, что в комнате стало жарко не случайно. Он попытался поймать взгляд Клинга, но ничего не прочел в его глазах. Чувствуя, что нижнее белье начинает прилипать к телу, Хел стал ерзать на стуле, пытаясь устроиться поудобнее. Мейер Мейер вытер капли пота на верхней губе. Жарко, как в пекле, подумал он, интересно, нашел кто-нибудь мои бумажки? Почему никто не выключит этот проклятый термостат? Мейер посмотрел на аппарат. Коттон Хейвз стоял у стены, и его глаза не отрывались от Вирджинии Додж. Он был похож на часового, охраняющего что-то важное. "Эй, Коттон, - подумал Мейер, - опусти немного руку и поверни этот проклятый термостат". Он чуть не произнес эти слова вслух. Но потом снова стал думать, нашел ли кто-нибудь его записки. Думая об этом, совершенно отвлекся от жары и стал про себя читать древнюю еврейскую молитву. Анджелика Гомес расставила ноги и закрыла глаза. В комнате было очень жарко. Она опустила веки и представила себе, что загорает на плоском камне где-нибудь в горах. В Пуэрто-Рико она часто взбиралась высоко в горы по тропинкам, древним, как само время, почти скрытым пышной тропической растительностью, находила скрытую среди деревьев поляну, сплошь заросшую папоротником. На этой поляне обязательно лежал плоский камень, и тогда Анджелика раздевалась и подставляла тело поцелуям солнца. Она рассеянно подумала: почему на улицах этого города так мало солнца? Охваченная истомой, она не открывала глаза, чувствуя, как жара обволакивает ее. Представляя себе родной остров, она наслаждалась жарой и надеялась, что никто не станет открывать окно. Раздался телефонный звонок. Сидя за своим столом, Вирджиния Додж, у которой на лбу блестели капельки пота, кивнула Клингу. Клинг поднял трубку. - 87-й участок, детектив Клинг. - Привет. Карелла на месте? - Кто говорит? - Этчисон, из лаборатории. Где Карелла? - Вышел. Передать ему что-нибудь? - Да, я думаю. Как, вы говорите, ваше имя? - Берт Клинг. - Мне кажется, я вас не знаю. - Какая разница? - Мне хочется знать, с кем я имею дело. Так вот, относительно дела этого Скотта. - Да? - Сэм Гроссман попросил меня изучить несколько фотографий. Дверную раму. - Да? - Вы знакомы с этой дверной рамой? - Карелла мне кое-что рассказывал о ней. Если у вас есть что-нибудь новое, я передам ему. - К чему такая спешка? Вы что, не любите разговаривать? - Обожаю. Но мы немного заняты сегодня. - Я люблю разговаривать, - сказал Этчисон, - немного разгоняет скуку. Вы бы посидели, как я, целый день в обществе пробирок, фотографий и люминесцентных ламп, нюхали бы с утра до вечера тряпки, пахнущие кровью, гноем и мочой, тогда бы не возражали против небольшого разговора. - Ах, как мне жаль вас. Так что же с этой дверной рамой? - Сейчас я должен быть дома, а вместо этого целый день увеличивал фотографии, пытаясь помочь вам, остолопам. И вот какую благодарность я получаю. - Я пошлю вам свое старое белье, чтобы вы могли сделать анализ на метки. Идет? - Очень смешно. Но только, чтобы это было нестираное белье, к какому мы привыкли. Чтобы оно воняло кровью, гноем и... - Понятно. Картина ясна. - Как, вы сказали, ваше имя? - Берт Клинг. - Вы комик, а, Клинг? - Фирма "Клинг и Коган", никогда не слышали? - Нет. - Птичьи трели, чечетка и комическая скороговорка. Мы ставим сцены из народной жизни - бар мицве и ирландские свадьбы. Неужели не знаете фирму "Клинг и Коган"? - Нет. Я должен принять это как остроумную шутку? - Я веду светскую беседу. Вы этого желали, верно? - Премного обязан. Когда-нибудь вы придете к нам, попросите оказать любезность, и я брошу вам мешок с вашим собственным грязным бельем. - Так что там насчет дверной рамы? - Может быть, не стоит говорить. Попотейте сами. - Пожалуйста, сделайте любезность. - Конечно, а потом Сэм намылит мне шею. Что у них с этим Кареллой? Можно подумать, что он его зять или родственник, так он старается. - Стив его папочка, - ответил Клинг. - Они привязаны друг к другу, как любящие отец и сын. В трубке долго молчали, наконец Этчисон произнес нарочито невыразительным тоном: - Ради блага фирмы будем надеяться, что Коган остроумнее вас. Ну, желаете получить информацию? - Я жду. - Ладно. Я увеличил фотографии и внимательно рассмотрел их. На дверной раме изнутри есть следы, там, где запор висел на одном шурупе, якобы сорванный, когда те парни взламывали ломом дверь. - Так, продолжайте. - Похоже на то, что кто-то сорвал запор изнутри с помощью долота и отвертки. - Что вы хотите этим сказать? - Я хочу сказать, что запор не был сорван ломом снаружи. Есть доказательства, что его сорвали изнутри. На дверной раме полно вмятин. Парень, который сделал это, видно, очень спешил. - Значит, вы утверждаете, что дверь не была заперта изнутри. - Именно это я и говорю. - Почему же они не смогли ее открыть? - Вопрос на все сто долларов, мистер Клинг. Почему три здоровых парня не могли открыть незапертую дверь? Мы думали, что ее, вероятно, держало тело, которое висело на веревке, привязанной к дверной ручке. Но они могли свободно открыть дверь, несмотря