азал Д'Арси. - В высшей степени. Сознание этого, считаю я, довлеет в умах большинства наших преподавателей. - Он повернулся к Смайли. - Пресса, знаете ли, источник вечных наших огорчений. В прошлом такое не могло бы иметь места. В прежние времена великие фамилии и общественные установления наши были ограждены от подобных вторжений. О-граж-де-ны. Ныне же все изменилось. Многие из нас принуждены выписывать бульварные газетки по этой именно причине. В одной из воскресных газет, в одном только номере сообщалось не менее чем о четырех бывших учениках Хекта. И обо всех четырех - в неблагопристойном контексте, смею вас уверить. И разумеется, эти газеты никогда не преминут упомянуть, что речь идет о карнианце. Я полагаю, вам известно, что у нас ныне обучается наследный принц. Сам я имею честь направлять его занятия французским. У нас также учится юный Солей. Во время бракоразводного процесса его родителей пресса вела себя прискорбно. Крайне прискорбно. Ректор писал об этом в Совет печати, должен вам сказать. Черновик письма составлен был мной. Но в связи с нынешним трагическим событием пресса буквально превзошла себя. Вчера репортеры даже присутствовали у нас на повечерии, представьте, в чаянии молитвы по усопшей. Заняли полностью две задние скамьи на западной стороне. Дежуривший в Аббатстве Хект попытался их выдворить. - Д'Арси помолчал, мягко-осуждающе приподняв брови, затем улыбнулся. - Конечно, это не входит в компетенцию дежурного, но наш добрый Хект этим мало смущается. - Повернувшись к Смайли, Д'Арси пояснил: - Хект - один из наших атлетических собратьев. - На ваш вкус, Стелла была чересчур низкопородна, не правда ли, Феликс? - Отнюдь нет,- поспешно возразил Д'Арси. - прошу вас, Теренс, такого обо мне не говорить. Классовых различий я абсолютно не провожу; разборчивость моя касается только манер. Не спорю, что манеры ее оставляли желать лучшего. - Она во многом была как раз то, чего нам не хватает,- продолжал Филдинг, не обращая на Д'Арси внимания и адресуясь к Смайли. - Она воплощала в себе все, от чего нам вменено в обязанность отворачиваться: муниципальные микрорайоны, красный кирпич новых городов и университетов - все, являющее собой антитезу Карна. - Внезапно обернувшись к Д'Арси, он сказал: - А для вас, Феликс, она была лишь низкопородна. - Отнюдь нет. Неприемлемо воспитана - вот и все. Филдинг в отчаянии повернулся к Смайли. - Вот, извольте,- сказал он. - Мы говорим на ученом жаргоне, носим ученые мантии. Торжественными обедами отмечаем годовщины, произносим в трапезных длинные латинские молитвы, которых ни один из нас не может перевести. Ходим на литургии в Аббатство, и жены наши сидят там в "курятнике" в своих ужасных шляпах. Но все это пустопорожняя шарада, смысла в которой нет. Д'Арси тускло улыбнулся. - Не могу поверить, дорогой мой Теренс, чтобы такой гурман и хлебосол, как вы, мог столь низко ценить манеры и тонкости обхождения. - Он взглянул на Смайли, как бы призывая его в свидетели достоинств Филдинга, и Смайли счел долгом поддакнуть. - К тому же мы здесь к Теренсу привыкли издавна, нас не пугают его громы. - Знаю, знаю, Феликс, чем вам эта женщина была неприятна. Она отличалась честностью, а против честности такого рода Карн беззащитен. Д'Арси неожиданно рассердился не на шутку: - Теренс, я протестую против подобных слов. Категорически протестую. Я считаю своим долгом - да и все бы должны считать это своим долгом - возрождать и утверждать здесь, в Карне, высокие нормы общественного поведения, которым война нанесла столь прискорбный ущерб. Я сознаю, что в связи с этим не раз уже мог вызвать по отношению к себе недружелюбные чувства. Но комментарии мои или советы никогда - прошу это заметить,- никогда не касаются личностей, а бывают направлены исключительно лишь против изъянов поведения, против нарушений благопристойности. Не спорю, Теренс, что не единожды я принужден был обращаться к Роуду в связи с поведением его жены. Но это сфера, чрезвычайно далекая от личностей. И я никому не позволю утверждать, что якобы я питал личную неприязнь к миссис Роуд. Такое утверждение, огорчительное в любое время, в нынешних трагических обстоятельствах особенно прискорбно. Воспитание и... э-э... среда миссис Роуд не могли, естественно, приготовить ее к нашему здешнему укладу, но это вопрос совершенно иной. Что, однако, позволяет мне вновь подчеркнуть: цель моя не осуждение, а нравственное просвещение. Ясно ли я выразил мысль? - Куда уж ясней,- сухо ответил Филдинг. - А жены сослуживцев относились к ней приязненно? - спросил Смайли. - Жены! О мой бог! - простонал Филдинг, прижав руку ко лбу. Сделал паузу. - Не одну из них она здесь, думаю, скандализировала своей простенькой одеждой. Притом ходила в общественную прачечную, что тоже не могло прийтись по вкусу. И вдобавок не молилась в нашей церкви... - А были у нее подруги среди преподавательских жен? - не унимался Смайли, - Кажется, с ней дружила молодая миссис Сноу. - Вы говорили, она была здесь в гостях в самый день убийства? - Да,- тихо сказал Филдинг,- в среду. А Феликсу с сестрой пришлось потом оказать помощь бедному Роуду...