а. Потом какое-то время снова молча слушал. - Бог мой! Нет! - воскликнул он и, все еще находясь в полушоковом состоянии, слабо добавил: - Да, сэр... Я не думаю, что он действительно сделал все то, о чем вы сказали. Сейчас я вернусь в отель и буду ожидать дальнейших указаний. Но вам все-таки лучше передать это дело кому-нибудь другому: мне остался всего один месяц, сэр... Я понимаю... Всего пять дней, сэр. - Положив трубку, он повернулся к "гарему" Хаукинза. К этим четырем великолепным парам грудей, зовущих и не поддающихся описанию. - Мы больше не нуждаемся в вашей помощи, леди. А вот Хаукинзу она еще может понадобиться. - Со службой "Тысяча шестьсот", майор, - произнес, расхаживая по гостиничному номеру "Беверли-Хиллз", молоденький лейтенант, в котором, на взгляд Сэма, было еще много мальчишеского, - вы будете поддерживать связь только через меня. Можете называть меня Лоудстоун, майор, и прошу не упоминать по телефону ничьих имен. - Лейтенант Лоудстоун, "Тысяча шестьсот". Звучит красиво, - сказал Дивероу, наливая себе еще один бурбон. - Я бы посоветовал быть полегче с выпивкой. - А почему вам самому не слетать в Китай? Вместо меня, хочу я сказать? - Вам предстоит долгий-долгий полет. - Вовсе нет, если его проделаете вы. - В каком-то отношении я и сам был бы не прочь отправиться туда. Вы представляете себе, что это такое - семьсот миллионов потенциальных покупателей? И я, попятно, хотел бы получить от вас кое-какие сведения об этом рынке. - От кого? - Речь идет всего-навсего о скрытом, так сказать, наблюдении. - О!.. Скрытое наблюдение!.. А почему бы вам самому не взглянуть... - Какие у нас там возможности? - Лейтенант стоял у окна со сцепленными за спиной руками. - Ну вот и летите туда, ради Бога! Через тридцать два дня мне позволят наконец покинуть этот Диснейленд, и посему я не желаю менять свою форму на какой-то китайский халат. - Боюсь, что я полететь не смогу, сэр. "Тысяча шестьсот" сейчас нуждается в прокитайских настроениях. Хлопанье дверьми ушло в прошлое. Оно превращается в органную музыку в Дэннеморе... Черт! - Повернувшись от окна, лейтенант подошел к письменному столу, на котором лежало с полдюжины фотографий размера пять на семь. - Здесь все, что вам надо, майор. Они, правда, немного смазанные, но тот, кто нам нужен, вполне различим! И теперь он, конечно, не сможет ничего отрицать. Взглянув на покрытые пятнами, но все же вполне сносные снимки, переданные из Пекина по фототелеграфу, Сэм спросил: - Он почти готов, не так ли? - Отвратительно! - рассматривая фотографии, поморщился лейтенант. - Тут и говорить нечего. - Если не исключить того, что... Сэм подошел к креслу и уселся в него с бурбоном в руке. Лейтенант последовал его примеру. - Главный следователь генеральной инспекции в Сайгоне вышлет вам свои доклады, в которых, сами увидите, полно грязи, прямо в Токио, а вы захватите их с собой в Пекин. - Молодой офицер улыбнулся своей искренней улыбкой. - На тот случай, если вам понадобится вбить в гроб последний гвоздь. - А вы прекрасный парень, лейтенант! - сделал большой глоток бурбона Сэм. - Вам хоть известно, кто ваш отец? - Не надо переходить на личности, майор. Речь идет об оперативном задании, где у каждого из нас своя миссия. Но оно - только часть... - Не надо повторяться... - ...смелого плана, - глотая слова, продолжал лейтенант. - Извините, если что не так. Впрочем, если вы действительно намерены сводить все к личности, то чего вам еще надо? Этот человек - маньяк. Опасный и эгоистичный сумасшедший, вносящий повсюду сумятицу. - Я юрист, лейтенант, - покачал головой Сэм, - а не ангел мести. Ваш маньяк уже внес свой вклад в осуществление других не менее смелых планов. И за ним стоит много людей... С восемью... то есть, хотел я сказать, с четырьмя из них я встречался сегодня. Сэм замолчал и, посмотрев в свой опустевший стакан, подумал о том, куда это так быстро исчез бурбон. - Все это - в прошлом, - уверенно произнес лейтенант. - Что именно? - Больше никто не станет поддерживать его. - Ну и что? Разве он политик? Сэм решил, что ему необходима новая порция горячительного: он не мог больше выносить эту скотину. - Он помочился на наш флаг! На звезды и полосы! - И что, попал? - Мы посылаем вас в Китай, - не отвечая на вопрос, продолжал Лоудстоун, - самым быстрым способом... "Фантом", сделав всего две остановки - в Джоно и па .