- Твой отец не очень-то общителен последние два месяца. Причина ясна. В моем положении я не могу задавать ему вопросы. А тебе задам. Что вы знаете о ней с тех пор, как она уехала домой в Марсель три месяца назад? - Ничего. Ничегошеньки, - проговорила Мэри, положив свою руку на его. - А ведь раньше она звонила по телефону ежедневно, писала каждую неделю... - И твой отец уже все испробовал? - Папа миллионер. Неужели ты думаешь, что он не использовал все возможности? - Я тоже так думаю. Что я могу для вас сделать? Мэри побарабанила пальцами по столу и, взглянув на него, тихо произнесла: - В твоих силах устранить другую причину его беспокойства. - В моих? Мэри кивнула. Мак-Элпайн в этот момент очень энергично изучал другую причину своего беспокойства. Он и Даннет остановились перед дверью гостиничного номера, Мак-Элпайн вставил ключ в замочную скважину. Даннет с опаской огляделся и сказал: - Не думаю, что дежурный администратор поверил хоть одному вашему слову. - Ну и что? - Мак-Элпайн повернул ключ в замке. - Я хотел получить ключ от номера Джонни, и я его получил, не так ли? - А если бы вам его не дали? - Я бы взломал эту чертову дверь. Я уже однажды это сделал, помните? Они вошли в номер, заперли за собой дверь и оглядели все сначала с порога. Потом безмолвно и методично принялись осматривать комнату Харлоу, заглядывая во все мыслимые и немыслимые места, которых в гостиничных номерах, как известно, не так уж много. Три минуты, и осмотр закончился, он был настолько же успешным, насколько и малоутешительным. Двое мужчин удрученно разглядывали находки, принадлежавшие Харлоу, - четыре полные бутылки шотландского виски и пятую, наполовину пустую. Они обменялись взглядами, и Даннет выразил коротко чувства, общие для обоих. - Иисус! - сказал он. Мак-Элпайн только кивнул. Он вообще не смог произнести ни слова, и все это из-за обстоятельств, в которые сам себя поставил. Он сам принял решение дать Харлоу последний шанс, и в то же время сейчас перед ним были все доказательства необходимости немедленного увольнения Харлоу. - Так что же делать? - спросил Даннет. - Мы заберем эту чертову отраву с собой - вот что мы сделаем. - Глаза Мак-Элпайна сузились, голос звучал напряженно. - Но он сразу заметит их отсутствие. Насколько нам известно, вернувшись, он первым делом наведается к своим бутылочкам. - Ну так и что? Даже если он обнаружит их отсутствие? Не бросится же он к администратору и не завопит: "Я Джонни Харлоу. И у меня только что украли пять бутылок шотландского виски из номера". Он ничего не сделает и ничего не скажет. - Конечно, он ничего не скажет. Только что он подумает при этом? - А кого интересуют мысли начинающего алкоголика? К тому же на нас уж точно никто не подумает. Ведь если бы это сделали мы, то на него сразу должны были бы посыпаться наказания. Так что же нам делать дальше? Пока мы не скажем ему ни слова. Поэтому он будет считать, что кражу совершил случайный вор. Может, даже кто-то из команды, где найдется кое-кто, способный на мелкую кражу. - Значит, ему уже нельзя помочь ни в малой степени? - Маленькие поблажки закончились. Будь он трижды проклят! - Поздно уже, милая Мэри, - сказал Харлоу. - Я больше не могу быть гонщиком. Джонни Харлоу сошел. Спросите любого. - Я не об этом прошу. Ты знаешь. Я о твоем пьянстве. - Моем пьянстве? - Лицо Харлоу оставалось бесстрастным. - Кто это говорит? - Все. - Все лгут. С этой репликой задушевный разговор был окончен. С ресниц Мэри сорвалась слеза, упала прямо на ее ручные часы, но Харлоу не произнес ни слова. Мэри попыталась взять себя в руки. - Я сдаюсь. Глупо было стараться, - сказала она. - Джонни, ты идешь на прием к мэру? - Нет. - Я рассчитывала, что ты пойдешь со мной. Пожалуйста. - И выставить тебя страдалицей? Нет. - Почему ты не ходишь ни на какие приемы? Ведь там встретишь каждого третьего гонщика. - Я не каждый третий гонщик. Я Джонни Харлоу. Я изгой, отверженный. У меня деликатная и утонченная натура, и я не люблю, когда делают вид, что не замечают меня. Мэри положила обе руки на его ладонь. - Я буду разговаривать с тобой, Джонни. Ты знаешь, я буду с тобой всегда. - Знаю. - Харлоу сказал это без горечи и без иронии. - Я искалечил тебе жизнь, а ты будешь со мной всегда разговаривать. Лучше быть от меня подальше, юная Мэри. Я бомба. - Некоторые взрывы я с удовольствием принимаю. - Нам пора уходить. Тебе уже нужно переодеваться к вечернему приему. Я провожу тебя в гостиницу. - Харлоу сжал ее руку и покраснел. Они вышли из кафе под руку. Другой рукой Мэри опиралась на трость. Харлоу нес вторую, приноравливая свои шаги к походке девушки. Они еще медленно шли по улице, когда Рори Мак-Элпайн выскочил из своего укрытия в неосвещенном парадном напротив кафе. Он посинел и дрожал от холодного ночного воздуха. Но, судя по выражению его лица, был вполне