аль, но то, о чем ты просишь, совершенно исключено. Я скорее соглашусь погубить свою репутацию, но не совершу должностного преступления, нарушив тайну вклада. Это знают все. Ты меня понял? Так что ничем не могу помочь. Никак. Мне очень жаль. Джерри немного приблизился к нему, так что они теперь стояли, вплотную придвинувшись к подоконнику и почти касаясь друг друга плечами. Огромное оконное стекло дрожало от грохота мчавшихся внизу машин. Венецианские жалюзи были красноватыми от покрывавшей их строительной пыли. На Фроста было жалко смотреть, на его лице отражалась мучительная душевная борьба - он пытался осознать, в какую переделку попал. - Вот что, приятель, послушай, что я тебе предлагаю, - сказал Джерри очень спокойно. - Выслушай меня внимательно. Готов? У меня есть и кнут, и пряник Если ты не делаешь то, о чем я тебя прошу, моя газета тебя ославит. Фотографии на первой полосе, заголовки во всю страницу, продолжение на последней, - ну, словом, все как полагается. "Захотите ли вы купить вторичный доверительный счет у этого человека?" "Гонконг - колыбель коррупции, и Фрости - ее верный слуга". Примерно так. Мы распишем, как вы развлекаетесь устраивая групповуху для круглоглазых в своем клубе молодых банкиров, - точь-в-точь, как ты порассказал мне. Как ты до самого последнего времени имел содержанку и устроил для нее любовное гнездышко в Коулуне и что от этого пришлось отказаться, потому что она была недовольна тем, что ты мало платил. Конечно, прежде чем газета все это напечатает, она проверит все факты, связавшись с председателем правления твоего банка, а может быть, и с твоей женушкой тоже, если, конечно, она будет достаточно хорошо себя чувствовать. Лицо Фроста вдруг покрылось крупными каплями пота. Это произошло мгновенно: в один момент его болезненно-бледная физиономия была просто влажной и лоснящейся, а в следующий - пот лил градом, и капли неудержимо падали с толстого подбородка прямо на костюм. - Это все из-за выпивки, - сказал он растерянно, пытаясь остановить этот град и вытирая его носовым платком. - Со мной всегда так бывает, когда я выпью. Проклятый климат, здесь просто невозможно жить. Здесь вообще нельзя жить людям. Здесь просто гниешь заживо. Ненавижу все здесь. - Это был кнут - все плохое, что тебя ждет, - продолжал Джерри. Они все еще стояли у окна, плечом к плечу, как два человека, которые восхищаются открывающимся из окна видом. - А пряник, то есть хорошее, - это пять сотен американских долларов, которые я положу в твою славную потную ладонь; признательность журналистской братии с Граб-стрит (Жарг.: писаки, литературные поденщики; на улице Граб-стрит в XVIII веке жили неимущие литераторы); все остается шито-крыто; и Фрости запросто может сам стать председателем правления банка. Так почему бы не расслабиться и не уступить обстоятельствам, извлекая некоторую пользу? Ты меня хорошо понял? - А дозволяется ли мне п о и н т е р е с о в а т ь с я, - проговорил, наконец, Фрост, безуспешно пытаясь изобразить сарказм, - с какой собственно целью и для чего именно ты питаешь такой жгучий интерес к этому счету? - Проблема преступности и коррупции, дружище. Гонконгское звено длинной преступной цепи. Газетчики называют виновных. Счет номер четыреста сорок два. Он у тебя здесь? - спросил Джерри, указывая на сейф. Фрост сказал "нет" одними губами, совсем неслышно. - Сначала две четверки, а потом двойка. Где он хранится? - Послушай, - лицо Фроста выражало одновременно страх, безнадежность и разочарование, - будь другом, окажи услугу, ладно? Не впутывай меня в это. Подкупи кого-нибудь из моих помощников-китайцев, договорились? Так будет гораздо лучше. Пойми, ведь у меня здесь определенное положение... - Ты же знаешь здешнюю поговорку: "В Гонконге говорят даже маргаритки". Мне нужен ты. Ты - здесь, и ты можешь все сделать гораздо лучше, чем кто бы то ни было другой. Где документы? В кладовой банка? Н е л ь з я о с т а н а в л и в а т ь с я н и н а м и н у т у, - учили его когда-то, - в с е в р е м я н а д о п о д н и м а т ь п л а н к у в с е в ы ш е и в ы ш е. С т о и т н а м г н о в е н и е п о т е р я т ь и н и ц и а т и в у - u е е у ж е н е в е р н у т ь. Поскольку Фрост колебался, Джерри сделал вид, что теряет терпение. Своей большущей рукой он взял Фроста за плечо, развернул его, и заставил сделать несколько шагов назад, пока тот не оказался прижат к сейфу. - Я спрашиваю: документы в банковской кладовой? - Откуда мне знать? - Я тебе объясню откуда, - грозно пообещал Джерри, подкрепляя свои слова укоризненным покачиванием головой, так что даже прядь волос у него на лбу заколыхалась. - Я тебе объясню, откуда, дружище, - повторил он, похлопывая Фроста по плечу свободной рукой. - Потому что если не поймешь, то в сорок лет ты окажешься вышвырнутым отовсюду, с больной женой на руках и с детишками, которых надо кормить, и посылать в школу, и за это тоже платить, и