ко как к марионетке, но и как к ребенку... - Вовсе нет.-И это было правдой. - "Я верю тебе, Белинда, - передразнила она с горечью,- Конечно, верю"... Совсем вы не верите Белинде. - Я верю Белинде. И пожалуй, даже забочусь о Белинде. Поэтому и забрал Белинду оттуда. Она повернулась ко мне: - Верите?.. Но почему же тогда... - Там действительно кто-то был, за этой стойкой с куклами. Две из них слегка качались. Там кто-то был и наблюдал, желая знать, не откроем ли мы чего-нибудь. У него не было иных намерений, иначе он стрелял бы нам в спину, когда мы спускались. Но если бы я среагировал так, как ты хотела, и стал его искать, тогда он прикончил бы меня из своего укрытия прежде, чем удалось бы до него добраться. Потом пристрелил бы и тебя, чтобы не оставлять свидетеля. А сказать по правде, ты еще слишком молода, чтобы умирать. Правда, не будь там тебя, я мог бы поиграть с ним в прятки с примерно равными шансами. Но ты была там. Оружия у тебя нет. И нет никакого опыта в этих паскудных играх, в какие мы подчас играем. Ты стала бы для него прямо идеальной заложницей. Вот я и забрал оттуда Белинду. Чем плохое объяснение, а? - Я не разбираюсь в объяснениях,-теперь в глазах у нее стояли слезы. - Знаю только, что это-лучшее, что мне когда-либо доводилось слышать. - Пустяки! - Я допил свое виски, потом - виски Белинды, и отвез ее в отель. Минуту мы стояли в дверях, укрывшись от падающего теперь как сквозь решето дождя. Белинда почти успокоилась. - Мне так жаль... Я была такая глупая... И грустно за вас... - За меня? - Теперь я понимаю, почему вы предпочли бы работать с куклами, а не с людьми. Когда умирает кукла, человек не плачет. Ответить было нечего. Чувствовалось, что власть над этой девушкой ускользает от меня и отношения учитель-ученица становятся совсем не такими, как прежде. - И еще одно... - Она говорила почти с радостью. Я очнулся. - Теперь я уже не буду вас бояться. - А раньше боялась? Меня? - Да. Правда-правда! Как сказал тот человек... - Какой? - По-моему, Шейлок. Помните: вонзи в меня кинжал... - Помолчи!.. Она умолкла. Одарила меня своей убийственной улыбкой, потом неторопливо поцеловала меня, еще раз улыбнулась и вошла в отель. Стеклянные двери несколько раз качнулись и остановились. Еще немного, - подумал я мрачно, - и дисциплина полетит ко всем чертям. ГЛАВА ПЯТАЯ Отойдя ярдов на триста от отеля, я поймал такси и отправился в "Рембрандт". Поглядел некоторое время из-под навеса у входа через улицу - на балаганчик. Старик был не только бессмертен, но и, вероятно, непромокаем, дождь не производил на него никакого впечатления, и ничто, кроме разве что землетрясения, не могло предотвратить его вечернего выступления. Подобно старому актеру, считающему, что представление должно состояться несмотря ни на что, он, видно, не сомневался в своих обязательствах перед публикой, и-невероятная вещь!-публика эта у него была: несколько юнцов, чья потертая одежда, по всем признакам, промокла насквозь, группка, погруженная в мистическое созерцание смертельных мук Штрауса, которому пришла очередь подвергнуться пыткам. Я вошел в отель. - Так скоро обратно? Из Зандама? - удивление управляющего казалось вполне искренним. - Такси, - пояснил я и отправился в бар, где, удобно устроившись в углу и медленно попивая виски, задумался о связи между быстрыми людьми и скорострельными револьверами, торговцами наркотиками, больными девушками, глазами, скрытыми за куклами, такси, следующими за мной, куда бы я ни направлялся, полицейскими, которых шантажируют, и продажными управляющими отелей, портье и бренчащими шарманками. Все это вместе взятое не давало мне ровным счетом ничего. Оставалось признать, что результаты ничтожны и - как ни неприятна сама мысль об этом - выхода нет и придется сегодня же, попозже, еще раз посетить магазин, разумеется, не уведомляя Белинду... Тут я впервые случайно глянул в находящееся передо мной зеркало. Не могу сказать, что меня толкнул какой-то инстинкт или что-нибудь в этом роде, просто уже некоторое время ноздри мне слегка щекотал запах духов, тонкий дух сандалового дерева, который мне очень нравится, вот и захотелось увидеть, от кого он исходит. Чисто старомодная дотошность. Столик, за которым сидела девушка, был расположен сразу за моим. На столике - початый стакан спиртного, в руке девушки - развернутая газета. Когда я глянул в зеркало, она сразу опустила глаза в газету. Моя природная подозрительность тут ни при чем. Воображение тоже. Она приглядывалась ко мне. На ней был зеленый костюм, а непокорные белые волосы, в соответствии с современной модой, вы глядел и остриженными сумасшедшим садовником. Как видно, Амстердам полон молодых блондинок, так или иначе, привлекающих мое внимание. Повторив у бармена заказ, я поставил стакан на столик близ бара и медленно, как человек, глубоко