т, кого называли Артуром, встал и направился к лифту. - Господи, разве тебе дано исправить французские манеры? Люди истратили на это века. Идем, Бэзил. Заглянем в "Дочестер" и посидим там часок-другой. - Не могу, Артур. Не сойду с этого места, пока не добьюсь своего. - Как знаешь. Звони мне, не пропадай. Кэнфилд остался сидеть вместе с нервным Бэзилом. Он тоже твердо решил ждать Бертольда. - Позвоните маркизу снова, прошу вас, мисс, - сказал Бэзил. Она позвонила даже несколько раз, но ответа не последовало. Майор встревожился. Он подошел к огромным двойным дверям и постучал. Тишина. Он попытался открыть одну створку, потом другую - они были заперты. Бэзил вскочил с кресла. Растерянная секретарша осторожно подняла телефонную трубку и начала часто-часто нажимать на кнопку вызова, потом стала давить беспрерывно. - Отоприте дверь, - приказал майор. - О, я не знаю... - Я знаю! Дайте ключ! Девушка приоткрыла верхний ящик стола, потом подняла глаза на американца: - Может, все-таки подождать? - Черт побери! Дайте ключ! - Да, сэр! - Она выбрал а из связки ключей один и протянула Кэнфилду. Он распахнул двери настежь. Их взорам предстало ужасное зрелище: маркиз лежал на своем роскошном письменном столе, изо рта у него тонкой струйкой стекала кровь, высунутый наружу язык распух, глаза, казалось, вылезли из орбит - он был удушен гарротой. Секретарша завопила, но в обморок не упала. Бэзила колотило, будто его подключили к электросети, он беспрерывно повторял: "О Боже! О Боже! О Боже!". Майор подошел к столу и приподнял руку Бертольда. Потом отпустил, и рука тяжело упала. Девушка вопила все громче, на ее крик прибежали двое служащих. Они глянули в кабинет, и один из них рванулся назад, к лестнице, крича во всю мощь легких, другой медленно, с опаской, подошел к Бертольду. Сбежались остальные сотрудники фирмы, раздались охи, ахи, взвизги. Кэнфилд тряс за плечи кудрявую секретаршу, пытаясь заставить ее замолчать. "Позвоните в полицию", - скомандовал он, но девица не слушала. Кэнфилд не хотел звонить сам: сейчас важно было не отвлекаться, никого не выпускать из виду, особенно Бэзила. Сквозь толпу к ним пробился высокого роста седоватый мужчина с хорошо ухоженными усами. - Мисс Ричардс! Мисс Ричардс! Бога ради, что случилось? - Вот что случилось! - воскликнул майор, стараясь перекричать гомон возбужденных голосов и указывая на труп. Кэнфилд пристальнее вгляделся в мужчину, задавшего вопрос. Вроде бы что-то знакомое просматривалось в его облике, хотя людей такого типа в мире Скарлатти множество. - Вы позвонили в полицию? - спросил джентльмен. Кэнфилд заметил, что Бэзил продирается сквозь толпу к лифту. - Нет, полиция не извещена, - прокричал он. - Позвоните туда!.. И хорошо бы закрыть эти двери, - он двинулся вслед за Бэзилом. Аристократического вида усатый господин крепко держал его за рукав. - Значит, это вы его обнаружили? - Да. Отпустите меня! - Как вас зовут, молодой человек? - Дерек. Джеймс Дерек! А теперь поторопитесь вызвать полицию! Кэнфилд взял усача за запястье и сильно повернул. Кулак разжался, и Кэнфилд ринулся вдогонку за Бэзилом. Господин с пышными усами поморщился и повернулся к секретарше. Девушка дрожала. - Мисс Ричардс, звоните в полицию! Срочно! - Хорошо, мистер Пул. Мистер Пул поспешил вернуться к себе в кабинет, он хотел побыть один. Значит, они это сделали! Цюрих вынес Жаку смертный приговор! Они убили его самого близкого друга, покровителя, человека, дороже которого у него не было на свете никого. Человека, который дал ему, Пулу, все. Человека, ради которого он сам пойдет на все. Они поплатятся! Они жестоко поплатятся! Он, Пул, никогда не подводил Бертольда. Он не подведет его и после смерти. Но слишком много неясного. Очень много. Этот Кэнфилд, который почему-то назвался чужим именем, старая леди - Элизабет Скарлатти... А главное, Генрих Крегер, этот урод. Пул не сомневался, что он - сын Элизабет Скарлатти. В конце концов, сам Бертольд сказал ему об этом. Интересно, знает ли это еще кто-нибудь? С площадки третьего этажа, забитой сотрудниками Бертольда, Кэнфилд разглядел Бэзила, который, изо всех сил орудуя локтями, пробивался по лестнице вниз. Кэнфилд закричал: - Очистите дорогу! Дорогу для врача! Пропустите врача! Дорогу! Дорогу! Уловка сработала, толпа расступилась. Когда Кэнфилд добежал до первого этажа, Бэзил уже пропал из виду. Кэнфилд выскочил на улицу и увидел, что тот стоял посередине Воксхоллроуд и, размахивая руками, пытался поймать такси. Брюки у него были забрызганы грязью - он видно, поскользнулся и упал в лужу. Из окон фирмы "Бертольд и сыновья" раздавались вопли, у входа собралась изрядная толпа зевак. Кэнфилд рванулся вперед. Бэзил судорожно схватился за дверцу подъехавшего такси и влез в салон. Кэнфилд успел помешать тому захлопнуть