в. - На. Здесь шестьдесят долларов... Только не раскачивай лодку, ясно?.. Полицейских звать ни к чему... А если и позовешь, то они сначала на тебя накинутся. - Господи! Шестьдесят долларов! - Ага. Двухнедельная зарплата, сынок. Повеселись сегодня. - О'кей... О'кей, я согласен. - Вот они, Джесси, - произнес старший таможенник, обращаясь к тощему. - Пошли, сосунок. Смотри и учись, - тощий подвел Кэнфилда к окну. Со стороны ворот приближались два больших автомобиля. Из первого вылезли несколько человек в темных пальто и направились к докерам, окружившим поврежденные тюки. - Что они делают? - Это обезьяны, сынок, - сказал тощий Джесси. - Охранники. - Охранники? Чего? - Ха!.. - хохотнул тот таможенник, который упорно читал газету. - Не чего, а кого. Люди в темных пальто - числом пять - начали отзывать в сторону бригадиров и о чем-то тихонько с ними толковать. Ну прямо воркуют, подумал Кэнфилд. Люди в темных пальто похлопывали бригадиров по спине, успокаивали их - словно зверей в зоопарке. Двое из пятерых отделились и пошли по сходням на корабль. Некто в широкополой белой шляпе - явно старший среди троих оставшихся на пристани - глянул на стоявший сзади автомобиль, потом вверх, на стеклянную будку. Кивнул и направился к лестнице. Тощий Джесси сказал: - Оставайтесь на местах. Я сам разберусь. Он открыл дверь, вышел на металлическую площадку. Кэнфилд видел, что Джесси о чем-то разговаривает с человеком в белой шляпе. Человек в белой шляпе улыбался, явно шутил и наслаждался своими шутками, но взгляд у него был настороженный. Серьезный взгляд. А потом он из-за чего-то рассердился, резко что-то произнес, и оба вошли в будку. Они смотрели на Мэтью Кэнфилда. Джесси сказал: - Ты, Кэннон. Митч Кэннон, иди сюда. Всегда следует использовать имя, инициалы которого сходны с твоими собственными, - мало ли кому взбредет в голову послать тебе рождественский подарок! Кэнфилд вышел на площадку, а человек в белой шляпе спустился на причал. - Иди и подпиши бумаги, что обыск произведен. - Черта с два! - Я сказал, иди и подпиши бумаги! Они хотят убедиться, что ты в порядке, - Джесси улыбнулся. - Здесь и большой босс... Так что получишь еще прибыток. Не забудь: мне пятьдесят процентов, понял? - Да, - нехотя согласился Кэнфилд. - Понимаю, - и он пошел вниз, к человеку в белой шляпе. - Ты здесь новенький? - Да. - А откуда тебя перевели? - С озера Эри. Там, правда, тоже работы хватало. - И что за работа? - Там все из Канады шло... Канадцы тоже делают виски. - Мы ввозим шерсть! Шерсть с острова Комо! - Вижу, вижу, приятель. Канадцы тоже ввозили. Зерно. Шерсть. Такую же, - и Кэнфилд подмигнул в сторону тюков. - Удобно, да? Мягкая упаковка. - Слушай, парень. Умники нам здесь не нужны. - О'кей! Я же и говорю про шерсть. - Иди к диспетчеру и подпиши накладные... В сопровождении одного из гангстеров - здоровенного детины - Кэнфилд отправился в контору диспетчера. Детина протянул ему пачку бумаг. - Пиши четко и правильно проставь даты и время! - приказал детина. Кэнфилд выполнил приказание. Человек в белой шляпе сказал: - Отлично... Пошли со мной. Он повел Кэнфилда к машинам. Следователь увидел, что на заднем сиденье второго автомобиля сидели двое. В первой машине, кроме шофера, никого не осталось. - Жди здесь. Интересно, почему его одного привели сюда? Может, в Вашингтоне что-то пошло не так? Но прошло слишком мало времени, чтобы эти типы могли что-нибудь вызнать. Со стороны причала к машинам двигалась целая делегация: двое из охранников эскортировали человека в форме. Кэнфилд узнал капитана парохода "Генуя-Стелла". Человек в белой шляпе наклонился к окошку и что-то говорил тем, сидевшим в автомобиле. Они не обращали внимания на процессию, направлявшуюся с причала. Человек в белой шляпе открыл дверцу, и из автомобиля вылез коренастый низенький итальянец. Лицо у него было очень смуглое. Низенький итальянец кивком подозвал Кэнфилда. Достал из кармана пачку денег, отсчитал несколько банкнотов. Говорил он с сильным акцентом. - Это ты новичок? - Да, сэр. - С озера Эри? Правильно? - Да, сэр. - И как тебя зовут? - Кэннон. Итальянец глянул на человека в белой шляпе. Тот пожал плечами. - Держи, - итальянец протянул Кэнфилду две пятидесятидолларовые бумажки. - Будь хорошим мальчиком... Мы всегда заботимся о хороших мальчиках, не так ли, Моджоре? Мы также заботимся о мальчиках, которые не хотят быть хорошими... Понятно? - Еще бы! Спасибо большое... Два охранника подвели капитана к первому из автомобилей. Теперь было видно, что тащили они его силой - они крепко держали его за руки. - Отпустите! Отпустите меня! - капитан тщетно пытался вырваться. Маленький итальянец отодвинул Кэнфилда в сторону. Охранники подтащили к нему капитана. И капитан, и охранники что-то одновременно бурно