илия в дюжину, а то и больше джонок. Неровной колонной они двигались на юг; в воде, отражаясь, дрожал свет бортовых огней. Дрейк упал на колени и принялся лихорадочно нащупывать фонарь. Джерри нашел треножник и установил его, Ко водрузил на него фонарь, но руки у него дрожали, и Джерри пришлось ему помочь. Джерри нащупал гибкие шнуры, чиркнул спичкой и присоединил провода к разъемам. Стоя бок о бок, они смотрели в море. Дрейк два раза мигнул фонарем - сначала красная вспышка, потом зеленая. - Подождите, - тихо сказал Джерри. - Не торопитесь. Полегче, а то все испортите. Джерри осторожно отстранил его и, склонившись к окуляру, деловито вгляделся в череду лодок. - Которая? - спросил Джерри. - Последняя, - ответил Ко. Не спуская глаз с последней джонки, которая отсюда казалась всего лишь тенью, Джерри снова дал сигнал - одна красная вспышка, одна зеленая. В тот же миг Дрейк радостно вскрикнул - над водой замерцала ответная вспышка. - Будет ли он подавать сигналы дальше или на этом остановится? - спросил Джерри. - Остановится, - сказал Ко, все так же глядя в море. - Разумеется, остановится. Дальше подавать сигналы незачем. - Тогда и вы прекратите. Не надо больше света. Ко обернулся к нему. Джерри увидел, как он взволнован, и почувствовал, как важно для него встретиться с братом. - Мистер Уэстерби, разрешите дать вам откровенный совет. Если вы сыграете со мной и моим братом Нельсоном злую шутку, то по сравнению с тем, что сделают с вами мои люди, ваш баптистский христианский ад покажется вам теплым курортом. Но если вы мне поможете, вы получите все, что захотите. Вот такое соглашение я с вами заключаю, а я ни разу в жизни не нарушил своего слова. Мой брат тоже заключил некоторые соглашения. - Он посмотрел на море. Передние джонки уже скрылись из виду. Джерри показалось, что издалека доносится неровный стук двигателей, но понимал, что его мозг чересчур поглощен происходящим и что это всего лишь перекатываются волны. Луна зашла за гору, и тень от вершины легла на воду, как черное острие ножа. Море серебрилось лишь у самого горизонта. Дрейк, склонившись над фонарем, издал еще один радостный вскрик. - Вон он! Вон! Смотрите, мистер Уэстерби! Джерри различил в окуляр, как от колонны, точно призрак, отделилась и направилась к ним темная джонка. На ней горели всего три тусклых фонаря - два зеленых на мачте и красный на правом борту. Джонка нырнула из серебристого сияния в черноту и исчезла из виду. За спиной у него застонал Тиу. Дрейк, не обращая на него внимания, склонился к окуляру, отставив одну руку, как фотограф викторианской эпохи, и что-то тихо сказал по-китайски. Джерри подбежал к Тиу, вытащил у него из-за пояса пистолет, подобрал М-16 и швырнул их в море. Дрейк собирался еще раз подать сигнал, но, к счастью, не сумел найти кнопку, и Джерри успел его остановить. Опять послышался грохот мотора, на этот раз не одного, а сразу двух. Джерри выскочил на мыс и встревоженно вгляделся на север и на юг, высматривая патрульный катер, но ничего не было видно, и он опять обругал про себя прибой и собственное перевозбужденное воображение. Джонка приближалась к острову, ее коричневый парус, перепончатый, как крыло летучей мыши, неожиданно вырос и закрыл собой чуть ли не половину неба. Дрейк подбежал к самой воде, крича и размахивая руками. - Потише! - прошипел ему Джерри. Но Дрейк уже не обращал на Джерри никакого внимания. Вся его жизнь заключалась в Нельсоне. Сампан Дрейка вышел из укрытия и поспешил к качающейся джонке. Из-за вершины появилась луна, и Джерри на миг забыл про свои страхи, увидев на борту джонки человека, одетого в серое капоковое пальто и неуклюжую пролетарскую кепку, невысокого и коренастого, по фигуре - полную противоположность Дрейку. Человек перелез через борт и спрыгнул в сампан, на руки ожидавшего его экипажа. Дрейк крикнул еще раз, джонка наполнила паруса ветром и, укрываясь за мысом, заскользила прочь. Через несколько минут над скалами были заметны только зеленые огни на мачте, вскоре исчезли и они. Сампан подошел к пляжу, и Джерри разглядел коренастую фигуру