т, столбы воды метров шесть в диаметре и, повиснув на мгновение в воздухе, обрушились на мостик и шлюпочную палубу крейсера, промочив до нитки расчеты зенитных автоматов и "эрликонов", установленных на открытых площадках. Температура была около семнадцати градусов мороза по Цельсию. Самое худшее заключалось в том, что стена воды полностью ослепила зенитчиков. Следующий "кондор" атаковал крейсер, не встретив никакого сопротивления, если не считать огня одинокого "эрликона" на барбете под правым крылом мостика. Подход был осуществлен блестяще, точно вдоль диаметральной плоскости крейсера, но пилот, очевидно стараясь удержать машину точно на курсе, проскочил мимо. На этот раз были сброшены три бомбы. Сначала казалось, что они упадут мимо, но первая бомба, ударив в полубак между волноотводом и шпилем, взорвалась под палубой, откуда взлетели искореженные стальные обломки. Когда стих гул взрыва, моряки, стоявшие на мостике, услышали яростный грохот. Должно быть, взрывом повредило шпиль, одновременно сорвав стопор якорь-цепи, и правый якорь, ничем теперь не удерживаемый, падал на дно Ледовитого океана, увлекая за собой якорь-цепь. Остальные бомбы угодили в воду прямо по курсу корабля. Со "Стерлинга", находившегося в миле от него, казалось, что "Улисс" погребен под огромным водяным столбом. Но столб рухнул, и "Улисс", со стороны невредимый, продолжал мчаться дальше. Вздыбленный нос закрывал спереди все повреждения; ни пламени, ни дыма не было: сотни галлонов воды, ринувшейся в огромные рваные пробоины в обшивке палубы, залили бы пожар, если бы он и начался. "Улисс" по-прежнему был кораблем-счастливчиком... И вдруг, после двадцати месяцев фантастического везения, баснословной удачи, превратившей "Улисс" в легенду, притчу во языцех, в символ неуязвимости, удача покинула его. По иронии судьбы "Улисс" сам накликал на себя беду К этому времени успели открыть огонь кормовые орудия главного калибра, в упор бившие 152-миллиметровыми снарядами по пикирующим на корабль бомбардировщикам. Первый же снаряд, выпущенный третьей башней, угодил третьему бомбардировщику в правое крыло между моторами, оторвав его начисто, и крыло, кружась, точно осенний лист, упало в темное, бурное море. Какую-то долю секунды "фокке-вульф" летел прежним курсом, потом клюнул носом и с диким, оглушительным воем уцелевших моторов стал почти отвесно пикировать на палубу "Улисса". На то, чтобы избежать удара, что-то предпринять, времени не осталось. Несколько бомб врезались в кипящую воду кильватерной струи - "Улисс" несся со скоростью свыше тридцати узлов, - две бомбы пробили кормовую палубу и взорвались внутри корабля - первая в кормовом матросском кубрике, вторая в кубрике морских пехотинцев. Секунду спустя в четвертую башню со страшным ревом врезался охваченный ослепительным пламенем горящего бензина "кондор". Он падал со скоростью свыше трехсот миль в час. Невероятно, но то был последний налет на "Улисс". Невероятно потому, что теперь корабль был уязвим, беззащитен против нападения с кормы. Четвертая башня была разрушена, уцелевшая каким-то чудом третья башня оказалась почти целиком погребенной под обломками "кондора", а расчет ее ослеплен дымом и языками пламени. "Эрликоны" на шлюпочной палубе тоже умолкли. Комендоров, едва не захлебнувшихся в водопаде, который низвергнулся на них меньше минуты назад, вытаскивали из их гнезд. И без того трудная эта задача стала почти невыполнимой: канадки на зенитчиках замерзли, и, когда их вытаскивали, ткань трещала и рвалась как бумага. Людей поспешно тащили вниз, в проход возле камбуза и оставляли там в буквальном смысле оттаивать. То было адским мучением, но иного способа спасти их от скорой и верной смерти в обледенелых орудийных гнездах не было. Остальные бомбардировщики, отвалив вправо, постепенно набирали высоту. Со всех сторон их окружали белые пушистые облачка разрывов, но самолеты, словно заколдованные, продолжали идти дальше. Вот они уже исчезли в облаках, поворачивая на юго-восток, чтобы лечь на обратный курс. "Странно, - подумал Вэллери, - ведь следовало ожидать, что, использовав момент внезапности, машины общими усилиями обрушатся на подбитый "Улисс". Ведь до сих пор экипажам "кондоров" храбрости было не занимать..." Но он не стал ломать голову, занятый более неотложными делами. А их было немало. Вся кормовая часть крейсера была охвачена огнем. Правда, горело лишь на палубе и в кубрике, но опасность угрожала всему кораблю: внизу находились орудийные погреба третьей и четвертой башен. Десятки матросов из аварийных партий, спотыкаясь и падая на обледенелую раскачивающуюся палубу, уже бежали на ют, на ходу разматывая пожарные рукава. Смерзшиеся кольца рукавов, бывало, неожиданно распрямлялись от напора воды и сбивали людей с ног. Некоторые тащили под мышкой или на плече огромные красные огнетушители. Один