на тело, в крайнем случае лопнула бы веревка. Значит, дело было не так. - А как? - Я скажу вам, что делать. - Да? - Спросите Когана. Клинг повесил трубку. То же сделала Вирджиния Додж. - Можно как-нибудь связаться с Кареллой? - спросила она. - Не знаю. Вряд ли, - ответил Бирнс, хотя это было неправдой. - Разве он не должен получить информацию? - Должен. - Почему же вы не позвоните ему и не передадите то, что узнали? - Потому что я не знаю, где он. - Разве он не у этих Скоттов? Там, где совершено убийство? - Не исключено. Но если он допрашивает подозреваемых, то может быть где угодно... - Почему не позвонить Скоттам? - Для чего? - Если он там, я хочу, чтобы вы приказали ему немедленно вернуться в участок. Здесь страшно жарко, и я устала ждать. - Не думаю, что он там, - быстро отреагировал Бирнс, - кроме того, если я вызову его, он заподозрит какой-то подвох. - Почему он это заподозрит? - Потому что убийство должно расследоваться в первую очередь. Вирджиния несколько секунд обдумывала его слова: "Хотела бы я знать, врете вы, или нет". Но больше не просила Бирнса звонить Скоттам. Дейв Марчисон сидел в комнате для посетителей за высоким столом, похожим на алтарь правосудия, за которым восседает судья. К столу было прикреплено объявление, призывающее всех посетителей остановиться и сказать, по какому делу они пришли. Дейв Марчисон смотрел на улицу сквозь открытую дверь участка. Был чудесный вечер, и Марчисон думал о том, чем занимаются обычные граждане в такой вечер. Гуляют парочками по парку? Занимаются любовью при открытых окнах? Или играют в бинго, ма-джонг и другие игры? В любом случае они не сидели за столом, отвечая на телефонные звонки. Марчисон пытался восстановить в памяти разговор. Он поднялся наверх посмотреть, что там за шум, и шеф объяснил: "Револьвер выстрелил случайно". Тогда он сказал что-то вроде: "Ладно, если все хорошо..." И шеф ответил: "Да, все в порядке". А потом было важное, надо вспомнить точно. Он сказал лейтенанту: "Ладно, если все в порядке, пока. Пит". А Бирнс ответил: "Срочно!" Это был очень странный ответ для шефа, потому что у полицейских "Срочно!" означает "Немедленно сообщить". Что же он мог немедленно сообщить шефу, если уже стоял прямо перед ним? У лейтенанта была какая-то странная, застывшая улыбка. Срочно. Немедленно сообщить. Что он имел в виду? Или просто шутил? А если он что-то, хотел сказать, то что именно? Немедленно сообщить. Кому немедленно сообщить? Или немедленно сообщить что-нибудь? Что сообщить? Что выстрелил револьвер? Но шеф сказал, что это произошло случайно, и все там выглядело, как всегда. Может быть, лейтенант хотел, чтобы он сообщил о случайном выстреле? Так, что ли? Нет, это было полной бессмыслицей. Случайный выстрел в дежурной комнате был не на пользу лейтенанту, и, конечно, он не хотел бы, чтобы об этом сообщали. "О господи, я делаю из мухи слона, - подумал Марчисон. - Лейтенант просто веселил свою публику, а я ломаю голову над тем, что означала эта шутка. Мне надо было бы работать наверху, вот что. Хорошим бы я был детективом, если бы пытался всякий раз размышлять над глупыми шутками лейтенанта! Это все бабье лето. Лучше бы я вернулся в Ирландию и целовал ирландских девчонок". Срочно. Немедленно сообщить. Пульт перед Марчисоном вспыхнул зеленым светом. Докладывал один из патрульных. Он нажал кнопку и сказал: - Восемьдесят седьмой участок. Сержант Марчисон. А, привет, лысый. Да. Ладно, приятно слышать. Танцуй дальше. "На западном фронте все спокойно", - подумал Марчисон и выключил сигнал. "Срочно", - опять вспомнил он. Вирджиния Додж внезапно поднялась. - Все туда, - приказала она, - на эту сторону комнаты. Побыстрее, лейтенант, отойдите от вешалки. Анджелика вздрогнула, встала, поправила юбку и отошла к зарешеченному окну. Хейвз оставил свой пост у термостата и присоединился к ней. Бирнс отошел от вешалки. - Револьвер направлен на нитро, - сказала Вирджиния, - так что без всяких фокусов. "Хорошо! - подумал Хейвз. - Она не только страдает от жары, но беспокоится, как бы не взорвался нитроглицерин. Господи, хоть бы сработало. Первая часть, кажется, уже есть. Я надеюсь". Вирджиния отошла к вешалке и быстро сбросила плащ с левого плеча, держа револьвер, направленный на бутыль, в правой руке. Потом она переложила оружие в левую руку, сбросила плащ с правого плеча и, не поворачиваясь, повесила его на крючок. - Здесь жарко, как в пекле, - сказала она. - Может, кто-нибудь поставит термостат на нормальную температуру? - Сейчас, - отозвался Хейвз и, улыбаясь, направился к термостату. Он посмотрел на другой конец комнаты, где бесформенный плащ Вирджинии висел рядом с плащом и шляпой Виллиса. В левом кармане черного одеяния Вирджинии находился пистолет, который она взяла в кабинете Бирнса. Глава 11 "Удивительно, как просто все сошло, - подумал Хейвз. - Если бы все в жизни было так легко, каждый в этом мире имел бы свое личное розовое облако, на котором мог бы витать над землей". Но сам факт, что Вирджиния так быстро сняла