. - Ты сам не понимаешь, что делаешь. Вот ты сказал, что консультируешь каких-то озабоченных чиновников. Мы оба знаем, что это такое. Мы же Фонтины. Они же ни черта не боятся, когда у них есть мы. - Я так не считаю, - вставил Адриан. - Но это так! - закричал майор. И, понизив голос, продолжал: - Тебе незачем объяснять мне, чем ты занимаешься, это уже сделали бостонские газеты. Ты прищучиваешь больших боссов, монополистов, как вы их называете. Что ж, отлично. Ну а что же, по-твоему, делаем мы? Мы тоже их прищучиваем. Если вы разрушите "Корпус наблюдения", вы уничтожите лучшую офицерскую молодежь в армии, вы уберете тех, кто хочет вычистить весь мусор! Не делай этого, Адри. Лучше присоединяйся к нам! Я не шучу. - Присоединиться к вам? - недоуменно переспросил Адриан. И добавил тихо: - Да ты с ума сошел. С чего ты взял, что это хоть сколько-нибудь возможно? Эндрю, не спуская глаз с брата, отошел от стены. - Потому что мы стремимся к одному и тому же. - Нет, - Да ты только подумай! Монополия, исключительное право, исключительные интересы. Ты талдычишь об этом на каждом углу. Я же читал твое заключение по делу "Теско". - Это совсем другое. Одна крупная компания подбирает под себя производство и рынок в какой-то области, где нужен простор для конкуренции. Но вы-то к чему стремитесь? - Ты употребляешь этот термин в отрицательном смысле, потому что ты так его понимаешь. Ладно. Пусть будет так. Но уверяю тебя: на дело можно взглянуть и с другого бока. Монополисты защищают свои интересы. Мы тоже защищаем интересы, только не свои. Нам самим ничего не нужно. Наши интересы - это интересы страны, и у нас огромные возможности. Мы занимаем такое положение, что можем что-то сделать. И я это делаю. Ради всего святого, не мешай мне! Адриан отвернулся и отошел от брата по влажным скользким мостикам эллинга, уходящим в открытое море. Волны прибоя били в опоры эллинга. - Ты, Энди, красиво излагаешь. Ты всегда был очень красноречивым, самоуверенным и упрямым, но теперь это не сработает. - Он взглянул на майора. - Ты вот говоришь, что вам ничего не надо. Думаю, что надо. Нам обоим что-то надо. Но то, чего хочешь ты, пугает меня. Я очень хорошо представляю себе, что в твоем понимании является "достойным". И, честно говоря, меня это страшно пугает. Этого твоего заявления о "лучших молодых офицерах", берущих под свой контроль военную промышленность страны, достаточно, чтобы я побежал в библиотеку конгресса и перечитал нашу Конституцию! - Это дурацкая болтовня! Ты же их даже не знаешь! - Я знаю, какими методами они действуют - и ты вместе с ними. И если тебе будет от этого легче, то, что ты сделал тогда в Сан-Франциско, было не лишено смысла. Мне это очень не понравилось, но я воздаю тебе должное. - Адриан стал возвращаться по мосткам. - Сейчас ты просто потерял голову, поэтому я тебя и предупреждаю. Постарайся спасти свою шкуру. Постарайся как можно изящнее выйти из игры. - Ты меня не запугаешь, - зло сказал Эндрю. - У меня лучший послужной список среди офицеров. А ты кто такой? Получил какое-то вшивое признание от офицеришки, сбрендившего под бомбежкой в зоне боевых действий. Чушь собачья! - Ну, тогда я тебе скажу открытым текстом. - Адриан остановился у открытой двери эллинга и повысил голос. - Через пять дней - в следующую пятницу, чтобы быть точным, - будет подписана повестка военной коллегии. До конца недели будут обсуждаться способы урегулирования. Тут есть что обсуждать. Но одно условие окончательно. Тебя отправят в отставку. Всех вас. Майор метнулся вперед, замер на краю мостков, словно собираясь прыгнуть на своего врага. Он сдержался; отвращение и ярость накатывали на него волнами. - Я бы... мог... убить тебя, - прошептал Эндрю. - Я тебя презираю. - Я так и думал, - ответил Адриан, зажмурился и устало потер глаза. - Отправляйся лучше в аэропорт, - продолжал он, глядя на брата. - Тебе многое предстоит сделать. Я предлагаю тебе начать с так называемых улик, которые вы припрятали. Мы знаем, что вы их копили года три. Передайте их куда следует. В злобном молчании майор проскочил мимо Адриана и в два прыжка оказался на лестнице. Он побежал вверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Адриан поспешно взбежал за ним и окликнул брата, когда тот уже шел по лужайке: - Энди! Майор остановился. Но не обернулся, не ответил. И юрист продолжал: - Я восхищаюсь твоей выдержкой и силой. Всегда восхищался. Как восхищался и силой отца. Ты его частица, но ты - это не весь он. Ты кое-что упустил, и я хочу, чтобы мы поняли друг друга. Ты воплощаешь собой все, что я считаю опасным. И