несчастный - то был матрос первого класса Ферри, оставивший лазарет, несмотря на строгий запрет, - пробегая по левому борту мимо разбитой корабельной лавки, поскользнулся и ударился грудью о третью башню. В этом месте поручни были срезаны оторвавшимся от фюзеляжа левым крылом "кондора". Ферри, отчаянно цепляясь руками и ногами за гладкую ледяную палубу, сломанной рукой ухватился за уцелевшую стойку, но не удержался и соскользнул за борт. Пронзительный, полный ужаса вопль заглушил на секунду рев пламени и тут же смолк: вода сомкнулась над головой моряка. А внизу находились винты. Первыми принялись за дело те, кто был оснащен огнетушителями, как и полагается при тушении горящего бензина, - вода лишь повредила бы делу, увеличила бы площадь пожара, разбрызгав во все стороны горящую жидкость, а бензин, который легче воды и с нею не смешивается, продолжал бы пылать с прежней силой. Но проку от огнетушителей было мало, и не столько потому, что у некоторых из них замерзли выпускные клапаны, сколько от того, что из-за страшной жары невозможно было приблизиться к пожару. Между тем тетрахлорметановые огнетушители размером поменьше, которые предназначались для тушения электропроводки, оказались вовсе непригодны. Эти огнетушители никогда прежде не использовались; матросы "Улисса" знали лишь, что содержащаяся в них жидкость выводит самые застарелые пятна на одежде. Можно внушить матросу-радисту, что напряжение в две тысячи вольт смертельно; можно объяснить артиллеристу, что приносить спички в орудийный погреб - безумие; можно втолковать торпедисту, что небрежное обращение с гремучей ртутью - сумасшествие, но попробуйте кому-нибудь из них втолковать, что отлить из огнетушителя несколько капель жидкости - преступное легкомыслие... Несмотря на регулярные проверки, большинство огнетушителей оказались заполненными наполовину, а некоторые и вовсе пустыми. От пожарных рукавов проку было не многим больше. К магистрали правого борта подсоединили два шланга, открыли краны, но шланги повисли безжизненно. Магистраль правого борта, по которой подавалась забортная вода, замерзла - явление, обычное для систем пресной воды, - но ведь тут текла морская вода! Третий рукав был присоединен к магистрали левого борта, но кран оказалось невозможно отвернуть. Когда же по нему принялись колотить молотками и ломами, кран сломался у основания: ведь при особо низких температурах молекулярная структура металлов претерпевает изменения, и сопротивление на разрыв становится ничтожным. Хлынувшая под мощным напором вода до нитки промочила всех, кто находился поблизости. Спайсер, буфетчик покойного адмирала, бледный, с печальными глазами, жалкое подобие прежнего шустрого паренька, - отшвырнул прочь кувалду и зарыдал от гнева и досады. Удалось открыть другой кран левобортной системы, но, прежде чем вода наполнила плоский смерзшийся рукав, прошла целая вечность. Постепенно пожар на верхней палубе сник - не столько благодаря усилиям моряков, тушивших его, сколько из-за того, что, кроме бензина, который сгорел, горючего материала оставалось немного. После этого, протащив брандспойты и огнетушители в огромные рваные пробоины, стали заливать пламя, бушевавшее в кубриках. Между тем среди раскаленных докрасна дымящихся обломков, заваливших кормовую палубу, пробирались два моряка, облаченные в асбестовые костюмы. Одним из них был лейтенант Николлс, другим - старший телеграфист Браун, специалист по спасательным работам. Первым появился Браун. С трудом расчищая себе дорогу, он добрался до двери в четвертую башню. Те, кто находился в проходах по левому и правому борту, наблюдали, как он привязывает тяжелую дверь, которая гулко хлопала в такт качке. Потом увидели, как он вошел внутрь. Меньше чем через десять секунд Браун снова появился в дверях. Опустившись на колени, в поисках опоры он судорожно цеплялся за комингс. Все тело его извивалось в конвульсиях, его рвало прямо в кислородную маску. При виде этого зрелища Николлс не стал тратить времени на осмотр четвертой башни и обугленных трупов в обгоревшем фюзеляже "кондора". Торопливо вскарабкавшись по крутым ступенькам скобтрапа на площадку третьей башни и обойдя ее с задней стороны, он попытался открыть дверь. Но сделать это ему не удалось: задрайки не то прихватило морозом, не то перекосило взрывом. Джонни огляделся вокруг в поисках какого-нибудь рычага, но, завидев Дойла, отступил в сторону. Худощавый бородатый моряк - дымящаяся канадка, сосредоточенное выражение лица - приближался, держа в руках кувалду. После нескольких сильных и метких ударов (внутри гулкой башни грохот, должно быть, невыносим, подумал Николлс) дверь подалась. Дойл привязал ее, чтобы она не качалась, и шагнул в сторону, пропуская лейтенанта. Николлс влез внутрь башни. Что им теперь за дело до нашей суеты, с горечью подумал молодой офицер. Все