пальто, расставшись с револьвером, вселил сомнение в душу Хейвза. Он не был суеверным, но скептически относился к слишком уж благоприятному ходу событий. Может быть, успешное осуществление первой части плана было плохой приметой для второй части? Револьвер теперь был там, где он планировал, - в кармане плаща, висевшего на вешалке у стены. Недалеко от вешалки, у барьера, был выключатель для всего верхнего света. План Хейвза заключался в том, что он пройдет к висевшей на стене у выключателя доске циркуляров, якобы для того, чтобы проверить лиц, на которых был объявлен розыск, и потом - когда представится возможность - выключит свет и достанет из кармана плаща Вирджинии пистолет Бирнса. Он не будет стрелять сразу, ему не нужна дуэль на пистолетах, особенно когда на столе перед Вирджинией стоит бутыль. Он будет держать пистолет у себя и выстрелит только тогда, когда представится возможность сделать это без нежелательных последствий. Хейвз не представлял себе, как подобный план может провалиться. Кроме верхнего света, в комнате не было других ламп. Один щелчок - и темнота. Это займет не более трех секунд - он выхватит пистолет из кармана, спрячет его и снова включит свет. Выстрелит Вирджиния за эти три секунды? Вряд ли. Если она даже выстрелит, то в комнате будет совершенно темно, и она, вероятнее всего, промахнется. "Да, риск немалый, - сказал себе Хейвз. - Ей даже не надо стрелять. Она может просто смахнуть бутыль со стола рукой, - и для всех наступит вечное блаженство". Но Хейвз рассчитывал еще на одну вещь - ему поможет нормальная человеческая реакция на внезапную темноту. В неразберихе Вирджиния может подумать, что свет потух из-за какой-то неполадки. Она не будет стрелять и не сбросит бутыль до тех пор, пока не поймет, в чем дело. Но в это время свет уже будет гореть снова, Хейвз найдет какую-нибудь отговорку и скажет, что выключил свет нечаянно. Это должна быть убедительная отговорка. А может быть, необязательно? Если свет тут же загорится и все будет так, как прежде, она примет любое алиби? Интересно, вспомнит ли она, что у нее в кармане был пистолет? Если вспомнит, тогда придется палить, невзирая на нитро. По крайней мере, они оба будут вооружены. Хейвз снова перебрал в уме все детали. Подойти к доске циркуляров, сделать вид, что занялся бумагами, повернуть выключатель, выхватить пистолет... Погоди-ка. Есть еще один выключатель для тех же лампочек в дальнем конце коридора, сразу же у металлической лестницы. Он включает свет одновременно в коридоре и дежурной комнате, чтобы, поднявшись на второй этаж, не идти в полной темноте по коридору. Хейвз размышлял, не следует ли придумать что-нибудь и со вторым выключателем, чтобы быть полностью уверенным. Очевидно, в этом не было необходимости, так как выключатели работали независимо друг от друга. "Ладно, - сказал он себе, - начнем". И направился к доске циркуляров. - Эй! Хейвз остановился. Анджелика Гомес положила руку ему на локоть. - Есть сигарета? - Конечно, - ответил Хейвз, вынул из кармана пачку и достал сигарету. Анджелика взяла ее, приклеила к нижней губе и ждала. Хейвз зажег спичку и поднес к сигарете. - Мучас грасиас, - сказала Анджелика, - у вас хорошая манера. Это самый важный вещь. - Да. - Хейвз хотел отойти от нее, но она схватила его за рукав. - Знаете что? - Что? - Я ненавижу эта город. Знаете почему? - Нет, почему? - Нет хорошая манера. Эта правда. - Ну, грубость есть всюду. Хейвз опять хотел отойти, но Анджелика спросила: - Зачем вы спешите? На этот раз Вирджиния Додж отвернулась от стола и подозрительно посмотрела на Хейвза. - Я не спешу, - ответил он. - Тогда садитесь, - предложила Анджелика, - давайте поговорить. В этот город никто не имеет время поговорить. На мой остров не так. На остров каждый имеет время на всякий вещь. Хейвз знал, что ему делать. Вирджиния Додж не отрывала от него взгляда. Стараясь показать, что не спешит, он пододвинул стул и сел. Небрежно, может быть, слишком небрежно, вынул из пачки еще одну сигарету и закурил. Он делал вид, что совершенно не замечает Вирджинию, что его интересует только приятное общество Анджелики Гомес. Выпуская дым из сигареты, он думал: "Интересно, когда она вспомнит, что оставила пистолет в кармане плаща?" - Откуда у вас седой волос? - спросила Анджелика. Хейвз бессознательно пригладил прядь над левым виском. - Меня однажды ударили ножом, а потом выросли седые волосы. - Где вас ударили ножом? - Это длинная история. - Я имею время. "Но я не имею", - подумал Хейвз и увидел, что Вирджиния все еще смотрит на него. "Может быть, она что-то подозревает?" - Хейвз почувствовал в желудке тяжесть, словно проглотил тягучий отвар. Ему хотелось шумно вздохнуть, закричать, ударить кулаком по стене. Вместо этого он заставил себя продолжить разговор, хотя ни на минуту не забывал о пистолете. - Я расследовал дело о грабеже, - начал Хейвз. - Когда я пришел в квартиру, у женщины, которую ограбили, была истерика, а когда я уходил, она была страшно напугана. Я хотел выйти на улицу и