мне, но и ко всем другим в цирке, - заметил Ринфилд. - С других нельзя требовать выкуп. Это, правда, мое предположение. Если такое случится, вам придется выложить кучу денег для возврата братьев, не так ли? - О чем вы говорите? - Увы, даже в нашей стране есть преступники. У нас случаются такие невероятные вещи, как похищения людей, и их излюбленный метод - похищение людей с поезда. И занимаются этим очень отчаянные люди - похищение людей считается самым тяжким преступлением и сурово карается. Это хотя и предположение, но весьма реальное. - Он вновь взглянул на Бруно и уголки его рта слегка раздвинулись, он почти улыбался. - Повторяю, что мы очень сочувствуем вам. Похоже, Крау не удастся полюбоваться на "Слепых орлов". - Вы увидите одного из них. Сергиус удивленно посмотрел на него. Остальные также бросили на него свои взоры. Мария медленно провела языком по пересохшим губкам. - Как я понимаю... - начал Сергиус. - До того, как подросли мои братья, я выступал один. Несколько тренировок - и я снова смогу вернуться к старому номеру. Полковник уважительно посмотрел на него. - Все знают, что вы человек без нервов. Неужели вы к тому же и без чувств... Бруно, не отвечая, отвернулся. Сергиус задумчиво посмотрел ему в спину и тоже отвернулся. - Все обитатели этого вагона здесь? - спросил он. - Все, полковник, - ответил Ринфилд. - Но вы выразили предположение о возможности похищения. - Все возможно. И работа полицейского заключается в том, чтобы учитывать все до мелочей. Кто-нибудь слышал ночью шум или иные звуки? - по гробовому молчанию стало ясно, что никто ничего не слышал. - Ладно. Братья спали в самом последнем купе, а кто спал рядом? - Я, - Кан Дах продвинул вперед свое могучее тело. - Вы уверены, что ничего не слышали? - Я уже дал отрицательный ответ на этот вопрос. Нет. Я очень крепко сплю. Сергиус задумчиво уставился на гиганта. - Вы такой огромный, что справились бы с этим и один. - Вы позволяете себе подозревать меня? - мягко произнес Кан. - Я просто высказал предположение. - Владимир и Иоффе были моими хорошими друзьями. Мы хорошо знали друг друга много лет. Зачем мне нужно было так долго ждать и только сейчас совершать это безумие? Кроме того, если бы это сделал я, то вряд ли бы тут были следы борьбы. Я бы просто сгреб их в охапку и утащил с собой. - В самом деле? - усомнился Сергиус? - Может быть вам это продемонстрировать, полковник? - Это должно быть интересное зрелище. Кан Дах предложил двум дородным полицейским в форме стать рядом. - Как вы думаете, они ведь крупнее и сильнее братьев? - Думаю, что да. Хотя Кан Дах и был гигантом, но двигался он так грациозно и стремительно, как пантера. Прежде чем полисмены успели принять оборонительную позицию, он был уже возле них. Его обезьяньи руки обвили их, прижав их руки к телам. Мгновение и оба полицейских барахтались в воздухе. Они делали отчаянные попытки вырваться. Выражение их лиц показывало, что объятия были далеко не дружескими и не доставляли удовольствия. - Перестаньте дергаться, или я сдавлю вас, - еще более мягким голосом заявил он. Считая, что сильнее сдавить уже невозможно, полицейские удвоили свои усилия в попытке высвободиться. Тогда силач сжал их чуть крепче. Один полисмен закричал, а другой замычал от боли. Кан еще сильнее сдавил их, и они перестали сопротивляться. Осторожно и бережно он опустил их на пол, отступил и с сожалением смотрел, как они корчатся. Сергиус задумчиво наблюдал за этой сценой. - Утром здесь будет Анжело. Вы реабилитированы, Кан Дах, - тон у него был почти юмористический. Тут он повернулся на звук шагов капитана Модеса: - Ну? - Все, что мы имеем - это отпечатки пальцев, полковник. Отпечатки двух людей мы нашли в очень многих местах. Вероятно, они принадлежат братьям. Были также обнаружены и другие отпечатки в необычных местах: на стенах, на окне, на внутренней поверхности дверей, то есть там, где человек ищет опору во время яростной борьбы. - Так, - Сергиус на мгновение задумался, обводя отсутствующим взглядом полицейских, которые сразу же вскочили. Их страдания не заставили его сдвинуться с места. Он повернулся к Ринфилду. - Сегодня утром у всех ваших сотрудников должны быть сняты отпечатки пальцев в зале, где будет размещаться ваш цирк. - Если это действительно необходимо... Полковник устало подчеркнул: - Я вынужден пойти на это. И я в третий раз вынужден повторить, что работа полицейского заключается в том, чтобы ничего не упустить. Хотя Крау строго на севере от столицы, основная железнодорожная магистраль входила в город не с юга, как это можно было ожидать, а из-за неблагоприятного рельефа огибала город и подходила с севера. Поэтому, когда черный лимузин, не слишком старый и не слишком новый, помчался к дворцу, ему пришлось направиться на юг к основной артерии города. Эта улица, ведущая