старый разводящий пары паровоз. Но и он не отводил взгляда от Сэма. - Наверное, тебя это здорово разозлило? - спросил Смайли. - Да нет, не очень. - А тебе не хотелось довести дело до конца? Ведь ты уже немало разузнал. - Ну, конечно, было досадно. - Но ты все-таки подчинился приказу из Лондона? - Я солдат, Джордж. Как и все оперативные работники. - Очень похвально, - сказал Смайли, еще раз окинув взглядом Сэма, вольготно развалившегося в кресле, в хорошо сшитом смокинге, такого элегантного и уверенного в себе. - Приказ есть приказ, - заметил Сэм, улыбаясь. - Разумеется. А вот интересно, когда ты в конце концов вернулся в Лондон, - продолжал Смайли спокойно, словно размышляя, - и был на традиционной аудиенции у Билла, когда он жал тебе руку и благодарил за верную службу и говорил: "Добро пожаловать домой!", ты в разговоре с Биллом случайно не упомянул об этом деле, - ну так, между прочим? - Да, я спросил у него, что же это он, черт возьми, делает, - подтвердил Сэм все с той же готовностью. - А что Билл тебе на это ответил, Сэм? - Свалил все на Кузенов. Сказал, что они занялись этим делом еще до нас. Сказал, что это их дело и их епархия. - У тебя были какие-нибудь основания считать, что это действительно так? - Конечно. Рикардо. - Значит, ты догадался, что он работает на Кузенов? - Он работал на них еще когда летал. Уже тогда он был у них на примете. Неудивительно, что его использовали и потом. Единственное, что им нужно было сделать, - это не выводить его из игры. - Мне казалось, что мы пришли к единому мнению, что человека вроде Рикардо ни за что не допустили бы к серьезным делам этой фирмы? - И тем не менее это не мешало им использовать его. Нет, Кузенов это не остановило бы. Дело все равно было в сфере их интересов, даже если Рикардо был никчемным человеком. В любом случае ситуация подпадала под пакт о разграничении сфер деятельности. - Давай вернемся к тому моменту, когда Лондон запретил тебе продолжать расследование. Ты получил приказ прекратить все. Ты выполнил его. Но прежде, чем ты вернулся в Лондон, прошло какое-то время, так ведь? Не произошло ли какого-то развития событий? - Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, старина. И снова где-то в глубине сознания Смайли педантично отметил, что Сэм уклоняется от прямого ответа. - Ну, например, тот приятель, Джонни, который работал на тебя в банке Индокитая. Ведь ваше сотрудничество наверняка продолжалось? - Разумеется, - подтвердил Сэм. - А Джонни случайно не упоминал в разговоре с тобой - ну, просто как о деле прошлом, - что стало с той "золотой жилой" после того, как ты получил телеграмму, запрещающую тебе продолжать расследование? Деньги поступали каждый месяц, как и раньше? - Нет, все оборвалось. Париж прекратил денежные вливания. Ни "Индочартер", ни кто-либо другой денег больше не получали. - А ранее не судимый торгпред Борис? Он по-прежнему живет припеваючи? - Он уехал домой. - Пора было? - Он отработал три года. - Но обычно они работают дольше. - Особенно те, для кого посольство - лишь хорошая крыша, - согласился Смайли с улыбкой. - А Рикардо? Тот самый безрассудный летчик-мексиканец, которого ты подозреваешь в сотрудничестве с Кузенами? Что стало с ним? - Погиб, - сказал Сэм, все это время не спускавший со Смайли внимательного взгляда. - Разбился в авиакатастрофе на границе с Таиландом. Ребята говорили, что взял на борт слишком большой груз героина. Когда Смайли поднажал, Сэм назвал и дату, когда это произошло. - Сильно ли горевали о нем те, кто его знал? Завсегдатаи бара, так сказать? Да нет, не очень. Большинство людей считали, что во Вьентьяне станет поспокойнее, когда там не будет Рикардо, который мог, например, выпустить в потолок все патроны из своего пистолета в "Белой Розе" или "У мадам Лулу". - И где же можно было услышать такое мнение, Сэм? - Ну, у Мориса, например. - У Мориса? - В отеле "Констеллейшн". Морис - владелец этого отеля. - Понятно. Спасибо. Здесь явно чего-то не хватало, но Смайли не склонен был искать это недостающее звено сейчас. Под пристальными взглядами Сэма, трех своих помощников и верного слуги Фона Смайли беспрестанно поправлял свои очки, пока наконец не сбил их окончательно; потом снова водрузил их на место и решительно положил руки на покрытый стеклом стол. Затем он заставил Сэма повторить весь свой рассказ еще раз, перепроверяя даты, имена и места событий, - делая все очень тщательно, как умеют опытные следователи, стараясь уловить своим тренированным ухом малейшие неточности, случайные расхождения и попытки что-то утаить, изменение тончайших нюансов - и, как было очевидно, не находя их. А Сэм, убаюканный чувством ложной безопасности, не сопротивлялся, наблюдая за всем этим с такой же отстраненной, ничего не выражающей улыбкой, с какой у себя в клубе он наблюдал за тем, как ложатся карты на зеленое сукно игорного стола