- Он взглянул на Д'Арси. - Да-да,- коротко подтвердил Д'Арси. Он покосился на Филдинга и - показалось Смайли - переглянулся с ним. - Нам никогда не забыть, никогда... Теренс, простите за экскурс в сферу узкопрофессиональную, но письменный грамматический разбор Перкинса невообразим: подобных ляпсусов мне еще не приходилось встречать. Что он, нездоров? Мать его - культурнейшая женщина, Сэмфордам доводится родней, мне говорили. Смайли вгляделся в Д'Арси. Смокинг на Д'Арси выцветший, позеленевший от старости. Смайли не удивился бы, услышав: "Смокинг унаследован мною от деда". Кожа лица настолько лишена морщин, что создается какое-то жирненькое впечатление, хотя Д'Арси нетолст. Голос настроен на одну слащаво-вкрадчивую ноту, и все время он улыбается - при разговоре и когда молчит. Улыбка навечно вштампована в гладкое лицо, она обнажила ровные зубы и оттянула уголки румяных губ словно невидимыми пальцами дантиста. Но лицо Д'Арси невыразительным не назовешь. Напротив. Мельчайшее движение губ, носа, бровей, малейший взглядик уловимы и читаются. И ясно, что он хочет уйти от темы. Не от Стеллы Роуд (к ней он вернулся сам немного погодя), а от вечера, когда произошло убийство, от точного пересказа событий. Более того, у Смайли не было сомнений, что и Филдинг заметил увертку Д'Арси и что переглянулись они, как будто связанные страхом, и взгляд был предостережением, что ли, ибо с этого момента Филдинг переменился: надулся, ушел в себя, и долго затем Смайля ломал себе голову над этой переменой. Обратясь к Смайли, Д'Арси заговорил слащаво-интимно: - Прошу прощения, что согрешил, посудачил о школьных делах. Вы, вероятно, находите, что мы здесь несколько замкнулись в своей сфере? Я знаю, нас часто обвиняют в отгороженности. Карн, дескать, школа снобов. Об этом трубит ежедневно бульварная пресса. Но что бы ни утверждали наши авангардисты,- Д'Арси хитровато взглянул на Филдинга,- я могу заверить, что нет человека, менее грешащего снобизмом, чем Феликс Д'Арси. Смайли отметил, что волос у Д'Арси тонкий, рыжеватый и начинается высоко над розовым загривком. - Возьмем, к примеру, злополучного Роуда. Я нимало не ставлю бедняге Роуду в укор среду, взрастившую его. Классические школы, без сомнения отлично выполняют свою функцию. К тому же Роуд вполне приемлемо освоился с нашим укладом. Именно так и отозвался я в беседе с ректором, подчеркнув, что Роуд превосходно исполняет свои обязанности по церкви. Более того, смею думать, что здесь сыграли роль мои наставления. При надлежащем руководстве ими люди эти, заметил я ректору, способны усвоить наши обычаи и даже наши манеры; и ректор со мной согласился. Бокал Смайли был пуст, и Д'Арси, не спрашивая у хозяина, налил из графина. Руки у Д'Арси по-девичьи холены и безволосы. - Но,- продолжал он, - я должен честно признаться - миссис Роуд не проявила подобной готовности примениться к нашему укладу. - По-прежнему улыбаясь, он изящно отхлебнул из своего бокала. Следы заметает, подумалось Смайли.- Она-то никогда не стала бы вполне приемлемой, хотя при жизни ее я, понятно, не высказывал вслух своего мнения. Ей помешали бы ее среда и воспитание. И это не вина ее, а беда. Если же говорить откровенно и доверительно, то у меня есть основания думать, что именно ее прошлое послужило причиной ее смерти. - То есть как это? - встрепенулся Смайли, и Д'Арси пояснил, бегло взглянув на Филдинга: - Факты говорят, что она ожидала нападения. - Моя сестра любит собак,- продолжал Д'Арси. - Воз можно, это вам уже небезызвестно. Ее коронная отрасль - черно-рыжие той-спаниели. В прошлом году она получила первый приз на северо-дорсетской выставке и вскоре затем удостоилась почетного отзыва у Крафта за свою Королеву Карна. У нее имеется клиентура в Америке, знаете ли. Осмелюсь утверждать, что мало кто в Англии так эрудирован в той-спаниелях, как Доротея. Именно это нашла случай выразить супруга ректора неделю назад. Ну-с, как вы знаете, Роуды нам соседи, а Доротея своими добрососедскими обязанностями отнюдь не склонна пренебрегать. Где речь идет об обязанностях, там у нее нет места снобизму, смею вас уверить. Роуды привезли с собой собаку - беспородный, но весьма разумный пес. (В сторону замечу, что имею крайне смутное представление о том, где Роуды жили до Карна.) Собаку свою они любили, и думаю, что это не было притворством. Роуд стал было брать ее с собой на матчи регби, но я нашел случай ему отсоветовать. Собака вызывала у воспитанников неприличное оживление. Я успел уже это испытать, прогуливая Доротеиных спаниелей. Подхожу теперь к главному пункту. Доротея пользуется услугами