с севера на юг, называлась Западная. Бруно сидел сзади, а Харпер рядом с ним. Ринфилд, чей угрюмый вид показывал, что его мрачные предчувствия по поводу Крау сбываются, занял место рядом с водителем. Погода не способствовала бодрости духа - был ранний рассвет, хмурый, унылый, темные низкие тучи сыпали снегом. Отъехав несколько сот ярдов от запасных путей, Харпер, сидевший справа, протер запотевшее стекло и всмотрелся сквозь него, после чего тронул Бруно за руку. - Никогда не видел ничего подобного. Что бы это могло быть? - Я отсюда не вижу. - На крышах тех домов. Кустики, кусты... О, боже, они даже деревья там посадили! - Сады на крыше. Очень распространено в Центральной Европе. Если ты живешь в городской квартире, это не значит, что ты не можешь иметь клочка земли. Многие имеют даже даже газоны. Бруно протер стекло со своей стороны. Здание слева от него было самым зловещим, мрачным и неприступным из всех, что он когда-нибудь видел. Он сосчитал этажи - девять, увидел окна - все зарешечены. Он осмотрел угрожающие обводы колючей проволоки на крыше, сторожевые вышки на северном и южном углах. Снизу нельзя было рассмотреть, что находится на вышках, но он и так знал, что там прожектора и сирены. Он взглянул на Харпера и приподнял брови: шофер, когда к нему обратились по-английски, улыбнулся и пожал плечами, но вероятность того, что тот работал на Сергиуса, была очень велика, а полковник не привлекал к работе тех, кто не говорил по-английски. Харпер перехватил взгляд и кивнул, хотя подтверждение это было лишним: он сам слишком красочно расписал Лабиан. Его вид убеждал в бесперспективности всяких попыток проникновения туда. Через четверть мили они проехали мимо вереницы черных автомобилей, стоявших у правого тротуара. Впереди располагался катафалк - был ранний час, но день уже начался, и кортеж, подумал Бруно, должен был куда-то тронуться. На противоположной стороне тротуара размещалось строение с черными занавесками на окнах. Дверь была также задрапирована черным материалом, и на нем был изображен белый крест. Бруно увидел, что дверь открылась и показался гроб, покоящийся на плечах двух передних носильщиков. - Как по заказу, - прошептал Бруно. Затем показался и весь гроб, но Харпер сделал вид, что не видит этой картины. Зимний дворец был гордостью Крау, и вполне заслуженно. Построенный в стиле пышного барокко, как внутри, так и снаружи, он выглядел весьма внушительно, и было ему от роду всего три года. Возведен он был из нержавеющей стали и бетона, облицован внутри и снаружи белой мраморной плиткой, благодаря которой здание и получило свое название. Он представлял собой эллиптической формы строение колоссальных размеров. Интерьер сочетался со шпилями, минаретами и фантастическими фигурами, которыми в изобилии были украшены внешние стены. В этом здании нашли воплощение самые современные представления об архитектуре. Возможности перестановок на аренах и в зале как для артистов, так и для зрителей, были практически не ограничены. Здесь можно было ставить оперные и театральные спектакли, использовать для кино и мюзик-холла, проводить различные спортивные соревнования - от хоккея до большого тенниса, ну а для цирка это было просто незаменимое место. По самым скромным подсчетам удобные кресла могли принять не менее восемнадцати тысяч зрителей. Это был, как объявил Ринфилд, самый прекрасный зал из тех, что он когда-либо видел. А это было самым блестящим комплиментом из уст человека, видевшего лучшие залы мира. При этом следовало учесть, что население Крау составляло всего лишь четверть миллиона человек. Поголовное снятие отпечатков пальцев у персонала прошло до полудня. Вполне объяснимое возмущение и негодование, охватившее людей, потребовало от Ринфилда такта и усилий. На толстокожего Сергиуса, удобно расположившегося в кресле и наблюдавшего за процедурой, угрюмый вид и мрачные взгляды циркового люда мало действовали. Когда дело уже шло к концу, его позвали к телефону, но так как разговор шел на его родном языке, то ни Ринфилд, ни Мария содержание разговора не поняли. Сергиус осушил рюмку и осведомился: - А где Бруно Вилдермен? - На арене. Но... вы что, всерьез собираетесь взять отпечатки и у него? Его родные братья... - Я настолько глупо выгляжу? Идемте. Вы тоже... Когда появились Сергиус и Ринфилд, Бруно отошел от натянутой низко над ареной проволоки. Без всякого выражения, взглянув на Сергиуса, он поинтересовался, приблизившись к ним: - Какие новости, полковник? - Поступили сообщения и от железнодорожников и от авиаторов. Но, к сожалению, результаты отрицательные. Ничьих следов вдоль дороги не обнаружено. - Выходит, это похищение? - Других объяснений я не нахожу. В полдень, когда Бруно репетировал свой номер на трапеции, его вызвали в кабинет Ринфилда. Он соскользнул на арену, накинул