удовлетворен: мысли его были заняты чем-то более приятным, нежели размышления о температуре. Он последовал по другой стороне улицы за удаляющимися Харлоу и Мэри, держась на почтительном расстоянии от них. У первого перекрестка свернул направо и побежал в обход. Он вернулся в гостиницу мокрым от пота и страшно запыхавшимся, потому что ни разу не остановился за всю дорогу. Бегом миновав вестибюль, он поднялся по лестнице в свой номер, умылся, причесал волосы, поправил галстук, какое-то время постоял у зеркала, примеряя выражение покорности и печали, и, когда -удовлетворился результатом тренировки, отправился в номер отца. Он постучал, услышал что-то вроде разрешения и вошел. Апартаменты Джеймса Мак-Элпайна были самыми комфортабельными в гостинице. Будучи миллионером, Мак-Элпайн не видел резона стеснять себя в чем-либо. Но сейчас он не мог позволить себе расслабиться. Откинувшись в удобном и мягком кресле, символе комфорта, он сидел, углубившись в одному ему ведомые размышления, и оторвался от них, когда его сын закрыл дверь за собой. - Так в чем дело, мой мальчик? Неужели нельзя было подождать до завтра? - Нет, папа, нельзя. - Тогда выкладывай побыстрее. Как видишь, я занят. - Да, папа, я понимаю. - Вид Рори был печальный и покорный. - Но я должен кое-что сообщить тебе срочно. - Он нерешительно умолк, будто собираясь с духом. - Это о Джонни, папа. - Свои мысли о Джонни Харлоу всегда держи глубоко при себе. - За внешней строгостью в словах отца промелькнул интерес и любопытство. - Мы все знаем, что ты думаешь о Харлоу и как относишься к нему. - Да, папа. Я об этом подумал, прежде чем решил повидаться с тобой. - Рори опять нерешительно умолк. - Ты знаешь, что говорят о Харлоу? Всякие истории о том, как он пьет, о его пьянстве. - Так что? - Голос Мак-Элпайна никак не изменился. Рори с трудом удавалось сохранять на лице выражение смирения: его посещение оказывалось не таким уж и легким делом, как он рассчитывал. - Это действительно так. Он пьет, я думаю. Я видел его пьющим в пабе. - Спасибо, Рори, можешь идти. - Мак-Элпайн помолчал. - Выходит, ты тоже был в пабе? - Я? Шел мимо, папа. Я был снаружи. Я видел все через стекло. - Шпионил, малыш? - Я проходил мимо. - В голосе сына зазвучала обида. Мак-Элпайн махнул рукой. Рори повернулся, чтобы уйти, но, посмотрев отцу в лицо, не удержавшись, сказал: - Может быть, я и не люблю Джонни Харлоу. Но зато я люблю Мэри. Я люблю ее, может, больше всех в мире. - Мак-Элпайн кивнул, он знал, что это так. - Я не хочу видеть, как ее обижают. Она тоже была в пабе с Харлоу. - Что? - Лицо Мак-Элпайна потемнело от гнева. - Даю голову на отсечение. - Ты уверен? - Я уверен, отец. Совершенно уверен. У меня хорошие глаза. - А я не очень уверен, - машинально сказал Мак-Элпайн. Понемногу он начинал успокаиваться, гневный блеск исчез из глаз. - Ничего не хочу об этом слушать. И запомни: я терпеть не могу, когда шпионят. - Это не шпионство, отец. - Сознание собственной правоты порой выходило у Рори за обычные рамки. - Я поступил, как настоящий детектив. Когда доброе имя команды "Коронадо" ставится на карту... Мак-Элпайн поднял руку, обрывая поток слов, и тяжко вздохнул. - Хорошо, хорошо, благородный маленький монстр. Скажи Мэри, что я хочу ее видеть. Но не говори для чего. Пять минут спустя на месте Рори уже стояла Мэри. В предчувствии неприятностей вид у нее был настороженный, взгляд строптивый. - Кто тебе сообщил об этом? - сразу спросила она. - Это как раз и неважно. Важно, так это или нет? - Мне двадцать лет, папочка. - Она была спокойна. - Я бы могла не отвечать на такие вопросы. Я вполне уже могу сама за собой приглядеть. - Ты можешь? Ты можешь? А если я выброшу тебя из команды "Коронадо"? У тебя нет денег, и, пока я жив, они не появятся. У тебя нет жилья. У тебя нет матери, по крайней мере ты ничего о ней не знаешь. У тебя нет квалификации. Кто возьмет на себя такую ответственность - брать на работу калеку без квалификации? - Хотелось бы мне, чтобы ты повторил все эти ужасные слова, сказанные в мой адрес, при Джонни Харлоу. - Замечу, между прочим, что я не стану реагировать на все это. Я тоже был независимым в свои молодые годы и так же, как ты, не ценил авторитет родителей. - Мак-Элпайн помолчал и спросил с ничем не прикрытым любопытством: - У тебя что, любовь с этим парнем? - Он не просто парень. Он Джонни Харлоу. - Мак-Элпайн удивленно поднял брови, услышав страстную силу ее голоса. - А на.