Алеутах, - доставит вас с севера в Токио, откуда вы вылетите в Пекин на транспортном самолете. Все необходимые для вас бумаги из Вашингтона я привез с собой. - Мне не нравятся китайские блюда, и, в частности, я ненавижу блинчики с начинкой, - пробормотал в стакан с бурбоном Дивероу. - Мне кажется, вам лучше отдохнуть, сэр... Уже почти одиннадцать, а мы должны выехать на воздушную базу в четыре утра. Вы полетите на рассвете. - Хотел бы я сказать такое же кому-нибудь: столь здорово звучит все это. Пять часов на сон. И вы будете сидеть все это время в холле, а не здесь. - Сэр? - по-петушиному наклонил голову молодой человек. - Я намерен отдать вам приказ, - заявил Сэм. - Убирайтесь отсюда! Я не желаю видеть вас больше - до тех пор, пока вы не явитесь привязывать к моим чемоданам бирки. - Что? - Проваливайте-ка ко всем чертям! - Сэм что-то вспомнил, и его слегка мутные глаза засмеялись. - Знаете, кто вы, лейтенант? Самое настоящее дерьмо. Теперь мне ясно, что это такое! Четыре часа... Ему стало интересно. Что ж, попробовать стоило. Но сначала надо выпить. Он налил себе спиртного и подошел к письменному столу. Бросив взгляд на присланные из Пекина снимки, рассмеялся. Да, что там говорить, этому сукину сыну в изобретательности не откажешь. Однако Сэм не собирался рассматривать фотографии. Открыв один из ящиков стола, он достал из него свой блокнот. Листая страницы, попытался собраться, чтобы разобрать свой собственный почерк. Затем, подойдя к стоявшему возле кровати телефону, набрал девятку, а вслед за тем - записанный в блокноте номер. - Алло! - услышал он мягкий, словно цветы магнолии, голос, и ему почудилось, что он слышит запах цветущего олеандра. - Миссис Гринберг? - проговорил Сэм. - Это Сэм Дивероу... - Как дела, майор? - живо спросила Регина, не скрывая своего удовольствия по поводу того, что ей позвонил мужчина. - Мы все гадали, кому из нас вы позвоните первой. И я весьма польщена, майор. Ведь я как-никак старшая по званию. И я действительно тронута. Потягивая бурбон, Сэм подумал о том, что ее мужа, по всей вероятности, нет дома, и воспоминание о ее вызывающей полупрозрачной рубашке обдало его теплой волной. - Вы очень любезны, миссис Гринберг. Дело в том, что довольно скоро я улетаю, и весьма далеко. За моря и горы, и далее через моря и острова... - Боже, он не представлял, как бы получше рассказать ей об этом. Он не был даже уверен в том, имел ли право звонить ей. Однако бурбон делал свое дело. - Это секрет... Совершенно секретная миссия... И мне предстоит разговор с... вашим тезкой. - Ясно, мой милый! И, конечно, вы не упустите шанса и зададите ему все эти столь важные государственные вопросы. Я понимаю вас, поверьте. - У меня несколько вопросов, и один из них - совершенно приватный... - Все как всегда. Полагаю, я смогу помочь правительству в его щекотливом положении. Вы остановились в "Беверли-Хиллз"? - Да, мадам, номер восемьсот двадцать... - Подождите немного... - И хотя миссис Гринберг, по всей видимости, прикрыла трубку рукой, Сэм услышал, как она сказала: - Мэнни, я должна ехать в город по срочному государственному делу! Глава 5 - Майор! Майор Дивероу! Ваша телефонная трубка лежит не на месте. Непрекращающийся громкий стук в дверь сопровождался гнусавыми криками Лоудстоуна. - Боже всемогущий, что это такое? - спросила Регина Гринберг Сэма, толкая его под одеялом. - Это напоминает мне несмазанный поршень. Не выспавшийся, страдающий с похмелья Дивероу с трудом открыл глаза. - Это, дорогая, хозяйка Тарзаны, - принялся объяснять он, - голос злого человека, одного из тех, что выплывают на поверхность, когда вздрагивает земля... - Ты знаешь, какой сейчас час? - продолжала возмущаться Регина. - Позови работающих в гостинице полицейских! - Не надо, - неохотно вылезая из постели, ответил Сэм. - Если я поступлю так, то этот джентльмен вызовет Объединенный комитет начальников штабов. Мне кажется, они до смерти боятся его. Они профессиональные убийцы, а он, так сказать, их глашатай. Прежде чем Дивероу смог полностью прийти в себя, его одели, посадили в машину и увезли. Затем какие-то люди, предварительно накричав на него, втащили его в самолет. В Китае улыбались все. Правда, как заметил Сэм, Улыбались больше губами, нежели глазами. В пекинском аэропорту его ожидала посольская машина, сопровождаемая двумя китайскими армейскими машинами с восемью армейскими офицерами. Улыбались все, даже машины. Встречавшие Сэма два атташе посольства заметно нервничали, Им не терпелось вернуться в миссию, поскольку никто из них не чувствовал себя спокойно в окружении китайских военных. Наверное, именно поэтому оба дипломата предпочли больше разговаривать о погоде, кстати, довольно пасмурной и унылой. И когда Сэм все же заговорил о Маккензи Хаукинзе, - а он не видел причин, запрещающих беседовать на эту тему, поскольку чувствовал себя как дома, - оба атташе вдруг потеряли дар речи и только трясли головами, указывая пальцами на проносящиеся за окнами машины пейзажи. А потом вдруг ни с того ни с сего принялись хохотать. В конце концов, Сэм понял: дипломаты убеждены в том, что их беседа прослушивается, - и принялся совершенно беспричинно смеяться вместе с ними. Если автомобиль и на самом деле снабжен электронной техникой, думал Дивероу, то