для тебя это будет полная катастрофа. Ты должен выбрать либо одно, либо другое, и сделать это надо сию минуту. Не через пять минут, а прямо сейчас. Мне абсолютно безразлично, как ты это сделаешь, но все должно выглядеть абсолютно нормально, и Натали не должна ничего заподозрить. Джерри, по-прежнему придерживая Фроста за плечо, заставил его вернуться на середину кабинета, где стоял письменный стол с телефоном. В жизни бывают ситуации, когда просто невозможно держаться с достоинством. В этот день с Фростом случилось именно это. Он поднял телефонную трубку и набрал одну цифру. - Натали? Ты еще не ушла? Послушай, я задержусь, наверное, еще на часок, мне только что позвонил один клиент. Скажи Сиду, чтобы не сдавал пока на охрану кладовую комнату. Я это сделаю, когда буду уходить, ладно? Он тяжело опустился в кресло. - Пригладь волосы, - сказал Джерри, который снова вернулся к окну и выждал некоторое время. - Преступность и коррупция, черт меня побери! - ворчал в это время Фрост. - Ну ладно, вполне допускаю, что он умеет обходить законы. Но покажите мне китайца, который этого не делал бы. Да и англичанина тоже. Ты думаешь, из-за этого весь Гонконг должен потерять сон и покой? - Так он китаец? - мгновенно прореагировал Джерри. Вернувшись к письменному столу, Джерри сам набрал номер Натали. Никакого ответа. Мягко подняв Фроста с кресла и поставив на ноги, Джерри подвел его к двери. - Не ставь пока кладовую на охрану, - предупредил он. - Нам нужно вернуть все назад, прежде чем ты уйдешь домой. Фрост вернулся. Мрачно сел за стол, положив перед собой три папки. Джерри налил ему водки. Пока тот пил, Джерри, стоя у него за спиной, объяснил, в чем должна выражаться его помощь. Фрости даже пальцем пошевельнуть не придется, сказал он. Единственное, что он должен сделать, - это оставить все, как лежит, и выйти в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь. Рядом с дверью есть доска объявлений для служащих банка - Фрости наверняка видел ее много раз. Фрости должен будет встать перед этой доской и внимательно прочитать объявления - все без исключения оставаться там до тех пор, пока не услышит, как Джерри постучит изнутри два раза. Тогда он может вернуться. Пока он будет читать объявления, он должен все время стоять немного боком к доске - так, чтобы своим телом закрывать дверной глазок, чтобы Джерри знал, что он все еще здесь и чтобы никто из проходящих по коридору не смог заглянуть внутрь. Фрост может утешать свою совесть тем, что он не допустил никакого злоупотребления доверием, объяснял Джерри. Самое страшное, в чем его могло бы обвинить руководство банка - да, впрочем, если уж на то пошло, и клиент тоже, - это в том" что он вышел из своего кабинета, когда Джерри был там, и тем самым допустил небольшое нарушение правил безопасности. - Сколько документов в папках? - Откуда я знаю? - откликнулся Фрост, немного осмелев от того, что перед ним неожиданно открылась перспектива остаться почти невиновным. - Так пересчитай их, дружище. Вот теперь молодец. Документов было ровно пятьдесят - гораздо больше, чем то, на что рассчитывал Джерри. Оставалось еще обсудить запасной вариант прикрытия - объяснения на случай, если Джерри, несмотря на все принятые предосторожности, все же кто-то помешает. - Мне нужны будут бланки заявлений, - сказал он. - Какие еще к черту бланки? Я здесь их не держу, - огрызнулся Фрост. - У меня есть секретарши, которые приносят бланки. У меня ничего нет. А девушки все ушли домой. - Мне они нужны. Чтобы я мог открыть доверительный счет в твоем уважаемом банке, Фрости. Разложи их вот здесь, на столе, и положи свою ручку с позолоченным пером, которую ты предлагаешь своим уважаемым клиентам. Так, хорошо... А ты просто вышел немного поразмяться в коридор, пока я заполняю документы. А вот это - первый взнос, - объявилДжерри. Вытащив из кармана брюк небольшую пачку американских долларов, он бросил ее, она с приятным увесистым шлепком легла на стол. Фрост посмотрел на деньги, но не взял их. Оставшись один, Джерри не терял ни минуты. Он открыл зажимы и достал документы из папок, разложил их попарно и начал фотографировать, по два в одном кадре. При этом он старался держать свои большие локти плотно прижатыми к телу, чтобы камера не дергалась, а ноги немного расставил, чтобы лучше удерживать равновесие. Когда он сомневался, хорошо ли получился кадр, он дублировал снимок. Иногда он делал несколько кадров подряд, меняя выдержку. Время от времени он поворачивал голову и проверял, по-прежнему ли дверной глазок закрыт зеленым пятном костюма, чтобы убедиться, что Фрост на своем посту и не позвал, хотя бы сейчас, вооруженных охранников. В какой-то момент Фрост начал проявлять нетерпение и постучал по стеклу, но Джерри рявкнул, чтобы тот не мешал. Иногда он слышал, что по коридору кто-то идет. Если шаги приближались к кабинету, тогда он оставлял все как есть, в том числе и