удного кармана курточки две "ручки" - черную и красную. Они были вроде тяжелых фломастеров с кнопками на конце. - Я получил их сегодня в городе. Бруно взглянул на ручки, потом на Харпера. - С какой стати я должен захотеть ими воспользоваться? - Это разработка нашего научно-технического отдела. Они просто помешались на таких штучках. Не думаете ли вы, что я собираюсь тащить вас через две границы с парой "кольтов" под пиджаком? Это пистолеты. Красный стреляет специальными ампулами, но не слишком опасен для здоровья тех, у кого хорошее сердце, другой - газовый. - Такие маленькие? - удивился Бруно. - При современной технологии они еще достаточно большие. Эффективная дальность действия импульсного пистолета - 40 футов, газового - не более четырех. Пользоваться ими очень просто. Нажимаете кнопку на кончике и пистолет на взводе, надавливаете на карманный зажим и он стреляет. Вложите их в нагрудный карман, пусть люди привыкнут к их виду. А теперь внимательно выслушайте планы относительно Крау. - Но я полагал, что вы уже приняли мой план? - Принял и принимаю. Это просто уточнения оригинальной части этого плана. Вас наверное удивляет, почему ЦРУ избрало для поездки с вами медицинского работника. Когда я закончу, вы это поймете. Примерно в пятистах милях к северу трое мужчин сидели в очень освещенной и эстетичной комнате без окон, вся меблировка которой состояла в основном из ряда металлических ящиков, металлического стола и нескольких стульев с металлическим каркасом. Все трое были в военной форме. Один из них носил знаки различия полковника, другой - капитана, третий - сержанта. Первым был Серж Сергиус, худой мужчина с ястребиным лицом, с кажущимися без век глазами и с разрезом в том месте где должен был находиться рот: весь его облик соответствовал его должности - он был крупной фигурой в секретной полиции. Второй - капитан Модес, его помощник, был хорошо сложенным атлетичным мужчиной лет 30 с улыбающимся лицом и холодными голубыми глазами. У третьего - сержанта Анжело - было только одно достоинство, но и его вполне хватало. При своих шести футах трех дюймах роста Анжело был еще очень и очень широк, мускулист и массивен, весом не менее 250 фунтов. Он выполнял одну-единственную функцию - был личным телохранителем Сергиуса. Никто не мог подступиться к его шефу без его тщательного присмотра. На столе стоял включенный магнитофон. Записанный голос произнес: "... вот и все, что мы имеем на текущий момент". Модес подался вперед и выключил магнитофон. - И этого предостаточно. Вся информация, что нам необходима. Четыре различных голоса. Я уверен, дорогой Модес, что если вы один встретите обладателей этих голосов, то сразу их распознаете, не так ли? - осведомился полковник. - Без сомнения, господин полковник. - А ты, Анжело? - Разумеется, господин полковник. - Теперь, капитан, займитесь, пожалуйста, подготовкой наших обычных номеров в столичном отеле - три дня дня нас и еще три дня для фотографа. Вы его уже подобрали, Модес? - Я думаю о молодом Николасе, господин полковник. У него великолепные данные и способности. - Выбирать вам, - беззубый рот полковника раздвинулся на четверть дюйма. Это означало, что он улыбается. - Я не был в уютном цирке вот уже тридцать Ведь он очаровал весь мир. О нем так много говорят... Между прочим, Анжело, там есть один участник, которого, я уверен, ты хотел бы, если не встретить, то увидеть. - Мне нет дела ни до каких американских циркачей, господин полковник. - Ладно, ладно, Анжело, нельзя же быть таким шовинистом. - Шовинистом, господин полковник? Сергиус начало было объяснять, но понял тщетность своих попыток. Острый ум не входил в число достоинств Анжело. - В цирке нет национальностей, Анжело, только артисты. Для зрителей не имеет значения откуда родом парень на трапеции - из России или Судана. Человека, о котором я говорю, зовут Кан Дах, и утверждают, что он даже крупнее тебя. Он разрекламирован, как сильнейший в мире. Анжело ничего не ответил, а лишь расправил свою огромную грудь и самодовольно ухмыльнулся со злым недоверием. Прошли три дня небывалого успеха в Вене. Оттуда поезд двинулся на север и после единственной остановки прибыл в город, куда для встречи с ним приехали Сергиус и его подчиненные. На вечернее представление эта четверка получила лучшие места: шестой ряд напротив центральной арены. Все четверо были в гражданской одежде, но в них безошибочно можно было признать военных, переодетых в штатское, в этом нельзя было ошибиться. Один из них сразу же достал дорогую кинокамеру с большим объективом. Вид этой кинокамеры немедленно вызвал появление полицейского офицера. Фотографирование было запрещено. В цирковом поезде все кинокамеры были при въезде в стану изъяты, и их обещали возвратить только после выезда из страны. - Вашу камеру и