человек, который в данный момент слушал их, должен представить себе трех взрослых идиотов, передающих друг другу комиксы непристойного содержания. Путь до посольства показался Сэму по крайней мере странным, его же получасовая встреча с послом в здании миссии на площади Славного Цветка и вовсе выглядела нелепой. Атташе, все так же продолжая хихикать, ввели Сэма в посольство, в холле которого его торжественно приветствовала целая группа стоявших там с серьезными лицами сотрудников. У него даже мелькнула мысль о том, что, наверное, с таким же видом служащие зоологической лаборатории, неуверенные в своей безопасности, рассматривают только что привезенное и вызывающее у них интерес новое животное. Затем Сэма быстро повели по коридору к какой-то массивной двери, за которой, по всей видимости, размещался кабинет посла. Как только Сэм перешагнул порог, посол быстро пожал ему руку, одновременно проведя пальцами свободной руки по своим слегка подрагивающим усам. Один из сопровождавших Сэма атташе достал из кармана сканер размером с сигаретную коробку и принялся размахивать им возле окон, словно благословляя стекло. Посол наблюдал молча за своим сотрудником. - Я не могу быть уверенным, - произнес наконец атташе. - Почему? - спросил глава миссии. - Сгрелка слегка качнулась, но причиной этого может быть и громкая речь на площади. - Черт, нам пора уже иметь более совершенную аппаратуру. Подготовьте соответствующие бумаги на этот счет в Вашингтон... - Подхватив Сэма под руку, посол повел его назад к двери. - Идемте со мной, генерал! - Я майор... - Прекрасно! Посол вывел Сэма из кабинета и подвел его к другой двери, на противоположной стороне коридора, которую тут же и открыл. Он первым спустился по довольно крутым ступенькам в огромный подвал с единственной электрической лампочкой на стене. Посол зажег ее и мимо выстроенных в ряд корзинок провел Сэма к двери и едва видимой стене. Дверь оказалась довольно тяжелой, и послу пришлось даже упереться ногой в цементную стену, чтобы открыть ее. Это был вход в давно не использовавшийся холодильник, служивший теперь винным погребом. Войдя в помещение, посол зажег спичку. На одном из выступов стены стояла сожженная наполовину свеча. Дипломат поднес спичку к фитилю, и вспыхнувшее пламя затрепетало по стенам и выступам. Про себя Сэм заметил, что хранившееся здесь вино далеко не из лучших. Увлекая за собой Сэма, посол прошел чуть назад и закрыл, правда не совсем плотно, тяжелую дверь. Аристократические черты его худого лица казались еще более строгими в неверном свете свечи. - При виде нас, - виновато улыбнулся он, - у вас может сложиться впечатление, что вы имеете дело с параноиками. Но, уверяю вас, это далеко не так! - Ну что вы, сэр! Здесь очень уютно и спокойно... В следующие тридцать минут он получил предназначенные для него последние инструкции, присланные правительством. И получил их во вполне подходящем для этого месте: в глубоком подземелье, населенном червями, которые никогда не видели дневного света. Дивероу покинул посольство с кейсом в руках. Чувствовал он себя не очень уверенно. И не успел выйти из белой стальной двери, как наткнулся на поприветствовавшего его китайского офицера, стоявшего в футе от дорожки. Только сейчас Сэм увидел "вещественные доказательства" тарана - лежавшие на газоне разбитые доски и несколько железных уголков. - Меня зовут Лин Шу, майор Дивероу, - улыбнулся находившийся за пределами американской территории офицер. - Я буду сопровождать вас к генерал-лейтенанту Хаукинзу. Моя машина к вашим услугам! Сэм уселся на заднее сиденье армейской машины и, откинувшись на спинку, положил кейс на колени. В отличие от нервных американцев, для Лин Шу не существовало запретных тем. И уже скоро разговор перешел на Маккензи Хаукинза. - Генерал Хаукинз, - покачивая головой, заявил Лин Шу, - в высшей степени неустойчивая личность... У меня складывается такое впечатление, что он вообще находится во власти каких-то потусторонних темных сил. - Кто-нибудь пытался поговорить с ним с позиции, так сказать, разума? - спросил Дивероу. - Да, я пробовал сделать это сам. В довольно мягкой форме старался убедить его... - Но успеха не добились, как я догадываюсь? - Что мне сказать вам? Он напал на меня, что само но себе не укладывается ни в какие рамки! - И вы хотите устроить в связи с этим настоящее судилище? Посол сообщил мне, что вы непреклонны в своем намерении... Процесс или бесконечные хаззераи! - Что означает последнее слово? - С иврита оно переводится как "затруднения". - Вы не похожи на еврея... - Так как насчет процесса? - перебил китайца Сэм. - Обвинение сводится к нападению на вас? - О нет! Это несовместимо с нашей философией. Мы не чураемся физических страданий, поскольку только через борьбу и страдания человек обретает настоящую силу... Лин Шу снова