до единого в башне были мертвы. Старший унтер-офицер Ивенс сидел, выпрямившись на своем сиденье, - он и после смерти, казалось, оставался таким же твердым и решительным, каким был в жизни. Рядом с ним лежал Фостер - смелый, вспыльчивый капитан морской пехоты. Смерть застала его врасплох. Остальные сидели или лежали, находясь на своих боевых постах, с первого взгляда совершенно невредимые. Лишь кое у кого из уголка рта или из уха сбегала струйка крови. На морозе кровь уже застыла: пламя, бушевавшее на палубе, относило ветром к корме, и оно не касалось брони орудийной башни. Удар, очевидно, был страшен, смерть - мгновенна. Сделав усилие, Николлс наклонился над убитым телефонистом, осторожно снял с него наушники и микрофон и вызвал мостик. Трубку снял сам командир. Выслушав донесение, он повернулся к Тэрнеру. У него был вид старого, придавленного несчастьем человека. - Лейтенант Николлс докладывал, - произнес Вэллери. Несмотря на усилие казаться спокойным, ужас и боль застыли в каждой морщине его худого, изможденного лица. - Четвертая башня разбита. В живых не осталось никого. Третья башня с виду цела, но все, кто находился внутри, погибли. По словам лейтенанта, причина гибели - удар взрывной волны. Пожар в кормовом кубрике до сих пор не погашен... Ну, в чем дело, дружище? - Докладывают из орудийного погреба четвертой башни, сэр, - неуверенно проговорил матрос. - Артиллерийского офицера просят к аппарату. - Скажите, что его нет, - коротко ответил Вэллери. - У нас нет времени... - Умолкнув на полуслове, он резко вскинул глаза на связного. - Вы сказали, погреб четвертой башни? Дайте-ка мне трубку. Взяв телефонную трубку, он откинул назад капюшон канадки. - Орудийный погреб? У аппарата командир корабля. В чем дело?.. Что, что?.. Отвечай же, приятель, я ничего не слышу... Вот дьявольщина! - Вэллери круто повернулся к старшему торпедному электрику, находившемуся на мостике. - Попрошу переключить телефон на усилитель, а то ни черта не слышно... Ага, теперь совсем другое дело. Динамик над штурманской рубкой ожил. Он звучал как-то хрипло, гортанно, вдвойне неразборчиво из-за сильного шотландского акцента говорившего. - А теперь слышите? - прогудело в динамике. - Слышу, - гулко отозвался голос самого Вэллери, усиленный громкоговорителем. - Это Мак-Куэйтер, не так ли? - Так точно, сэр. Неужто узнали? - В голосе юного матроса прозвучало откровенное изумление. Несмотря на усталость и подавленное состояние, Вэллери не смог удержаться от улыбки. - Это сейчас не имеет значения, Мак-Куэйтер. Кто там у вас за старшего, Гардинер? - Так точно, сэр. Он самый. - Попросите его к телефону, хорошо? - Не могу, сэр. Убит он. - Убит! - недоверчиво воскликнул Вэллери. - Вы сказали, он убит, Мак-Куэйтер? - Ну да. И не только он. - Голос юноши звучал почти сердито, но ухо Вэляери уловило едва заметную дрожь. - Меня самого шарахнуло, но теперь со мной все в порядке. Вэллери подождал, когда у юноши прекратится приступ хриплого, надрывного кашля. - Но... но что же произошло? - Почем я знаю?.. Виноват, не могу знать, сэр. Грохот страшный раздался, а потом... Что потом было, хоть убей, не помню... У Гардинера весь рот в крови. - Сколько... сколько вас там осталось? - Баркер, Уильямсон и я еще. Только мы одни. Никого больше. - Ну и... Как они себя чувствуют, Мак-Куэйтер? - Оии в порядке. Вот только Баркер считает, что ему каюк. Очень уж он плох. У него, похоже, чердак поехал. - Что, что? - Свихнулся он, говорю, - терпеливо объяснял Мак-Куэйтер. - Умом тронулся. Какую-то чепуху мелет. Дескать, скоро предстанет перед Творцом, а совесть у него нечистая. Всю жизнь, говорит, только и знал, что обманывал ближнего. Вэллери услышал, как Тэрнер фыркнул, и тут вспомнил, что Баркер заведовал корабельной лавкой. - Уильямсон заряды в стеллажи укладывает. А то вся палуба завалена этими хреновинами. - Мак-Куэйтер! - резко проговорил Вэллери, по привычке одергивая матроса. - Виноват, сэр. Забылся... А что теперь нам делать? - То есть как что делать? - нетерпеливо переспросил Вэллери. - Как быть с погребом? Коробка горит, что ли? Здесь жара страшная. Хуже, чем у нечистого в пекле! - Что? Что ты сказал? - крикнул Вэллери, на этот раз забыв сделать ему внушение. - Жара, говоришь? Сильная жара? Да живей отвечай, парень! - До задней переборки не дотронуться, - просто ответил Мак-Куэйтер. - Пальцы обжигает. - Но система орошения! - закричал Вэллери. - Разве она не действует?! Господи Боже! Да ведь погреб может в любую минуту взлететь на воздух! - И то верно, - спокойно подтвердил Мак-Куэйтер. - Я тоже так подумал. А система орошения - она не работает, сэр. Температура уже на двадцать градусов выше нормы. - Что же вы стоите сложа руки?! - ужаснулся Вэллери. - Открывайте оросители вручную. Если там настолько жарко, веда в системе не должна замерзнуть. Живей, паренек, шевелись! Если