погруженный в раздумье, направился в фойе, миновал девушку, даже не взглянув на нее, и парадной дверью вышел на улицу. Штраус уже кончился - но не старик, нет: желая продемонстрировать разнообразие своих пристрастий, он перешел к чудовищному исполнению популярной шотландской песенки. Попробуй он проделать этот номер на любой из улиц Глазго, через четверть часа от него, как и от его шарманки, осталось бы только бледное воспоминание. Юнцы исчезли, что могло означать либо их антишотландскую настроенность, либо- в такой же степени - прошотландскую. В действительности же их отсутствие, как я позже узнал, означало нечто совершенное иное. Все приметы и признаки были у меня под носом, но я не улавливал - и из-за этого слишком многим людям предстояло умереть. Старик заметил меня и немедленно изобразил удивление: - Уважаемый господин говорил, что... - Что иду в оперу. И пошел было, - я грустно покачал головой. - Примадонна надорвалась на верхнем "ля". Сердечный приступ. - Чтобы утешить, я похлопал его по плечу. - Без паники. Я иду всего лишь позвонить... С администрацией отеля телефон соединил меня сразу, а с номером девушек- после долгого ожидания. В голосе Белинды слышалось раздражение: - Кто говорит? - Шерман. Немедленно приезжай.сюда. - Сейчас?-она застонала.-Я купаюсь. - Увы, мне надо быть в двух местах одновременно. А ты и без того слишком чиста для той грязной работы, которая меня ждет. Мэгги тоже. - Мэгги спит. - Ну так разбуди ее, ладно? А если хочешь, можешь принести ее на руках. - Обиженное молчание. - Через десять минут будьте у моего отеля. Ждите на улице шагах в двадцати. - Но ведь льет как из ведра! - Раздражение все не проходило. - А вы боитесь промокнуть? Некоторое время спустя отсюда выйдет одна девушка. Твой рост, твой возраст, твоя фигура, твои волосы... - В Амстердаме десять тысяч девушек, которые... - Эта прекрасна. Не так, как ты, ясное дело, но прекрасна. На ней зеленый плащ, в руке зеленый зонт... духи с запахом сандалового дерева, а на левом виске недурно загримированный синяк, который я поставил ей вчера днем. - Загримированный... вы нам ничего не говорили о том, что нападаете на девушек. - Откуда мне помнить всякие "мелкие подробности"? Вы пойдете за ней. Когда доберетесь до места, куда она направляется, одна из вас останется, а другая-ко мне. Нет, не сюда, сюда нельзя, сами знаете. Я буду "Под старым кленом", на втором углу Рембрандтплейн. - Что вы там. будете делать? - Это бар. Как ты думаешь, что я там буду делать? Когда я вернулся, девушка в зеленом плаще по-прежнему сидела за тем же столиком. Сперва я подошел к администратору, и попросил несколько листов бумаги, а потом устроился за столиком, где оставил свою выпивку. Девушка в зеленом плаще была не дальше, чем в шести футах, так что хорошо видела,что я делаю, оставаясь в то же время относительно свободной от наблюдения. Вытащив из кармана счет за ужин, съеденный прошлым вечером, я разгладил его перед собой и стал что-то чертить на клочке бумаги. Через минуту с неудовольствием отложил перо, скомкал лист и швырнул в стоящую рядом корзину. Затем начал писать на другом клочке - и изобразил тот же неудовлетворительный итог. Повторил номер еще несколько раз, после чего прикрыл глаза, опер голову на ладони и оставался так почти пять минут, словно человек, погруженный в глубочайшие размышления. Спешить мне было некуда, это точно. Белинде было дано десять минут, но если бы она сумела за это время выйти из ванной, одеться и приехать сюда с Мэгги, это означало бы, что я знаю о женщинах еще меньше, чем мне казалось. Потом я снова писал, комкал бумагу и кидал в корзину, пока не прошло двадцать минут. К этому времени я одолел свою выпивку, так что пожелал бармену доброй ночи и вышел, но за красными плюшевыми портьерами, отделяющими бар от холла, остановился, немного подождал и осторожно выглянул. Девушка в зеленом плаще встала, заказала еще выпить и присела спиной ко мне на кресло, которое я недавно освободил. Незаметно оглядевшись, чтобы убедиться, что за ней не следят, она как бы ненароком потянулась к корзине для бумаг, вынула лежащий сверху смятый клочок бумаги и разгладила его перед собой. Тем временем я бесшумно придвинулся к ее креслу. Теперь лицо ее было видно в профиль, и это лицо внезапно застыло. С такого расстояния можно было даже прочитать слова, написанные на разглаженной бумаге.. Звучали они так: "Только очень любопытные девчонки заглядывают в корзинки для мусора". - Все остальные бумажки содержат то же самое таинственное послание, - сообщил я. - Добрый вечер, мисс Лимэй. Она резко повернулась и уставилась на меня. Косметика была использована довольно умело, так что натуральный оливковый цвет кожи почти удалось скрыть, но вся помада и пудра на свете не смогли бы спрятать румянца, залившего ее лицо от шеи до