улыбнулся, но почему, этого Дивероу так и не смог понять. - Генерал будет осужден, - продолжал китаец, - за преступления против нашей родины... - Расширительное толкование реального поступка, - спокойно резюмировал Сэм. - Все намного сложнее, - возразил Лин Шу, и улыбка исчезла с его лица, выражавшего теперь покорное смирение. - Ему инкриминируется варварское глумление над национальной святыней, которую можно сравнить с вашим Мемориалом Линкольна. Он уже, как вы знаете, сумел однажды выйти сухим из воды. На украденном грузовике врезался в статую на площади Сон Тай. И поэтому обвиняется сейчас в осквернении великих произведений искусства. Ведь статуя, на которую он наехал на грузовике, выполнена по эскизам жены председателя. И в тот раз не могло быть и речи ни о каких наркотиках. Его видели многие дипломаты. Наделал он шума на площади Сон Тай! - Он заявит о смягчающих обстоятельствах. - В случае с нападением на меня это вряд ли поможет. - Понятно. - И хотя на самом деле Сэм ничего не понял, не было никакого смысла продолжать.- На сколько он тянет? - Что значит "тянет"? - Я имею в виду, сколько лет тюрьмы грозит ему? - Приблизительно четыре тысячи семьсот пятьдесят лет. - Что? С таким же успехом вы могли бы приговорить его к смертной казни! - Жизнь в глазах нашего народа священна. Каждое живое существо может внести свой вклад в общее дело. Даже такой закоренелый преступник, каким является ваш империалистический маньяк генерал. Он мог бы принести много пользы, работая в Монголии. - Подождите! - произнес Дивероу, повернувшись так, чтобы смотреть Лин Шу прямо в лицо. Он не был уверен, но ему показалось, будто с переднего сиденья донесся металлический звук, какой обычно издает снимаемый револьверный предохранитель. Сэм решил не думать об этом: так будет лучше, - и снова обратился к Лин Шу. - Но это же идиотизм! - воскликнул он. - Подумайте, о чем вы говорите: четыре тысячи лет... Монголия! Лежавший на коленях Сэма кейс упал на пол машины, и американцу снова послышался лязг металла. - Давайте поговорим серьезно, - продолжал он, поднимая кейс и чувствуя, как его охватывает волнение. - Законом предусмотрены наказания за совершенные преступления, - сказал Лин Шу. - И ни одно правительство какой бы то ни было державы не имеет права вмешиваться во внутренний порядок любой другой страны. Это непреложная истина. Хотя в данном, весьма специфическом случае возможны варианты. Прежде чем ответить, Сэм сделал довольно большую паузу, наблюдая за тем, как хмурое выражение на лице Лин Шу медленно уступает место его прежней вежливой, но в то же время совершенно лишенной какого бы то ни было чувства улыбке. - Могу я из сказанного вами заключить, - спросил он, - что речь может пойти о решении этого дела без суда? - Как это - без суда? Каким образом? - снова нахмурился китаец. - В результате компромисса. Ведь мы говорим именно об этом, не так ли? Лин Шу позволил себе перестать хмуриться. Сменившая угрюмость улыбка была искренней ровно настолько, насколько Дивероу мог себе это представить. - Если угодно, то да. Компромисс возможен, но при одном условии. - При соблюдении которого, возможно, срок тюремного заключения в Монголии в четыре тысячи лет будет несколько сокращен? - Не исключаю этого, если только вам удастся то, что явилось камнем преткновения для других. В конце концов, стремление к компромиссам у нас в крови... - Я надеюсь, вы знаете, что говорите. Ведь Хаукинз - наш национальный герой. - Как и Спиро Ейгару, майор! Ваш президент сам сказал об этом... - И что бы вы могли предложить? Отменить процесс? Лин Шу перестал улыбаться, и Сэму показалось, что сделал он это намеренно. - Это не в наших силах. О процессе уже объявлено, о нем уже знают и за границей... - Чего вы хотите: сохранить лицо или продавать бензин? - откинувшись назад, спросил Сэм, а сам подумал, что китаец вовсе не желает никаких компромиссов. - Немного и того и другого. Ведь это и есть компромисс? - Хотелось бы узнать, что это значит - ваше "немного". При условии, если я уговорю Хаукинза быть благоразумным. - В случае вашего успеха речь непременно пойдет о сокращении срока, - в который УЖ раз улыбнулся Лин Шу. - С четырех тысяч лет до двух с половиной? В милосердии вам не откажешь. Давайте-ка поговорим лучше об условном освобождении. Я допускаю такую возможность. - Но каким образом? - Объясню вам это чуть позже, уверен, вам понравится мое предложение. А пока дайте мне нечто реальное, с чем бы я мог заставить Хаукинза пойти на уступку. Сэм постучал пальцами по кожаной поверхности своего кейса. Это был дешевый прием, который тем не менее, часто расслаблял противника и делал его более сговорчивым. - Судебный процесс у нас может проходить по-разному, - ответил китаец. - Иногда он бывает долгим, несколько декоративным, сопровождаемым исполнением всевозможных ритуалов. Или, наоборот, быстрым, без всяких там лишних атрибутов. Иначе говоря, правосудие вершится и за три месяца, и за три часа. Я предлагаю последний вариант... - ...