ствием поплавал, но бассейн был на ремонте, как и полгода назад: ни черта делать не умеют. Он ходил на медосмотры, смотрел телевизор в своей казарме и иногда играл в шахматы с Кранко, офицером, ответственным за его прием. Между тем он все ждал, что объявится Хозяин, но тот все не приходил. Первым из Цирка его навестил офицер из отдела кадров, ведающий вопросами увольнения, который говорил ему что-то насчет приличного агентства по трудоустройству учителей; затем пришел какой-то парень из бухгалтерии поговорить о пенсионном пособии; затем снова доктор, чтобы освидетельствовать его на предмет наградных за ранение. Он ждал, когда же появятся следователи, но они вообще не пришли, что для него стало большим облегчением: он не знал, что станет им рассказывать, пока не получит "добро" от Хозяина; кроме того, у него и у самого оставалось много вопросов. Он предположил, что следователей не пускает к нему Хозяин. Что и говорить, смешно было бы с его стороны утаивать от них то, что он уже рассказал русским и чехам, но пока он не услышал от Хозяина подтверждения, что еще ему оставалось делать? Шли дни, от Хозяина, однако, не было ни слова, и тогда у него возникло намерение явиться на прием к Лейкону и рассказать все ему. Потом он решил, что Хозяин просто ждет, когда его выпустят из "яслей". Затем у него на несколько дней наступил рецидив, а когда он закончился, появился Тоби Эстерхейзи в новом костюме. Впечатление было такое, что он хочет пожать ему руку и пожелать удачи на будущее. Но на самом деле Тоби пришел, чтобы рассказать, как обстоят дела. - Мне показалось чертовски странным, что послали именно его, хотя впечатление было такое, что он поднялся по службе. Я потом вспомнил, что Хозяин говорил по поводу использования людей только с периферии. Эстерхейзи рассказал ему, что Цирк в результате операции "Свидетель" чуть не загнулся и что от Джима сейчас будут шарахаться, как от прокаженного. Что Хозяин вышел из игры и что идет капитальная реорганизация всей службы, чтобы хоть как-то ублажить Уайтхолл. - Потом он сказал, чтобы я не беспокоился, - сказал Джим. - В каком смысле не беспокоился? - Насчет моего особого дела. Он сказал, что только нескольким людям известны подлинные факты этой истории и что мне не стоит ни о чем беспокоиться, потому что те, кому надо, уже обо всем позаботились. Все факты известны. Затем он передал мне тысячу фунтов наличными вдобавок к моим наградным. - От кого? - Он не сказал. - Он упоминал каким-либо образом о догадках Хозяина, связанных со Штевчеком? О шпионе Центра внутри Цирка? - Факты известны, сказал он, - повторил Джим с нажимом, и в глазах его снова появилась злоба. - Он п р и к а з а л мне ни к кому не соваться и не пытаться сделать так, чтобы об этой истории кто-то заговорил, потому что обо всем позаботились на самом высоком уровне, и я могу только напортачить. Цирк снова входит в нормальную колею. Я могу забыть обо всех этих Кузнецах и Скорняках, о "кротах" и всей прочей ерунде. "Бросай это все, - сказал он мне. - Ты счастливый человек, Джим, - продолжал он мне вдалбливать. - Тебе приказали стать лотофагом (Праздный мечтатель, сибарит; человек, не помнящий прошлого), жить припеваючи и забыть о прошлом!" Я мог забыть об этом, так? Забыть, понимаешь. Просто делать вид, будто ничего не произошло! - Джим уже кричал, не помня себя. - Что я и делал все это время: подчинялся приказу и забывал потихоньку! Ночной пейзаж вдруг показался Смайли таким чистым и непорочным, он стал похож на большое полотно, на котором никогда не рисовали ничего дурного или жестокого. Они стояли бок о бок и всматривались в долину, где поверх скоплений огоньков над горизонтом возвышался скалистый пик. На самой его верхушке стояла одинокая башня, и на мгновение она вдруг показалась Смайли символом окончания долгого путешествия. - Да, - сказал он. - Я тоже пытался кое-что забыть. Значит, Тоби все-таки упоминал о Кузнеце и Скорняке. Каким же образом ему стало известно о той истории, если не... И ни слова от Билла? - продолжал он. - Даже открытки? - Билл в то время был за границей, - коротко бросил Джим. - Кто тебе это сказал? - Тоби. - Значит, после операции "Свидетель" ты ни разу не видел Билла: твой самый старый, самый близкий друг попросту исчез, да? - Ты же слышал, что сказал Тоби. Доступ ко мне был закрыт. Карантин. - Однако Билл не из тех, кто всегда строго следует правилам, разве нет? - сказал Смайли таким тоном, будто напоминая Джиму кое-что. - А ты никогда не считал его порядочным, - рявкнул Джим. - Жаль, что ты не застал меня, когда заходил ко мне перед отъездом в Чехию, - заметил Смайли после небольшой паузы. - Хозяин услал меня тогда в Германию с глаз долой, а когда я вернулся... Все-таки, чего ты тогда хотел? - Ничего. Подумал, что поездка может оказаться веселенькой. Хотел кивнуть тебе на прощание. - Перед таким заданием? - воскликнул Смайли, слегка ошарашенный. - Перед таким из ряда вон выходящим заданием? - Джим и бровью не повел. - А кому-нибудь еще ты кивнул на прощание? Кажется, мы все тогда были в разъездах. Тоби, Рой... Билл - его ты повидал? - Никого я не повидал. - Билл, по-моему, был в отпуске. Но у меня такое подозрение, что он все равно торчал где-то неподалеку. - Никого я не видел, - упорствовал Придо, приступ боли заставил его приподнять правое плечо и повращать головой. - Никого не было. - Это ведь очень не похоже на тебя, Джим, - продолжал Смайли все тем же мягким тоном, - обходить всех подряд и жать руки на прощание перед такими ответственными заданиями. Ты, должно быть, становишься сентиментальным, стареешь. Может, ты хотел... - он колебался, - может, ты хотел дать какой-то совет или что-то в этом роде? В конце концов, ты ведь считал это задание бредом собачьим, разве нет? Ты считал, что Хозяин теряет контроль над ситуацией. Возможно, ты чувствовал потребность поделиться с кем-то своей проблемой? Я согласен, это и вправду походило на какое-то сумасшествие... Изучай факты, любил повторять Стид-Эспри, а затем примеряй все версии, как одежду. Джим замкнулся в своей молчаливой ярости, и они вернулись к машине. В мотеле Смайли вытащил откуда-то из складок своего необъятного пальто двадцать фотографий размером с почтовую открытку и разложил их в два ряда на столике с керамическим покрытием. Некоторые из них выглядели как репортажные снимки, другие были явно портретные; на всех изображены мужчины, и ни один из них не похож на англичанина. С недовольной гримасой Джим выбрал две и передал их Смайли. Он абсолютно уверен в одной из них, пробормотал Джим, и не очень уверен в другой. На первой был изображен русский начальник - седовласый гном. На второй - один из этих откормленных гадов, которые наблюдали из полумрака, пока бандюги терзали Джима. Смайли положил фотографии обратно к себе в карман. И когда он наливал "на посошок", менее измученный наблюдатель, чем Джим, мог бы заметить, что делал он это если и не с видом победителя, то, во всяком случае, с некоторой торжественностью - так, будто скреплял что-то заключительной печатью. - Так все-таки, когда ты последний раз видел Билла? Так, чтобы поговорить, - спросил Смайли таким тоном, каким спрашивают о старых общих друзьях, с которыми давно не виделись. Он, очевидно, потревожил Джима, погрузившегося в какие-то свои мысли, потому что тот, подняв голову, не сразу понял суть вопроса. - А-а, да как-то в те дни еще, - ответил он равнодушно. - Столкнулись с ним, по-моему, где-то в коридоре. - А так, чтобы поговорить? Ну, ладно, ладно. Джим снова ушел в себя. Он попросил не подвозить его к самой школе. Смайли должен был высадить его в начале асфальтированной дорожки, ведущей через кладбище к церкви. Он там в часовне оставил кое-какие учебники, пояснил он. На мгновение Смайли почувствовал, что склонен усомниться, но не мог понять почему. Возможно, потому, что у него уже сложилось убеждение, что, несмотря на тридцать лет службы, Джим так и не научился как следует врать. Последнее, что ему запомнилось от свидания с Придо, был его черный перекошенный силуэт, шагающий к портику, выстроенному в нормандском стиле, и стук каблуков между могильными плитами, отдающийся звонким эхом, похожим на ружейные выстрелы. Смайли доехал до Тонтона и сделал несколько звонков из местного отеля "Замок". Несмотря на крайнюю усталость, он спал неспокойно; его сон прерывали картины, в которых Карла сидел с двумя цветными карандашами за столом рядом с Джимом, а атташе по культуре Поляков, он же Викторов, уволенный из соображений безопасности его "крота" Джералда, с нетерпением ждал, когда Джим окончательно сломается в следственной камере; и, наконец, Тоби Эстерхейзи приехал в Саррат вместо отсутствующего Хейдона и радостно посоветовал Джиму забыть обо всем, что касается Кузнеца, Скорняка и их умершего создателя, Хозяина. В ту самую ночь Питер Гиллем гнал машину на запад, через всю Англию, в Ливерпуль. Кроме него в автомобиле сидел один лишь Рикки Tapp. Погода была мерзкая, и поездка оказалась очень утомительной. Большую часть времени Tapp не умолкая хвастался, что потребует поощрения и продвижения по службе за то, что успешно выполнил задание. Потом перешел на разговор о своих любимых женщинах: Дэнни, ее матери, Ирине. Он, кажется, вознамерился устроить себе menage a quatre (Жизнь вчетвером ( ф р . )), где две вполне взрослые женщины будут проявлять совместную заботу о Дэнни и, конечно, о нем самом. - В Ирине очень сильно развито материнское начало. В этом, конечно, причина всех ее расстройств. Борис, сказал он, может убираться ко всем чертям; он. Tapp, лично скажет Карле, чтобы тот держал его у себя на привязи. Когда они уже подъезжали к конечной цели своего путешествия, настроение Рикки снова изменилось, и он замолк. Рассвет обещал быть холодным и туманным. По пригороду они уже просто еле ползли, даже велосипедисты начали их обгонять. В машине повис удушливый запах копоти и горячего металла. - Не вздумай шататься по Дублину, - вдруг сказал Гиллем. - Они ждут, что ты попытаешься воспользоваться каким-нибудь окольным маршрутом, так что лучше не светись. Садись в первый же самолет. - Мы это уже проходили. - Я это снова прохожу прямо сейчас, - резко оборвал его Гиллем, - Какой оперативный псевдоним у Макелвора? - Ради Бога, - вздохнул Tapp и назвал его. Когда ирландский паром отчаливал, было еще темно. Повсюду стояли солдаты и полицейские: как в эту войну, как в прошлую, как в ту, что была перед ней. С моря дул неистовый ветер, и отплывающий паром сильно качало. Как только его огни пропали во мраке, маленькую толпу провожающих на пристани охватило мимолетное чувство товарищества. Где-то заплакала женщина, где-то веселился пьяный. Назад Питер ехал медленно, пытаясь разобраться в самом себе; этот новый Гиллем стал вздрагивать от внезапных шумов, мучиться ночными кошмарами, он не только не может удержать возле себя любимую девушку, но еще и выдумывает совершенно идиотские поводы для недоверия. Недавно он вызвал Камиллу на разговор о Санде, о тех часах, которые она проводила без него, Гиллема, и о ее скрытности вообще. Выслушав его с застывшим взглядом своих серьезных карих глаз, она назвала его дураком и ушла. "Какой ты меня себе представляешь, такая я и есть", - сказала она, забирая свои вещи из спальни. Из своей опустевшей квартиры он позвонил Тоби Эстсрхейзн и пригласил его на дружескую беседу в тот же вечер. Глава 33 Смайли сидел рядом с Лейконом на заднем сиденье министерского "роллс-ройса". В семье Энн эту машину ненавидели за ее вызывающий блеск и называли не иначе как черным горшком. Шофера отправили где-нибудь позавтракать. Министр сел впереди, и все трое молча смотрели вдоль длинного капота на неясно различаемые в тумане по ту сторону реки башни Баттерсийской электростанции. Волосы Министра были зачесаны назад, вокруг ушей они слиплись в маленькие черные рожки. - Если вы правы, - произнес наконец Министр после гробового молчания, - я не утверждаю обратного, но если вы правы, сколько посуды он нам может перебить напоследок? Смайли не совсем понял, - Я говорю о скандале. Джералд уезжает в Москву. Ладно, что происходит дальше? Он вылезет на трибуну и будет смеяться до посинения, рассказывая всему миру о том, кого он здесь водил все это время за нос? Господи, да ведь мы все здесь замешаны, разве нет? Я не понимаю, почему мы должны его отпускать, рискуя, что он на прощание обрушит нам наголову крышу и похоронит нас под ней, а паршивая конкурсная комиссия загребет весь банк. Спустя минуту он попробовал сделать новый заход: - Я имею в виду вот что: пусть русские теперь знают наши секреты, но это вовсе не означает, что их должны узнать все остальные. У нас, кроме них, полно всякой другой добычи кругом прыгает, разве не так? Как насчет всех этих черномазых: им что, обязательно нужно будет через неделю прочитать в какой-нибудь своей "Мумбо-юмбо ньюс" все кровавые подробности этой истории? "Да и твоим избирателям это совершенно ни к чему", - подумал Смайли. - По-моему, русские всегда были готовы принять такую точку зрения, - сказал Лейкон. - В конце концов, если ты выставляешь своего противника дураком, ты лишаешься всякого оправдания для того, чтобы тратить на него время и деньги. - Он помолчал и добавил: - Они ведь никогда в подобных ситуациях не злоупотребляют такими возможностями, не правда ли? В общем, сделайте так, чтобы они не выходили за рамки приличий. Изложите все в письменном виде. Хотя нет, не надо. Но, по крайней мере, дайте им понять, что правила одинаковы для всех. Наша пресса ведь не исходит слюной, комментируя разгромные приказы Московского Центра, так пусть и они, паразиты такие, хоть раз сыграют по-честному. Смайли отказался от предложения подвезти его, заметив, что пешая прогулка пойдет ему на пользу. В этот день пришла очередь дежурить Тэрсгуду, и от этого его настроение с самого утра было скверным. По его мнению, директор должен быть выше таких низменных проблем, как дежурство; ему следует сохранять свой мозг ясным для выработки общей политики и стратегического руководства. Его не способен был утешить даже эффектный блеск его кембриджской мантии; стоя в спортивном зале, он наблюдал, как мальчишки собираются на утреннее построение, и сверлил их мрачным, если не сказать откровенно, враждебным взглядом. Окончательно добил, однако, Марджорибэнкс. - Он сказал, что это из-за матери, - пояснил он, еле слышно бормоча Тэрсгуду в левое ухо. - Он получил телеграмму и тут же навострился ехать. Даже не остался на утренний чай. Я пообещал передать вам. - Это чудовищно, просто чудовищно, - только и мог вымолвить Тэрсгуд. - Я возьму его французский, если хотите. Мы можем объединить пятый и шестой классы. - Я просто взбешен, - сказал Тэрсгуд. - Я так взбешен, что просто ничего не соображаю. - А Ирвинг говорит, что может отсудить финал по регби. - Отчеты надо писать, экзамены на носу, опять-таки финалы по регби. Что там стряслось с этой женщиной? Просто грипп, наверное, обыкновенный сезонный грипп. Мы все болеем, не только наши матери. Где она живет? - Я только слышал, как он говорил Сью, что она при смерти. - Ну, ладно, это единственная отговорка, которой он не сможет воспользоваться второй раз, - ответил Тэрсгуд, так и не смягчившись. Свирепым окриком он оборвал шум и начал делать перекличку. - Роуч? - Болен, сэр. Это стало последней каплей. Самый богатый ученик в его школе заработал нервный срыв из-за своих проклятых родителей, а ведь его папаша уже давно угрожал перевести сына в другую школу... Глава 34 Было уже почти четыре часа пополудни того самого дня. "Да, знавал я явочные квартиры на своем веку", - подумал Гиллем, оглядывая унылые комнаты. Он мог бы написать о них книгу наподобие тех, что коммивояжеры пишут о гостиницах: от пятизвездочных зеркальных апартаментов в Белгрейвии с веджвудскими пилястрами и позолоченными резными дубовыми листьями до этого двухкомнатного сарая на Лексэм-Гарденс, числящегося на балансе "головорезов", где все пропахло пылью и канализацией и где в темной прихожей висел метровой длины огнетушитель. На каминной полке стояла статуэтка - рыцари в доспехах, пьющие из оловянных кружек. На каждом из серии разнокалиберных столиков кто-то заботливо расставил пепельницы из морских раковин, а в серой кухне висела анонимная инструкция, написанная аршинными буквами: Перед уходом не забудьте закрыть оба газовых крана!" Гиллем как раз шел в комнату из коридора, когда раздался звонок в дверь, точно в назначенное время. Он включил переговорное устройство и услышал искаженный завываниями голос Тоби, после чего нажал на кнопку, и электрический замок звонко щелкнул, отдавшись эхом на лестничной клетке. Он открыл входную Дверь, но не снял цепочку, пока не убедился, что Тоби пришел один. - Как поживаем? - добродушно сказал Гиллем, впуская его. - Хорошо, на самом деле, Питер, - ответил Тоби, стаскивая с себя пальто и перчатки. На подносе в комнате стоял чай; Гиллем приготовил две чашки. Явочным квартирам присущи некие стандарты по части угощений. Либо ты делаешь вид, что живешь здесь, и заранее знаешь, как себя вести, либо тебе надо все время думать, как поступать и что говорить. В нашем ремесле естественное поведение становится искусством, решил Гиллем. Камилла этого попросту не могла оценить. - На самом деле, довольно странная погода, - заметил Эстерхейзи, будто всерьез оценивая ее. Разговоры о житейских пустяках на явочных квартирах редко отличались большой содержательностью. - Пару шагов сделаешь и уже выбиваешься из сил. Итак, значит, мы ожидаем поляка? - сказал он, садясь в кресло. - Поляка - торговца мехом, который, ты думаешь, может работать для нас связным? - Должен прийти с минуты на минуту. - Мы его знаем? Мои люди искали такое имя, но не нашли никакого следа. Мои люди, подумал Гиллем: надо будет запомнить, чтобы ввернуть при случае. - Участники "Свободной Польши" пробовали пару месяцев назад подобраться к нему, но он стал от них бегать, - сказал Гиллем. - А потом Карл Стак закадрил его в районе оптовых складов и подумал, что он мог бы стать полезным для "головорезов". - Он пожал плечами. - Он мне понравился, но разве в этом дело? Мы даже своих людей не можем занять как следует, - Питер, ты очень великодушен, - почтительно отозвался Эстерхейзи, и у Гиллема возникло какое-то дурацкое ощущение, будто он только что дал ему на чай. К его облегчению, раздался звонок в дверь, и Фон занял свое место в прихожей. - Прошу прощения, Тоби, - сказал Смайли, слегка запыхавшись от подъема по лестнице. - Питер, где я могу повесить пальто? Гиллем повернул Тоби лицом к стене, без всякого сопротивления подняв ему руки, и неторопливо обыскал на предмет оружия, которого у Тоби не оказалось. - Он пришел один? - спросил Гиллем. - Или его там ждет такой приятель небольшого роста? - Мне показалось, все чисто, - ответил Фон. Смайли стоял у окна, вглядываясь в глубину улицы. - Выключи, пожалуйста, на минутку свет, - сказал он. - Подожди в прихожей, - приказал Гиллем Фону, и тот удалился, унося пальто Смайли. - Видишь что-нибудь? - спросил он Джорджа, присоединившись к нему у окна. День в Лондоне уже клонился к сумеркам; тут и там в тумане зажигались розоватые и желтоватые огни. Площадь была застроена жилыми особняками в викторианском стиле, а в центре нее располагался обнесенный железной оградой сад, уже погрузившийся в темноту. - Я думаю, просто тень, - проворчал Смайли и снова обернулся к Эстерхейзи. Часы на каминной полке пробили четыре. Должно быть, их перед этим завел Фон. - Я хочу прочитать тебе, Тоби, своеобразный доклад. Так сказать, свою версию по поводу происходящего. Можно? Эстерхейзи даже бровью не повел. Его маленькие ручки покоились на деревянных подлокотниках. Он устроился довольно удобно, но выглядел слегка настороженным, поставив ноги в своих полированных туфлях вместе. - Тебе вообще не нужно будет ничего говорить. Слушая, ты ведь ничем не рискуешь, так? - Может быть. - Это насчет того, что произошло два года назад. Итак, Перси Аллелайн хочет заполучить место Хозяина, но в Цирке видного положения не занимает. Хозяин об этом позаботился как следует. В то же время Хозяин болен, и, вообще говоря, лучшие его годы уже далеко позади, но Перси его сместить не в состоянии. Помнишь то время? Эстерхейзи осторожно кивнул. - Один из наших обычных мертвых сезонов, - продолжал Смайли спокойным, рассудительным тоном. - Настоящей оперативной работы мало, и мы начинаем плести интриги внутри своей службы, шпионя друг за другом. В одно прекрасное утро Перси сидит в своем кабинете, и делать ему нечего. У него есть письменное подтверждение того, что он назначен на должность руководителя оперативной службы, но на деле он не более чем промежуточный штамп в отчетах региональных секторов Хозяину, и это в лучшем случае. В этот момент открывается дверь и в кабинет входит некто. Назовем его, к примеру, Джералд. "Перси, - говорит он, - я тут наткнулся на чертовски заманчивый русский источник. Это может стать золотой жилой". Хотя, возможно, он ничего этого не говорит, пока они не выйдут куда-нибудь наружу, потому как Джералд-то ведь старый опытный оперативный волк, он не любит говорить на такие темы, когда кругом стены и телефоны. Может быть, они пошли прогуляться по парку или поехали покататься на машине. Может быть, они зашли куда-нибудь пообедать, - неважно, главное, что в этот момент Перси ничего больше не оставалось делать, кроме как слушать. У Перси ведь очень маленький опыт в делах, происходящих в Европе, ты же знаешь, и меньше всего он разбирается в том, что случается в Чехии или на Балканах. Он съел зубы на Южной Америке и после этого обрабатывал наши старые владения - Индию, Ближний Восток. Он не знает почти ничего о русских или, скажем, о тех же чехах, он склонен видеть там лишь то, что лежит на поверхности. Что, неправда? Эстерхейзи поджал губы и слегка насупился, будто хотел сказать, что никогда не обсуждает свое начальство. - В то время как Джералд - настоящий специалист в этих вещах. Будучи оперативным агентом, он вдоль и поперек исколесил рынки Восточной Европы. Перси далек от всех этих тонкостей и поэтому весь превратился в слух. Джералд же - просто в своей стихии. Этот русский источник, говорит он, может стать самым ценным за все годы существования Цирка. Он не хочет пока обещать слишком много, но на днях он должен получить кое-какие образцы товара; и вот когда он их получит, он хотел бы, чтобы Перси взглянул на них краем глаза и оценил их качество. О деталях он узнает позже. "Но почему я? - говорит Перси. - О чем это все?" Тут Джералд ему отвечает. "Перси, - говорит он, - кое-кто из нас - те, кто работает в региональных отделениях, - очень болезненно переживают по поводу количества потерь в оперативной работе за последнее время. Такое впечатление, что над нами нависло проклятье. Слишком много болтовни вокруг Цирка и за его пределами. Слишком много людей задействовано в доставке информации. Там, на вражеской территории, наших агентов пачками ставят к стенке, наши агентурные сети в лучшем случае загребают подчистую, а каждое новое предприятие заканчивается катастрофой. Мы хотим, чтобы ты помог нам положить этому конец". При этом Джералд вовсе не хочет поднять бунт, и он избегает внушить Перси мысль о том, что внутри Цирка есть предатель, который и проваливает все операции; и ты, и я знаем, что, стоит только возникнуть подобным разговорам, и жернова потом будет довольно трудно остановить. Джералду меньше всего нужно, чтобы началась охота за ведьмами. Что же он говорит? Он говорит, что все кругом начинает трещать по швам и что небрежность на самом верху приводит к провалам на более низких уровнях. Все это словно бальзам на душу Перси. Далее Джералд перечисляет недавние скандалы и не забывает при этом сделать особый акцент на ближневосточной авантюре самого Аллелайна, которая едва не стоила Перси карьеры. И после всего этого он объявляет свое предложение. Вот что он говорит - в моей версии, разумеется; все это лишь версия. - Естественно, Джордж, - сказал Тоби и облизнул губы. - Другой версией могло бы быть то, что сам Аллелайн - это и есть Джералд. Но факты таковы, что я этому не верю: я не верю, что Перси способен сам выйти на одного из ведущих русских шпионов и купить его, а потом самостоятельно набрать команду для своего корабля. Я думаю, он бы только напортачил. - Естественно, - отозвался Тоби абсолютно уверенным тоном. - И поэтому, по моей версии, Джералд говорит Перси следующее: "Мы - то есть я и те мои единомышленники, которые объединены этим проектом, - хотели бы видеть тебя чем-то вроде нашего покровителя, Перси. Мы не политики, мы лишь исполнители. Мы не разбираемся во всех этих хитрых маневрах Уайтхолла. А ты - разбираешься. Ты руководишь комиссиями, а мы будем руководить Мерлином. Если ты сможешь действовать в качестве нашего представителя наверху и обезопасить нас от начавшегося разложения, что фактически означает ограничение до абсолютного минимума числа людей, знакомых с этой операцией, мы обеспечим поставку товара". Они обговаривают средства и методы, которыми все это должно осуществляться, после чего Джералд оставляет Перси, чтобы тот созрел для решения. На неделю, на месяц, я не знаю; Во всяком случае, достаточно надолго, чтобы Перси все обдумал. В один прекрасный день Джералд приносит первый образец. И, конечно, он очень хорош. Очень, очень хорош. И как нарочно, материал этот связан с военно-морскими делами, что как нельзя лучше подходит Перси, потому как он свой человек в Адмиралтействе; там у него чуть ли не клуб его сторонников. Итак, Перси устраивает своим флотским друзьям "закрытый просмотр", и у них начинают течь слюнки. "Откуда это поступило? Будет ли еще?" Будет, и очень много. А что касается личности источника - о, это пока большая, большая тайна, но без этого нельзя. Прости меня, Тоби, за немного вольную интерпретацию, но я излагаю свою версию лишь на основании досье, которые прочитал. Упоминание о досье, что, по сути, было первым признаком того, что Смайли, возможно, действует официально, вызвало у Тоби заметную реакцию. К привычному облизыванию губ добавилось какое-то странное движение головой вперед и появление на лице выражения осведомленности посвященного человека, будто всем этим Тоби пытался дать понять, что он тоже читал досье, какое бы из всех досье ни подразумевалось, и что он полностью разделяет все выводы, к которым пришел Смайли. Смайли же в это время прервал свой "доклад", чтобы выпить чаю. - Тебе налить еще, Тоби? - спросил он, оторвавшись на секунду от чашки. - Я займусь, - сказал Гиллем, голос которого выражал скорее решительность, чем радушие хозяина квартиры. - Чаю, Фон, - крикнул он через дверь, которая тут же открылась, и на пороге возник Фон с чашкой в руке. Смайли снова стоял у окна. Он отодвинул на пару сантиметров край занавески и разглядывал то, что происходит на площади. - Тоби? - Да, Джордж? - Ты привел с собой "няньку"? - Нет. - Совсем? - Джордж, зачем я буду приводить "няньку", если я просто иду встречаться с Питером и несчастным поляком? Смайли вернулся в свое кресло. - Мерлин в качестве источника. На этом я, кажется, остановился? Да, все удобство заключалось в том, что Мерлин был не одним источником, не правда ли? Именно это мало-помалу Джералд и давал понять Перси и двум другим, которых он к тому времени вовлек в этот магический круг. Мерлин был действительно советским агентом, но, совсем как Аллелайн, он к тому же являлся и представителем некой тайной группы инакомыслящих. Мы любим видеть в ситуациях других людей самих себя, и я уверен, Перси с самого начала проникся к Мерлину расположением. Эта группа, это тайное объединение заговорщиков, лидером которого стал Мерлин, состояло, скажем, из пяти-шести единомышленников, каждый из которых был видным советским официальным лицом. Со временем, я подозреваю, Джералд дал своим заместителям и Перси довольно точное представление об этих вспомогательных источниках, хотя точно не уверен. Задачей Мерлина было сопоставлять их разведданные и выдавать на Запад конечный продукт, и на протяжении нескольких последующих месяцев он продемонстрировал свою исключительную универсальность. Был использован весь набор методов, и Цирк проявил безграничное усердие, снабжая его необходимым оборудованием. Тайное письмо, микрофотоснимки, нанесенные на точки совершенно невинных писем, тайники в западных столицах, пополняемые бог знает каким отважным русским и своевременно опорожняемые не менее отважными "фонарщиками" Тоби Эстерхейзи. Даже "живые" встречи, которые организовывали и держали под наблюдением "няньки" Тоби, - минутная пауза, пока Смайли снова выглядывал из окна, - пара тайников в Москве, предоставленных местной резидентурой, хотя им никогда не разрешалось знать своего благодетеля. Но никакого секретного радиообмена; Мерлин об этом и слышать не хотел. Сначала было предложение - оно дошло даже до Министерства финансов - развернуть в Финляндии постоянную радиостанцию с большим радиусом действия специально для того, чтобы обслуживать его, но все заглохло, когда Мерлин сказал: "Только через мой труп". Он, должно быть, брал уроки у самого Карлы, не правда ли? Ты же знаешь, как Карла ненавидит радио. Самая замечательная вещь во всем этом - вездесущность Мерлина. Это поистине огромный талант. Возможно, он