адолго до выброски обоих воздушных десантов на остров Навароне, окончившихся провалом. В восемь часов в самолете стало совсем темно. Мэллори поднялся и вошел в кабину пилотов. Окутанный клубами табачного дыма, командир корабля пил кофе. Второй пилот, вялым жестом поприветствовав Мэллори, со скучающим видом рассматривал открывавшуюся перед ним картину. -- Добрый вечер, -- с улыбкой сказал капитан. -- Не помешаю? -- Милости просим, -- заверил его командир корабля. -- Можно без стука. -- Я думал, что вы заняты... -- Мэллори помолчал и, наблюдая за бездельниками, поинтересовался: -- А кто же ведет самолет? -- Джордж. Автопилот, -- рукой, в которой держал чашку кофе, летчик показал на низкий черный ящик, едва различимый в полумраке. -- Трудяга, ошибается реже, чем тот лентяй, который должен нести вахту... Чем-то расстроены, капитан? -- Да. Какие вам даны распоряжения на сей раз? -- Забросить твоих лбов в Кастельроссо, когда хорошенько стемнеет, -- помолчав, командир добавил: -- Не понимаю. Гонять такую махину, чтобы доставить всего пять человек и двести фунтов снаряжения. Тем более в Кастельроссо. Тем более в темноте. Последний гидроплан, что летел сюда в темноте, утонул. Подводные препятствия или что-то вроде. Спаслось всего двое. -- Знаю. Слышал об этом. Сожалею, но у меня тоже приказ. А что до остального -- забудьте. Кроме шуток. Предупредите экипаж, чтобы держали язык за зубами. Они нас в глаза не видели. -- Нас уже стращали военно-полевым судом, -- мрачно кивнул пилот, -- можно подумать, что идет война... -- Так оно и есть... Мы оставим здесь пару ящиков. Отправимся на берег в другой одежде. Когда вернетесь, наше барахло у вас заберут. -- Лады. Желаю вам удачи, капитан. Секреты секретами, но, сдается мне, удача вам будет нужна. -- Если так, то для начала высадите нас в собранном виде, -- улыбнулся Мэллори. -- Не переживай, братишка, -- уверенно сказал пилот. -- Не бери в голову. Я ведь и сам нахожусь в этой этажерке. В ушах еще звучал грохот мощных моторов "сандерленда", а уже из темноты неслышно появилась тупоносая моторная лодка и пришвартовалась к сверкающему корпусу гидроплана. Времени понапрасну не теряли. Через минуту все пятеро со своим снаряжением оказались на борту моторки, а спустя еще минуту лодка уже терлась бортом о каменный причал Кастельроссо. Взлетели два конца, подхваченные н тотчас закрепленные ловкими руками. Вделанная а углубление в каменном причале ржавая лестница уходила к усыпанному звездами темному небу. Едва Мэллори поднялся на последнюю ступеньку, из мрака выступила чья-то фигура. -- Капитан Мэллори? -- Я. Это я. -- Армейский капитан Бриггс. Извольте приказать вашим людям подождать здесь. Вас хочет видеть полковник. -- Капитан Бриггс говорил в нос и не слишком приветливо. Мэллори, готовый вспылить, промолчал. Похоже, этот Бриггс любитель поспать и выпить. Видно, их поздний визит оторвал его от одного или обоих этих занятий. Тот еще вояка. Оба вернулись минут через десять в сопровождении третьего. Мэллори всмотрелся в троих, стоявших на краю пирса, и, узнав их, огляделся вокруг. -- А Миллер куда исчез? -- спросил он. -- Здесь я, шеф, здесь, -- простонал Миллер, сидевший, опершись спиной о массивную швартовную тумбу, и с усилием поднялся на ноги. -- Отдыхал, шеф. Приходил в себя после утомительного путешествия, как бы вы выразились. -- Когда вы все придете в себя, -- едко заметая Бриггс, -- Мэтьюз проводит вас в отведенное вам помещение. Вы остаетесь в распоряжении капитана, Мэтьюз. Приказ полковника, -- произнес Бриггс тоном, который не оставлял сомнений, что приказ полковника сущий вздор. -- Не забудьте, капитан, полковник сказал, у вас два часа. -- Знаю, -- устало ответил Мэллори. -- Полковник со мной разговаривал. Забыли? Ну, ребятки, пошли, если готовы. -- А наше снаряжение, сэр? -- спросил Стивенс. -- Оставьте его здесь. Ну, Мэтьюз, показывайте дорогу. Следом за Мэтьюзом они шли по пирсу, потом по нескончаемым выщербленным ступеням. Шли гуськом, неслышно ступая каучуковыми подошвами по камням. Поднявшись наверх, вестовой круто повернул направо. Спустившись по узкому извилистому переулку, вошли в дом, вскарабкались по скрипучей деревянной лестнице. Мэтьюз открыл первую дверь в коридоре. -- Сюда, сэр. Подожду вас у двери. -- Лучше подожди внизу, -- посоветовал Мэллори. -- Не обижайся, Мэтьюз, но чем меньше будешь знать, тем лучше. Войдя за своими спутниками в помещение, Мэллори затворил дверь. Тесная, неприглядная комнатенка, окна занавешены тяжелыми, плотными портьерами. Стол, с полдюжины стульев. В дальнем углу скрипнули пружины единственной кровати. Сложив на затылке руки, капрал Миллер блаженно потянулся. -- Здорово! -- восхищенно проговорил он. -- Прямо номер в отеле. Совсем как дома. Правда, обстановка скудновата. -- Тут он