погреб взорвется, крейсер погиб. Бога ради, торопись! - Я уже пробовал, сэр, - тихо произнес Мак-Куэйтер. - Ни черта не получается. Заклинило начисто! - Тогда сломай патрубок! Где-нибудь там валяется лом. Стукни им хорошенько. Да поживей! - Ладно, сэр, так и сделаю. Только как мне потом закрыть систему? - в спокойном голосе юноши на мгновение появилась нотка отчаяния. "Наверное, это что-то с динамиком", - решил Вэллери. - Это невозможно! Но не беспокойтесь! - нетерпеливо, не скрывая тревоги, проговорил Вэллери. - Воду мы потом откачаем. Торопитесь, Мак-Куэйтер, торопитесь! После кратковременной тишины послышался приглушенный вопль и удар - видно, во что-то мягкое. Потом раздался тонкий металлический звон, усиленный динамиком, за ним град торопливых ударов. Мак-Куэйтер, должно быть, не переставая колотил по вентилям. Внезапно стук прекратился. Подождав, пока Мак-Куэйтер возьмет микрофон, Вэллери озабоченно спросил: - Ну, как дела? Работают оросители? - Дела идут как по маслу, сэр. - В голосе юноши появилась новая нотка - нотка гордости и удовлетворения. - Я только что шарахнул ломом Баркера, - прибавил он с оживлением. - Что сделал? - переспросил Вэллери. - Баркера, говорю, огрел ломом по черепу, - раздельно произнес Мак-Куэйтер. - Помешать мне хотел. Струхнул старый болван... Да чего тут о нем толковать... А здорово работают оросители, сэр. Я еще никогда раньше не видел, как они действуют. Воды уже по лодыжки. Пар так и шипит, отскакивают от задней переборки! - Хватит! - резко проговорил Вэллери. - Сейчас же оставьте погреб. Да не забудьте захватить с собой Баркера! - Однажды я смотрел кино. В Глазго, в "Парамаунте", вроде бы. Я был тогда, кажется, на взводе, - задумчиво говорил Мак-Куэйтер. Переглянувшись с Тэрнером, Вэллери понял, что тот тоже пытается стряхнуть с себя ощущение нереальности происходящего. - Ну и ливень же был. Только здесь почище будет. А пару - куда там! Будто в парнике в ботаническом саду! - Мак-Куэйтер! - взревел Вэллери. - Вы меня слышите? Оставьте помещение, вам говорят! Немедленно, слышите? - Уже до колен вода, - восхищенно говорил Мак-Куэйтер. - До чего же прохладно... Что вы сказали, сэр? - Я сказал, убирайтесь прочь! - проскрежетал Вэллери. - Сию же минуту! - Ах да. Понятно. Убираться, вы говорите. Я так и подумал. Не так-то это просто. Вообще невозможно. Люк перекосило. И крышку люка заклинило. Эхо его голоса замерло в стылом молчании мостика. Моряки, потрясенные, замерли. Вэллери, машинально опустив грубку, невидящим взглядом обвел находящихся на мостике. Тэрнер, Кэррингтон, Капковый мальчик, Бентли, Крайслер и другие моряки - все они выжидающе глядели на него. Выражение это сменилось ужасом. Командир понял; что на их лицах как в зеркале отразились чувства, написанные на лице у него самого. На секунду, точно собираясь с мыслями, он прищурил глаза, затем снова взял микрофон. - Мак-Куэйтер! Мак-Куэйтер! Вы все еще там? - А где же еще? - несмотря на то, что голос его был искажен динамиком, в нем явственно слышалось раздражение. - Какого дьявола... - Ты уверен, что крышку люка заклинило? - воскликнул в отчаянии Вэллери, перебивая его. - А если попробовать оторвать задрайки ломом?.. - Да хоть динамитом рви эту проклятую крышку... Будет то же самое, - деловито ответил Мак-Куэйтер. - И потом, она докрасна раскалилась, крышка-то. Видно, пожарище будь здоров наверху. - Подожди минуту, - произнес Вэллери и оглянулся. - Тэрнер, прикажите Додсону послать кого-нибудь к главному клапану кормовой системы затопления. Пусть стоит наготове, если его закрыть понадобится. Каперанг подошел к ближайшему телефонисту. - Вы соединены с ютом? Хорошо! Дайте мне трубку... Алло, говорит командир. Кто у телефона? Это вы, Хартли? Выясните, насколько силен пожар в кормовых кубриках. Поторопитесь. В орудийном погребе четвертой башни находятся несколько матросов. Им оттуда никак не выбраться. Система орошения включена, а крышку входного люка заклинило... Да, да, я подожду у телефона. В нетерпеливом ожидании он похлопывал рукой по аппарату. Медленным взглядом обвел суда конвоя, увидел, что транспорты меняют курс, занимая прежнее место в ордере. Внезапно он весь обратился в слух. - Да, командир слушает... Да... Что? Потребуется полчаса или час?.. Боже правый! Неужели так долго? Вы уверены?.. Нет, у меня все. Положив трубку на место, он медленно поднял свое лишенное всякого выражения лицо. - Пожар в матросском кубрике ликвидирован, - произнес монотонно Вэллери. - В кубрике морской пехоты - над артиллерийским погребом четвертой башни - сущий ад. По словам Хартли, раньше чем через час пожар потушить не удастся. Капитан-лейтенант, не спуститесь ли вниз? Прошла минута, целая минута. Слышны были лишь щелканье гидролокатора да мерные удары крутых волн, рассекаемых форштевнем крейсера. - Думаю, температура