твой вопрос я бы в свою очередь спросила: имею ли я право хотя бы на малую толику свободы, на личную жизнь? - Хорошо, хорошо, - вздохнул Мак-Элпайн. - Согласен. Ты ответишь на мои вопросы, а я скажу, почему спрашиваю тебя. О'кей? Она кивнула. - Одним словом: верно это или нет? - Если твои шпионы считают это фактом, папа, то зачем еще спрашивать меня? - Придержи свой язык. - Напоминание о шпионах задело Мак-Элпайна за живое. - Извинись за выражение "придержи свой язык". - Иисус! - Мак-Элпайн с удивлением глядел на дочь, решительную и одновременно раздраженную и восторженную. - А ты, как я посмотрю, вся в меня. Я извиняюсь. Он пил? - Да. - Что именно? - Не знаю. Что-то прозрачное. Он сказал, что тоник с водой. - И ты еще водишь компанию с этим лгуном. Тоник и чертова вода! Держись от него подальше, Мэри. Если не будешь слушаться, то отправлю тебя обратно домой, в Марсель. - Почему, папа? Почему? - Потому, видит Бог, что у меня достаточно неприятностей, а тут еще единственная дочь связывается с алкоголиком, который обречен на верную гибель. - Джонни? Алкоголик? Послушай, папа, я знаю, он пьет совсем немного... Мак-Элпайн жестом оборвал ее речь и схватил телефонную трубку. - Говорит Мак-Элпайн. Не могли бы вы попросить мистера Даннета зайти ко мне? Да. Ладно. - Он повесил трубку. -Я обещал тебе объяснить, почему я задаю тебе эти вопросы. Я сделаю это. Я вынужден это сделать. Вошел Даннет, плотно прикрыл за собою дверь. Он выглядел так, будто несколько минут назад был на королевском приеме. Когда Даннет уселся, Мак-Элпайн попросил холодно, даже неприязненно: - Расскажи ей, Алексис, о нем, пожалуйста. - Почему это должен сделать я, Джеймс? - Даннету было явно не по себе, вид у него в одну минуту стал недовольный. - Так будет покороче. Она не поверит мне, поэтому я прошу тебя рассказать, что мы обнаружили в номере у Джонни. Мэри с недоумением переводила взгляд с одного на другого. - Вы посмели обыскивать номер Джонни? - догадалась она. - С лучшими намерениями, Мэри, - ответил Даннет, глубоко вздыхая, - и слава Богу, что мы так сделали. До сих пор я сам себе не могу поверить. Мы нашли пять бутылок шотландского виски в его комнате. Одна наполовину пустая. Мэри подавленно смотрела на него. Ясно было. она поверила. Когда Мак-Элпайн заговорил вновь, голос его звучал очень проникновенно. - Сожалею. Мы все знаем о твоем отношении к нему, Мэри. Мы, между прочим, забрали и унесли эти проклятые бутылки. - Вы унесли бутылки? - В безжизненном голосе ее слышалось недоумение. - Но вы тем самым выдали себя? Там появится полиция. Найдут отпечатки пальцев - ваши отпечатки пальцев. Тогда... - Неужели ты предполагаешь, - перебил ее Мак-Элпайн, - что Джонни Харлоу скажет хотя бы одной живой душе хоть слово о том, что держал у себя в номере пять бутылок виски? Иди-ка, детка, переодеваться. Нам пора на этот чертов прием, через двадцать минут выходим и, кажется, без твоего бесценного Джонни. Мэри продолжала оцепенело сидеть, лицо ее будто окаменело, глаза не мигая смотрели на отца. Напряжение прошло, и он мягко улыбнулся ей. - Сожалею. Все это было совершенно неожиданно, - сказал он. Даннет придерживал дверь, пока она выходила из номера. Оба проводили ее взглядами, полными сочувствия. Глава 5 Для всемирного братства гонщиков на Гран При, как и для завзятых путешественников, гостиница - это все. Она место для сна, еды, отдыха. Сегодня для тебя, завтра для следующего безвестного бродяги. Но недавно отстроенная вилла-гостиница Чессни на окраине Монца совершенно не соответствовала этому трюизму. Превосходный замысел, превосходная постройка и великолепный ландшафт, огромные, с массой воздуха номера, со вкусом и удобно обставленные, прекрасные легкие балконы, роскошная еда и отличное обслуживание - все заставляло думать о гостинице как о лучшем пристанище для миллионеров. Она и должна была стать им в недалеком будущем. Пока же вилле-гостинице Чессни еще только предстояло обрести свою клиентуру, свой стиль, репутацию, традиции. Для достижения этих желанных целей и нужна была реклама, которая одинаково важна и для первоклассной гостиницы и для любого захудалого ларька. Поскольку ни один спорт в мире не привлекает к себе столько внимания, сколько международные гонки, то владельцы гостиницы сочли благоразумным предоставить за очень малую плату виллу-дворец лучшим гонщикам на Гран При, пока они проходили трассу по Италии. Лишь немногие из гонщиков не воспользовались приглашением, никто из них не раздумывал об особых причинах такого внимания: для всех было достаточным знать, что вилла-гостиница Чессни удобнее и дешевле всех тех австрийских гостиниц, которые они с большой благодарностью покинули двенадцать дней назад. Через год, вполне возможно, им не позволят даже переночевать здесь, но это будет еще только через год. Была пятница, последняя в августе, и был теплый вечер, еще вовсе не требовалось включать кондиционеры, которые тем не менее вовсю работали, добросовестно охлаждая воздух до прохладной температуры. Этим как бы лишний раз подчеркивалась престижность гостиницы. Чессни была местом отдыха высоких гостей. Мак-Элпайн и Даннет сидели рядом, но почти не видели друг друга из-за высоких спинок плюшевых кресел. Оба