спохватился. -- А где же вы собираетесь спать, ребятки? -- А мы и не собираемся спать, да и тебе не придется. Через два часа трогаемся дальше. С кровати донесся стон. -- Хватит валяться, служивый, -- безжалостно продолжал Мэллори. -- Поднимайся. Охая, Миллер сбросил ноги с кровати и внимательно посмотрел на Андреа. Рослый грек методично осматривал комнату, открывал шкафы, переворачивал картины, заглядывал за портьеры и под кровать. -- Что это он делает? -- поинтересовался Миллер. -- Пыль вытирает? -- Ищет подслушивающие устройства, -- ответил Мэллори. -- Одна из причин, по которым мы с Андреа все еще живы. -- Сунув руку во внутренний карман черного кителя, без эмблемы и знаков различия, достал морскую карту и план, составленный Влакосом. Расстелил на столе. -- Все сюда, поближе. Уверен, за последние две недели у вас накопилась уйма вопросов. Сейчас получите на них ответ. Надеюсь, он удовлетворит вас... Познакомьтесь, это остров Навароне. Стрелки часов показывали ровно одиннадцать, когда Мэллори, откинувшись на спинку стула, убрал карту и план. Вопросительно посмотрев на озабоченные лица товарищей, произнес: -- Теперь, джентльмены, вы все знаете. Задача не из простых, -- усмехнулся он криво. -- Если бы все происходило в кино, мне следовало бы сейчас сказать: "Вопросы есть, ребята?" Но это мы опустим, потому что ответить на них я не сумею. Теперь вы знаете столько же, сколько и я. -- Голую скалу в четверть мили длиной и в сто двадцать два метра высотой он называет единственной брешью в немецкой обороне! -- задумчиво произнес Миллер, склоняясь к жестянке с табаком, умело, одной рукой сворачивая цигарку. --Это же идиотизм, командир. Мне и на лестницу не забраться так, чтобы не упасть. -- Глубоко затянувшись, он выпустил облако ядовитого дыма. -- Самоубийство. Вот что это такое. Ставлю доллар против тысячи, ближе чем на пять миль нам к этим проклятым пушкам не подобраться! -- Доллар против тысячи? -- взглянул на него пристально Мэллори и, помолчав, прибавил: -- А сколько вы поставите, Миллер, на ребят, оставшихся на Керосе! -- Н-да... Парни на Керосе, -- кивнул головой Миллер. -- О них-то я позабыл. Думал только о себе да об этой проклятой скале. -- Он выжидательно посмотрел на Андреа, стоявшего по другую сторону стола. -- Разве что Андреа поднимет меня наверх. Вон какой здоровяк. Андреа промолчал. Глаза его были полузакрыты. Мысленно он, очевидно, находился за тысячу миль отсюда. -- Свяжем вас по рукам и ногам и затащим наверх, -- недружелюбно заметил Стивенс. -- Только бы веревку найти попрочнее, -- небрежно бросил юноша. И тон, и слова были шутливы, но лицо было озабоченным. Не считая Мэллори, один Стивене понимал, какая это сложная задача -- подняться по отвесной незнакомой скале в полной темноте. Вопросительно взглянув на Мэллори, лейтенант спросил: -- Будем подниматься поодиночке, сэр, или же... -- Прошу прощения, -- Андреа неожиданно подался вперед, продолжая говорить на хорошем английском языке, который усвоил во время продолжительного общения с Мэллори. Он торопливо нацарапал на клочке бумаги несколько слов. -- Минуточку. Я составил план подъема на скалу. Вот чертеж. Как думаете, капитан, это реально? Он протянул листок Мэллори. Тот взглянул и все понял. Никакого чертежа не было. Крупными печатными буквами были выведены два слова: "ПРОДОЛЖАЙТЕ РАЗГОВОР". -- Понимаю, -- задумчиво произнес Мэллори. -- Молодчина, Андреа. Толково придумано. -- Капитан поднял листок так, чтобы все видели написанное. Вскочив на ноги, неслышно, как кошка, Андреа уже двигался к двери. -- Гениально, правда ведь, капрал Миллер? -- продолжал Мэллори как ни в чем не бывало. -- Разом можно решить многие наши проблемы. -- Да, -- выражение лица Миллера совершенно не изменилось: глаза прищурены, над кончиком самокрутки вьется дымок. -- По-моему, Андреа здорово придумал. И меня поднимете в собранном виде, а не по частям. -- Дасти непринужденно рассмеялся, прикручивая странной формы цилиндр к стволу пистолета, словно по волшебству появившегося в его левой руке. -- Только не возьму в толк, что это за странная линия и вот эта точка... Все произошло буквально за две секунды: открыв, как бы невзначай, дверь, Андреа протянул руку и одним движением втащил в комнату отчаянно сопротивлявшегося человечка, опустил его на пол и закрыл дверь. Все было проделано бесшумно и быстро. Смуглый остролицый левантинец в белой рубахе, не по росту синих штанах на мгновение замер, жмурясь от непривычно яркого света. Вдруг рука его нырнула за пазуху. -- Берегись! -- отрывисто крикнул Миллер, вскинув пистолет, но Мэллори взял его за руку. -- Смотри, -- негромко сказал он. Вороненое лезвие ножа, зажатое в руке, метнулось назад и молниеносно опустилось. Но случилось необъяснимое: руна с ножом замерла в воздухе, блеснувшее лезвие