или как крутится колесо рулетки и белый шарик прыгает по нему, переходя из одного желобка в другой. - Сэм, скажи пожалуйста, не мог бы ты устроить так, чтобы провести этот день здесь, у нас? - попросил Смайли, когда они снова остались вдвоем. - Фон устроит тебе какую-нибудь постель, и все такое прочее. Как ты думаешь, сможешь ты договориться об этом в клубе? - О чем речь, дорогой, - великодушно согласился Сэм. И тогда Смайли сделал то, чем легко можно было вывести из душевного равновесия любого человека Вручив Сэму кипу журналов, он попросил по телефону, чтобы ему принесли личное досье Сэма. И, сидя напротив, в полном молчании от корки до корки прочитал все его тома. - Оказывается, ты большой дамский угодник, - заметил наконец Смайли. За окном уже начали сгущаться сумерки. - Бывает иногда, - подтвердил Сэм, все еще улыбаясь. - Бывает. - Но в его голосе ясно слышалась тревога. Когда наступила ночь, Смайли отправил "мамаш" домой и отдал приказ "домоправителям" очистить архивы от всех "архивокопателей" самое позднее к восьми. Он не объяснил зачем. Он предоставил им возможность думать, что им заблагорассудится. Сэму приказали устроиться на ночь в комнате для совещаний, чтобы его можно было вызвать в любой момент, а Фону поручили составить ему компанию и приглядывать, чтобы не сбежал. Фон понял это указание буквально. Даже когда прошло немало времени и Сэм, казалось, задремал. Фон оставался на своем посту, свернувшись клубочком у порога, словно кот, ни на минуту не смыкая глаз. Потом эта четверка - Конни, ди Салис, Смайли и Гиллем - закрылась в канцелярии и начала обещавшие быть долгими и нелегкими, требовавшими величайшей тщательности поиски документов. Сначала они попытались найти досье по операциям, которые, по правилам, должны были стоять в разделе Юго-Восточной Азии под датами, названными Сэмом. Таких карточек в каталоге не было, оперативных досье тоже не было, но это само по себе могло еще ничего не значить. Лондонское управление при Хейдоне имело обыкновение перехватывать оперативные документы и помещать их в свой сверхсекретный архив, к которому имел доступ очень ограниченный круг лиц. Поэтому четверка немало побродила по подвалу, в котором находился архив, - их шаги по коричневому линолеуму гулко отдавались под сводами, - прежде чем добралась до зарешеченной ниши - вроде преддверия к часовне, в которой нашли свой последний покой останки того, что раньше называлось архивом Лондонского управления. Карточек и документов снова не обнаружили. "Ищите телеграммы", - приказал Смайли. Они проверили книги, в которых были подшиты все телеграммы оперативным сотрудникам и их ответы. В какой-то момент Гиллем был готов заподозрить Сэма во лжи, пока Конни не обнаружила, что страницы в журналах учета входящих и исходящих телеграмм за интересовавший их период были напечатаны на другой машинке - впоследствии выяснилось, что эту машинку "домоправители" приобрели полгода спустя после даты, которая стояла на напечатанной на ней описи. "Ищите дубликаты", - приказал Смайли. В Цирке всегда существовали дубликаты основных документов, которые архивный отдел заводил в том случае, если решалось, что оперативными бумагами будут часто пользоваться. Они хранились в папках, где листы не подшивались, и каждые полтора месяца составлялась их опись. После упорных поисков Конни удалось отыскать папку по Юго-Восточной Азии за полуторамесячный период сразу же после запроса Сэма о наведении справок в связи с обнаруженным следом, В папке не было никакого упоминания о подозрениях относительно возможной советской "золотой жилы" и никакого упоминания о компании "Индочартер Вьентьян ЮА". "Попробуйте ЛД", - сказал Смайли, используя сокращение, означавшее "личные досье". Он делал это очень редко - обычно терпеть не мог. Все перебрались в другой угол архива и перебрали карточки не одного ящика каталога в поисках личных досье - сначала на торгпреда Бориса, потом на Рикардо, потом на другие имена Малыша, считавшегося погибшим и упомянутого в первом донесении Сэма в Лондонское управление, которому была уготована такая незавидная участь. Время от времени Гиллема посылали наверх уточнить у Сэма какую-нибудь деталь. Гиллем заставал его за чтением журнала "Филд" с большим стаканом шотландского виски, из которого тот понемногу потягивал. Фон не спускал с него глаз и только время от времени, как позднее узнал Гиллем, позволял себе небольшую передышку, отжимаясь - сначала на костяшках рук, потом на кончиках пальцев. Они даже прикинули несколько вариантов произношения и написания имени Рикардо и проверили их по всему каталогу. "А где у нас каталог по организациям?" - спросил Смайли. Но на акционерное общество под названием "Индочартер Вьентьян" в каталоге организаций также не было никакой карточки. "Посмотрите материал о переписке с Кузенами". Все контакты с Кузенами во времена Хейдона