были заняты мыслями более серьезными, чем рассуждения о погоде и температуре помещения. Они почти не разговаривали, а если и обменивались репликами, то без всяких эмоций: ничто не могло их воодушевить. Даннет завозился в кресле. - Наш загулявший парень все еще не вернулся с трассы. - У него есть оправдание, - ответил Мак-Элпайн. - Я надеюсь, по крайней мере, что оно у него найдется. Все-таки он добросовестный в работе человек. Он думал сделать несколько кругов на больших скоростях, чтобы проверить подвески и переключение скоростей на своей новой машине. - По всей видимости, передать это Траккиа было нельзя? - помрачнел Даннет. - Само собой разумеется, Алексис, и я это знаю. Так положено по протоколу. Джонни не только номер первый в команде "Коронадо", но вообще первый гонщик в мире. Наши покровители весьма чуткие и очень оперативные люди. Они очень прислушиваются к мнению общества. Единственная причина, почему они пишут названия фирм на наших машинах, заключается в том, чтобы шире продавать повсюду свою продукцию. Гонщики для них - не предмет для благодеяний, они хотят исключительно рекламы. Девяносто девять и девять десятых процента их интересов лежат вне спорта, они знать ничего не хотят и посылают к черту все, что в нем происходит. Их касается лишь то, что привлекает внимание. А сейчас все внимание привлечено к Харлоу, к одному ему. И потому Харлоу получит самую лучшую и новейшую машину. Если он ее не получит, публика потеряет веру в Харлоу, в "Коронадо" и в нашу рекламу, и вовсе не обязательно, что она будет терять веру в такой последовательности. - Ну что же, может быть, еще не настал день чудес для нас. В конце концов, ведь никто не видел и никто не знает, что он пил в эти двенадцать дней. Может быть, он всех нас еще удивит. До гонок на Гран При по Италии осталось всего два дня. - Тогда зачем ему эти бутылки виски, которые мы совсем недавно унесли из его номера? - Я бы сказал, что он испытывал себя на моральную устойчивость, но я уверен, что в это вы не поверите. - Но верите ли вы? - Откровенно, Джеймс, нет. - Даннетом опять овладела черная меланхолия. Он помолчал и спросил: - Какие новости сообщают ваши агенты с юга, Джеймс? - Никаких. Мне кажется, Даннет, что больше никаких надежд у меня не осталось. Четырнадцать недель прошло со дня исчезновения Марии. Это много, это слишком много для меня. Случись с ней несчастье, я бы уже знал об этом. Произошло бы с ней непредвиденное, я бы точно знал об этом. Если бы это было похищение ради выкупа, хотя это смешно, меня бы уже поставили в известность. Она просто исчезла. Пропала, утонула... понять не могу. - Мы с тобой часто говорили об амнезии. - Но я также часто говорил вам без ложной скромности, что Марию Мак-Элпайн слишком хорошо знают, чтобы не отыскать ее в кратчайший срок, если бы у нее и случилась потеря памяти. - Понимаю. Мэри очень переживает происшедшее?.. - Особенно последние двенадцать дней. Это и из-за Харлоу тоже. Алексис, вы разбили ей сердце... Простите, это я разбил ее сердце, еще в Австрии. Не знал, что все так далеко зашло. Но у меня не было выбора. - Она едет с вами на вечерний прием? - Да. Нужно отвлечь ее от душевной смуты - вот что я себе пытаюсь внушить, а может, просто стараюсь успокоить свою совесть? Все перепуталось. Возможно, я совершаю еще одну ошибку. - Сдается мне, что этот распрекрасный Харлоу немало здесь дров наломал. Но это его последний шанс, Джеймс. Еще одна бешеная гонка, еще одно поражение, еще одна попойка... и конец. Не так ли? - Именно так. - Мак-Элпайн кивнул в сторону входной двери. - Вы считаете, ему нужно сказать об этом сейчас? Даннет посмотрел туда же. Харлоу поднимался по ступеням каррарского мрамора. Он был, как обычно, безупречно одет в свой безукоризненный белый гоночный комбинезон. Молодая и очаровательная именно этой своей свежестью девушка-дежурная улыбнулась ему, когда он проходил мимо. Харлоу бросил на нее спокойный взгляд и ответил вежливой улыбкой. Он шел через вестибюль, и сотни присутствующих умолкали, когда он приближался к ним. Харлоу вроде бы ни на кого не глядел особо - ни направо, ни налево, но его проницательные глаза ничего не упустили, это можно было понять по тому, как он круто повернулся и направился вдруг к сидящим Мак-Элпайну и Даннету, даже не поглядев в их сторону. - Ни шотландского виски, ни ментола, все ясно. Иначе он избегал бы меня, как чумы, - проворчал Мак-Элпайн. - Наслаждаетесь тихим вечером, джентльмены? - спросил Джонни без тени иронии или сарказма. - Угадали, - ответил Мак-Элпайн. - И думаем, что удовольствие наше увеличилось бы, если бы мы узнали, как ведет себя новый "коронадо" на треке. - Приводим в норму. Джекобсон, большая редкость, согласился со мной, что нужны лишь небольшие изменения в регулировке скоростей и укрепление задней подвески, остальное в