Гарримана - ветеринара, личности незаурядной в своем роде. Он проживает близ Стерминстера. Недели две тому назад у Королевы Карна открылся сильный кашель, и Доротея послала за Гарриманом. Сука подобных достоинств требует к себе серьезнейшего отношения, смею вас уверить. Тут Филдинг застонал, но Д'Арси и бровью не повел. - Я был как раз дома, и Гарриман остался на чашку кофе. Он, как я уже сказал, возвышается над уровнем своей среды. В разговоре Гарриман упомянул о собаке Роудов, и оказалось, что миссис Роуд накануне привезла к нему свою собаку и попросила умертвить ее. Сказала, что собака укусила почтальона. Говорила длинно и путано - мол, почта подаст в суд, полиция уже приходила и бог весть что еще. И все равно, дескать, пес этот не способен защитить, а только лает. Так и сказала Гарриману: "Он все равно не защита". - И ей не жаль было собаку?- спросил Смайли. - Как же, как же. По словам Гарримана, она явилась к нему в слезах. Миссис Гарриман пришлось напоить ее чаем для успокоения. Они предложили ей повременить, а собака пусть пока побудет у них в питомнике. Но миссис Роуд была тверда и непреклонна. Гарриман с женой не знали, что и подумать. Обсудив потом между собой, они пришли к выводу, что поведение миссис Роуд трудно назвать нормальным. Вернее, невозможно назвать нормальным. Поразил их также вид собаки: наличествовали серьезные признаки дурного обращения. На спине были следы побоев. - И Гарриман не стал уточнять смысл ее фразы: "Он все равно не защита"? Как понял Гарриман эти слова? - допытывался Смайли, не сводя глаз с Д'Арси. - Она повторила их в разговоре с миссис Гарриман, но ни звука не сказала в объяснение. Однако я считаю, смысл их и так очевиден. - Вот как? - произнес Филдияг. Д'Арси склонил голову набок и жеманно подергал себя за мочку уха. - В каждом из нас есть немножко от сыщика,- сказал он. - Мы с Доротеей обсудили это после... э-э... кончины. Мы решили, что еще до переезда в Кари Стелла Роуд завела дурно пахнущего свойства знакомство, а в последнее время связь эта возобновилась... быть может, против ее воли. Оголтелый ка кой-нибудь мерзавец, прежний обожатель, обозленный нынешним преуспеванием миссис Роуд. - Что, сильно был укушен почтальон? - спросил Смайли. Д'Арси опять повернулся к нему. - В том-то и сюрприз. В том-то и вся изюминка, дорогой мой. Собака его вовсе не кусала. Доротея навела справки. Весь рассказ был сплошной цепью лжи от начала до конца. Встав из-за стола, они перешли в кабинет Филдинга, куда мисс Трубоди подала кофе. Разговор продолжал вертеться вокруг трагического события. Д'Арси не уставало возмущать неблагоприличие всего этого - назойливость репортеров, грубая бесчувственность полиции, неопределенность происхождения миссис Роуд, злополучие ее супруга. Филдинг все еще был странно молчалив, погружен в свои мысли и лишь взглядывал враждебно на Д'Арси время от времени. Ровно без четверти одиннадцать Д'Арси пожаловался на усталость, и все трое вышли в обширный холл. Там Смайли взял у мисс Трубоди свое пальто, а Д'Арси - пальто, теплое кашне и шапку. Д'Арси поблагодарил за гостеприимство, Филдинг ответил хмурым кивком. Повернулся к Смайли: - А дело, по которому вы мне звонили,- в чем оно конкретно состояло? - Ах да, по поводу письма, написанного Стеллой Роуд в самый канун убийства,- туманно ответил Смайли. - Сейчас им занимается полиция, но там не придают ему... значимости. Совершенно не придают. У миссис Роуд, по-видимому, был комплекс преследования. - Смайли смущенно улыбнулся. - Не знаю, правильно ли я выразился. Но мы можем как-нибудь еще поговорить об этом, вы должны отобедать у меня в "Гербе Солеев" до моего отъезда. А в Лондоне вы бываете? Можно было бы в Лондоне встретиться, в конце семестра. Стоя на пороге, Д'Арси глядел на свежевыпавший снег, безупречной белой пеленой одевший мостовую. - Так-так,- сказал он с многозначительным смешком. - Долгие ночи, а, Теренс? Долгие ночи. Глава 6 ЗАЩИТА ОТ ДЬЯВОЛА - Что значит выражение "долгие ночи"? - спросил Смайли. Они с Д'Арси быстро шли от Филдинга по свежему снежку, направляясь к подворью Аббатства. - Местная примета гласит, что долгие ночи в Карне обильны снегом. Долгие ночи - здешнее традиционное название великопостных ночей,- ответил Д'Арси. - До Реформации у монахов Карнского аббатства в великий пост бывали молитвенные бдения на всю ночь - от повечерия до заутрени. Вероятно, это вам небезызвестно. Поскольку в Реформацию монашество упразднили, то и обычай некому стало блюсти. Мы, однако, отдаем ему дань тем, что в течение великого поста служим повечерие - последнюю службу канона пред отходом ко сну. Ректор, питающий большое уважение к подобным традициям, восстановил старые названия канонических часов. Приму служили на рассвете, как вам, без сомнения, известно; терция же - третий дневной час, сиречь девять часов утра. Таким