дверцу, втиснулся внутрь, оттолкнув Бэзила в глубь сиденья. - Что вы себе позволяете! Что вы делаете! - Бэзил был испуган, но голоса, однако, не повышал: он не хотел привлекать к себе дополнительного внимания. Американец крепко ухватил Бэзила за руку и отдернул рукав. Показалась красно-черная запонка. - Цюрих, Бэзил, Цюрих! - прошептал майор. - О чем вы говорите? - Чертов идиот, я на твоей стороне! Или буду на твоей, если они оставят тебя в живых! - О Боже! О Боже! - пролепетал Бэзил. Кэнфилд отпустил руку Бэзила, и тот безвольно уронил ее на колени. Кэнфилд сидел прямо и говорил, словно самому себе: - Ведь и так все ясно. Отпираться бессмысленно. - Я не знаю вас, сэр! Я не знаю вас! - Бэзил был близок к обмороку. - Вы забываете, что я все видел. - Но выслушайте меня! Я не имею к этому никакого отношения! Я был в приемной вместе с вами! - Конечно, ясно, что это дело рук шофера. Но многие захотят узнать, почему вы сбежали. Быть может, ваша задача состояла в том, чтобы удостовериться, что работенка сделана как надо? - Это абсурд. - Тогда зачем же вы сбежали? - Я... Я... - Где мы с вами можем спокойно посидеть минут десять-пятнадцать? Я бы не хотел создавать впечатление, будто мы сбежали с места происшествия. - Наверное, в моем клубе... - Прекрасно! Назовите адрес. Глава 32 - С чего это, черт возьми, вы взяли, что я был там? - кричал в телефонную трубку Джеймс Дерек. - Я с двенадцати дня здесь, в "Савойе"!.. Нет, она здесь со мной - англичанин вдруг почувствовал, что у него перехватило дыхание. Когда он заговорил вновь, в речи его уже не было уверенности. - Боже праведный!.. Как ужасно... Да. Да, я понял. Элизабет Скарлатти сидела напротив него и читала досье Бертольда. Услышав изменившийся тон, она подняла на Дерека глаза. Сейчас он тоже смотрел на нее. - Да. Он ушел отсюда ровно в три тридцать. Вместе с Фергюсоном, нашим сотрудником. Они должны были встретиться с миссис Скарлетт у "Типпина", а оттуда он собирался направиться к Бертольду... Я не знаю. Он просил ее оставаться с Фергюсоном, пока не вернется от Бертольда. Фергюсон должен позвонить через... Я понимаю. Ради бога, держите меня в курсе. Я вам позвоню, если что-то узнаю. Он положил трубку на рычаг. - Бертольд убит. - Господи милостивый! Где Джанет? - За ней присматривает наш сотрудник. Он докладывал час назад. - А Кэнфилд? Где Кэнфилд? - Я и сам бы хотел это знать. - С ним все в порядке? - Откуда же я знаю? Там, у Бертольда, он назвался моим именем, а потом исчез! - Что случилось с маркизом? - Его удавили. - О! - Элизабет вдруг живо вспомнила, как на борту "Кальпурнии" Мэтью Кэнфилд показал ей, каким именно способом хотел убить ее Батройд. - Если он его убил, то наверняка имел на то веские основания! - Основания? Крайне интересно! - Что именно? - То, что вы думаете, будто Кэнфилд убил его. - Значит, он защищался! Кэнфилд не убийца! - Да не убивал он Бертольда, если это вас может успокоить. - Она с облегчением вздохнула. - А известно, кто это сделал? - Вероятно, шофер Бертольда. - Странно. - Очень. Он служил у него много лет. - Наверно, Кэнфилд его и ищет. - Вряд ли. Тот ушел минут за десять-двенадцать до того, как они обнаружили труп. Джеймс Дерек был явно расстроен. Он подошел к Элизабет. - В свете того, что произошло, мне бы хотелось задать вам вопрос. Но, разумеется, вы вправе не отвечать... - Что за вопрос? - Я бы хотел знать, как - или, может, почему - британское Министерство иностранных дел предоставило мистеру Кэнфйлду полную свободу действий. - Мне не понятно, что вы имеете в виду. - Что ж, мадам. Если вы не желаете отвечать, я уважаю ваше молчание. Но поскольку в истории с убийством было использовано мое имя, я полагаю, что имею право на большее, чем... очередная ложь. - Очередная... ложь? Вы оскорбляете меня, мистер Дерек. - Неужели? Значит, вы вместе с мистером Кэнфилдом прибыли сюда, чтобы поймать с поличным сотрудников вашего посольства, которые вернулись в Соединенные Штаты более четырех месяцев назад? - О! - Элизабет опустилась на кушетку. Ее не волновало неудовольствие англичанина; ей лишь хотелось, чтобы на этот вопрос ответил сам Кэнфилд. Зато ее весьма обеспокоило то, что Кэнфилд, видимо, как-то связан с госдепартаментом США. - Увы, это было необходимо. - Ах, "увы"... Значит, вы не желаете отвечать. - Напротив, таков мой точный ответ. Но мне бы хотелось, чтобы вы поточнее объяснили, что значит "полная свобода". - Мистера Кэнфилда поддерживает самый верхний эшелон нашего правительства, а такие услуги британское Министерство иностранных дел, как правило, оказывает только ведущим политическим кругам! А не миллионерам, поссорившимся с другими миллионерами из-за акций и вкладов... И уж, извините, не частным гражданам, пусть и пережившим большую трагедию. Слова Джеймса Дерека подействовали