полном порядке. Все будет сделано к воскресенью. - Никаких претензий с вашей стороны? - Нет. Это прекрасная машина. Лучший из производственных "коронадо". И скоростной. - Какова же скорость? - Я до конца пока не выяснил. Но на круге мы дважды перекрыли рекордное время. - Отлично, отлично. - Мак-Элпайн взглянул на часы. - Что же, пора идти. Нам остается всего полчаса на сборы. - Я устал. Пойду приму душ, посплю часа два, затем пообедаю. Я сюда приехал ради Гран При, а не для того, чтобы вращаться в высшем обществе. - Вы решительно не хотите пойти? - Я ведь отказывался и раньше. Так что прецедент создан, я надеюсь. - Но это необходимо. - Для меня слова "обязательно" и "принудительно" звучат все же по-разному. - Там будут три или четыре очень значительных человека, которые приехали специально с вами повидаться. - Знаю. Мак-Элпайн помолчал перед тем, как задать следующий вопрос. - Откуда вам это известно? Об этом знали только Алексис и я. - Мэри сказала мне. - Харлоу повернулся и пошел прочь. - Неплохо. - Даннет прикусил губу. - Просто молодой ублюдок. Подошел, чтобы сообщить, что дважды на тренировке превысил рекордную скорость. Так оно и есть, я верю ему. Именно поэтому он остановился, не правда ли? - Он дал понять мне, что остается лучшим в работе. Но это лишь половина того, что он хотел сообщить. Он сказал также, что его не интересует этот чертов прием. Что он будет говорить с Мэри, даже если это мне не нравится. И наконец, продемонстрировал, что у Мэри от него нет никаких секретов. Черт возьми, куда девалась моя непутевая дочь? - Все-таки интересно. - Что вам интересно? - Сможете ли вы узнать, что таится в ее сердце. Мак-Элпайн вздохнул и еще глубже погрузился в кресло. - Тут вы правы, Алексис, да, правы. С каким бы удовольствием я столкнул их молодыми головами. Харлоу принял душ, надел махровый белый банный халат, вышел из ванной и открыл дверцу платяного шкафа. Он достал отличный костюм и пошарил на верхней полке. Ясно, что он не нашел того, что искал, и его брови поднялись вверх в удивлении. Он заглянул также в буфет, но с таким же результатом. Тогда он остановился посреди комнаты, задумался и вдруг широко улыбнулся. - Так, так, так, - прошептал он. - Вынесли вон. Умно поступили. Застывшая улыбка на его лице тем не менее свидетельствовала, что Харлоу не очень верит своим собственным словам. Он приподнял матрац, заглянул под него, извлек оттуда полбутылки виски, осмотрел и сунул обратно. В ванной комнате он проверил бачок, вытащил из него бутылку гленфиддиха, на две трети опорожненную, поставил ее обратно и закрыл крышку бачка, сделав это весьма небрежно. Потом он вернулся в спальню, надел светло-серый костюм и принялся завязывать галстук, когда услышал снаружи мощный рев автомобиля. Тогда он выключил свет, раздвинул занавески, открыл окно и выглянул наружу. Вереница разодетых к приему гостей вытягивалась от гостиничного входа - гонщики, менеджеры, синьоры механики и журналисты, которые должны будут давать официальный отчет о гонках, спешили занять свои места в автобусе. Харлоу увидел и тех, чье присутствие поблизости сейчас было ему нежелательно: Даннет, Траккиа, Нойбауэр, Джекобсон и Мак-Элпайн, последний вел опирающуюся на его руку Мэри. Наконец все вышли из гостиницы, дверь закрылась, и автобус, урча, покатил в ночь. Через пять минут Харлоу был уже у стойки администратора, за которой сидела все та же хорошенькая девушка, на которую он совсем недавно, проходя наверх, не обратил никакого внимания. Он широко улыбнулся ей - коллеги, увидев это, не поверили бы своим глазам, - а она, покраснев, но быстро преодолев смущение, так и засветилась радостью, обнаружив еще и такую сторону натуры Харлоу. Для всех, кто не имел отношения к автогонкам, Харлоу оставался по-прежнему гонщиком номер один. - Добрый вечер, - приветствовал ее Харлоу. - Добрый вечер, мистер Харлоу, чего желаете, сэр? - Улыбка исчезла. - К сожалению, ваш автобус только что ушел. - У меня имеется свой транспорт. Улыбка снова сияла на лице девушки. - Конечно, я в курсе, мистер Харлоу. Простите меня. Ваш красный "феррари". Я могу быть вам полезна?.. - Да, пожалуй. Я назову вам четыре фамилии - Мак-Элпайн, Нойбауэр, Траккиа и Джекобсон. Я хотел бы узнать, какие номера они занимают? - Непременно, мистер Харлоу. Однако мне кажется, что все эти джентльмены сейчас в отъезде. - Я знаю об этом. Я этого как раз и ждал. - Не понимаю, сэр? - Я просто хочу перед сном кое-что подсунуть им под двери. Старый обычай гонщиков. - Ох уж эти гонщики и их вечные розыгрыши. - Бедняжка, несомненно, не видела гонщиков до нынешнего вечера, но это ей не помешало поглядеть на чемпиона со всепонимающим лукавством. - Их номера 202, 208, 204 и 206. - Это в той последовательности, в какой я называл их? - Да, сэр. - Благодарю вас. - Харлоу приложил палец к