говорили по-итальянски, маленький итальянец спокойно слушал. И тогда второй человек, тот, кто оставался на заднем сиденье, наклонился вперед. Лицо его по-прежнему оставалось в тени. - Что происходит? - спросил он по-английски. - О чем это они вопят, а, Витоне? - Этому капитану не нравится, как мы ведем дело, падроне. Он говорит, что запретит дальнейшую разгрузку. - Почему? Капитан продолжал что-то кричать - он не понимал слов, но понимал, что происходит что-то важное. - Он говорит, что никого из нас не знает. Говорит, что это не его груз. Хочет позвонить кому-то по телефону. - Понимаю, - тихо произнес остававшийся в тени человек. - Я даже знаю, кому именно. - И вы ему позволите? - спросил маленький итальянец. - Не валяйте дурака, Витоне... Говорите с ним спокойно. Улыбайтесь. Помашите - эй, вы все там, - помашите тем, на корабле... Это же пороховая бочка, вы, кретины! Пусть думают, что все идет как надо. - Конечно, конечно, падроне. Все они заулыбались, кроме капитана, который по-прежнему пытался вырваться. Это было даже смешно, и Кэнфилд бы улыбнулся, если б вдруг не увидел прямо перед собой того, кто оставался в автомобиле: человек повернулся к окну. Это было интересное лицо - красивое даже. И хотя на человеке тоже была широкополая шляпа, Кэнфилд разглядел четкие, резкие черты. Но больше всего его поразили глаза. Глаза были светло-голубые, тем не менее маленький итальянец называл этого человека "падроне". Кэнфилд предполагал, что могут быть и голубоглазые итальянцы, но пока таких еще не встречал. Это было очень необычно. - Что нам теперь делать, падроне? - спросил коротышка. - Как что, Витоне... Этот человек - гость нашей страны, будь с ним вежливым... Проводи капитана за пределы порта и позволь ему сделать телефонный звонок, - человек со светло-голубыми глазами понизил голос, - и убей. Маленький итальянец кивком показал на выход с причала. Двое гангстеров подтолкнули капитана и повели его к воротам. В ночь. - Иди, звони своему дружку, - сказал по-итальянски один из гангстеров. Но капитан сопротивлялся. В неровном свете фонарей Кэнфилд разглядел, что ему удалось оттолкнуть одного, тот потерял равновесие и упал. Капитан тут же накинулся с кулаками на второго. Он что-то кричал по-итальянски. Первый вскочил и выхватил что-то из кармана. Сначала Кэнфилд не увидел, что именно. А потом разглядел. Нож. Первый гангстер - он как раз был сзади - вонзил нож в спину капитана. Мэтью Кэнфилд пониже надвинул форменную фуражку и медленно, осторожно двинулся в сторону будки таможенников. - Эй! Ты! Таможенник! - окликнул его голубоглазый. - Ну ты! С озера Эри! - завопил маленький итальянец. Кэнфилд повернулся: - Я ничего не видел! Ничего! - он пытался улыбнуться, но улыбка не получалась. Человек изучал Кэнфилда своими светло-голубыми глазами. Мэтью наклонил голову, чтобы козырек скрыл лицо. Маленький итальянец кивнул водителю первого автомобиля. Водитель вышел и стал позади следователя. А потом подтолкнул Кэнфилда к выходу с причала. - Послушайте, что вы делаете! Я ничего не видел!.. Что вы от меня хотите? Пожалуйста, ради бога!.. Мэтью Кэнфилд и не ждал ответа - он знал, что им от него надо. Им нужна была его маленькая, ничего не значащая жизнь. Человек продолжал подталкивать его в спину. Вперед, вперед, за служебное здание, к пустырю. В нескольких ярдах впереди метнулась пара крыс. С причала доносились вопли. Воды Гудзона мерно рокотали между сваями. Кэнфилд остановился. Он не знал почему. Он просто не мог больше сделать ни шага. Живот свело от страха. - Иди! - приказал человек и ткнул Кэнфилда револьвером под ребра. - Послушайте! - Кэнфилд попытался придать своему голосу жесткость. - Я сотрудник правительственного органа. Если со мной что-нибудь случится, вас обязательна найдут. И никто из ваших дружков помочь вам не сможет... Они и делать этого не станут, как только узнают, кто я. - Иди! От реки раздался сигнал парохода. Ему вторил другой. А затем с борта "Генуи-Стеллы" прозвучал пронзительный свисток. Это был призыв, отчаянный призыв о помощи. Этот звук отвлек внимание человека с револьвером. Следователь схватил его за руку и начал изо всех сил выкручивать. Свободной рукой человек мощно двинул Кэнфилда кулаком по лицу. Он толкнул Кэнфилда к железной стене склада, Кэнфилд, продолжая выкручивать кисть, в которой был зажат револьвер, изловчился, ухватил того второй рукой за лацканы пальто, что было силы рванул на себя, в последние мгновения отклонился в сторону, и голова водителя прямо вмазалась в стену. Револьвер упал, и Кэнфилд врезал гангстеру коленом в низ живота. Итальянец вскрикнул от невыносимой боли и рухнул на колени. Он попытался было ползти назад, в сторону причала, но Кэнфилд схватил его за волосы и несколько раз сильно ударил лбом о