послать к ней патрульного, но не дошел до улицы. Тот парень бросился на меня с ножом. - Это был грабитель? - Нет, и это самое смешное. Это был начальник охраны того дома. Он услышал ее крики и побежал вверх по лестнице, так как думал, что к ней вернулся грабитель. В холле было темно, и когда он увидел меня, то сразу напал. Я страшно разозлился и как следует избил его. Но он к тому времени успел проделать дырку у меня в голове. - А потом? - Потом мне побрили голову, чтобы добраться до раны. И когда волосы выросли, они были уже седые. Вот и все. - Тот парень угодил в тюрьму? - Нет. Он был действительно уверен, что я грабитель. Анджелика замолчала. - А я пойду в тюрьму? - Да. Наверное. Опять наступило молчание. Хейвз хотел отойти от Анджелики, но Вирджиния все еще смотрела на него. Он увидел в глазах Анджелики грусть, пробивающуюся сквозь жесткое выражение, из-за которого она казалась старше своих лет. - Что привело тебя на материк? - спросил Хейвз, чтобы как-то поддержать разговор. Анджелика, не задумываясь, ответила: - Самолет "Пан-Америкэн". - Нет, нет, я имел в виду... - А, вы хотели узнать... Анджелика расхохоталась, и внезапно ее лицо потеряло жесткость. Она откинула голову, и на минуту ее крашеные светлые волосы показались такими же естественными, как и смех. Легкие морщинки на лбу и у рта разгладились, и осталась лишь естественная и яркая красота - привилегия, дарованная ей при рождении, которую не смог отнять даже этот город. Но скоро смех умолк. Веселье сползло с лица, как прозрачное покрывало, рассыпавшееся в прах. И жесткость опять покрыла толстым слоем лака ее красоту. - Я пришла сюда, потому что я всегда голодная, - сказала она. - В Пуэрто-Рико очень бедные. Я получала письмо от двоюродная сестра. Приезжай город, приезжай город. Я приехала. Очень легко. Самолетный кампания дают взаймы. Есть люди дают взаймы динеро. Потом им отдаю с процентами. Я приехала. Я. приехала здесь в январе. Очень холодный здесь, нельзя даже подумать. Я знала, здесь есть зима, но не подумала, что такой холодный. - А где ты остановилась, Анджелика? - Я остановилась сначала на месте, его называют "теплый кровать". Знаете, что это такое? - Нет. А что? - Вы думаете, что-то грязный, но это не так. "Теплый кровать" - это место, где люди могут спать по очереди, как смена, компренде? Как будто одна комната снимают три человека. Ты приходишь спать, потом уходишь. Потом следующий приходит спать, потом уходит. Одна квартира снимают три человека. Очень хитрые, много динеро. Выгодно. Хозяину, не нам. Анджелика невесело улыбнулась. - Я была там, пока весь деньги ушел, а потом пошла жить, где двоюродная сестра. Потом я поняла, что стала - как вы говорите - обаза. Обаза. Когда что-то мешает жить. - Обуза, - поправил Хейвз. - Si. Обаза. И тогда я нашла мужчину и пошла жить с ним. - Кто он был? - А, просто мужчина. Не совсем плохой, не имел дела полиция. Но я не живу с ним, потому что он бил меня один раз, а это я не люблю. Так я ушла. Иногда стала спать с другие мужчины, но только когда совсем нет деньги. Она замолчала. - Я скажу вам что-то. - Что? - В Пуэрто-Рико я была красивая девушка. Здесь я тоже красивая, но дешевка. Понимаете? Я иду на улица, и мужчины думают: "Я буду спать с эта девушка". В Пуэрто-Рико есть уважение. Совсем не так, как здесь. - Как это? - В Пуэрто-Рико девушка идет на улица, мужчины смотрят и радуются, приятно видеть. Девушка может немного вилять задом, мужчины любят, им нравится. И немного смеются, я хочу сказать, от всего сердца, без злоба. Здесь... нет. Здесь всегда думают: "Дешевый шлюха. Пута". Я ненавижу эта город. - Ну, ты... - Я не виновата, что не так хорошо знаю английский. Я учила испанский. Я знаю настоящий испанский, очень литературный испанский, очень хороший школа. Но испанский здесь не годится. Если говорите здесь по-испански, тогда вы иностранец. Но это и моя страна тоже, нет? Я тоже американка, нет? Пуэрто-Рико тоже есть Америка. До испанский здесь нехорошо. Кто говорит по- испански, это означает пута. Я ненавижу эта город. - Анджелика... - Знаете что? Я хочу вернуться остров. Я хочу вернуться и никогда не уехать больше. Я говорю вам. Там я бедный, но там я Анджелика Гомес. Я знаю, кто я такой. И в целый мир нет больше, нет другой Анджелика Гомес. Только я. А здесь я никто, только грязный пуэрториканкский дрянь. - Не для всех, - сказал Хейвз. Анджелика покачала головой. - У меня будет большая неприятности сейчас, нет? - Да, очень большие неприятности. - Si. И что со мной будет сейчас? Я пойду в тюрьму, а? Может быть хуже, если этот Касым умрет, а? А почему я порезала его? Хотите знать, почему я порезала? Потому что он забывает одна вещь. Он забывает то, что все забывают в этот город. Он забывает, что я - это я, Анджелика Гомес, и все, что я имею, - это мой собственность, и никто не может трогать, пока я не скажу трогать. Это я. Это мой собственность. Почему не могут оставить человек в покое? Казалось, она вот-вот расплачется. Хейвз потянулся к ней и хотел взять ее