документы, пожалуйста, - попросил полицейский. - Офицер... Полицейский повернулся к Сергиусу и уставился на него холодным взглядом. Он смотрел на полковника несколько секунд, затем сглотнул образовавшийся в горле комок, шагнул к нему и мягко проговорил: - Извините, господин полковник, меня не предупредили. - Ваше руководство было информировано. Найдите виновного и накажите... - Извините за... - Не мешайте мне смотреть! А на арене, конечно, было на что посмотреть. Без сомнения, тот факт, что на них смотрели знатоки, большие энтузиасты цирка, и возраставшая день ото дня слава вокруг их выступлений, заставляли артистов совершенствовать свое мастерство, доводить его до небывалых величин. Даже Сергиус, чье обычное состояние напоминало замороженный компьютер, полностью отдался очарованию цирка. Только Николас, молодой и весьма способный фотограф, деловито выполнял свою задачу: непрерывно снимал всех основных участников представления. Но даже и он, и его спутники забыли о кинокамере, когда "Слепые орлы" начали свой самоубийственный воздушный номер. Вскоре после завершения их выступления к Сергиусу подошел неприятный тип и прошептал: - Двумя рядами ниже и десятью креслами левее... Сергиус корректным кивком поблагодарил и показал, что понял. Завершал представление Кан Дах. Он работал с железными брусками и тяжелыми штангами. Словно играючи, он завязывал бруски в узел и поднимал четырехсотфутовые штанги, предварительно показав, что они сделаны из железа. На прощание Кан Дах обошел вокруг центральной арены с тяжелым брусом, лежащим на его плечах. На каждой стороне этого бруса сидело по пять девушек. Даже если он чувствовал этот вес, заметно этого не было. Он непринужденно остановился, чтобы почесать левую икру пальцами правой ноги. Сергиус перегнулся через Модеса и сказал Анжело, который наблюдал за представлением с самым непринужденным видом. - Крупный парень, а, Анжело? - Это все показуха. Одутловат. Как-то в Афинах я видел одного деда лет семидесяти и весом не более 50 кг, так тот пронес по улице большое пианино. Приятели должны были поставить его ему на спину, но ему нельзя было согнуть ноги. Если бы он их согнул, то рухнул бы. Пока он произносил эту тираду, Кан Дах начал карабкаться по массивной лестнице, стоявшей посреди арены. На вершине лестницы была платформа в три квадратных фута. Кан без видимых усилий забрался на лестницу, встал на вращающуюся площадку и, перебирая ногами, привел платформу в движение. Скорость вращения все увеличивалась, и вскоре девушки, сидевшие на концах бруса, замелькали подобно стеклам в калейдоскопе. Наконец, движение замедлилось, гигант остановился, сошел с лестницы, опустился на колени и наклонил плечи, чтобы ноги девушек коснулись арены. Сергиус вновь перегнулся к Анжело. - А твой старикан из Афин мог бы проделать такое со своим пианино? - Анжело не ответил. - Ты знаешь, говорят, что он может проделать то же самое и с четырнадцатью девицами, но администрация не позволяет ему. - Анжело снова промолчал. Представление закончилось и раздалась обычная овация, длившаяся несколько минут. Когда ревущая публика начала расходиться, Сергиус осмотрелся, заметил Ринфилда и направился в его сторону, чтобы перехватить его в проходе. - Мистер Ринфилд? - спросил он. - Да, но я вас что-то не припомню. - Мы не встречались, - Сергиус взглянул в фото на программке, которая было у него в руках. - Сходство, вы должны согласиться, безошибочное. Меня зовут полковник Сергиус. - Они обменялись рукопожатием. - Изумительно, мистер Ринфилд! Невероятно! Если бы мне сказали, что такое можно увидеть, я бы такого человека назвал лжецом. Ринфилд приветливо улыбнулся. Девятая симфония Бетховена оставляла его равнодушным, а эта музыка растапливала сердце. - Я с детства преклоняюсь перед цирком, - Сергиус врал как по-написанному и даже еще лучше. - Но в жизни я не видел ничего подобного. Ринфилд снова улыбнулся. - Вы очень любезны, полковник. Тот печально покачал головой. - Передайте мою благодарность вашим великолепным артистам. Но это не единственная причина, по которой я вам представился. Следующая ваша остановка, насколько я знаю, Крау, - он протянул свою визитку. - Я начальник тамошней полиции. - У него были с собой различные варианты визиток. - Все, что смогу, я готов для вас сделать. Только скажите, и я сделаю это для вас с большим удовольствием. Если, конечно, не буду отсутствовать. Я собираюсь присутствовать на всех ваших представлениях, так как другого случая увидеть такое чудо, боясь, мне не представится. Во время вашего визита в Крау все преступления будут оставаться безнаказанными. - Премного вам благодарен. Надеюсь, вы будете моим персональным и постоянным гостем в цирке. Сочту за честь... - он умолк и посмотрел на трех мужчин, не выказывающих намерения приблизиться. - Они с вами? - Совсем