застыло в паре дюймов от груди Андреа. Раздался крик боли, послышался зловещий хруст костей. Сжав ладонь на кисти левантинца, гигант-грек двумя пальцами взял осторожно нож, словно родитель, оберегающий любимого, но неразумного ребенка от опасных игр. Нож повернулся, и кончик его уперся в горло левантинца. Андреа, ласково улыбаясь, смотрел в глаза шпиона, в которых застыл ужас. Миллер присвистнул и пробормотал: -- Вот это да! Верно, Андреа не впервой отмачивать такие номера. -- Не впервой, -- передразнил его Мэллори. -- Рассмотрим вещественное доказательство номер один, Андреа. Андреа подвел задержанного к столу, поближе к свету. Похожий на хорька левантинец с искаженными от страха и боли черными глазами придерживал рукой изувеченную кисть. -- Как думаешь, Андреа, долго стоял этот тип за дверью? -- спросил Мэллори. Андреа провел пятерней по густым черным вьющимся волосам, в которых пробивались седые пряди. -- Не знаю, капитан. Минут десять назад я вроде бы слышал какой-то шорох, но решил, что ошибся. Потом такой же звук услышал с минуту назад. Так что, боюсь... -- Минут десять, говоришь? -- кивнул головой Мэллори и поглядел на задержанного. -- Кто такой? Что делал за дверью? -- спросил он резко. Ответа не последовало. Угрюмые глаза, угрюмое молчание, сменившееся воплем -- Андреа дал шпиону затрещину. -- Капитан спрашивает тебя, -- укоризненно сказал Андреа и снова влепил левантинцу оплеуху. -- Отвечай капитану. Неизвестный заговорил быстро, возбужденно, отчаянно жестикулируя. Андреа вздохнул и остановил словесный поток, схватил левой рукой шпиона за горло. Мэллори вопросительно посмотрел на Андреа. -- По-моему, курд или армянин, капитан. Я не знаю этого языка. -- Я тем более, -- признался Мэялори. -- Говоришь по-английски? -- спросил он неожиданно. Черные глаза обдали Мэллори ненавистью. Левантинец молчал. Андреа снова треснул его. -- Говоришь по-английски? -- настойчиво повторил Мэллори. -- Англиски? Англиски? -- плечи и локти дернулись в традиционном жесте непонимания. -- Ка англиски. -- Говорит, что не знает английского, -- протянул Миллер. -- Может, не знает, а может, и знает, -- бесстрастно сказал Мэллори. -- Известно одно -- он подслушивал, а рисковать мы не имеем права. На карту поставлено слишком много человеческих жизней. -- Глаза его стали суровыми и беспощадными, в голосе зазвучал металл. -- Андреа! -- Да, капитан. -- У тебя нож. Сунь ему меж лопаток, и дело с концом! -- Господи! Сэр, неужели вы... -- воскликнул Стивенс и вскочил на ноги, с грохотом уронив стул. Он тотчас умолк, увидев, как задержанный стремительно бросился в дальний угол и упал, подняв над головой руку. Стивенс отвернулся, заметил торжествующую улыбку на лице Андреа, понимающие улыбки на лицах Брауна и Миллера. Он почувствовал себя круглым дураком, естественно, первым нарушил молчание Миллер. -- Ай-яй! Мозет, он-таки говолит аглиски? -- Вполне возможно, -- согласился Мэллори. -- Кто станет подслушивать целых десять минут, если не понимает ни слова... Крикните Мэтьюза, Браун. Через несколько секунд в дверях появился вестовой. -- Позовите, пожалуйста, капитана Бриггса, Мэтьюз. Да поскорее. Солдат стоял в нерешительности. -- Капитан Бриггс лег спать, сэр. Приказал не будить его. -- Сердце мое обливается кровью при одной мысли, что придется нарушить покой капитана Бриггса, -- ядовито произнес Мэллори. -- В день он спит больше, чем я спал на прошлой неделе. --Взглянув на часы, Мэллори нахмурил черные брови, нависшие над усталыми карими глазами. --Нам нельзя терять времени. Доставьте его сюда немедленно! Понимаете? Немедленно! Отдав честь, Мэтьюз исчез. Миллер откашлялся и пощелкал языком. -- Все гостиницы на один манер. Что в них творится... Помню, однажды я был на конференции в Цинциннати... Мэллори устало покачал головой. -- Дались вам эти отели, капрал. Это военное учреждение, и здесь расквартированы офицеры. Миллер хотел что-то возразить, но передумал. Янки хорошо разбирался в людях. Одних можно провести, других нет. В глубине души Миллер был убежден, что они затеяли безнадежное дело. Хотя и важное, но безнадежное дело. И все-таки не зря руководителем отряда назначили этого решительного загорелого новозеландца. Минут пять все молчали. Когда дверь распахнулась и появился капитан Бриггс, все подняли глаза. Без головного убора, с шелковые шарфом на шее вместо воротничка и галстука. Белый шарф странно оттенял толстую шею и красное лицо. Впервые увидев Бриггса у полковника, Мэллори отметил, что у него высокое кровяное давление и еще более высокий жизненный уровень. А багрово-красный оттенок лица -- это, по-видимому, симптом гнева, направленного не по адресу, решил он. Так оно н оказалось. -- Слишком много вы себе позволяете, напитан Мэллори, -- сердито прогудел гнусавый голос. -- Я вам не шестерка! У