губам. - Конечно, никому ни слова. - О! Я ничего не знаю, мистер Харлоу. - Она улыбнулась ему с таинственным видом и проводила взглядом. Харлоу достаточно реалистично оценивал силу своей известности, чтобы понимать, что молчание ее вряд ли продлится до конца недели. Он возвратился наверх в свой номер, вытащил кинокамеру из чехла, отвинтил крышку, старательно поцарапав при этом черную металлическую поверхность, поднял ее и вынул маленькую миниатюрную фотокамеру, размером не больше пачки сигарет. Положив ее в карман, он привинтил стенку большой кинокамеры на прежнее место, сунул ее в чемодан и с сомнением поглядел на маленькую холщовую сумку с инструментами, лежащую там же. Пожалуй, сегодня он обойдется и без них: там, куда он собирался идти, он найдет все, если понадобится. Однако, подумав, он все же взял сумку с собой и вышел из номера. Он прошел по коридору к двести второму номеру - апартаментам Мак-Элпайна. Харлоу не было нужды, в отличие от Джеймса Мак-Элпайна, прибегать к хитростям, чтобы получить ключ от номера, - он располагал отличным набором ключей. Попробовав один из них, другой, он наконец без труда открыл дверь. Заперев ее за собой, разобрался сначала со своей сумкой, потом поставил ее на верх шкафа и принялся методично осматривать номер. Ничто не осталось без его внимания - ни одежда Мак-Элпайна, ни содержимое шкафов и чемоданов. Наконец он наткнулся на маленький чемоданчик, размером с кейс для бумаг, замкнутый очень крепкими, необычными по виду замками. Но Харлоу имел ключи и к самым маленьким и самым необычным кейсам. Чемоданчик открылся сразу. Содержимое являло собой дорожный офис с массой разнообразных бумаг, накладных, квитанций, чековых книжек и контрактов: владелец "Коронадо" вел сам всю свою документацию. Харлоу не стал смотреть бумаги, внимание свое он сосредоточил на перетянутой резинкой пачке чековых. книжек. Он быстро просмотрел их и задержался на одной из страниц со всеми выписанными расходами. Он тщательно изучил ее, с явным удивлением покачал головой, поджав губы от расстройства, вытащил из кармана миниатюрный фотоаппарат и сделал восемь снимков, по два на каждую страницу. После этого он заботливо привел все в прежний вид и вышел из номера. Коридор был пуст. Харлоу дошел до номера 204, занимаемого Траккиа, и открыл дверь тем же ключом, каким открывал дверь номера Мак-Элпайна: гостиничные ключи имеют, как правило, самые незначительные отличия, для удобства все номера открываются одним служебным ключом, который фактически и был сейчас в распоряжении Харлоу. В комнате Траккиа вещей было гораздо меньше, чем у Мак-Элпайна, поэтому осмотр занял немного времени. Харлоу здесь также особенно заинтересовал маленький кейс для бумаг. Открыть его ему стоило минимальных усилий. Деловые бумаги, обнаруженные в кейсе, почти йе заинтересовали Харлоу, кроме небольшой красно-черной записной книжки, содержащей, похоже, зашифрованные адреса. Каждый адрес, если только это были адреса, был помечен буквой, за которой располагалось две или три линии непонятного письма. Это могло оказаться интересным, или, наоборот, не имеющим никакого значения. Харлоу поколебался, потом, недоуменно пожав плечами, все же извлек фотоаппарат и сфотографировал и эти страницы. Номер Траккиа он оставил в таком же порядке, как и номер Мак-Элпайна. Через две минуты Харлоу уже сидел на кровати Нойбауэра с его кейсом для бумаг на коленях. Миниатюрная фотокамера его неустанно щелкала: тоненькая красно-черная записная книжица в его руках была точной копией той, что он обнаружил у Траккиа в номере. Наконец Харлоу добрался до последнего из намеченных им объектов - номера Джекобсона. Видимо, Джекобсон оказался не таким предусмотрительным и не таким хитроумным, как Траккиа или Нойбауэр. Он имел две чековые книжки, и когда Харлоу открыл их, то опешил от неожиданности. Из зафиксированных доходов было очевидно, что для получения подобных сумм Джекобсону понадобилось бы раз в двадцать больше времени, нежели при том заработке шеф-механика, которым он располагал. В одной из книжек был список адресов на английском языке, с географией почти всей Европы. И эти детали Харлоу тщательно зафиксировал своим маленьким фотоаппаратом. Он уже сложил бумаги в кейс и, поставив его на прежнее место, собирался уходить, когда вдруг услышал шаги в коридоре. Харлоу замер в нерешительности. Шаги приближались и стихли возле самой двери номера, в котором он находился. Джонни вытащил на всякий случаи из кармана носовой платок, чтобы завязать им лицо вместо маски, и, когда ключ стал поворачиваться в замке, успел проскользнуть в спальню, нырнуть в платяной шкаф и тихо закрыть за собой дверцу. Дверь в коридор открылась, кто-то вошел в номер. Харлоу стоял в полной темноте. Он слышал, как кто-то двигается по комнате, но не мог даже представить, кто бы это мог быть и