деньги, и бланки заявлений, убирал фотокамеру в карман и вставал у окна, как человек, который размышляет над важными решениями, определяющими всю его будущую жизнь, любуясь при этом на гавань и почесывая в затылке. Один раз ему пришлось поставить новую кассету, что не так уж легко, когда пальцы у тебя большие, а обстановка - экстремальная. Ему все время казалось, что старенькая камера работает очень громко. Когда он подал сигнал Фросту, все папки снова лежали у того на столе, деньги - рядом с папками. Джерри почувствовал, что его начинает бить дрожь и силы его на исходе. - Ты абсолютный идиот, - объявил Фрост, опуская пятьсот долларов прямо в карман пиджака. - Само собой, - ответил он, оглядывая комнату, чтобы проверить, не осталось ли каких-нибудь следов его пребывания. - Ты совсем спятил, ни черта не понимаешь, - заявил ему Фрост. Он выглядел очень решительно, и это выражение казалось нелепым на его лице. - Ты думаешь, ты можешь замахнуться на человека вроде него? С таким же успехом ты мог бы попытаться устроить кражу со взломом в Форт Нокс (Место хранения золотого запаса США), вооружившись фомкой и коробочкой шутих. Обезглавить эту хорошенькую семейку ничуть не легче. - А-а, так это сам крестный отец честного семейства. Это мне нравится. - Нет, это тебе совсем не понравится. - Так ты его хорошо знаешь? - Да, нас водой не разлить, - ответил Фрост все так же мрачно. - Я у него днюю и ночую. Ты же знаешь, как я люблю якшаться с могущественными мира сего. - Кто открыл этот счет для него? - Мой предшественник. - Он бывал здесь? - При мне - нет. - Ты его когда-нибудь видел? - На собачьих бегах в Макао. - Г д е ? - На собачьих бегах в Макао. Он проигрался тогда в пухи прах. Ничем не выделялся из толпы. Я был там со своей предпоследней пташкой-китаяночкой. Она мне его показала. Я спросил: "Это он? А-а, ну да... между прочим, он - мой клиент". На нее это произвело сильнейшее впечаление. На отрешенном лице Фроста проскользнул едва заметный отблеск того, другого, каким он был в те давние времена. - Между нами, скажу тебе, что о н по этой части тоже был упакован, что надо. С ним была очень хорошенькая блондинка. Кругло-глазая. Выглядела прямо как кинозвезда. Похожа на шведку. Должно быть, немало потрудилась не за страх, а за совесть на той кушеточке, где часто решается судьба этих звездочек. Вот что... - Фрост через силу улыбнулся, но vлыбкa получилась вымученной. - Поторопись, дружище. Что тебе? - Слушай, давай покончим с этим. Не отказывайся. Ну, в самом деле. Хорошенько погудим сегодня. Погуляем как следует на все мои пять сотен. Ведь ты же на самом деле не такой, правда? Ведь тебе же просто приходится делать все это, чтобы заработать на жизнь. Пошарив в кармане, Джерри извлек оттуда ключ от устройства для подачи сигнала тревоги и вложил его в вялую руку Фроста. - Еще пригодится, - сказал он. Когда Уэстерби выходил из банка, на широких ступенях лестницы стоял стройный, хорошо одетый молодой человек в легких американских брюках. Он читал какую-то серьезного вида книгу в твердом переплете - Джерри не мог рассмотреть, какую именно. Он прочитал не очень много, но делал это очень внимательно, как человек, твердо решивший заняться самообразованием. Сделав дело, покрутись для отвода глаз, говорили ему наставники. Никогда не иди прямо туда, где тебя ждут. Если не можешь сразу передать добытое курьеру, по крайней мере запутай след. Он несколько раз брал такси, каждый раз называя конкретное место: "К Королевской пристани", где он смотрел на загружающиеся паромы, связывающие остров с континентом, и на коричневые джонки, снующие между большими кораблями; "B Эбердин", где он бродил вместе с туристами, осматривающими достопримечательности, и глазел вместе с ними на плавучие ресторанчики и на людей, живущих на воде; "В деревню Станли вдоль городского пляжа", где бледные китайцы, немного сутулясь, как будто город все еще давил на их плечи, как и подобает примерным родителям, играли на мелководье со своими детишками. К и т а й ц ы н и к о г д а н е п л а в а ю т п о с л е л у н н о г о п р а з д н и к а, - автоматически припомнил он, но не смог сразу вспомнить, когда именно проходит этот праздник. Планируя операцию, он раздумывал: не оставить ли ему фотоаппарат в гардеробной отеля "Хилтон", не сдать ли его на хранение в ночной сейф, не отправить ли его посылкой самому себе. Пользуясь журналистским прикрытием, посылку можно было передать со специальным курьером. Ни один вариант не удовлетворил Джерри, но еще важнее, что ни один вариант не устроил наставников. "Это партия для солиста, в которой не может быть помощников, - сказали они, - это работа для одного - иначе лучше совсем не браться за нее". Уэстерби купил кое-что, чтобы руки не были пустыми: пластиковый пакет и пару хлопчатобумажных рубашек. Когда ты только что провернул операцию и уходишь с ценной добычей, не забудь приготовить что-нибудь