вылетело из головы. Боюсь, что слишком увлекся. Сергиус представил своих спутников, а Ринфилд представил стоявшего рядышком Харпера. - Как я говорил, полковник, - продолжил Ринфилд, - сочту за честь, если вы и ваши люди посетите мой кабинет и мы разопьем по стаканчику вашего национального напитка. Сергиус ответил, что он почтет это за честь. Все прошло весьма сердечно. В кабинете за первым стаканчиком последовал второй, потом третий. Николас, предварительно испросив разрешения, непрерывно снимал, не забывая и Марию, которая сидела за своим столом, когда они вошли. - А не хотите ли полковник встретиться с некоторыми артистами? Прямо сейчас? - Вы читаете мои мысли, мистер Ринфилд! У меня мелькнула подобная мысль, но я не смел позволить себе... я имею в виду, что я и так злоупотребил вашим гостеприимством... - Мария... - Ринфилд назвал несколько имен. - Сходите в гримерную и спросите их, не будут ли они так любезны и не присоединятся ли к нашим высоким гостям? - в последние недели Ринфилд пал жертвой цветистых оборотов речи среднеевропейцев. И приглашенные пришли, чтобы присоединиться к высоким гостям: Бруно с братьями, Бейбацер, Кан Дах, Рон Росбак, Макуэло, Мальтус и многие другие. За исключением определенной сдержанности со стороны Анжело при встрече с Каном Дахом, все было весьма сердечно. Сергиус не стал злоупотреблять гостеприимством и сразу же после того, как они с Ринфилдом обменялись рукопожатием и изысканными выражениями доброй воли, ушел. У выхода Сергиуса ожидал большой черный лимузин, в котором сидел шофер в форме и темноволосый мужчина в штатском. Через четверть мили Сергиус приказал остановиться и проинструктировал человека в штатском, которого он называл Алексом. Тот кивнул и вышел из машины. Вернувшись в свой номер, Сергиус обратился Модесу и Анжело: - Затруднения с идентификацией голосов с пленки были? - оба покачали головами. - Хорошо, Николас, когда будут готовы фотографии этих людей? - Фотографии? Через час, господин полковник, будет проявлена пленка. Снимки несколько позже. - Сначала сделайте фотографии Ринфилда, Харпера, Марии и ведущих артистов. Николас вышел и Сергиус обратился к телохранителю: - Ты тоже можешь идти, Анжело. Я тебя вызову. - Можно поинтересоваться, зачем это понадобилось? - спросил Модес, когда Анжело удалился. - Можно. Я могу сказать, почему я отправил Анжело. Кристально честная душа, но не хочется отягощать его девственные мозги сложными вещами. Бруно и Мария в первый раз прогуливались по слабо освещенной улице и оживленно болтали. Бруно держал девушку под руку. Ярдах в тридцати от них с непринужденностью опытного филера следовал Алекс. Когда парочка свернула к двери с непонятной вывеской, он замедлил шаги. В кафе царил полумрак и было дымно от чадящего камина - на улице было прохладно, что-то возле нуля - но при наличии противогаза там было бы уютно комфортабельно. Зал был полупустым. Около стенки кафе сидели Макуэло, Кан Дах. Первый - с кофе, а второй - с пивом. Макуэло оправдывал свою легендарную потребность в пиве. Бруно приветствовал их и извинился за то, что не может к ним присоединиться. Дах улыбнулся, простил их, и Бруно с Марией направились к угловому столику. Через несколько секунд ввалился Росбак, отметил их присутствие приветственным жестом и присоединился к своим приятелям. Все трое начали отрывисто переговариваться, затем начали рыться в своих карманах. С того места, где сидел Бруно, было видно, как они исходят желчью и переходят к взаимным обвинениям с использованием крутых выражений. Наконец, Росбак нахмурился, сделал успокаивающий жест и направился к столику Бруно. - Росбак просит милостыню. Мы понадеялись друг на друга в финансовом вопросе. Никто не взял с собой денег и Кан Дах собирается за несколько долларов идти на кухню мыть посуду, - печально завершил он свою речь. Бруно рассмеялся, вытащил бумажник и протянул несколько банкнот Росбаку. Тот откланялся и отошел. Бруно и Мария заказали омлет. Алекс, дрожа от холода на тротуаре, дождался пока принесут заказ, пересек улицу и зашел в телефонную будку. Опустив монету, он набрал номер и буркнул: - Алекс. - Да? - Я проследил мужчину с девушкой до "Черного Свана". Они только что приступили к трапезе, значит еще некоторое время они тут пробудут. Сразу после того, как они вошли в кафе, они поболтали с двумя уже находившимися там мужчинами. - Вы уверены, что следили за нужными нам людьми? - У меня имеется их фото, полковник. После того, как они сели за свой столик, вошел третий мужчина. Он посидел с первыми двумя, а затем подошел к Бруно. Похоже, попросил денег, так как я видел, что банкноты поменяли хозяев. - Эту тройку вы знаете? - Нет, но одного из них я узнаю и через двадцать лет. Настоящий гигант, самый крупный из всех, кого я видел. Даже больше, чем Анжело. - У меня