яева уже уедут. Для них самих лучше, если они не станут откладывать свой отъезд, потому что в пятницу из Вашингтона сюда доставят огромное количество материалов для моей новой книги. - Документы? - Двенадцать ящиков, прямо из правительственной типографии. Моргану пришлось нанять грузовик. Зато я получу все материалы Нюрнбергского процесса. Догадайся, как будет называться моя следующая книга? - Представляю, как Тони Морган а своем излюбленном твидовом пиджаке мечется по кабинету, словно ополоумевший кот, - смеясь, сказала Кэтрин. - Вот он натыкается на письменный стол и кричит с такой яростью, что пугает окружающих: "Я знаю, что надо делать! Мы назовем новую книгу не просто "Нюрнберг", а "Нюрнберг!". Восклицательный знак - вот чего не хватало!" - Ты высмеиваешь священную особу моего издателя? - улыбнулся Питер. - Нет, нет и еще раз нет. Если бы не эта особа, нам бы пришлось довольствоваться квартирой в пятиэтажке без лифта. А так мы стали владельцами дома, в котором не стыдно жить любому сквайру. - И жене сквайра. - И жене... - как эхо, повторила Кэтрин, сжимая руку Питера. - Кстати, о грузовиках. Разве в эти ворота не въедут в ближайшее время фургоны с мебелью? - Видишь ли, - смущенно улыбнулся Ченселор, - мне пришлось купить дом с обстановкой. Все, кроме отдельных предметов, специально оговоренных в контракте. Дело в том, что бывшие владельцы уезжают на какие-то острова в Карибском море. Впрочем, если тебе что-то не понравится, можешь выбросить. - Ах, ах! Какие мы важные! - Но разве мы не богачи? - подделался под ее тон Ченселор. - Прошу без комментариев. Мой вопрос - риторический. Теперь поехали. Скоро стемнеет, а нам почти три часа ехать по главной автостраде, а потом еще два с половиной часа в сторону. Запрокинув голову, Кэтрин приблизила губы к лицу Питера: - Чем ближе мы подъезжаем к дому твоих родителей, тем больше я волнуюсь. Скоро у меня появится нервный тик, и я превращусь в бормочущую идиотку. Вообще-то мне казалось, что ритуал встречи с родителями вышел из моды десять лет назад. - Тебе это не казалось, когда я встречался с твоими стариками. - Бога ради, не говори так! Тогда все выглядело совсем иначе. Они были настолько потрясены, оказавшись в обществе со знаменитостью, что от тебя не требовалось никаких усилий, ты мог просто сидеть и упиваться сознанием важности собственной персоны. - Чего я себе не позволял... Мне в самом деле очень понравились твои родители. Думаю, что и тебе мои понравятся. - Понравлюсь ли им я - вот что меня волнует. - Понравишься, я ни секунды не сомневаюсь в этом. - Питер привлек к себе Кэтрин. - Они полюбят тебя так же, как полюбил я. Господи, как же я тебя люблю! x x x - Все верно, Генезис. Правительственная типография сделала для Питера Ченселора ксерокопии всех материалов, имеющих какое-либо отношение к Нюрнбергу. Его издатель организовал перевозку этих документов к нему в Пенсильванию. - Это совершенно не затрагивает наших интересов, Вэнер, Венис и Кристофер разделяют эту точку зрения. Принято решение никаких шагов не предпринимать. - Это ошибка. Он опять возвращается к нацистской тематике. - Наши ошибки в политике по отношению к фашизму были совершены задолго до Нюрнберга. Между ними и Нюрнбергским процессом нет никакой связи. К 1945 году мы поняли многое из того, что до войны нам было неясно. Всем нам, включая вас. - Кто знает... - Мы знаем. - А что думает об этом Браво? - Браво сейчас здесь нет. Но даже если бы он был, его бы не поставили в известность. - Почему? - Мне не хотелось бы называть причину. К вам это не имеет никакого отношения, поскольку то, что я имею в виду, произошло несколько лет назад, когда вы еще не были членом Инвер Брасс. - Думаю, вы совершаете ошибку, Генезис. - А я считаю, что вы просто перевозбуждены. Вас бы никогда не вызвали, если бы на то не было оснований. Вы незаурядный человек, Бэнер, и мы никогда не сомневались в этом. - И все-таки это очень опасно. x x x По мере того как смеркалось, движение на главной автостраде Пенсильвании становилось все более интенсивным. Временами клочья тумана выползали прямо на нее, и тогда яркий свет фар несущихся навстречу машин мгновенно тускнел. Внезапно на шоссе обрушился ливень. Вода с такой силой хлестала по ветровому стеклу, что "дворники" оказались бессильны. Ченселор остро ощущал, как с каждой минутой возрастало нервное напряжение. Проносящиеся мимо автомашины обдавали его "континенталь" тысячами водяных брызг. Их водители словно почувствовали, что к западной части Пенсильвании приближаются сразу несколько ураганов, и порожденный опытом инстинкт заставлял их торопиться домой. Включив центральную программу радиовещания, Питер услышал категоричный, требовательный голое диктора: - Департамент дорог настоятельно рекомендует всем водителям воздерживаться от езды по автострадам района