предусматривающий освобождение Хаукинза, - завершил фразу Сэм. - Я покупаю это. Подобное решение - именно то, что действительно побудит меня поработать как следует. Считайте, что мы заключили сделку. - Поскольку дело касается освобождения, вам надлежит обставить все в лучших адвокатских традициях. - Все будет как надо. Вы не только сохраните свое лицо и продадите бензин, но и продемонстрируете, сколь вы сильны, надолго став героями мировой прессы. И все это - одновременно. Что может быть лучше? Лин Шу улыбнулся. Сэм подумал было о том, не скрывается ли за этой улыбкой что-то более значительное. Но все тот же Лин Шу от подобных мыслей тотчас отвлек его, начав задавать самые различные вопросы и сам же отвечать на них, не давая Сэму открыть рта. - И в самом деле, что может быть лучше этого? - вновь спросил Лин Шу и сам же ответил: - Только изгнание генерала Хаукинза из Китая! - Какое совпадение! Это вполне приемлемое условие его освобождения. - В самом деле? - произнес Лин Шу, глядя прямо перед собой. - Мы договоримся с вами, - несколько задумчиво сказал Сэм. - Но меня по-прежнему беспокоит Брэнд Икс. Глава 6 Камера хорошо просматривалась через стеклянное окошечко в тяжелой стальной двери. В ней размешались европейского типа кровать, письменный стол, вмонтированное в потолок освещение, две лампы - на столе и у кровати - и большой ковер на полу. Справа зиял проем - вход в маленькую ванную, на левой стене была оборудована горизонтальная вешалка для одежды. Комната имела десять футов в ширину и двенадцать - в длину, но находившиеся в ней предметы выглядели намного больше, нежели Сэм представлял себе. Не было в камере только одного - самого Маккензи Хаукинза. - Вы сами убедились, - сказал Лин Шу, - насколько мы внимательны и сколь удачно обустроено жилище генерала! - Все прекрасно, - ответил Сэм, - за исключением того, что я не вижу самого генерала. - Он там, - улыбнулся Лин Шу и спокойно продолжал: - Это он так развлекается. Услышав шаги, прижимается к двери. Охрана уже два раза попадалась на эту уловку и довольно неудачно входила в камеру. Но, к счастью, среди работающих здесь есть и такие, кто превосходит в силе самого Хаукинза. Кроме того, теперь все смены предупреждены об особенностях поведения генерала. Что же касается пищи, то ее ему дают через окошечко. - Он все еще никак не угомонится, - усмехнулся Сэм. - В общем, это весьма неординарная личность... - Еще бы! - с оттенком некоторой загадочности кивнул головой Лин Шу, подходя к вделанному под окошечком кругу и нажимая на красную кнопку. - Генерал Хаукинз!.. Покажитесь, пожалуйста, генерал!.. Это я, Лин Шу, ваш добрый товарищ... Я знаю, что вы стоите за дверью! - Встань вверх задницей, косоглазый! Отдернув руку от кнопки, Лин Шу взглянул на Сэма. - В вежливости вашему генералу не откажешь! - Затем, снова повернувшись к двери и нажав на кнопку переговорного устройства, он произнес; - Генерал, со мной ваш соотечественник, представитель вашего правительства. Он из вооруженных сил вашей страны... - Тебе бы лучше проверить ее сумку, а то, может быть, заглянуть и под юбку! Смотри, как бы вместо губной помады у нее не оказалась бомба! - проревел из-за двери невидимый генерал. Лин Шу в замешательстве снова повернулся к Дивероу. Сэм, мягко отстранив китайца, сам нажал на кнопку и громко сказал: - Ну, ты, куриный хахаль, покажи свою волосатую задницу, которую ты называешь рожей, а не то я подорву тебя к чертовой матери, сукин сын! Кстати, тебе привет от Регины Гринберг! В окошке медленно появилась огромная, стриженная под ежик голова Маккензи Хаукинза. Между зубов торчала полусжеванная сигара. В широко открытых, налитых кровью глазах виднелось неподдельное любопытство, которое генерал напрасно старался скрыть. - Что такое? - удивленно открыл рот Лин Шу. - Что вы говорите? - Это один из самых секретных военных паролей, - ответил Дивероу, - который мы используем только в исключительных случаях. - Я не буду мешать вам, - молвил китаец. - Это было бы невежливо. Если вы нажмете вот на эту ручку рядом с окошком, генерал сможет увидеть вас. А когда вы решитесь, я впущу вас к нему в камеру. Сам же я останусь здесь. Нажав на указанную ему ручку, Сэм услышал металлический лязг и почти сразу вслед за тем увидел косящегося на него и все еще озлобленного генерала. У Дивероу было такое ощущение, будто Хаукинз рассматривает нечто совершенно непристойное и к тому же малозначащее, каковым, судя по всему, являлся в глазах заключенного не кто иной, как он, Сэм Дивероу, жертва ошибки военных. Тем не менее, он кивнул Лин Шу, и тот, протянув обе руки к двери, дернул ее на себя