образом, мы говорим не "утренняя молитва", а "терция". Я нахожу это прелестным. Подобным же образом в рождественский и великий посты мы служим в Аббатстве сексту - ровно в полдень. - Присутствие на всех этих службах обязательно? - Разумеется. Иначе пришлось бы чем-то занимать воспитанников, не посещающих молитв. А сие нежелательно. Помимо этого, не забывайте, что Карн основан как заведение религиозное. Ночь стояла великолепная. Проходя подворьем, Смайли поднял глаза на башню Аббатства. В лунном свете она казалась меньше и как-то умиротворенней. От белизны нападавшего снега само небо посветлело; на фоне его Аббатство рисовалось так явственно, что даже увечные статуи святых были видны каждой печальной подробностью своих увечий - убогие фигуры, потерявшие цель и смысл; безглазым, им нечем видеть меняющийся мир. Вышли на перекресток к югу от Аббатства. - Боюсь, что отсюда нам в разные стороны,-сказал Д'Арси, подавая руку на прощание. - Вечер чудесный,- живо ответил Смайли. - Не возражаете, если я пройдусь с вами до вашего дома? - Пожалуйста,- сухо сказал Д'Арси. Повернули, пошли по дороге, ведущей к Северным полям. Сбоку дорогу окаймляла высокая каменная стена, а с другого боку широко простерлись игровые поля - двадцать или больше площадок для регби. Поля протянулись вдоль дороги на полмили с лишним, и это расстояние было пройдено молча; потом Д'Арси остановился и тростью указал на небольшой дом у кромки полей. - Вон там - дом Роудов. Раньше в нем жил смотритель Северных полей, но несколько лет назад у нас прибавился новый учебный флигель и дом передали преподавательскому персоналу. Мой дом побольше и расположен дальше по дороге. К счастью, я любитель пеших прогулок. - Вот здесь и увидели вы Стэнли Роуда в ту ночь? Д'Арси ответил не сразу. - Нет, ближе к моему дому - на четверть примерно мили. Он был в ужасном состоянии, бедняга, в ужасном. Я не выношу вида крови. Знай я, какой у него будет вид, я не набрался бы духу вести его в дом. Но благодарение богу, сестра моя Доротея - чрезвычайно компетентная женщина. Некоторое время шли молча, затем Смайли сказал: - Из ваших слов за ужином ясно, что миссис Роуд была мужу неподходящей парой. - Совершенно верно. Если бы умерла она не столь ужасной смертью, то я сказал бы, что Роуду следует благодарить небо за счастливое избавление. Она была особа насквозь злонамеренная, задавшаяся целью делать из мужа посмешище. Другие думают, Смайли, что здесь не было злонамеренности. Я же считаю, что была, и имею на то основания. Ей доставляло удовольствие предавать мужа на посмеяние. - Не только мужа, но и Карн, очевидно. - Именно так. Ныне в развитии Карна - критический момент. Многие публичные школы уступили черни, шумно требующей перемен - перемен за всякую цену. Карн - я счастлив это сказать - не присоединился к стаду одержимых бесами свиней, мчащихся к своей погибели. Тем более важно, чтобы мы ограждали себя от заразы не только извне, но также изнутри. - Все это Д'Арси проговорил с удивительным жаром. - Но неужели она была так неисправима? Ведь муж мог бы поговорить с ней решительно? - Смею вас уверить, что никогда не подавал мужу подобной мысли. Не в моих обычаях вмешиваться в супружеские отношения. Они подошли к дому Д'Арси. Он весь был скрыт высокой лавролистной живой изгородью. С дороги видно было только два слитных ряда дымовых труб; по этим трубам Смайли определил, что дом велик и выстроен в викторианском стиле. - Я не стыжусь викторианских вкусов,- сказал Д'Арси, медленно отворяя калитку. - Не скрою, вообще мы здесь в Карне не держимся нынешней моды. В доме этом некогда жил пастор церкви Северных полей, но теперь там правит службы священник, приходящий из Аббатства. Дом же остается во владении школы, и я имел счастливую возможность получить его в пользование. Покойной ночи. Прошу до отъезда ко мне на рюмку хересу. Вы к нам надолго? - Нет, пожалуй,- ответил Смайли. - Но у вас, я думаю, теперь и так забот полон рот. - Вы о чем? - резко осведомился Д'Арси. - О прессе, полиции, обо всем этом переполохе. - Да, да, именно. Именно так. Но тем не менее общественная жизнь должна продолжаться. Мы с сестрой всегда устраиваем небольшой прием в середине семестра, и я считаю крайне важным не отступить от этого обычая именно в данный момент. Завтра я пришлю вам в "Герб Солеев" приглашение. Сестра моя будет в восторге. Покойной ночи. - Он с лязгом захлопнул калитку, и в ответ из-за дома откуда-то яростно залаяли собаки. Распахнулось окно, суровый женский голос окликнул: - Это ты, Феликс? - Да, Доротея. - Неужели ты не можешь без этого проклятого шума? Опять собак разбудил. - Окно гневно захлопнулось, и Д'Арси, так и не взглянув больше на Смайли, быстренько скрылся в тени дома. Смайли тронулся в обратный путь. После десятиминутной ходьбы он остановился, повернулся опять к полям, к дому Роудов, расположенному