лба. - Клянусь, - продолжал я, - этот розовый цвет вам очень к лицу... - Извините, я не говорю по-английски. - Понимаю. Потеря памяти в результате потрясения, - я осторожно коснулся ее синяка. - Это пройдет. Как ваша голова, мисс Лимэй? - Извините, я... - Не говорите по-английски. Вы это уже говорили. Но ведь понимаете совсем неплохо, а? Особенно то, что написано. Признаться, - для такого, как я, стареющего мужчины, большое утешение видеть, что современные девушки так хорошо умеют краснеть. Вы очень хорошо краснеете. Она в замешательстве поднялась, машинально вертя в руках бумагу. Вероятно, она была на стороне преступников - только тот, кто на их стороне, мог, как это сделала она, попытаться заступить мне дорогу во время погони на аэродроме. И все же я не мог удержаться от сочувствия. В ней было что-то печальное и беззащитное. Притворяться так сумела бы лишь прекрасная актриса но прекрасные актрисы обычно ищут успеха на сцене или на экране. Вдруг, неизвестно почему, мне на ум пришла Белинда. Две в один день-это, пожалуй, многовато. Видимо, я начал глупеть. Кивок в сторону бумаг получился резким и злым: - Вы можете оставить их себе, если хотите. - Оставить... - она глянула на бумаги. - Я вовсе не хочу... - Ага! Потеря памяти начинает проходить. - Извините, я... - Ваш парик перекосился. Машинально она подняла руки к волосам, потом медленно опустила их и прикусила губу. В ее темных глазах было что-то близкое к отчаянию. И снова во мне возникло неприятное чувство, что я слишком доволен собой. - Оставьте меня! - И я отодвинулся, чтобы ее пропустить. Несколько мгновений она смотрела на меня, и, готов присягнуть, в глазах ее появилось умоляющее выражение, а лицо чуть сморщилось, словно она вот-вот расплачется. Потом покачала головой и быстро вышла. Не торопясь, я двинулся за ней и видел, как она, сбежала по ступенькам и свернула в сторону канала. Двадцатью секундами позже Мэгги и Белинда стартовали в том же направлении. Они держали раскрытые зонты, но несмотря на это казались сильно промокшими и измученными. Возможно, впрочем, они и впрямь добрались сюда за десять минут. Когда я вернулся в бар, откуда, кстати, вовсе не собирался уходить, только должен был убедить в этом девушку, бармен просиял: - Приветствую вас еще раз. Я уж думал, вы пошли спать. - Собирался. Но мои вкусовые сосочки сказали мне: нет, не раньше, чем через еще одно виски!.. - Их всегда надо слушаться, - серьезно ответил бармен и подал мне виски. - На здоровье! Я поднес стаканчик к губам и возвратился к своим раздумьям. К раздумьям о наивности и о том, как неприятно, когда тебя вводят в заблуждение, и еще о том, умеют ли молодые девушки краснеть по первому требованию. Кажется, мне доводилось слышать о некоторых актрисах, которым такое удается, но трудно поручиться. Так что пришлось заказать еще порцию виски, чтобы освежить память. Следующая посудина, какую поднес я к губам, была совсем иного рода, намного тяжелее, да и напиток в ней-куда темнее. Кружка такого напитка могла показаться - и справедливо - довольно необычной на континенте, но только не тут, "Под старым колоколом", в этой увешанной латунными штуковинами пивной - более английской, чем большинство английских пивных, - специализирующейся на сортах английского пива, а также,как свидетельствовала моя кружка, на ирландском портере. Заведение было переполнено, однако мне удалось найти столик напротив входа-не потому, что, подобно людям Дикого Запада, не люблю сидеть спиной к двери, а чтобы сразу же заметить Мэгги или Белинду. Явилась Мэгги. Она подошла к моему столику и села. Ни зонт, ни платок не помешали дождю промочить ее до нитки, вьющиеся ее волосы прилипли к щекам. - Все в порядке? - спросил я заботливо. - Если можно назвать порядком, когда промокаешь насквозь, то да. Подобное едкое замечание вовсе не было свойственно моей Мэгги. Видимо, дождь и впрямь доконал ее. - А Белинда? - Тоже придет. Думаю, она слишком беспокоится за вас,- она демонстративно выждала, пока я сделаю долгий и вкусный глоток портера. - Боится, что вы слишком рискуете. - Белинда-заботливая девочка. - Она еще молода. - Да, Мэгги. - И впечатлительна. - Да, Мэгги. - Я не хочу, чтобы ей было плохо, Поль... Услышав такое, я подскочил, по крайней мере внутренне. Она никогда не говорила мне "Поль", разве что наедине, да и тогда только глубокая задумчивость или сильное волнение могли заставить ее забыть о том, что она сама считала нормой поведения. Фраза эта прозвучала так неожиданно, что стоило задуматься: о чем, черт побери, они могли разговаривать между собой? Я уже начинал жалеть, что не оставил их обеих дома и не взял вместо них двух доберманов. Доберман, во всяком случае, коротко и ясно управился бы с нашим спрятавшимся приятелем у Моргенштерна и Муггенталера. - Я сказала... - начала Мэгги. - Слышал, - я отхлебнул портера. - У тебя очень доброе сердце, Мэгги. Она кивнула - не в подтверждение моих слов, а просто чтобы показать, что удовлетворена таким ответом, и поднесла к губам заказанный для нее шерри. Пора было приступать к делу. - Где наша общая знакомая? - В церкви. - Что?! - я поперхнулся. - Поет гимны. - Боже мой! А Белинда? - Там же. - И тоже поет гимны? - Не знаю. Я туда не входила. - Возможно, Белинде тоже не следовало входить... - Разве есть место безопаснее церкви? - Это правда. Да, ты права. - Я силился сбросить напряжение, но мне было не по себе. - Одна из нас должна была остаться. - Конечно. - Белинда говорила, что вы, возможно, захотите узнать название этой церкви. - С какой стати...