валявшуюся рядом толстую доску. Хлынула кровь. Все было кончено. Палач Мэтью Кэнфилда был мертв. Гудок на "Генуе-Стелле" ревел, вопли со стороны причала достигли максимума. Кэнфилд подумал, что команда корабля, наверное, восстала, потребовала капитана, и, когда тот не явился, они поняли, что он убит или, по крайней мере, захвачен. Раздались одиночные выстрелы, затем автоматная очередь - и крики, крики ужаса. Бежать Кэнфилду было некуда - отсюда он мог вернуться только к служебному зданию. А скоро, наверняка, кто-то явится и за его палачом. Он подтащил тело сицилийца к воде и столкнул. Раздался всплеск. Гудок на "Генуе-Стелле" захлебнулся. Крики начали стихать - похоже, кто-то взял ситуацию под контроль. А со стороны причала показались двое. - Ла Тона! Эй, Ла Тона, где ты! - кричали они. Мэтью Кэнфилд прыгнул в вонючие воды Гудзона и быстро-быстро, насколько позволяла тяжелая, намокшая форма, поплыл. - Вы настоящий счастливчик, - сказал Бенджамин Рейнольдс. - Знаю, сэр. И благодарю судьбу. - Вы действовали так, как вряд ли могли бы действовать остальные наши сотрудники. Даю вам недельный отпуск. Отдохните. - Спасибо, сэр. - Скоро придет Гловер. Время еще раннее. Было действительно рано - шесть утра. Кэнфилд прибыл в Вашингтон в четыре и не решился идти к себе домой. Он позвонил Бенджамину Рейнольдсу, и тот приказал идти в офис "Группы 20" и ждать его там. Открылась входная дверь. - Гловер, это вы? - Я, Бен. Господи! Только шесть утра... Ну и ночка! А у нас как раз внуки гостят... - голос у Гловера был еще сонный. - Привет, Кэнфилд. Что, черт побери, с вами случилось? Следователь Мэтью Кэнфилд подробно доложил обо всем, что произошло. - Я позвонил на озеро Эри, - сказал Рейнольдс. - Его личное дело изъято. Ребята в Нью-Йорке постарались сделать все, чтобы его прикрыть. Там личное дело не тронуто. Нам нужно еще что-нибудь сделать для прикрытия? Гловер задумался. - Да. Возможно... В случае, если личное дело на озере Эри исчезло именно из-за этой истории, мы постараемся распространить слух, что Кэнфилд... Кэннон был не тем человеком, за кого он себя выдавал. Что он подставной, работает на другого "крестного отца". И что его пристрелили. Где-нибудь в Лос-Анджелесе или Сан-Диего. Я об этом позабочусь. - Хорошо... А сейчас, Кэнфилд, я покажу вам несколько фотографий. Кто они, говорить не буду... Посмотрите, может, узнаете кого-нибудь, - Бенджамин Рейнольдс открыл шкаф. Вынул папку, вернулся к столу. - Вот эти, - он достал пять снимков, три газетных и два из судебных дел. Уже через секунду Кэнфилд воскликнул: - Вот он! Вот тот, кого маленький итальянец называл "падроне"! - Падроне Скарлатти, - тихо произнес Гловер. - Вы абсолютно уверены? - спросил Рейнольдс. - Да... Его голубые глаза я никогда не забуду. - Вы могли бы подтвердить все это в суде? - Конечно. - Эй, Бен, подождите! - Гловер понимал, что тем самым Мэтью Кэнфилд подпишет себе смертный приговор. - Я только задал вопрос. - Кто это? - спросил Кэнфилд. - Да... Кто это... Кто он на самом деле. Я не стану отвечать вам даже на первый вопрос, но если вы попытаетесь узнать это сами - а вы непременно попытаетесь, - то учтите, что знание это смертельно опасно, - Рейнольдс перевернул фотографию. На обороте было написано: "Алстер Стюарт Скарлетт". - Алстер Стюарт Скарлетт, он же Скарлатти, - произнес следователь Кэнфилд. - Герой войны, не так ли? И миллионер. - Да. Герой войны и миллионер, - ответил Рейнольдс. - Эта информация секретна. Я подчеркиваю: совершенно секретна. Понятно? - Конечно. - Как вы думаете, вас после вчерашнего опознать могут? - Вряд ли. Было и так темно, а я низко надвинул фуражку и старался говорить, как типичный грузчик или таможенник... Нет, не думаю. - Хорошо. Вы выполнили работу на отлично. Теперь отправляйтесь спать. - Благодарю вас, - следователь вышел и закрыл за собой дверь. Бенджамин Рейнольдс разглядывал лежащую перед ним фотографию. - Падроне Скарлатти, Гловер. Вот так. - Передайте все в Министерство финансов. Мы свое дело сделали. - Уж не думаете ли вы... Да мы никому ничего сообщить не можем, если только вы не решили пожертвовать Кэнфилдом... Да даже если мы и бросим его на съедение, чего мы добьемся? Скарлатти явно ничего не подписывал. Его всегда смогут отмазать: "Мистера Скарлетта видели в компании..." Какой? И кто свидетель? Какой-то мелкий государственный служащий против прославленного героя войны? Сына Скарлатти?.. Нет, мы можем только пригрозить. Предупредить. Вероятно, этого и достаточно. - Кому вы собираетесь пригрозить? Бенджамин Рейнольдс откинулся в кресле и сложил пальцы домиком: - Я должен поговорить с Элизабет Скарлатти... И все-таки я не понимаю: почему? Почему?! Глава 7 Алстер Стюарт Скарлетт вылез из такси на углу Пятой авеню и Пятьдесят