осуществлялись исключительно через секретариат Лондонского управления по связи с родственными службами, который в силу совершенно очевидных причин был подчинен непосредственно Хейдону. В секретариате и хранились подшивки всей переписки с американским родственным ведомством. Смайли и его помощники снова вернулись к нише, напоминающей преддверие к часовне, - и снова ничего. Питеру Гиллему эта ночь уже начинала казаться сверхъестественной и нереальной. Смайли почти не произносил ни слова. Его полное лицо словно окаменело. Конни в сильнейшем возбуждении забыла даже о болях, которые причинял ей артрит, и порхала от одной полки к другой, словно девочка-подросток на балу. Гиллем, который по характеру был отнюдь не склонен к копанию в бумажках, обреченно следовал за ней, стараясь не отставать от остальных, но втайне радуясь, что время от времени ему приходится бросать их и подниматься к Сэму. "Мы нашли его, Джордж, дорогой мой. Теперь-то уж ему не уйти, - едва слышно бормотала Конни. - Теперь-то уж точно, как дважды два четыре, эта мерзкая жаба попалась". Док ди Салис удалился в другую часть архива в поисках упоминаний китайских директоров компании "Индочартер" - удивительно, но Сэм все еще помнил и с трудом воспроизвел имена двух из них - сначала по-китайски, потом латинскими буквами и, наконец, так, как их обычно называли в китайскоязычном деловом мире. Смайли сидел на стуле, изучая разные досье, словно читая в поезде - совершенно не обращая внимания на других пассажиров. Иногда он поднимал голову, но не слышал и не видел того, что происходит вокруг, - мыслями он был не здесь. Конни по собственной инициативе начала искать перекрестные ссылки на другие досье и каталоги, с которыми эти оперативные документы могли быть связаны. Существовали тематические каталоги по наемникам и летчикам, работающим по контрактам, не связанным с определенной компанией. Были и каталоги по методам, которые Московский Центр использовал для "отмывания" денег, предназначавшихся для оплаты агентов. Был даже целый трактат, который сама Конни написала много лет назад, о выплатах, которые шли нелегальной агентурной сети Карлы, функционировавшей независимо от основных, более или менее известных резидентур. Труднопроизносимые имена торгпреда Бориса не были включены в приложение. Были досье с основными сведениями по банку Индокитая и его связям с Московским народным банком, досье со статистическими данными о расширении масштабов деятельности Центра в Юго-Восточной Азии, досье по изучению вьентьянской резндентуры. Но количество отрицательных ответов все росло, и, по мере того как их становилось все больше и больше, надежда таяла. До сих пор в поисках следов, оставленных Хейдоном, они еще нигде не сталкивались с таким систематическим и широкомасштабным заметанием следов. Это означало, что они нашли то, о чем и мечтать было трудно, - они нашли след, ориентир, который поможет им найти то, что искали. След неуклонно вел на восток. Только одна тоненькая ниточка, обнаруженная в ту ночь, тянулась к виновнику всего этого. Они наткнулись на нее уже где-то после рассвета, когда Гиллем почти засыпал. Откопала это доказательство Конни. Смайли молча положил его на стол, и они уставились на него при свете настольной лампы. Это было похоже на ниточку, ведущую к спрятанному сокровищу; скрепленная зажимом пачка бланков на уничтожение документов - всего немногим более десятка, на которых на средней строчке тонким черным фломастером было небрежно вписано кодовое имя того, кто давал на это разрешение. Обреченные на уничтожение досье с документами относились к "совершенно секретной переписке с Г/Флигеля" - то есть с Мартелло, главой управления Кузенов, который и сейчас занимал ту же должность, нынешним собратом Смайли. Причина уничтожения документов была та же, что и в телеграмме Хейдона Сэму Коллинзу, запрещающей продолжать расследование во Вьентяне "в силу опасности скомпрометировать чрезвычайно важную операцию, проводимую американскими коллегами". Кодовое имя, которым были подписаны бланки на уничтожение документов, принадлежало Хейдону. Вернувшись наверх, Смайли еще раз пригласил Сэма в свой кабинет. На Сэме уже не было галстука-бабочки. Из-за щетины на щеках и подбородке, выделявшейся на фоне его белой рубашки, он выглядел далеко не таким элегантным. Первым делом Смайли послал Фона за кофе. Он подождал, пока Фон принес кофе и удалился, потом налил две чашки, себе и Сэму, Сэму - с сахаром, себе - с сахарином. Потом он устроился в кресле рядом с Сэмом, чтобы стол не разделял их - чтобы показать Сэму, что он считает его своим. - Сэм, я думаю, тебе следует рассказать мне немного об этой девушке, - сказал он очень мягко, как будто осторожно сообщая печальное известие. - Ты не стал говорить о ней из рыцарских побуждений? Сэма эти слова, казалось, позабавили. - Ты что, потерял все