меня был тяжелый день, и я... -- Сохраните это для мемуаров и взгляните на того типа в углу, -- оборвал его Мэллори. Бриггс побагровел еще больше, шагнул в комнату, гневно сжимая кулаки, но, увидев в углу скрюченную бесформенную фигуру, застыл на месте. -- Господи, Николаи! - воскликнул он. -- Вы знаете его. -- Слова эти прозвучали утверждением, а не вопросом. -- Конечно, знаю, -- фыркнул Бриггс. -- Кто его но знает? Это Николаи, бой из прачечной. -- Бой из прачечной? Шнырять ночью по коридорам и подслушивать у двери входит в его обязанности? -- Что вы хотите этим сказать? -- То, что сказал, -- ответил Мэллори. -- Он подслушивал. Мы застали его за этим занятием. -- Николаи? Не верю! -- Не забывайся, мистер, -- прорычал Миллер. -- Знаешь, кого ты называешь лжецом? Мы все это видели. Бриггс как зачарованный смотрел в черное дуло нацеленного на него пистолета и, проглотив слюну, поспешно отодвинулся. -- Ну и что из того, что подслушивал? -- натянуто улыбнулся Бриггс. -- Николаи ни слова не говорит по-английски. -- Может быть, и не говорит, -- сухо проговорил Мэллори. -- Но достаточно хорошо понимает. Я не собираюсь всю ночь обсуждать этот вопрос, да и времени на это нет. Попрошу арестовать этого типа и поместить в одиночную камеру, чтобы он ни с кем не мог общаться, по крайней мере в течение следующей недели. Это крайне важно. Шпион он или просто любопытный, не знаю, но известно ему стало многое. Затем вы вправе распорядиться им по своему усмотрению. Мой совет выгнать его из Кастельроссо. -- Ваш совет? Вот оно что! -- Бриггс обрел прежний цвет лица, а с ним и самоуверенность. -- А кто вы такой, чтобы мне советовать или приказывать, капитан Мэллори, черт бы вас набрал? -- он сделал упор на слове "капитан". -- Тогда прошу вас об услуге, -- устало произнес новозеландец. -- Я не могу объяснить, но это чрезвычайно важно. На карту поставлена жизнь многих сотен людей. -- Многих сотен!.. Не надо устраивать мне тут мелодрамы! -- насмешливо произнес Бриггс. -- Приберегите эти фразы для ваших мемуаров рыцаря плаща и кинжала, капитан Мэллори. Тот встал и, обогнув стол, вплотную подошел к Бриггсу. Карие глаза его смотрели холодно и спокойно. -- Я мог бы доложить полковнику. Но я не хочу скандалить. Вы сделаете все именно так, как я вам сказал. Иначе я отправлюсь в штаб базы, свяжусь по радиотелефону с Каиром, и тогда, клянусь, на первом же корабле вас отправят в Англию, на верхней палубе, причем рядовым. Последняя фраза эхом прокатилась по комнате. Атмосфера были напряжена до предела. Но в следующую минуту напряжение спало так же внезапно, как и возникло. У Бриггса, понявшего, что проиграл, лицо покрылось красными и белыми пятками. -- Ну ладно, ладно, к чему эти дурацкие угрозы. Пусть будет по-вашему, -- попытался он скрыть, насколько уязвлен. -- Мэтьюз, вызовите часового. Оснащенный мощными авиационными моторами торпедный катер шел средним ходом. Он то зарывался носом, то вновь взлетал на волну, которая шла с вест-норд-веста. В сотый раз за ночь Мэллори посмотрел на часы. -- Не укладываемся в расписание, сэр? -- спросим Стивенс. Капитан кивнул. -- Нам следовало отплыть сразу после посадки "сандерленда". Но произошла какая-то заминка. -- Держу пари на пять фунтов, что отказал мотор, -- проворчал Браун. Акцент выдавал в нем шотландца. -- Совершенно верно, -- удивился Мэллори. -- А как вы узнали? -- Беда с этими проклятыми двигателями, -- буркнул Браун. -- Они у торпедных катеров своенравны. Как киноартистки. В тесной каюте наступила тишина, нарушаемая звоном стаканов: традиции флотского гостеприимства живучи. -- Раз мы опаздываем, почему командир не гонит во всю прыть? -- проговорил, наконец, Миллер. -- Говорят, будто эти корыта развивают скорость от сорока до пятидесяти узлов. -- Вы и так позеленели от качки, -- бесцеремонно сказал Стивенс. -- Видно, вам не доводилось ходить на торпедных катерах в непогоду. Миллер промолчал, но, терзаемый сомнениями, обратился к Мэллори: -- Капитан! -- В чем дело? -- сонно спросил новозеландец, развалившийся на узком диване. В руке он сжимал почти пустой стакан. -- Понимаю, я суюсь не в свое дело. Скажите, вы выполнили бы угрозу в адрес Бриггса. -- Действительно, это не ваше дело, -- рассмеялся Мэллори. -- Нет, не выполнил бы. Потому что не смог бы. Во-первых, у меня нет таких полномочий. Во-вторых, я даже не знаю, есть ли между базой Кастельроссо и Каиром связь по радиотелефону. -- Я так и думал, -- почесал щетинистый подбородок капрал. -- А если бы он сообразил, что вы берете его на пушку? Что бы тогда сделали, шеф? -- Застрелил бы Николаи, -- спокойно ответил Мэллори. -- Если бы и полковник меня не поддержал. Иного выхода не было. -- Я так и думал. Верно, вы так бы и поступили. Я только сейчас понял, что у нас-таки есть шанс. Все же зря вы его не шлепнули. А вместе с ним и этого господинчика. Мне не понравилось выражение лица этого Бриггса, когда вы выходили. Подлое -- это не то слово. Он готов был вас убить. Вы ж ему хвост прищемили, а для таких свистунов, как он, это самое страшное. Мэллори не ответил. Выронив из рук стакан, он крепко спал. Даже адский рев двигателей, развивших полные обороты, когда корабль оказался в спокойных водах Родосского пролива, не в силах был нарушить этот глубокий, как бездна, сон. Глава третья. ПОНЕДЕЛЬНИК. 