четвертой улицы и направился к своему дому. Взбежал по ступенькам, открыл массивную дверь, вошел. На мгновение задержался в огромном холле, потопал ногами - февраль выдался холодный. Швырнул в кресло пальто, затем распахнул высокие двустворчатые двери, ведущие в просторную гостиную, и зажег настольную лампу... Четыре вечера, а уже темно. Подошел к стоявшему у камина столику и с удовольствием заметил, что слуги уложили поленья как надо. Он разжег камин и наблюдал, как пламя начинает пожирать дерево. Положил руки на решетку, наклонился к теплу. Перед глазами оказался приказ о награждении его Серебряной звездой - приказ висел в золотой рамочке под стеклом. Надо будет здесь кое-что поменять, подумал он. Скоро он сможет повесить над камином совсем иное. Чтобы все, кто войдет в эту комнату, знали! А затем его мысли снова вернулись к недавним событиям. Дураки! Тупоголовые болваны! Ничтожество! Дерьмо! Мусор! Четверо из команды "Генуи-Стеллы" убиты. Тело капитана найдено на заброшенной барже. На это-то ему наплевать. И на бунт на корабле ему наплевать. Доки - опасное место, это все знают. Но вот труп Ла Тоны, всплывший в нескольких ярдах от парохода. Парохода, доставившего контрабандный спирт... Ла Тона! Кто же его прикончил? Не этот же тупой, косноязычный таможенник... Господи, только не это!.. Ла Тона - прирожденный убийца, он справился бы с любым. Жестокий, хитрый, надежный. Эта история дурно пахнет. Очень дурно пахнет. И ничем этот запах не скроешь: пять трупов на причале тридцать семь, пять убитых за одну ночь. А через Ла Тону они могут выйти на Витоне. Маленького дона Витоне Дженовезе. Грязный ублюдок, генуэзская свинья, подумал Скарлетт. Да, пора выходить из игры. Он получил все, что хотел. Даже больше. Штрассер будет в восторге. Все они будут потрясены. Алстер Скарлетт закурил и направился к маленькой узкой двери слева от камина. Достал ключ, открыл дверь и вошел. Комната тоже была маленькой. Когда-то это был винный погребок, сейчас здесь располагался небольшой кабинет: стол, стул, два тяжелых стальных шкафа. Скарлетт зажег лампу на столе и подошел к первому шкафу. Набрал шифр, открыл один из ящиков. Достал толстую тетрадь в кожаном переплете и сел за стол. Это была его "домашняя работа". Пять лет упорного труда. Он листал страницы, скрепленные металлическими кольцами. Все аккуратно, четко, записи сделаны разборчиво. После каждого имени - краткая характеристика, адрес, биография, положение в обществе, доходы, семья, планы на будущее, перспективы... Страницы снабжены указателями, к разделам прикреплены цветные ленточки. Мастерская работа! Досье на всех важных и не важных персон, которые получали свою выгоду от созданной Алстером Скарлеттом организации. На конгрессменов, бравших взятки от своих подчиненных, на глав корпораций, "вкладывавших" средства в незаконные операции, которые вел он, Алстер Скарлетт, через подставных лиц. О нет, сам он никогда замешан не был - он лишь давал деньги. Мед. На который слетались пчелы. Политики, банкиры, юристы, врачи, архитекторы, писатели, гангстеры, чиновники, полицейские, таможенники, пожарные, букмекеры... Список бесконечен. "Сухой закон" создал основу коррупции, но были и другие предприятия, не менее прибыльные. Жадное быдло! Все задокументировано. Все указаны. Домыслам, догадкам здесь места нет - все точно. Когда настанет время, они не отвертятся. Толстая тетрадь в кожаной обложке содержала 4263 имени. В восьмидесяти одном городе двадцати четырех штатов... Двенадцать сенаторов, девяносто восемь конгрессменов, три члена кабинета Кулиджа. Список ублюдков. Алстер Стюарт Скарлетт снял телефонную трубку и набрал номер. - Позовите Витоне... Что значит "Кто звонит"! Этот номер он дал мне лично! Скарлетт смял в пепельнице сигарету. Ожидая, пока Дженовезе позовут, он рисовал на листе бумаги какие-то линии. Улыбнулся, заметив, что линии, словно лучи или ножи, сходились в центральной точке. Нет, все же не как ножи. Как молнии. - Витоне? Это я... Я точно знаю... А разве мы что-то можем сделать? Делать нам особенно нечего... Если будут спрашивать, подготовь свою историю. Ты был в Вестчестере. Ты не знаешь, кто такой Ла Тона... Только стой на этом. Понял? Не старайся быть умником... У меня есть для тебя предложение. Тебе понравится... Забирай себе все дело. И все, что вложено. Теперь это твое. Я выхожу. Алстер Скарлетт рисовал теперь елку и слушал, что говорят на том конце... - Нет, нет, никакой компенсации. Все твое. Мне ничего не нужно. Вся организация переходит к тебе, вся сеть... Еще раз повторяю, мне ничего не нужно, я выхожу! Если тебе это не интересно, передам дело куда-нибудь еще - в Бронкс или в Детройт. Повторяю, мне ничего не нужно, ни никеля. Только одно: ты меня никогда не знал. В глаза не