Джеймстаун, Уоррен. Если непогода застала вас на одном из маршрутов указанного района, немедленно направляйтесь к ближайшей станции обслуживания. Повторяем: получено подтверждение, что со стороны озера Эри надвигается ураган. Ветер достигает штормовой силы... - В четырех милях отсюда поворот, - сказал Питер, глядя сквозь ветровое стекло, - а в двухстах-трехстах ярдах от него ресторан. Заедем туда. - Откуда ты знаешь? - Мы только что проехали большой рекламный щит, который всегда служит мне ориентиром. От него до дома час езды. Потом Ченселора все время мучил один и тот же вопрос; "Что же произошло в следующую минуту?" Хлынувший проливной дождь, будто толстым одеялом, накрыл крутой холм и сбегавшую по нему дорогу, в одно мгновение оказавшуюся под водой. Мощные порывы ветра вздымали настоящие волны, и тогда тяжелые грузовики начинали раскачиваться, как маленькие лодочки в бурном море. Внезапно в заднее стекло ударил мощный луч света. Отразившись в переднем зеркале, он на мгновение ослепил Питера. Перед глазами запрыгали белые пятна, такие яркие, что Ченселор перестал вообще что-либо воспринимать. Он не видел больше стекавших по стеклу потоков воды, не видел ничего, кроме нестерпимо яркого света. В следующее мгновение слепящие фары приблизились вплотную. Огромный грузовик с прицепом, подбрасываемый стремительным потоком воды, начал обгонять машину Ченселора. Питер из всех сил закричал сквозь закрытое боковое стекло, пытаясь привлечь внимание водителя. Но тот, по-видимому, совершенно обезумел. Казалось, он не отдавал себе отчета в том, что делает, и не замечал машины Ченселора, скрытой завесой дождя. А может, он был не в своем уме? И тут случилось невероятное. Огромный грузовик вплотную приблизился к Ченселору и своим стальным кузовом резко наподдал "континенталь". Раздался скрежет металла. Водитель стал постепенно оттеснять машину Питера с дороги к кювету. Он либо был пьян, либо совершенно потерял голову от страха перед ураганом. Какие-то мгновения Ченселор отчетливо видел его лицо. Сидя, как на нашесте, на своем высоком сиденье, водитель грузовика явно не замечал машины Питера. Он действительно не отдавал себе отчета в том, что делает в данную минуту. Второй удар оказался настолько сильным, что окна "континенталя" разлетелись вдребезги. Заклинило рулевое управление, и машина стала быстро сползать вправо, в непроглядную тьму, начинавшуюся сразу за насыпью автострады. С треском подскочил капот, и в следующее мгновение накренившаяся машина ринулась вниз. В воздухе она перевернулась раз, другой, третий... Сквозь звон стекла и скрежет металла Ченселор услышал пронзительный крик Кэтрин. При каждом новом ударе о землю раздавался жалобный звон, как будто каждая деталь, отчаянно борясь за жизнь, взывала о помощи. Питер рванулся было на крик Кэтрин, но рулевая колонка намертво прижала его к сиденью. Переворачиваясь в воздухе, машина падала вниз до тех пор, пока с размаху не ударилась о дно кювета. Крики прекратились. Прекратилось все. Глава 1 Последняя, пятая машина медленно двигалась по темным, обсаженным деревьями улицам Джорджтауна. Перед мраморными ступенями, ведущими на украшенную архитектурным орнаментом, длинную, открытую галерею, машина остановилась. Галерея, как и весь дом, поражала своим великолепием. Рассеянный свет фонарей между колоннами, которые поддерживали нависший над входом балкон, еще больше усиливал это впечатление. Четыре предыдущие машины прибыли одна за другой с точно выдержанными интервалами в три-четыре минуты. Они были взяты напрокат в различных городах, лежавших на пути из Арлингтона к Балтимору. Если бы случайный прохожий, каким-то образом очутившийся на этой тихой улочке, поинтересовался, кого доставили машины, ему бы ничего не удалось выяснить. Прокатные агентства не были осведомлены о том, кто именно их нанял. И водители не видели своих пассажиров, поскольку от заднего сиденья их отделяло матовое стекло. К тому же каждому из них было приказано ни при каких обстоятельствах не покидать места за рулем в тот момент, когда пассажиры будут садиться в машину или выходить из нее. Все было тщательно продумано. Две из пяти машин прибыли на стоянку частного аэродрома, где водители оставили их запертыми и в течение целого часа не приближались к ним. Когда же они вернулись, пассажиры уже заняли свои места. Такую же операцию проделали и с тремя другими машинами. Пассажиров поджидали на стоянках возле "Юнион стейшн" в Вашингтоне, в торговом центре Маклина, штат Виргиния, и около загородного клуба в Чеви-Чейс, штат Мэриленд. Причем пассажир последней машины вовсе не был членом этого клуба. Наконец, на случай, если кто-нибудь попытается помешать прибытию таинственных пассажиров на тихую джорджтаунскую улочку, на нависшем над входом балконе, в тени, стоял светловолосый мужчина с мощной транзисторной