халат и направился в кабинет, который располагался всего в нескольких футах от пока еще пустых тигриных клеток. Ринфилд сидел за столом. Мария занимала свое место секретарши. Сергиус и Модес стояли. Атмосфера была нечто среднее между спокойной и натянутой. Сергиус взял у Ринфилда листок бумаги, который тот внимательно изучал, и протянул его Бруно. Там был напечатанный по-английски текст, которые гласил: "Братьев Вилдермен вернут живыми за выкуп в 50 тысяч долларов. Банкноты бывшие в употреблении и различных достоинств. Инструкция по обмену в воскресенье, освобождение в понедельник. В случае отказа - в понедельник получаете два мизинца. Установить их принадлежность можете как угодно. Еще два пальца - во вторник. В среду - двух одноруких цирковых гимнастов". Бруно вернул листок Сергиусу. - Ваши подозрения подтвердились. - Да, я оказался прав. У вас нет нервов и чувств. Да, это так похоже. - Похоже, что они не знают жалости. - Это так. - И они профессионалы? - Да. - Они сдерживают свои обещания? - Неужели вы так наивны, что пытаетесь таким образом заманить меня в ловушку? Вы задаете такие вопросы, как будто я лично знаком с этими людьми. Если это те, о ком я думаю, а почерк весьма похож, значит это достаточно опытная и умелая шайка похитителей, осуществившая похищения многих людей за последние годы, - вздохнул полковник. - Вы знаете членов этой шайки? - Мы думаем, что знаем одного-двух. - Тогда почему они на свободе? - Подозрения, мой дорогой Вилдермен, еще не доказательства. Нельзя вынести смертный приговор, основываясь на одних подозрениях. - Вернемся к предыдущему вопросу. Об их обещаниях. Они осуществляют свои угрозы? И если выкуп будет заплачен, вернут ли они моих братьев живыми? - Гарантировать не могу. Но по прошлым случаям можно сказать, что шансы достаточно высоки. Для них, как специалистов по похищению людей, это очень выгодное дело. В данном контексте это звучит нелепо, но в послании чувствуется глубокое доверие и добрая воля. Если похищенных людей вернут целыми и невредимыми после выплаты выкупа, то родственники будущей жертвы сразу откликнутся на требования, понимая, что только так можно вернуть жертву похищения. Но если похищение совершено с целью сначала получить выкуп, а жертву потом прикончить, то родственники следующего похищенного могут посчитать, что выкуп напрасная трата времени и средств. - Есть ли шанс выследить их до понедельника? - Четыре дня? Боюсь, что этого слишком мало. - Тогда нам необходимо держать деньги наготове, не так ли? Сергиус кивнул, а Бруно повернулся к Ринфилду. - Мне потребуется год, чтобы расплатиться с вами, сэр. Ринфилд улыбнулся, но не очень весело. - Я сделаю это для ребят сам, не нужно никаких возвратов. Я совершенно эгоистичен, потому что нигде и никогда не будет группы, подобной "Слепым орлам". Прогуливаясь, они свернули в переулок напротив похоронного бюро на Западной улице. - Как вы думаете, за нами следят? - осведомился Харпер. - Не знаю. Может быть наблюдают, но по пятам не идут. Через двести или триста ярдов переулок переходил в извилистую загородную тропку. Очень скоро она привела к прочному деревянному мосту, переброшенному через спокойную и, вероятно, очень глубокую речку шириной футов в тридцать, уже покрытую льдом вдоль обоих берегов. Бруно быстро обследовал мост и поспешил присоединиться к Харперу, чье хождение по кругу явно выдавало, что он не в ладах с низкими температурами. Сразу же за мостом дорожка скрывалась в густом сосновом лесу. Менее чем через четверть мили мужчины вышли на большую полукруглую поляну, лежащую справа от дороги. - Вертолет приземлится здесь, - сообщил Харпер. Уже смеркалось, когда Бруно приодевшись понаряднее, снова зашел в кабинет Ринфилда. Там были только он и Мария. - Ничего, если я заберу невесту на чашку кофе? - осведомился Бруно. Ринфилд улыбнулся, кивнул, и снова принял озабоченный вид. Бруно помог девушке надеть меховое манто и они вышли на улицу под мелкий снег. - Кофе мы могли бы попить в буфете или у тебя. Сейчас холодно и сыро, - сердито сказала Мария. - Уже ворчишь, а мы ведь еще не женаты. Тут всего пара сотен ярдов. И ты увидишь, что у Бруно Вилдермена всегда имеются веские причины. - И какие же? - Помнишь трех приятелей, что прошлой ночью столь преданно следовали за нами? - Да, - она испуганно взглянула на него. - Ты имеешь в виду... - Нет, они отдыхают - снег неприятен как для завитой, так и для лысой головки. Сейчас за нами следит коротышка на три дюйма ниже тебя, в зимней шапке, поношенном пальто, мешковатых брюках и стоптанных башмаках. Они зашли в кафе. В этой стране, похоже, во всех кафе было максимально дымно и минимально освещено. У вошедшего сюда сразу же начинали болеть глаза. Пара канделябров едва освещала помещение. Бруно провел Марию, успешно ориентируясь, к