досье, старина? - спросил он также мягко, с выражением полного доверия, как могут говорить мужчины в совершенно неофициальной обстановке, где-нибудь в мужском туалете. Иногда для того, чтобы тебе поверили и открыли что-то секретное, необходимо и самому поступить так же. - Их потерял не я, а Билл, - ответил Смайли просто и без нажима. Сэм впал в задумчивость. Сделал он это подчеркнуто картинно, словно наблюдая за собой со стороны. Загнув пальцы на руке - руке игрока, - он критически осмотрел свои ногти и неодобрительно покачал головой, увидев, что они не блещут чистотой. - Этим клубом теперь уже почти не надо управлять, - задумчиво сказал он, - Признаться, он мне уже порядком наскучил. Деньги, деньги... Пожалуй, я уже созрел для перемен, пора заняться чем-нибудь посерьезнее, показать, на что я способен. Смайли понял, к чему Сэм клонит, но он знал, что должен проявить твердость. - Сэм, я совсем на мели. Я едва могу прокормить тех, кто на меня работает. Коллинз в задумчивости отхлебнул из своей чашки, улыбаясь Смайли из-за струйки поднимавшегося пара. - Кто она, Сэм? Что это за история? Сейчас абсолютно не имеет значения, насколько серьезен был твой проступок, как сильно ты нарушил правила. Все это дело прошлое. Я обещаю, что тебе ничего не будет. Сэм встал, засунул руки в карманы, покачал головой и, как это мог бы сделать Джерри Уэстерби, начал кружить по комнате, разглядывая довольно странную и мрачную коллекцию на стенах: фотографию группы университетских преподавателей в мантиях; в рамке под стеклом написанное от руки письмо ныне покойного премьер-министра; все тот же портрет Карлы и много чего другого... - Никогда не ставь сразу все свои фишки, - заметил Сэм, стоя так близко напротив фотографии Карлы, что от дыхания запотело стекло, - так мне когда-то говаривала моя старая матушка. - Никогда не отдавай так просто кому-нибудь все, что у тебя есть. Ведь мы так мало имеем в жизни. И расходовать это нужно бережно и расчетливо. А ведь игра-то продолжается, так ведь? - спросил он. Потом протер рукавом запотевшее стекло. - В этом вашем заведении довлеет ощущение голода. Я почувствовал это, как только вошел. Стол большой, сказал я себе, малыш сегодня обязательно чем-нибудь поживится. Подойдя к столу, Сэм сел в кресло Смайли, как бы проверяя, насколько удобно в нем сидеть. Кресло поворачивалось вокруг своей оси и наклонялось вперед и назад. Сэм проверил и то и другое. - Мне нужен бланк требования о розыске, - сказал он.- В правом верхнем ящике, - ответил Смайли, не сводя с Сэма глаз. Тот открыл ящик, достал тонкий желтый бланк и, положив его на стекло, приготовился писать. В течение нескольких минут Сэм молча заполнял графы, время от времени останавливаясь, словно продумывая фразы до совершенства, затем снова продолжал. - Позвони мне, если она объявится, - сказал он Смайли и, игриво помахав Карле, вышел. Когда Коллинз ушел, Смайли взял со стола заполненную бумагу вызвал Гиллема и вручил ее, не говоря ни слова. На лестнице Гиллем остановился и прочитал, что же там было написано. Э л и з а б е т, о н а ж е Л и з з и, У э р д и н г т о н, о н а ж е Л и з з и Р и к а р д о, - это было написано на верхней строчке. Дальше шли детали: В о з р а с т - о к о л о д в а д ц а т и с е м и. Г р а ж д а н ст в о В е л и к о б р и т а н и и. С е м е й н о е п о л о ж е н и е - з а м у ж е м, и н ф о р м а ц и и о м у ж е н е т, д е в и ч ь я ф а м и л и я н е и з в е с т н а, в 1 9 7 2 -7 3 г о д а х б ы л а г р а ж д а н с к о й ж е н о й М а л ы ш а Р и к а р д о, к о т о р о г о н а н а с т о я щ и й м о м е н т н е т в ж и в ы х. П о с л е д н е е м е с т о п р е б ы в а н и я - В ь е н т ь я н, Л а о с. П о сл е д н е е и з в е с т н о е м е с т о р а б о т ы - с е к р е т а р ь - м а ш и ни с т к а к о м п а н и и " И н д о ч а р т е р В ь е н т ь я н Ю А ". Д о э т о г о т а н ц е в а л а в н о ч н о м к л у б е ( п л а т н а я п а р т н е р ш а), т о р го в а л а в и с к и, б ы л а п р о с т и т у т к о й в ы с о к о г о к л а с с а. Словно боясь нарушить установившиеся в последние дни правила, архив всего минуты через три выдал стандартный, наводящий уныние ответ: " С о ж а л е е м, д а н н о е л и ц о в к а р т о те к е н е з н а ч и т с я ". Вдобавок ко всему, "матушка"-распорядительница не согласилась с формулировкой "проститутка высокого класса". Она утверждала, что правильнее будет сказать: "проститутка высшей категории". Любопытно, но Смайли ничуть не смутила скрытность Сэма, Он, казалось, спокойно принимал ее как неотъемлемую принадлежность профессии. Он запросил копии всех сообщений, присланных Сэмом из Вьентьяна или откуда бы то ни было еше за последние десять с небольшим лет и которые уцелели после того, как Хейдон тщательно почистил архив. Получив документы, в свободные (если так можно сказать) часы Джордж перелистал их и, дав волю