ярдах в ста от дороги. Дом прятался в тени еловой рощицы, загадочно чернеющей на белизне полей. К дому вела узкая проселочная дорога, уходящая дальше - должно быть, на Пилль. У развилки стоял почтовый ящик на кирпичной тумбе и новенький дубовый столбик-указатель. Дощечка указателя была запорошена снегом; Смайли смел его рукой и прочел надпись: "Северные поля", выполненную вычурной готической вязью, в новомодном "дачном" стиле, к вящему, надо думать, неудовольствию Д'Арси. Снег на проселке лежал нетронутый. Сегодня подсыпало свежего, а движение между Пиллем и Карном оживленным, видимо, не назовешь. Быстро оглядевшись в обе стороны по дороге, Смайли свернул на проселок, сжатый с боков высокими живыми изгородями. И вскоре Смайли не различал уже ничего, кроме бледного неба над собой да прутьев лозняка, топорщащихся, тянущихся к небу. Раз ему почудились шаги вплотную за спиной, он замер, но услышал только тайное поскрипывание отягченных снегом веток. Его стал ощутимей пробирать и хватать холод, словно застоявшийся, висящий в этой промозглой рытвине меж изгородей, как в нежилом доме. Затем слева вместо лозняка пошла негустая цепь елей - должно быть, началась роща, виденная им с дороги. Снег под елями покрывал почву не везде, и голая земля лежала странно клочковатая, уродливая. Проселок сделал плавный поворот влево, и как-то разом перед Смайли возник дом, мрачный и шершаво-каменистый в лунном свете. Стены, сложенные из кирпича и песчаника, были полускрыты буйно разросшимся плющом, с крыльца свисали его спутанные космы. Смайли окинул взглядом сад. Роща, огибаемая проселком, подступала почти вплотную к углу дома и тянулась до дальнего края газона, заслоняя дом от полей. Убийца подошел к дому тропинкой, ведущей с проселка сквозь рощу на газон. Если приглядеться, можно различить эту тропку под снегом на газоне. Белая застекленная дверь слева - очевидно, дверь теплицы... И Смайли понял, что боится - и этого дома, и широко темнеющего сада. Понял внезапно, как внезапно ощущаешь боль. Стены словно тянулись к нему плетями плюща - так старуха голубит и тянет упирающегося ребенка... Дом, большой и закоптелый, пятнился жуткими тенями, маслянисто-черными в резких контрастах лунного света. Дом притягивал, и Смайли, несмотря на боязнь, подступил поближе. Тени смялись, метнулись быстро и застыли в новых контурах, прячась в гущу плюща, сливаясь с чернотой окон. В смятении он ощутил первый непроизвольный приступ настоящего страха. Паники. И тут внезапно все чувства слились в дружном вопле ужаса, когда образ, звук, касание уже неразличимы в исступленной судороге мозга. Он повернулся, отбежал к калитке. На бегу через плечо оглянулся на дом. На тропинке стояла женщина и глядела на него, а за ней поодаль медленно покачивалась на петлях дверь теплицы. Какую-то секунду женщина стояла неподвижно, затем повернулась, побежала обратно к теплице. Забыв о страхе, Смайли последовал за ней. Дошел до угла дома и увидел, к своему удивлению, что она встала у двери и раскачивает ее тихонько взад-вперед, как забывшийся ребенок. Стоит спиной к Смайли, но вот неожиданно обернулась к нему и дорсетским протяжным говором сказала нараспев, как дети и дурачки: - Я думала, мистер, ты дьявол, а ты без крыльев. Смайли заколебался. Подойти - она испугается опять и убежит. Стоя на снегу, он вгляделся в нее издали. На голове как будто чепец или платок и темная какая-то накидка на плечах. В руке веточка с листьями; помахивая легонько этой веточкой, она заговорила: - А ко мне, мистер, не подступишься, я от тебя падубом оборонюсь. Стой, мистер, где стоишь,- Джейни тебя не подпустит. Она замахала на него энергичней и негромко засмеялась, одной рукой по-прежнему держась за дверь и свесив голову набок. - Отступись от Джейни, мистер, хоть раскакая будь Джейни красивая. - Да, Джейни,- мягко сказал Смайли,- ты красивая, я вижу. И накидка на тебе, Джейни, красивая. Видимо, польщенная, она прихватила свою накидку за края и не спеша прокружилась на месте, как девочка, подражающая светской щеголихе. И Смайли увидел, что по бокам у Джейни болтаются рукава пальто, надетого внакидку. - Пускай их над Джейни смеются,-сказала она с обиженной ноткой в голосе,- зато кто из них видел, как дьявол летает? А Джейни видела, мистер, Джейни видела. И крылья у него серебряные, как у рыбы. Джейни видела. - Откуда у тебя это пальто, Джейни? Ока всплеснула руками и медленно покачала головой. - Он злой. Ух, он злой, мистер. - И тихо засмеялась. - Я видела, как он летел, его мчал ветер,- она снова засмея лась,- а за спиной луна и светит ему дорогу! Дьявол с луной, что брат с сестрой. Следуя внезапной мысли, Смайли оборвал со стены побег плюща и, протягивая Джейни, стал не спеша подходить. - Любишь цветы, Джейни? Вот тебе цветы - красивые цветочки для красивой Джейни. Он подошел уже близко, но тут она бросилась