- фраза осталась неоконченной. - Первая Реформатская церковь Американского Общества протестантов? - Мэгги кивнула. Я отодвинул кресло и встал. - Теперь все понятно Пошли! - Что? И вы оставите этот прекрасный портер, который вам так полезен? - Я думаю о здоровье Белинды, а не о своем. Мы вышли. И только теперь мне пришло в голову, что название церкви ничего не говорит Мэгги. Вернувшись в отель, Белинда ничего ей не рассказала, не могла рассказать, потому что Мэгги спала. А я - то гадал, о чем они могли разговаривать! Ни о чем. Либо Мэгги попросту проговорилась о чем-то очень личном, либо я не слишком сообразителен. Вероятно, и то, и другое. Дождь нисколько не утих, и, когда мы шли через Рембрандтпленн мимо отеля "Шиллер", Мэгги начал бить озноб. - Глядите, - сказала она, - такси. Множество такси. - Не могу сказать, что в Амстердаме нет ни одного такси, не находящегося на содержании преступников,-ответил я с чувством, - но в то же время не поставил бы на это даже пенса. Впрочем, тут недалеко. Это соответствовало действительности - но только на такси. Пешком же расстояние было довольно значительное. Но я и не собирался идти пешком. Пройдя Торбекплейн, мы свернули влево, потом вправо и снова влево, пока не вышли на Амстель. - Вы, как видно, неплохо знаете дорогу, майор? - Уже бывал тут. - Когда? - Не помню. Кажется, в прошлом году. - Как это - в прошлом году? - Мэгги знала, либо ей так казалось, о каждом моем шаге за последние пять лет. И, как всякий нормальный человек, не любила, когда ее обманывают. - Пожалуй, весной. - Два месяца? - Примерно. - Прошлой весной вы два месяца провели в Майами, - произнесла она прокурорским тоном. - Так сказано в отчетах. - Ну, ты же знаешь, я путаюсь в датах. - Не знаю, - прервала она меня. - А может, вы никогда до сих пор не видели полковника де Графа и ван Гельдера? - Не видел. - Но... - Мне не хотелось их беспокоить... - Я остановился перед телефонной будкой. - Надо позвонить в несколько мест. Подожди тут. - Нет! - Видно, атмосфера Амстердама могла деморализовать кого угодно. Мэгги становилась такой же несносной, как Белинда. Но в одном была права: дождь рушился теперь целыми потоками. Я открыл дверь и впустил ее перед собой в будку. Прежде всего я позвонил в ближайшую фирму по найму такси, телефон которой заранее разузнал. Затем стал набирать другой номер. - Не знала, что вы говорите по-голландски... - Мэгги не скрывала удивления. - Наши друзья тоже не знают. Поэтому мы можем получить "чистого" таксиста. - Вы действительно никому не доверяете, - удивление сменилось горечью. - Тебе, Мэгги, доверяю. - Нет, мне вы тоже не доверяете. Просто не хотите забивать мне голову лишними проблемами. - Ты преувеличиваешь, - скривился я. Но тут в трубке отозвался де Граф. После обычного обмена любезностями я спросил: - Ну, как там мои бумажки? Еще не удалось? Спасибо, полковник. я позвоню позже,- и повесил трубку. - Какие бумажки?-спросила Мэгги. - Те, которые я ему дал. - А откуда вы их взяли?. - Один тип дал мне их вчера. Мэгги взглянула на меня с обычной своей покорностью и ничего не сказала. Через несколько минут появилось такси. Я дал водителю адрес в старом городе и, когда мы добрались, пошел с Мэгги узкой улочкой до одного из каналов портового квартала и остановился на углу. - Это? - Да. "Это" было маленькой серой церковью над каналом, в каких-нибудь пятидесяти ярдах от нас. На мой непрофессиональный взгляд, этому старому, рассыпающемуся строению грозила опасность рухнуть в канал, и если оно все же удерживалось в вертикальном положениии, то разве что верой. Квадратная каменная башня церкви отклонилась от вертикали как минимум на пять футов, а маленькая башенка на ее верхушке рискованно покосилась в противоположном направлении. Первой Реформатской церкви Американского Общества протестантов было самое время приступить к сбору пожертвований. Пожалуй, некоторым прилегающим домам опасность рухнуть грозила еще больше - доказательством служило то, что по эту же сторону канала, за церковью, на большом пространстве велась их разборка и огромный башенный кран с самой