угловому столику. Она с отвращением осмотрелась. - Семейная жизнь похожа на это кафе? - Может случиться так, что об этом ты будешь вспоминать, как о самых счастливых днях. Коротышка опустился на ближайший к двери стул, вытащил откуда-то рваную газету и, положив локти на стол, подпер голову руками. Бруно повернулся к Марии. - Кроме шуток, тут есть какой-то багажный шарм, - он приложил палец к губам, наклонился вперед и поднял воротник ее пальто. В изгибе воротника удобно расположилось маленькое блестящее устройство, не более горошины. Он показал его ей. Глаза девушки широко раскрылись. - Наведи порядок, ладно? Бруно поднялся, приблизился к изогнувшейся за столом их тени, бесцеремонно схватил его за правую кисть и резко крутанул. У мужчины вырвался крик боли, но остальные посетители никак на это не отреагировали. Это послужило для них хоть каким-то развлечением. В руке мужчины были зажаты наушники. От них шел провод к маленькой, не больше пачки сигарет, металлической коробочке, которая находилась во внутреннем кармане его пиджака. Бруно опустил эти игрушки в свой карман и ласково сказал: - Передай своему шефу, что следующему, кто будет следить за мной, уже не удастся вернуться назад для доклада. Убирайся! Мужчина торопливо ушел, держась за руку, и постанывая. Бруно вернулся на свое место и показал девушке трофеи. - Давай-ка их испытаем, - он пристроил крохотный наушник себе в ухо. Мария приблизила губы к воротнику. - Я люблю тебя. Правда. Навсегда, - прошептала она. Бруно вытащил наушник. - Работает прекрасно, хотя и не понимает, что вещает, - он убрал приборчик в карман. - Они очень настойчивы, но уж слишком явно. - Не для меня. Думаю, что ты делаешь мою работу. Но зачем ты раскрылся, что мы знаем о слежке? - Они и так все знают. Вероятно, теперь они уберут от меня хвост и я смогу спокойно передвигаться. Да и как бы я смог рассказать тебе о своей тайне? - О чем ты собираешься рассказывать? - О братьях. - Прости, но я никак не могу понять, зачем их похитили? - Ну, с одной стороны это сделал изворотливый лгун и садист... - Сергиус? - А что, разве можно еще найти подобного лицемерного, изворотливого, лживого садиста? Ему всего-навсего необходимо было получить отпечатки пальцев всего штата цирка. - Что это ему даст? - Кроме того, что они помогут ему почувствовать, что он всемогущ и умен, ничего придумать не могу. Но это и не имеет значения. Братья будут его заложниками. Если я зайду слишком далеко, с ними случится непоправимое. - Ты говорил об этом доктору Харперу? Ты не можешь рисковать их жизнями, Бруно, не можешь! Ох, если я потеряю тебя, и исчезнут они, то с кем останусь я... - Ну, ладно, похоже ты самая большая плакса из всех, кого я встречал. И как тебя держат в ЦРУ? - Итак, ты не веришь в историю с похищением? - Любишь меня? - она кивнула. - Веришь мне? - Мария снова кивнула. - Тогда не обсуждай ни с кем то, о чем я буду с тобой говорить. Мария кивнула в третий раз и поинтересовалась: - Включая и Харпера? - Включая и Харпера. У него светлый ум, но он ортодокс и у него нет европейского склада ума. А у меня обыкновенный ум, но я родился здесь. Он может не заинтересоваться теми импровизациями, которые могут заинтересовать меня. - Какие импровизации? - Ну, вот, идеальная жена. "Как могло попасть то красное пятнышко на твой носовой платок"? Откуда я могу знать, какие будут импровизации? Я даже не знаю, что буду делать сам. - Похищение? - Чепуха! Он должен был придумать историю, чтобы оправдать их исчезновение. Ты же слышала, как он заявил, что знает парочку человек из шайки, но доказать ничего не может? Если бы Сергиус действительно их знал, то быстренько отправил бы их в Лабиан и вытряхнул бы из них правду за пять минут до того, как они сдохнут в агонии с выпущенными кишками, обмотанными вокруг их шей. Ты что, считаешь, что мы еще в Новом Свете? Девушка печально вздохнула. - Но почему угрозы? Почему обещание отрубить твоим братьям пальцы? Зачем требовать выкуп? - Для правдоподобности. Кроме того, легко можно предположить, что бесчестный Сергиус будет чувствовать себя уверенней, имея в кармане 50 тысяч долларов, - Бруно с отвращением посмотрел на нетронутый кофе, положил деньги на стол и поднялся. - Хочешь настоящего кофе? Когда они снова нырнули в уличную темноту, то столкнулись с входящим Росбаком. У него был жалкий вид, он посинел и дрожал. Остановившись, он проговорил: - Привет! Возвращаетесь на поезд? - Бруно кивнул. - Подвезите своего усталого и страдающего друга. - Чем ты страдаешь? - Наступила зима, и все таксисты этого города впали в спячку и сосут лапу. Пока они ехали на станцию, Бруно молча восседал на переднем сидении. Когда они высадились возле вагона, Бруно скорее угадал, чем ощутил, как что-то скользнуло в карман его куртки. После кофе, приятной музыки и сладкого безделья в гостиной Бруно, Мария ушла. Он вытащил из куртки клочок бумаги. На нем почерком Росбака было написано: "4.30 Западный вход. Никаких вопросов". Бруно сжег записку и смыл пепел в умывальник. 