прочь, с удивительной быстротой пробежала по газону - за деревья, на проселок - и скрылась из виду. Смайли не стал догонять. Он был весь в поту, хоть выжми. Вернувшись в отель, он немедля позвонил розыскному инспектору Ригби. Глава 7 ЦЕРКОВЬ КОРОЛЯ АРТУРА Диванная "Герба Солеев" ничего так не напоминает, как тропическую оранжерею Лондонского ботанического сада. Относящаяся к эпохе, когда самым фешенебельным растением был кактус, а непременным спутником его - бамбук, диванная была задумана как архитектурное подобие полянки в джунглях. Стальные стояки, суставчатые в подражание стволу пальмы, поставлены были держать на себе высокую стеклянную крышу, чей державный купол заменял африканское небо. В огромных кадках из бронзы и зелено оглазуренной глины красовалось все, что есть изысканного и плодоспособного в кактусовом царстве. А между кадками на бамбуковых тонконогих диванчиках кейфовали в те далекие времена гости отеля, приятно попивая горячий кофе и вспоминая кочевой неуют африканских охотничьих экспедиций. Усилия Смайли добыть в половине двенадцатого ночи бутылку виски и сифон содовой увенчались успехом не сразу. Репортеры уже улетучились, как воронье насытясь мертвечиной. Из живых в отеле остался только ночной портье, с оттенком осуждения выслушавший просьбу Смайли и порекомендовавший ему лечь спать. Смайли, от природы вовсе не настойчивый, нашарил полкроны в кармане пальто и сунул слегка сердито в руку старика. Монета, хотя и не магическое, но действие возымела, и к тому времени, как Ригой прибыл в отель, Смайли уже сидел в диванной у ярко горящего газового камина, и перед ним стояли стаканы и бутылка виски. Со щепетильной точностью Смайли рассказал инспектору о вечерних происшествиях. - Мне бросилось в глаза пальто. Грубое, мужское вроде бы,- сказал он в заключение. - Я вспомнил про синий пояс и... - Он не кончил фразы. Ригби кивнул, встал, проворно прошел из диванной через подпружиненную дверь к столу портье. Через десять минут он вернулся. - Что ж, поедем заберем ее,- сказал он просто.- Сейчас машину нам пришлют. - Нам? - переспросил Смайли. - Да, если вы не против. А что? Боитесь, что ли? - Да,- ответил Смайли. - Да, боюсь. Деревня Пилль расположена к югу от Северных полей, на холме, круто вырастающем из плоских и сырых пастбищ Карнской долины. Пилль состоит из горсти домишек и постоялого двора, где можно выпить пива в зале у хозяина. Глядя с Северных полей, легко принять эти домишки за обнажение породы на горном пике, поскольку с северной стороны холм имеет коническое очертание. Местные любители старины утверждают, что во всем Дорсете нет селения древнее Пилля, что Пилль на старом англосаксонском языке означает "гавань" и что он служил римлянам портом, когда окрестные низины были залиты морем. Они вам также расскажут, что в Пилле вставал на отдых король Артур после семимесячного морского хождения и там, на месте будущей церкви, вознеся хвалу святому Андрею, покровителю мореходов, возжег по свече за каждый из семи проплаванных месяцев. И что в церкви, построенной в память его пребывания и стоящей по сей день одиноко и заброшенно на скате холма, хранится во свидетельство тому бронзовая монета, которую король Артур дал служителю, прежде чем снова плыть к острову Авалону. Осторожно ведя машину по заснеженным проселкам, инспектор Уильям Ригби - сам заядлый любитель историк - сжато изложил Смайли легендарное прошлое Пилля. - Странноватые места эти глухие деревушки,- сказал Ригби под конец. - Живут там зачастую три-четыре семьи только, и до того все перероднились - кошачья неразбериха. А отсюда вам и деревенские придурковатые. Жители скажут - дьяволова мета. А я скажу - кровосмешение. Жителям они как бельмо на глазу. Их гонят из деревни, рады выжить любым способом - как бы пытаются скрыть свой позор, если вы улавливаете мою мысль. - Улавливаю. - Эта Джейни из юродивых. У нас бродит несколько таких - религиозно помешанных. Жители Пилля теперь все веслианской веры, так что со времен Весли церковь короля Артура пустует, разваливается помалу. Иногда бывают из долины посетители, приходят поглядеть на древность, так сказать, но заботиться некому - вернее, было некому, пока Джейни там не угнездилась. - Угнездилась? - Да. Прибирает там без устали, полевые цветы приносит и тому подобное. Поэтому и прослыла тут ведьмой. Молча проехали мимо дома Роудов и, резко свернув, начали длинный и крутой подъем к Пиллю. Снег был никем еще не укатан, и машина продвигалась без особого труда, изредка лишь пробуксовывая. Понизу холм порос лесом, но вот неожиданно выехали из темной лесной дороги на голое плато, где гулял свирепый ветер, мел снежную мглу по полям, хлестал мелким снегом по машине. На проселке сбоку намело сугробы, и ехать стало все труднее. Кончилось тем, что Ригби остановил машину и сказал: - Отсюда мы пешком, сэр, если не возражаете. - А