за руку, но она затрясла головой изо всех сил. Хейвз убрал руку. - Простите, - сказала Анджелика, - я не буду плакать. В эта город быстро учишься, что от плакать нет польза, совсем нет польза. - Она кивнула. - Простите. Оставьте меня. Пор фавор. Пожалуста. Оставьте. Пожалуста. Хейвз встал. Вирджиния Додж опять занялась бутылью. Он небрежно прошел к доске циркуляров и встал у стены недалеко от выключателя. Так же небрежно достал из заднего кармана блокнот и стал делать записи. Мальчики начали развлекаться раньше, чем обычно. Сейчас было только 6.25, но они вышли на улицу в половине четвертого, после скучной лекции по антропологии. В пятницу вечером, когда кончилась трудная неделя, в течение которой они томились на уроках, делая никому не нужные записи, мальчики были просто обязаны выпить, как настоящие мужчины. Они начали с пива в клубе колледжа, расположенного через улицу от главного здания. Но какой-то глупый новичок, которому было поручено неделю назад закупить провизию, забыл пополнить запасы спиртного, исчезавшие быстрее всего. Так получилось, что в холодильнике остались всего две дюжины банок пива, и пришлось искать утешения в другом месте. Мальчики были вынуждены покинуть свою привычную уютную нору и отправиться на поиски освежающей жидкости в город. Они вышли из клуба, одетые в форму, обличающую их принадлежность к ученому сословию. На них были брюки с ремнями, затянутыми сзади, складки на брюках были тщательно смяты, а отвороты отрезаны. Поверх брюк были белые рубашки на пуговицах, а вокруг ворота рубашек повязаны яркие шелковые галстуки с большим узлом, заколотые золотыми булавками. К тому времени, когда гуляки подошли, к третьему бару, они едва держались на ногах. - Когда-нибудь, - сказал Сэмми Хорн, - я приду на этот проклятый урок антропологии и сорву блузку с мисс Амалио. Потом я прочту лекцию о брачном ритуале "хомо сапиенс". - Неужели кто-нибудь решится сорвать блузку с мисс Амалио? - спросил Баки Рейнолдс. - Я, вот кто, - возразил Сэмми. - И я прочту лекцию о брачном... - У него только секс на уме, - сказал Джим Мак Кейд. - Только и звонит об этом. - Правильно! - выразительно подтвердил Сэмми. - На сто процентов! - Мисс Амалио, - сказал Баки, пытаясь ясно выговаривать слова, что давалось ему с большим трудом, - всегда поражала мое воображение, и я воспринимал ее только как сушеную заразу. По правде говоря, Сэмюэл, я крайне удивлен, что ты питаешь относительно нее черные замыслы. Я искренне и глубоко удивлен твоим порочным образом мыслей. - Иди ко всем чертям, - ответил Сэмми. - Один только секс на уме, - повторил Джим. - Я скажу вам кое-что, - заметил Сэмми, глядя серьезно блестящими голубыми глазами сквозь очки с простыми стеклами в солидной черной оправе. - В тихом омуте черти водятся. Тихая вода, знаете ли, - это серьезно, это божеская правда, клянусь, чем хотите. - Мисс Амалио, - ответил Баки, пытаясь четко произнести это имя, хотя у него заплетался язык, - это не тихая вода, это стоячая вода. И я был зара... я хочу сказать - поражен, когда узнал, что ты, Сэмюэл Хорн, можешь даже в мыслях... - Могу, - подтвердил Сэмми. - Это непристойно. - Баки наклонил коротко остриженную белокурую голову, мрачно кивнул и испустил тяжкие вздохи. - Неприлично. - Он снова вздохнул. - Но, по правде говоря, я бы сам не прочь урвать кусочек этого добра, знаешь? В ней есть что-то иностранное, сексуальное, хотя ей, наверное, четыре тысячи лет. - Ей не больше тридцати, - возразил Сэмми, - спорю на членство в клубе Фи Бета Каппа. - Ты еще не член Фи Бета Каппа. - Верно, но когда-нибудь буду. Всякий нормальный американский парень знает, что членство в Фи Бета Каппа - это ключ к вратам рая. Поэтому я смогу спорить на членство в этом клубе и даже готов выдать секрет тайного рукопожатия членов этого клуба, если мисс Амалио хоть на день старше тридцати. - Она итальянка, - сказал Джим, витавший в невесомости. Когда Джим был пьян, его лицо расползалось. Казалось, оно отделялось от тела и висело в пространстве без всякой поддержки. Глаза вылезали из орбит. Губы двигались без напряжения мускулов, сами собой. - Она действительно итальянка, - сказал Баки, - ее зовут Серафина. - Откуда ты знаешь? - Это напечатано на программе ее занятий. Серафина Амалио. Красиво. - Но как скучно, о господи! - сказал Джим. - У нее очень упругая грудь, - заметил Сэмми. - Очень. Упругая, - согласился Баки. - У испанских девочек упругие груди, - сказал Джим, возникший в поле зрения с левой стороны. - Тоже. - За Серафину Амалио, - провозгласил Баки, поднимая стакан. - И за испанских девочек, - добавил Джим. - Тоже. - И за упругую грудь. - И за стройные ножки. - И за чистые зубы. - За пепсодент - лучшую в мире зубную пасту! Все выпили. - Я знаю, где найти испанских девочек, - сказал Сэмми Хорн. - Где? - На другом конце города. - На каком конце? - На улице, которая называется Мэзон Авеню. Знаешь такую? - Нет. - Это на другом конце. Там можно найти испанских девочек с упругой грудью, стройными ножками и чистыми