Нельсона - он стоял на носу и обеими руками махал Дрейку, а тот отчаянно размахивал беретом на берегу и приплясывал, как безумный. Стрекот моторов все усиливался, но Джерри никак не мог понять, откуда он доносится. На море ничего не было видно, а взглянув вверх, он увидел только похожий на молот утес и его черную вершину, заслонявшую звезды. Братья встретились, обнялись и надолго застыли в неподвижности. Джерри вцепился в них и, молотя кулаками, закричал что есть мочи: - Скорее в лодку! Назад! Но они смотрели друг на друга, для них в целом свете никого больше не существовало. Джерри подбежал к воде, ухватился за нос сампана и еще раз громко позвал их. Небо вокруг вершины внезапно пожелтело и ярко вспыхнуло, стук двигателей превратился в громкий рев, и с трех черных вертолетов на них обрушились слепящие лучи прожекторов. В вихре света заплясали скалы, море покрылось морщинами, галька запрыгала, разлетаясь, словно на нее налетел ураган. На долю секунды Джерри увидел лицо Дрейка - тот обернулся к нему, взывая о помощи, словно наконец, хотя и слишком поздно, понял, откуда она может прийти. Раскрыв рот, он что-то кричал, но его слова потонули в грохоте. Джерри бросился вперед. Не ради Нельсона и уж тем более не ради Дрейка; он думал лишь о том, что их связывает, о том, что соединяет его и Лиззи. Но не успел он добежать, как два брата утонули в черной стае, налетевшей на них, как пчелиный рой; сильные руки оторвали их друг от друга и втащили Нельсона в грузовой отсек вертолета. Охваченный пылом сражения, Джерри вытащил пистолет и, размахивая им, помчался к вертолету. Он что-то вопил, но не слышал сам себя. Вертолет поднялся в воздух. В открытых дверях кабины виднелась чья-то фигура; возможно, это был Фон, но уж слишком мрачным и безумным он выглядел. Вдруг навстречу ему взметнулось оранжевое пламя, вспышка ослепила его во второй раз, потом в третий... и Джерри сбился со счета. Он в ярости взмахнул руками, из раскрытого рта по-прежнему рвался отчаянный крик, на лице застыла беззвучная мольба. Он рухнул на камни и остался лежать неподвижно. Рев двигателей постепенно стих, и вскоре над островом снова воцарилась тишина. Слышался лишь плеск прибоя да горькие, безнадежные рыдания Ко - победоносные армады Запада похитили его брата и оставили у его ног мертвое тело своего истерзанного солдата. РОЖДЕННЫЙ ЗАНОВО Когда от Кузенов поступила великая весть, Цирк разразился ликованием. Ура, Нельсон высадился, Нельсона перехватили? Ни один волосок не упал с его головы! В продолжение двух дней все только и говорили о медалях, рыцарских званиях и продвижении по службе. В конце концов, должны же там, наверху, ч т о - т о сделать для Джорджа, непременно д о л ж н ы. Ничего подобного, трезво заявляла Конни. Они никогда ему не простят, что он собственными руками сотворил и вознес наверх Билла Хейдона. Но вслед за ликованием поползли какие-то странные слухи. Например, Конни и Док ди Салис, уютно устроившись в арендованном службой доме в Мерсфилде, который прозвали " Д е л ь ф и н а р и е м " целую неделю прождали, когда же прибудет гвоздь программы собственной персоной. Прождали напрасно. Вместе с ними напрасно ждали переводчики, дешифровщики, инквизиторы, сиделки и представители всех прочих ремесел, собравшиеся там, чтобы встретить и допросить дорогого гостя. Свидание сорвалось из-за дождя, сообщили.домоправители. Будет назначена другая дата. Ждите и будьте наготове, сказали им. Но вскоре от местного агента по недвижимости из близлежащего городка Экфилд поступили сведения, что "домоправители" пытаются расторгнуть договор об аренде, И, соответственно, еще через неделю вся команда была распущена "до тех пор, пока будут приняты политические решения". Разумеется, она никогда не была собрана вновь. Кроме того, наружу просочились слухи, что Эндерби и Мартелло - само такое сочетание казалось странным - назначены руководить англо-американской комиссией по обработке результатов этой операции. Она собирается попеременно то в Вашингтоне, то в Лондоне и отвечает за то, чтобы сведения, полученные по "делу