пытливому воображению, постарался представить себе, какими же тенями населен скрытый от постороннего глаза мир Сэма. В этот критический момент расследования Смайли, как впоследствии единодушно утверждали все, кто об этом знал, продемонстрировал совершенно удивительное чувство такта. Другой, менее умный человек, мог бы сразу же броситься к Кузенам и потребовать, чтобы Мартелло в срочном порядке нашел американские документы, связанные с уничтоженными в Цирке, и предоставил ему возможность с ними ознакомиться. Но Смайли не хотел поднимать панику и показывать, что что-то случилось. Поэтому он решил действовать через своего самого скромного и неприметного помощника. Молли Минин была хороша собой, всегда аккуратна и подтянута, возможно, немного замкнута и даже чуть-чуть казалась "синим чулком". Она не так давно окончила колледж, но уже считалась незаменимым сотрудником "старой гвардии" Цирка в силу того, что здесь работали ее брат и ее отец. Во время "краха" она проходила стажировку, у нее еще не закончился испытательный срок, и она работала в канцелярии - у нее, можно сказать, еще только резались молочные зубки. После всех событий она осталась в Цирке вместе с небольшим ядром сотрудников центральной конторы и даже получила, если, конечно, это можно так назвать, перевод с повышением в отделение контроля, откуда, если верить легендам и мифам Цирка, ни один мужчина, не говоря уже о женщине, "не возвращался живым". Но у Молли, должно быть, благодаря генам, было то, что среди людей этой профессии называлось врожденным инстинктом. Пока многие вокруг нее все еще обменивались впечатлениями и рассказывали друг другу забавные истории о том, что они делали и во что были одеты в тот момент, когда услышали об аресте Хейдона, Молли тихо и спокойно работала над созданием неофициального канала общения со своим коллегой, занимающим аналогичную должность у Кузенов на Гроувенор-сквер. Канал позволил бы действовать в обход тщательно продуманных оградительных процедур, введенных Кузенами после "краха". В этом деле больше всего на руку Молли сыграла рутина. Обычно девушка бывала там по пятницам. Каждую пятницу она выпивала чашечку кофе с компьютерщиком Эдом или разговаривала о серьезной музыке с Мардж, его напарницей. Иногда Молли оставалась, чтобы потанцевать или сыграть в шафлборд (Игра с передвижением деревянных кружочков по размеченной доске) или в кегли в "Сумеречном клубе" в подвале Флигеля. И в пятницу же, - разумеется, совершенно случайно - она прихватывала с собой небольшой списочек запросов о наведении справок о тех или иных интересующих ее людях. Даже если случалось, что в какой-то день не нужно было наводить справки ни о ком, Молли не ленилась придумать что-нибудь, чтобы не потерять этот канал. В одну из пятниц, по просьбе Смайли, Молли Минин включила в свой списочек имя Малыша Рикардо. - Только, пожалуйста, Молли, он не должен привлекать к себе особого внимания, - обеспокоенно наставлял ее Смайли. - Разумеется, - ответила Молли. Чтобы напустить, как она это называла, туману, Молли выбрала еще десяток имен, начинающихся на "Р". Когда она дошла до Рикардо, выглядело это следующим образом; "Ричарде - под вопросом - или Рикнард - под вопросом - или Рикардо, профессия: учитель - под вопросом - или летчик-инструктор", - так, чтобы информация о Рикардо возникла лишь как одна из возможных версий. Национальность: мексиканец - под вопросом - араб. Как бы между прочим она добавила информацию, что вообще-то он, возможно, уже умер. Когда Молли вернулась в Цирк, наступил поздний вечер. Гиллем был совершенно на пределе. Когда тебе сорок, очень трудно проводить ночи без сна, решил он. В двадцать или в шестьдесят организм довольно легко переносит бессонницу: он уже знает, что к чему, а сорок - это все равно что подростковый возраст: подросток спит, чтобы повзрослеть, мужчина - чтобы оставаться молодым. Молли было двадцать три. Она сразу же прошла в кабинет Смайли и села, держась, как всегда, очень прямо и подтянуто; ноги вместе, словно по стойке "смирно". Начала доставать что-то из своей сумочки под внимательным взглядом Конни Сейшес и даже еще более внимательным - но уже по совсем другой причине - взглядом Питера Гиллема. - Очень жаль, что я так задержалась, - сказала она сурово, - но Эд настоял на том, чтобы мы сходили на фильм "Настоящая отвага", который они очень любили и который сегодня в очередной раз показывали в "Сумеречном клубе", и потом мне не сразу удалось от него отделаться, а я не хотела делать это резко, чтобы не обидеть его, особенно сегодня. Молли протянула Смайли конверт - он вскрыл его, достав оттуда длинную светло-желтую компьютерную распечатку. - Отделаться-то все-таки удалось? - поинтересовался Гиллем. - Как все прошло? - было первым вопросом Смайли. - Абсолютно нормально. - ответила девушка. - До чего же любопытное послание! - было следующим восклицанием Смайли. Но по мере того как он читал, выражение лица постепенно менялось, превращаясь в совсем не свойственную ему злорадную ухмылку. Конни была гораздо менее сдержанна. К тому моменту, когда она прочитала и передала бумагу Гиллему, она уже откровенно смеялась. - Ну и Билл! До чего же умный, негодяй! Подумать только, всех сумел направить по ложному следу, всех одурачить! Черт меня подери! Чтобы нейтрализовать Кузенов, Хейдон использовал тот же трюк, что и в Цирке, но только наоборот. Если перевести все, что говорилось в компьютерной распечатке, на обычный язык, то вырисовывалась захватывающе интересная картина. Беспокоясь, как бы Кузены не занялись таким же расследованием деятельности компании "Индочартер", (это означало бы бесполезное дублирование Цирка), Билл Хейдон, как глава Лондонского управления, направил во Флигель в соответствии с постоянно действующим соглашением между двумя родственными службами уведомление о разграничении сфер влияния. Американцев ставили в известность, что Лондон в настоящее время занимается расследованием, связанным с "Индочартер Вьентьян ЮА", и что Цирк направил на место своего сотрудника. Как и полагалось в подобных случаях, американцы согласились не проявлять никакой инициативы в обмен на то, что англичане по завершении расследования поделятся с ними информацией, которую им удастся добыть. А для того чтобы помочь англичанам в операции. Кузены сообщили, что они больше никак не связаны с пилотом, известным как Малыш Рикардо. Короче говоря, это был великолепный - возможно, даже непревзойденный - образец игры, когда при помощи одной стороны нейтрализовали другую и наоборот, в результате чего в выигрыше осталась третья. - Спасибо, Молли, - вежливо поблагодарил Смайли после того, как все имели удовольствие самолично ознакомиться с этим шедевром. - Огромное тебе спасибо. - Не стоит благодарности, - ответила строгая и подтянутая, напоминавшая медсестру Молли. - А Рикардо действительно нет в живых, господин Смайли, - закончила девушка и назвала ту же дату смерти, что и Сэм Коллинз. Послеэтого она защелкнула замочек сумочки, поправила юбку на коленях, которые могли вызвать восхищение у самого придирчивого ценителя женской красоты, и изящной походкой вышла из комнаты. Взгляд Гиллема снова неотрывно следовал за ней. После этого дня жизнь в Цирке пошла иначе: изменился ритм, изменилось настроение у людей. Лихорадочные поиски следов - хоть каких-нибудь следов - закончились. Теперь они могли идти к цели, а не тыркаться наугад в разные стороны. Деление на два дружественных, но все-таки четко разграниченных клана расследователей, почти полностью исчезло: и "большевики", и "желтолицые" стали частью одной команды под общим руководством Конни и Дока, хотя, конечно же, специализация по-прежнему сохранялась. На долю архивокопателей, конечно, выпадали радости, но были они как колодцы вдоль бесконечно длинной пыльной дороги, пролегающей по неприветливым местам. Иногда "путники" совсем изнемогали от "жажды", думая, что вот-вот упадут и не смогут подняться. Конни потребовалась всего неделя на то, чтобы установить, кто же такой этот торгпред Борис, советский казначей во Вьентьяне, - ключевая фигура в переводе денег компании "Индочартер Вьентьян ЮА". Он оказался человеком по фамилии Зимин, бывшим военным, много лет назад окончившим разведшколу на окраине Москвы, готовившую сотрудников для Карлы, которой сам Карла уделял огромное внимание. В архиве были материалы о том, что в прошлом, под фамилией Смирнов, этот Зимин выполнял роль казначея, через которого шли деньги для агентурной сети, созданной Восточной Германией в Швейцарии шесть лет назад. А еще раньше он появлялся в Вене под фамилией Курский. Помимо казначейских функций, он специализировался на подслушивании, а также Ловушках и добыче компромата. Некоторые говорили, что это был тот самый Зимин, который очень ловко использовал женщину для того, чтобы в Западном Берлине подставить и получить компромат на одного французского сенатора. Впоследствии сенатор продал добрую половину государственных секретов своей страны. Торгпред Борис уехал из Вьентьяна ровно через месяц после того, как сообщение Сэма было получено Лондоном. После этой небольшой победы Конни поставила перед собой задачу на первый взгляд невыполнимую. Она хотела выяснить, какую схему передачи денег Карла (или его казначей Зимин) мог придумать для того, чтобы заменить раскрытую "золотую жилу". У Конни было несколько исходных положений. Во-первых, общеизвестная консервативность всех без исключения крупных разведслужб и их нежелание менять уже оправдавшие себя, испытанные методы решения профессиональных задач. Во-вторых, поскольку речь шла об очень больших суммах, не стоило отметать предположение, что Центр должен был заменить старую схему новой довольно быстро. В-третьих, наличествовала самоуспокоенность Карлы. До "краха" он думал, что Цирк стреножен его путами, после считал его ни для кого не опасным. Наконец, Конни просто надеялась, что ей помогут ее просто-таки энциклопедические знания предмета. Собрав воедино огромные горы материала, поступившего, но умышленно не обработанного (он пребывал в заброшенном состоянии все те годы, что старуха находилась в изгнании), команда Конни занялась установлением связи между, казалось бы, далекими друг от друга событиями: проверкой, сопоставлением, составлением графиков и диаграмм, выявлением индивидуального почерка того или другого сотрудника Центра Члены этой команды страдали от жесточайших мигреней, ожесточенно спорили, играли в пинг-понг и иногда - с чрезвычайными, доведенными до крайности предосторожностями - с согласия Смайли предпринимали робкие и скромные шаги для расследования на местах. Некоего доверенного человека в Сити (Исторический, коммерческий и финансовый центр Лондона) убедили нанести визит старому знакомому, специализировавшемуся на оффшорных компаниях в Гонконге. Один валютный брокер в Чипсайде (Чипсайд - улица в северной части Лондона) показал свои книги регистрации сделок Тоби Эстерхейзи, практически единственному уцелевшему из когда-то славной армии курьеров и специалистов по слежке - "уличных художников" Цирка. Так со скоростью улитки оно и продвигалось: но теперь улитка по крайней мере знала, куда ей ползти. Док ди Салис, как всегда, не очень-то посвящая других в свои планы, начал разматывать китайскую ниточку и пытался разобраться в скрытых связях и теневых родительских компаниях "Индочартер Вьентьян ЮА". Ему помогали такие же неординарные, как и он сам люди - либо студенты-филологи, либо уже немолодые агенты, отработавшие немало лет в Китае и теперь нашедшие здесь новое применение. Со временем все они стали чем-то похожи друг на друга - одинаковая монашеская бледность людей, обитающих в промозглых и сырых каменных кельях. Тем временем Смайли, с такой же, если не большей осторожностью, продвигался по еще более извилистым и запутанным коридорам и открывал все новые и новые двери. Он снова исчез из виду. Это было время ожидания. Джордж проводил его, решая сотни вопросов, безотлагательно требовавших внимания. Когда краткий период работы в команде закончился, он снова ушел и скрылся в своем мирке. Его видели на Уайтхолле; по-прежнему - в Блумсберри; случалось ему бывать и у Кузенов. А иногда "тронный зал" оставался закрытым в течение нескольких дней, и только темной фигуре верного Фона разрешалось проскальзывать туда и обратно с чашкой горячего кофе, тарелочкой печенья и иногда - с памятными записками. Смайли всегда испытывал ненависть к телефону, и теперь он часто отказывался отвечать на звонки, если только, по мнению Гиллема, они не касались вопросов чрезвычайной срочности. Таковых не случалось. Единственным телефоном, который Смайли не мог отключить, был аппарат прямой связи с Гиллемом. Но когда Джордж был совсем не в настроения, он мог и на него, пытаясь приглушить звонок, положить стеганый чехольчик от заварочного чайника. Обычно Гиллем говорил, что Смайли нет, что он вышел или у него совещание и что он перезвонит через час. Потом он писал записку о том, кто звонил, вручал ее Фону и только тогда Смайли при желании перезванивал. Иногда он совещался с Конни, иногда - с ди Салисом, иногда - с обоими. Гиллема на эти совещания не приглашали. Все семь томов досье на Карлу из отдела Советского Союза перенесли и навсегда оставили в личном сейфе Смайли. Гиллем расписался и принес их. При взгляде на них лицо Смайли приобрело какое-то странное спокойное выражение, он протянул руку ко всем этим папкам, будто желая поздороваться со старым другом. Дверь в его комнату снова закрылась на много дней. "Слышно что-нибудь?" - иногда спрашивал Смайли у Гиллема. Это означало: Конни не звонила? Примерно тогда же была эвакуирована гонконгская резидентура, и Смайли с большим запозданием узнал о неуклюжих попытках "домоправителей" не допустить, чтобы история с Хай Хейвен попала в газеты. Он сразу же запросил досье Кро и снова вызвал Конни на консультацию. Через несколько дней Кро собственной персоной появился в Лондоне и пробыл там два дня. Гиллем слушал когда-то его лекции в Саррате и недолюбливал его. А еще через пару недель увидела свет наделавшая столько шума статья старины Кро. Смайли очень внимательно прочитал, потом передал Гиллему. На этот раз он даже снизошел до того, чтобы объяснить свои действия: Карла наверняка очень хорошо представляет себе, чем сейчас может заниматься Цирк. Попытки сориентироваться в настоящем при помощи анализа прошлого всегда признавались как дело очень полезное. Однако Карла не был бы простым смертным, если бы не позволил себе немного расслабиться после такой безусловной победы. "Я хочу, чтобы он со всех сторон только и слышал о том, как мы