одной рукой и попридержал другой. Когда тяжелая стальная дверь открылась, Сэм шагнул в камеру навстречу летевшему на него огромному кулаку, который пришелся ему прямо по левому глазу. Удар достиг своей цели: комната, земной шар, а затем и вся Галактика завращались с невиданной скоростью и вслед за тем раскололись на сотни тысяч осколков ослепительно белого света. Перед тем как ощутить сильную боль в голове и особенно в глазу, Сэм почувствовал на своем лице мокрое полотенце. Ему показалось все это странным. Протянув руку к голове, он убрал полотенце и прищурился. И первое, что увидел, был белый потолок. Висевшая посередине него лампа причиняла боль, причем больше всею его беспокоил левый глаз. Поняв, что лежит на кровати, Сэм повернулся на бок и сразу все вспомнил. Хаукинз сидел за письменным столом, заваленным документами и фотоснимками, и читал сложенные в стопку бумаги. Чтобы убедиться в том, что его кейс валяется где-то рядом с Хаукинзом, Сэму вовсе не надо было поворачивать раскалывавшуюся от боли голову. Но он все же сделал это и обнаружил чемоданчик, как и предполагал, у ног генерала. Естественно, открытый и пустой. Его же Одержимое лежало перед генералом. Сэм прочистил горло. Ни о чем другом он и не мог помышлять. Хаукинз взглянул на него, и выражение его лица даже с большой натяжкой нельзя было назвать любезным. На нем отсутствовал какой бы то ни было намек на доброжелательность, которая обычно отличает товарищей по оружию. - Это ты, говнюк ничтожный, занимаешься этим? С трудом усевшись на кровати, Сэм осторожно потрогал левый глаз, которым он видел довольно плохо. - Конечно, меня можно назвать и дерьмом, генерал. Но в один прекрасный день я надеюсь доказать вам, что я далеко не такое ничтожество, как вы это предполагаете... Боже мой, до чего же больно! - Ты хочешь мне что-то доказать? - кивнув на лежавшие перед ним бумаги, цинично усмехнулся Хаукинз. - Зная, кто я? Ты смешной парень, пойми это. - Ваша манера разговаривать столь же допотопна, как и вы сами, - пробормотал Сэм, поднимаясь с кровати и с трудом сохраняя равновесие. - Вам нравится то, что вы читаете? - Да это какая-то летопись! По всей видимости, они собираются ставить обо мне еще один фильм! - Если и так, то только в Ливенуорсе, в тюремной прачечной. Вы ведь слишком лакомый кусочек. - Указав на повешенное на дверь и закрывавшее окошко одеяло, Дивероу поинтересовался: - Это имеет какой-то смысл? - Да, поскольку смущает их. Восточный ум отличают два ярко выраженных пунктика, которые непосредственно воздействуют на него: смущение и замешательство. Глаза Хаукинза стали спокойными. Но то, что он сейчас сказал, удивило Дивероу. Возможно, это была просто его манера выражаться, но не исключено также, что за этими словами скрывалось глубокое знание. В любом случае подобная фразеология оказалась неожиданной. - Мне кажется, все это бессмысленно. Ведь комната прослушивается, черт побери! Все, что им надо для того, чтобы слышать каждое произнесенное в камере слово, гак это нажать на красную кнопку! - Ты не прав, солдат, - поднимаясь со своего кресла, ответил Хаукинз. - Если ты, конечно, солдат, а не штатская крыса. Иди сюда. Хаукинз шагнул к висевшему на двери одеялу и завернул один угол направо, затем другой - налево. На обоих открывшихся взору участках стены находились небольшие отверстия, бросавшиеся в глаза исключительно из-за заткнутой в них мокрой туалетной бумаги. Отпустив оба конца одеяла, Хаукинз указал еще на шесть таких же затычек из все той же туалетной бумаги, по две и каждой стене - вверху и внизу, и усмехнулся своей напоминающей растянутую кожу улыбкой. - Я изучил эту камеру буквально сантиметр за сантиметром и заткнул все микрофоны, убедившись предварительно в том, что не пропустил ни одного. Да, в хитрости этим обезьянам не откажешь. Один из них они укрепили прямо над моей подушкой, на случай, если я буду разговаривать во сне. И обнаружить его было труднее всего. Не очень охотно, но Сэм все же кивнул в знак одобрения. И тут же подумал о том, что казалось ему само собой разумеющимся. - Но если вы заблокировали все микрофоны, они могут прийти в камеру и выгнать нас отсюда. Вы должны это понимать. - Тебе следовало бы лучше соображать, - возразил генерал. - Электронное оборудование в закрытых помещениях имеет только один выход. Сначала они вообразят, что в системе произошло короткое замыкание на выяснение чего у них уйдет около часа - если они, конечно, не вздумают ломать стены, а попытаются определить повреждение с помощью сенсоров. И данное обстоятельство будет смущать их. Затем, если они поймут, что дело не в короткое замыкании, а в затычках, то придут в замешательство. Помнишь, я говорил о двух пунктиках? Так вот, в течение часа они будут думать над тем, как им вытащить нас куда-нибудь еще, не допустив при