нет и тени сомнений, кто это. Возвращайтесь обратно, не мешкая. Встаньте так, чтобы никто из кафе вас не заметил. Я пошлю Владимира и Йозефа сменить вас через некоторое время. Инструкции они получат, вы им только укажете людей. Машина прибудет через несколько минут. - Что-нибудь не так, Бруно? - промолвила Мария. - Что не так? - Ты выглядишь обеспокоенным. - Я и обеспокоен. День Х неумолимо приближается, осталось около недели. Как тут не беспокоиться, если предстоит попасть в этот проклятый Лабиан. - Я не об этом. Ты стал отдаляться от меня, стал холодным, далеким. Может, я что-то не то сказала или сделала? - Не будь глупышкой. Она положила ладонь на его щеку. - Ну, пожалуйста... - Это что, показная любовь или что-то другое? - Зачем ты меня обижаешь? - Я не хотел этого, - в его голосе не было убежденности. - Ты когда-нибудь была актрисой? Она отняла свою руку. На ее лице отразилось расстройство и боль. - Я не могу представить, что я не так сделала или не так сказала - ты просто хочешь меня обидеть. Тебе вдруг так захотелось. Тогда почему ты меня не ударишь? Прямо здесь, на людях? Так ты заденешь и меня и мою гордость. Я не понимаю тебя, просто не понимаю! - Мария откинулась в кресле. Теперь уже Бруно взял ее руку. Было ли это показной любовью или лишь желанием успокоить девушку - трудно сказать. - Думаю, что сумел. - Что сумел? - Найти способ, - он взглянул на нее, слегка сморщив лоб. - Ты давно работаешь в ЦРУ. - Около четырех лет. - Кто привлек тебя к такой работе? - Доктор Харпер, а что? - Я полагал, что тот, кого зовут Чарльз. - Он заметил меня, а Харпер сделал предложение. Он был совершенно уверен, что я единственная, кто подходит для такой трудной задачи. - Держу пари - он был прав. - Что это значит? - Просто поздравления доктору Харперу и его безупречному вкусу. Кто такой Чарльз? - Просто Чарльз. - Он не Чарльз. У него есть другое имя. - Почему ты не спросил у него об этом? - Мне бы он не сказал. Я думаю, что скажешь ты. - Ты ведь понимаешь, что мы не имеем права разглашать некоторые сведения. - Это мне нравится! Я собираюсь для ЦРУ рискнуть жизнью, а они не могут доверить мне даже простейшей информации. Я думал, что к этому времени мы могли бы начать доверять друг другу. Похоже, что я ошибаюсь. Вы вполне допускаете, что я погибну, но не желаете сообщить даже такой мелочи. Доверие и преданность великая штука, не так ли? Их надо использовать, такое теперь не часто встречается. - Его зовут адмирал Джордж К. Джемисон. Бруно долго смотрел на нее, затем его лицо расплылось в широкой улыбке. Она отняла свою руку и яростно взглянула на него. Кон Дах за своим столиком подтолкнул Росбака и Макуэло, и вся тройка с интересом наблюдала за этой сценкой. - Ты ужасный человек! Ты лживый, хитрый притворщик - вот как я могу тебя называть! И ты еще осмеливаешься спрашивать, была ли я артисткой. Я ею никогда не была, но если бы и была, то мне все равно не сравниться с тобой в притворстве. Зачем тебе все это? Я не заслужила такого. - Через минуту она взбесится, - заявил Росбак. - Как мало ты знаешь людей, - возразил Кан Дах. - Через тридцать секунд она сделает ему предложение. - Прошу прощения, но я должен был это сделать, - улыбнулся Бруно. - Проверял, доверяю ли я тебе? - Для меня это ужасно важно. Пожалуйста, прости меня, дорогая, - он взял ее руку, переставшую сопротивляться, и с нежностью посмотрел на Марию. - Но мне кажется, что нам кое-чего не хватает, - продолжил Бруно. - То есть? - Ты знаешь, что мы должны лишь казаться влюбленными? - Да, - она помолчала и спросила: - Или ты считаешь, что с этим необходимо покончить? - голос девушки прозвучал с явной печалью. - Я это твердо знаю. Ты любишь меня, Мария? - Да, - шепотом, но сразу же ответила она и улыбнулась, глядя на свою руку. - На ней кое-чего не хватает, не так ли? Кан Дах самодовольно откинулся в кресле. - Ну, что я вам говорил? Кто-то должен мне выпивку. - Уверена? - спросил Бруно. - Только самый проницательный мужчина способен задавать столь глупые вопросы. Разве ты не видишь? - Думаю, что вижу. Надеюсь, что вижу. - Я влюблена уже много недель, - она перестала улыбаться. - С самого начала я следила за твоими безумствами на трапеции, затем уходила из зала и переживала. Теперь я не могу находиться в зале, а просто переживаю. - Она замолкла и глаза ее увлажнились. - Но я могу еще слушать музыку, т_в_о_ю музыку, и во мне все сразу обрывается. - Ты пойдешь за меня замуж? - Конечно, болван! - Мария уже почти кричала. - Нет нужды в таких вульгарных выражениях. Должен заметить, что Кан Дах, Росбак и Макуэло с крайним интересом наблюдают за этой сценой. У меня такое чувство, что они заключили пари по этому поводу. И у меня такое чувство, что я буду страдать, когда они оставят меня одного. - Я не могу их видеть, - Бруно протянул ей