видел, понятно? Такова моя цена. Дон Витоне Дженовезе разразился длинной тирадой, Скарлетт отставил трубку, из нее доносились вопли и беспрестанно повторявшееся: "Грацие! Грацие! Грацие!" Алстер Скарлетт повесил трубку, закрыл тетрадь в кожаной обложке. Посидел минуту, затем выдвинул верхний ящик письменного стола. Достал письмо, полученное от Грегора Штрассера. Перечитал его - в двадцатый раз. Или в сотый? "Фантастический план... смелый план... маркиз Жак Луи Бертольд... Лондон... К середине апреля". Неужели время настало? Наконец-то! В отношении Алстера Стюарта Скарлетта у Генриха Крегера был свой собственный план. Он, этот план, был не таким уж смелым, но он был весьма достойным. Респектабельным. Да, это точное слово. Респектабельным - Алстер Стюарт Скарлетт рассмеялся от удовольствия. Наследник империи Скарлатти, очаровательный выпускник престижного университета, герой битвы при Мез-Арагоне, самый завидный холостяк высшего нью-йоркского общества, собирался жениться. Глава 8 - Вы все это придумали, мистер Рейнольдс! - Элизабет Скарлатти была в ярости. И не стесняясь изливала свой гнев на стоявшего перед ней человека. - Я не потерплю ни подобных предположений, ни сознательной лжи! - К сожалению, я говорю правду. Впрочем, кое в чем я действительно солгал. - Вы воспользовались ложными основаниями, чтобы получить возможность встретиться со мной! Сенатор Браунли сказал, что вы представляете Агентство по землепользованию и что дело касается каких-то участков, которые Министерство внутренних дел хотело бы приобрести у "Скарлатти индастриз". - Он так и считает. - Тогда он еще больший идиот, чем я думала! Значит, вы мне угрожаете? Как вы смеете пересказывать мне какие-то гнусные, ничем не подтвержденные сплетни? Надеюсь, вы готовы к вызову в суд? - А вы именно этого хотите? - Вы вынуждаете меня поступить именно так!.. Я знаю в Вашингтоне многих, а вот о вас не слышала никогда! И если бы действительно ходили такие слухи, они уже были бы и другим известны. Да, вы вынуждаете меня обратиться в суд. Я не намерена терпеть оскорбления! - А если это правда? - Это неправда, и вы это знаете не хуже меня! Моему сыну не надо лезть в такие дела... У него собственное состояние, и немалое! Оба мои сына имеют специальные фонды, позволяющие им, скажем так, получать значительные суммы! - Значит, мы должны исключить этот мотив, не так ли? - приподнял бровь Бенджамин Рейнольдс. - Я исключаю все, потому что абсолютно ничего и нет! Если мой сын в чем-то нагрешил - что ж, его за это надо наказать, но считать его преступником! А если вы делаете все это только для того, чтобы замарать имя Скарлатти, то вы настоящий подлец, и я позабочусь, чтобы вас выкинули вон. Бенджамина Рейнольдса трудно было вывести из себя, но сейчас он почувствовал, что раздражение начинает приближаться к опасному уровню. Ему пришлось напомнить себе, что старая дама охраняет покой семьи и что было бы трудно ждать от нее при подобных обстоятельствах иного поведения. - Я бы не хотел, чтобы вы считали меня вашим врагом. Я не враг и не шантажист. Откровенно говоря, второе предположение оскорбляет меня даже больше. - И снова вы строите неуместные иллюзии, - перебила его Элизабет Скарлатти. - Да кто вы такой, чтобы быть моим врагом? Вы просто мелкий человечек, использующий какие-то сплетни в своих собственных корыстных целях. - Приказ убить человека - это не "какие-то сплетни". - Что? Что вы такое говорите?! - Это самое серьезное из имеющихся у нас обвинений... Но есть и сопутствующие обстоятельства, если это может вас хоть немного утешить. Старая дама презрительно взирала на Бенджамина Рейнольдса. Он игнорировал этот взгляд. - Человек, которого убили, точнее, которого приказал убить ваш сын, сам был убийцей... Капитан парохода, команда которого сплошь состоит из преступников и занимается грязными делами. Да, на его счету много грязи. Элизабет Скарлатти встала: - Вот этого я точно не потерплю, - спокойно произнесла она. - Вы сделали чудовищное обвинение, а потом излагаете якобы смягчающие обстоятельства. Это чудовищно. - Мы живем в странные времена, мадам Скарлатти. Наши сотрудники не могут всюду поспеть, да, откровенно говоря, мы этого и не хотим. Мы не жалеем о гангстерских войнах, пусть их. Но иногда среди гангстеров попадаются странные личности. - И вы... И вы относите моего сына к этой категории? - Не я. Он сам включил себя в эту категорию. Элизабет Скарлатти медленно вышла из-за стола и подошла к окну. Она стояла спиной к Рейнольдсу и смотрела на улицу. - И сколько еще человек в Вашингтоне... знают эту сплетню? - Все, что я вам рассказал? - Хоть что-нибудь. - Ходили определенные разговоры в Министерстве финансов. Но ничего серьезного, ничего, что побудило бы их к расследованию. Что касается