для отвлекающего маневра. На эту удочку попадаются даже самые опытные шпики службы наблюдения. И если они сядут тебе на хвост и ты бросишь эту приманку, кто знает? Возможно даже, что удастся занять их этим достаточно долго, чтобы самому унести ноги. Но все-таки он старался держаться подальше от людей и до смерти боялся какого-нибудь случайного воришки-карманника. В гараже на Коулуне для него был приготовлен автомобиль. Джерри был спокоен - он уже близок к финишу (скоро все закончится!), но не позволял себе расслабиться ни на минуту и не терял бдительности. Он чувствовал, что одержал победу, и все остальные чувства не имели сейчас никакого значения. Иногда работа бывает не слишком приятной. Проезжая по улицам, он внимательно следил за другими машинами, особенно за "хондами", которыми в Гонконге обычно пользуются рядовые шпики, в поте лица добывающие хлеб насущный. Прежде чем выехать из Коулуна, Уэстерби проехал пару раз по тихим боковым улочкам. Ничего. На Джанкшен-роуд он влился в вереницу машин, направляющихся за город, на природу, в сторону залива Чистой Воды, и продолжал медленно ползти еще около часа, зажатый другими машинами и благодарный судьбе за эту страшнейшую пробку. Для преследователей нет ничего труднее, чем незаметно передать объект от одной тройки "хонд" другой (если все они попали во многокилометровый затор). Это означало, что остается только внимательно смотреть в зеркало заднего вида, вести машину и, убедившись, что никто за ним не увязался, прибыть на место. Послеполуденная жара жгла немилосердно. Кондиционер в машине был включен на полную мощность, но от него не было никакого облегчения. Джерри проехал мимо питомника, где на площади в несколько сот квадратных километров стояли растения в больших горшках; мимо рекламы "Сейко"; потом мимо рисовых полей, похожих на стеганое одеяло и мимо посадок молодых деревьев. Влево от шоссе уходила узкая песчаная дорога, он резко свернул на нее, внимательно наблюдая за всем, что происходит. Повернув, остановился на обочине, поднял крышку капота и постоял некоторое время, делая вид, что дает мотору остыть. Мимо проехал салатовый "мерседес" с тонированными стеклами, кроме шофера был виден еще один пассажир. Этот "мерседес" довольно долго следовал за ним. Но сейчас проехал мимо, не свернув. Джерри перешел через дорогу, на другой стороне которой было небольшое кафе, а рядом - телефон-автомат. Он набрал номер, выждал четыре гудка и положил трубку. Потом снова набрал тот же номер, выждал шесть гудков и, когда на другом конце ответили, снова дал отбой. Потом вернулся к машине и поехал дальше, петляя по улочкам заброшенных рыбацких деревень, пока не добрался до берега озера, заросшего тростником. Эти заросли выдавались далеко в озеро, тростник отражался в спокойной водной глади, и от этого казалось, что его больше чем на самом деле. Квакали лягушки. По озеру в летнем мареве скользили легкие прогулочные яхты. Выжженное добела небо на горизонте сливалось с водой. Джерри вышел из машины. В этот момент на дороге показался чихающий и громыхающий старенький "ситроен". На пассажирах-китайцах были кепки с надписью ока-кола", а в машине лежали рыболовные принадлежности. Женщин не было - только двое мужчин. Они не обратили на Джерри никакого внимания. Он направился к стоявшим в ряд домикам весьма обшарпанного вида. Они были обшиты вагонкой, а спереди облицованы бетонными решетками, как дома на побережье Англии, но только краска из-за жгучего солнца была здесь побледней. Названия домов были выжжены на кусках корабельных досок: "Дрифтвуд", "Сюзи Мэй", "Данромин". Там, где улица заканчивалась, вдоль берега шла эспланада с причалами, но сейчас она была закрыта, и теперь яхты останавливались где-то еще. Подходя к домам, Джерри бросил рассеянный взгляд на окна верхнего этажа. Во втором окне слева стояла яркая ваза с засушенными цветами, стебли которых были обернуты серебряной бумагой. Это был знак: путь свободен, входи. Распахнув маленькую калитку, он подошел к дому и позвонил. "Ситроен" остановился на берегу озера. Он услышал, как захлопали дверцы, в то же мгновение, что и голос из динамика у входа. "Кого еще черти принесли?" - требовательно спросил громоподобный голос, и его раскаты сквозь легкое электрическое потрескивание донесли австралийский акцент. В замке что-то зажужжало, и защелка открылась. Джерри вошел и увидел грузную фигуру старины Кро на верхней площадке лестницы, страшно довольного, называющего его монсеньером и мошенником англичанином, только что ступившим на благословенную австралийскую землю. Он орал, что пора наконец соизволить поднять свою драгоценную аристократическую задницу в гостиную и заложить немножко за воротник. По дому разносился запах горящих китайских благовоний. В полумраке, в дверях комнаты первого этажа, ему улыбалась беззубая служанка, это было то самое странное маленькое существо, которое допрашивал