Дельфина" (кодовое название "Икра"), поступали заинтересованным лицам по разные стороны Атлантики одновременно. В те же дни случайно выяснилось, что Нельсон находится где-то в Соединенных Штатах, в неком убежище с вооруженной охраной, заранее подготовленном для него в Филадельфии. Объяснение пришло значительно позже. Было в ы ск а з а н о м н е н и е - трудно сказать, кем, ведь мнения не оставляют следов в коридорах, - что там Нельсон будет в большей безопасности. С физической точки зрения. Нельзя ведь забывать о русских. И о китайцах. Кроме того, настаивали "домоправители", информационно-техническое и вычислительное обеспечение Кузенов лучше подходит для работы со столь небывалой добычей. А также, говорили они, Кузены могут позволить себе нести куда большие расходы. А еще говорят... - Говорят, что кур доят! - бушевала Конни, когда до нее дошли эти новости. Они с ди Салисом уныло дожидались, когда Кузены пригласят их в свою команду. Конни даже начала делать себе уколы, чтобы всегда быть наготове, но их так и не вызвали. Мисс Сейшес потребовала более подробных объяснений. Когда она в кресле на колесиках торжественно въехала во владения "домоправителей", тем ничего не оставалось, кроме как сообщить, что у Кузенов в Гарварде новый человек. - Кто? - яростно потребовала ответа Конни. Какой-то профессор, молодой, ранее занимавшийся изучением Москвы. Его о с н о в н о й с п е ц и а л ь н о с т ь ю было исследование оборотной стороны деятельности Московского Центра, и недавно он, основательно изучив архивы фирмы, опубликовал статью под грифом "Для служебного пользования". В ней он упоминал "принцип внедрения крота" и даже (в завуалированных выражениях) намекал на тайную армию, созданную Карлой. - Статью он опубликовал, червяк несчастный! - возопила Конни, сдерживая горькие слезы разочарования. - И все это он наскреб в отчетах старушки Конни, скажете, нет? Его зовут Калпеппер, и он знает о Карле не больше, чем моя левая нога! Однако "домоправителей" не интересовало, что знает или думает левая нога Конни. Ведь в новой комиссии правом голоса обладал Калпеппер, а не Сейшес. - Погодите, вот вернется Джордж! - громовым голосом пригрозила им Конни. Однако и эта угроза странным образом не возымела действия. Ди Салису было не легче. Ему сообщили, что, мол, специалистов по Китаю в Лэнгли ценят в пятачок за пучок. Старина, рынок затоварен. Извините, таков приказ Эндерби, говорили "домоправители". - Э н д е р б и ? - откликнулся ди Салис. То есть комиссии, туманно пояснили они. Решение принято совместно. И ди Салис пошел искать на них управы у Лейкона, которому в таких делах нравилось считать себя ходатаем за обиженных перед властями. Лейкон в свою очередь пригласил ди Салиса на завтрак, счет за который они поделили пополам, так как Лейкон не одобрял государственных служащих, которые потчуют друг друга на деньги налогоплательщиков. Улучив удобный момент, Лейкон прервал нудный монолог Дока, в котором тот описывал, как хорошо знаком с диалектами чиу-чау и хэкка, и спросил: - Кстати, а что у вас д у м а ю т об Эндерби? - Для него сейчас было очень важно узнать, какие настроения сложились в его команде. - Одобряют ли его методы? Мне казалось, вам нравится его взгляд на вещи. Он ведь н е л о х о работает, как вы считаете? В эти дни на языке Уайтхолла "неплохо" означало "воинствующе", как и положено настоящему "ястребу", любимцу Америки. Ди Салис поспешил обратно в Цирк и слово в слово пересказал этот удивительный разговор Конни Сейшес, задав тот же странный вопрос, - Лейкон, разумеется, именно этого от него и ожидал. После этого Конни редко появлялась на людях. Целыми днями она потихоньку, по ее выражению, "собирала багаж", то есть готовила свой архив по Московскому Центру для передачи последующим поколениям. В те дни в Цирке появился новый "архивокопатель", немного развязный, но услужливый юноша по фамилии Дулиттл. Он ей нравился, и старуха, усадив этого Дулиттла у себя в ногах, делилась с ним сокровищами мудрости. - Старые козлы просто решили слинять, - предупреждала она всякого встречного и