платок и она вытерла глаза. - Да, вид у них такой, как ты сказал. - Машинально сжав платок в руке, она повернулась к Бруно. - Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж, если это не старомодно, я готова выйти хоть завтра, но я не могу любить и выйти замуж за величайшего в мире гимнаста и канатоходца. Я точно знаю, что не смогу. Думаю, что и ты это знаешь. Ты хочешь, чтобы я всю жизнь сходила с ума? - В этом не было бы ничего хорошего для нас обоих. Но я думаю, что обычно шантаж начинается после свадьбы. - Ты живешь в странном мире, Бруно, если думаешь, что честность и шантаж одно и то же. Бруно, казалось, задумался. - Ну, в конце концов, ты всегда можешь выйти замуж за величайшего в мире экс-гимнаста и экс-канатоходца. - Экс!? - Нет проблем! - Бруно сделал правой рукой сокрушающий жест. - Я сожгу свою трапецию. Она удивленно уставилась на него. - Как, как это? Ведь это твоя жизнь, Бруно. - У меня есть другие интересы. - Какие? - Когда тебя будут звать миссис Вилдермен, я скажу. Брак ей был явно ближе к сердцу, чем будущие увлечения мужа. - Можно послезавтра. Она снова уставилась на него. - Ты имеешь в виду здесь? В этой стране? - Боже упаси, нет. В Штатах. Официальное разрешение. Мы можем вылететь завтра же первым рейсом. Никто нас не остановит, и у меня достаточно денег. Ей понадобилось время, чтобы переварить все это. - Ты сам не знаешь, что говоришь, - произнесла она. Бруно согласно кивнул. - Обычно ты права, сейчас - нет. Я знаю, что я говорю, потому что - и это не преувеличение - я знаю, что мы в смертельной опасности. Я знаю, что они вышли на меня. Я почти абсолютно уверен, что они вышли и на тебя. Сегодня вечером за нами следили, а я не хочу... - Следили? Откуда ты знаешь? - Знаю. Об этом потом. А сейчас я не хочу, чтобы ты погибла. - Какое-то время он задумчиво потирал свою щеку. - Более того, я очень не хочу погибнуть сам. - Ты оставишь своих братьев? Ты оставишь мистера Ринфилда и цирк? Ты отказываешься от святого дела? - Я брошу все на свете ради тебя. - Ты напуган, Бруно? - Вполне вероятно. Пойдем прямо сейчас в американское посольство и все там уладим. Правда, уже поздновато, но не оставят же они в беде своих соотечественников. Мария в полном недоумении посмотрела на него, затем недоумение сменилось на нечто очень близкое к презрению. Потом это выражение уступило место крайне задумчивому. Неожиданно на ее лице появилась слабая улыбка, и вдруг она рассмеялась. Бруно также задумчиво посмотрел на нее, а троица за соседним столиком была ошеломлена и ничего не понимала. - Ты невозможен. Мало тебе было одной проверки, так ты затеял еще одну? - сказала она. Он пропустил это мимо ушей. - Ты слышала? Я готов бросить ради тебя весь мир. Можешь ли ты это проделать для меня? - Охотно, но весь мир, Бруно. Ты знаешь, что случится, если мы сунемся в посольство. Завтра я окажусь в самолете, но без тебя. Ты останешься здесь. И не отпирайся. Это написано на твоем лице, хотя ты и считаешься загадочным Бруно Вилдерменом. Все так считают... Вернее, почти все. Трех месяцев оказалось достаточно, чтобы ты перестал быть для меня загадкой. - Этого я и опасался. Что ж, о'кей. Фокус не удался и меня это не удивило. Только ничего не говори об этом Харперу. Он не только считает меня дураком, но у него возникнут подозрения в моих деловых качествах, он положил деньги на стол. - Пошли! Когда мы подойдем к двери, я вернусь под каким-нибудь предлогом, чтобы переброситься парой слов с Росбаком. А ты тем временем осмотришься вокруг, не проявляет ли кто-нибудь к нам интерес. Дойдя до двери, Бруно, как и было условлено, вернулся назад. Он подошел к Росбаку и спросил: - Как он выглядел? - Среднего роста, темные волосы, черные усы. Темное пальто. Он шел за вами от самого цирка. - Ваши купе могут прослушиваться. Сомнительно, но чем черт не шутит. Увидимся. Они уже шли под руку на улице, когда Мария осведомилась: - Кто для тебя эти трое? - Очень старые друзья, и не больше... Но положить головы друзей на плаху... Тот, кто следит за нами, с черными волосами и в темном пальто. Видела такого? - Видела двоих, но ничего общего с этим типом. У одного кудрявые светлые волосы, а другой лысый, как пень. - Это означает, что предыдущий отправился с рапортом к шефу. - Своему шефу? - К полковнику Сергиусу. - Начальнику полиции Крау? - Никакой он не начальник полиции, он начальник государственной секретной службы. Она остановилась и удивленно взглянула на Бруно. - А ты откуда знаешь? - Я знаю. Я знаю его, хотя он меня не признал. Ты забыла, что это моя родина. Но я отлично знаю Сергиуса и никогда его не забуду. Разве можно забыть этого человека? Человека, убившего мою жену? - Человека, который... о, Бруно, - Мария примолкла. - Но теперь он наверняка знает о тебе. - Он знает. - Но тогда он должен догадаться зачем