этом ошибки. Таким образом, у нас в запасе как минимум два часа. И поэтому постарайся-ка хорошенько объяснить мне все за остающееся в нашем распоряжении время. Дивероу вполне отчетливо сознавал, что ему просто необходимо "хорошенько объяснить все". Хаукинз был профессионалом, Сэм же не имел пристрастия к противоборству. И не только к физическому, но, как он начинал теперь подозревать, и к умственному. - Вы не хотели бы услышать что-нибудь о Регине Гринберг? - спросил Сэм, когда генерал замолчал. - Я читал ваши заметки - пожал тот плечами. - У вас отвратительный почерк. - Плохой почерк - профессиональное отличие каждого юриста, одно из условий приема в коллегию адвокатов. На машинку же я не хотел отдавать их. - Я думаю! - усмехнулся генерал. - У тебя тоже полно грязи в мозгах. - У вас ужасный вкус, генерал. - Я никогда не обсуждаю своих бывших жен! - Зато они обсуждали вас! - заметил Сэм. - Я хорошо знаю девочек. От них вы не получили 1 ничего такого, что можно было бы использовать против меня... Нет, от них вы не получили ничего... да и вес остальное, что вам удалось собрать, не имеет ко мне никакого отношения. | - Надо ли говорить мне о морали? - Только в моей, грубой манере. У меня с этикетом плоховато, парень. - Хаукинз вытянул руку и направлении письменного стола. Кисть и вытянутые пальцы ни разу не дрогнули. - Начинай свои объяснения. - А что объяснять-то? - пожал плечами Сэм. - Ведь вы говорите, что прочитали бумаги. Или я должен разъяснить вам, что все эти документы свидетельствуют о том, что создалась сложнейшая ситуация, грозящая одной стороне объявлением ее представителя персоной нон грата и ставящая другую в весьма затруднительное положение? Если так, то я уже сделал это. Дивероу потрогал свой глаз - он чертовски болел - и снова сел на кровать. - Весь материал по Индокитаю, - прогремел Хаукинз, подходя к письменному столу и беря в руки сложенные бумаги, - написан так, будто я работал на этих проклятых вьетконговцев! - Я бы не сказал так, генерал, - возразил Сэм. - Однако возникает несколько вопросов относительно тех методов, которые вы применяли в своих операциях... - Да нет, парень, все куда сложнее! - перебил генерал. - Ведь получается так, что я работал либо на них, либо на обе стороны, а то и просто прикарманил чуть ли не половину разворованных в Юго-Восточной Азии денег! Если только я не был настолько глуп, что вообще не, понимал ничего из того, что делаю! - Ах-ах! - пропел Дивероу тонким фальшивым тремоло. - "Теперь мы начинаем кое-что понимать, - сказала Алиса Петуху Робину". Настоящий солдат, награжденный конгрессом двумя орденами Почета, оказывается предателем. И все эти боевые схватки, сражения и стремительные рейды за линией фронта, захват пленных, пытки и примитивные средства грубого выживания - не что иное, как кульминация всего того, что несомненно выставит прославленного вояку в смешном свете. Все это очень грустно, генерал, но человеческая психика может воспринять это только так. - Дерьмо! - проревел Хаукинз. - Моя голова приручена намного крепче к плечам, нежели у тех сосунков, которые интересуются всей этой чепухой! - Двойка генералу, - проговорил Дивероу, поднимая вверх два пальца в форме латинской цифры пять. - Настоящим я подтверждаю, что голова у генерала и в самом деле сидит на плечах куда крепче, чем у любого из службы "Тысяча шестьсот". Но это лишь в том случае, добавлю я, если он действительно настоящий генерал. - Что это значит, парень? - О Хаукинз, с вами все кончено! Я не знаю, как и почему это произошло. Мне известно только, что вы в недобрый час встали кому-то поперек дороги, наделали слишком много шума и на вас поставлен уже крест! Мало того, теперь вы для службы "Тысяча шестьсот" - дьявольский подарочек, от которого она вполне определенно пытается избавиться. На вашем примере собираются учить других. - Чепуха! Подождите до тех пор, пока все это станет известно Пентагону! - Ваш Пентагон, коли уж говорить до конца, уже давно все знает. Медные носы сталкиваются между собой, спеша на предприятия по производству дезодорантов. Вы не существуете, генерал, а если и существуете, то лишь в чьей-то капризной памяти. Сэм встал с кровати. Боль в глазу снова распространилась по всей голове. - Ты не сможешь продать это, поскольку я не куплю, - все еще воинственно заявил Хаукинз, но самоуверенности в его голосе явно поубавилось. - У меня есть друзья. О моей карьере можно рассказывать на рассылаемых новобранцам открытках. Я, черт побери, офицер! Генерал, начавший свой путь рядовым в вонючей бельгийской грязи! И они не могут обращаться со мной подобным образом! - Я не солдат, я адвокат. И, поверьте мне, о вас уже ведутся переговоры - точно так же, как и о бензине. Эти телефото от ваших пекинских друзей запечатлели все ваши художества. Вы - лопнувший мыльный