далеко идти? - Путь-то недалекий, да паскудный. Деревня вон она, прямо перед нами. Через ветровое стекло Смайли различил за летучей завесой поземки два низеньких строения в четверти мили впереди. И увидел на дороге высокую закутанную фигуру, идущую навстречу. - Это Тед Манди,- удовлетворенно сказал Ригой. - Сержант из Оукфорда. Я его вызвал сюда. Ригби высунулся из легковушки, весело окликнул: - Эгей, Тед! Здорово, старина! Открыл заднюю дверцу, и сержант влез в машину. Ригби кратко представил его Смайли. - В церкви светится,- сказал Манди. - Но Джейни ли это, еще не знаю. Спроси только кого-нибудь из местных, и тут же. вся деревня сбежится. Они-то думали, избавились от Джейни. - Что, Тед, она в церкви и ночует? Постель у нее там или как? - спросил Ригби, и Смайли приятно было отметить, что, когда инспектор обращается к Манди, дорсетский акцент его усиливается. - Да говорят, Билл, что ночует. Я в субботу заходил туда, но постели что-то не видел. Но вот какую странную вещь мне сказали - миссис Роуд вроде бы приходила иногда сюда в церковь, к Джейни в гости. - Это я слышал,- коротко ответил Ригби. - Так в каком направлении церковь-то? - На той стороне,- сказал Манди. - За деревней, на выгоне. - Он повернулся к Смайли. - Это в наших деревнях обычное расположение, сэр. Вы сами, верно, знаете. - Манди говорил замедленно, подбирая слова. - Во время чумы жители бросали дома с мертвецами и отселялись на расстояние - недалеко, ведь тут же их земля и церковь. Страшное было бедствие, страшное. - Слова Манди звучали так, словно Черная Смерть не шесть веков назад посетила эти места, а совсем недавно - почти что на памяти живущих. Преодолев напор ветра, они открыли дверцы, вышли из машины и направились к деревне - Манди впереди, а Смайли замыкающим. Снег, мелкий и сухой, колол лицо. Странно было Смайли идти - по белому высокому холму, глухой ночью. Иной, нездешний край - нагой очерк вершины, вой ветра, луна за снежной несущейся мглой, темные, угрюмые избушки, мимо которых они идут так осторожно. Манди круто свернул влево, и Смайли понял, что сержант огибает центр деревни, чтобы не попасться никому на глаза. Так они шли минут двадцать, зачастую по сугробам, и вышли к невысокой изгороди, разделяющей два поля. Справа, в самом конце заснеженного поля, мерцал огонек - так бледно, что Смайли, проверяя, не обман ли зрения, отвел глаза и повторно скользнул взглядом вдоль изгороди, пока снова не уперся в этот дальний огонек. Ригби остановился, сделал знак. - Теперь слушай мою команду,- сказал он. Обернулся к Смайли. - Вас попрошу, сэр, быть слегка на отлете. Мало ли как встретят, а вас вмешивать незачем, верно? - Верно. - А ты, Тед Манди, за мной. Следуя вдоль изгороди, они дошли до перелаза. В проем ясно увидели приземистую постройку, больше похожую на церковный амбар, чем на церковь. Сбоку в освинцованных окошках тускло горел свет - словно свечка теплилась и мигала. - Она там,- сказал Манди вполголоса; он и Ригби шли впереди, а Смайли - несколько поотстав. Идут через поле - Ригби прокладывает путь,- и церковь все ближе и ближе. Новые звуки слышны теперь сквозь вой бури - поскрипывание рассохшихся дверей, шорох осыпающихся кусков кровли, непрестанные вздохи ветра в умирающем здании. Уже почти под самой стеной церкви Ригби и Манди остановились, посовещались шепотом. Затем Манди бесшумно исчез за углом церкви, Ригби подождал с минуту и, подойдя к узкому входу в задней стене, толкнул дверь. Она медленно открылась, тяжко заскрипев на петлях. Ригби скрылся внутри. Смайли остановился снаружи, как вдруг все шумы ночи покрыл вопль, такой резкий, сильный, звенящий, что, казалось, он не из одной точки исходил, а несся отовсюду, летя на крыльях ветра в растерзанное бурей небо. И Смайли мысленно увиделась Юродивая Джейни - жалкая фигура у теплицы,- и в диком ее крике услышалась вновь леденящая нота безумия. Он помедлил еще мгновение. Отзвук замер. Медленно, испуганно пошел он по снегу к распахнутой двери. Две свечи и лампада с голого алтаря тускло озаряли крохотную церковь. На предалтарной ступени сидела Джейни и мутно глядела на вошедших. Ее пустоглазое лицо было пятнисто размалевано зеленым и синим, грязная одежда утыкана и перевита вечнозелеными веточками падуба, а на полу вокруг нее лежали тела зверюшек и птиц. На скамьях тоже разложены были зверюшечьи и птичьи трупики, а на жертвеннике - наломанные ветки падуба и кучки листьев. Между свеч стоял грубо сделанный крест. Обойдя Ригби и быстро пройдя по приходу мимо обвисло сидящей Джейни, Смайли остановился у алтаря. Поколебавшись, он обернулся, тихо подозвал Ригби. На кресте, распяленная на трех его концах, как грубое подобие диадемы, висела нитка зеленых бус. Глава 8 ЦВЕТЫ ДЛЯ СТЕЛЛЫ Смайли проснулся - в ушах отзвук ее вопля. На часах половина восьмого, а решено ведь было спать допоздна. На дворе