остальных, то только мой помощник и человек, бывший свидетелем. - Их имена! - О нет - Я могу это легко выяснить. - Это не принесет вам никакой пользы. - Посмотрим! - Элизабет повернулась к Рейнольдсу. - Ну и что же вы сделаете? - А что вы ждете? Я не дура. Я не верю ни одному вашему слову. Но я не хочу, чтобы имя Скарлатти трепали какие-то подлецы... Сколько, мистер Рейнольдс? Шеф "Группы 20" спокойно смотрел в глаза Элизабет Скарлатти. - Нисколько. Ни пенни, благодарю вас... Но я пойду дальше. Вы вынуждаете меня выдвинуть обвинение и против вас. - Старый дурак! - Черт побери, хватит!.. Мне нужна только правда! Нет, не только правда. Я хочу, чтобы вы все это прекратили до того, как пострадает кто-нибудь еще. Разве это не уступка знаменитому герою войны? Особенно в наши сумасшедшие времена... И еще я хочу знать: почему?! - Если я стану тут с вами размышлять о причинах, я дам вам повод уверовать в ваши обвинения. Отказываюсь говорить на эту тему! - Господи, боже мой! Ну вы и штучка! - Да. И вы меня еще плохо знаете. - Неужели вы и сами понять не можете? Так продолжаться не может. Это конец! Это будет концом, если вы не сможете остановить сына. А мы предполагаем, что вы можете это сделать... Но я думаю, что и вы хотели бы знать почему. Мы оба знаем, что ваш сын богат, - так почему же? Элизабет смотрела на него, и Рейнольдс понял, что она не ответит, не станет отвечать. Что ж, он сделал все, что мог. Остальное зависит от нее. - Прощайте, мадам... Но предупреждаю: я глаз не спущу с падроне Скарлатти. - С кого? - Спросите вашего сына сами, пусть он скажет, что значат эти слова. Рейнольдс повернулся и вышел из комнаты. Люди вроде Элизабет Скарлатти ужасно утомляли его. Может, потому, подумал он, что такие люди не стоят его внимания. Да, все эти магнаты не стоят его внимания. Элизабет наблюдала, как пожилой человек закрыл за собой дверь. Подождала, пока он спустится по лестнице. Подошла к окну. Он шел к Пятой авеню. Повернулся, увидел одинокую фигуру в окне первого этажа. Глаза их встретились. Они даже не кивнули друг другу на прощание. Глава 9 Чэнселлор Дрю Скарлетт ходил взад-вперед по толстому восточному ковру, устилавшему его кабинет в доме-No 525 по Пятой авеню. Он глубоко дышал и выпячивал при вдохе живот. Массажист в клубе сказал, что это отличный способ снизить напряжение и успокоиться. Не помогало. Надо будет сменить массажиста. Он остановился перед стеной, покрытой панелью красного дерева. Между окнами, выходившими на Пятую авеню, висели под стеклом газетные вырезки. Во всех говорилось о "Скаруик фаундейшн", и во всех говорилось лично о нем. А в некоторых его имя было даже вынесено в заголовки. Когда его что-то расстраивало, а такое бывало часто, он смотрел на эти аккуратно окантованные свидетельства достижений. И они всегда успокаивали ело. Чэнселлор Скарлетт как должное воспринял роль мужа скучной и неинтересной жены. Повинуясь долгу, зачал на супружеском ложе пятерых детей. К большому удивлению Элизабет, он также с интересом включился в семейное дело. Как бы в ответ на героические подвиги брата, Чэнселлор Дрю удалился в спокойную сень бизнеса. И у него были свои идеи. Ежегодный доход всех предприятий Скарлатти превышал доход какой-нибудь небольшой страны, и Чэнселлор убедил Элизабет, что налоги станут меньше, если они откроют какой-нибудь благотворительный фонд. Предъявив матери точные цифры - особенно при этом он упирал на антитрестовское законодательство, - Чэнселлор добился согласия Элизабет на создание "Скаруик фаундейшн". Чэнселлор принял пост президента, мать - главы совета директоров. Что ж, Чэнселлору не суждено было стать героем войны, но зато его дети будут видеть в нем крупного бизнесмена, внесшего большой вклад в культуру. "Скаруик фаундейшн" финансировал мемориалы военным героям; индейские резервации; выпуск "Словаря величайших патриотов" - словарь предназначен для начальных школ; "Роланд Скарлетт клуб" - цепь летних молодежных лагерей, в которых под неусыпным оком епископата молодые люди познавали вечные ценности христианской демократии, столь дорогой сердцу президента фонда. А также целый ряд подобных предприятий - газеты пестрели объявлениями о благочестивых проектах "Скаруика". Зрелище газетных вырезок успокоило Чэнселлора, но, увы, ненадолго. Сквозь плотно закрытую дверь он расслышал, что на столе секретарши зазвонил телефон, и вновь вспомнил о сердитом звонке матери: она со вчерашнего утра разыскивала Ал стера. Чэнселлор нажал на кнопку переговорного устройства: - Позвоните моему брату домой еще раз, мисс Несбит. - Да, сэр. Мать была непреклонна: он должен разыскать Алстера. Алстер обязан появиться у нее не позднее сегодняшнего вечера. Чэнселлор сел и снова попытался дышать, как учил массажист. Массажист сказал, что