Люк, когда Кро уезжал в Лондон. Потертые стены гостиной на втором этаже были усеяны старыми фотографиями старинных приятелей Кро - журналистов, с которыми он работал на протяжении всех пятидесяти долгих лет сумасшедшей восточной жизни. В центре стоял стол с видавшей виды пишущей машинкой "Ремингтон", на которой, как считалось, Кро пишет мемуары о своей богатой событиями жизни. Больше в комнате ничего не было. У Кро, как и у Джерри, от полудюжины других жизней, осталось немало ребятишек и жен, и после того, как он оплачивал самые необходимые счета, на мебель денег уже как-то и не оставалось. Окна в ванной не было. Рядом с раковиной стояли бачок для проявки пленок и коричневые бутылки с проявителем и закрепителем. Там же находилось небольшое монтажное устройство для просмотра негативов с экраном из матового стекла. Кро выключил свет и бессчетное количество световых лет в полной темноте возился в ванной, ворча и чертыхаясь, время от времени поминая Папу Римского. Джерри по его ворчанию и чертыханию пытался определить, что именно старина Кро делает в данный момент. "Сейчас, - думал он, - Кро перематывает узенькую пленку с кассеты фотоаппарата на катушку бачка". Джерри представил себе, как он едва-едва прикасается к ней пальцами, не желая оставить следов на эмульсии. "Еще мгновение - и он усомнится, держит ли он ее вообще, - подумал Джерри. - Ему придется усилием воли заставить кончики пальцев не отпустить катушку". Ему стало не по себе. В темноте проклятия старины Кро стали еще громче, но не настолько, чтобы заглушить доносящиеся с озера пронзительные крики птиц. "Он знает толк в фотографии, - подумал Джерри, успокаиваясь. - Он может все это проделать даже во сне". Послышался звук закручиваемой пластмассовой крышки и бормотание: "А теперь иди-ка в постельку, чертово отродье". Потом - неожиданно сухое громыхание, когда Кро осторожно потряс бачок с проявителем, чтобы из раствора вышли пузырьки воздуха. Раздался громкий, словно выстрел из пистолета, щелчок - и зажегся красный свет. Старина Кро снова стал виден во всей своей красе, при красном свете похожий на красного попугая. Склонившись над закрытой ванночкой, он быстро налил в нее фиксаж, потом уверенным движением перевернул ее и снова вернул в исходное положение, при этом постоянно поглядывая на стрелку кухонного таймера, медленно отсчитывающую секунды. Задыхаясь от жары и нервного напряжения, Джерри вернулся в гостиную, налил себе пива и тяжело опустился на тростниковый стул, уставившись в пространство и все время прислушиваясь к постоянному журчанию воды. Сквозь окно были слышны голоса, говорившие по-китайски. Двое рыбаков установили свое снаряжение на берегу озера. Дети сидели в пыли, наблюдая за ними. Из ванной снова послышался скрежет пластмассы - Кро отвинчивал крышку, и Джерри вскочил на ноги. Но Кро, должно быть, услышал его, потому что властно скомандовал: "Подожди!" - и закрыл дверь. П и л о т ы а в и а л и н и й, ж у р н а л и с т ы, ш п и о н ы, - гласило предупреждение, являвшееся частью Сарратской доктрины, - н а и х д о л ю ч а с т о в ы п а д а е т д о л г о е и м у ч и те л ь н о е о ж и д а н и е. В ы м а т ы в а ю щ и е д у ш у б е з д е й с т в и е, п е р е м е ж а ю щ е е с я к о р о т к и м и п е р и о д а м и л и х о р а д о ч н о й а к т и в н о с т и. "Он хочет сначала сам просмотреть, - подумал Джерри: вдруг ничего не получилось". Согласно субординации оправдываться перед Лондоном должен будет Кро, а не Джерри. И именно Кро в самом крайнем случае может отдать ему приказ повторить попытку прищучить Фроста. - Да чем ты там, черт побери, занимаешься? - завопил Джерри. - Что происходит? Неожиданно в голову ему пришла нелепая мысль: "Может быть, ему просто захотелось пописать?" Дверь медленно открылась. Торжественно-мрачное выражение лица Кро внушало благоговейный ужас. "Ничего не вышло, пленка запорота", - пробормотал Джерри. У него было ощущение, что слова не совсем доходят до Кро. Он уже готов был повторить сказанное, но гораздо громче. Он готов был сорваться с места и устроить черт знает что. Но Кро успел вовремя ответить. - Как раз наоборот, мой мальчик. - Старик сделал шаг вперед, и Джерри увидел пленки, которые висели у него за спиной, словно маленькие черные червячки на бельевой веревкe, закрепленные розовыми прищепками. - Совсем наоборот, сэр, - произнес он. - Каждый кадр - это шедевр четкости, произведение дерзновенное и волнующее. ЕЩЕ РАЗ О ЛОШАДЯХ Первые известия о том, как у Джерри идут дела, поступили в Цирк рано утром, когда все застыло в напряженном ожидании. С этого момента все перевернулось, и выходные понеслись вскачь. Зная, когда можно ожидать новостей, Гиллем накануне заставил себя лечь в десять и время от времени засыпал, словно проваливаясь в сон, а потом просыпался, мучимый тревогой за Джерри или томимый откровенно сладострастными мечтами о Молли Микин, причем она представала