в погребе достаточно снизилась, - проговорил наконец Капковый мальчик. - Может быть, воду возможно отключить на достаточно длительный срок?.. - неуверенно прибавил он. - Достаточно понизилась? - переспросил Тэрнер, шумно прокашливаясь. - Как это выяснить? Только Мак-Куэйтер мог бы нам это сказать... - Он внезапно умолк, осознав зловещий смысл сказанного. - Вот мы его и спросим, - с усилием проговорил Вэллери и поднял трубку. - Мак-Куэйтер! - Есть, сэр! - Если опасность миновала, может, отключить систему орошения? Как вы считаете, температура... Не докончив фразы, командир крейсера замолчал. Воцарилась почти осязаемая тишина. О чем думает сейчас Мак-Куэйтер, мелькнула у него мысль, о чем подумал бы он сам на его месте. - Подождите, - прогудело в динамике. - Залезу наверх, узнаю, как там дела. Снова над мостиком повисла неестественная тишина. Вэллери вздрогнул: динамик снова ожил. - Черта с два! Будь я трижды проклят, если я смогу подняться на этот трап еще раз... Сейчас пока я на нем стою, но, пожалуй, долго не продержаться. - Ничего... - Вэллери осекся, ужаснувшись фразе, едва не вырвавшейся у него. Если Мак-Куэйтер упадет с трапа, он утонет, как крыса. - И то правда. Главное дело - погреб. - Прерываемый приступами мучительного кашля, голос юного матроса звучал необычно спокойно. - Снаряды в верхних стеллажах вот-вот расплавятся. Дела совсем плохи, сэр. - Понимаю. - Ничего другого Вэллери не мог придумать. Глаза его были закрыты. Он чувствовал, что качается. Сделав над собой усилие, он продолжал: - Как Уильямсон? - Спросить что-нибудь другое он был не в состоянии. - Скоро ему каюк. Он по шею в воде, за стеллажи цепляется. - Мак-Куэйтер снова закашлялся. - Говорит, хочет кое-что передать напоследок старпому и Карелейку. - Кое-что передать? - Ага. Пусть, говорит, старый пират завязывает, хватит ему в рюмку заглядывать, - смачно проговорил матрос. Послание же, предназначавшееся Карслейку, было непечатным. Вэллери даже не возмутился. - А вы сами, Мак-Куэйтер, - сказал он, - ничего не хотите передать? Может быть... - он умолк, поняв нелепость своих слов. - Я? Ничего я не хочу... Разве только перевод на блокшив. Да вот спохватился я поздненько. Уильямсон! - воскликнул он с тревогой в голосе. - Уильямсон, держись, парень. Сейчас приду! В установленном на мостике динамике послышался треск ударившейся о металл трубки. Потом все стихло. - Мак-Куэйтер! - закричал в микрофон Вэллери. - Отвечайте же. Вы меня слышите? Мак-Куэйтер! Но динамик, висевший у него над головой, молчал. Наступила мертвая, жуткая тишина. Вэллери поежился, пронизываемый ледяным ветром... Суток не прошло после посещения им этого погреба. И вот теперь он затоплен. Каперанг явственно представил себе орудийный погреб. Перед мысленным его взором он встал так же четко, как прошлым вечером. Представил темный, пещерный мрак и крохотные точки лампочек аварийного освещения. Как медленно поднимается снизу черная вода. Представил себе этого болезненного мальчика-шотландца с тощими плечиками и наполненными болью глазами. Вот он изо всех сил пытается удержать голову товарища над ледяной водой, с каждой секундой теряя последние силы. Вэллери понимал, что минуты ребят сочтены, что угасла последняя надежда. С внезапной ясностью он вдруг понял, что, когда двое этих юношей выбьются из сил, они пойдут ко дну вместе. Мак-Куэйтер ни за что не выпустит друга из рук. Восемнадцать лет, совсем еще мальчик... Вэллери отвернулся. Спотыкаясь, точно слепой, отворил дверцу и поднялся на компасную площадку. Снова повалил снег. Отовсюду надвигалась темнота. Глава 14 В СУББОТУ вечером Рассекая полярные сумерки, "Улисс" раскачивался, продвигаясь вперед. Тяжело, неуклюже задирал нос, а потом так же грузно врезался в волны. Лишившись обеих мачт, без единой шлюпки и спасательного плота, с поврежденными носовыми и кормовыми надстройками, скособоченным мостиком и изуродованной кормовой башней, наполовину погребенной под обломками "кондора", крейсер представлял собой нелепое зрелище. И все же, несмотря на бросающиеся в глаза огромные пятна красного сурика и зияющие черные пробоины в полубаке и на юте, откуда валил густой дым, сквозь который прорывались языки пламени, - несмотря на все это, крейсер по-прежнему походил на зловещий, грациозный призрак, некое сказочное существо, чьей стихией, чьим обиталищем был Ледовитый океан. Существо призрачное, изящное, в высшей степени выносливое... и все еще смертоносное. Корабль по-прежнему имел пушки и мощные машины. Огромные, могучие механизмы, сказочно живучие. Так, по крайней мере, казалось... Прошло пять бесконечно долгих минут - пять минут, в течение которых небо потемнело еще больше, пять минут, в течение которых с кормы поступали донесения о том, что удалось лишь ограничить распространение пожара, пять минут, в течение которых Вэллери в какой-то