поперечного. - Этот хам Эндерби давно без лишнего шума вышел из игры. Это, говоря по-русски, просто погром. Поначалу ее высмеивали, но ведь и Ною, когда он строил ковчег, приходилось мириться с насмешками. Тогда Конни, не теряя времени даром, потихоньку отвела в сторону Молли Микин и убедила ее подать заявление об отставке. - Скажи "домоправителям", дорогуша, что ищешь работу, которая будет больше тебя удовлетворять, - подговаривала она ее, подкрепляя свои слова подмигиванием и легкими тычками. - Тогда они тебя в конце концов повысят. Молли побаивалась, что ее поймают на слове и действительно отправят в отставку, но Конни достаточно хорошо знала правила игры Молли написала заявление, и ей незамедлительно велели задержаться на службе после окончания рабочего дня. Назревают перемены, доверительно сообщили ей. У руководства возникли планы создания нового отдела, более тесно связанного с Уайтхоллом, и решено было набрать в него сотрудников помоложе и поэнергичнее, Молли торжественно пообещала пересмотреть свое решение, а Конни принялась еще решительнее "упаковывать багаж". Ну, а где же все это время п р о п а д а л Джордж Смайли? На Дальнем Востоке, говорили одни. Наоборот, в Вашингтоне, опровергали их другие. Ничего подобного! Он вернулся домой, утверждали третьи, и скрывается где-то в деревенской глуши - всем известно, что больше всего он любит Корнуэлл. Он начал новую жизнь с Энн и наслаждается заслуженным отдыхом. Потом у кого-то из "домоправителей" сорвалось с языка, что Джордж, должно быть, " с т р а д а е т о т н е р в н ы х п е р е г р у з о к ", и эта фраза повергла всех в леденящий трепет, потому что последнему клерку из финансового отдела было известно, что нервные перегрузки, подобно старости, считаются болезнью, от которой существует только одно средство, и это средство отнюдь не влечет за собой исцеления. Гиллем время от времени наведывался в Цирк, но только затем, чтобы встретить Молли после работы; он категорически отказывался разговаривать о делах. Те, кто видел, как он стремительно пробегает по шестому этажу, говорили, что на вид он явно не в себе и что ему, пожалуй, нужно сменить обстановку. К тому же у него что-то случилось с ключицей: его правое плечо было перетянуто ремнями. От "домоправителей" удалось выяснить, что он провел пару дней на лечении в частной клинике Цирка на Манчестер-сквер. Смайли так и не появился, а когда "домоправителей" спрашивали, когда же он вернется, они вежливо, но непроницаемо улыбались. В таких случаях "домоправнтели" становились чем-то вроде Звездной палаты (Высший королевский суд. ставший орудием королевского произвола. Существовал с 1487 по 1641 год.) - их боялись, но обойтись без них было нельзя. Между тем из кабинета Смайли незаметно исчез портрет Карлы - остряки утверждали, что его унесли почистить. Самым странным, и в чем-то даже пугающим, было то, что никому не приходило в голову просто зайти в небольшой домик на Байуотер-стрит и позвонить в дверной колокольчик. Дверь открыл бы Смайли собственной персоной, одетый, скорее всего, в домашний халат, его застали бы за мытьем тарелок или приготовлением пищи, которую он потом так и не съедал. Иногда, обычно в сумерках, он в одиночку прогуливался в парке и всматривался в прохожих, как будто старался их узнать, но не мог, они в ответ с любопытством рассматривали его, а потом опускали глаза. А иногда он отправлялся посидеть и попить чаю в одном из дешевых кафе на Кингз-роуд, а чтобы не скучать, брал с собой книжку. Чай он пил сладкий. Любопытствующие могли бы заметить, что он подолгу рассматривает свои руки, или протирает галстуком очки, или перечитывает письмо, которое оставила ему Энн, - очень длинное, но в основном из-за частых повторов. К нему заходил Лейкон, заходил Эндерби, а однажды явился даже Мартелло, снова одетый в своей лондонской манере. Все пришли к соглашению, и горячее всех поддержал его Смайли, что в интересах дела смена владельца должна производиться как можно тише и безболезненнее. Смайли задал несколько вопросов относительно людей, занятых в этой операции, и