если дышать так сидя, то это полезно для брюшного пресса. Он глубоко вдохнул и изо всех сил выпятил живот. Средняя пуговица пиджака отскочила и упала на ковер. Черт! Мисс Несбит обратилась через переговорное устройство: - Горничная из дома вашего брата сказала, что он уже в пути. Он едет к вам, мистер Скарлетт, - в голосе мисс Несбит звучала гордость: задание выполнено. - Значит, он все это время находился у себя? - Я не знаю, сэр, - мисс Несбит была оскорблена. Через двадцать нескончаемых минут прибыл Алстер Стюарт Скарлетт. - Господи! Где ты был? Матушка со вчерашнего утра ищет тебя! Куда мы только ни звонили. - Я был в Ойстер-бей. А почему вы не позвонили туда? - В феврале? Но кто туда зимой ездит... Может, правда, она и звонила, я не знаю. - Впрочем, вы бы меня все равно не нашли. Я был в одном из коттеджей. - А что ты там, черт побери, делал? В феврале-то... - Скажем, охотился на оленей, дорогой братец... А у тебя здесь очень мило! Уж не помню, когда я здесь последний раз был. - Около трех лет назад. - А для чего все эти приспособления? - Алстер показал на письменный стол. - Новейшее оборудование. Смотри... Вот электрический календарь - лампочки указывают на те дни, когда у меня запланирована важная встреча. Вот внутреннее переговорное устройство со всеми восемнадцатью находящимися в здании офисами. Это частная телефонная линия... - Хватит, хватит, я просто потрясен. Кстати, мне надо спешить. Я подумал, что тебе приятно будет узнать... Я собираюсь жениться. - Что? Алстер, Бог мой, ты женишься? - Похоже, что пора. - Но на ком же, ради Бога? - О, не беспокойся. Честь семьи посрамлена не будет. Чэнселлор холодно глянул на брата: он был готов к тому, что Алстер выберет какую-нибудь бродвейскую танцовщицу или, может быть, одну из этих ужасных женщин-писательниц в черных свитерах и с мужской стрижкой, что часто посещали его вечеринки. - То есть? - Мне было среди кого выбирать. - Меня не интересует твоя сексуальная жизнь! Кто это? - О, но тебя она должна интересовать... Между прочим, большинство подружек твоей жены, как замужние, так и незамужние, обыкновенные шлюхи. Предупреждаю. - Может скажешь, кого это ты собрался осчастливить? - У тебя есть возражения против дочки Саксонов? - Джанет!.. Джанет Саксон! - в восторге вскричал Чэнселлор. - Думаю, она подойдет, - пробормотал Алстер. - Подойдет! Да это замечательно! Мама будет так довольна! Джанет - чудесная девушка. - Да, мама будет довольна, - Алстер был странно спокоен. - Алстер, даже сказать не могу, как я рад. Ты, конечно, уже сделал предложение, - это был не вопрос, а утверждение. - Зачем, Чэнселлор, как ты можешь так думать?.. Я боялся, что ее кандидатура не будет утверждена. - Понимаю, понимаю... Конечно... Но я уверен, что все будет в порядке! Ты уже говорил маме? Поэтому она в такой истерике? - Никогда не видел маму в истерике. Это, наверное, зрелище. - Правда, ты сейчас же должен ей позвонить. - Позвоню, позвоню. Через пару минут... Я хочу тебе еще кое-что сказать, - Алстер Скарлетт небрежно опустился в стоявшее перед письменным столом кресло. Чэнселлор, сообразивший, что брат действительно хочет поговорить с ним о чем-то серьезном, сел напротив. - В чем дело? - Я дразнил тебя. Ну, насчет шлюх. - Рад слышать это! - О, ты неправильно меня понимаешь. Дело не в том, кто эти дамы на самом деле, - в конце концов, настоящие мужчины таких вопросов не обсуждают... Просто мне хотелось тебя расстроить. Не принимай это близко к сердцу, у меня есть причины... Я подумал, что так ты серьезнее воспримешь мое дело. - Какое дело? - Вот почему я отправился на остров... Чтобы подумать в одиночестве... Эти бесцельные, пустые дни надо кончать. В одночасье не получится, но мне пора постепенно менять образ жизни. Чэнселлор во все глаза смотрел на брата: - Я впервые слышу от тебя такие слова. - Ты знаешь, наедине с собой так хорошо думается. Никто не звонит, никто от тебя ничего не хочет... О, я не стану давать обещаний, которые не смогу сдержать. Но я хочу попробовать... И ты единственный человек, к которому я могу обратиться. Чэнселлор Дрю растроганным голосом произнес: - Что я могу для тебя сделать? - Я бы хотел приобрести какой-то статус. Сначала, может быть, не вполне официальный. Ничего особенного. Но я хотел бы осмотреться и понять, что меня заинтересует больше всего. - Конечно! Ты получишь работу здесь! Как здорово нам будет работать вместе. - О нет, только не здесь. Это был бы еще один подарок. Нет, я хочу заняться тем, чем мне сто лет назад следовало бы заняться. Пойти по твоим следам. С самого низа. - И что ты предполагаешь? - Откровенно говоря, я хотел бы изучить все, что связано с семьей. С нами, Скарлатти. С интересами, бизнесом, всем прочим... С этого начинал ты, я всегда тобой