пузырь. - Им надо еще доказать это! - Они уже это сделали! Я получил такие доказательства всего лишь час назад в темном винном погребке от одного психопата со свечой в руке. А он, знаете ли, весьма солидный гражданин! Они достали вас. Хаукинз скосил глаза и вытащил изо рта разжеванную потухшую сигару. - Каким образом? - "Заключения врачей". А это - серьезные свидетельства. К работе подключились и терапевты и психиатры. "Нервные срывы" - только начало. Министерство обороны готовит бюллетень, в котором говорится о том, что вы были специально поставлены в весьма напряженную ситуацию, с тем, чтобы иметь возможность наблюдать развитие вашего недуга. Насколько я понял, он именуется "шизоидной прогрессией". Стремление к конфликтам, о чем свидетельствуют материалы по Индокитаю, и картины того, как вы мочитесь на крыше посольства, позволяют сделать весьма убедительные психиатрические заключения... - Но у меня есть куда более убедительное объяснение случившегося. Я был чертовски зол. Подождите немного, я представлю свою версию. - Да вам просто не дадут ничего сказать. И если подобный бюллетень появится, президенту не останется ничего другого, как, выступив по радио, воздать должное вашему прошлому, а потом: пусть и неохотно, сообщить все же о заключении врачей и попросить нацию молиться за ваше выздоровление. - Этого не произойдет! - уверенно покачал головой Хаукинз. - Ведь больше никто не верит президенту! - Может быть, и так, генерал, но у него есть связи. Если и не его собственные, то, тем не менее, весьма эффективные. И стоит только ему сказать, как вас тотчас упрячут; стянув предварительно ремнями, в силосную яму в Найке. Увидев в небольшом туалете зеркало в металлической оправе. Сэм направился туда. - Но зачем президенту это? - едва удерживая сигару между пальцев, спросил Хаукинз. - И почему ему разрешат поступить так? Дивероу взглянул в зеркало на огромный отек под левым глазом. - Потому что нам нужен бензин. - Что?! - Хаукинз уронил от неожиданности сигару и, сам того не замечая, наступил на нее ногой и стал вдавливать ее в ковер. - Бензин?! - Все это довольно сложно и не столь существенно для нас. - Сэм слегка нажал пальцами на чувствительную кожу вокруг глаза. Подобных казусов с ним ни разу не случалось за последние пятнадцать лет. И теперь его интересовало, когда опухоль начнет опадать. - И я советую вам воспринимать ситуацию такой, какова она есть на самом деле, и соответственно с ней вести себя. Ведь вам, генерал, не из чего особенно выбирать! - Иными словами, вы полагаете, что я намерен дать сбить себя с ног и считать все происходящее вокруг в порядке вещей? Дивероу вышел из туалета, остановился и вздохнул. - Сейчас, - сказал он, - нашей непосредственной задачей является предотвращение вашего заключения в Монголии на четыре с лишним тысячи лет. И если вы пойдете навстречу, то я смогу вас вытащить. - Из Китая? - Да. - А что от меня требуют за это и кто? И азиаты и Вашингтон? - скосил глаза Хаукинз. - Вам придется согласиться на многое. Буквально на все. - С армией мне, конечно, придется расстаться? - А какой вам смысл оставаться в ней? - Черт побери! - Я понимаю ваши чувства. Но делать в армии вам больше нечего. Мир же и без нее велик. Так наслаждайтесь им! В зловещей тишине Хаукинз снова подошел к письменному столу. Взял одну из фотографий и. пожав плечами, бросил ее. Затем вытащил из кармана новую сигару. - Черт побери, парень, ты опять не желаешь думать. Ты юрист, - что ж, возможно, - но, как сам сказал, не солдат. Когда полевой командир нарывается на вражеский патруль, он не вступает с ним в переговоры, а уничтожает его. Никто не заставит меня радоваться в подобной обстановке, а они пусть попробуют поместить меня в ту силосную яму, о которой ты говорил. Для того, чтобы я молчал. Дивероу глубоко вдохнул через рот. - Я могу построить защиту так, что это будет приемлемо для всех. После того, конечно, как вы прекратите сопротивляться. Полное раскаяние, публичное извинение и прочее, прочее, прочее. - Черт побери! - Монголия, генерал... Хаукинз прикусил конец сигары, чтобы удержать его но рту. Дивероу же она показалась торчавшей между зубов пулей. - Как вы собираетесь выходить из положения? - Я полагаю, что следует направить министру обороны письмо, приложив к нему магнитофонную пленку, на которую вы запишете его. И в письменном тексте, и, соответственно, на пленке вы заявите, что, будучи в здравом уме, знаете о своей болезни... ну и все прочее... Хаукинз уставился на Дивероу. - Вы часом не свихнулись? - В Дакоте очень много силосных ям. - Боже ты мой! - Все это не так уж плохо, как вам кажется... Письмо и пленка будут похоронены в Пентагоне. Они пойдут в ход только в том случае, если вы начнете кутить общественность. Если же все будет в порядке, ^ вам вернут, ну, скажем, через