зубами. - Сэмми кивнул. - Джентльмены, время решать. Который час, Баки, старая перечница? - Шесть двадцать пять, - ответил Баки, глядя на часы. - И три четверти минуты. Когда услышите звон, будет шесть двадцать шесть. - Он помолчал. - Бом! - Поздновато, парни, - сказал Сэмми, - позже, чем мы думали, парни. О господи, парни, когда-нибудь нас мобилизуют. Что тогда? Мы отправимся ко всем чертям, парни, проливать собственную кровь на чужой земле. - О господи! - Баки был полон жалости к себе. - Ну так что?.. Будем мы ждать, пока мисс Амалио снимет свою блузку, в чем я сильно сомневаюсь? Вряд ли она это сделает, несмотря на упругость своей замечательной груди. Или мы отправимся на тот конец города к дивной улице под названием Мэзон Авеню исследовать неведомые земли, не подвергаясь опасности военных действий? Как вы думаете, парни? Мальчики молчали, погруженные в раздумье. - Ну, решайте, - сказал Сэмми. - Это может оказаться лучшим временем в нашей жизни. - Ну что ж, пойдем переспим с испанскими девочками, - сказал Баки. Стоя у доски циркуляров, поближе к выключателю, Хейвз чертил бессмысленные значки в блокноте, ожидая момента для атаки. Его рука скользнула вниз, к пластиковому выключателю. Наступила темнота, внезапная темнота, заполнившая комнату. - Что за черт?.. - начала Вирджиния, потом замолчала, и в комнате снова наступила тишина. "Плащ", - подумал Хейвз. Быстро! Его пальцы скользнули по грубому материалу плаща, вниз, к карману, нащупали тяжесть пистолета, он сунул руку в разрез, чтобы схватить револьвер... И вдруг с невообразимой, ослепительной яркостью зажегся свет. Глава 12 Хейвз чувствовал себя, как ребенок, которого застали в тот момент, когда он запустил руку в коробку с печеньем. Он не сразу сообразил, что вызвало столь ослепительную иллюминацию, но потом понял, что кто-то зажег свет и что его рука находится в кармане плаща Вирджинии, не доставая нескольких дюймов до пистолета. Удивительно, время словно перестало существовать с тех пор, как стало светло. Он знал, что время течет с небывалой скоростью, и понимал - от того, что он сделает за несколько ближайших секунд, будет зависеть жизнь или смерть всех, кто находится в этой комнате, и все же не мог преодолеть ощущения, что время остановилось. Прошло, казалось, целых три года, прежде чем он принял решение быстро повернуться к Вирджинии с оружием в руке. Он сжал пальцы вокруг рукоятки пистолета в темных недрах кармана, и это заняло еще двенадцать лет. Хейвз почти выхватил пистолет, когда увидел Артура Брауна, который быстро шел по коридору, удивленно подняв брови. Примерно через сто лет он решил крикнуть: - Уходи, Артур! Беги! Но было уже поздно, потому что Артур открыл дверцу барьера и вошел в дежурную комнату. Доставать пистолет тоже было поздно - время вступило в свои права, оно словно вытекло в канализационную трубу. Был только угрожающе холодный голос Вирджинии Додж, который прорезал тишину, установившуюся в комнате. - Не доставай пушку, рыжий! Я целюсь прямо в бутыль! Хейвз замер. Внезапно он подумал: "А что там, в бутыли? Действительно нитроглицерин?" Потом эта мысль исчезла так же внезапно, как и появилась. Он не мог рисковать. Разжав пальцы, Хейвз повернулся к Вирджинии. Артур Браун стоял у самой дверцы, раскрыв рот. - Что?.. - Заткнись! - прервала его Вирджиния. - Входи сюда! - Что?.. Лицо Брауна выражало безграничное удивление. Просидев весь день в кладовой магазина готового платья, он вернулся в участок и поднялся по металлической лестнице, ведущей на второй этаж, что делал уже тысячу раз с тех пор, как стал работать в 87-м участке. Увидев, что в коридоре нет света, он бессознательно потянулся к выключателю у лестницы и включил свет. Первое, что он увидел, был Коттон Хейвз, засунувший руку в карман женского плаща, висевшего на крючке. А потом... женщину с револьвером. - Ну-ка, подойди сюда, рыжий! - приказала Вирджиния. Хейвз молча подошел к ней. - Ты очень умный, верно, сволочь? - Я... Рука, державшая револьвер, быстро поднялась и с неожиданной силой нанесла удар. Хейвз уголком глаза уловил блеск стального дула, почувствовал резкую боль, когда металл врезался ему в щеку, и прикрыл лицо руками, ожидая нового удара. Но его не было. Он отнял руки от щеки и посмотрел на пальцы. Они были в крови. - Больше никаких фокусов, рыжий, понятно? - ледяным тоном сказала Вирджиния. - Понятно. - А теперь убирайся. Туда, на ту сторону. А ты, - повернулась она к Брауну, - входи. Быстро! Браун прошел дальше. Он уже понял ситуацию и больше не удивлялся. Вирджиния, держа в левой руке бутыль с нитроглицерином, а в правой - револьвер, направилась к вешалке. Она шла быстро, спотыкаясь, плечи нервно дергались, движения бедер и ног были резкими и лишенными всякой женственности, словно кто- то толкал ее сзади. Глядя, как Вирджиния пересекает комнату, Хейвз все больше убеждался в том, что жидкость в ее левой руке вовсе не нитроглицерин, как она утверждала. Правда, нитроглицерин - капризная штука. Иногда он взрывается. Другой раз... Он