перед ним то в своем довольно скромном купальнике, то без него. Джерри должен был явиться к Фросту сразу после четырех утра по лондонскому времени, и уже в половине четвертого Гиллем, в своем стареньком "порше", в котором всегда что-нибудь где-нибудь постукивало, ехал по туманным лондонским улицам по направлению к площади Кембридж-серкус. Город выглядел так, что, если бы он не знал, который час, трудно было бы определить, светает или начинает смеркаться. Когда он вошел в комнату для совещаний, то застал там Кон-ни, добивающую кроссворд из "Тайме", и Дока ди Салиса за чтением "Размышлений" Томаса Трахерна: он дергал себя за ухо и одновременно покачивал ногой - как ударник, одновременно барабанящий по всем ударным инструментам установки. Между ними сновал Фон, как всегда не умеющий оставаться на одном месте, снедаемый внутренним беспокойством: он наводил порядок, смахивая пыль и расставляя все по местам, как старший официант, который ждет не дождется ухода клиента, чтобы подготовить место для следующего. Время от времени Фон втягивал воздух сквозь сжатые зубы и с шумом выдыхал, давая тем самым выход плохо сдерживаемой тревоге. В воздухе висело облако табачного дыма, от самовара привычно пахло вчерашним чаем. Дверь в кабинет Смайли была закрыта, и Гиллем решил, что не стоит его беспокоить. Он раскрыл журнал "Кантри лайф" (Сельская жизнь" ( а н г л.) - иллюстрированный еженедельный журнал, рассчитанный преимущественно на землевладельцев, фермеров и т.п.). "Почти как в приемной у дантиста". - подумал он и продолжал сидеть, бездумно глядя, но не замечая фотографий знаменитых особняков, пока Конни не отложила кроссворд, выпрямилась и сказала: "Слышите?" Тогда и он услышал прерывистый жужжащий сигнал зеленого телефона прямой связи с Кузенами. Смайли снял трубку. Через открытую дверь в его собственный кабинет Гиллем посмотрел на целый ряд телефонных аппаратов. На одном из них сейчас горел зеленый предупредительный огонек. Он не погас до тех пор, пока не закончился разговор. Зазвонил "свой" аппарат внутренней связи - Гиллем поднял трубку, опередив Фона. "Он вошел в банк", - непонятно (для непосвященных) объявил Смайли. Гиллем передал это сообщение всем собравшимся. "Он в банке", - произнес он, но с таким же успехом он мог бы разговаривать с покойниками. Никто не прореагировал на услышанное. К пяти Джерри вышел из банка. Перебирая в уме все возможные варианты, Гиллем чувствовал себя почти физически больным. "Поджаривание" - очень опасная игра, и, как и большинство профессионалов, Гиллем ненавидел эту процедуру, хотя и не по этическим соображениям. Одной из причин, определявших его отношение, было то, что нужно принимать во внимание сам объект операции, и, второе, что было еще хуже, - местные службы безопасности. Третья причина заключалась в самой операции: не все логично ведут себя в ситуации, когда их шантажируют. Попадаются герои, попадаются лжецы, можно налететь на истеричных типов, которые ведут себя как насилуемые девственницы - запрокидывают голову и орут, словно их режут, даже если на самом деле получают от этого удовольствие. Но главная опасность вставала во весь рост именно сейчас, когда Джерри должен был повернуться спиной к бомбе с бегущим по запалу огоньком и бежать. Как поступит Фрост? Позвонит в полицию? Мамочке? Директору банка? Жене? "Дорогая, я во всем признаюсь, спаси меня, и мы все начнем заново, с чистого листа". Гиллем не исключал даже такую кошмарную возможность - Фрост может пойти прямо к своему клиенту: "Сэр, я пришел к вам, чтобы снять с души тяжкий грех и признаться, что я нарушил одну из важнейших заповедей банка - выдал тайну вклада". В тягостно-жуткой атмосфере раннего утра, когда человек особенно беззащитен перед мрачными предчувствиями, Гиллема передернуло от страха, поэтому он заставил себя думать только о Молли. В следующий раз Гиллем не услышал звонка. Должно быть, Джордж сидел совсем рядом. В кабинете Питера маленький огонек горел целых пятнадцать минут. Потом он погас, и все застыли в ожидании, взгляды устремлены на дверь, ведущую в кабинет Смайли, словно мысленно они заклинают его выйти из своего уединения. Фон застыл на месте, забыв о том, что делает, с тарелкой сэндвичей в руках, о которых сейчас никто и думать не мог. Потом ручка двери повернулась, и на пороге появился Смайли со стандартным (или "садовым") бланком запроса о розыске, уже заполненным его аккуратным мелким почерком и помеченным "полосой" (что означало запрос первостепенной важности - "Срочно для шефа" - и требовало немедленного исполнения). Он протянул его Гиллему и попросил сразу же отнести "Хозяйке улья" в канцелярию и не уходить, пока она не проверит имя по картотеке. Взяв бланк, Гиллем вспомнил, как некоторое время назад ему вручили похожий бланк с запросом об Элизабет, она же Лиззи, Уэрдингтон, заканчивавшийся словами "проститутка высшего класса". Когда он выходил, то