степени обрел свойственное ему самообладание. Но теперь он чрезвычайно ослаб. Наполненную мраком тишину внезапно вспорол телефонный звонок. Крайслер, сняв трубку, повернулся в сторону мостика: - Сэр! Докладывают из кормового машинного отделения. Просят к телефону командира. Тэрнер, взглянув на Вэллери, предложил: - Позвольте, я сам этим займусь! - Благодарю, - признательно кивнул Вэллери. В свою очередь наклонив голову, Тэрнер подошел к телефону. - У телефона старший офицер. Кто говорит? Ах, лейтенант Грайрсон? В чем дело, Грайрсон? Может, для разнообразия найдутся добрые вести? Чуть ли не целую минуту Тэрнер не произносил ни слова. Все, кто находился на мостике и слышал легкое потрескивание в наушниках, скорее почувствовали, чем увидели, как напряженно сжался рот старпома, олицетворявшего внимание. - Но какое-то время продержится? - неожиданно спросил Тэрнер. - Да, да, разумеется... Передайте ему, сделаем все, что возможно... Добро. Прошу докладывать каждые полчаса. - Пришла беда - отворяй ворота, - проворчал Тэрнер, кладя трубку. - Машина работает с перебоями, перегревается. Погнут правый средний вал. Додсон сам сейчас в туннеле гребного вала. Говорит, вал искривлен, что банан. - Зная Додсона, - едва заметно улыбнулся Вэллери, - можно предположить, что немного нарушена центровка вала, только и всего. - Возможно, - с серьезным видом проговорил Тэрнер. - Но главное то, что поврежден коренной подшипник и перебита масляная магистраль. - Даже так? - негромко произнес Вэллери. - Додсон огорчен донельзя. По его словам, повреждение давнишнее. Он считает, все началось в ту ночь, когда во время шторма смыло за борт глубинные бомбы. - Тэрнер покачал головой. - Этот вал испытал неизвестно какие перегрузки... А сегодня его совсем доконало... Подшипник приходится смазывать вручную. Стармех намерен до предела уменьшить обороты машины, а то и вовсе выключить ее. Механики будут держать нас в курсе. - Есть ли возможность исправить повреждение? - хмурясь, спросил Вэллери. - Нет, сэр, никакой. - Ну, хорошо. Идти со скоростью конвоя. Старший офицер! - Есть, сэр. - Пусть экипаж остается на боевых постах всю ночь. Сообщать людям о случившемся незачем, но, пожалуй, это самое разумное решение. Мне кажется... - Что это? - воскликнул Тэрнер. - Смотрите! Что это он делает, черт возьми? - Он ткнул пальцем в сторону транспорта, замыкавшего правую кильватерную колонну. Судовые орудия били по какой-то невидимой цели: вечернее небо рассекали белые полосы трассирующих снарядов. Бросившись к микрофону трансляции, старший офицер заметил, что орудия главного калибра на "Викинге" изрыгают дым и рваные языки огня. - Всем орудиям открыть огонь по воздушным целям. Курсовой - сто десять правого борта! Стрелять самостоятельно! Выбор цели самостоятельный! Услышав команду "право на борт", отданную Вэллери, старпом понял, что командир хочет повернуться носовыми башнями в сторону противника. Но было слишком поздно. Едва "Улисс" начал менять курс, как из облаков бесшумно вынырнули вражеские самолеты. В угрюмом мраке огромные, неуклюжие машины казались призрачными, нереальными. Внезапно взревели авиационные моторы, взметнулось пламя выхлопа. "Кондоры", ни малейшего сомнения. Те самые "кондоры". Снова одурачили их, исчезнув для того лишь, чтобы вернуться опять. Убрав газ, подошли на малой высоте, с подветренного борта, так что суда конвоя не слышали приглушенного рокота моторов. Расчет времени и дистанции произведен был безукоризненно. В крайний транспорт угодило по меньшей мере семь бомб. Увидеть в полумраке попадания было невозможно, зато взрывы были слышны. Пролетая над транспортом, каждый из нападающих поливал палубу транспорта пулеметным огнем. Орудийные установки на торговых судах не имели почти никакой защиты от пуль, так что военные моряки, обслуживавшие легкие зенитки, и морские артиллеристы, составлявшие расчеты тяжелых орудий, нанимаясь на транспорты, направлявшиеся в Россию, знали, что шансы выжить у них не очень велики. Для немногих комендоров, которые уцелели после бомбежки, злобный стук немецких пулеметов был, пожалуй, последним звуком, услышанным в жизни. Когда бомбы обрушились на соседний транспорт, первое судно представляло собой груду исковерканного металла, над которой взвивались языки пламени. Ко всему, видно, у него была вырвана часть днища: имевший сильный крен транспорт медленно разломился надвое позади мостика, словно оснащенный шарниром где-то ниже ватерлинии. Не успел затихнуть рев моторов последнего бомбардировщика, скрывшегося вдали, как транспорт исчез в пучине океана. Тактика внезапности принесла противнику полный успех. Один транспорт был потоплен, второй, получив сильный дифферент на нос, покатился круто в сторону, затем остановился. На судне царила зловещая тишина, не видно было ни дыма, ни огня, ни одной живой души