07.00--17.00 -- Дружище, в какое положение вы меня ставите? -- произнес офицер, похлопывая стеком с ручкой из слоновой кости по безукоризненно отутюженным брюкам, и ткнул носком начищенного ботинка в сторону допотопного двухмачтового каика, пришвартованного кормой к еще более дряхлому деревянному причалу, на котором они стояли. -- Готов со стыда сгореть. Клиентам нашей фирмы гарантирован самый лучший товар. Мэллори скрыл улыбку. Со своим изысканным произношением, аккуратно подстриженными усами, отлично сшитым мундиром, майор Ратлидж был так великолепен среди дикой красоты поросших лесом утесов, окружавших бухту, что казался неотъемлемой частью пейзажа. Майор был столь непринужден и величественно спокоен, что, казалось, скорее бухта, чем майор, здесь лишняя. -- Действительно, посудина видала виды, -- согласился Мэллори. -- И все же это именно то, что мне нужно, сэр. -- Не понимаю. Право, не понимаю. -- Сердитым, но выверенным ударом стека майор сбил пролетавшую муху. -- Чего я только не доставал для своих клиентов в эти последние восемь-девять месяцев: каики, моторки, яхты, рыбачьи лодки -- все, что угодно. Но никто еще не заказывал у меня самую ветхую, самую расшатанную посудину. Поверьте, не так-то это просто сделать, -- лицо майора приняло страдальческое выражение, -- парни знают, что такой хлам меня обычно не интересует. -- Какие парни? -- поинтересовался Мэллори. -- А там, знаете, на островах, -- Ратлидж показал куда-то на северо-запад. -- Но ведь те острова заняты немцами... -- Этот тоже. Но ведь надо же где-то иметь свою штаб-квартиру, -- терпеливо объяснил Ратлидж. Вдруг лицо его просветлело. -- Послушайте, дружище, есть у меня кое-что на примете. Каир настаивает, чтобы я подыскал вам посудину, на которую никто не стал бы обращать внимания. Что скажете относительно немецкого торпедного катера? В отличном состоянии. Побывал в руках только одного владельца, человека аккуратного. В Великобритании я получил бы за него десять тысяч. Через полтора суток будет у вас. Один мой приятель в Бодруме... -- Бодрум? -- переспросил Мэллори. -- Бодрум? Но... но это же в Турции, не так ли? -- В Турции? Действительно. Кажется, так оно и есть, -- согласился Ратлидж. -- Однако, сами понимаете, приятелю придется ждать, когда доставят товар, -- добавил он, оправдываясь. -- Спасибо, не надо, -- улыбнулся Мэллори. -- Нам нужен именно этот каик. Да и ждать некогда. -- Ну, как знаете, -- всплеснул руками Ратлидж. -- Позову пару своих ребят, пусть погрузят вашу кладь. -- Мы лучше сами, сэр. Дело в том, что у нас особый груз... -- Хорошо, -- согласился майор. -- Меня зовут "Ратлидж -- Никаких Вопросов". Скоро отплываете? Мэллори взглянул на часы. -- Через полчаса, сэр. -- Как насчет кофе и яичницы с ветчиной? Через десять минут будет готово. -- Большое спасибо, -- улыбнулся Мэллори. -- Это нам подходит. -- С этими словами он повернулся и медленно пошел к концу причала, с наслаждением вдыхая пахнущий травами, ударяющий в голову воздух раннего осеннего утра. Солоноватый привкус моря, пьянящее приторное благоухание жимолости, более тонкий и резкий аромат мяты, сливаясь воедино, создавали некий одурманивающий букет, непонятный и незабываемый. По обеим сторонам бухты возвышались крутые склоны, покрытые сверкающей зеленью сосен, орешника и остролиста и уходившие к болотистым лугам. Оттуда напоенный ароматами ветерок приносил едва слышный мелодичный звон колокольцев -- навевающий сладкую тоску отзвук безмятежного мира, оставившего острова Эгейского моря. Машинально покачав головой, Мэллори ускорил шаг. Спутники его по-прежнему сидели там, где незадолго до рассвета высадил их торпедный катер. Миллер, естественно, растянулся на земле, закрывшись шляпой от низких золотистых лучей восходящего солнца. -- Извиняюсь за беспокойство и все такое прочее, но через полчаса отчаливаем. Завтрак через десять минут. Давайте грузить снаряжение. -- Мэллори повернулся к Брауну. -- Двигатель не осмотрите? С трудом поднявшись, Браун без всякого восторга взглянул на видавший виды, с облупившейся краской каик. -- Пожалуй, вы правы, сэр. Но если и движок в таком же состоянии, как это корыто... -- Словно предчувствуя недоброе, он покачал головой и ловко спрыгнул на палубу судна. Мэллори и Андреа последовали его примеру. Двое