из советского Министерства торговли и может использовать для своих целей торговых агентов. Как бы то ни было, у него большие возможности и он имеет выходы за пределы России. Вот почему его сообщники обращаются к нему с предложениями о сделках с Джералдом и через него уже согласовывают условия, я имею в виду финансовые условия. Потому что все они хотят денег. Много денег. Мне бы стоило об этом особо упомянуть. В этом отношении, боюсь, с Секретными службами и их клиентами мало кто сравнится. Они ценят больше то, что стоит больше, а Мерлин стоит целого состояния. Ты когда-нибудь покупал поддельные картины? - Я как-то раз продал пару штук, - сказал Тоби с наигранной нервной улыбкой, но никто не засмеялся. - Чем больше ты за нее платишь, тем меньше склонен сомневаться в ее подлинности. Глупо, но таковы мы все. Всех также греет мысль о том, что Мерлин продажен. Это мотив, который мы все очень хорошо понимаем, да, Тоби? Особенно в Министерстве финансов. Двадцать тысяч франков в месяц на счет в швейцарском банке: да, трудно найти человека, который не пренебрег бы некоторыми идеями равенства ради таких денег. Итак, Уайтхолл платит ему целое состояние и называет его информацию бесценной. И кое-какая информация и в п р а в д у х о р о ш а , - признал Смайли. - Очень хороша, я не сомневаюсь в этом, так и должно быть. Затем в один прекрасный день Джералд доверяет Перси самый большой секрет из всех. У этой группы заговорщиков есть филиал в Лондоне. Должен тебе сказать, это начало очень хитроумного узелка. Тоби отставил чашку и чопорно промокнул носовым платком уголки рта. - По словам Джералда, сотрудник советского посольства в Лондоне может действовать как местный представитель Мерлина и уже фактически готов к этому. Более того, он находится в чрезвычайно выгодном положении для этого, так как может в редких случаях использовать аппаратуру посольства для переговоров с Мерлином в Москве, для отправления и получения сообщений. И если будут соблюдены все необходимые меры предосторожности, Джералд впредь сможет устраивать тайные встречи с этим чудо-человеком, инструктировать его и выслушивать его доклады, задавать возникающие по ходу дела вопросы и получать ответы от Мерлина почти сразу по прибытии почты. Назовем этого советского чиновника, к примеру, Алексеем Александровичем Поляковым и представим, будто он сотрудник отдела по культуре в советском посольстве. Ты следишь за моей мыслью? - Я ничего не слышал, - сказал Эстерхейзи. - Я оглох. - Дело еще и в том, что он пребывал на своем посту сотрудника посольства в Лондоне уже довольно долгое время - если быть точным, девять лет, - но Мерлин только недавно пустил его в свою стаю. Скорее всего, когда Поляков был в отпуске в Москве, да? - Я ничего не слышу. - Очень быстро Поляков становится важной птицей, потому как вскоре Джералд назначает его ключевой фигурой операции "Черная магия", не считая других поручений. Тайники в Амстердаме и Париже, симпатические чернила, микрофотоснимки - это все используется своим чередом, но с минимальной интенсивностью. Иметь Полякова в любой момент у себя под рукой было слишком заманчиво, чтобы этим не воспользоваться. Часть лучших материалов Мерлина была переправлена в Лондон дипломатической почтой; все, что оставалось сделать Полякову, - это вскрыть конверты и передать их своему коллеге в Цирке: самому Джералду или человеку, им назначенному. При этом мы не должны забывать, что эта часть операции Мерлина представляет собой глубочайшую тайну. Комитет "Черной магии", конечно, тоже засекречен, но в нем слишком много народу. Это неизбежно. Сама операция велика по своему масштабу, велика и выручка от нес; только обработка и доставка требуют массы канцелярской рутины: переписчики, переводчики, шифровальщики, машинистки, эксперты и бог знает кто еще в этом задействован. Ничего из этого Джералда, естественно, не заботит: это ему, по сути дела, нравится, потому что искусство быть Джералдом состоит в том, чтобы не выделяться из толпы. Управляется ли комитет "Черной магии" снизу? Из середины? Может быть, сверху? Мне нравится определение, данное всяким комитетам Карлой. Вы его знаете? Китайская, по-моему, поговорка. Комитет - это животное с четырьмя задними ногами. Но лондонский филиал - иными словами, нога Полякова - это часть, заключенная в исходный магический круг. Скордено, де Силски, вся эта команда - они могут рвануть за границу и пахать как оголтелые на Мерлина там, вдали от дома. Но здесь, в Лондоне, вся эта операция, в которую вовлечен братец Поляков, способ, которым завязан узелок, - это секрет совершенно особого рода, для совершенно особых задач. Ты, Перси, Билл Хейдон и Рой Бланд. Вы четверо и есть этот магический круг. Правильно? А теперь давай порассуждаем, как это все работает, в деталях. Есть некий дом, мы это знаем. Тем не менее организация встреч там продумывается очень тщательно, в этом мы можем быть уверены, не так ли? Кто встречается с ним, Тоби? Кто направляет все действия Полякова? Ты? Рой? Билл? Достав широкий конец галстука, Смайли повернул его шелковой подкладкой наружу и начал протирать очки. - Все понемногу, - сказал он, ответив на свой собственный вопрос. - Как это происходит? Иногда Перси встречается с ним. Я бы предположил, что Перси представляет авторитарного руководителя, проявляющего иногда заботу о подчиненном: "Не пора ли вам взять отпуск? Есть ли какие-нибудь известия от вашей жены на этой неделе?" Перси хорошо бы подошел для этой роли. Но комитет "Черной магии" использует его бережно. Перси - это большая шишка, и он должен иметь ценность раритета. Следующим идет Билл Хейдон; Билл встречается с ним, Я думаю, даже чаще, чем Перси. Билл производит на русских сильное впечатление, и он используется в качестве своеобразного лакомства. У меня такое впечатление, что они с Поляковым очень удачно подходят друг другу. Мне думается, Билл просто-таки сиял, когда приходило время инструктажа и возникающих по ходу дела вопросов, когда нужно было удостоверить, что в Москву идут правильные сообщения, да? Иногда он берет с собой Роя Бланда, иногда он посылает Роя одного. Я полагаю, они решают это между собой. А Рой, конечно же, в данном случае выступает в роли экономического эксперта, как, впрочем, и в роли самого осведомленного в делах Восточно-Европейских стран, так что и здесь есть о чем поговорить. А иногда - я представляю себе это в виде всяких там дней рождений, или Рождества, или специальных случаев для выражения благодарности с вручением денег: на поощрения, я знаю, выделена порядочная сумма, не говоря уже о премиях, - иногда, чтобы получилась настоящая вечеринка, вы все четверо заявляетесь туда и поднимаете бокалы за своего короля по ту сторону моря, то бишь за Мерлина, через его доверенное лицо - Полякова. И, наконец, я полагаю, самому Тоби есть о чем поговорить со своим другом Поляковым. Есть разные тонкости профессионального ремесла, есть всякие полезные обрывки сведений о том, как идут дела в посольстве, которые могут оказаться так кстати "фонарщикам" в их каждодневных рутинных операциях по надзору за местной резидентурой. Так что и у Тоби бывают с Поляковым заседания с глазу на глаз. В конце концов, нам ведь не следует пренебрегать потенциалом Полякова, который можно использовать здесь, в Лондоне, независимо от его роли представителя Мерлина. Не каждый день у нас есть советский дипломат в Лондоне, который приручен настолько, что ест у нас с рук. Небольшая подготовка в обращении с фотокамерой - и Поляков может стать очень полезным на своем месте. При условии, что все мы помним о наших приоритетах. - Смайли не отрываясь продолжал смотреть прямо в лицо Тоби. - Мне представляется, что Полякову могло потребоваться довольно изрядное количество катушек с пленкой, не так ли? И одной из задач того, кто шел на встречу с ним, было пополнить его запасы: иными словами, передать ему маленькие запечатанные пакеты. Пакеты с пленкой. Незаснятой, конечно, поскольку она шла из Цирка. Скажи мне, пожалуйста, Тоби, имя "Лапин" тебе что-нибудь говорит? Облизывание губ, нахмуренные брови, улыбка, движение головой вперед: - Естественно, Джордж, я знаю Лапина. - Кто приказал уничтожить рапорты "фонарщиков", касающиеся Лапина? - Я приказал, Джордж. - По собственной инициативе? Улыбка Тоби стала чуть шире. - Послушай, Джордж, я ведь с некоторых пор поднялся по лестнице на пару ступенек. - А кто распорядился выпихнуть Конни Сейшес? - Знаешь, я думаю, это Перси, о'кей? Скажем так, это был Перси, а может быть, Билл. Ты знаешь, как это бывает перед большой операцией. Ботинки починить, котелок почистить, всегда что-нибудь такое. - Он пожал плечами. - А может, это был Рой, а? - Значит, ты получаешь приказы от них от всех, - быстро среагировал Смайли. - Это ведь говорит о твоей неразборчивости, Тоби. Тебе бы следовало знать лучше. Эстерхейзи такой поворот вовсе не понравился. - Тоби, а кто велел тебе утихомирить Макса? Тоже эти трое? Мне ведь просто нужно доложить Лейкону, пойми правильно. Он ужасно на меня нажимает. По-моему, ему здорово достается от Министра. Так кто это был? - Джордж, ты разговаривал не с тем, с кем нужно. - Один из нас уж точно, - весело согласился Смайли. - Это уж вне всякого сомнения. Кстати, насчет Уэстерби: кто именно заткнул ему рот? Это тотже человек, который отправил тебя в Саррат с тысячей фунтов и указанием успокоить Джима Придо? Мне просто нужны факты, Тоби, я не жажду ничьей крови. Ты же знаешь меня, я не из тех, кто любит мстить. Должен заметить, однако, ты не слишком-то лоялен. Вопрос только, по отношению к кому. - Он помолчал и добавил: - Но только они всерьез намерены узнать все это, видишь ли. Ходят даже какие-то мерзкие разговоры о том, чтобы обратиться к конкурсной комиссии. Никто