Лейкон ответил на них. Лейкон дал ему понять, что в отношении Цирка Министерство финансов настроено на редкость щедро. Курс фунта стерлингов круто шел на повышение, по крайней мере, в мире секретных служб. Такая смена настроения вызвана не только "делом Дельфина", намекнул Лейкон. Новое назначение Эндерби привело американцев в небывалый вострог. Это м н е н и е преобладало даже на высочайшем дипломатическом уровне. Б у р н ы е п р о д о л ж и т е л ь ны е а п л о д и с м е н т ы - так описал их реакцию Лейкон. - Сол, видимо, в самом деле знает, как с ними разговаривать, - сказал Лейкон. - Неужели? Что ж, неплохо. Да-да, очень хорошо. - откликнулся Смайли и, точно глухой, одобрительно склонил голову. Эндерби по секрету сообщил, что предполагает назначить Сэма Коллинза начальником оперативного отдела, но Смайли даже тут не выказал ничего, кроме вежливой любезности. Сэм - ч е л о в е к э н е р г и ч н ы й пояснил Эндерби, а сейчас в Лэнгли любят э н е р г и ч н ы х. Неженки в шелковых рубашках нынче не в чести, сказал он. - Несомненно, - отозвался Смайли. Они обсудили кандидатуру Родди Мартиндейла и пришли к общему мнению. Нельзя сказать, что этот человек, хоть и накопил немало ценного опыта, идеально подходит для работы в разведке Старина Родди в самом деле человек своеобразный, подтвердил Эндерби, и министр его не на шутку побаивается. И американцы с трудом находили с ним общий язык, даже те, которые сами отличаются некоторой чудаковатостью. К тому же Эндерби весьма настороженно относился к перспективе брать на работу воспитанников Итона. Блестящее впечатление, которое они создают, часто бывает обманчиво. Неделю спустя "домоправители" отперли дверь в старый кабинет Сэма на шестом этаже и вынесли всю мебель. Теперь призрак Коллинза успокоится навсегда, с наслаждением утверждали остряки, но они оказались недальновидны. В следующий же понедельник в кабинете водрузили изысканно украшенный письменный стол, обтянутый красной кожей, и несколько поддельных картин со сценами охоты, перекочевавших со стен клуба, который посещал Сэм. Сам клуб, к взаимному удовлетворению сторон, был закуплен крупным игорным синдикатом. Никто больше не видел и малыша Фона. Не объявился он даже тогда, когда возобновили работу несколько крупных периферийных учреждений Цирка, в том числе Брикстонский центр по подготовке специальных операций, в котором он работал раньше, и Эктонский информационный центр под руководством Тоби Эстерхейзи. Но он и не исчез бесследно. Подобно Сэму Коллинзу, он каким-то образом примазался к этой истории, не имея к ней, в общем-то, никакого отношения. Но в отличие от Сэма он, когда все кончилось, так и остался за кулисами и не показывался на людях. В первый же день возвращения к повседневной работе на Коллинза легла нелегкая задача - сообщить всем печальную новость о гибели Джерри. Он собрал людей в "комнате жарких споров" и произнес речь, краткую и искреннюю; все признали, что она ему удалась. Они и не думали, что он принимает это так близко к сердцу. - Об этом можно говорить только на шестом этаже, - предупредил он. Слушатели пришли в ужас, потом возгордились. Конни заплакала и попыталась заявить, что Джерри стал еще одной жертвой происков Карлы, но ей велели замолчать - ведь нет никаких сведений о том, кто его убил и при каких обстоятельствах. Он погиб при исполнении своего долга, было объявлено всем, и погиб с честью. В Гонконге же, в Клубе иностранных журналистов, исчезновение Люка и Джерри, славных питомцев этого клуба, сильно встревожило публику. Члены клуба как следует нажали на местные власти, и благодаря их стараниям неусыпный старший инспектор Рокхерст был вынужден провести негласное полномасштабное расследование. Власти пообещали, что все сведения, полученные в его ходе, будут опубликованы, а генеральный консул Соединенных Штатов посулил выплатить пять тысяч долларов из собственного кармана тому, кто предоставит любую полезную информацию. Сделав широкий жест по отношению к чувствам местных жителей, он заявил, что это предложение распространяется и на исчезнувшего