рацией, по которой он руководил действиями охранников. Переговаривался он с ними явно не на английском языке. В руках мужчина держал винтовку с глушителем. Вот из подъехавшей машины вышел последний пассажир и поднялся по мраморной лестнице. Блондин на балконе что-то сказал в микрофон, и дверь внизу распахнулась. Облицованная темным деревом комната для совещаний находилась на втором этаже. Невидимые источники света создавали в ней уютную атмосферу. Несмотря на теплый весенний вечер, за железной решеткой старинного, во франклиновском стиле, камина полыхало пламя. В центре комнаты, за большим овальным столом, сидело шестеро мужчин в возрасте от пятидесяти до восьмидесяти. Самыми молодыми были среди них двое: один - с волнистыми седеющими волосами, похожий на испанца, другой - с очень бледной кожей, нордическими чертами лица и гладко зачесанными над высоким лбом волосами. Он занимал место слева от сидевшего во главе стола председателя. Председателю было под восемьдесят. Почти лысый, если не считать крошечной бахромы, обрамлявшей его голову, он выглядел усталым, даже опустошенным. Напротив него сидел стройный мужчина, с аристократической внешностью, заметно поредевшими седыми волосами и заботливо ухоженными усами. Ему тоже было не меньше семидесяти пяти. Справа от него расположился негр. Высокого роста, с огромной головой и крупными чертами лица, он казался африканской скульптурой из красного дерева. Слева пристроился маленький еврей, самый старый и немощный из всех собравшихся. Его лысый продолговатый череп прикрывала ермолка. Присутствовавшие говорили вполголоса. Все были высокообразованными людьми. В их твердых, проницательных взглядах угадывалась огромная жизненная сила, порожденная той исключительной властью, которой обладал каждый из них, В своем кругу они не называли друг друга настоящими именами. У каждого был конспиративный псевдоним, который имел особый, понятный только им одним смысл. Некоторые носили свои псевдонимы уже около сорока лет. А были и такие псевдонимы, которые поменяли владельцев: избиравшиеся вместо умерших новые члены получали и их псевдонимы. Число членов Инвер Брасс никогда не превышало. шести. Председатель носил псевдоним Генезис. Нынешний председатель был вторым, кто когда-либо носил это имя. До того как он стал председателем, его звали Пэрис. Теперь же этот псевдоним принадлежал человеку с внешностью испанца. Псевдонимы других - Кристофер, Бэнер, Венис и уже известный нам Браво. Все вместе они и составляли Инвер Брасс. Перед каждым лежала папка с вложенным в нее единственным листом бумаги, на котором был напечатан текст. Любому постороннему человеку его содержание показалось бы бессмысленным, за исключением помещенной в верхнем левом углу фамилии. Слово взял Генезис: - Сейчас самое главное - любой ценой изъять и уничтожить досье. По этому вопросу у нас не может быть разногласий. В конечном счете удалось установить, что они хранятся в стальном сейфе, встроенном в заднюю перегородку стенного шкафа, расположенного чуть левее письменного стола. Выключатель сигнальной системы стенного шкафа находится в среднем ящике стола. Размыкание механизмов, запирающих сейф, контролируется серией электронных устройств. Первое приводится в действие из самой резиденции хозяина, из его кабинета. Не отключив его, нельзя воспользоваться остальными устройствами. Чтобы взломать сейф, потребуется десять пачек динамита. Если применить ацетиленовую горелку, операция займет не меньше четырех часов, не говоря уже о том, что при малейшем повышении температуры включается сигнал тревоги. - Удалось ли получить подтверждение о расположении первого электронного устройства? - спросил Венис. Его и без того темное лицо в слабо освещенной комнате казалось совсем черным. - Удалось, - ответил Бэнер. - Оно находится в спальне, в передней спинке кровати. - От кого получены эти сведения? - поинтересовался Пэрис, мужчина с внешностью испанца. - От Варака, - сообщил Генезис. Сидящие за столом удовлетворенно закивали. - Что еще нам известно? - обратился к Бэнеру старый еврей. - Из медицинского центра Ла-Йоллы, штат Калифорния, получена история болезни объекта. Как вы, Кристофер, знаете, он отказался обследоваться в госпитале Бетесды. Последний анализ сердечно-сосудистой системы свидетельствует о незначительной гипохлоремии и пониженном содержании калия в крови. Это достаточное основание для того, чтобы прописать ему необходимую дозу сердечных препаратов. Правда, при вскрытии они будут обнаружены. - Он уже старый человек, - подал голос Браво, который был старше того, о ком шла речь. - Зачем в таком случае производить вскрытие? - Не забывайте, кто он такой, - бросил реплику Пэрис. Манера его речи свидетельствовала о том, что в молодости он жил в Кастилии, - Возможно, нам не удастся предотвратить вскрытие. А общественность