размышлял: "Нитро? Или вода?" Вирджиния быстро достала пистолет Бирнса из кармана своего плаща, вернулась к столу, поставила на него бутыль, открыла ящик стола и бросила пистолет в ящик. - Так, а теперь ты, - обратилась она к Брауну, - давай сюда пушку. Браун не пошевелился. - В этой бутылке на столе нитроглицерин, - спокойно сказала Вирджиния. - Давай сюда револьвер. Браун посмотрел на Бирнса. - Отдай, Арти, - посоветовал Бирнс. - Здесь она командует. - Во что она играет? - поинтересовался Браун. - Во что я играю, это не твое дело, - резко сказала Вирджиния. - Закрой рот и давай свою пушку. - Да, суровая дама. - Браун подошел к столу, внимательно глядя на Вирджинию. Он не отрывал от нее глаз, когда на ощупь отстегивал кобуру, пытаясь понять, какие чувства она к нему испытывает. Браун обычно умел распознавать ненависть за тысячу шагов и мгновенно ощущал, в каком случае цвет его кожи определит характер отношений между ним и тем человеком, на которого смотрит и с которым говорит. Артур Браун был негром. Он был также очень нетерпеливым человеком. Ему пришлось довольно рано убедиться в том, что случайное совпадение цвета его кожи с фамилией Браун-Коричневый лишь увеличивает его бремя, "бремя черного человека". Он всегда с нетерпением ожидал неизбежной оговорки, неосторожного выражения, и сейчас его нетерпение достигло предела. Но на лице Вирджинии Додж нельзя было прочесть никаких чувств. Она положила револьвер Брауна в ящик стола. - Ну, а теперь пройди туда, на ту сторону комнаты. - Можно сначала доложить лейтенанту? - спросил Браун. - Лейтенант, - позвала Вирджиния, - идите сюда! Бирнс подошел к столу. - Он хочет что-то доложить. Докладывайте здесь, мистер, чтобы я могла вас слышать. - Ну, как там? - спросил Бирнс. - Полный ноль. Из этого ничего не выйдет, Пит. - Почему не выйдет? - Я вышел оттуда, потом заглянул в лавку купить пачку сигарет. - Ну? - Мы поговорили с хозяином. В их районе было много краж. Больше всего в магазинах готового платья. - Ну? - Но он сказал мне, что кражи скоро прекратятся. Знаете, почему? - Почему? - Потому что в том магазине через улицу сидит в кладовой легавый и ждет, пока туда сунется грабитель. Вот что мне сказал тот парень в лавке. - Понятно. - Если он знает, то это известно каждому молочному торговцу на этой улице. А если знают лавочники, то в курсе и все покупатели. Можешь не сомневаться, вор тоже все знает. Из этого ничего не выйдет. Пит. Нам нужно придумать что-нибудь другое. - Вы кончили? - Кончили. - Хорошо. Теперь перейдите на другой конец комнаты. Бирнс отошел от стола. Браун стоял в нерешительности. - Ты слышишь меня? - Слышу. - Тогда иди! - Для чего вам револьвер и нитро, мадам? - спросил Браун. - Мне хочется узнать, что вам здесь нужно? Для чего все это? - Я пришла сюда, чтобы убить Стива Кареллу. - Бутылкой с супчиком? - Нет, выстрелом из револьвера. Нитро - это моя страховка. Браун кивнул. - Нитроглицерин настоящий? - Настоящий. - Как это проверить? - Никак. Или хочешь попытаться привязать колокольчик на хвост коту, чтобы мыши слышали, как он идет? Из них не нашлось ни одного храбреца, готового пожертвовать собой. - Вирджиния улыбнулась. Браун улыбнулся в ответ. - Нет, спасибо, мадам. Я просто спросил. Убьете Стива? Почему, что он вам сделал? Оштрафовал за стоянку в неположенном месте? - Это не смешно, - ответила Вирджиния. Она уже не улыбалась. - Я и не думал, что смешно. А кто эта красотка? Ваша партнерша? - У меня нет партнеров, - ответила Вирджиния, и Брауну показалось, что на минуту она закрыла глаза. - Это задержанная. - А разве мы все не задержанные? - Браун снова улыбнулся, но Вирджиния сжала губы. Хел Виллис подошел к столу: - Послушайте, - сказал он, - Мисколо очень плохо. Может, вы разрешите нам позвать врача? - Нет, - ответила Вирджиния. - Ради бога, он может умереть. Послушайте, вам нужен Карелла, верно? Какой смысл в том, чтобы невинный человек... - Никаких врачей, - отрезала Вирджиния. - Почему? - спросил Бирнс, подходя к столу. - Вы можете задержать его здесь после того, как он сделает перевязку, как задержали всех нас. Какая вам разница? - Никаких врачей, - повторила она. Хейвз медленно двинулся к столу. Сами того не сознавая, четверо полицейских стали так, как обычно стояли, допрашивая подозреваемых. Хейвз, Бирнс и Браун - перед столом, Виллис - справа от него. Вирджиния продолжала сидеть, подвинув поближе к себе бутылку с нитроглицерином и держа револьвер 38-го калибра. - Предположим, я возьму трубку и вызову врача, - начал Хейвз. - Я убью тебя. - Не боитесь, что эта штука взорвется? - спросил Виллис. - Нет. - А вы немного нервничали, когда сюда вошел Марчисон, верно? - Заткнись, рыжий! Ты уже достаточно себя показал. - Достаточно, чтобы застрелить меня? - поинтересовался Хейвз. - Да. - И вызвать взрыв? - добавил Браун. - И еще один визит с первого этажа? - Вы не можете допустить этого, Вирджиния, верно? - Могу! Если кто-нибудь войдет, все полетит к чертям! - А как же Карелла? Если вы взорвете всех нас, то Карелла