глой головы как щетина проволочного скребка. Его красное от алкоголя лицо за частоколом пустых бутылок, громоздившихся на залитой вином белой скатерти, как раз откинулось назад - полковник заходился хохотом, когда Николсон и Маккиннон вступили в комнату. Теперь же это все еще улыбавшееся одутловатое лицо медленно принимало выражение застывшего недоверия. Никто не шелохнулся и не издал ни звука. С осторожной неспешностью Николсон и Маккиннон обходили стол с двух сторон, мягким звуком шагов лишь подчеркивая напряженную тишину. Старший помощник продвигался вдоль буфета, боцман - мимо больших окон. Все четырнадцать человек по-прежнему неподвижно сидели на своих местах, следя глазами за вошедшими. Пройдя полстола, Николсон остановился и, убедившись, что Маккиннон держит всех присутствующих в поле зрения, открыл первую дверь слева, дав ей распахнуться настежь, и, как только она щелкнула замком, бесшумно развернулся к столу. Одновременно с щелчком сидевший спиной к нему офицер, чья рука оставалась невидимой для стоявшего по другую сторону стола Маккиннона, начал вытаскивать из боковой кобуры револьвер и уже извлек его полностью, когда приклад автоматической винтовки Николсона врезался ему поверх правого уха. Пистолет с бряцаньем упал на паркет, а офицер - грудью на стол, сбив головой почти полную бутылку вина, тихим журчанием полившимся из горлышка. Дюжина пар глаз, словно завороженных единственным происходившим в комнате движением, наблюдала, как кроваво-красное пятно расползается по белой скатерти. Попыток заговорить никто по-прежнему не делал. Николсон посмотрел в распахнутую теперь дверь. Лишь длинный пустой коридор. Заперев дверь он перешел к следующей. За нею скрывалась маленькая, лишенная окон уборная. Ее Николсон оставил открытой. Вернувшись к столу, он двинулся вдоль его края, обыскивая людей на предмет оружия. Маккиннон медленно, кругами, водил автоматом. Закончив обыск, Николсон предоставил боцману проделать то же самое с его стороны стола. Общий улов оказался на удивление мал, составив несколько ножей и три револьвера, считая ступавшим на пол, - четыре. Два пистолета Николсон отдал Маккиннону, два засунул себе за ремень. Для быстрой стрельбы с близкого расстояния автоматическая винтовка казалась более эффективным оружием. Николсон подошел к головной части стола и посмотрел на восседавшего в кресле тучного человека. - Вы полковник Кисеки? Тот молча кивнул. Ошеломление уже прошло, и настороженность в глазах была единственным признаком эмоций на его совершенно бесстрастном лице. Опасный человек, угрюмо подумал Николсон, недооценка которого может привести к фатальным последствиям. - Прикажите всем положить руки на стол ладонями вверх и оставаться в таком положении. - Я отказываюсь. - Кисеки скрестил руки на груди и небрежно откинулся в кресле. - С какой стати я должен... - Он не договорил, так как дуло винтовки Николсона глубоко вошло в толстые жировые складки его шеи. - Считаю до трех, - равнодушно сказал Николсон, чувствуя внутренний холодок - мертвый Кисеки ему был не нужен. - Один. Два... - Довольно! - Кисеки выпрямился в кресле, стараясь отклониться от приставленного дула винтовки, и быстро заговорил. Руки ладонями вверх незамедлительно легли на стол, как и приказывал Николсон. - Вы знаете, кто мы? - продолжал Николсон. - Я знаю, кто вы. - Кисеки говорил по-английски медленно и с видимым трудом, хотя и вполне правильно. - Вы с английского танкера "Вирома". Глупцы! На что вы надеетесь? Это безумие! Вы можете сдаться прямо сейчас. Обещаю вам... - Заткнитесь! - Николсон кивнул на сидевших по обе стороны от Кисеки армейского офицера и смуглолицего индонезийца с тщательно причесанными черными волосами в отлично сшитом сером костюме. - Кто эти двое? - Мой заместитель и мэр Бантука. - Мэр Бантука, значит? - Николсон с интересом посмотрел на индонезийца. - Сотрудничаем вовсю, насколько я понимаю? - Не знаю, о чем вы говорите, - Кисеки поднял на Николсона сузившиеся глаза. - Мэр является членом и соучредителем Великой Восточно-Азиатской... - Заткнитесь же, ради Бога! - Николсон оглядел остальных - двух или трех офицеров, шестерых китайцев, араба и какого-то яванца - и снова обратился к Кисеки. - Вы, ваш