не вынесет скандала, вызванного еще одним убийством по политическим мотивам. В нашей стране слишком много опасных людей, способных в патриотическом угаре натворить страшных дел. Им нельзя давать повод для этого. Генезис прервал его: - Если эти люди, а я без обиняков осмелюсь утверждать, что речь идет о компании с Пенсильвания-авеню, 1600, сумеют договориться с объектом, то ужасы, о которых вы тут рассказываете, покажутся вам сущим пустяком по сравнению с тем, что нам придется пережить. Ключ ко всему, господа, в этих досье. Объект дразнит ими Белый дом так же, как дразнят сырым мясом шакалов. Если досье попадут в руки этих людей, страну захлестнет волна шантажа и насилия. Мы знаем, какие невероятные вещи уже происходят. И мы обязаны действовать. - К сожалению, я вынужден согласиться с Генезисом, - взял слово Браво. - По имеющимся у нас сведениям, Белый дом переступил границы дозволенного, даже те, которых кое-как придерживалось прежнее руководство. Его действия принимают все более неприглядный характер и становятся просто неконтролируемыми. Они действуют разлагающе на государственные органы, и сейчас, наверное, уже нет такого агентства или министерства, которое не было бы заражено их тлетворным влиянием. Не забывайте, что данные, содержащиеся в расследованиях об источниках доходов или рапортах разведывательного управления министерства обороны о результатах наблюдений, бледнеют перед теми разоблачениями, которые хранятся в упомянутых досье. Я имею в виду не только характер этой информации. Гораздо важнее, что она касается людей, занимающих высокое общественное положение. Боюсь, что у нас просто нет выбора. Повернувшись к сидящему рядом с ним самому молодому участнику совещания, Генезис попросил его: - Пожалуйста, Бэнер, подведите итог. - Разумеется, я готов, - ответил мужчина лет пятидесяти с небольшим. Положив руки перед собой на стол, он подумал и заявил: - К сказанному здесь мало что можно добавить. Я прочел отчет. Интересующая нас личность явно утрачивает свои умственные способности. Специалист по внутренним заболеваниям подозревает у нее прогрессирующий атеросклероз, но подтвердить этот диагноз невозможно. Сведения о состоянии здоровья, имеющиеся в медицинском центре Ла-Йоллы, засекречены. Объект лично контролирует доступ к ним. А вот что касается психиатров, их мнение едино: маниакально-депрессивный психоз перерос в острую паранойю. - И, слегка повернувшись к Генезису, Бэнер заключил: - Откровенно говоря, для меня этого вполне достаточно, чтобы составить определенное мнение. - Кто из специалистов поставил такой диагноз? - спросил старый еврей, которого присутствующие называли Кристофером. - Трое психиатров, которые работают в разных городах и незнакомы друг с другом. Каждый из них представил свое заключение, Наши люди проанализировали их и пришли к выводу, что единственно верный диагноз - острая паранойя. - Какими объективными данными они располагали? - спросил Венис, наклонившись над столом и сложив на нем свои большие черные руки. - В течение тридцати дней кинокамеры с телескопическим объективом и инфракрасной системой самонаведения фиксировали объект во всевозможных ситуациях: в ресторанах, в пресвитерианской церкви, во время официальных и неофициальных мероприятий. Два специалиста, понимающие речь по движению губ, озвучили пленку. Тексты, представленные ими, оказались идентичными. Кроме того, мы получили подробную, я бы даже сказал, исчерпывающую информацию от наших людей, работающих вместе с объектом. Никаких сомнений быть не может: он ненормален. - А как поживает упомянутая компания с Пенсильвания-авеню, 1600? - спросил Браво у Бэнера. - Различные группировки пытаются столковаться между собой, и с каждым днем их сговор заходит все дальше. Есть основания предполагать, что они уже создали что-то вроде формальной организации. Цель, которую она перед собой ставит, разумеется, одна - заполучить досье. Объект ведет себя пока крайне осторожно. Он понимает, что собой представляют эти люди, но ему импонирует их высокомерие и упорство. И потом, они все время ему льстят. Кстати, обратите внимание, каким словом в полученном нами отчете обозначается характер их влияния на объект лесть! - И это действует? - подал голос Венис. - Насколько удачной оказалась их тактика? - Боюсь, что даже очень удачной. Нам стало достоверно известно, что объект доставил в Овальный кабинет несколько досье или по крайней мере ту их часть, в которой содержатся наиболее компрометирующие материалы. Достигнута полная договоренность по всем касающимся выборов вопросам. С помощью пресловутых досье удалось избавиться от двух конкурентов. Один заявил, что снимает спою кандидатуру в связи с трудностями финансирования избирательной кампании. Другой неожиданно выступил с заявлением, которое сделало его позиции на выборах очень