8 Это случилось во время последнего представления следующим вечером - официально это было открытием программы, хотя фактически они уже дали два представления - детский утренник и некий упрощенный вариант шоу днем. Среди огромной аудитории царил тот восторженный энтузиазм, что когда это произошло, потрясение было сильнейшим. В зале не было ни одного свободного места, было продано более 10 тысяч билетов. Атмосфера перед началом выступления была веселой, праздничной, наэлектризованной ожиданием. Женщины были одеты изящно и роскошно, как будто в город приехал Большой театр, а мужчины блистали в своих лучших костюмах или в усыпанных наградами мундирах. Сергиус, сидевший за Ринфилдом, выглядел ослепительно. За ними располагались Модес и Анжело. Последний пытался пренебрежительно не замечать общей атмосферы восхищения. Доктор Харпер, как обычно, сидел в переднем ряду со своим неизменным черным саквояжем под креслом. Зрители, подогретые полными восторга репортажами, приготовились к чуду, в которое они должны были попасть этим вечером. Как бы в компенсацию за отсутствие "Слепых орлов", по радио перед началом представления было с сожалением объявлено о нездоровье двух воздушных гимнастов, остальные артисты, удивив даже Ринфилда, выступали триумфально. Зрители - более 10 тысяч - были очарованы. Номера сменяли друг друга гладко и без задержек, этим особенно славился цирк, и каждый последующий номер был лучше предыдущего. Но всех в этот вечер превзошел Бруно. Он выступал с повязкой на глазах и в натянутом на голову капюшоне, и его программа, в которой ему помогали лишь две девушки, поддерживающие две свободные трапеции, идущая под мерную дробь барабанов, приковала взоры даже искушенных цирковых артистов. Апофеозом этого выступления было двойное сальто между двумя трапециями, когда его протянутые руки пропустили приближающуюся трапецию. Ощущалось физически, как замерли сердца зрителей - в отличие от болельщиков, любители цирка всегда желают благополучного исхода для артистов - и так же ощутимо было их облегчение, когда Бруно поймал трапецию согнутыми ногами. Чтобы показать, что это не случайность, Бруно продемонстрировал этот трюк еще дважды. Зрители были в истерике. Дети и подростки визжали, мужчины кричали, женщины рыдали в облегчении - в зале царила такая какофония звуков, какой даже Ринфилд не слышал. Ведущему манежа понадобилось целых три минуты, чтобы успокоить публику. Сергиус осторожно потер бровь шелковым платком. - Сколько бы вы не платили нашему другу, все равно он стоит большего. - Я плачу ему целое состояние, но я с вами согласен. Вы когда-нибудь видели нечто подобное? - Никогда. И знаю, что такого больше не увижу. - Почему? Сергиус помедлил с ответом, и наконец сказал: - В нашей стране есть старинная пословица: "Только раз в жизни человеку позволено играть с богами". А сегодняшний вечер и есть такой. - Может быть, вы и правы, может быть. Ринфилд с трудом расслышал его, он пытался что-то сказать своему соседу. Между верхней и нижней частью рта Сергиуса образовалась щель толщиной в миллиметр. Он позволил себе еще раз улыбнуться. Вновь вспыхнул свет. Как обычно, во второй части своего номера Бруно выступал на низкой, если 20 футов можно было назвать невысокой проволоке, проходящей над ареной, где располагался Бейбацер со своими львами. Эта дюжина зверей не подпускала к себе никого, кроме хозяина. Для первого путешествия над ареной и обратно на велосипеде и с балансирующим шестом Бруно - без обычной ноши, какой были его братья - посчитал смехотворным демонстрировать акробатический баланс, который могли исполнить и другие цирковые артисты. Публика, казалось, чувствовала легкость выполнения этого номера и, ценя искусство, бесстрашие и мастерство, ждала чего-то необычного. И она его получила. Следующий рейс над ареной он продолжал на машине с седлом, поднятым на четыре фута, с педалями под сиденьем и приводной цепью в четыре фута. Он снова проехал взад и вперед над ареной, снова выполнил акробатические трюки, но на этот раз с большими усилиями, когда же он пересекал арену в третий раз, зрители явно забеспокоились: на этот раз седло было поднято на восемь футов и настолько же удлинилась цепь. Губы зрителей сжались в мрачном предчувствии, и беспокойство еще более возросло, когда достигнув середины троса, велосипед, если так можно было назвать это странное сооружение, начал угрожающе раскачиваться, а Бруно фактически отказался от самых элементарных попыток сохранить равновесие. Он начал балансировать лишь тогда, когда дыхание, пульс и адреналин в крови большинства зрителей подскочил до