оставшихся на причале передавали им груз. Сначала они спрятали мешок со старой одеждой, потом продукты, примус и топливо, тяжелые альпинистские ботинки, крючья, молотки, альпенштоки, мотни веревок со стальным сердечником -- все, что необходимо для подъема. Затем с большими предосторожностями погрузили рацию, взрывную машинку со старомодной ручкой. Вслед за тем оружие -- два "шмайсера", два "брена", маузер и кольт. Потом последовал ящик с разношерстным, но нужным содержимым: карманные фонари, зеркала, два комплекта документов и, как ни странно, несколько бутылок вина -- хок, мозоль, узо, ретсима. Наконец, с особыми предосторожностями в носовой трюм положили два деревянных ящика. Один -- среднего размера, выкрашенный в зеленый цвет и обитый медью. Другой -- маленький и черный. В зеленом хранилась взрывчатка: тол, аматол, несколько брусков динамита. Там же были упакованы гранаты и пироксилиновые запалы, прорезиненные шланги. В один угол поместили мешок с наждачной пылью, в другой -- с толченым стеклом, а также залитую сургучом бутылку с калием. Последние три предмета взяли в расчете на то, что Дасти Миллеру представится возможность проявить свой редкий талант взрывника. В черном ящике хранились одни лишь детонаторы, электрические и ударные -- с гремучей ртутью, столь чуткие, что срабатывают, стоит уронить на них птичье перо. Едва убрали под палубу последний ящик, как из машинного люка показалась голова Кейси Брауна. Он медленно осмотрел грот-мачту, возвышавшуюся над ним, так же медленно перевел взгляд на фок-мачту. С бесстрастным выражением лица взглянул на Мэллори: -- Паруса у нас есть, сэр? -- Думаю, что есть. А в чем дело? -- Боюсь, что скоро они нам понадобятся, -- с горечью ответил Браун. -- Вы велели взглянуть на движок. Тут не машинный отсек, а склад металлолома. Причем самый ржавый, самый большой кусок металлолома соединен с гребным валом. Старый двухцилиндровый "кельвин", мой земляк. Изготовлен тридцать лет назад, -- Браун огорченно покачал головой -- так может сокрушаться лишь механик с берегов Клайда, увидев, во что превратили хороший движок. -- Разваливается на части уже много лет, сэр. -- Вся палуба отсека усеяна деталями и запчастями. Возле Гэллоугейта я видел свалки, которые, по сравнению с этим машинным отсеком, настоящие дворцы. -- По словам майора Ратлиджа, еще вчера каик был на ходу, -- кротко проговорил Мэллори. -- Поднимайтесь на берег. Завтрак готов. Напомните мне, чтобы я захватил несколько тяжелых камней, хорошо? -- Камней?! -- в ужасе посмотрел на него Миллер. -- Тащить камни на эту посудину? Капитан с улыбкой кивнул. -- Да ведь это проклятое корыто и так течет, как решето! -- возмутился Миллер. -- Зачем тебе камни? -- Скоро поймешь. Спустя три часа Миллер понял. Рассекая зеркальную поверхность моря, каик упорно двигался на север, держась менее чем в миле от турецкого побережья. Связав в тугой узел свою форму, капрал нехотя бросил ее за борт. Под тяжестью булыжника узел тотчас пошел ко дну. Опершись спиной о рулевую рубку, он мрачно разглядывал себя в зеркало. Если не считать лилового шарфа, обмотанного вокруг тощего живота и выгоревшего узорчатого жилета, он вырядился во все черное. Черные шнурованные штиблеты, черные шаровары, черные рубашка и куртка. Даже песочного цвета волосы были покрашены в черный цвет. Передернув плечами, Миллер отвернулся. -- Слава богу, что меня приятели не видят, -- проворчал он, критически рассматривая остальных, одетых примерно так же. -- Что ж, может, я не такое уж и пугало? Послушайте, командир, а к чему весь этот маскарад? -- Я слышал, вы дважды переходили линию фронта. Один раз под видом крестьянина, другой -- под видом механика. -- С этими словами Мэллори опустил за борт узел с формой, в которую был завернут камень. -- А теперь будете знать, как выглядят прилично одетые жители острова Навароне. -- А зачем нам надо было дважды переодеваться? Сперва в самолете, а теперь здесь? -- Ах, вот оно что! Армейская форма и белая флотская в Александрии, синяя роба а Кастельроссо, а сейчас одежда греческих крестьян? В Александрии, в Кастельроссо или на острове майора Ратлиджа могли сказаться -- и наверняка были -- немецкие агенты. А мы пересели с моторки на гидроплан, с гидроплана на торпедный катер, с катера на каик. Следы заметали, капрал. Нам нельзя рисковать. Миллер кивнул, посмотрел на мешок с одеждой, нахмурив брови, наклонился и, достав белый балахон, стал его разглядывать. -- Чтобы пройти через здешние кладбища, наверно, -- изрек он. -- Привидения будем изображать. -- Это маскировочные халаты, -- объяснил Мэллори. -- Чтоб на снегу нас не заметили. -- На чем? -- На снегу. Это такие белые кристаллики. На острове Навароне есть довольно высокие вершины. Возможно, придется уйти туда. Для того и халаты. Миллер онемел от