услышал, как Смайли спокойно пригласил Конни и ди Салиса пройти в "тронный зал", а Фона отправил в библиотеку незасекреченных материалов, за последним изданием справочника "Кто есть кто в Гонконге". "Хозяйку улья" специально поставили в раннюю утреннюю смену, и, когда Гиллем вошел в канцелярию, ее владения выглядели как картина Лондон бомбили ночью" - там были даже железная походная кровать и маленький примус, хотя в коридоре стоял автомат для приготовления кофе. "Не хватает только комбинезона и портрета Уинстона Черчилля", - подумал он. В запросе о розыске указывалось: фамилия - Ко, имя - Дрейк, другие имена неизвестны, год рождения - 1925, место рождения - Шанхай, в настоящее время проживает по адресу Гонконг, Хедлэнд-роуд, особняк "Семь врат", занимает пост председателя и управляющего директора компании "Чайна Эйрси Лтд., Гонконг". Хозяйка углубилась в архивный поиск, который со стороны выглядел очень внушительно, но единственным результатом его стала информация, что Ко в 1966 году был представлен к ордену Британской Империи в списке награжденных от Гонконга за "деятельность на благо общества и вклад в процветание колонии" и что Цирк получил рутинный запрос из канцелярии губернатора колонии в связи с проверкой кандидатур перед передачей в высшие инстанции на утверждение. Ответ гласил, что Цирк "не располагает никакой информацией, которая была бы несовместима с данным представлением". Взбегая по лестнице с этими долгожданными сведениями, Гиллем был уже достаточно проснувшимся, чтобы вспомнить, что Сэм Коллинз говорил, что "Чайна Эйрси Лтд., Гонконг" является в конечном счете владельцем той небольшой авиакомпании во Вьентьяне, которая получала щедрые дары от торгпреда Бориса. Гиллему показалось, что такая связь событий в высшей степени закономерна. Довольный собой, он вернулся в "тронный зал", где его встретило гробовое молчание. По полу были разбросаны тома справочника "Кто есть кто" - не только за последний год, но и за несколько предыдущих лет: Фон, как обычно, старался изо всех сил. Смайли сидел за столом и смотрел на лист бумаги с записями. Конни и ди Салис смотрели на Смайли, а Фона снова не было - должно быть, его послали куда-то с очередным поручением. Гиллем вручил Смайли бланк запроса с информацией, которую начальница канцелярии записала своим аккуратным каллиграфическим почерком. В этот момент снова зажужжал зеленый телефон. Сняв трубку, Смайли начал делать пометки на листе бумаги. - Да, спасибо, записал. Дальше, пожалуйста. Да, тоже записал. - Так продолжалось десять минут, пока он не сказал: - Хорошо. Тогда до вечера. - И положил трубку. На улице, под окнами, молочник-ирландец исступленно клялся, что никогда и ни за что не будет больше бродягой. - Уэстерби раздобыл исчерпывающую информацию, - сказал наконец Смайли - хотя, конечно же, как и все остальные, он называл не имя, а оперативный псевдоним. - Там есть все цифры. - Он кивнул головой, как будто сам с собой соглашаясь, все еще глядя в свои записи. - Фотопленку доставят сюда только вечером, но в общих чертах картина ясна. Все суммы, которые раньше выплачивались через Вьентьян, в конце концов оказывались на этом счете в Гонконге. С самого начала "золотая жила" предназначалась, в конечном счете, для Гонконга. Все деньги. До последнего цента. Без вычетов и даже без банковских комиссионных. Сначала выплаты были довольно скромные, но потом быстро начали расти - мы можем только догадываться почему. Все было так, как рассказал Коллинз. Рост остановился на двадцати пяти тысячах в месяц. Когда прекратились выплаты через Вьентьян, Центр не пропустил ни одного месяца. Они сразу же переключились на другую схему перевода денег. Ты права, Кон. Карла никогда ничего не делает, не имея запасного варианта. - Он же профессионал, дорогой мой, - промурлыкала Конни в ответ. - Как и ты. - Нет, не как я. - Он продолжал изучать свои записи. - Это доверительный счет, - заявил он все тем же обыденным тоном. - Известно только одно имя - и это имя основателя доверительного счета, Ко. Кому в итоге предназначаются деньги - неизвестно - так они говорят. Возможно, сегодня вечером мы узнаем почему. За все это время со счета не сняли ни цента, - сказал Смайли, на этот раз обращаясь исключительно к Конни. И повторил еще раз: - С того самого времени, когда более двух лет назад начались выплаты, с этого счета не сняли ни цента. К настоящему времени на нем накопилась сумма порядка полумиллиона американских долларов. С учетом начисляемых сложных процентов, естественно, она очень быстро растет. Для Гиллема эти последние новости были абсолютно необъяснимы. Какой, черт побери, смысл в том, чтобы переправлять кому-то полмиллиона долларов, если получатель, когда деньги дошли, даже не использовал их? А вот для Конни Сейшес и ди Салиса, наоборот, это явно имело огромное значение. На лице старухи появилась и медленно расползлась улыбка - она