не оставалось на палубе. Третий транспорт получил тяжелые повреждения, но по-прежнему управлялся. Нападающие не потеряли ни одной машины. Тэрнер приказал прекратить огонь: некоторые зенитчики продолжали ошалело палить в темноту. Возможно, то были любители пострелять, а скорее всего, им что-то померещилось. Ведь что только не пригрезится утомленному разуму, что только не увидят запавшие, с воспаленными красными веками глаза, не знавшие отдыха столько суток и часов, что Тэрнер потерял им счет. И когда умолк последний "эрликон", старпом снова услышал гул тяжелых авиационных моторов, из-за порывов ветра то усиливавшийся, то стихавший, похожий на отдаленный шум прибоя гул. Что-либо предпринять было невозможно. "Фокке-вульф", правда, прикрытый низкой облачностью, даже не пытался скрывать своего присутствия: зловещее гудение все время преследовало конвой. Было ясно, что вражеский самолет кружит над кораблями. - Что вы на это скажете, сэр? - спросил Тэрнер. - Не знаю, - медленно, задумчиво проговорил Вэллери. - Не знаю, что и сказать. Во всяком случае, визитов со стороны "кондоров" не будет, я в этом уверен. Для этого несколько темновато. И потом, эти знают, что теперь им нас врасплох не поймать. Скорее всего, наблюдение. - Наблюдение! Но через полчаса будет темно, как в преисподней! - возразил Тэрнер. - По-моему, на психику давят. - Бог его знает, - устало вздохнул Вэллери. - Скажу только одно. Я продал бы бессмертную душу за пару "корсаров", за радарную установку, туман или же ночь, вроде той, что была в Датском проливе. - Вэллери коротко хохотнул и тут же закашлялся. - Слышали, что я сказал? - спросил он шепотом. - Никогда бы не подумал, что вспомню с такой тоской о той ночи... Когда мы вышли из Скапа-Флоу, старпом? - Пять, нет, шесть суток назад, сэр, - прикинув в уме, ответил Тэрнер. - Шесть суток! - недоверчиво покачал головой Вэллери. - Всего шесть суток назад. А осталось у нас... осталось всего тринадцать судов. - Двенадцать, - спокойно поправил Тэрнер. - Семь транспортов, танкер и корабли охранения. Двенадцать... Колупнули бы разок старого "Стерлинга", - прибавил он хмуро. Вэллери поежился от внезапного снежного заряда. Погруженный в думы, он наклонил голову, чтобы спрятаться от пронзительного ветра и колючего снега. Резким движением повернулся. - К Нордкапу подойдем на рассвете, - проговорил он рассеянно. - Пожалуй, нам туго придется, старпом. Немцы обрушат на нас все, что найдется под рукой. - Проходили же мы раньше, - возразил Тэрнер. - У нас пятьдесят шансов из ста, - разговаривая с собой, продолжал Вэллери, похоже, не слыша слов старпома, - "Улисс" и сирены... "Быть может, нас поглотит всех пучина..." Желаю вам удачи, старпом. Тэрнер широко открыл глаза. - Что вы хотите сказать?.. - И себе тоже, разумеется. - Вэллери улыбнулся, вскинув голову. - Мне тоже очень нужна удача, - прибавил он едва слышно. Тут Тэрнер сделал то, чего никогда бы не осмелился сделать. В почти полной тьме он наклонился над командиром и, осторожно повернув его лицо, впился в него встревоженным взглядом. Вэллери не протестовал. Спустя несколько секунд Тэрнер выпрямился. - Сделайте милость, сэр, - спокойно произнес он. - Спуститесь к себе вниз. Я сам обо всем позабочусь. Скоро придет и Кэррингтон. Пожар на корме почти потушен. - Нет, только не сегодня. - Вэллери улыбался, но в голосе его была какая-то странная решимость. - И не посылайте свою челядь за стариной Сократом. Прошу вас, старпом. Я хочу остаться на мостике. Хочу в эту ночь все увидеть своими глазами. - Да, да, разумеется. - Тэрнеру почему-то не захотелось настаивать. - Принесите командиру в его рубку галлон горячего, как огонь, кофе...А вы полчаса пробудете в рубке, - твердо проговорил старший офицер, повернувшись к Вэллери. - И выпьете все это пойло, иначе... иначе не знаю, что с вами сделаю... - Я в восторге! - обрадовался Вэллери. - Кофе, разумеется, будет приправлен вашим восхитительным ромом? - А как же иначе? Только... Будь этот жулик Уильямсон неладен! - проворчал раздраженно Тэрнер. Помолчав, он медленно прибавил: - Впрочем, не стоило так говорить о нем... Бедняги, здорово им досталось... - Он умолк. Наклонив голову, прислушался. - Интересно, долго ли будет висеть над нами этот мерзавец "Чарли", - пробормотал он. Вэллери прокашлялся, чтобы ответить, но не успел он открыть рта, как в динамике щелкнуло. - На мостике! Докладывает радиорубка. Докладывает радиорубка. Примите два донесения. - Бьюсь об заклад, одно из них от этого сорвиголовы Орра, - проворчал Тэрнер. - Первая шифровка с "Сирруса": "Прошу разрешения подойти к борту транспорта снять людей. Семь бед - один ответ". Вэллери стал вглядываться сквозь редеющую снежную пелену во мрак ночи, в бушующее море. - При таком-то волнении? - пробормотал он. - Да и темнота - хоть глаз коли. Он разобьется вдребезги. - Это