предела. В четвертый и последний заезд и сиденье и цепь достигли 12 футов. Теперь его голова была на высоте 16 футов от проволоки и в 30 от арены. Сергиус посмотрел на Ринфилда, который нервно прижав руки ко рту, внимательно наблюдал номер. - Этот ваш Бруно... он что, в доле с аптекарями, продающими успокоительное, или с врачами-кардиологами? - спросил он. - Такого раньше не исполняли, полковник. Никто и не пытался. Бруно начал раскачиваться сразу же после того, как съехал с платформы, но его сверхъестественное чувство баланса и невероятная реакция сводили колебания до минимума. На этот раз никакой акробатики и даже попыток ее. Глаза, сухожилия, мускулы, нервы сосредоточились на одном - на сохранении равновесия. Неожиданно на полпути Бруно перестал крутить педали. Даже самые неискушенные зрители понимали, что это невероятно, что это самоубийство, когда фактор баланса достигнет критической величины, а он, похоже, уже прошел этот критический момент - только движение может восстановить равновесие. - Это в последний раз, - сдавленным голосом прохрипел Ринфилд. - Посмотрите на них! Только посмотрите на них! Сергиус мельком взглянул на зрителей. Нетрудно было понять восклицание Ринфилда. Зритель может соучаствовать в опасности, когда она вполне приемлема, и это может доставлять ему удовольствие, но всегда опасность становится непереносимой и длительной, как в данном случае, удовольствие превращается в страх, в тревогу. Сжатые руки, стиснутые зубы, у многих отведенные взгляды, полные испуга - все это вряд ли снова привлечет толпу зрителей в цирк. В течение десяти бесконечных секунд длилось это невыносимое напряжение, за это время колеса велосипеда не сдвинулись ни на дюйм, а угол раскачивания заметно увеличился. Тогда Бруно с силой нажал на педали. Щелкнула цепь. Не нашлось бы двух человек, сумевших одинаково объяснить то, что после этого произошло. Велосипед сразу же наклонился вправо - Бруно надавил на правую педаль, и бросил себя вперед. Руля, препятствовавшего его движению вперед, не было. С вытянутыми для амортизации руками он боком упал на проволоку, которая, казалось, обхватила его за внутренние части бедер и за горло, отчего голова его откинулась под непонятным углом. Затем тело соскользнуло с проволоки. Казалось, он повис на правой руке и подбородке, потом с проволоки соскользнула голова и он упал вниз на арену, приземлившись ногами на опилки, но тут же осел, словно сломанная кукла. Бейбацер, у которого в этот момент сидели на овальных тумбах двенадцать львов, среагировал мгновенно. И Бруно и велосипед упали в центре арены и хорошо были видны львам, но они плохо реагируют на внезапное нарушение порядка, к которому привыкли. А это вторжение было для них действительно внезапным. Трое львов в центре полукруга уже поднимались на все четыре лапы. Бейбацер наклонился и бросил им в глаза пригоршни песка. Они не сели, но временно ослепли и потеряли ориентировку. Двое из них принялись тереть лапами глаза. Открылась дверь клетки и ассистент укротителя с клоуном вошли в клетку, подошли к Бруно, подняли его, вынесли из клетки и закрыли дверь. Доктор Харпер тут же присоединился к ним. Он наклонился, быстро осмотрел Бруно, выпрямился и подал знак рукой, но в этом не было необходимости. Кан Дах с носилками был уже рядом. Через три минуты последовало объявление, что у знаменитого "Слепого орла" лишь легкое сотрясение мозга, и что, вероятно, он повторит свое выступление на следующий день. Публика, непредсказуемая как и любая толпа, дружно поднялась на ноги и аплодировала целую минуту: лучше "Слепой орел" с сотрясением мозга, чем мертвый. Представление продолжалось. За кулисами же атмосфера была отнюдь не веселая, а скорее похоронная. В комнате находились Харпер, Ринфилд, двое директоров из ассоциации цирков, Сергиус и седоусый джентльмен лет семидесяти. Он и Харпер находились в том конце комнаты, где все еще на носилках, поставленных на стол, лежал Бруно. - Доктор Хасид, если бы вы могли лично осмотреть его, - предложил Харпер. - Вряд ли есть в этом необходимость, - печально улыбнулся тот. Он посмотрел на одного из директоров по имени Армстронг. - Вы когда-нибудь видели мертвых? - Армстронг кивнул. - Потрогайте его лоб. Что скажете? Армстронг, поколебавшись, положил ладонь на лоб Бруно, и тут же отдернул ее. - Холодный... - он вздрогнул. - Он уже остыл. Доктор Харпер обвязал голову Бруно белым полотенцем и накинул на него покрывало, которым были покрыты носилки, после чего отступил назад. - Как говорят в Америке, - вздохнул Хасид, - врач есть врач и я не оскорблю коллегу. Но по законам нашей страны... - По законам любой страны, - заявил Харпер, - иностранный врач не может констатировать смерть. Взяв ручку, Хасид принялся заполнять бланк. - Перелом позвоночника, второй и третий позвонок, вы