смотрела на Смайли в молчаливом экстазе. Так мог бы смотреть маленький ребенок. - О, Джордж, - выдохнула она наконец, осознав всю важность сказанного. - Дорогой мой! Доверительный неиспользуемый счет! Но это же совсем другое дело! Да, конечно, так и должно было быть, разумеется. Все с самого начала указывало на это. С самого первого дня. И если бы толстая глупая Конни могла посмотреть на все непредвзято, если бы она не была такой старой, и разленившейся, и выжившей из ума, она бы все это давным-давно просчитала! Оставь меня в покое, Питер Гиллем, развратный молодой козел! - Она тяжело поднялась на ноги, вцепившись своими деформированными крючковатыми пальцами в подлокотники кресла. - Но кто может стоить таких денег? Может быть, речь идет о целой агентурной сети? Нет-нет, не может быть, для агентурной сети они этого не сделали бы. Такого прецедента никогда не было. Это не может быть оптовая оплата группе, это совершенно немыслимо. Так кто же это может быть? Что он такое мог сделать, за что стоило заплатить такие деньги? - Она уже ковыляла к двери, натягивая на плечи шаль, ускользая из их мира в свой собственный. - Карла не платит деньги просто так, ни за что... - слышали они ее бормотание, вместе с ней удалявшееся по коридору. Она прошла мимо шеренги столов, за которыми обычно работали "мамаши" - сейчас их пишущие машинки были накрыты чехлами, словно закутанные в плащи часовые. - Карла - такой самовлюбленный скупердяй, он же убежден, что его агенты должны работать задаром! Конечно, именно так он и думает. Он платит им гроши. Так, деньги на карманные расходы. Ну да, конечно, я понимаю: инфляция и все такое, но ведь он заплатил полмиллиона долларов одному маленькому агенту-"кроту"! Никогда ни о чем подобном не слышала! На ди Салиса это тоже произвело сильнейшее впечатление - пожалуй, не меньшее, чем на Конни, - но по-своему, с поправкой на его не совсем традиционное мышление. Он сидел, подавшись вверх всем своим нескладным угловатым телом, и лихорадочно что-то скреб серебряным ножичком в чашеообразной части своей трубки, как будто это была кастрюля, в которой что-то пригорело на огне. Его серебристо-седые волосы неряшливым гребешком нависали над засыпанным перхотью воротником мятого черного пиджака. - Ну и ну, неудивительно, что Карла хотел спрятать все концы в воду, - вдруг выпалил он, как будто подчиняясь какой-то невидимой силе. - Совсем неудивительно. Карла, видите ли, тоже ведь кое-что смыслит в Китае. Это мне Конни говорила. Он с трудом поднялся на ноги, одновременно схватив слишком много разных вещей: трубку, коробку с табаком, нож для разрезания страниц и своего Трахерна. Конечно, он не знает его до тонкостей. Ну, этого от него и ожидать нельзя. Карла ведь не ученый - он солдат. Но он не слеп, отнюдь нет - так говорит Конни. Ко. Он повторил это имя несколько раз, каждый раз по-своему, как бы на разных уровнях. - Ко. Ко. Мне нужно посмотреть, каким иероглифом пишется это имя. Абсолютно все зависит от иероглифов. Высота... может быть, даже дерево... да, я могу представить себе его как дерево... или нет?... да, пожалуй, здесь может быть еще несколько вариантов. "Дрейк", конечно же, идет от миссионерской школы. Шанхайский мальчик, ходивший в миссионерскую школу. Ну ладно, ладно. В Шанхае, видите ли, все и началось. Самая первая партийная ячейка была создана в Шанхае. Почему это пришло мне в голову? Дрейк Ко. Интересно, как его на самом деле зовут. Несомненно, мы очень скоро это узнаем. Да, хорошо. Ну, что же, пожалуй, мне тоже нужно вернуться к своим бумагам и кое-что почитать. Смайли, как вы думаете, нельзя ли попросить, чтобы в мою комнату принесли ведерко угля? Когда отопление не включено, там просто замерзнуть можно. Я просил "домоправителей" уже раз десять, но единственное, что я получил в ответ на все мои просьбы. - это весьма дерзкие и неуважительные ответы. Боюсь, таковы уж наши времена... Anno domini... Но я полагаю, что зима совсем уже на пороге. Я надеюсь, Вы будете знакомить нас с материалом сразу же, как только он будет поступать? Не слишком приятно строить версии на догадках. Я составлю его биографию. Именно это я сделаю в первую очередь. Ко. А? Да-да, спасибо, Гиллем. При этих словах он уронил томик Томаса Трахерна. Принимая его от Гиллема, выпустил из рук жестяную коробку с табаком, Гиллем поднял и ее. - Дрейк Ко. Шанхайский язык, конечно же, почти ничего не объясняет. В Шанхае ведь настоящее столпотворение, смешение народов. Ответ, судя по тому, что нам известно, в Чиу-Чау. Но мы не должны спешить с выводами. Баптист. Пусть так, но ведь большинство чиу-чау - баптисты, разве нет? Сватоу... где это нам уже встречалось? Ага, компания-посредник в Бангкоке. Так-так, пока все сходится довольно хорошо. Или Хакка. Они ведь не являются взаимоисключающими, отнюдь нет. Шаркая ногами, ди Салис вышел вслед за Конни, оставив Гиллема наедине со Смайли, который вст