на главу дома Скарлатти как ушат холодной воды, менее всего на свете ей хотелось бы, чтобы ее действия контролировались "высшими эшелонами". Небольшое агентство Кэнфилда, казалось, было послано ей самим Господом Богом: соглашение с ним давало ей некоторый официальный статус и вместе с тем избавляло от ответственности за возможные последствия. Если бы она решила повести дело иначе, она могла бы подключить любое нужное количество людей как в законодательных, так и в исполнительных сферах США. Это не составило бы ей труда... Значит, отдел, в котором работал Кэнфилд, отнюдь не так прост. Значит, сын ее совершил что-то более зловещее, чем даже изъятие акций... Нет ли ответа в досье Бертольда? Элизабет задумалась. - Судя по всему, вы узнали об этой "полной свободе" лишь недавно? - Мне сообщили сегодня утром. Похоже, объяснение все же содержится в досье Бертольда. Мэтью Кэнфилд прочел его и попросил больших полномочий. Может, он делал пометки на полях? Элизабет снова взяла досье. "После окончания войны заводы в Рурской области откуплены. .. Офисы в Штутгарте и Тассинге... Тассинг. Германия. Экономический кризис. Веймарская республика. Целая череда экономических кризисов! Мощный и непрерывно длящийся политический кризис! "...Партнерами по фирме являются мистер Сидней Мастерсон и мистер Гарольд Ликок..." Мастерсон и Ликок. Цюрих! Тассинг! - Город Тассинг вам что-нибудь говорит? - Это не город. Это район в Мюнхене. В Баварии. А почему вы спрашиваете? - Мой сын провел там много времени и растратил уйму денег... Впрочем, как и в других местах. Это не наводит вас на какую-нибудь конкретную мысль? - Мюнхен? Это логово нового германского радикализма. - Радикализм? Это что - коммунисты? - Нет. Красные, а равно и евреи для них первые враги. Эта публика имеет свои клубы, организацию. Они считают себя "высшей расой". А свою организацию называют СС. - "Высшей расой"? О Боже! Элизабет медленно вложила досье в огромный конверт, встала. Молча и так же медленно направилась в спальню и плотно закрыла за собой дверь. Джеймс Дерек остался в гостиной. Он ничего не понял. В спальне Элизабет подошла к письменному столику, где стопкой лежали документы, стала перебирать их, пока наконец не отыскала цюрихский список. Без суеты и спешки она начала вчитываться в имена. Эвери Лэндор, США, - нефть Луи Гибсон, США, - нефть Томас Роулинс, США, - акции Говард Торнтон, США, - промышленное строительство Сидней Мастерсон, Великобритания, - импорт Дэвид Иннес-Боуэн, Великобритания, - текстильная промышленность Гарольд Ликок, Великобритания, - акции Луи Франсуа д'Альмейда, Франция, - железные дороги Пьер Додэ, Франция, - пароходные линии Ингмар Мюрдаль, Швеция, - акции Кристиан Олаффсен, Швеция, - сталь Отто фон Шнитцлер, Германия, - ИГ Фарбениндустри Фриц Тиссен, Германия, - сталь Эрих Киндорф, Германия, - уголь В этом цюрихском списке значились наиболее могущественные люди западного полушария. Элизабет положила список на стол, взяла записную книжечку в кожаном переплете, открыла ее на букве "О". "Огилви и Сторм - издатели, Бэйсуотер-роуд, Лондон". Она позвонит Томасу Огилви и попросит собрать всю информацию об СС. Она уже кое-что слышала об этом. Она вспомнила, как читала где-то, что эта организация именует себя национал-социалистской и что возглавляет их некто Адольф Гитлер. Глава 33 Полное имя Бэзила было Бэзил Хоуквуд, и Кэнфилд мгновенно представил себе торговую марку "Хоуквуд", как она обозначается на разнообразных кожаных товарах. "Хоуквуд лезер" была одной из крупнейших фирм в Англии. Испуганный Бэзил провел Кэнфилда в просторный читальный зал своего клуба "Рыцари". Они развернули два глубоких кресла к окну, и теперь остальные члены клуба вряд ли могли услышать их беседу. От страха Бэзил говорил быстро и невнятно, и Кэнфилд с трудом продирался сквозь его рассказ. Оказалось, что владелец фирмы "Хоуквуд лезер" уже давно ведет дела с одной малоизвестной мюнхенской фирмой. Чтобы директора фирмы ничего не узнали, он отсылал туда товар под видом "бракованного". В последнее время директора заинтересовались, почему за этот год так возрос процент брака, и потребовали подразделения "Хоуквуда" представить полный отчет. Наследник Хоуквуда-старшего оказался в весьма затруднительной ситуации, и попросил приема у Бертольда, чтобы объявить, что на некоторое время поставки прекращаются. Он слезно молил Мэтью Кэнфилда войти в его положение: - Прошу вас, сообщите в Мюнхен о полнейшей лояльности, но башмаки, ремни и портупеи пока придется получать от кого-то другого. - Почему вы носите запонки? - строго спросил Кэнфилд. - Я надел их только сегодня, чтобы напомнить Бертольду о своем вкладе. Он подарил мне их сам... А вы свои не носите? - Мой вклад мало что значит. - Ну а мой, черт возьми, значит кое-что. Я не