сказали? Отрыв позвоночной ткани, - он выпрямился. - Если вы хотите, чтобы я договорился... - Я уже договорился с санитарами. Морг госпиталя... - В этом нет необходимости. Не более чем в ста метрах отсюда имеется похоронное бюро, - сообщил Сергиус. - Да? Тогда все проще. Но в такое позднее время... - Доктор Харпер... - Мои извинения, полковник. Мистер Ринфилд, вы можете выделить мне двух человек, надежных и не болтливых? - Джонни, ночной сторож. - Пусть он отправится к поезду. У меня под кроватью черный чемодан. Пусть он принесет его сюда. Задняя комната похоронного бюро была ярко освещена неоновой лампой, подчеркивающей антисептическую гигиену обстановки - изразцовых стен, мраморного пола, раковины из нержавеющей стали. Вдоль одной из стен стояли гробы. В центре зала на мраморных столиках с металлическими ножками стояли еще три гроба. Рядом с ним переминался с ноги на ногу пухлый гробовщик, мужчина в глянцевых башмаках и с глянцевой макушкой. Его профессиональные чувства были глубоко попраны. - Но нельзя так, прямо в гроб, я имею в виду, - возмутился он. - Есть вещи, которые необходимо соблюдать. - Я сделаю все, что нужно. За всем необходимым уже послано. - Но его понадобится вытащить. - Он был моим другом. Я сделаю это. - Но саван... - Вам простительно не знать, что артистов цирка хоронят в их цирковой одежде. - Все это неправильно. У нас своя этика. В нашей профессии... - Полковник Сергиус... - утомленно произнес Харпер. Сергиус кивнул, взял гробовщика за руку, отвел в сторону и что-то спокойно ему сказал. Через двадцать секунд он возвратился с гробовщиком, бледным как тень, и с ключом, который тот протянул Харперу. - Бруно в вашем распоряжении, доктор Харпер, - он повернулся к Гробовщику. - Вы свободны. Тот ушел. - Я думаю, мы тоже пойдем, - сказал Ринфилд. - У меня в кабинете есть превосходная выпивка. В кабинете сидела Мария с головой на сложенных руках. Когда они вошли, она подняла голову и взглянула на них невидящим взглядом. Обеспокоенный Харпер подошел к ней, а Сергиус стал рядом: выражение симпатии на его физиономии атрофировалось уже много лет назад. Глаза Марии были влажными и припухшими, щеки ее горели. Ринфилд печально посмотрел на нее и неловко взял за руку. - Извините меня, Мария. Я забыл... я не знал... через пару минут мы уйдем. - Пожалуйста, все в порядке, - она вытерла лицо платком. - Пожалуйста, не уходите. Мужчины с явной неохотой остались. Ринфилд вытащил бутылку водки, а Харпер обратился к Марии со словами: - Откуда ты узнала? Мне очень жаль, Мария, - он посмотрел на ее обручальное кольцо и отвел взгляд в сторону. - Откуда ты об этом узнала? - Не знаю, я просто знала, - она опять вытерла слезы. - Да, я знала. Я слышала объявление о его падении, но не вышла посмотреть, потому что боялась выходить. Я была уверена, что если бы он не разбился, то послал бы за мной, или вы послали бы за мной. Но никто не пришел. Мужчины в молчании вышли. Харпер, выходивший последним, сказал ей: - Я захвачу все необходимое. Через пару минут вернусь. Он закрыл за собой дверь. Мария выждала некоторое время, поднялась, бросила взгляд в окно, открыла дверь и осторожно выскользнула наружу. Вблизи никого не было. Она вернулась, закрыла дверь, заперла ее, выдвинула ящик стола, достала оттуда чашку и втерла еще немного глицерина себе в глаза и щеки. После этого она открыла дверь. Вскоре вернулся Харпер с пальто. Он плеснул себе немного выпивки, посмотрел по сторонам, избегая взгляда девушки, точно не зная с чего начать. Затем он откашлялся и примирительно произнес: - Я понимаю, что ты никогда не простишь мне этого, но я обязан тебе сказать. Понимаешь, я не знал, какой хорошей артисткой ты можешь быть. Я боялся, что не слишком хорошей, боялся, что чувства выдадут тебя. - Мои чувства выдадут... Вы знаете, что Бруно и я... - она умолкла и затем поинтересовалась: - Ради бога, что это значит? Он широко улыбнулся. - Вытри слезы, пойдем и ты все увидишь. Первые проблески понимания появились на ее личике. - Вы имеете в виду... - Я имею в виду, что нужно пойти и посмотреть. Бруно откинул покрывало и уселся в гробу. Без всякого энтузиазма он взглянул на Харпера и укоризненно произнес: - Что-то вы не очень спешили. Как вам понравится лежать в гробу в ожидании, что какому-то помощнику гробовщика придет в голову придти сюда и заколотить крышку? Мария спасла Харпера от необходимости отвечать. Когда Бруно, наконец, выпутался из покрывала, он мягко соскочил на пол, пошарил внутри гроба и вытащил мягкий полотняный мешок, из которого что-то капало. - Кроме того, я насквозь промок, - вздохнул он. - Что-о? - удивилась Мария. - Небольшая уловка, моя дорогая, - Харпер взбадривающе улыбнулся. - Мешок со льдом. Ведь было необходимо, чтобы у Бруно был холодный лоб. Но лед, к несчастью, тает. - Он поставил