ты здесь! - Допускаю и это. - Завтра я пойду с тобой. Клянусь! - в ее голосе появились истерические нотки. - А этот самолет, Бруно... Ты разве не понимаешь, что не вернешься из этой страны живым? - Я должен это сделать. И, пожалуйста, говори потише. Кучерявый подошел к нам достаточно близко. - Я боюсь... я боюсь... - Это схватка мужчин. Пойдем, дорогая, я угощу тебя настоящим кофе. - Где? - В моих апартаментах, которым ты так завидовала. Какое-то время они шагали молча, затем она тревожно проговорила: - А ты не думаешь, что если они вышли на тебя, то могли организовать у тебя прослушивание? - А кто говорит, что мы будем обсуждать государственные тайны? А Сергиус в это время глубоко завяз в обсуждении государственных тайн. - И это все, Алекс? Бруно с девушкой вошел в кафе, быстро поговорил с теми двумя, что пришли раньше, отвел девушку за столик и заказал еду. Затем появился третий, присоединился к двум другим, а через некоторое время подошел к столику Бруно, попросил у него денег и вернулся на свое место? - Алекс кивнул. - И вы сказали, что вы не знаете эту троицу и никогда не видели их раньше, но один из них такой же гигант, как атлет Анжело? Алекс взглянул на телохранителя. - Крупнее, - удовлетворенно произнес он. Анжело не хватало добродушия Кана Даха, и это не делало его привлекательным. Он зловеще нахмурился, но никто не обратил на это внимания, вероятно потому, что трудно уловить разницу между его зловещим и нахмуренным обычным выражением лица. - Ладно, кто это мы знаем. Вы узнаете этих мужчин по фото? - Несомненно, - обиделся Алекс. - Анжело, скажи Николасу, чтобы принес фотографии. Анжело вернулся с Николасом, у которого было с собой около двадцати фотографий. Сергиус молча протянул их Алексу и тот принялся быстро их просматривать. Наконец, он положил одну на стол. - Это девушка. - Мы знаем, что это девушка, - сдержанно буркнул Сергиус. - Прошу прощения, полковник, - Алекс отобрал еще три фото. - Эти. Сергиус собрал их и протянул Модесу, который, бросив на них взгляд, произнес: - Кан Дах, метатель ножей - Макуэло и Росбак - специалист по лассо. - Точно, - Сергиус саркастически улыбнулся. - За ними следить постоянно. Модес выразил сомнение в этом распоряжении: - Присутствие этой троицы могло быть случайным. Все они входят в число ведущих артистов цирка и их дружба естественна. Кроме того, "Черный Сван" - ближайшее к цирку кафе. Сергиус вздохнул: - Увы, все это так. Фактически, мне одному приходится заниматься всем: принятием основных решений, всем необходимым анализом у нас занимается старший офицер, то есть я, - ложная скромность не была единственным пороком Модеса и особенно Сергиуса. - Наш Бруно Вилдермен умен и, возможно, способен рискнуть. - Немного подумав, он добавил: - Он подозревал, не знаю по каким причинам, что находится под наблюдением и проверил свои наблюдения. Этот его Росбак должен был следить за тем, кто мог следить за Бруно. Это делает Росбака, а возможно и тех других нечто большим, чем просто другом. Итак, Росбак следил за Алексом. Он подошел не за деньгами, а чтобы проинформировать Бруно, что за ним следит человек с определенными приметами - человек в черном пальто, с черными усами и очень глупый. - Он наградил агента взглядом, полным сожаления. - Я не уверен, Алекс, что вам пришло в голову оглянуться через плечо хотя бы раз. - Виноват, полковник. Сергиус бросил на него свирепый взгляд. 7 Цирк отправился в Крау в среду вечером. Предстоящая поездка решала все. Перед отъездом Бруно заглянул в купе к Харперу. Для человека с таким воображением, стоящего перед лицом безусловно решающего момента своей профессиональной карьеры, Харпер был необычайно спокоен и расслаблен. Этого нельзя было сказать о Ринфилде, который сидел тут же со стаканом в руке и с выражением глубокого уныния на лице. Ринфилд собрал все мужество в кулак, но сейчас у него был вид человека, вбившего себе в голову, что все вокруг него рушится. - Добрая компания собралась. Что будешь пить, Бруно? - Благодарю, ничего. Я позволяю себе лишь стаканчик в неделю и оставлю это на следующий раз. - С прелестной мисс Хопкинс, надеюсь? - Совершенно верно. - Почему ты не женишься на ней? - угрюмо спросил Ринфилд. - В том состоянии, в каком она сейчас, пользы от нее мало: целыми днями то хандрит, то мечтает. - Я собираюсь сделать это. Вероятно, она беспокоится и нервничает, как и вы, мистер Ринфилд. - Что собираетесь сделать? - осведомился Харпер. - Жениться на ней! - Боже милостивый! Бруно не обиделся. - Женитьба - это обычное явление. - А она знает об этом? - Ринфилд искренне заботился о девушке, и в последнее время особенно, после смерти Генри. Он начал обращаться с ней, как с дочерью, которой никогда не имел. - Да, - улыбнулся Бруно. - И вы это знали бы, если бы держали глаза открытыми. Вечером за