полутемно; включил лампу у изголовья, огляделся, как сова, вокруг. Вон брюки-брошены на спинку стула, штанины еще мокрые от снега. Вон там туфли; придется купить новые. А вот у постели заметки, которые сделал под утро, прежде чем уснуть,- записал по памяти обрывки из того, что лепетала Джейни дорогой. Никогда не забудет он это их возвращение в Карн. Манди сидел с ней на заднем сиденье. Она говорила по-ребячьи сама с собой, задавала вопросы и затем отвечала себе терпеливым тоном взрослого, для которого ответ яснее ясного. Мозг ее одержим был одним: она видела дьявола. Видела, как его мчал ветер и серебряные крылья распростерты за спиной. Воспоминание об этом то веселило ее, то переполняло сознанием ее особой значительности или красоты, то ужасало, и тогда она стонала, плакала, молила дьявола отступиться, и Манди мягко уговаривал и успокаивал ее. Смайли думал о том, способны ли по-настоящему привыкнуть полицейские к этой нечистоте, к вонючим тряпкам на нищем теле, к скулежу идиотов, цепляющихся, плачущих, кричащих. С ночи убийства она, должно быть, все это время, сутки за сутками, скиталась, находя себе пищу в поле и в мусорных ящиках... Что натворила она той ночью? Что увидела? Убила Стеллу Роуд? Увидела убийцу и вообразила, что это дьявол, летящий по ветру? Но почему вообразилось ей такое? А если не она убила Стеллу Роуд, что могло так напугать ее, что в ужасе три долгие зимние ночи проблуждала она по лесу, как зверь? Или это демон безумия обуял Джейни и придал смертоносную силу ее рукам? Не этот ли крылатый демон все мерещится ей? Ну а бусы, пальто, а следы чьих-то ног - как объяснить следы? Он лежал и думал и ни до чего не мог додуматься. Наконец подошло время вставать - сегодня ведь похороны. Только поднялся с постели, как зазвенел телефон. Звонил Ригби. Голос его звучал напряженно и настоятельно. - Нам бы повидаться,- сказал он.- Может, зайдете ко мне? - До или после похорон? - До, если можно. Сейчас бы. - Буду у вас через десять минут. У Ригби впервые со времени их знакомства был усталый и хмуро-озабоченный вид. - Я по поводу Юродивой Джейни,- сказал он.- Шеф считает, ей должно быть предъявлено обвинение. - В чем? - В убийстве,- лаконично ответил Ригби и пододвинул к Смайли через стол тоненькую папку.- Дуреха дала показание... признание вроде бы. Смайли молча стал читать это причудливое показание. Оно было подписано вершковыми каракулями - "Д" и "Л", инициалами Джейни. Полисмен, бравший показание, поначалу пытался изложить его сжатей и понятней, но к низу первого листа, видимо, махнул рукой. Смайли насилу добрался до описания убийства. "И говорю моей голубке, говорю ей: "Не будь неслухом, не смей знаться с дьяволом", а она не слушается, ну, я рассердилась, а она все свое. Нож острый мне, кто с дьяволом ночами ходит, так я ей и сказала. Ей бы падубом от него, мистер, падубом, вот бы чем. Я ей говорила, мистер, а она никак не слушалась, вот и весь Джейнин сказ, но Джейни отогнала-таки дьявола, и мне спасибо скажут, моя голубка скажет, а бусы я взяла для святых, на украшение храма, а пальто взяла - пальтом от холода спасаюсь". Ригби смотрел, как Смайли не спеша кладет папку на стол. - Ну, как вы это оцените? Смайли помялся. - По тексту судя, белиберда порядочная, - ответил он наконец. - Само собою, - сказал Ригби с ноткой презрения в голо се. - Шлялась, искала, скорей всего, чего бы стащить, и что-то там увидела, а что, господь ее ведает. Возможно, с трупа сняла бусы или подобрала, где их убийца бросил. Чье пальто, мы дознались. Одного тут мистера Джардайна, булочника из Карн-Иста. Миссис Джардайн в среду пожертвовала это пальто Стелле Роуд для беженцев. Джейни, надо думать, стащила его из теплицы - "от холода спасаться". Но она такая же убийца, как вы или я. Следы-то ног в саду, следы перчаток в теплице куда девать прикажете? А потом, где ей было, слабосильной, протащить тело сорок футов по снегу? Тут работа не женщины, а мужчины - любому ясно. - Тогда, собственно, что же?.. - Розыск нами прекращен, и мне поручено подготовить дело по обвинению Джейни Лин, жительницы деревни Пилль, в предумышленном убийстве Стеллы Роуд. Я хотел вам сообщить сам, пока еще во всех газетах не пропечатано. Чтобы вы знали, как оно получилось. - Благодарю. - А покамест, - сказал Ригби, - если чем могу содействовать, то по-прежнему со всей нашей охотой. - Он помешкал, хотел сказать еще что-то, но передумал. Смайли спускался по широкой лестнице донельзя злой от сознания своей бесполезности, а для участника похорон это не совсем подходящее настроение. Церемония похорон проведена была безукоризненно. Ни цветы и венки, ни сами собравшиеся не преступили меру должного. Похоронили миссис Роуд не у Аббатства, а (из уважения, возможно, к простоте ее вкусов) на кладбище приходской церкви Северных полей. Ректору присутствовать помешали, как обычно, дела