большой стрелой, какую я когда-либо видел, почти исчезающей высоко в темном небе, стоял посреди расчищенной площади, где уже шла работа. Мы медленно пошли над каналом в сторону церкви. Уже были ясно слышны орган и громкое пение, звучавшие очень приятно, спокойно и грустно; музыка плыла над потемневшими водами канала. - Служба, верно, еще не закончилась, - сказал я. - Войди туда... Я запнулся, наткнувшись взглядом на молодую блондинку в белом плаще с пояском, как раз проходившую мимо. - Эй! - Мой оклик прозвучал не слишком уверенно. Девушка хорошо знала, что делать, когда к ней пристает не знакомый мужчина на улице. Едва взглянув на меня, она бросилась бежать. Но далеко не убежала - поскользнулась на мокрых камнях, с трудом удержав равновесие, и уже через несколько шагов я ее догнал. Она было попыталась вырваться, но тут же сдалась и закинула мне руки на шею. Мэгги подошла к нам с самым пуританским видом, на какой только была способна. - Старая знакомая, господин майор? - С нынешнего утра. Это Труди. Труди ван Гельдер. - А! - Мэгги успокаивающе положила руку на ее плечо, но Труди не обратила на нее внимание, только еще крепче обняла меня и восторженно поглядела в лицо с расстояния дюйма в четыре. - Я люблю вас, - сообщила она. - Вы такой милый. - Да, я знаю, ты мне уже говорила... - Что делать?-спросила Мэггн. - Что делать? Надо доставить ее домой. И я сам должен отвезти ее туда: если посадить в такси одну, выскочит у первого же светофора. Сто к одному, что старая карга, которая должна за ней смотреть, задремала, а отец, верно, сейчас перетряхивает весь город. Ему было бы дешевле купить цепь и ядро. Не без труда я расплел руки Труди и подтянул ее левый рукав. Осмотрел - и взглянул на Мэгги, которая вытаращила глаза, а потом прикусила губу при виде безобразных следов, оставленных шприцем. Опустив рукав, - Труди вместо того, чтобы взорваться плачем, как это было в последний раз, стояла и хихикала, словно все это было ужасно забавно, - и осмотрел другую руку. Потом опустил и второй рукав. - Ничего свежего. - То есть вы не видите ничего свежего, - поправила Мэгги. - А что делать? Приказать ей под ледяным дождем, исполнить стриптиз на берегу канала в такт органной музыке? Подожди минутку... - Зачем? - Хочу поразмыслить. Пока я размышлял, Мэгги стояла с выражением послушного ожидания, а Труди, вцепившись в мою руку, влюбленно вглядывалась в меня. Наконец, я спросил: - Никто тебя там не видел? - Насколько могу судить, нет. - А Белинду? - Разумеется видели. Но не так, чтобы потом ее узнать. Там, внутри, головы у всех покрыты. У Белинды на голове платок и капюшон плаща, да и сидит она в тени. - Вытаскивай ее оттуда. Дождись, пока кончится служба, а потом иди за Астрид Лимэй. И постарайся запомнить как можно больше людей, бывших на богослужении. Мэгги посмотрела на меня с сомнением; - Боюсь, это будет трудно. - Почему? - Они все похожи друг на друга. - То есть? Они что-китаянки? - Большинство - монахини, с Библиями и четками у пояса. Волос их не видно - из-за длинных черных и белых накидок... - Мэгги... - я с трудом притормозил. - Я знаю, как выглядят монахини. - Да, но есть еще что-то. Почти все они молоды и красивы... Некоторые очень красивы... - Ну, для того, чтобы стать монахиней, необязательно иметь лицо словно после автомобильной катастрофы. Позвони в отель и дай номер, по которому тебя можно будет поймать. Пошли, Труди. Домой. Она потащилась за мной весьма покорно, сперва пешком, а потом на такси, где все время держала меня за руку и оживленно плела разные веселые глупости, словно малый ребенок, неожиданно получивший целую кучу забавных развлечений. Перед домом ван Гельдера я велел таксисту подождать. И ван Гельдер и Герта, естественно, отругали Труди - с резкостью и суровостью, которые обычно маскируют глубокое облегчение. После этого ее выпроводили из комнаты, вероятно, в кровать. Ван Гельдер наполнил два стакана с поспешностью человека, чувствующего неодолимую потребность выпить, и предложил мне сесть. Я отказался. - Меня ждет такси. Где в эту пору можно найти полковника де Графа? Хотелось бы получить у него машину, лучше всего - быстроходную. Ван Гельдер улыбнулся: - Все вопросы к вам оставляю при себе. Полковника вы найдете в его бюро. Он сегодня трудится допоздна. - Он поднял свой стакан. - Тысячу раз спасибо. Я очень, очень беспокоился. - Вы подняли полицию на ее розыски? - Неофициально - он снова улыбнулся, но криво. - Вы знаете, почему. У меня есть несколько доверенных друзей. Но Амстердам - девятисоттысячный город. - Вы не представляете, почему она очутилась так далеко от дома? - Тут-то, по крайней мере, нет никакой тайны. Герта часто водит ее туда... то есть в эту церковь... Все в Амстердаме, кто родом с Хейлера, ходят туда. Это протестантская церковь, на Хейлере есть такая