останется жив. Вам же нужен Карелла, верно? - Да, но... - Тогда как же вы можете взорвать ваш нитроглицерин? - Как вы можете допустить еще один выстрел? - Вы не можете застрелить никого из нас, верно? Это слишком рискованно. - Отойдите, - сказала. Вирджиния, - все. - Чего вы боитесь, Вирджиния? - Револьвер у вас, а не у нас. - Вы можете выстрелить? - Или вы уже боитесь стрелять? Хейвз обошел стол с левой стороны, оказавшись поближе к Вирджинии. - Назад! - крикнула она. Виллис стал обходить стол справа, и Вирджиния резко повернулась, целясь в него. В это время Хейвз встал между ней и стоявшей на столе бутылью. Вирджиния на секунду убрала левую руку со стола, немного отставила стул и стала подниматься. В тот же момент Виллис, видя, что она уже не держит бутыль, и зная, что встающий со стула человек находится в неустойчивом положении, изо всей силы ударил Вирджинию ногой в лодыжку. Одновременно Хейвз толкнул ее, так что она окончательно потеряла равновесие и, наклонившись вправо, грохнулась на пол. Пальцы правой руки разжались, револьвер скользнул по полу, сделал несколько поворотов и внезапно остановился. Виллис нагнулся, чтобы взять револьвер. Он вытянул руку, и Хейвз задержал дыхание, потому что они наконец-то избавились от этой ненормальной суки. Но Виллис завопил от боли. Трехфутовый кинжал из кожи и металла пригвоздил его руку к полу. Глава 13 Черная юбка туго натянулась, когда Анджелика резким движением вытянула ногу. Юбка подчеркивала полноту бедра, свободно свисала у колена и там внезапно кончалась, скрывая стройную икру и тонкую лодыжку, вокруг которой обвивался черный ремешок. Под ремешком была кожаная красивая лодочка на высоком каблуке, остром, как стилет. И этот каблук впился в руку Виллиса. Анджелика убрала ногу и быстро опустилась на колени, чтобы поднять револьвер. Она подобрала юбку на коленях, схватила револьвер и, сверкая глазами, прицелилась в лейтенанта Бирнса, протянувшего руку к бутыли. - Не трогай! - крикнула она. Бирнс замер. - Все отойдите от стола. Все! Назад! Назад! Они стали отходить, отступая перед новой угрозой, еще более опасной, чем первая. Анджелика Гомес перерезала горло человеку, и, насколько им было известно, он к этому времени был уже мертв. Ее должен был покарать закон, ей могла отомстить уличная банда, и в глазах ее была отрешенность отчаяния. Анджелика Гомес хотела сыграть свою роль, и горе тому, кто окажется у нее на пути. Она поднялась с пола, крепко держа револьвер. - Я буду отсюда уходить. Пусть никто не пробует меня помешать. Вирджиния Додж была уже на ногах. Она повернулась к Анджелике и, улыбаясь, сказала ей: - Молодец! Отдай мне револьвер. Анджелика не сразу поняла ее. Она с любопытством посмотрела на Вирджинию: - Ты сумасшедшая? Я ухожу. Сейчас. - Знаю. Отдай мне револьвер. Я прикрою тебя. Пока ты не уйдешь. - Почему я должна отдавать тебе револьвер? - О боже, ты что, на их стороне? Этих сволочей, которые хотят отправить тебя за решетку? - Зачем я должна делать тебе любезность? Я раньше просила тебя отпускать меня, но ты сказала "нет". Теперь ты хочешь револьвер. Ты сумасшедшая. - Хорошо, я объясню тебе. Если ты возьмешь этот револьвер с собой, они нападут на меня, как только ты выйдешь из этой комнаты. А это значит, что через четыре секунды они сядут на телефон и натравят на тебя всю проклятую полицию. Если ты отдашь мне пушку, я задержу их. Они будут сидеть здесь. Никаких телефонных звонков. Никаких полицейских машин. Никто не будет искать тебя, ты свободна. Анджелика задумалась. - Отдай револьвер, - повторила Вирджиния и подошла поближе к Анджелике. Та, выгнув спину, широко расставив ноги, застыла в позе тигрицы, приготовившейся к прыжку, рука, сжимающая револьвер, слегка дрожала. Вирджиния подошла ближе. - Отдай его мне, - повторила она. - Ты будешь задержать их? - спросила Анджелика. - Они будут оставаться здесь? - Да. - Подойди тогда близко. Вирджиния подошла к ней. - Дай руку, - сказала Анджелика. Вирджиния вытянула руку, и Анджелика положила ей в ладонь револьвер. - Я иду сейчас. Ты держи их здесь. Я буду свободная. Свободная, - повторила она. Она отвернулась от Вирджинии, но успела сделать только один шаг. Вирджиния подняла руку и изо всей силы обрушила револьвер на голову Анджелики Гомес. Та упала на пол, а Вирджиния, перешагнув через нее, быстро пошла к столу. - Кто-нибудь еще думает, что я шучу? Когда Карелла поднимался по лестнице на второй этаж, Роджер, лакей, служивший Джефферсону Скотту более двадцати лет, подметал коридор. Этот высокий худощавый человек, почти лысый, с венчиком седых прядей вокруг головы, выметал деревянные прямоугольники, квадраты, треугольники и щепки, образовавшиеся в результате разрушительной работы лома. Щетка методически двигалась в тонких, ловких пальцах, сметая в совок весь этот мусор. - Убираете? - любезным тоном спросил Карелла. - Да, - ответил Роджер. - Да, сэр. Мистер Скотт любил, чтобы всюду было чисто. - Вы хорошо знали старика? - Я долго работал у него, очень долго. - Вы к н