шаткими. - Пожалуйста, объясните, что это означает, - потребовал Генезис. - Это означает: кандидат либо допустил грубую ошибку в своем выступлении, либо предпринял какой-то неосторожный шаг, что сделало невозможным его участие в избирательной кампании, хотя его положение в конгрессе при этом серьезно не пострадало. Это старый, тщательно отработанный тактический прием. - От подобных приемов становится как-то не по себе, - рассердился Пэрис. - Таковы правила игры, - заметил Браво. - Я хотел бы снова вернуться к вопросу о вскрытии. Способны ли мы повлиять на его результаты? - Возможно, этого и не потребуется, - ответил Бэнер, положив ладони на стол. - Мы пригласили из Техаса специалиста по сердечно-сосудистым заболеваниям. Он думает, что его помощь потребовалась одной состоятельной семье, проживающей на Восточном побережье, в штате Мэриленд. Ему было сказано, что глава семьи лишился рассудка и может наделать много глупостей, причинить серьезный материальный ущерб. В то же время его заболевание не имеет четких, определенно выраженных психических или органических симптомов. По словам этого специалиста, существует препарат, приготовляемый из листьев наперстянки, который в сочетании с внутривенной инъекцией воздуха может оказаться смертельным, хотя и не оставит в организме никаких следов. - Кто ответствен за данный этап операции? - все еще с сомнением в голосе спросил Венис. - Варак, - ответил Генезис. - Он же будет осуществлять контроль и за всей операцией в целом. Присутствующие удовлетворенно кивнули. - Есть еще вопросы? - спросил Генезис. Последовало молчание - вопросов не было. - Тогда голосуем, - предложил Генезис, вынимая из-под лежащей на столе папки маленький блокнот. Вырвав шесть листов бумаги, он передал пять из них по кругу: - Римская цифра один означает согласие, цифра два - несогласие. Как обычно, ровный счет означает, что мы проголосовали против. Сделав пометки, члены Инвер Брасс сложили листки пополам и вернули их Генезису. Развернув каждый из них, председатель объявил: - Господа, принято единогласно, - и, обернувшись к Бэнеру, попросил! - Пожалуйста, пригласите мистера Варака. Самый младший участник совещания встал и направился через всю комнату к выходу. Открыв дверь, он кивнул стоявшему в коридоре человеку и вернулся к столу. Варак вошел в комнату для совещаний, тщательно прикрыв за собой дверь. Это был тот самый мужчина, который перед началом совещания, стоя в тени на балконе, руководил действиями охраны. Теперь он был уже без винтовки, но на шее у него все еще висела транзисторная рация, от которой к левому уху отходил тонкий провод. Варак казался человеком неопределенного возраста, что-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами. У физически развитых мужчин этих лет, ведущих активный образ жизни, всегда бывает трудно определить возраст. У него были коротко подстриженные, светлые волосы. Широкое, скуластое лицо свидетельствовало о его славянском происхождении. Несмотря на несколько суровую внешность, говорил Варак мягким голосом, с легким бостонским акцентом, хотя напевность его речи наводила на мысль, что он выходец из какой-то восточноевропейской страны. - Решение принято? - спросил Варак. - Да, - ответил Генезис, - притом положительное. - У вас не было выбора, - заметил Варак. - Вы составили план действий? - поинтересовался Браво. Наклонившись вперед, он равнодушно посмотрел на Барака. - Да. Все произойдет через три недели, первого мая. Тело обнаружат только утром. - Значит, известно об этом станет второго. Если вы допускаете, что кому-то из нас придется выступить с заявлением, - обратился к участникам совещания Генезис, - приготовьте его заранее. Некоторым из присутствующих лучше выехать из страны. - Кажется, вы исходите из того, что о смерти объекта будет объявлено в обычном порядке, - заметил Варак. Интонация его мягкого голоса говорила о том, что он как раз уверен в обратном. - Если пустить дело на самотек, я не гарантирую, что все произойдет именно так, как вы предполагаете. - Почему вы так думаете? - спросил Венис. - Потому что на Пенсильвания-авеню, 1600 начнется паника. Эта шайка постарается выиграть время, чтобы попытаться завладеть досье. Ради них они не остановятся перед тем, чтобы положить покойника на лед и спрятать его в гардеробной комнате президента. Сидящие за столом представили нарисованную воображением Варака картину и невольно заулыбались. - В таком случае не пускайте дело на самотек, мистер Варак, - подвел итог обсуждению Генезис. - Досье, должны завладеть мы. - Прекрасно. Это все? - Да. Благодарю вас. - Генезис кивком отпустил Варака, который быстро вышел. Председатель встал со стула и взял в руки лист бумаги с зашифрованным текстом. Затем собрал со стола шесть маленьких, вырванных из блокнота листков, на каждом из которых была четко выписана