полагаю, это означает, что я тебя тоже презираю. - Мы поняли друг друга, - ровным голосом сказал Эндрю. И пошел к дому. Глава 19 Музыканты и официанты ушли. Эндрю отвезли в аэропорт "Ла Гардия". Он спешил на девятичасовой самолет в Вашингтон. После отъезда брата Адриан еще полчаса пробыл на пляже в полном одиночестве. Наконец он вернулся в дом, чтобы поговорить с родителями. Он сказал, что хотел сначала переночевать, но теперь решил тоже уехать. Ему надо возвращаться в Вашингтон. - Что же ты не поехал с братом? - спросила Джейн. - Сам не знаю, - ответил Адриан тихо. - Как-то не подумал. Они попрощались. Когда он ушел, Джейн вышла на террасу, держа в руках доставленное священником письмо. Она протянула его мужу, не сумев скрыть тревоги. - Вот, тебе принесли. Часа три назад. Священник. Сказал, что он из Рима. f Виктор молча взглянул на жену, его молчание было красноречиво. Потом он спросил: - Что же ты не отдала мне его раньше? - Потому что сегодня день рождения твоих сыновей. - Они чужие друг другу, - ответил Фонтин, бери конверт. - Они оба - наши сыновья, но они очень не похожи. - Скоро все будет по-другому. Вот кончится война... - Надеюсь, что ты права, - ответил Виктор, вскрыл конверт и достал письмо. Несколько страниц мелкого, но разборчивого почерка. - У нас есть знакомый по имени Альдобрини? - Как? - Гвидо Альдобрини. Письмо от него. - Фонтин показал ей подпись на последней странице. - Что-то не припоминаю, - сказала Джейн, садясь на стул рядом с мужем и глядя на мрачное вечерне небо. - Ты разберешь? Темнеет... - Ничего, света достаточно. - Виктор сложил страницы по порядку и начал читать: "Синьор Фонтини-Кристи! Вы меня не знаете, хотя много лет назад мы встречались. Я заплатил за ту встречу лучшей частью своей жизни. Более четверти века я провел в Трансваале в заточении за совершенный мною мерзкий поступок. Я и пальцем вас тогда не тронул, но наблюдал за происходящим и не возвысил свой голос о милосердии, что было недостойным и греховным делом. Да, синьор, я был в числе тех священников, которые под водительством кардинала Донатти появились на рассвете в Кампо-ди-Фьори. Ибо мы поверили, что совершаем благое деяние ради сохранения Христовой Матери-Церкви на земле; кардинал уверил нас, что нет ни законов Божьих или людских, ни милосердия, могущих встать между нашими деяниями и священной обязанностью защитить Божью Церковь. Наш священнический долг и монашеские обеты о послушании - не только нашим руководителям, но и высшему авторитету совести - были извращены всесильным кардиналом Донатти. Я провел эти двадцать пять лет, силясь все осмыслить, но это уже другой рассказ, неуместный здесь. Надо было знать кардинала лично, чтобы понять. Я лишен сана. Недуги, подстерегающие человека в африканских джунглях, уже заявили о себе, и, благодарение Господу, я не убоюсь смерти. Ибо я отдал всего себя покаянию. Я замолил свои грехи и терпеливо дожидаюсь суда Господа. Но, прежде чем я предстану пред очи нашего Господа, я бы хотел довести до вашего сведения информацию, утаить которую будет не меньшим грехом, чем тот, за который мне уже воздалось. Дело Донатти продолжается. Некий человек, один из трех священников, лишенных сана и отправленных за решетку по приговору гражданского суда за нападение на вас, вышел на свободу. Как вам должно быть известно, Другой покончил с собой, третий умер от болезней в тюрьме. Человек же, уцелевший и вышедший из тюрьмы по причинам мне неведомым, вновь посвятил себя поиску пропавших рукописей из Салоник. Я сказал - по причинам мне неведомым, ибо кардинал Донатти был скомпрометирован и не пользовался доверием в высших кругах Я Ватикана. Греческие документы не в силах поколебать устои Святой Матери-Церкви. Божественное откровение не может быть оспорено писаниями руки смертного, Сей лишенный сана священник называет себя Энричи Гаэтамо. Он упорствует в ношении сутаны, которую апостольским указом ему запрещено надевать. По моему разумению, годы, проведенные им в исправительном учреждении, ни в малой степени не способствовали просветлению его души и не указали ему пути милостивого Христа. Напротив, сколько я мог судить, он представляет собой новое воплощение Донатти. Его следует опасаться. В настоящее время он прилагает усилия, чтобы добыть хоть малейшие крупицы сведений о поезде из Салоник, отправившемся в путь тридцать три года тому назад. Он уже объездил большую территорию, начал с сортировочной станции в Эдесе, побывал на Балканах, обследовал все железнодорожные пути в районе Монфальконе вплоть до северных пределов Альп. Он разыскивает всех, кто ко