что он делает в номере: судя по звукам, человек занимался тем же, чем занимался только что он сам. Тогда, приладив платок так, чтобы видны были одни глаза, он завязал узел на затылке и открыл гардеробную дверь. Как в сцене из какого-нибудь спектакля, он оказался прямо перед горничной с наволочкой в руках, которую она, вероятно, только что сняла. Столкнувшись с человеком в белой маске лицом к лицу, она так и окаменела от неожиданности. Взгляд неизвестного пронзил ее, и она беззвучно, не издав вздоха, стала медленно оседать на пол. Харлоу выскочил из своего укрытия и подхватил ее прежде, чем она ударилась о мраморный бордюр, аккуратно опустил на пол и бросился к коридорной двери. Закрыв ее, он сдернул с лица носовой платок и тщательно протер все предметы, к которым прикасался в номере, включая ручки и замки кейса для бумаг. Напоследок он снял телефонную трубку и положил ее на стол. Он ушел, оставив дверь полуоткрытой. Пробежав коридор, он не спеша спустился по лестнице к бару и сделал заказ на выпивку. Бармен поглядел на него с удивлением. - Вы что-то сказали, сэр? - Двойной джин и тоник, вот что я заказал. - Да, мистер Харлоу. Очень хорошо, мистер Харлоу. Бармен с бесстрастным лицом приготовил выпивку. И Харлоу, взяв стакан, устроился за столиком между двумя пальмами в кадках. Он с интересом наблюдал за происходящим. Совсем скоро возле коммутатора поднялась суета, девушка-телефонистка проявляла заметное нетерпение. Сигнальные лампочки на табло непрерывно мигали, но ей, видимо, не удавалось соединиться с вызываемым номером. Наконец она потеряла терпение, вызвала мальчика-рассыльного и тихим голосом что-то сказала ему. Тот кивнул и не спеша, с самым торжественным видом, отличающим всех служащих виллы-гостиницы Чессни, направился через вестибюль выполнять ее поручение. Но когда он вернулся, у него был совсем другой вид. Он пулей миновал вестибюль и стал что-то шептать телефонистке на ухо. От его известия она даже вскочила со своего места. Буквально через секунды появился собственной персоной и сам управляющий. Харлоу терпеливо ждал, делая вид, что время от времени прикладывается к бокалу. Он знал, что большинство находящихся в вестибюле исподтишка наблюдали за ним. По его поведению они со своих мест вполне могли предположить, что он пьет безобидный лимонад или же тоник. Бармен, конечно, знал, что это не так, он знал и то, что, вернувшись с приема, Мак-Элпайн первым делом потребует доложить ему о выпивке Джонни Харлоу и показать счет, невероятный для чемпиона по тому напитку, каковой был в его руках. Управляющий вновь появился с невозмутимым выражением лица. Он коротким, сдержанным шагом продефилировал к пульту и взялся за телефон. Весь вестибюль к тому времени уже был заинтересован происходящим. Харлоу воспользовался тем, что внимание присутствующих переключилось с него на место дежурного администратора, и поспешил выплеснуть содержимое своего стакана в кадку с пальмой. Затем он не торопясь поднялся и направился через вестибюль к выходу. Ему нужно было пройти как раз мимо управляющего. Харлоу задержался возле него. - Какие-то затруднения? - спросил он доброжелательно. - И очень серьезные, мистер Харлоу. - Управляющий в ожидании соединения держал телефонную трубку возле уха, но был явно польщен тем обстоятельством, что Джонни Харлоу нашел время поговорить с ним. - Взломщики! Убийцы! Одна из наших горничных подверглась жестокому нападению. - Господи Боже! Где? - В номере мистера Джекобсона. - Но ведь он только наш главный механик. У него же нечего красть. - Ага! Может быть, мистер Харлоу. Но взломщик мог и не знать об этом, не так ли? - Надеюсь, она сможет опознать нападающего, - спросил как бы между прочим Харлоу. - Невозможно. Она видела только, как гигант в маске выскочил из гардероба и напал на нее. Она еще утверждает, что он был с дубинкой. - Он прикрыл трубку рукой. - Извините меня. Полиция... Харлоу с облегчением вздохнул и пошел прочь, толкнув вращающуюся дверь, повернул от выхода направо, еще раз направо, вошел в гостиницу через другие двери и, никем не замеченный, поднялся в свой номер. Здесь он вытащил кассету из своего миниатюрного фотоаппарата, заменил ее новой, вложил фотоаппарат в большую кинокамеру, завинтил заднюю крышку, добавив при этом на ее черной металлической поверхности еще несколько" царапин. Использованную кассету он положил в конверт, написал на нем свое имя и номер занимаемого гостиничного номера, отнес его вниз дежурному администратору, где к этому времени все уже успокоилось, и, попросив положить пакет в сейф, вернулся в номер. Около часа Харлоу, сменив свой парадный костюм на закрывающий шею темно-синий свитер и кожаную куртку, сидел, терпеливо ожидая, на своей железной кровати. Затем он услышал внизу тяжелый гул дизельного мотора, тут же мелькнул в ночной тьме свет