Джерри Уэстерби. Эти двое тотчас же получили прозвище "журналистов, которые пропали", и со всех сторон посыпались домыслы об их неблаговидных связях. Пять тысяч долларов вызвали живой интерес в бюро, где работал Люк, и Карлик, несмотря на свое неутешное горе, приложил все силы, чтобы деньги были выплачены ему. В конце концов, ведь это он работал на оба фронта, это он узнал от Ганса Призывающего Смерть, что квартиру на Клаудвью-роуд, в которой в последнее время жил Люк, заново отделали от пола до потолка задолго до того, как туда проникли востроглазые сыщики Рокера. По чьему приказу это было сделано? Кто за все заплатил? Ответа не было. К тому же именно Карлик из первых рук получил сообщение о том, что Джерри видели в аэропорту Кай-Так, где он брал интервью у японских туристов. Но следственной комиссии Рокера пришлось отклонить эти сведения. Вышеупомянутые японцы являлись, как говорится, " с в и д е т е л я м и, и с к р е н н е с т р е м я щ и м и с я п о мо ч ь, н о н е з а с л у ж и в а ю щ и м и д о в е р и я ", потому что вряд ли они могли достоверно опознать круглоглазого, который вырос перед ними, как из-под земли, когда они, утомленные долгой поездкой, только что вышли из самолета. Что же касается Люка, то при таком образе жизни, какой он вел, было бы удивительно, если бы он рано или поздно не свернул себе шею. Некоторые всезнайки говорили, что алкоголь и слишком бурная жизнь привели его к потере памяти. В конце концов даже самые правдоподобные гипотезы оказались далеки от истины. Ходили слухи, что эту парочку видели вместе на переднем крае во время падения Хюэ - или это было в Дананге? - а еще видели, как они вместе пили в Сайгоне. Другие утверждали, что встречались с ними в Маниле, где Люк и Джерри сидели бок о бок на пляже у воды. - И держались за руки? - спросил Карлик. - Хуже, - последовал ответ. Имя Рокера тоже было у всех на устах - недавно он с помощью американского Управления по борьбе с наркотиками провел громкое расследование, касающееся распространения последних. Основными действующими лицами в нем были несколько китайцев и очаровательная англичанка, искательница приключений, перевозившая героин, и хотя, как обычно, главные наркобароны сумели уйти от правосудия, говорили, что Рокер приблизился к ним вплотную и едва не призвал к ответу. "Наш суровый, но честный борец за правду, - восхваляла его в редакционной статье газета "Саут Чайна морнинг пост". - Если бы в Гонконге было побольше таких полицейских, жизнь в городе стала бы неизмеримо счастливее". В те дни произошло еще одно событие, удостоенное внимания клуба: заново открылась резиденция Хай Хейвен. Ее обнесли шестиметровым забором, увенчанным колючей проволокой, который днем и ночью освещали прожекторы и охраняли сторожевые собаки. Бесплатных завтраков больше никто не давал, и новость вскоре поблекла. Что касается старого Кро, то он исчез на много месяцев. Его никто не видел, и никто о нем не вспоминал. Но однажды вечером он, заметно постаревший и аккуратно одетый, как и подобает добропорядочному джентльмену, появился в баре и сел в свой обычный уголок, глядя в пространство. Все, с кем он был знаком, исчезли, и мало кто узнал его. Ковбой из Канады предложил сыграть партию в шанхайский боулинг, но Кро отказался. Потом случилось нечто странное. Внезапно разгорелся спор касательно какого-то туманного места в уставе клуба. Здесь не было ничего серьезного: нужно ли клубу придерживаться некого старого правила, сохранившегося лишь в силу традиции, - о подписании рекомендательных писем. Только и всего. Но, непонятно почему, старик пришел в ярость. Он вскочил на ноги и тяжело зашагал к лифтам. Из глаз у него струились слезы. Он бросал в лицо собравшимся одно оскорбление за другим. - Нельзя ничего менять, - твердил он, в ярости потрясая тростью. - Нельзя менять стародавние порядки, пусть все идет, как заведено, своим чередом. Ах вы, сопливые недоросли, вам не остановить колеса истории ни вместе, ни порознь! И думать не смейте! Толпа идиотов с манией самоубийства - вот кем вы будете, если пойдете на это! Пусть