восхищался. - Ты действительно так считаешь? - Чэнселлор был необыкновенно серьезным. - Да... Я взял с собой на остров массу бумаг. Отчеты, прочие документы из маминого кабинета. У нас же очень большие дела с этим банком, да? Как, черт побери, он называется? - "Уотерман траст". Они уже много лет ведут все наши финансовые операции. - Может, мне устроиться туда?.. Ну, как бы неофициально. На пару часов в день. - Никаких проблем! Я сегодня же все улажу. - И еще... Ты не мог бы сделать одолжение, позвонить маме? Скажи ей, что я уже еду. Можешь упомянуть о нашем разговоре. И скажи ей о Джанет, если хочешь, - Алстер Скарлетт поднялся. В лице его было что-то скромно-героическое. Выражение это не пропало даром. Чэнселлор встал и протянул руку: - Добро пожаловать домой, Алстер. Ты начинаешь новую жизнь. Запомни мои слова. - Да, и я так думаю. Не сразу, конечно, но постепенно. Элизабет Скарлатти встала и ударила ладонью по столу. - Ты сожалеешь? Сожалеешь? Ну, меня тебе обмануть не удастся. Да ты просто перепугался до смерти! И правильно! Ты, чертов дурак! Осел! Ты что думал, это игрушки? Детские забавы? Алстер Скарлетт вцепился в подлокотник дивана и повторял про себя: "Генрих Крегер, Генрих Крегер". - Я требую объяснений! - Я же уже сказал тебе. Мне было скучно. Просто скучно. - Как глубоко ты погряз? - О Господи! Да говорю же тебе, что я ни в чем не замешан! Я просто пару раз давал им деньги. На корабль. Это все. - Кому ты давал деньги? - Ну... знакомым. По клубу. - Это преступники? - Не знаю. А кто сегодня знает? Да, полагаю, что они были преступниками. Что они и есть преступники. Поэтому я удалился. Полностью вышел из этого дела! - Ты когда-нибудь что-нибудь подписывал? - Господи, конечно, нет! Я же не сумасшедший. - Нет, сумасшедшим я тебя не считаю. Я считаю, что ты просто идиот. "Генрих Крегер, Генрих Крегер, Генрих Крегер..." Алстер Скарлетт встал с дивана и закурил. Подошел к камину, швырнул спичку в потрескивающие поленья. - Я не идиот, мама, - ответил он серьезно. Элизабет не обратила на эту реплику никакого внимания. - Ты всего лишь давал деньги? И ты не замешан ни в каком насилии? - Нет! Конечно, нет! - Тогда кто этот капитан? Человек, которого убили? - Не знаю! Слушай, я же уже говорил. Да, признаю, я был там. Ребята сказали, что это очень забавно: посмотреть, как выгружается контрабанда. И все, клянусь тебе. Там начались какие-то беспорядки. Команда раскричалась, и я быстро ушел. - И больше ничего? Это все? - Да. А что ты от меня ждала? Думала, я с головы до ног забрызган кровью? - Не хотелось бы, - Элизабет вышла из-за стола и приблизилась к сыну. - А как насчет женитьбы? Ты женишься тоже потому, что стало скучно? - Я думал, ты одобришь мой шаг. - Одобрю? Когда это мое одобрение или неодобрение тебя волновало? - Всегда. - Мне нравится эта девочка Саксон, но вовсе не по тем причинам, по которым она нравится Чэнселлору. Я ее видела, она мне кажется очень милой... Ноя не уверена, что я тебя одобряю. Ты любишь ее? Алстер Скарлетт искоса глянул на мать: - Я полагаю, из нее получится хорошая жена. - Поскольку ты не ответил на мой прямой вопрос, задам тебе другой: а ты уверен, что из тебя получится хороший муж? - Ну, мама, я читал в "Вэнити фэар", что я самый завидный жених Нью-Йорка! - Хорошие мужья и завидные женихи зачастую понятия взаимоисключающие... Почему ты хочешь жениться? - Пора. - Я бы приняла такое объяснение от твоего брата, но от тебя не приму. Скарлетт подошел к окну. Момент назрел. Момент, который он планировал, который он не раз репетировал наедине с собой. Он должен сказать просто, как будто эти слова ничего не значат. Он произнесет их, он сделает все как надо, и в один прекрасный день Элизабет поймет, как она ошиблась. Нет, он не идиот, не глупец; он - гений. - Я говорил об этом Чэнселлору. Скажу теперь тебе. Я действительно хочу жениться. И еще я хочу заняться чем-то серьезным... Ты спросила, люблю ли я эту девушку. Думаю, что да. Или полюблю. Для меня сейчас важно другое - я хочу успокоиться, начать нормальную жизнь, - он отвернулся от окна и глянул на мать. - Я бы хотел увидеть, понять, что вы с отцом создали для нас. Я хочу понять, что такое быть членом семьи Скарлатти. Это знают все, кроме меня. Пора узнать и мне, мама. - Да, пора узнать и тебе. Но предупреждаю: я бы не хотела, чтобы ты питал иллюзии: твое имя еще не гарантирует участия в управлении делом. Прежде чем тебе будет предоставлено право решать, ты должен показать, чего ты стоишь. Учти, действуя так, я действую во имя Скарлатти. - Да. Ты всегда давала мне это ясно понять. Элизабет Скарлатти обошла стол и снова уселась в свое кресло. - Мне никогда не нравилась фраза "В мире не меняется ничего". Меняется на самом деле все. Может быть, у тебя есть тала