скупился в прошлом, не поскуплюсь и в будущем! - Хоуквуд наклонился вперед. - Нынешние обстоятельства не меняют моих симпатий! Вы можете сообщить об этом. Проклятые жиды! Социалисты! Большевики! Заполонили всю Европу! Они все в тайном сговоре, чтобы уничтожить все христианские принципы! Они зарежут нас в наших постелях! Я никогда не сомневался в этом! Я буду помогать! Изнасилуют наших дочерей! Поверьте моему слову! Скоро на вашем счету будут миллионы! Мэтью Кэнфилд вдруг почувствовал себя совершенно больным. Боже, во что он влез? Он встал, ноги у него дрожали. - Я доложу обо всем, мистер Хоуквуд. - Вы добрая душа. Я знал, что вы поймете. - Начинаю понимать, - и Кэнфилд быстро зашагал прочь - скорее, скорее из этого клуба, от этого безумца! Стоя у парадного входа в клуб "Рыцари", Кэнфилд пытался поймать такси. Все внутри у него закаменело от ужаса - он попал в мир, не подвластный его пониманию. В мир, которым заправляют чудовища, преступники, чьи планы и идеи просто не укладываются в его сознании. Глава 34 Элизабет разложила на кушетке вырезки из газет и журналов. Издатели Огилви и Сторм потрудились на славу. Столько материала она сама не раздобыла бы и за неделю. Национал-социалистическая рабочая партия Германии явилась на свет как партия махровых шовинистов. Члены СС отличались суровостью, но никто не воспринимал их всерьез. Статьи, фотографии, даже короткие заголовки были подобраны таким образом, что при взгляде на них создавалось впечатление, будто речь идет об оперетке: "Зачем работать, раз можно напялить на себя маскарадный костюм и прикинуться Вагнером?" Кэнфилд взял одну из вырезок и прочел имена вождей: Адольф Гитлер, Эрих Людендорф, Рудольф Гесс, Грегор Штрассер. Словно имена водевильных персонажей - Адольф, Эрих, Рудольф и Грегор, - они невольно вызывали улыбку. Однако дальнейшее содержание напрочь отбило у него охоту улыбаться. Уж больно страшно звучали иные фразы: ".. .тайный сговор жидов и коммунистов!.." "...дочери, изнасилованные большевистскими террористами!" "...арийская кровь, загаженная заговорщиками-семитами!.." "...план на тысячу лет вперед!.." Кэнфилд видел перед собой лицо Бэзила Хоуквуда, владельца одной из крупнейших компаний Англии, в экстазе бормочущего те же самые слова. Вспомнил о поставках кожаных изделий в Мюнхен: изделия эти оказались атрибутом военной формы господ на фотографиях. Вспомнил манипуляции Бертольда, дорогу в Уэллсе, гибель монахинь в Йорке. Элизабет сидела за письменным столом и делала краткие выписки из статей. Общая картина становилась для нее понятной. Однако картина эта была как бы незавершенной, ей будто недоставало фона. Это беспокоило Элизабет. - Ваше воображение потрясено, не так ли? - сказала Элизабет, поднимаясь с кресла. - А что вы обо всем этом думаете? - Есть от чего испугаться. Зловещая политическая организация нацеленно, упорно финансируется рядом богатейших магнатов планеты. Объединенных в цюрихскую группу. И мой сын входит в эту группу. - Но почему? - Я пока не вполне разобралась, - Элизабет прошла к окну. - Надо кое-что довыяснить. Одно, тем не менее, очевидно. Если эта банда фанатиков добьется серьезного политического успеха в Германии, то цюрихская группа обретет неслыханную доселе экономическую власть. Скорей всего, ими разработана какая-то долгосрочная программа. Быть может, глубоко продуманный, стратегический план. - Похоже, мне необходимо вернуться в Вашингтон... - Правительство, наверное, уже знает или подозревает. - Тогда мы должны отправиться прямо в логово! - Вам туда нельзя! - Элизабет повернулась спиной к Кэнфилду и повысила голос: - Ни одно правительство - а вы правительственный служащий - не имеет права вмешиваться во внутреннюю политику другого государства. Есть иной путь. Куда более эффективный. Но он сопряжен с огромным риском, и мне необходимо как следует все взвесить. Старая дама поднесла молитвенно сложенные ладони к губам и принялась ходить по комнате. - Что это за путь? И в чем риск? Но Элизабет не слышала его: она была глубоко погружена в свои мысли. Спустя несколько минут она сказала: - В Канаде, в настоящем медвежьем углу, есть небольшое озеро, а на нем островок. Много, очень много лет назад его сгоряча купил мой муж. На островке имеются кое-какие постройки, примитивные, но жить в них можно... Если бы я положила на ваш счет столько сколько вы сочтете необходимым, вы смогли бы так обезопасить остров, чтобы он стал неприступным? - Думаю, что смог бы. - Такой ответ меня не устраивает: сомнений быть не должно. Жизнь всех членов моей семьи будет зависеть от того, насколько полна изоляция. А средства, о которых я упомянула, поверьте, безграничны. - Тогда смогу. - И смогли бы переправить их туда в полной секретности? - Да. - И устроить все за одну неделю? - Да. - Очень хорошо. Я вкратце обрисую вам, что я собираюсь сделать. Но, поверьте, если я говорю, что это единственный путь, - это правда. - Каковы ваши намерения? - Излагая упрощенно, "империя Скарлатти" уничтожит каждого цюрихского инвеститора. Приведет их всех к финансовому краху. Кэнфилд смотрел на уверенную в себе, решительно настроенную старую леди. Он раздумывал, как бы поточнее сформулировать свой ответ. - Вы с ума сошли, - наконец спокойно произнес он. - Вы одна. Их четырнадцать... хотя нет, теперь тринадцать вонючих богатых жирных котов. Вам с ними не совладать. - Я за ценой не постою, мистер Кэнфилд. Во всяком случае, тут иной счет. Важно, как быстро человек может оперировать своими средствами. В экономике фактор времени - основное оружие, и не слушайте, если вам скажут иное. В моем случае одно обстоятельство перевешивает все остальные. - Какое же? Элизабет неподвижно стояла перед Кэнфилдом. Голос ее звучал трезво и размеренно: - Если бы мне потребовалось ликвидировать весь промышленный трест Скарлатти, меня не смог бы остановить никто на свете. Майор не был уверен, что понимает смысл сказанного. - Да вы дурак!.. Кроме Ротшильдов и, возможно, нескольких индийских махарадж, вряд ли кто еще на всей нашей планете может так сказать! - Но почему? Почему никто из цюрихской группы не может сделать то же самое? Старая дама в негодовании всплеснула руками. - Вы меня удивляете! Или только страх может заставить вас мыслить более масштабно? - Пожалуйста, без оскорблений, мадам! - Все взаимосвязано, уверяю вас. Основная причина, почему такая операция никем в Цюрихе не может быть и не будет проведена, - это их собственный страх. Страх перед законом, поскольку они связаны совместными преступлениями, страх перед вкладчиками, страх перед необходимостью срочных решений. Но прежде всего страх перед финансовым крахом. - А вас ничто из вышеперечисленного не останавливает... Правильно я вас понимаю? - Да. Пока я жива, решаю я. Я есть Скарлатти. Вам опять недостает масштабности мышления: я загодя мирюсь с крахом дома Скарлатти. Борьба будет вестись не на жизнь, а на смерть, так что пощады ждать не приходится. Мэтью Кэнфилд наконец понял главное. - Черт побери! - воскликнул он. - Мне необходимо располагать огромными суммами. Столь значительной денежной массой, которую вам не под силу и представить и которую можно распределять по моему приказу. Это такие деньги, за которые можно покупать огромные предприятия, опустошать или перенасыщать целые рынки. Когда такого рода операция будет осуществлена, вряд ли можно будет воссоздать "империю Скарлатти". - Тогда вам конец. - Безвозвратный. Старая дама смотрела на Кэнфилда, но не так, как обычно: сейчас она была похожа на канзасскую бабусю, обеспокоенную засухой на полях и спрашивающую проповедника, когда же наконец господь соблаговолит ниспослать на землю дождь. - Я исчерпала свои доводы. Прошу вас, дайте мне возможность провести последний бой. - Вы слишком многого от меня хотите. - Не столь уж и многого, если над этим как следует поразмышлять. Если вы решитесь вернуться назад, то через неделю доберетесь до Вашингтона. Еще неделя вам потребуется на то, чтобы осуществить все, о чем мы говорили. И только потом вы явитесь к тем государственным мужам, что захотят выслушать вас, если, конечно, вы вообще обратитесь к ним. По моим расчетам на все потребуется три-четыре недели. Вы согласны? Кэнфилд чувствовал себя круглым идиотом. - Черт возьми, я не понимаю, на что, собственно, мне соглашаться! - Дайте мне четыре недели. Всего четыре недели, начиная с сегодняшнего дня... Если меня постигнет неудача, мы сделаем все так, как хотите вы... Более того, я отправлюсь в Вашингтон вместе с вами. Если понадобится, я дам показания одной из сенатских комиссий. Я сделаю то, что посчитаете необходимым вы и ваш отдел. Кроме того, я увеличиваю ваш личный счет втрое против ранее оговоренной суммы. - Полагаете, что возможен провал? - Да кому до этого, собственно, дело, кроме самой меня? В этом мире никто не сочувствует прогоревшим миллионерам! - А как же тогда ваша семья? Они же не могут весь остаток своей жизни провести на озерном островке в канадской глухомани? - В этом не будет необходимости. Несмотря на все сложности, я сумею победить моего сына. Я представлю Алстера Скарлетта в его истинном свете. В Цюрихе он найдет свою смерть. Майор помолчал мгновение. - Вы учли то обстоятельство, что вас могут убить? - Учла. - Вы готовы даже на то, чтобы разрушить все, что создано годами? Это так важно для вас? Вы так сильно его ненавидите? - Да. Как можно ненавидеть терзающую тебя болезнь. Во много раз сильней, потому что я несу ответственность за его поступки. Кэнфилд поставил свой бокал на столик, собрался налить себе еще. - По-моему, вы все-таки преувеличиваете. - Нет, я не выдумываю