его шумит, решили все, когда за ним закрылась дверь. Бедняга. Какое нелепое происшествие. Действительно ли против Смайли, как предполагал Гиллем, был состряпан заговор? А если был, то какую роль в нем сыграло гусарское вторжение Уэстерби? Об этом не известно ничего, и даже люди, полностью доверяющие друг другу, не склонны обсуждать этот вопрос. Несомненно, Эндерби и Мартелло втайне от всех достигли некоторого соглашении о том, что Кузены первыми заполучат как Нельсона, так и всю славу за его поимку, а взамен помогут Эндерби занять начальственное кресло. Также не подлежит сомнению, что Лей-кон и Коллинз, действовавшие в совершенно различных областях, тоже имели отношение к этому сговору. Неясным остается только одно: в какой момент им пришло в голову перехватить Нельсона для себя и какими средствами они намеревались этого добиться. Возможно, они предполагали пойти наиболее безопасным путем - например, выступить в Лондоне на министерском уровне с обращением, в котором выражалась бы глубокая о з а б о ч е н н о с т ь исходом операции. И в этой ситуации Уэстерби оказался для них благословением Господним. Он дал всем предлог, которого они искали. А з н а л ли Смайли о заговоре? Может быть, хотя бы догадывался? Или он в глубине души радовался, что все складывается именно так? Питер Гиллем, выстрадавший свое мнение за три долгих года изгнания в Брикстоне, утверждал, что на все эти вопросы можно дать один-единственный ответ - твердое "да". Существует письмо, говорил он, которое Джордж в самый разгар кризиса написал Энн Смайли в долгие часы ожидания. На этом послании основывается вся теория Гиллема. Энн показала ему это письмо, когда он, надеясь примирить ее с Джорджем, приехал в Уилтшир, и, хотя миротворческая миссия не удалась, она все-таки за разговором вытащила конверт из своей сумочки. Кое-что Гиллем выучил наизусть и, вершувшнсь в машину, тотчас же это записал. Стиль этого письма по возвышенности превосходит все, что Гиллем смог бы выжать из себя даже в порыве вдохновения. " Н е ж е л а я п о к а з а т ь с я б о л е з н е н н о с к л о н н ы м к с а м о б и ч е в а н и ю, х о т е л б ы у я с н и т ь д л я с е б я, к а к и м о б р а з о м п о л у ч и л о с ь т а к, ч т о я о к а з а л с я в н ы н е ш н е м з а т р у д н и т е л ь н о м п о л о ж е н и и. Н а с к о л ь к о я м о г у п р и п о м н и т ь в р е м е н а м о е й ю н о с т и, я в ы б р а л д л я с е б я у д е л т а й н о г о а г е н т а п о т о м у, ч т о в т а к о м к а ч е с т в е я б ы л б ы в с о с т о я н и и п о м о ч ь м о е й с т р а н е к р а т ч а й ш и м п у т е м д о с т и ч ь п р е с л е д у е м ы х е ю ц е л е й. В т е д н и п о л о ж е н и е с к л а д ы в а л о с ь т а к, ч т о в р а г б ы л х о р о ш о и з в е с т е н, - м ы м о г л и у к а з а т ь н а н е г о, к а ж д ы й д е н ь ч и т а л и о н е м в г а з е т а х. С е г о д н я я м о г у с к а з а т ь о с е б е т о л ь к о о д н о : с л у ж б а п р и у ч и л а м е н я с м о т р е т ь н а в с е я в л е н и я ж и з н и с т о ч к и з р е н и я з а г о в о р о в. Э т о м о й т я ж к и й к р е с т, э т о м е ч, к о т о р ы й с о с т а в л я е т в с е с у щ е с т в о м о е й ж и з н и, и, о г л я д ы в а я с ь в о к р у г, я н а ч и н а ю п о н и м а т ь, ч т о о т э т о г о м е ч а м н е с у ж д е н о и п о г и б н у т ь. Л ю д и, с р е д и к о т о р ы х м н е п р и х о д и т с я с у щ е с т в о в а т ь, в с е л я ю т в м е н я у ж а с, н о я с а м в с е г о л и ш ь о д и н и з н и х. Е с л и о н и н а н е с у т м н е у д а р в с п и н у, т о, з н а ч и т, т а к о в п р и г о в о р, в ы н е с е н н ы й с у д ь я м и, р а в н ы м и м н е п о п о л о ж е н и ю ". Гиллем подчеркивает, что Смайли написал это письмо в самый тяжелый период своей жизни, в часы глубокого уныния. Однако сейчас, уверяет Гиллем, старик пришел в себя. Изредка они с Энн вместе завтракают, и Гиллем искренне убежден, что когда-нибудь они воссоединятся и будут жить долго и счастливо. Но Джордж никогда не говорит об Уэстерби, И Гиллем, храня его спокойствие, тоже не вспоминает о нем.