римская цифра один. - Совещание закончено, господа. Как всегда, каждый лично уничтожил свои бумаги. Если делались какие-либо записи, пожалуйста, уничтожьте и их. Члены Инвер Брасс стали друг за другом подходить к камину. Самый первый снял со стены футляр со щипцами, потом аккуратно уронил лист бумаги на горящий уголь. За ним то же самое проделали и остальные. Стоявшие несколько в стороне Генезис и Браво оказались последними, кто совершил этот ритуал. - Благодарю вас за то, что вы по-прежнему с нами, - тихо обронил Генезис. - Вы мне еще четыре года назад сказали, что я не могу просто так взять и исчезнуть, - напомнил Мунро Сент-Клер. - И вы были правы. - Боюсь, дело не только в этом. Я не здоров. Жить мне осталось недолго. - О господи! - Пожалуйста, не надо. Все равно я счастливчик. - Но в чем дело? Что с вами? - Десять недель назад врачи признались, что мне осталось жить два-три месяца. Конечно, сказали только потому, что я настаивал. Они чудовищно точны. Я чувствую это. Уверяю вас, это совершенно особое ощущение - будто приобщаешься к чему-то абсолютному, вечному. И знаете, это даже успокаивает. Человеку не дано испытать другого чувства, подобного этому. - Мне очень жаль. Трудно выразить словами то, что я хотел бы вам сказать сейчас. Венис знает об этом? - Сент-Клер посмотрел в сторону крупного темнокожего мужчины, тихо беседовавшего в углу с Бэнером и Пэрисом. - Нет. Мне не хотелось, чтобы что-то повлияло на наше сегодняшнее решение. Генезис бросил свой лист с напечатанным текстом на мерцающие угли, потом скомкал в шар шесть страничек с результатами голосования и уронил их в камин. - Я просто не знаю, что сказать, - сочувственно прошептал Сент-Клер, глядя в удивительно спокойные глаза Генезиса. - Зато я знаю, - с улыбкой ответил обреченный. - Вы снова с нами. Вы способны па большее, чем Венис или любой из присутствующих. Обещайте, что, если я отправлюсь, так сказать, в мир иной, вы доведете это дело до конца. Сент-Клер посмотрел на лист бумаги, который все еще держал в руке, на имя, написанное в верхнем левом углу. - Он пытался вас уничтожить. Однажды это ему почти удалось. Я доведу начатое нами дело до конца. - Нет-нет, только не поэтому, - сказал Генезис твердо, и в его голосе прозвучало неодобрение. - Наши действия не могут быть продиктованы злобой или местью. Это недопустимо. Мы никогда не должны руководствоваться такими чувствами. - Одних и тех же целей иногда добиваются по разным причинам, так же как одинаковое поведение диктуется различными моральными принципами. Я просто констатирую, что в нашем случае имеет место именно такое совпадение. Главное, конечно, то, что этот человек опасен. Мунро Сент-Клер еще раз посмотрел на лист бумаги. В верхнем левом углу было напечатано: "Джон Эдгар Гувер". Он смял бумагу и швырнул ее в огонь. Глава 2 Волны нежно ласкали лежавшего на мокром песке у самой воды Питера Ченселора. Серые краски на небе постепенно исчезали, на смену им появлялись голубые. В Малибу пришел рассвет. Опершись локтями о песок, Питер сел. Ужасно ныла шея, да еще эта пульсирующая боль в висках. Вчера вечером он здорово набрался. И позавчера тоже, черт возьми! Ченселор рассеянно взглянул на ставший таким привычным шрам. Начинаясь высоко на левом бедре, он, изгибаясь, тянулся к коленной чашечке и по икре шел дальше вниз. Казалось, на смуглое от загара тело наложили белый, туго сплетенный шнурок, Дотрагиваясь до шрама, Ченселор все еще чувствовал боль. Хорошо, хоть ногу удалось спасти. После сложных операций Питер ходил уже почти свободно, правда, временами появлялось ощущение какой-то одеревенелости. Хуже обстояло дело с левым плечом. Мучила постоянная, лишь изредка притуплявшаяся боль. Врачи определили разрыв множества связок и сухожилий. И срастались они чрезвычайно медленно. Питер машинально дотронулся правой рукой до чуть вздувшейся полоски кожи, которая начиналась у самых волос, проходила над правым ухом и спускалась к основанию черепа. Отросшие волосы закрыли большую часть шрама, а следы травмы на лбу теперь можно было заметить только вблизи. Он давно бы забыл обо всех этих шрамах, если бы не. женщины, которые почему-то ужасно любили напоминать о них. Врачи рассказывали Питеру, что после аварии его голова походила на порезанную острым ножом дыню. На какую-нибудь четверть дюйма выше или ниже, и его не было бы в живых. Бывали моменты, когда Ченселор искренне жалел, что этого не случилось. Он сознавал: со временем все пройдет. Да и вообще дело не в том, что ему хотелось умереть. Он просто не был уверен, что жизнь без Кэти имеет хоть какой-то смысл. Питер знал, что время залечит раны - и душевные, и физические. Если бы все это произошло поскорее! Тогда бы к нему вернулась его неуемная энергия, утренние часы были бы заполнены работой и он бы уже не прислушивался к болям в висках и не