болезнь. Я сказала, что ответственна за ее рост и распространение. Не просто потому, что я давала ему деньги, но, скорее, потому - а это куда более важно, - что это я взрастила в нем идею. Идею, которая налилась соком и созрела. - Я не верю в это. Вы, конечно, не святая, но это не ваши мысли, - он показал на бумаги, разложенные на кушетке. Элизабет прикрыла усталые глаза: - Толика этого есть в каждом из нас... Мой муж и я потратили многие годы на то, чтобы создать индустриальную империю. После его смерти я сражалась на рыночном ристалище - удвоила состояние, повторно удвоила, наращивала и наращивала его неустанно, неизменно и постоянно накапливала. Это была захватывающая, всепоглощающая игра. Играла я умело. И за эти долгие годы мой сын порой подмечал и брал на заметку то, чего не удавалось подметить многим и многим, - и всякий раз предметом его внимания становились не доходы или материальные выгоды, отнюдь - ведь все это не более чем побочные продукты. Всякий раз речь шла о накоплении власти... Я желала этой власти, потому что искренно верила, что от природы наделена всеми качествами для обладания такой ответственностью. И чем больше я убеждалась в этом, тем очевиднее для меня был вывод, что другие этих качеств не имеют... Я думаю, погоня за властью стала делом всей моей жизни. Чем больших успехов человек достигает, тем дороже становится для него само дело. Трудно сказать, понимал ли мой сын это или нет, но именно этот процесс он видел... И все же огромная пропасть разделяет нас - моего сына и меня. - Я дам вам четыре недели. Один Господь Бог мог бы сказать почему. Но вы до сих пор не разъяснили мне, почему же все-таки хотите поставить все на карту. - Да, я попытаюсь... Иногда вы чересчур медленно Шевелите мозгами. Если я так говорю, то только потому, что считаю: вы действительно способны понять, - она сложила вырезки на столике. Включила настольную лампу - свет и тени заиграли на стене, и, казалось, она зачарована этой игрой. - Мне кажется, все мы - Библия называет нас нищими духом - хотим уйти из этого мира каким-то новым путем, отличным от того, каким уходили до нас. Когда подходит срок, это смутное, болезненное желание становится очень важным. Вы же знаете, что многие придумывают свои собственные некрологи- - это обычная игра, - она прямо смотрела теперь на майора. - Между прочим, с учетом вышеизложенного, может, возьмете на себя труд поразмышлять относительно моего не столь отдаленного некролога? - Совсем не смешно. - Извините, нелепая бравада... Господи, сколько же серьезных, значительных решений мне пришлось принимать. И каков результат? Я старалась быть одновременно и женщиной, и матерью, и бойцом, биржевым игроком. Непривлекательное сочетание... И вот результат. Один сын погиб на войне. Другой - безобидный глупец, ничтожество, безвольное существо. И третий - безумец, главарь или, по меньшей мере, соучастник набирающей силу банды психопатов. Вот моя жатва, жатва Скарлатти, мистер Кэнфилд... Не очень впечатляющий итог, не так ли? - Да, не очень. - А значит, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы остановить это безумие... - она взяла со столика свои бумаги и пошла в спальню. Кэнфилд остался один - похоже, старая дама боялась при нем разрыдаться, подумал майор. Глава 35 Полет через канал из-за полного безветрия и отличной видимости завершился благополучно. Скарлетту повезло, что выдалась столь благоприятная погода, - постоянный зуд незалеченной кожи и крайняя раздраженность, граничащая с яростью, могли бы превратить трудный перелет в гибельный. Он прилагал максимум усилий, чтобы хоть как-то следить за показаниями компаса, а когда на горизонте стали вырисовываться очертания нормандского побережья, они показались совершенно незнакомыми, хотя этим маршрутом он летал много раз, а берег знал досконально. На маленьком аэродроме его встречали парижские связные - два немца и француз-гасконец, чей гортанный диалект был под стать выговору его коллег. Трое встречавших надеялись, что высокий залетный гость - имени его они не знали - прикажет им вернуться в Париж. Но у гостя были другие намерения: он настоял, чтобы они все трое разместились впереди, сам же с полным комфортом устроился в гордом одиночестве сзади, после чего приказал вести машину в Вернон, где двоих высадил, распорядившись самим добираться в Париж. Шоферу велел остаться. Когда Скарлетт приказал шоферу ехать на запад, к границе Швейцарии с Германией, тот вяло запротестовал: - Майн герр! Это же целых четыреста километров! По этим ужасным дорогам минимум десять часов езды, если не больше! - Надо добраться туда к ужину. И больше помалкивайте! - Майн герр, куда удобнее, да и проще было бы дозаправиться и лететь самолетом... - Я не летаю, если чувствую себя усталым. Не переживайте, в Монбелье я подыщу вам девочку: разнообразьте свою диету, Кирхер. Это возбуждает аппетит. - Яволь, майн герр! - с ухмылкой отчеканил Кирхер, а про себя подумал: такой бравый "оберфюрер" слов на ветер не бросает. Скарлетт мысленно подытожил: "Ничтожество! Когда-нибудь в один прекрасный день я отделаюсь от всех этих ничтожных людишек". Монбелье - это небольшая деревушка, жители которой сбывали свою продукцию в Швейцарию и Германию. В валютных операциях, как и во всех населенных пунктах близ границы, в равном ходу были и франки - французские и швейцарские, - и немецкие марки. Скарлетт и его шофер добрались до деревни чуть позже девяти вечера. Останавливались они всего несколько раз, только чтобы дозаправиться, и раз, чтобы позавтракать, все остальное время мчались вперед, не разговаривая друг с другом. Эта тишина убаюкивала Скарлетта, снимала тревогу и напряжение, и теперь он мог думать спокойно, хотя раздражение все еще накатывало волнами. Водитель был прав, когда говорил, что проще и менее утомительно было бы лететь самолетом, но Скарлетт опасался, что его может подвести характер, не исключены вспышки ярости - поэтому он решил избежать риска. Сегодня вечером - час еще не был твердо обозначен - ему предстояло встретиться с пруссаком, исключительно важной во всех отношениях персоной, наделенной широкими полномочиями. К моменту встречи необходимо быть в полной форме, - чтобы каждая клеточка головного мозга функционировала отменно. Он не мог допустить, чтобы недавние проблемы помешали ему сосредоточиться. Совещание с пруссаком представляло собой кульминационную точку важнейшего и многолетнего этапа его жизни, начавшегося странной встречей с Грегором Штрассером и завершившегося переводом его миллионов в швейцарскую столицу. Он, Генрих Крегер, обладает деньгами, в которых так сильно нуждаются национал-социалисты. Он сейчас значит для партии слишком много. Проблемы, проблемы... Но он разрешит их. Для начала он изолирует Говарда Торнтона, возможно, уберет. Этот американец из Сан-Франциско надул его. Если стокгольмская операция, не дай бог, раскроется, след непременно выведет на Торнтона. Воспользовавшись шведскими связями, Торнтон, по-видимому, прибрал к рукам значительное количество акций по сниженной цене. Значит, о Торнтоне надо позаботиться. Как позаботились о французишке, Жаке Бертольде. Торнтон и Бертольд! Оба неудачники! Жадные, глупые неудачники! Что произошло с Батройдом? Очевидно, убит на "Кальпурнии". Но как? Кем? Впрочем, он заслужил смерть! Как и его дурак-тесть. Приказ Роулинса убрать Элизабет Скарлатти был верхом глупости! Да и время этот идиот выбрал самое неподходящее: неужели Роулинс не понимал, что она оставит после себя письма, документы? Она куда более опасна мертвой, чем живой. По крайней мере была опасной - уж он добрался до нее, достаточно напугал свою драгоценную мамашу. Теперь она может умереть. И тогда - после ликвидации Бертольда, после ликвидации Роулинса, Торнтона и мадам - не останется никого, кто бы знал его настоящее имя. Никого! Он Генрих Крегер, вождь нового порядка! Они подъехали к маленькой гостинице с ресторанчиком и номерами для путешественников, нуждающихся в отдыхе, или для тех, кто стремится к уединению по другим причинам. Это было условленное место встречи. - Отгони машину, - сказал он Кирхеру. - Я буду ужинать в своей комете наверху. Позову тебя попозже... Я не забыл о своем обещании. Кирхер ухмыльнулся. Алстер Скарлетт вылез из машины и потянулся. Он чувствовал себя лучше, зуд поутих, предстоящее совещание наполняло его радостью. Именно такого рода деятельностью и надлежит ему заниматься! Решать вопросы, значимые по своим последствиям. Вопросы, связанные с властью. С неограниченной властью. Он подождал, пока машина отъехала достаточно далеко, чтобы шофер не мог наблюдать за ним в зеркало заднего вида, потом решительно зашагал в обратном направлении, к садовой дорожке, вымощенной булыжником. Ничтожествам не следует знать ничего сверх того, что необходимо для выполнения их конкретной служебной функции. Он приблизился к темной двери и постучал. Дверь раскрылась, и в центре проема, точно защищая вход, возник довольно высокий мужчина с густой, черной шевелюрой и рельефными темными бровями. На нем была серая, баварского кроя шляпа и коричневые панталоны. Лицо смуглое, с правильными чертами, глаза большие, взгляд пронзительный. Звали его Рудольф Гесс. - Где вы пропадали? - Гесс жестом пригласил Скарлетта войти и закрыл за ним дверь. Комната была маленькая, скудно обставленная: стол, вокруг стулья, буфет и две настольные лампы. У окна стоял еще один мужчина, он, вероятно, узнал гостя и кивнул Скарлетту. Это был щупленький, низенький человечек с птичьими чертами лица. - Йозеф? - сказал ему Скарлетт. - Не ожидал увидеть вас здесь. Йозеф Геббельс посмотрел на Гесса - он слабо знал английский. Гесс быстро перевел слова Скарлетта, и Геббельс пожал плечами. - Где вы пропадали? - У меня была посадка в Лизье. Не удалось достать другой самолет, поэтому пришлось ехать на машине. День выдался тяжкий, так что уж не усугубляйте его, пожалуйста. - Ах вон оно что, от Лизье! Неблизкий путь. Я велю принести вам что-нибудь перекусить, но постарайтесь не задерживаться. Рейнгардт давно ждет. Скарлетт сбросил с себя летную куртку. - Как он? Геббельс понял вопрос. - Рейнгардт?.. В нетерпении! - он неправильно произнес английское слово, и Скарлетт улыбнулся. Совершенно омерзительное создание, - подумал Геббельс. Впрочем, неприязнь была взаимной. - Обойдусь без еды. Где Рейнгардт? - В своей комнате. Номер два, в конце коридора. Днем выходил на прогулку, но по-прежнему боится, что кто-нибудь может опознать его, так что через десять минут вернулся обратно. Похоже, он расстроен. - Ведите его сюда... И прихватите с собой виски, - Скарлетт взглянул на Геббельса, ему было крайне неприятно присутствие этого низенького уродца, похожего на мелкого еврея-адвоката. Совсем некстати, что он будет находиться здесь при их - его и Гесса - беседе с прусским аристократом. Но Скарлетт знал, что ничего изменить нельзя: Гитлер и Геббельс связаны неразрывно. Йозеф Геббельс, похоже, читал его мысли. - Я посижу здесь, пока вы будете беседовать, - сказал он по-немецки, подвинул стул к стене и сел. Спустя четыре минуты вернулся Гесс. За ним шел пожилой, обремененный избыточным весом немец, ростом чуть ниже Гесса, одетый в черный двубортный костюм. Его лицо лоснилось от жира, белокурые волосы были коротко пострижены. Он стоял, расправив плечи и выпятив грудь, точно цирковой борец, и Скарлетту невольно подумалось: а сердцевина-то у него мягкая, не соответствует внушительному виду. Гесс плотно притворил дверь и запер ее на ключ. - Господа, генерал Рейнгардт! Геббельс поднялся со стула, кивнул и щелкнул каблуками. Рейнгардт посмотрел на него безо всякого выражения. Скарлетт заметил этот взгляд. Он приблизился к пожилому генералу и протянул руку. - Господин генерал! Рейнгардт перевел взгляд на Скарлетта и, несмотря на выдержку, дрогнул - внешность Скарлетта явно его смутила. Они пожали друг другу руки. - Пожалуйста, присаживайтесь, герр генерал! - Гесс не скрывал восторга перед столь высокопоставленными гостями. Рейнгардт сел во главе стола. Скарлетт огорчился: ему хотелось самому занять то место, командную позицию. Гесс спросил Рейнгардта, что он предпочитает, - виски, джин или вино? Генерал отрицательно махнул ладонью. - Мне тоже ничего, - заявил Алстер Скарлетт, заняв место слева от Рейнгардта. Гесс даже не взглянул на поднос и тоже сел на свое место. Геббельс вернулся, прихрамывая, к стулу у стены. Скарлетт заговорил: - Я приношу свои извинения за опоздание. Непростительный факт, но, к сожалению, возникло безотлагательное дело с нашими союзниками в Лондоне. - Простите, как вас зовут? - перебил его Рейнгардт, говоря по-английски с сильным акцентом. Скарлетт быстро глянул на Гесса. - Крегер, герр генерал. Генрих Крегер. Рейнгардт не отводил взгляда от Скарлетта: - Не думаю, что это ваше настоящее имя, сэр. Вы ведь не немец. - У меня немецкая душа. Поэтому я выбрал себе немецкое имя. Гесс вмешался: - Герр Крегер бесценен для всех нас. Без него мы никогда не добились бы таких успехов. - Мне кажется, вы американец... Вы не говорите по-немецки? - Вскорости мы исправим это положение, - сказал Скарлетт. В действительности он говорил по-немецки почти бегло, но пока еще не чувствовал себя в языке удобно. - Я не американец, генерал... - Скарлетт также пристально посмотрел на Рейнгардта и резко отчеканил: - Я - гражданин нового мира!.. И я как никто другой вправе стать свидетелем его окончательного пришествия... Прошу вас помнить об этом! Рейнгардт вздрогнул. - Разумеется, у меня нет никаких сомнений, что вы, как и я, имеете право присутствовать за этим столом. Скарлетт успокоился и чуть пододвинул стул. - Итак, господа, к делу. Я бы хотел покинуть Монбелье сегодня же ночью. - Рейнгардт опустил руку в карман пиджака и достал оттуда сложенный вдвое лист почтовой бумаги. - Ваша партия, конечно, добилась вполне определенных успехов в рейхстаге. С учетом мюнхенского фиаско можно даже сказать - весьма значительных успехов... Гесс с энтузиазмом воскликнул: - Это только начало! Германия очистится от позора бесславного поражения и поднимет голову! Мы будем хозяевами Европы! Рейнгардт внимательно наблюдал за Гессом. Затем спокойно произнес: - Нам было бы достаточно стать хозяевами хотя бы самой Германии. Иметь возможность защищать свою страну - это все, чего мы требуем. - Это наши минимальные гарантии, генерал, - Скарлетт также говорил спокойно и сдержанно.