фар. Харлоу выключил свет, открыл окно и выглянул вниз. Это возвращались с приема гости. Тогда он задернул шторы, включил свет, вынул из-под матраца бутылку, прополоскал виски рот и вышел. Он оказался внизу как раз тогда, когда первая группа вернувшихся входила в вестибюль. Мэри, опираясь одной рукой на трость, другой держала под руку отца, но как только Мак-Элпайн увидел Харлоу, то сразу передал ее руку Даннету. Мэри спокойно взглянула на Харлоу, выражение лица ее было безразличным. Харлоу попытался пройти мимо, но Мак-Элпайн встал на его пути. - Мэр был очень раздосадован вашим отсутствием, - сказал он. Харлоу абсолютно не заинтересовало настроение мэра. - Он наверняка был единственным, кто заметил мое отсутствие, - ответил он. - Вы не забыли, что у вас с утра первый заезд на треке? - Я хорошо помню, кто за кем стартует на тренировке. Разве я когда-либо нарушал график? Харлоу сделал еще одну попытку пройти, но Мак-Элпайн снова заступил ему дорогу. - Куда вы идете? - требовательно спросил он. - Так, пройдусь. - Я запрещаю вам... - Вы не можете запретить мне то, чего нет в контракте. И с этими словами Харлоу спокойно вышел. Даннет взглянул на Мак-Элпайна и принюхался. - Воздух стал ароматнее, не так ли? - Что-то мы все-таки просмотрели, - сказал Мак-Элпайн. - Это надо уточнить. Мэри взглянула на одного, потом на другого. - Значит, вы обыскивали его комнату, пока он был на треке. И не успел он уйти, как вы опять беретесь за свое. - Она выдернула руку из руки Даннета. - Не дотрагивайтесь до меня. Я сама смогу подняться в свой номер. Хромая, она пошла дальше без них. - Это более чем неразумно, - обиженно заметил Даннет. - Такова любовь, - вздохнул Мак-Элпайн. По ступенькам парадной лестницы Харлоу сбежал мимо Нойбауэра и Траккиа. Как обычно, он не перебросился с ними ни одним словом, будто не заметил их. Те, повернувшись, с интересом посмотрели ему вслед. Харлоу шел напряженно, так идут не вполне трезвые люди, которые стараются изо всех сил скрыть это. Все внимание его, казалось, было сосредоточено на собственных ногах. Нойбауэр и Траккиа понимающе переглянулись и кивнули друг другу. Тогда Нойбауэр вошел в гостиницу-виллу, а Траккиа двинулся следом за Харлоу. Теплый воздух к ночи стал холоднее, начал накрапывать дождик. Это устраивало Траккиа. Обыватели обычно не выносят никаких атмосферных осадков, и, хотя гостиница-вилла Чессни была расположена практически в маленькой деревне, прохожие постарались при первых же каплях дождя спрятаться под крышу: возможность потерять Харлоу в людской толпе таким образом исчезла. Дождь продолжал моросить, и неожиданно для самих себя Харлоу и Траккиа, идущий следом за ним, остались одни на улице. Для преследователя Харлоу это представляло некоторую опасность, потому что тот мог в любой момент неожиданно оглянуться и заметить его, но здесь решающим было то, что Харлоу торопливо и целеустремленно шел своей дорогой, не глядя по сторонам. Поняв это, Траккиа смело сократил расстояние, разделявшее их, до десяти ярдов. В поведении Харлоу между тем обнаружилось нечто загадочное. Он вдруг начал спотыкаться, шел по кривой и даже стал покачиваться. Когда они проходили мимо дверей магазина, Траккиа успел заметить в витрине отражение закрытых глаз и трясущейся головы Харлоу. Но внезапно он приободрился, будто одернув себя, и продолжал свой путь хоть и нетвердой поступью, но решительно. Траккиа подошел на еще меньшее расстояние, лицо его выражало презрение и отвращение. Выражение это усилилось, когда Харлоу опять потерял контроль над собой, налетел на угол дома и по кривой его занесло влево. Оказавшись вне видимости Траккиа, за углом, Харлоу, однако, утратил все явные признаки опьянения и быстро юркнул в первую же подворотню. Из кармана он извлек вещь, которую обычно не носят с собой гонщики - переплетенную в кожу дубинку с петлей для руки, нечто вроде кистеня. Харлоу сунул руку в петлю и затаился. Он ждал совсем недолго. Едва Траккиа свернул за угол, как его лицо утратило презрительное выражение, потому что он увидел пустынную слабоосвещенную улицу. В замешательстве он ускорил шаг и буквально через мгновение оказался возле подворотни, где поджидал его Харлоу. Гонщик на Гран При должен обладать чувством времени, аккуратностью и глазомером. Все это у Харлоу было развито в высшей степени. К тому же он был в отличной форме. Траккиа сразу потерял сознание. Даже не взглянув на него, Харлоу перешагнул через распростертое тело и бодро продолжал свой путь. Только теперь его маршрут изменился. Он прошел в обратном направлении с четверть мили, повернул влево и оказался на стоянке транспортеров. Так что, когда Траккиа придет в себя, он наверняка не будет иметь ни малейшего представления о том, куда шел Харлоу. Джонни свернул к ближайшему транспортеру. Даже теперь, в дождь и темень, на нем без