удивления. Ни слова не говоря, он растянулся на палубе, подложил под голову мешок и закрыл глаза. Улыбнувшись, Мэллори переглянулся с Андреа. -- Хочет как следует погреться на солнце, прежде чем заняться освоением белого безмолвия... А что, это идея. Может быть, и тебе поспать? Я постою на вахте пару часов. Пять часов каик шел курсом норд-тень-вест, параллельным побережью Турции, не приближалась к нему ближе, чем на две мили. Греясь на все еще теплом ноябрьском солнце, Мэллори сидел на носу, прижавшись к фальшборту. Он внимательно следил за небом и горизонтом. Андреа и Миллер спали на палубе. Кейси Брауна никак было не выманить из машинного отсека. Лишь изредка он высовывался из люка, чтобы подышать свежим воздухом. Но интервалы между его появлениями все увеличивались: старому "кельвину" требовалось все больше внимания. Браун регулировал систему смазки, подачу воздуха. Механик до мозга костей, он был расстроен тем, в какое состояние привели двигатель. Его клонило в сон, болела голова: через тесный люк воздух почти не проникал. Оставшись один в рулевой рубке, зачем-то установленной на таком маленьком судне, лейтенант Энди Стивенс смотрел на проплывающий мимо них турецкий берег. Подобно Мэллори, он наблюдал за морем, переводя взгляд с побережья на карту, с карты на острова, которые постоянно перемещались относительно друг друга, ставя его в тупик. Возникая в дымке благодаря рефракции, островки словно парили в воздухе. Затем глаза штурмана устремлялись к картушке ветхого спиртового компаса, чуть покачивавшегося в изъеденном коррозией кардановом подвесе, потом -- вновь к побережью. Иногда он поглядывал на небо или окидывал взором от траверза до траверза панораму горизонта. В рубке снова повесили засиженное мухами, побитое по краям зеркало, куда он старался не глядеть. Болели предплечья, хотя его дважды сменяли на руле. Худые загорелые руки одеревенели, сжимая рассохшиеся спицы штурвала. Юноша неоднократно пытался расслабиться, как-то уменьшить напряжение сводимых судорогой мускулов рук, но пальцы сами собой стискивали штурвал. В пересохшем рту появился солоновато-кислый привкус. Сколько он ни пил нагретую солнцем воду из кувшина, привкус и сухость во рту оставались. Он не мог также избавиться ни от тревоги, засевшей где-то выше солнечного сплетения, ни от противной дрожи в правой ноге. Стивенсом овладел страх. Не только потому, что он еще не участвовал в боевых действиях. Сколько он себя помнил, Стивенс постоянно испытывал страх. Он и сейчас помнил все случаи, когда он испытывал страх, начиная с приготовительной школы. Все началось с того, что дома его столкнул в бассейн отец, сэр Седрик Стивенс, знаменитый исследователь и альпинист. Отец заявил, что только так сын научится плавать. Как мальчуган вырывался, как барахтался, напуганный до смерти! Вода попадала в носоглотку, желудок словно свело спазмом, вызывая непонятную жуткую боль. Глядя на него, до слез хохотали отец и два старших брата, рослые, веселые и такие же бесчувственные, как сэр Седрик. Стоило Энди вылезти из воды, они снова сталкивали его в бассейн. Отец и братья... Так продолжалось все школьные годы. Втроем они превратили его жизнь в сущий кошмар. Крепкие, энергичные, в постоянном общении с природой, отец и братья поклонялись культу силы и физического здоровья. Они и представить себе не могли, чтобы кто-то не получал удовольствия, прыгнув в воду с пятиметрового трамплина или перескочив на коне через высокий барьер, забравшись на острые скалы или выйдя под парусом в море во время шторма. Все эти развлечения они навязывали и ему. Часто у Энди ничего не получалось. Ни отец, ни братья не могли взять в толк, почему он избегает свирепых забав, до которых сами были охочи. Они были не жестокие, а просто грубые, недалекие люди. Поэтому у Энди к обыкновенному, естественному страху примешивалась боязнь неудачи, опасение, что у него что-то не получится, и тогда его осмеют. Будучи мальчиком чувствительным к насмешкам, он начал страшиться всего, что может вызвать насмешку. В конце концов, он стал бояться страха и в отчаянной попытке преодолеть этот двойной страх к двадцати годам стал скалолазом. При этом Энди приобрел репутацию такого смельчака, что отец и братья стали его уважать и считать ровней себе. Насмешки прекратились. Но страх не исчез, он усиливался. И однажды во время особенно сложного подъема, обуянный слепым, беспричинным страхом, он, едва не погиб. И страх этот он до сих пор успешно скрывал. Как и сейчас. Он и сейчас пытался скрыть свой страх. Энди всегда боялся неудачи, боялся не оправдать чьих-то надежд, боялся чувства страха. Но больше всего боялся, что узнают о его страхе, что кто-то заметит этот страх... Поразительная, невероятная голубизна Эгейского моря; плавные нечеткие очертания Анатолийских гор на