испытывал смутное, тревожное недовольство своим вчерашним поведением. А сейчас... Даже когда Питер не напивался так, как накануне, он все равно с утра чувствовал себя не в своей тарелке. Вся эта компания из Беверли Хилс и Малибу была не для него. Литературный агент Питера почему-то считал, что ему будет полезно побывать в Лос-Анджелесе, заехать в Голливуд, где Ченселору предложили выступить соавтором сценария по его же роману "Контрудар!". Питер понятия не имел, как пишутся сценарии, однако это, как оказалось, не играло никакой роли. Доблестный Джошуа Харрис, его единственный и постоянный литературный агент, заявил, что этот маленький недостаток будет с лихвой компенсирован большими деньгами. Питеру такая логика была не очень понятна. Зато ее прекрасно постиг его соавтор. Они встречались всего три раза минут на сорок пять, из которых сценарию посвятили не больше десяти. И конечно, никто ничего не записывал. По крайней мере, при нем. Вот так он оказался в Малибу, поселился в роскошном доме на берегу океана стоимостью сто тысяч долларов и стал разъезжать на "ягуаре", относя свои расходы на счет киностудии. При таком образе жизни, даже если и не напиваться каждый день, все равно рано или поздно почувствуешь угрызения совести. Во всяком случае, сын миссис Ченселор не мог их не почувствовать, ведь его с детства учили: что заработаешь, то и получишь. Не иначе. И еще: какую жизнь ведешь, таков ты и есть! Совсем по-другому смотрел на все это Джошуа Харрис. Обговаривая контракт с Голливудом, он прежде всего заботился об интересах своего клиента. Ведь, с его точки зрения, Ченселор и не жил вовсе, а лишь прозябал в своем жалком домишке в Пенсильвании. После выхода Питера из больницы прошло уже три месяца, но работа над новой книгой о Нюрнберге почти не сдвинулась с места. Да и вообще неизвестно, сможет ли он когда-нибудь снова взяться за перо. Питер опять почувствовал такую сильную головную боль, что на глазах у него невольно выступили слезы. Желудок настойчиво посылал сигналы тревоги. Питер поднялся и, пошатываясь, вошел в воду. Может, купание излечит его? Он поднырнул под набежавшую волну, выплыл и оглянулся назад, в сторону дома. Какого черта он здесь торчит? И потом, вчера он, кажется, привез с собой какую-то девицу. Да-да, он уверен в этом. Почти... Прихрамывая, Ченселор поплелся по песку к дому. Добравшись до крыльца, он остановился, чтобы перевести дыхание. Разгоняя туман, из-за горизонта поднималось солнце: начинался еще один жаркий, душный день. В четверти мили от него, у самой кромки воды, двое местных жителей прогуливали своих собак. Пожалуй, не стоит, чтобы они видели его в одних плавках. Вспомнив о преданных забвению правилах приличия, он решил вернуться в дом. Его подгоняло не только стремление соблюсти приличия, но и любопытство. А еще смутное воспоминание о том, что вчера вечером случилось что-то неприятное. Интересно, как выглядит та девица? С трудом припомнил, что блондинка с пышной грудью. И как только он ухитрился в таком состоянии довести машину из Беверли Хилс до Малибу? Подсознание подсказывало, что неприятное каким-то образом ассоциируется с девицей. Но как и почему - это оставалось загадкой. Держась за перила, Питер поднялся по ступенькам. Внутри дом был обшит панелями красного дерева, а по потолку шли тяжелые деревянные балки. С внутренней отделкой совершенно не сочетались наружные стены, оштукатуренные и побеленные. Словом, местный архитектор не считал нужным сдерживать свою фантазию. Правая стеклянная дверь вела в спальню. Сейчас она была приоткрыта. На веранде стояла наполовину пустая бутылка, на полу валялся опрокинутый стул. Среди всего этого беспорядка бросалась в глаза пара аккуратно поставленных сандалий. Постепенно Ченселор припомнил, что произошло здесь вчера. Он попробовал было заняться любовью с обладательницей волнующего бюста, но потерпел фиаско. Потом, преисполненный чувством отвращения к самому себе, вылез на веранду и там в одиночестве прямо из горлышка стал пить "перно". Зачем все это? Откуда взялась бутылка? Какая, черт побери, ему разница, угодил он этому услужливому, взятому напрокат телу или нет? Питер не смог ответить ни на один из этих вопросов. Сейчас в бутылке плавали дохлые мухи. Одна, живая, не спеша ползала по краю горлышка. Ченселор хотел было поставить на место опрокинутый стул, однако передумал. Голова раскалывалась. Болели не только виски, но и затылок, по которому извилистой змейкой пролегал белый шов. Боль то обручем сжимала голову, то немного отпускала, будто невидимый дирижер руководил этими приливами и отливами. Питер уже знал; такая боль - сигнал, предупреждающий о том, что он не должен делать резких движений. Прихрамывая, он осторожно направился в спальню. Там царил полный разгром. Повсюду на стульях была в беспорядке разбросана одежда, из