сущие пустяки по сравнению с тем, что с коммандером сделает Старр, когда до него доберется! - весело воскликнул Тэрнер. - Шансы у Орра ничтожные. Я лично... я бы не решился отдать ему такой приказ. Неоправданный риск. Кроме того, транспорт получил сильные повреждения. Вряд ли много людей уцелело. Тэрнер ничего не сказал. - Передать на "Сиррус", - четко проговорил Вэллери. - "Благодарю. Разрешаю. Желаю удачи". Пусть радист передаст следующее донесение. После краткой паузы динамик снова ожил. - Вторая радиограмма для командира корабля из Лондона. Расшифровывается. Сию же минуту отправляю на мостик с посыльным. - Пусть читает вслух, - распорядился Вэллери. - "Командующему 14-й эскадрой авианосцев и конвоем Эф-Ар-77, - загудел спустя несколько мгновений бас в динамике. - Чрезвычайно огорчены полученным известием. Продолжайте идти курсом девяносто. Выслана эскадра боевых кораблей. Идет на сближение курсом зюйд-зюйд-ост. Ход полный. Рандеву завтра ориентировочно в четырнадцать ноль-ноль. Лорды адмиралтейства шлют наилучшие пожелания и поздравления контрадмиралу Вэллери, повторяю, контр-адмиралу Вэллери. Начальник штаба флота. Лондон". Динамик умолк. Слышны были лишь пощелкивание гидролокатора да монотонный пульсирующий гул моторов "кондора", но в воздухе еще трепетала радость, прозвучавшая в голосе оператора. - Светлейшие лорды стали непривычно учтивы, - проговорил Капковый мальчик, и на этот раз оказавшийся на должной высоте. - Можно сказать: весьма порядочно с их стороны. - Давно пора, чтоб они лопнули, - проворчал Тэрнер. - Поздравляю вас, сэр, - прибавил он тепло. - Наконец-то с берегов Темзы сверкнул нам светлый луч. Одобрительный ропот пронесся по мостику. На мгновение все забыли о дисциплине, субординации. Никто даже не пытался скрыть своей радости. - Спасибо, спасибо. - Вэллери был тронут, тронут до глубины души. Обещана долгожданная помощь. Одна надежда на эту помощь для каждого из членов экипажа означает выбор между жизнью и смертью, а этих людей интересует одно - представление его к адмиральскому чину! "Туфли, доставшиеся в наследство от мертвеца", - подумал он и хотел было высказать это вслух, но вовремя спохватился: к чему омрачать искреннюю радость моряков? - Большое спасибо, - повторил он. - Однако, господа, вы пропустили мимо ушей единственную новость, которая имеет сколько-нибудь существенное значение... - Ничего подобного, - пробасил Тэрнер. - Боевая эскадра - как же! Придет к шапочному разбору, мать их в душу. Нет, нет, они, конечно, подоспеют. К похоронам или чуть позже. Возможно, даже успеют подобрать несколько уцелевших. Наверное, в составе эскадры линейные корабли "Илластриес" и "Фьюриес"? - Возможно. Я не знаю... - Вэллери с улыбкой покачал головой. - Несмотря на недавнее мое... э... повышение в чине, светлейшие лорды не удостаивают меня своим доверием. Но на подходе авианосцы. За несколько часов до рандеву они смогут выслать вперед самолеты, чтобы с рассветом обеспечить нам воздушную поддержку. - Ничего не получится, - пророчески проговорил Тэрнер. - Погода испортится, и машины не смогут подняться. Попомните мое слово. - Возможно, о ясновидящий! - улыбнулся Вэллери. - Поживем - увидим... Что вы сказали, штурман? Я не совсем вас понял... - Просто мне пришла в голову мысль, - усмехнулся Капковый мальчик. - Завтра для нашего юного доктора будет знаменательный день. Ведь он твердо уверен, что линейные корабли выходят в море лишь для участия в морских парадах в Спитхеде в мирное время. - Вы мне напомнили, - спохватился Вэллери. - Мы же обещали послать врача на "Сиррус"... - У Николлса дел по горло, - вмешался Тэрнер. - Он хоть и не очень-то обожает нас, вернее флот, но работу свою любит, уж это точно. Облачился в асбестовый костюм и, по словам Кэррингтона, он уже... - Умолкнув на полуслове, старший офицер поднял голову, вглядываясь в редкую пелену снегопада. - Вы только посмотрите! Совсем обнаглел проклятый "Чарли"! С каждой секундой рев моторов "кондора" нарастал в диком крещендо. Огромная машина с бешеным воем пронеслась всего в сотне футов от сбитых мачт крейсера. Гул моторов постепенно затих: самолет полетел дальше кружить над конвоем. - Радио кораблям охранения! - быстро проговорил Вэллери. - Пропустить самолет! Не трогать его! Никаких осветительных снарядов! Ни единого выстрела! Он хочет нас раззадорить, чтобы мы себя выдали... Только бы на транспортах... О Боже! Идиоты! Идиоты несчастные! Что вы наделали! Какое-то торговое судно в левой кильватерной колонне открыло огонь из пушек - не то из "эрликонов", не то из "бофорсов". Стреляли наугад, вслепую. В темноте да еще в пургу шансы обнаружить самолет по одному лишь звуку ничтожны. Стрельба продолжалась каких-то десять-пятнадцать секунд. Но этого было достаточно, чтобы навлечь беду. "Чарли" отвалил прочь; послышался натужный рев моторов: