вплотную, так как вокруг овала стояли, носами к центру, по меньшей мере с десяток длинных черных лимузинов. У машин дежурили шоферы, лениво переговариваясь между собой. Кэнфилд проверил свой револьвер, переложил его в правый карман и велел Элизабет выбираться из машины. Он пружинистым легким шагом следовал за ней, кивая по пути шоферам. Часы показывали ровно одну минуту десятого, когда слуга, одетый в парадную ливрею, распахнул перед ними огромную дубовую дверь. Они вошли в просторный массивный холл. Второй слуга, также в парадном одеянии, открыл следующую дверь. За ней стоял длиннейший стол, длиннее, вероятно, не бывает, подумал Кэнфилд. Пожалуй, футов пятьдесят из конца в конец и добрых футов шесть, если не все семь в ширину. За этим гигантским столом восседали пятнадцать, а может, и двадцать человек. Широкий возрастной спектр - от сорока до семидесяти. На всех дорогие костюмы. И взгляды всех без исключения устремлены на Элизабет Скарлатти. Во главе стола стояло незанятое кресло. Оно жаждало обрести хозяина, и Кэнфилд задался вопросом: не для нее ли оно предназначалось? Но догадка его была неверна: ей предложили сесть на другом конце, рядом с остальными участниками совещания. Для кого же предназначалось пустующее пока кресло? Не важно. Для него кресла не сыскалось. Он постоит у стены и понаблюдает. Элизабет подошла к столу. - Добрый вечер, господа. Многих из вас я встречала прежде. Репутация остальных, смею вас заверить, мне известна. Все разом, как по команде, поднялись. Она села, и мужчины опустились на свои места. - Благодарю вас... Но, похоже, один из нас отсутствует? - Элизабет остановила свой взгляд на кресле, стоявшем против нее, на том конце стола. В это мгновение в дальнем конце комнаты открылась дверь, и на пороге показался высоченного роста человек. Он был одет в жесткую, отдающую холодом и хрустом, армейскую форму. Темно-коричневая рубашка, блестящая черная портупея поперек груди, желтовато-коричневые галифе, тяжелые, почти до колен сапоги. Голова мужчины была бритой, лицо кривилось в гримасе. - Считайте, что кресло занято. Вы удовлетворены? - Не вполне... Поскольку всех участников совещания собравшихся за этим столом, я в той или иной мере, знаю, я бы хотела также знать и ваше имя, сэр. - Крегер. Генрих Крегер! Еще что-нибудь, мадам Скарлатти? - Нет, больше ничего. Больше ничего... господин Крегер. Глава 44 - Против моего желания и вопреки моему суждению коллеги приняли решение послушать, что вы имеете сказать, - сухо заявил гротескно-уродливый бритоголовый Генрих Крегер. - Моя точка зрения вам известна. Надеюсь, вы не забыли о нашем разговоре. Вокруг стола пробежали волны шепота. Скрещивались, отводились взгляды. Для всех без исключения присутствующих было совершенной новостью, что Генрих Крегер уже контактировал с Элизабет Скарлатти. - Память пока служит мне безотказно. Ваши коллеги известны большой мудростью и опытом, передающимся из поколения в поколение. Я предполагаю, они намного превосходят вас и в мудрости, и в опыте. Почти все мужчины опустили глаза, некоторые скривили губы в улыбке. Элизабет медленно обвела взглядом всех участников совещания, по очереди внимательно вглядываясь в их лица. - У нас здесь замечательная коллегия. Отменное представительство. Широчайший спектр. Иные из нас противостояли друг другу на протяжении нескольких лет во время минувшей войны, однако воспоминания такого рода по необходимости быстро стираются... Итак... - Элизабет Скарлатти говорила быстро, но достаточно отчетливо. - Среди представителей моей страны двое ушли в небытие - господа Роулинс и Торнтон. Но Соединенные Штаты все еще достойно представлены мистером Гибсоном и мистером Лэндором. Вдвоем они держат в своих руках почти двадцать процентов обширных нефтяных промыслов на американском юго-западе. Не говоря уж о совместном наступлении на территории канадского северо-запада. Общие личные активы - двести двадцать пять миллионов... Наш недавний противник, Германия, представлена господином фон Шнитцлером, господином Киндорфом и господином Тиссеном - ИГ Фарбениндустри, барон Рурского угля, великие сталелитейные компании. Личные активы? Кто возьмет на себя смелость назвать точную цифру, когда Веймар переживает столь беспокойные дни? Предположительно сто семьдесят пять миллионов... Но одного человека из этой группы среди нас сегодня нет. Я верю, что он вновь обретет мощь, причем такую, которая будет превышать довоенный уровень... От Англии присутствуют господа Мастерсон, Ликок и Иннес-Боуэн. Мощнейший триумвират, какой только можно найти в Британской империи. Мистер Мастерсон с половиной индийского, а теперь, насколько я могу судить, и цейлонского импорта; контролирующий положение дел на Британской бирже мистер Ликок, а также мистер Иннес-Боуэн, владеющий крупнейшими текстильными предприятиями по всей Шотландии и на Гебридских островах. Их личные активы вкупе я оцениваю в триста миллионов... Франция также авторитетно представлена. Месье Д'Альмейда - теперь мне ясно, что именно он является истинным владельцем франко-итальянской железнодорожной системы, отчасти, уверена, благодаря своим родственным связям с Италией. Далее месье Додэ. Сыщется ли среди вас хоть кто-нибудь, кто не испытал бы на себе влияние его коммерческой мощи, кто не прибегал бы к его услугам? Личные активы составляют примерно сто пятьдесят миллионов... И наконец, наши северные коллеги из Швеции. Господин Мюрдаль и господин Олаффсен. Хорошо известно, разумеется, - тут Элизабет устремила взгляд на человека со странным лицом, на своего младшего сына, восседавшего во главе стола, - что один из наших шведов, господин Мюрдаль, располагает контрольным пакетом акций "Донненфельда", наиболее мощной фирмы на Стокгольмской бирже. В то же время многие компании господина Олаффсена монопольно контролируют экспорт шведской стали и литья. Личные активы оцениваются в сто двадцать пять миллионов... Кстати будет замечено, господа, термин "личные активы" обозначает те капиталы, которые можно легко и быстро конвертировать без приведения в напряжение ваших рынков... В противном случае я не стала бы обижать вас столь урезанной оценкой ваших состояний. Элизабет умолкла и поставила свой портфель прямо перед собой. Сидевшие вокруг стола мужчины стали приподниматься со своих мест, встревоженные недобрым предчувствием. Некоторые были шокированы столь небрежным упоминанием сугубо конфиденциальной информации. Американцы Гибсон и Лэндор тихой сапой внедрялись в канадскую экономику, попирая все и всяческие юридические нормы, грубо нарушая существующие канадско-американские договоры. Немцы фон Шнитцлер и Киндорф провели тайные переговоры с Густавом Круппом, который, опасаясь возможного заговора против Веймарской республики, ведет отчаянную борьбу за то, чтобы остаться нейтральным. Он поклялся выдать их, если эти переговоры станут достоянием гласности. Француз Луи Франсуа Д'Альмейда защищает саму свою жизнь, расширяя владения в системе франко-итальянских дорог. Если об этом станет известно, они могут быть конфискованы республикой, так как большую часть акций он выкупил у итальянского правительства посредством обыкновенной взятки. И дородный швед Мюрдаль вытаращил глаза, когда Элизабет Скарлатти с такой предельной осведомленностью говорила о Стокгольмской бирже. Принадлежащая ему компания тайно поглотила "Донненфельд" путем противозаконной скупки американских акций. Если это станет достоянием общественного мнения, вмешаются шведские законники, и он вылетит в трубу. Только англичане чувствовали себя неуязвимыми. Но их показное спокойствие было обманчиво. Ибо Сидней Мастерсон, неоспоримый наследник всех капиталов сэра Роберта Клайва, совсем недавно заключил цейлонские соглашения. Пока не известные широкому кругу бизнесменов по экспорту и импорту, они содержали определенные пункты сомнительного свойства. Кое-кто даже заявляет, что англичане явно смошенничали. Приглушенными голосами на четырех языках вокруг стола были экстренно проведены мини-совещания. Элизабет пришлось значительно повысить тон, чтобы ее было слышно. - Я вижу, что иные из вас совещаются со своими помощниками. Если бы я знала, что в нашей встрече будут участвовать второстепенные лица, я бы привезла и своих советников. Наши адвокаты могли бы вдоволь посплетничать между собой. Однако решения, которые нам предстоит принять, должны остаться между нами. Генрих Крегер агрессивно выпалил: - Я бы на вашем месте не уповал на то, что сегодня будут приняты какие-то решения. Никаких решений не будет! Вы не сообщили нам ничего существенного! Некоторые из участников совещания, точнее, два немца, Д'Альмейда, Гибсон, Лэндор, Мюрдаль и Мастерсон избегали смотреть на него. Потому что Крегер был мало им симпатичен. - Вы так считаете? Вероятно, я недооценивала вашу значимость! - и вновь на лицах некоторых участников совещания промелькнула легкая улыбка. - Но, боюсь, вы, в свою очередь, переоцениваете себя. - Элизабет была довольна: ей удалось самое главное - она злила, провоцировала Алстера Стюарта Скарлетта. - Насколько мне известно, в вашем активе имеются ценные бумаги на сумму около 270 миллионов долларов, но получены они при весьма подозрительных обстоятельствах. Эти подозрительные обстоятельства приведут к тому, что при реализации они утратят пятьдесят, а то и шестьдесят процентов своей стоимости. Я могу возместить 105, а при благоприятных обстоятельствах и 108 миллионов долларов. Мэтью Кэнфилд чуть оттолкнулся от стены, затем вернулся на свое место. Гул голосов стал слышнее. Помощники качали головами, кивали, поднимали брови. Каждый из участников считал, что ему известно о других многое. Но Генриха Крегера по-настоящему не знал никто. Они даже не были уверены в его праве присутствовать за этим столом. Элизабет прервала разговоры. - К тому же, мистер Крегер, вам наверняка известно, что факт кражи легко доказуем при должном расследовании. Существуют международные законы, обязывающие выдавать преступников. Поэтому не исключено, что ваши активы в конечном счете вообще ничего не стоят. Над столом повисла тишина. Все уставились на Генриха Крегера. Слова "кража", "преступление" и пр. - опасные слова. Крегера боялись многие из них, и вот кому-то удалось поставить его на место! - Не пугайте меня! - вызывающе прогудел Крегер. Он откинулся в кресле и прямо смотрел на мать. - Вы в состоянии подтвердить обвинения? Я-то готов отразить любую попытку. Вы здесь сочувствия не найдете! Более того, вы ступили на опасную тропу. Помните! - Он смотрел на нее в упор, и Элизабет отвела глаза. Она не была сейчас готова предпринять меры против него, против Генриха Крегера. Она не произнесет за этим столом имя Скарлатти. Она не может еще больше рисковать жизнью своей семьи. Не так. Не сейчас. Есть другой путь. Крегер выиграл один раунд. Это было ясно всем, и Элизабет пришлось ускорить следующий этап нападения. - Бог с вами, с вашими активами. Они совершенно несущественны. Фраза "совершенно несущественны" по отношению к таким миллионам произвела задуманный эффект. - Господа! Прежде, чем нас прервали, я успела назвать вам всем ваши личные активы, с точностью плюс-минус пять миллионов по каждой группе. Я считала, что оценивать финансовую мощь по национальным группам куда более по-джентельменски, чем каждого в отдельности, - некоторые вещи, в конце концов, священны. Я намекала на ряд, скажем так, деликатных переговоров. Опасных, как, наверно, выразился бы мистер Крегер, если бы о них стало известно правительствам ваших стран. Семь членов цюрихской группы сидели молча. Пятеро проявили любопытство. - Я намекаю на моих сограждан, мистера Гибсона и мистера Лэндора. А также на месье Д'Альмейда, мистера Сиднея Мастерсона и, разумеется, господина Мюрдаля. Я бы также включила сюда двоих из трех немецких вкладчиков - господина фон Шнитцлера и господина Киндорфа, хотя и по разным причинам. Никто не проронил ни слова. Они буравили взглядами Элизабет. - Но, готовясь к встрече, я все же припасла кое-что для каждого из вас в отдельности. Тишину зала прорезал сварливый голос, он принадлежал англичанину Сиднею Мастерсону. - Вы с завидным прилежанием покопались в моих делах и преуспели, отдаю вам должное. Но, между прочим, мы деловые люди и отнюдь не гонимся за званием святых. - Безусловно, если б я не была деловым человеком, я бы не явилась сюда. - Тогда в чем дело? Зачем вы прибыли? - задиристо прозвучал голос с немецким акцентом, принадлежавший барону Рурской области Киндорфу. Мастерсон продолжил: - Ваша телеграмма, мадам, - а мы все ее получили - особо отмечала наличие сфер взаимного интереса. Тем самым, я полагаю, вы хотели сказать, что мы можем рассчитывать на финансы Скарлатти. Крайне благородно, конечно... Но я вынужден согласиться с мистером Крегером: вы словно намерились запугать нас, и мне это не очень нравятся! - О дорогой мистер Мастерсон! Но разве вы никогда не обещали английского золота мелким князькам Индии? А вы, господин Киндорф, разве не подкупали профсоюзных деятелей, чтобы они начали забастовку по повышению заработной платы после того, как Франция покинет Рур? Извольте! Я приехала сюда именно для того, чтобы запугать вас! Вам еще меньше понравится то, что я намерена сказать далее. Мастерсон поднялся из-за стола. Задвигались и другие кресла. Атмосфера накалялась. - Я больше не намерен вас слушать, - сказал Мастерсон. - В таком случае уже завтра Министерство иностранных дел, Британская биржа и состав директоров Английской Коллегии Импортеров будут иметь детальную информацию о ваших крайне секретных соглашениях на Цейлоне! А ведь обязательства вы взяли на себя огромные! Известия, таким образом, приведут к серьезному преследованию ваших капиталов! Мастерсон шагнул назад к своему креслу и застыл, вцепившись руками в спинку. - Черт возьми! - только и сказал он. Стол вновь погрузился в тишину. Элизабет открыла портфель. - Я приготовила для каждого из вас по конверту. На конвертах написаны ваши имена, а внутри - подсчет вашей индивидуальной цены. Отмечены ваши реальные силы, слабости... Не хватает только лишь одного конверта. У наиболее... влиятельного, самого важного из вас - мистера Крегера - такого конверта нет. Но, как я уже говорила, это несущественно. Одни конверты толще, другие тоньше, но этому не следует придавать абсолютно никакого значения, - Элизабет открыла кожаный саквояжик. - Ведьма! - гортанно выкрикнул Киндорф: вены на висках у него тяжело взбухли, того и гляди прорвутся. - Вот конверты. После того как каждый из вас внимательно прочтет свое "дело", я продолжу речь, которая, уверена, теперь лишь обрадует вас. Конверты пошли по столу. Иные немедленно вскрывались дрожащими руками. Другие, как карты, попавшие в руки профессионального игрока, вскрывались осмотрительно, неторопливо, вроде бы без интереса. Мэтью Кэнфилд стоял у стены. Левая рука на перевязи, правая лежала в кармане, где он ласково поглаживал револьвер. С той минуты, как Элизабет оценила Крегера в 270 миллионов, он понял, кто это такой. Кто этот гигант по имени Генрих Крегер. Теперь он был его мишенью! Это самый мерзкий негодяй, каких когда-либо производила земля, личный демон Джанет! - Я смотрю, вы все уже получили конверты. Кроме, разумеется, мистера Крегера. Господа, я обещала вам, что не стану больше проявлять некорректность, и сдержу слово. Но среди вас есть пять человек, которые не могут оценить влияние Скарлатти, пока им не представили, выражаясь языком дешевых сделок, товар лицом. Поэтому, как только вы прочтете содержание ваших конвертов, я еще на короткое время задержу ваше внимание. Элизабет через плечо взглянула на Мэтью Кэнфилда. Она была обеспокоена его состоянием. Она знала, что он в конечном счете разгадает Алстера Скарлетта, и понимала, какое напряжение он должен испытывать. Она попыталась поймать его взгляд. Ей хотелось хоть как-то приободрить, поддержать его. Он, не отрываясь, смотрел на человека по имени Генрих Крегер, и в его взгляде была лишь ненависть. - Я постараюсь придерживаться алфавитного порядка, господа... Месье Додэ, Французская республика вряд ли будет продолжать дарить вашему флоту привилегии, когда узнает о тех кораблях под парагвайским флагом, что во время войны вели поставки врагам Франции, - Додэ сидел без движения, но Элизабет было забавно наблюдать, как ощетинились все три англичанина. - Теперь ваша очередь, мистер Иннес-Боуэн. Вы, конечно, не поставляли боеприпасы, но сколь многие ваши суда под флагами нейтральных стран как раз в тот период загружались в портах Индии? Вы поставляли врагу текстильные товары. Далее мистер Ликок. Вы и в самом деле не можете забыть о вашем ирландском происхождении? Деньги, попавшие через вас к ирландским повстанцам, стоили жизни тысячам британских солдат, и как раз в то время, когда Англия в наименьшей степени могла позволить себе роскошь сражения с ними. И тихий, безмятежный господин Олаффсен, коронованный принц шведской стали. Или уже король? Вполне может статься, ведь шведское правительство выплатило ему несколько состояний за слитки углеродистой стали. Хотя они и не были произведены на прокатных станах его собственных превосходных заводов. В Швецию их доставляли танкерами - и знаете откуда? Из Японии! Элизабет вновь открыла портфель. Сидевшие за столом набычились, замерли, тяжело обдумывая свои перспективы. Что же касается Генриха Крегера, то Элизабет Скарлатти понимала: она давно подписала себе смертный приговор, теперь же она сама скрепила его печатью. Он сидел, откинувшись в кресле, и отдыхал. Элизабет достала из портфеля тонкую папку. - Наконец, мы переходим к господину Тиссену. С ним все проще: ни великих афер, ни измены, самый минимум противозаконных действий. Разве на этом можно составить капиталы? - она швырнула папку в центр стола. - Разврат, господа, просто мерзкий грязный разврат. Фриц Тиссен - поставщик порнографии! Книги, журналы, даже кинофильмы. И все это снято в тиссеновских публичных домах в Каире. Все знают, что существует какой-то источник этой грязи. Вот он, господа, этот источник. Ваш коллега. Все молчали. Каждый был занят собой. Каждый подсчитывал убытки, которые возникнут в результате этих разоблачений. Убытки - и позор. Крах репутации. Старая дама выдала двенадцать обвинительных актов и лично объявила по каждому из них - "Виновен", и все как-то забыли о тринадцатом, о Генрихе Крегере. Сидней Мастерсон нарушил грозовую атмосферу громким искусственным кашлем. - Мадам Скарлатти, я полагаю, мне следует напомнить вам, что и мы не бессильны. Адвокаты могут опровергнуть все выдвинутые вами в наш адрес обвинения, и смею уверить вас, выдвинут встречный иск за клевету... В конце концов, если в ход идет грязная тактика, ответные действия могут быть такими же... Если вы думаете что мы боимся за свои репутации, то, поверьте мне, общественное мнение - штука хитрая. И имя Скарлатти тоже не может быть безупречным! Участники цюрихской группы одобрительно восприняли краткое выступление Мастерсона и закивали головами. - Я в этом ни на секунду не сомневаюсь. Извольте, господа! Но я уверена, что вы не заинтересованы в лишних проблемах. - Non, мадам. - Пьер Додэ был внешне спокоен, но внутренне весь напрягся. Его цюрихским компаньонам, быть может, и неведомы нравы французского народа, но он их хорошо знал: за такие "деяния" во Франции и головой можно поплатиться. - Вы правы. Неприятностей следует избегать. Так что же дальше? Что вы нам, собственно, хотите предложить? Элизабет выдержала паузу. Она обернулась и посмотрела на майора. Мэтью Кэнфилд по-прежнему стоял у стены. Левая сторона пиджака сползла с плеча, обнажив черную перевязь, правая рука лежала в кармане. Казалось, он весь сжался, стараясь не потерять сознание и держать в поле зрения всех присутствующих. Элизабет заметила, что, судя по всему, он близок к обмороку. - Извините, господа. - Элизабет встала и быстрым шагом приблизилась к Кэнфилду. Она тихо прошептала: - Не теряйте головы. Бояться нечего. Во всяком случае здесь. Кэнфилд говорил с трудом, почти не разжимая рта. Она была потрясена услышанным: Мэтью Кэнфилд заразился атмосферой этого зала. Он был заряжен теперь на убийство, как и все они. - Договаривайте, что необходимо, и ставьте точку... Я прикончу его. Простите, мадам, но я прикончу его. Смотрите на него в последний раз, потому что он мертвый человек. - Держите себя в руках! Такие мысли вряд ли нам обоим помогут, - она вернулась к столу, но осталась стоять, положив руки на спинку кресла. - Как вы вероятно, заметили, мой молодой друг серьезно ранен... Кем-то из вас, кто пытался помешать мне добраться до Цюриха. Покушение было гнусным и трусливым. Присутствующие обменялись взглядами. Додэ, чье воображение живо нарисовало картины позора или народного гнева, быстро ответил: - Но зачем нам покушаться на вас, мадам Скарлатти? Мы не убийцы. Мы бизнесмены. Никто из нас не стремился помешать вашему прибытию в Цюрих. Элизабет взглянула на человека по имени Генрих Крегер. - И все же один из вас решительно противился нашей встрече. Нас обстреляли и на подъезде сюда. Присутствующие уставились на Генриха Крегера. Кое-кто начинал сердиться: этот Крегер чересчур много на себя берет! - Нет, - взволнованно ответил он. - Я был за то, чтобы вы прибыли. Если б я хотел вас остановить, я бы остановил. В первый раз за все это время Генрих Крегер взглянул на агента по сбыту спортивных товаров, стоявшего в дальнем конце зала. Он лишь слегка удивился, когда увидел, что Элизабет Скарлатти привезла его с собой. Слегка - потому что знал о манере Элизабет делать ставку на все необычное, в том числе и при выборе сотрудников. К тому же у нее под рукой, вероятно, не было больше никого, чье молчание можно было бы легко купить. Обыкновенный жучок, годится в шоферы, камердинеры. Крегер ненавидел таких типов. Или у него иная роль? Почему этот торгаш так пялится на него? Может, Элизабет что-то ему сообщила? Ну не такая же она дура. Ведь парень из тех, кто в любую минуту может продать. Одно бесспорно: его надо убрать. Но кто же стрелял в него? Кто пытался остановить Элизабет? И почему? Тот же вопрос задавала себе и Элизабет: на этот раз она поверила Крегеру. - Пожалуйста, продолжайте, мадам Скарлатти, - предложил Фриц Тиссен, лицо херувима пылало яростью. Он оттолкнул каирскую папку. - Что ж, продолжу, - она обошла кресло, но садиться не стала и вновь открыла свой роковой портфель. - Я припасла для вас, господа, еще кое-что. Но теперь мы сможем завершить дело и принять решение. Для каждого из двенадцати вкладчиков приготовлена копия. Можете поделиться со своими советниками. Прошу извинить, мистер Крегер, для вас копии нет, - и вновь передала двенадцать тонких конвертов. Они были опечатаны. В течение нескольких минут в зале стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц. Казалось, все затаили дыхание. Участники цюрихской группы были загипнотизированы тем, что они читали. Элизабет заговорила вновь. - Да, господа. В руках у вас план ликвидации корпорации Скарлатти... А чтобы у вас не возникло сомнений в достоверности этого документа, обратите внимание на то, что под каждым подразделом напечатаны имена лиц, названия корпораций или синдикатов, которые выразили желание приобрести предложенное им... Каждое из упомянутых лиц или организаций всем вам известно. Если не лично, то наверняка по репутации. Вы знаете их возможности и, уверена, не усомнитесь в их амбициях. По истечении двадцати четырех часов они станут владельцами всего имущества корпорации Скарлатти. Большинство участников цюрихской группы уже что-то об этих проектах слышали. Им было известно, что у Скарлатти происходит нечто необычное. Значит, вот оно что: глава дома Скарлатти выходит из игры. - Объемная операция, мадам, - низкий голос Олаффсена эхом прокатился по залу. - Но позволю себе повторить вопрос Додэ: а что вы приготовили для нас? - Обратите внимание на нижнюю цифру на последней странице, господа. Хотя вы все уже наверняка обратили на нее внимание, - вновь послышался шелест страниц. - Здесь стоит: семьсот пятьдесят миллионов долларов... Объединенные и мгновенно конвертируемые активы этого стола по максимуму составляют один миллиард сто десять миллионов... Следовательно, между нами разница в триста девяносто пять миллионов... Но можно подсчитать и от обратного. Ликвидация корпорации Скарлатти будет стоить участникам этого совещания шестьдесят четыре и четыре десятых процента всех капиталов. И то, если вам, господа, удастся быстро перевести ваши личные активы в другие формы, чтобы предотвратить панику на биржах. Тишина. Некоторые из участников цюрихской группы потянулись к первым конвертам - к подсчетам своей собственной стоимости. Одним из них был Сидней Мастерсон. Он с неприятной улыбкой повернулся к Элизабет: - Насколько я понимаю, эти шестьдесят с лишним процентов и есть тот меч, который вы занесли над нашими головами? - Совершенно верно, мистер Мастерсон. - Моя дорогая леди, я вынужден усомниться в вашем здравомыслии. - На вашем месте я не стала бы поступать столь опрометчиво. - Тогда это сделаю я, фрау Скарлатти, - фон Шнитцлер, представляющий ИГ Фарбениндустри, говорил спокойно и холодно, развалясь в кресле. - Вы приносите дорогую жертву, это всем ясно. Но с какой целью? Вы не можете принудить к капитуляции нечто, чего в действительности не существует! Мы не единое целое, - он сильно шепелявил, но в каждом его слове сквозила надменность. Элизабет он был отвратителен. - Совершенно верно подмечено, господин фон Шнитцлер. - Тогда, - немец рассмеялся, - вы точно не в здравом уме! Элизабет обвела взглядом участников совещания. Некоторые, не отрываясь, смотрели на нее, пытаясь обнаружить хотя бы малейший признак колебания, неуверенности, знак того, что она блефует. Другие глядели в сторону и вслушивались лишь в ее слова, в тон голоса, пытаясь уловить хоть какой-то изъян или неувязку в логике. Это были люди, привыкшие одним мановением руки, одним словом повелевать нациями. - Операция, как я уже говорила, начнется завтра. В финансовые центры пяти стран, представленных за этим столом, будут переведены огромные капиталы дома Скарлатти. В Берлине, Париже, Стокгольме, Лондоне и Нью-Йорке уже завершены переговоры о приобретении на открытом рынке значительной доли акций ваших основных компаний... Так что до полудня следующего делового дня, господа, "Скарлатти индастриз" станет обладателем значительного количества акций многих ваших крупных предприятий... Вы сознаете, что это означает, господа? Киндорф прорычал: - Да! Вы лишь взвинтите цены и принесете нам барыши! - Моя дорогая леди, за что такой подарок? - Цены на текстильные товары Иннес-Боуэна отличались стабильностью, и он был в восторге от подобной перспективы. Д'Альмейда, понимавший, что франко-итальянская железная дорога не может быть предметом сделки, придерживался иной точки зрения. - Действительно, иные из вас находятся в более выгодном положении по сравнению с остальными, месье Д'Альмейда. Привстал и финансист Ликок и с едва заметным ирландским акцентом, четко, по-дикторски проговаривая слова, сказал: - Допустим, все случится так, как вы говорите, так в чем же мы пострадаем? Элизабет глубоко вздохнула. - Я сказала, до полудня Скарлатти будет владеть значительной долей ваших акций. Часом позже начнется ажиотаж на биржах Европы, который в конце концов захлестнет и Уолл-стрит. А еще через час будет объявлено о распродаже "Скарлатти индастриз". В то же время вся без исключения информация, касающаяся вашей сомнительной деятельности, будет направлена основным информационным агентствам ваших стран... И вы уже не сможете спасти свою репутацию, если учесть панику на бирже, без которой, как вы понимаете, не обойдется! Кое-кто из вас выплывет. Большинство же потерпит полный крах! После непродолжительной паузы зал буквально взорвался. Магнаты призвали своих советников, советники лихорадочным шепотом давали справки. Генрих Крегер встал и крикнул во весь голос: - Прекратите! Прекратите немедленно! Остолопы! Она никогда этого не сделает! Она блефует! - Вы действительно так думаете? - Элизабет старалась перекричать шум. - Я убью тебя, сука! - Только попробуй... Крегер! Только попробуй! - Мэтью Кэнфилд стоял уже рядом с Элизабет, глаза его были налиты кровью. - А ты кто такой, черт тебя возьми, вшивый торгаш! - человек по имени Крегер пронзал взглядом Кэнфилда, возвысив свой голос до визга. - Смотри на меня получше! Я твой палач! - Что?! Крегер прищурился. Кто этот тип? Но на раздумья не было времени: теперь все присутствовавшие на совещании кричали друг на друга. Генрих Крегер ударил кулаком по столу: нужно было образумить их, заставить замолчать. - Прекратите!... Слушайте меня!... Я скажу вам, почему она не может сделать этого! Голоса стихали, все смотрели на Крегера. Он указал на Элизабет Скарлатти: - Я знаю эту стерву! Я и раньше видел, как она проделывает такие номера! Она собирает вместе людей, людей, обладающих силой, и пугает их. И все вместе они начинают паниковать. Она делает ставку на страх, болваны! На страх! Додэ спокойно возразил: - Но вы так и не объяснили, почему она не может этого сделать. Крегер не сводил с Элизабет Скарлатти глаз: - Потому что тогда она разрушит все, что создавала всю жизнь. Сидней Мастерсон произнес едва ли не шепотом: - Ну это мы и сами можем понять. - Да она же не сможет жить без власти! Поверьте моему слову! - Это ваше личное мнение, - сказала Элизабет, глядя на сына. - Вы предлагаете большинству участников нашего совещания поставить на карту все - лишь в расчете на ваше личное мнение? - Черт бы вас побрал! - Этот Крегер прав, дорогуша, - по голосу легко было признать техасца. - Вы разорите себя. Вам не во что будет даже поссать. - Ваш лексикон под стать грубости ваших операций, мистер Лэндор. - Плевать мне на слова, матушка. Меня заботят деньги, о них-то мы тут и толкуем. Зачем вам вся эта штука? - Достаточно того, что словам придаю значение я, мистер Лэндор... Господа, я сказала: время истекает. Следующие двадцать четыре часа будут либо обычным вторником, либо днем, который войдет в историю финансовых столиц нашей планеты... Кое-кто из присутствующих выживет. Большинство нет. Каким ему быть, этому дню, решать вам, господа... Я считаю, что в свете всего того, что я вам высказала, вы вряд ли примете решение, по которому меньшинство принесет большинству крах. - Так чего же вы хотите от нас? - почти что ласковым голосом спросил Мюрдаль. - Быть может, нам даже легче будет смириться с крахом, чем принять ваши требования... Порой мне кажется, что все это не более чем игра. Каковы ваши требования? - Я требую, чтобы эта ваша... коалиция была немедленно распущена. Чтобы все политические и финансовые связи со всеми без исключения германскими фракциями были прерваны! Чтобы те из вас, кто входит в Союзную Контрольную Комиссию, немедленно подали в отставку! - Нет! Нет! Нет! Нет! - Генрих Крегер был вне себя от ярости. Он со всего маху ударил кулаком по столу. - На создание организации ушли годы! Мы будем контролировать экономику Европы! Мы будем держать в узде всю Европу! - Послушайте меня, господа! Мистер Мюрдаль сказал: это игра! Конечно, игра! Игра, ставками в которой являются наши жизни. Эта игра захватывает нас, она требует все больше и больше, пока наконец не поглотит нас самих. Господин Крегер уверяет, что я не могу жить без власти, к которой всю жизнь стремилась и которую всю жизнь накапливала. Возможно, он прав, господа! Наверно, самое время и мне дойти до логического конца, конца, которого я теперь жажду. Разумеется, я сделаю так, как говорю, господа. Я готова к смерти! - Тогда что ж, ваше дело, а нас - увольте! - выкрикнул наконец-то понявший все Сидней Мастерсон. - Пусть будет по-вашему, мистер Мастерсон. Значит, вы не согласны. Я вас понимаю. Понимаю, почему вы так поступаете. Вам страшно. Вот почему вы это делаете!.. Вы смотрите на ваше личное королевство, и вы охвачены страхом. Вы видите, что ваша власть под угрозой, вы изо всех сил стремитесь защищать феодальную систему, породившую вас. Вероятно, так вы и должны себя вести. Но долго это не может длиться... - Если вы так все хорошо понимаете, почему же вы хотите остановить нас? Наш союз и создан для защиты в конечном счете и вас гоже. Почему вы стоите у нас на пути? - Д'Альмейда вполне мог потерять франко-итальянские дороги. - Всегда начинается именно так - люди ищут пользу... Я пытаюсь остановить вас именно потому, что ваше начинание принесет вам же самим больше вреда, чем пользы. Вот и все, что я могу сказать. - Я повторяю - она не сделает этого! - снова громыхнул кулаком по столу Крегер, но никто уже не обращал на него внимания. - Что вы имели в виду, мадам Скарлатти, говоря, что время истекает? Из всего сказанного я заключил, что оно уже истекло. Вы выбрали путь... - В Женеве, мистер Мастерсон, есть человек, он ждет моего звонка. Если я позвоню, в мою контору в Нью-Йорке будет отправлена телеграмма. Как только там получат телеграмму, операция будет отменена. Если же нет, операция пройдет по плану. - Это невозможно! Такой сложный клубок распутать телеграммой? Я не верю вам, - Д'Альмейда уже уверился в своем будущем крахе. - Что ж, я знаю, что меня ждут значительные финансовые потери. Предложения о распродаже "Скарлатти индастриз" уже сделаны. - У меня складывается мнение, мадам, что вас ждет кое-что пострашней: вы никогда больше не сможете вновь собрать силы. "Скарлатти индастриз" будет уничтожена. - Это лишь одна из перспектив, мистер Мастерсон, не более. Рынок гибок... Ну, господа? Ваш ответ? Сидней Мастерсон поднялся из своего кресла. - Звоните вашему человеку. Выбора нет. - Верно, господа? Участники цюрихской группы обменялись взглядами и не спеша начали собирать лежавшие перед ними бумаги. - Все. Я вышел из игры, - Киндорф сложил свой конверт и опустил его в карман. - Вы настоящая тигрица. Не хотел бы встретиться с вами на поле боя, даже имея в тылу армию, - вставая, произнес Ликок. - Ты можешь делать что хочешь, но я не собираюсь клевать на эту наживку, - Лэндор подтолкнул локтем Гибсона, который явно колебался. - Уверенности у нас нет... В этом наша беда. Нет уверенности, - сказал Гибсон. - Погодите! Погодите! Минуту! - вновь сорвался на крик Крегер. - Значит, вы согласились? Вы уходите? Вы мертвецы!.. Вонючие пиявки, вас всех ждет смерть! Пиявки! Вы сосете нашу кровь, вы подписываете с нами договоры, а потом уходите?.. Дрожите за ваш маленький бизнес? Вонючие жиды! Вы не нужны нам! Никто! Но мы вам понадобимся! Мы вспорем вам животы и скормим ваши кишки псам! Вонючие жидовские свиньи! - и без того страшное лицо Крегера налилось кровью. Слова опережали друг друга, превращаясь в нечленораздельное месиво. - Перестаньте, Крегер! - Мастерсон шагнул к разбушевавшемуся гиганту. - Кончено! Разве вы не понимаете? Кончено. - Стой на месте, подонок, английский педераст! - Крегер выхватил из кобуры пистолет. Кэнфилд, стоявший рядом с Элизабет, увидел, что это длинноствольный пистолет сорок шестого калибра - этот с одного выстрела может разорвать человека в клочья. - Стой, говорю!.. Кончено! Ничего не кончено, пока я этого не скажу. Вонючие свиньи! Трусливые черви! Теперь нас никто не остановит!.. - он направил пистолет на Элизабет и Кэнфилда. - Кончено! Я скажу вам, для кого все кончено. Для нее!.. Прочь с дороги! И тут раздался визгливый голос Додэ. - Не делайте этого, месье! Если вы ее убьете - мы разорены! - Предупреждаю вас, Крегер! Если вы убьете ее, вам придется держать ответ. Мы не собираемся быть вашими заложниками. Мы не намерены разоряться из-за ваших дел! - Мастерсон стоял перед Крегером, почти касаясь его плечом. Англичанин не двигался с места. Не говоря ни слова, Генрих Крегер приставил пистолет к животу Мастерсона и выстрелил. Выстрел был оглушающий. Сиднея Мастерсона подбросило вверх. Он отлетел к двери. Смерть наступила мгновенно, из тела хлестала, заливая все вокруг, кровь. Одиннадцать оставшихся участников цюрихской группы в ужасе задыхались. Генрих Крегер двигался вперед. Те, кто стоял на его пути, отскакивали в сторону. Элизабет Скарлатти не двинулась с места. Она скрестила свой взгляд со взглядом сына-убийцы. - Я проклинаю день, когда вы родились. Вы обесчестили дом вашего отца. Но знайте, Генрих Крегер, знайте и запомните, - голос старой дамы наполнил собой зал. Он звучал так властно, что сын ее на мгновение застыл на месте, впившись в нее глазами, полными ненависти. - Когда я буду мертва, ваше имя появится на первых полосах всех газет мира. За вашей шкурой будет устроена славная охота! Безумец, убийца, вор! И каждый человек в этом зале, каждый вкладчик цюрихской группы будет отмечен клеймом сопричастности с вами - если они оставят вас в живых. Бешеная ярость вспыхнула в глазах Генриха Крегера. Он схватил кресло и ударил им об пол. Убить - этого мало. Убить так, чтобы видеть, как жизнь будет по капле уходить из тела и сознания - из нее, Элизабет Скарлатти. Мэтью Кэнфилд держал палец на спусковом крючке. Ему еще не доводилось стрелять через карман, и он понимал, что если промажет, и ему и Элизабет уже не уцелеть. Он прицелился в грудь медленно приближавшегося человека, в самую крупную на свете мишень, надвигавшуюся на него. Звук выстрела из маленького револьвера и удар пули в плечо на какую-то долю секунды оглушили Крегера-Скарлетта. Кэнфилду этого было вполне достаточно. Он изо всех сил ударил правым плечом Элизабет и толкнул ее на пол, сам же метнулся влево. Стремительно, в падении, выхватил из кармана револьвер и выстрелил снова в человека по имени Генрих Крегер. Оружие выпало из руки Крегера. Он, корчась, схватился за живот. Кэнфилд одним рывком вскочил на ноги, забыв про мучительную боль в предплечье, затрещавшем под тяжестью его собственного тела. В два прыжка подскочил к Алстеру Скарлетту, схватил его тяжелый пистолет и начал молотить им по лицу Крегера. Он не мог остановиться. Разбить это лицо! Раскроить ужасное лицо! Наконец он выдохся. - Хватит! Он мертв! Перестаньте! Не надо больше! - дородный Фриц Тиссен держал его за руку. Мэтью Кэнфилд почувствовал слабость и опустился на пол. Все одиннадцать цюрихцев столпились вокруг него. Кто-то оказывал помощь Элизабет, кто-то склонился над телом Генриха Крегера. Раздался сильный стук в дверь. Фон Шнитцлер принял на себя командование. - Впустите их! - приказал он по-английски. Д'Альмейда проворно кинулся к двери и открыл ее. У входа стояли их шоферы. Как показалось Кэнфилду, они выполняли не только функции водителей: все они были вооружены. Сидевший на полу Кэнфилд увидел звероподобного блондина с короткими волосами. Он склонился над телом Генриха Крегера и поднял обезображенное веко. И тут Кэнфилд испугался: а не сыграло ли с его зрением напряжение последних часов дурную шутку? Или в самом деле блондин наклонился и шепчет что-то на ухо Генриху Крегеру? Неужели Ге