опрокинутых пепельниц высыпались на пол пепел и окурки. Около стола валялись осколки разбитого стекла. Вилка телефонного шнура была выдернута из розетки. Девица лежала в кровати на боку. Уткнувшееся в подушку лицо закрывали светлые волосы. Нижняя часть тела была прикрыта простыней, из-под которой высовывалась длинная, стройная нога. Глядя на роскошный бюст, на загорелую атласную кожу бедра, Питер почувствовал, как в нем пробуждается желание. Он все еще был пьян. И понял это потому, что ему совершенно не хотелось видеть лицо девушки. Она оставалась для него объектом, при помощи которого можно удовлетворить желание. Как личность он ее просто не воспринимал. Ченселор сделал шаг к кровати и нащупал под ногами осколки стекла. Теперь понятно, почему у дверей стояли сандалии. У него хватило соображения надеть их, чтобы не порезать ноги И телефон... Питер вспомнил, как вчера что-то орал в трубку. Девица перевернулась на спину. У нее было смазливое личико, немного пресное, а в общем, физиономия типичной калифорнийской девки. Слишком мелкие, хотя и правильные, черты лица говорили об отсутствии характера. Она пошевелилась - и ее большие груди заколыхались в разные стороны, а упавшая простыня обнажила крепкие, выпуклые бедра. Питер подошел к кровати и стянул с себя мокрые плавки. Стряхнув прилипший к пальцам песок, он осторожно, стараясь не сгибать левую ногу, поставил на кровать правую и опустился на простыню. Девица открыла глаза. - Иди ко мне, милый, - позвала она сквозь сон мягким, вибрирующим голосом. - Тебе лучше? - Кажется, я должен перед тобой извиниться? - Да что ты? Может быть, перед собой, но уж никак не передо мной. Ты очень старался, однако у тебя все равно ничего не вышло. Тогда ты взбесился и выскочил как сумасшедший. - Мне очень жаль, что так получилось, - сказал Питер, дотрагиваясь до пышной груди девицы. Она застонала и потянула Ченселора к себе. Она либо была профессионалкой, либо обладала повышенной сексуальной возбудимостью. Во всяком случае никакой предварительной подготовки ей просто не понадобилось... Потом Питер услышал спокойный голос, вопрошающий с чисто профессиональным интересом: - Все в порядке, мой миленький? Вот видишь, это совсем не трудно... - Девица смотрела на Питера так, как исполнитель смотрит на зрителя, ожидая заслуженных аплодисментов. У нее были совершенно равнодушные, пустые глаза. - Благодарю, я твой должник, - сказал Питер ледяным тоном. - Вовсе нет, - засмеялась девица. - Я не собираюсь ничего брать с тебя. Мне прекрасно заплатили... И тут Ченселор вспомнил все, что случилось с ним накануне: вечеринку, споры. Вспомнил, как, совершенно пьяный, ехал он на машине из Беверли Хилс, как в страшном гневе орал по телефону на Аарона Шеффилда, кинопродюсера, купившего право экранизировать его роман "Контрудар!". Шеффилд пришел на вечеринку вместе со своей молодой женой Вообще-то именно он и пригласил Ченселора. Но хозяином вечеринки был неуловимый соавтор Питера, поэтому он счел неудобным отказаться. "Тебе не о чем беспокоиться, дружище, ты написал бестселлер", - не раз говорили ему. Но, как вчера выяснилось, волноваться было о чем. Эти голливудские деятели решили в приятной обстановке - даже в более чем приятной - сообщить ему кое-что весьма важное. Было несколько "очень серьезных" звонков из Вашингтона по поводу предстоящих съемок фильма "Контрудар!". Весьма ответственные лица указали, что Ченселор допустил в своем романе грубейшую ошибку: ЦРУ действует только за рубежом, его операции не распространяются на Соединенные Штаты. Принятый в 1947 году устав ЦРУ специальным параграфом запрещает их проведение. Поэтому Аарон Шеффилд согласился внести в сценарий ряд изменений. Теперь в фильме вместо ЦРУ будет действовать группа бывших разведчиков, недовольных нынешней политикой, но не представляющих никакой правительственный орган. - Какая, черт побери, разница! - заявил Аарон Шеффилд. - Так даже драматичнее. На экране будут орудовать негодяи не одной, а двух разновидностей. И нам хорошо, и Вашингтон счастлив. Однако Ченселора это предложение привело в ярость Дело было вовсе не в авторском самолюбии. Он неоднократно беседовал с теми, кто позднее стали прототипами его героев. Они действительно казались людьми недовольными, но это было недовольство совсем иного рода. Они испытывали отвращение к своей работе, потому что им приходилось принимать участие в операциях явно противозаконных. Просто у них не было выбора, и они это делали. Маньяк Джон Эдгар Гувер прекратил всякий обмен разведывательной информацией между ФБР и ЦРУ. Что оставалось в этих условиях сотрудникам Центрального разведывательного управления? Только одно - самостоятельно добывать внутриполитическую информацию. Жаловаться на ФБР было некому. Ни к Митчеллу, ни тем более к Никсону с этим не пойдешь. Весь сюжет романа "Ко