же. Ну, может, не столько церковь, а скорее торговое помещение, в котором по воскресеньям идет служба. Герта возит ее и туда. Они часто ездят на остров вдвоем. Эти церкви и еще парк Вондел - единственные прогулки моей девочки. В комнате появилась Герта, и ван Гельдер вопросительно взглянул на нее. С миной, которая могла сойти за удовлетворение на ее оцепенелом лице, Герта покачала головой и выкатилась обратно. - Ну, слава богу, - ван Гельдер допил виски. - Никаких уколов. - На этот раз нет. - Я тоже опустошил стакан, попрощался и вышел. На Марниксстраат я расплатился с таксистом. Ван Гельдер предупредил де Графа о моем приезде, так что полковник ждал меня. Если он и был только что занят, ничто на это не указывало. Как обычно, он едва помещался в кресле, где сидел, стол перед ним был пуст, подбородок его удобно покоился на сплетенных пальцах. Услышав, что открылась дверь, он оторвал взор от неторопливого исследования бесконечности. - Надо полагать, у вас началась полоса успехов? -приветствовал он меня. - Совершенно ошибочное предположение. - Как? Никакого намека на широкую дорогу, ведущую к последней развязке? - Одни слепые тупики. - Я слышал от инспектора, что речь идет о машине. - Очень был бы вам признателен. - А нельзя ли полюбопытствовать, для чего она вам понадобилась? - Для въезда в тупики. Но, в сущности, хочу вас попросить не об этом. - Я так и думал. - Хотелось бы получить ордер на обыск. - Зачем? - Чтобы произвести обыск, - терпеливо объяснил я. - Разумеется, в присутствии вашего человека или ваших людей, чтобы все было честь по чести. - У кого? Где? - У Моргенштерна и Муггенталера. Магазин сувениров. Неподалеку от доков... не знаю адреса. - Слышал о них, - кивнул де Граф. - Но не знаю ничего, что ставило бы их под подозрение. А вы? - Тоже нет. - Так почему же они вас так заинтересовали? - Не имею понятия. Как раз и хочу узнать, почему они меня так интересуют. Нынче вечером я был у них, - сказал я и звякнул-связкой отмычек. - Вероятно, вам известно, что использование таких орудий незаконно, - изрек де Граф сурово. Я спрятал отмычки в карман. - Каких орудий? - Минутная галлюцинация,-любезно откликнулся дс Граф - Любопытно, зачем у них замок с часовым механизмом в стальных дверях, ведущих в контору. И огромные запасы Библии. - Я не упомянул ни о запахе гашиша, ни о человеке, прятавшемся за куклами. - Но больше всего меня интересуют списки их поставщиков. . - Ордер можно устроить. Был бы предлог, - подытожил де Граф. - Я сам составлю вам компанию. Не сомневаюсь, что завтра утром вы удовлетворите свое любопытство во всех потребностям А теперь о машине. У ван Гельдера отличное предложение. Через пару минут здесь будет полицейская машина с форсированным мотором, снабженная всем, от рации до наручников, но с виду - такси. Вы понимаете, что вождение такси связано с некоторыми проблемами? - Постараюсь не зарабатывать слишком много на стороне. Еще что-нибудь для меня есть? - Тоже через пару минут. Ваша машина доставит заодно некую информацию и в бюро регистрации. Действительно, очень скоро на столе де Графа появилась папка. Он перелистал какие-то бумаги. - Астрид Лимэй. Имя подлинное, что, возможно, всего удивительнее. Отец голландец, мать гречанка. Он был вице-консулом в Афинах, умер несколько лет назад. Место жительства матери не известно. Двадцать четыре года. Ничего отрицательного о ней не известно, да и положительного немного. Надо сказать, ее положение не совсем ясно. Работает в ночном ресторане "Новый Бали" живет в квартирке поблизости. Единственный известный нам родственник-брат Георг. Двадцать лет. А! Это должно вас заинтересовать. Георг провел шесть месяцев в качестве гостя Ее Королевского Величества. - Наркотики? - Нападение и попытка грабежа. Похоже, совсем дилетантская работа. Допустил одну ошибку-напал на детектива в штатском. Подозревается в наркомании - весьма правдоподобно, что пытался добыть на это деньги. Больше ничего у нас нет, - он взял другую бумагу. - Номер, который вы мне дали-МОО 144, - это радиопозывные бельгийского каботажного парохода "Марианна" он должен завтра прийти из Бордо. У меня достаточно толковый персонал, не правда ли? - Да. Когда приходит пароход? - В полдень. Обыщем? - Ничего не найдем. Большая просьба: не приближайтесь нему. А о двух других номерах есть какие-нибудь данные? - Ничего - ни о 910020, ни о 2797, - он помолчал в задумчивости. - А это не может быть два раза 797? Вот так: 797797 - Все что угодно. Де Граф вынул из ящика стола телефонную книгу, но потом отложил ее и взял трубку. - Номер телефона 797797, - сказал он. -- Выяснить, на чье имя он зарегистрирован. И, пожалуйста, сделайте это немедленно. Мы сидели молча. Вскоре раздался звонок. Де Граф выслушал и повесил трубку. Телефон ночного клуба "Балинова", - сказал он. У опытного штата -- ясновидящий босс! И о чем Вам говорит мое ясновидение? О ночном клубе "Балинова", - ответил я и поднялся. -- Как вы думаете, полковник, у меня не очень запоминающееся лицо? Такое лицо трудно забыть. И эти белые шрамы... Кажется, хирург плохо постарался. Напротив, он очень постарался ... скрыть свою несостоятельность по части пластических операций. У вас здесь есть коричневая краска? Коричневая краска? -- Он, моргая, посмотрел на меня ,а потом широко улыбнулся. -- Только не это, майор Шерман! Гримироваться? В наш-то век? Шерлок Холмс умер много лет назад. Если бы я хоть наполовину обладал смекалкой Шерлока Холмса, - сказал я с чувством, - то мне не понадобился бы никакой грим. ГЛАВА ШЕСТАЯ Желто-красное "такси", которое мне предоставили, внешне выглядело как обычный "опель", но, видимо, на нем стоял форсированый двигатель. Полиция вообще здорово потрудилась над этой машиной. Она была снабжена сиреной, мигалкой, обычной для полицейских машин, и светящимся "стоп-знаком". Под передним пассажирским сидением лежали веревки, пакеты для оказания первой помощи и баллоны со слезоточивым газом. В надверных карманах -- наручники с ключами. Что хранилось в багажнике -- одному Богу известно. Да я и не интересовался. Мне требовалась скоростная машина, и я ее получил. Я остановился в запрещенном для стоянки месте, возле ночного клуба "Балинова", прямо напротив постового полицейского. Тот почти незаметно кивнул и удалился размеренным шагом -- он узнал полицейское такси с первого взгляда и не собирался объяснять возмущенным горожанам, почему одному из такси сходит с рук то, за что остальный получали квитанцию о штрафе. Я вышел, запер машину и отправился ко входу в клуб. Над выходом вспыхивала и гасла неоновая вывеска и пара неоновых танцовщиц исполняла гавайский танец хула-хула, хотя я совершенно не улавливал связи между Индонезией и Гавайскими островами. Можно предположить, что это танцовщицы с острова Бали, но тогда возникал вопрос, почему они одеты, или, скорее, раздеты, на гавайский лад? По обе стороны от входной двери красовались витрины, в которых илюстрировались с помощью весьма недвусмысленных картинок, какие культурные наслаждения можно получить в этом клубе. Сведущие люди угадывали за этими картинками даже нечто большее. Молодые девушки, изображенные находчивым художником лишь в серьгах и браслетах, азались почти неприлично разодетыми. Однако меня больше заинтересовала физиономия кофейного цвета, смотревшая в упор из отражения в стекле. Если бы я не был уверен ,что это я сам, я бы себя не узнал. Я вошел в клуб. Клуб "Балинова", согласно лучшей из проверенных временем традиций, представлял собой маленький зал -- душный, прокуренный и насыщенный неописуемым благовонием, главным ингредиентом которого, казалось, был запах жженой резины. Предполагалось, вероятно, что этот аромат настроит клиентов на соответствующий лад для получения максимума удовольствий от ожидаемых развлечений, но реальный эффект оборачивался параличом обоняния, наступавшем буквально через несколько секунд. Сквозь плавающие под потолком облака дыма едва пробивался намеренно приглушенный свет, и лишь одно место выхватывал ослепительный луч прожектора - сцену, которая, опять-таки согласно стандарту, была вовсе не сценой, а крохотной круглой танцевальной площадкой в центрк зала. В большинстве своем за соликами располагались представители мужского пола, начиная от восторжнно глазеющей по сторонам молодежи и кончая липнущими ко всему глазами-бусинками вселыми старичками, чье зрение, по-видимому, не затуманили прожитые годы. Одежда почти всех посетителей выглядела весьма солидно, ибо первоклассные ночные клубы Амстердама, призванные удовлетворять утонченные вкусы любителей своеобразного вида пластического искусства, предназначались вовсе не для пенсионеров. Короче говоря, - эти клубы -- отнюдь не дешевое удовольствие, а "Балинова" был очень и очень дорогим заведением, можно смело сказать, одним из самых дорогих в городе, в котором, к тому же, бессовестно обсчитывали. Среди посетителей находилось лишь несколько женщин. Я безо всякиого удивления увидел Белинду и Мэгги. Они сидели за столиком недалеко от входа. Перед ними стоял какой-то мутно-бледный напиток. Обе выглядели замкнуто и отрешенно, особенно Мэгги. На какое-то время маскировка показалась мне излишней -- когда я вошел , никто даже не взглянул в мою сторону. Да и кто мог заинтересоваться мною в данной ситуации, когда у публики, можно сказать, чуть не трескались линзы в дорогих очках -- такими пламенеющими взорами сопровождали они происходящее на сцене, стараясь не упустить ни одного нюанса, ни одной детали оригинального и содержательного балетного номера, демонстрировавшегося под аккомпанимент дисгармонического буханья и астматического сопения душераздирающегося