фоне блеклой лазури; хватающая за душу волшебная палитра голубых, лиловых, пурпурных и синих красок нагретых солнцем островов, лениво проплывающих мимо; сверкающая всеми цветами радуги рябь, пробежавшая по воде, над которой пронесся напоенный ароматами ветерок, что прилетел с зюйд-веста; мирно спящие на палубе люди, ровный и беспрестанный стук старого движка... Все это наполняло душу миром, покоем, безмятежностью, теплом и истомой. И чувству страха, казалось, нет тут места. И весь остальной мир, и война так далеки. Пожалуй, нет, война не так уж и далеко. Она то и дело напоминала о себе. Дважды появлялся немецкий гидроплан "арадо", покружил над каиком; следом за ним "савоя" и "фиат", отклонившись от курса, прошли вдвоем на бреющем полете и, по-видимому, удовлетворенные осмотром, исчезли. Это были итальянские машины, базирующиеся на Родосе и почти наверняка пилотируемые немецкими летчиками. После капитуляции, объявленной правительством Италии, немцы согнали своих недавних союзников в концлагеря. Утром в полумиле от них прошел крупный каик под немецким флагом, ощетинившийся пулеметами. На баке была установлена 42-миллиметровая пушка. Пополудни с оглушительным ревом мимо них пронесся быстроходный немецкий катер, да так близко, что каик едва не перевернулся. Грозя кулаками, Мэллори и Андреа почем зря ругали гогочущих матросов. Но попыток осмотреть или задержать каик не было. И британцы, и немцы могли не колеблясь вторгнуться в нейтральные турецкие воды, но существовало молчаливое джентльменское соглашение, согласно которому суда и самолеты не осуществляли взаимных военных действий. Они вели себя словно посланцы воюющих держав, очутившиеся в столице нейтрального государства, и относились или безупречно вежливо и холодно друг к другу, или подчеркнуто не замечали присутствия противника. Однако появление судов и самолетов враждующих стран постоянно напоминало о войне. Происходили и иные события, свидетельствующие, сколь непрочен этот кажущийся мир. Медленно двигались стрелки часов, приближая их с каждой минутой к той гигантской скале, которую надо было покорить через какие-то восемь часов. Впереди по курсу в пятидесяти милях от каика возникли очертания мрачных, словно зазубренных скал острова Навароне, повисшего над мерцающим горизонтом. Остров, чей темный силуэт выделялся на сапфирном фоне неба, казался далеким, пустынным и грозным. В половине третьего двигатель остановился. Не было ни чиханья, ни перебоев -- признаков неизбежной беды. Еще секунду назад слышалось его уверенное тарахтенье, и вдруг наступила полная и зловещая тишина. Первым к машинному отсеку бросился Мэллори. -- В чем дело, Браун? -- В голосе капитана слышалась тревога. -- Движок сломался? -- Не совсем так, сэр. -- Браун все еще возился с двигателем, и голос его звучал глухо. -- Я его просто выключил. -- Выпрямившись, он неуклюже вылез из люка, сел, свесив в отсек ноги, и стал жадно хватать ртом свежий воздух. Несмотря на загар, лицо его было очень бледным. Мэллори внимательно посмотрел на механика. -- Можно подумать, вас кто-то до смерти напугал. -- Не в этом дело, -- помотал головой Браун. -- Сидя в этой проклятой дыре все эти последние два или три часа, я дышал ядовитыми газами. Только сейчас понял. -- Проведя по лбу рукой, он простонал. -- Голова раскалывается, сэр. Закись углерода не очень-то полезна для здоровья. -- Утечка в выпускном коллекторе? -- Да. И не только это. -- Он ткнул пальцем вниз. -- Видите вон ту водонапорную трубку? На ней шар, водоохладитель. Трубка не толще листка бумаги. Должно быть, много часов была утечка на фланце. Минуту назад в ней вырвало огромную дырищу. Искры, дым, пламя длиной дюймов шесть. Пришлось сразу выключить эту хреновину, сэр. Поняв, наконец, что произошло, Мэллори кивнул. -- Что же делать? Отремонтировать сумеете, Браун? -- Это невозможно, сэр, -- решительно мотнул головой механик. -- Нужно заварить или запаять. Внизу, в груде хлама я приметил нужную деталь. Вся ржавая, немногим лучше той, что полетела... Но надо попробовать, сэр. -- Я помогу, -- вызвался Миллер. -- Благодарю вас, капрал. Как думаете, сколько вам понадобится времени, Браун? -- Бог его знает. Часа два, может, четыре. Гайки и болты заржавели, придется срубать или отпиливать их, потом искать другие. Мэллори промолчал, медленно повернулся и направился к Стивенсу. Оставив рулевую рубку, тот склонился над рундуком, где лежали паруса. Подняв голову, юноша вопросительно посмотрел на новозеландца. -- Доставай и ставь, -- одобрительно кивнул головой Мэллори. -- Брауну понадобится часа четыре на ремонт. А мы с Андреа поможем тебе, как сумеем. Два часа спустя двигатель все еще молчал. Каик удалился на значительное расстояние от турецких территориальных вод, его несло к большому острову, находившемуся милях в в