саквояж на гроб и открыл крышку. И увы, Бруно должен был еще немного пострадать: мы должны превратить его в нечто веселое и красивое. Превращение заняло целых двадцать минут. Харпер ошибся в выборе профессии, он вполне подошел бы любой киностудии в качестве гримера. Работал он споро, умело и явно получал от этого удовольствие. Когда он закончил, Бруно взглянул на себя в большое зеркало и содрогнулся. Волосы светло-коричневого цвета были слишком длинными и лохматыми, светлые усы - роскошными, яркий полукруглый шрам, шедший ото лба к самому носу был, несомненно, результатом разбитой бутылки. Из одежды на нем была рубашка в белую и голубую полоску, горчичного цвета носки и ботинки такого отвратительного цвета. Кольца на его пальцах были обязаны своему происхождению ярмарке или рождественскому карнавалу. - Можно сказать, красавец, - скривился Бруно. - Меня запросто можно сдать напрокат в качестве пугала. - Он бросил обескураживающий взгляд на Марию, чьи руки сдерживающе прикрыли рот, но не закрывали веселых морщинок вокруг глаз. Затем он взглянул на Харпера. - Это делает меня неузнаваемым? - Совершенно верно. Это делает вас настолько приметным, что никому не захочется посмотреть на вас во второй раз, за исключением тех, кто захочет проверить, не обманулись ли его глаза в первый раз. Пусть незаметные серые люди крадутся по переулкам и привлекают любопытных. Вы - Джон Пейхас, торговец машинами из Восточной Германии. Паспорт и другие документы в вашем внутреннем кармане. Бруно вытащил паспорт, весьма почтенного возраста документ, который подтверждал тот факт, что его владельцу по торговым делам пришлось побывать фактически во всех странах, лежащих за Железным Занавесом, и в некоторых из них по нескольку раз. Он взглянул на фотографию, а затем в зеркало. Сходство было поразительным. - Чтобы все это подготовить нужно было время. Где это делали, Харпер? - В Штатах. - И весь реквизит был у вас собой все это время? - Харпер кивнул. - Вы должны были показать мне это пораньше, чтобы дать время привыкнуть к этому ужасному виду. - Тогда бы вы отказались ехать, - Харпер взглянул на часы. - Последний поезд прибывает через 15 минут. Машина вас ждет прямо на улице в сотне ярдов отсюда. Она доставит вас на станцию, где можете быть уверенными, вас заметят. Там сразу сядете в поезд. В этом чемодане необходимая одежда и туалетные принадлежности. На этой же машине доберетесь до отеля, где две недели назад для вас забронировали место. - Вы все уже подготовили? - Да. Точнее, это сделал один из наших агентов. Как говорят, наш человек в Крау, бесценный человек. В этом городе он может уладить все - он не последний винтик в муниципалитете. Один из его людей поведет машину. Бруно задумчиво посмотрел на него. - Вы все еще верите в жесткую игру, доктор Харпер. - И поэтому жив, - он позволил себе терпеливый вздох. - Когда вы проведете большую часть своей сознательной жизни в приключениях, подобных этим, то обнаружите, что чем меньше люди знают, тем это для них безопаснее. Завтра утром Мария возьмет напрокат машину. В двух кварталах отсюда есть отель под названием "Охотничий рожок". Как только начнет смеркаться, будьте там. Она подъедет туда сразу после вас. Посмотрит на дверь и отойдет. Вы пойдете за ней. У вас необычайный дар чувствовать слежку, поэтому на этот счет я не беспокоюсь. Любые изменения плана и дальнейшие инструкции вам передаст Мария. - Вы сказали, что ваш человек здесь может уладить все? - Да, я это говорил. - Пусть он достанет несколько шашек динамита и запалы, рассчитанные на десять секунд. Это можно устроить? Харпер заколебался. - Надеюсь. А зачем вам это? - Об этом я скажу вам через пару дней. И это не потому, что я поступаю, как доктор Харпер, и не потому, что я играю в тайны. Я еще не уверен, но у меня выклевывается идея, как выбраться из Лабиана. Тень беспокойства вновь омрачила чело девушки, но Бруно даже не взглянул в ее сторону. - Полагаю, что есть шанс попасть туда незамеченным. Но не думаю, что мне удастся незамеченным выбраться оттуда. Ведь мне придется удирать оттуда весьма поспешно, и как только поднимется тревога, как все выходы автоматически перекроются. Поэтому, возможно, лучшим выходом для меня будет идти напролом. - Кажется, вы говорили, что не хотите никого убивать? При взрыве могут погибнуть люди. - Я буду осторожен, если получится, и употреблю динамит лишь в крайнем случае. Будем надеяться на лучшее. Так я получу динамит или нет? - Вы должны дать мне время на раздумья. - Послушайте, Харпер, я понимаю, что вы отвечаете за конечный результат, но здесь не вы главная фигура. Главная фигура - Я. Ведь я буду рисковать жизнью, чтобы проникнуть туда и выбраться живым и с положительным результатом. Не вы... Вы будете сидеть в безопасности и отречетесь от меня, если я провалюсь. - Он