оркестра, который звучал бы совершенно органично в штамповочном цехе. Хорошо сложенная молодая чертовка, сидя в пенящейся ванне, пыталась дотянуться до полотенца, хитро подвешенного на один ярд дальше, чем она могла достать. Воздух казался наэлектризованным , публика пыталась предугадать, какую из весьма ограниченного числа возможностей выберет эта несчастная. Я подошел к столику девушек, приветствовал Белинду улыбкой, котораяпри моей новой внешности вполне могла считаться ослепительной. Та быстро отодвинулась от меня дюймов на шесть и подняла носик дюйма на два выше обычного. Задавака! -- сказал я. Обе девушки удивленно уставились на меня, а я кивнул на сцену и спросил: - Почему никто из вас не подойдет к этой несчастной и не поможет ей? После довольно долгой паузы Мэгги сказала? Что с вашим лицом? Маскировка. И говорите потише. Но ... я звонила в отель всего две или три минуты назад, - прошептала Белинда. Шептать тоже не надо. В "Балинову" меня направил полковник де Граф. Она, что, пришла прямо сюда? Обе утвердительно кивнули. И больше отсюда не уходила? В эту дверь -- нет, - ответила Мэгги. Вы постарались запомнить лица монахинь, когд те выходили из церкви? Как я ас просил? Мы старались, - ответила Мэгги. Заметили хотя бы в одной из них что-нибудь странное или необычное? Нет, ничего... Кроме того, что все монахини здесь очень красивы. Мэгги уже говорила мне об этом. И это все? Они посмотрели друг на друга, словно в нерешительности, а потом Мэгги сказала: Откровенно говоря, кое-что странное было: нам показалось, что из церкви вышло меньше народа, чем вошло. В церкви, несомненно было намного больше народа, чем оттуда вышло, - подтвердила Белинда. - Я ведь присутствовала на службе, вы же знаете. Знаю, - терпеливо сказал я. -- Что означает "намного больше"? Ну немного больше, - ответила, ощетинившись, Белинда. Вот те на! Мы уже опустились до "немного". Вы, конечно, удостоверились, что в церкви никого не осталось? Теперь ощетинилась Мэгги: - Вы же сами приказали нам идти за Астрид Лимэй. Мы не могли ждать. - А вам не приходило в голову, что некоторые могли остаться на исповедь? Или что вы не ладах с арифметикой? Белинда гневно стиснула губы, но Мэгги положила ладонь ей руку. - Это не повод для шуток, господин майор. - И это говорила Мэгги! - Мы можем допустить ошибку, но это не повод для шуток. Когда Мэгги говорила таким образом, я всегда прислушивался. - Извини, Мэгги. И ты, Белинда. Когда такие трусы, как я, впадают в панику, они отыгрываются на людях, которые не могут ответить им тем же. Обе немедленно одарили меня той сладкой, сочувственной улыбкой, которая в обычных обстоятельствах довела бы меня до бешенства, но в эту минуту показалась мне странно трогательной. Вероятно, этот проклятый грим что-то сделал с моей нервной системой. - Одному богу известно, что я совершаю больше ошибок, чем вы обе, - сказал я. Это было действительно так, и как раз в этот миг я совершал одну из самых больших - потому что мне следовало внимательно слушать их, а не болтать самому. - Что теперь? - спросила Белинда. - Да, что теперь делать? - добавила Мэгги. Очевидно, мне было даровано прощение. - Покрутитесь по ночным ресторанам в округе. Бог свидетель, недостатка в них нет. Присмотритесь, не похож ли кто-нибудь из выступающих танцовщиц, из персонала, может, даже из публики на кого-нибудь из виденных вами сегодня монашек. Белйнда поглядела на меня с недоверием: - Монахини в ночном ресторане? - А почему бы и нет? Епископы ведь ходят в... - Это не одно и то же... - Развлечение есть развлечение... - Сентенция не блистала остроумием.- Особенно обратите внимание на тех, у кого платья с длинным рукавом или перчатки по локти. - Почему?-спросила Белйнда. - Поработай головой. Где бы вы таких ни обнаружили, постарайтесь дознаться, где живут. И будьте у себя в отеле к часу. Я к вам приду. - А вы что будете делать? - спросила Мэгги. Я медленно оглядел зал. - Тут есть еще несколько вещей, достойных изучения. - Могу себе представить, - бросила Белинда. Мэгги уже открыла рот, чтобы что-то сказать, однако это неизбежное для Белинды поучение пришлось отложить - из-за полных неудержимого восхищения "ахов" и "охов", раздавшихся внезапно в ресторане. Зрители едва не сорвались с мест. Измученная артистка разрешила свою дилемму простым, однако изобретательным, а также высокоэффективным способом: перевернула жестяную ванну и, пользуясь ею, словно черепаха панцирем, чтобы заслонить свой девический румянец, преодолела небольшое расстояние, отделяющее ее от спасительного полотенца. Завернувшись в него, она выпрямилась, как Афродита, выходящая из пены морской, и поклонилась зрителям с поистине королевской грацией. Восторженная публика, а более всего-старшая ее часть, начала свистеть и требовать большего, но тщетно: исчерпав свой репертуар