обескровлены, повержены и деморализованы", - объяснил Смайли. Вскоре метод "подбитого крыла" был распространен и на другие области, и к числу наиболее приятных заданий Гиллема прибавилось еще одно - обеспечить Родди Мартиндейла горестными историями о том, в каком разгромленном состоянии пребывает Цирк. И все же "архивокопатели" продолжали трудиться в поте лица. Впоследствии они назвали этот период "странным миром" (По всей вероятности, термин образован по контрасту со "странной войной" - периодом второй мировой войны на Западном фронте с сентября 1939 по май 1944 гг, когда военные действия практически не велись). У "землекопов" была карта, и они знали, в каком направлении двигаться, но, тем не менее, оставались горы земли, которые нужно было перекидать, работая даже не лопатами, а ложками. В этот период Гиллем иногда приглашал Молли Минин поужинать. Обеды были очень дорогими и бесконечно длинными и не имели никакого продолжения. Питер играл с Молли в сквош (Род упрощенного тенниса, когда играют на закрытом корте ракетками и мягким резиновым мячом) и восхищался ее глазомером, ходил с ней в бассейн и восхищался ее фигурой, но она избегала какого бы то ни было сближения, таинственно улыбаясь, немного отворачиваясь и склоняя голову. В то же время она не отталкивала его совсем. Фон плохо переносил состояние вынужденного безделья, в его поведении появились некоторые странности. Когда Смайли исчезал и не брал его с собой, он буквально изнывал в ожидании своего повелителя. Застав как-то вечером его врасплох, Гиллем был просто потрясен, увидев, как Фон лежит, свернувшись калачиком, похожий на ребенка в материнской утробе, и носовым платком, чтобы причинить себе боль, туго-туго перетягивает большой палец руки. - Послушай, приятель, ради Бога, не расстраивайся ты так! Это совсем не означает, что он к тебе плохо относится! Просто Джорджу ты сейчас не нужен. Вот и все. Отдохни несколько Дней, расслабься. Приди в себя. Но Фон не послушал Гиллема. Он называл Смайли "шеф" и с подозрением относился к тем, кто называл его Джордж. Ближе к концу периода вынужденного бездействия и ожидания на шестом этаже появилось новое замечательное устройство. Его принесли в чемоданах два коротко стриженных техника. Зеленый телефонный аппарат предназначался, несмотря на известную неприязнь Смайли к такого рода вещам для прямого соединения с Флигелем, Провода шли через комнату, где сидел Гиллем, и были подключены к разнообразным серым коробочкам непонятного назначения, которые иногда вдруг начинали жужжать без предупреждения. Появление новинки только усугубило общее ощущение нервозности: что толку в машине, спрашивали они друг друга, если им нечего передать с ее помощью? Но это было не так. Им было что сказать. По Цирку разнеслась весть - Конни что-то нашла! Что именно, она не говорила, но известие об открытии распространилось по всему зданию, подобно пожару в сухом лесу. Конни у цели! "Архивокопателн" добрались! Они обнаружили новую "золотую жилу". Они проследили весь путь! Путь куда? К кому? Где он заканчивается? Конни и ди Салис хранили молчание. В течение целых суток, и днем, и ночью, они сновали в тронный зал и обратно, нагруженные папками и досье, - несомненно, для того чтобы снова продемонстрировать Смайли плоды своих трудов. Потом Смайли исчез дня на три, и только много позднее Гиллем узнал, что для того, чтобы "закрутить покрепче все гайки", как он это называл, их начальник побывал в Гамбурге и Амстердаме и побеседовал с некоторыми знакомыми банкирами, занимающими видное положение. Эти господа долго объясняли Смайли, что война закончилась и что они никак не могут пойти против правил профессиональной этики, но потом все-таки предоставили необходимую информацию, хотя она всего лишь подтверждала то, что уже установили архивокопатели. Смайли вернулся, но Гиллем по-прежнему не был посвящен во все детали. Возможно, он еще долго продолжал пребывать в неведении, если бы не ужин у Лейкона. Гиллем оказался в числе приглашенных совершенно случайно. Да и сам ужин был в некотором роде случаен. Смайли обратился к Лейкону с просьбой принять его у себя во второй половине дня в секретариате кабинета министров и провел несколько часов, уединившись с Конни и ди Салисом, готовясь к встрече. В последнюю минуту Лейкона вызвали к начальству, в парламент, и он предложил Смайли вечерком приехать к нему и разделить скромный ужин. Лейкон жил в довольно уродливом особняке в Аскоте. Смайли страшно не любил водить машину, служебной машины не было. В конце концов Гиллем предложил отвезти его на своем продуваемом насквозь стареньком "порше" и хорошенько укутал начальника пледом, который держал в машине на случай, если Молли Микин вдруг согласится отправиться с ним на пикник. По дороге Смайли пытался поддерживать ничего не значащий светский разговор, в чем он был не слишком силен. Когда они