столом она сидела рядом с вами. Ринфилд хлопнул себя рукой по лбу. - У нее на руке было кольцо, а до этого она не носила его, - он остановился и с трудом продолжил: - Обручальное кольцо с камнем. - Вы должны были сообразить, сэр. - Ну, поздравляю. Когда поезд отъедет, мы должны будем собраться и поднять тост за счастливую пару, - Бруно вздрогнул, но ничего не сказал. - Эй, Харпер! - Конечно. - Спасибо. Но я пришел поговорить не об этом, а о компании, которая присутствовала при его покупке. Боюсь, что и сейчас кто-то следит за мной. Два дня назад я был с Марией в кафе. Так получилось, что сразу после нас туда зашел Росбак. Он сообщил, что его заинтересовало поведение одного типа, появившегося из тени возле цирка, когда мы проходили мимо. Он явно следил за нами до самого кафе, а потом занял место на противоположной стороне, когда мы вошли внутрь кафе. Это могло быть совпадением и живым воображением Росбака. Прошлым вечером и мне показалось, что за нами следят, но я не был в этом уверен. Сегодня днем я уверовал, так как все происходило при дневном свете. И не один хвост, а два. Они работали по очереди. Один с искусственно завитыми светлыми волосами, другой - совершенно лысый. Мы бесцельно бродили, как пара туристов, идущих куда глаза глядят, а они всюду следовали за нами. - Мне это не нравится, - заявил Харпер. - Благодарю, что не взяли под сомнение мои слова, мне это тоже не нравится и я в недоумении. Я ничего не сделал, абсолютно ничего, чтобы могло привлечь ко мне внимание. Может быть, это потому, что моя фамилия Вилдермен и Крау мой родной город. Но это лишь догадка. А может быть, и другие артисты находятся под таким наблюдением? Кто знает! - Очень печально, - промямлил Ринфилд, - очень печально... Что ты собираешься делать, Бруно? - Что я могу делать? Продолжать все по-прежнему, вот и все. Играть, как получится. В одном я уверен: ночью они сделать этого не смогут и не будут. - Ночью? - Разве Харпер не говорил вам? - А... во вторник. Хотел бы я знать, где мы все будем тогда. Поезд лязгая и вздрагивая, стал набирать ход. - Я знаю, где я буду. До скорого свидания, - Бруно повернулся, чтобы уйти, затем остановился, заметив миниатюрный передатчик на столе Харпера. - Скажите-ка мне, меня это часто интересовало. Как это получается, что таможенники разных стран проверяют чуть ли не все пломбы в ваших зубах, а вам удается проскочить с этим передатчиком? - Передатчиком? Каким передатчиком? - Харпер надел наушники на голову, приложил микрофон к груди Бруно, включил питание и передвинул рычажок назад. Машинка зажужжала и из нее выползла узенькая полоска бумаги. Через десять секунд Харпер выключил устройство, оторвал несколько дюймов ленты и протянул Бруно. По самой середине шла тонкая извилистая линия. - Это кардиограф, мой дорогой Бруно. Такой необходим каждому путешествующему врачу. Вы не представляете, как я забавлялся, предъявляя кардиограф таможенникам. - Что-то они подумают на очередной границе? - Бруно вышел, прошелся по коридору поезда, вытащил Марию из своего купе, отпер двери и впустил девушку. - Не послушать ли нам музыку? Потом по стаканчику моего сухого мартини, чтобы отпраздновать, если можно так назвать, мое попадание в рабство. Он включил проигрыватель, установил тихое звучание, смешал две порции мартини, поставил их на стол, сел на диванчик рядом с ней и вдавил свое лицо в темные волосы приблизительно там, где должно было находиться ее ушко. По выражению ее лица - сначала испуг, затем крайнее недоверие - стало ясно, что у Бруно было свое представление о сладких пустяках, с которыми она прежде не сталкивалась. До Крау было всего около двухсот миль, поэтому даже для медленно идущего поезда с двумя промежуточными остановками - рейс был коротким. Они выехали в темноте и приезжали в темноте, и было еще темно, когда они разгружались. И еще было очень холодно. Первым ошеломляющим впечатлением от Крау было его суровое гостеприимство. Но когда запасные пути, особенно в темноте и холоде, были где-нибудь гостеприимными местами? Запасной путь, куда они прибыли, пролегал не слишком удобно: в трех четвертях мили от здания цирка, но все сработало с четкой эффективностью и целая армия грузовиков, автобусов и частных машин была уже наготове. Бруно направился вдоль поезда к группе артистов, стоявших под фонарем и пожал им руки. Затем он осмотрелся в поисках своих братьев, но не увидел их. Тогда он обратился к стоящему рядом Мальтусу: - Вы не видели моих братьев? - Нет, - отозвался тот и обратился к присутствующим: - Кто-нибудь видел сегодня утром Владимира и Иоффе? Когда стало ясно, что никто их не видел, Мальтус повернулся к одному из своих ассистентов. - Сходи и разбуди, хорошо? Паренек быстро ушел. Доктор Харпер и мистер Ринфилд, оба в надвинутых шляпах и с поднятыми воротниками, приблизились и поздоровались. - Не хочешь ли пойти со мной и взглянуть, что за зал нам приготовили здесь? - обратился Ринфилд к Бруно. - Главное, чтобы в нем было хорошее отопление. - Схожу, но не могли бы вы немного подождать? Мои братья все еще никак не проснутся. Ага, вот и Коган! Ассистент Мальтуса тревожно сказал: - Думаю, что вам нужно пройти туда самому, мистер Бруно, и побыстрей. Тот молча забрался в вагон. Доктор Харпер и Ринфилд непонимающе переглянулись и последовали за ним. Владимир и Иоффе занимали двухместное купе, не такое шикарное, как у старшего брата, но достаточно комфортабельное. Безусловно, они бы поразились, увидев, в каком состоянии их жилище. Это была мясная лавка и выглядела она так, как будто по ней недавно пронесся небольшой, но сокрушительной силы ураган. Постели валялись на полу, два стула были сломаны, стаканы разбиты, маленький таз расколот и даже окно разнесено вдребезги. И что выглядело наиболее зловещим, так это кровавые пятна на разодранных постелях и кремовых панелях стен. Бруно хотел было войти, но Харпер положил руку ему на плечо. - Не надо. Полиции это не понравится. Полиции, когда она прибыла, не понравилось все. Они были шокированы таким чудовищным преступлением, тем более, что похищение двух знаменитых американских артистов - если они и знали, что Владимир и Иоффе родились в полумиле от места исчезновения, то эту информацию они держали про себя. Сразу же было предпринято тщательное расследование. Прибывший полицейский инспектор приказал своим людям очистить территорию и оцепить ее. Последнее прозвучало слишком громко, так как в оцеплении было всего два человека. Обитателей вагона, где жили братья, пригласили для дачи показаний. Ринфилд предложил воспользоваться вагоном-рестораном, так как температура снаружи была около нуля, и инспектор согласился на это приглашение. Когда они отправились туда, к делу приступили детективы в штатском и эксперты по дактилоскопии. Ринфилд, отдав необходимые указания по выгрузке циркового оборудования и клеток с животными, присоединился к тем, кто находился в вагоне-ресторане. Там было почти жарко, огромный локомотив стоял под парами и своим теплом должен был весь день до вечера обеспечивать вагоны с некоторыми животными, которых лишь вечером должны были направить в цирк. Бруно встал в стороне от Харпера и Ринфилда, которые коротко перебрасывались своими предположениями о том, что могло случиться с братьями, но так как было ясно, что этот вопрос им не прояснить, они умолкли до тех пор, пока не появился полковник Сергиус собственной персоной. Лицо его выражало печаль и едва сдерживаемый гнев. - Подло! Невероятно! Унизительно! И это в моем городе! Уверен, что на это дело будут брошены все полицейские силы страны. Какой желанный и какой черный день для Крау! - возмущался он. - Вряд ли это дело рук граждан города. Они не заметили нашего прибытия. По дороге сюда у нас было две остановки, и это могло произойти на любой из них, - мягко заметил Харпер. - Ваша правда, Крау реабилитирован. Но вы полагаете, что это уменьшает нашу ответственность? Что причиняет боль всей стране, то причиняет боль всем нам, - это вряд ли могло случиться на тех двух остановках. - Он взглянул на Бруно. - Мне очень жаль, но я вынужден предположить, что они были выкинуты из поезда во время движения. Бруно не вытаращил глаза: свои чувства и эмоции он всегда держал под жестким контролем, но сейчас был близок к тому, чтобы потерять его. - Кому это понадобилось? Кому понадобилось поднимать на них руку? Я отлично знаю своих братьев. Они никому и никогда не причинили вреда. Сергиус жалостливо взглянул на него. - Разве вы не знаете, что чаще всего страдают невинные? Когда совершают кражу со взломом, то для этого не выбирают известных гангстеров. - Он повернулся к помощнику. - Доставьте сюда телефон и соедините меня с министром путей сообщения. Сделайте это лично. Если он еще в постели и будет артачиться, скажите, что это срочно. Скажите, что я хочу, чтобы ощупали каждый дюйм полотна от столицы до Крау в поисках двух исчезнувших людей. Скажите ему, что они могут быть тяжело ранены и что наружная температура весьма низкая - они могут замерзнуть. Скажите ему, что я жду доклада через два часа. Затем свяжитесь с военно-воздушными силами, и пусть они пошлют на поиски вертолеты. Их доклада я жду через час. Помощник быстро удалился. - Вы считаете, что есть серьезная опасность... - осторожно проговорил Ринфилд. - Я ничего не считаю. У меня мало надежды на эту старую развалину, министра путей сообщения, но за ВВС можно быть спокойными. Пилоты полетят на высоте десять метров по обе стороны полотна. - Он посмотрел на Бруно с выражением, как будто выражающим симпатию. - Я вам сочувствую, Вилдермен. И вам, мистер Ринфилд. - Почему мне? Это относится не только ко