заместитель и мэр останетесь здесь. Прочие побудут в той уборной. - Сэр! - негромко крикнул Маккиннон от одного из окон. - Они уже идут по аллее! - Поторопитесь! - Николсон опять ткнул стволом в шею Кисеки. - Прикажите им перейти в уборную. Живо! - В эту клетку? Там же нечем дышать. - Кисеки изобразил ужас. - Они задохнутся там. - Или умрут здесь. Пусть выбирают. - Николсон надавил на винтовку, напрягая палец на спусковом крючке. Но прежде умрете вы. Через тридцать секунд в комнате стало тихо и почти безлюдно. Трое по-прежнему сидели во главе банкетного стола. Еще одиннадцать кое-как впихнули в уборную, закрыв на замок дверь за ними. Маккиннон прижался к стене рядом с открытой двойной дверью. Николсон стоял за распахнутой дверью в коридор. Он мог одновременно наблюдать сквозь щель между нею и косяком за двойной дверью и держать в поле зрения Кисеки, наведя винтовку ему в грудь. Что до Кисеки, то он получил приказ Николсона. А полковник повидал на своем веку слишком много, в том числе и доведенных до крайней степени отчаяния и решимости людей, чтобы не знать, что Николсон пристрелит его, как собаку, при малейшем подозрении, что его пытаются обмануть, не говоря уже об уверенности, известная жестокость Кисеки соперничала лишь с его храбростью, но глупцом полковник никогда не был. Он намеревался выполнить приказ Николсона безоговорочно. Услышав плач и сдавленные всхлипывания маленького Питера - солдаты уже поднимались по ступеням, - Николсон сжал губы. Поймав его взгляд, Кисеки напрягся в ожидании пули, но Николсон покачал головой и он ощутимо расслабился. Вскоре из холла донесся топот, замерший у дверей. Кисеки повелительно крикнул, и японский конвой из шестерых человек вступил в комнату, толкая перед собою пленников. Первым шел капитан Файндхорн, поддерживаемый солдатами с двух сторон. Он волочил ноги, часто и хрипло дышал, лицо его было пепельно-серым, с гримасой боли, остановившись, конвоиры отпустили его. Качнувшись взад и вперед и закатив воспаленные глаза, он обмяк и опустился на пол, тотчас потеряв сознание. За ним стояла Гудрун Драхман, все еще державшая Питера на руках. Темные волосы ее спутались, когда-то белая рубашка была разорвана сзади, обнажая полспины. Николсон не мог видеть ее спину с того места где стоял, но и без того знал, что она истыкана штыком, ибо шедший за ней солдат не опускал его ни на минуту. Импульсивное желание выйти из-за двери и израсходовать весь магазин винтовки на этого солдата было почти неодолимым, но старший помощник оставался недвижим, переводя взгляд с бесстрастного лица Кисеки на изможденное и перепачканное Гудрун. Ее также слегка качало на дрожащих от усталости ногах, но она по-прежнему высоко держала голову. Полковник Кисеки повелительно рявкнул. Солдаты уставились на него в недоумении. Он повторил приказ, с силой хлопнув ладонью по столу, и четверо из шести побросали оружие на паркет. Пятый медленно, с неким оцепенением нахмурился, оглядел остальных и лежащее на полу оружие, неохотно расцепил пальцы, и винтовка со стуком упала под ноги. И только шестой, - тот, что стоял со штыком за Гудрун, - догадался, что дело не совсем чисто. Низко пригнувшись, солдат дико обвел комнату глазами и тут же рухнул как подкошенный, когда бесшумно появившийся позади него Телак чуть не снес ему голову прикладом винтовки. В следующее мгновение Николсон, Маккиннон и Телак одновременно вступили в комнату. Телак препроводил пятерых японских солдат в угол, и пока боцман захлопывал двойные двери, одновременно следя за сидевшими за столом, Николсон беззастенчиво и с огромным облегчением обнял девушку вместе с малышом у нее на руках. Еще не оправившаяся от шока Гудрун с недоверчивым изумлением смотрела на него, а потом уткнулась ему в плечо лицом, повторяя его имя. Маккиннон поглядывал на них, широко усмехаясь и подобрев лицом, ни на долю секунды не упуская из виду троицы во главе стола. - Джонни, Джонни! - Девушка подняла голову и посмотрела на Николсона сияющими голубыми глазами, затуманенными от слез. Отойдя от первого потрясения она начала мелко дрожать в промокшей под дождем одежде, даже не сознавая этого. Такие полные счастья глаза Николсону еще не доводилось видеть. - Ох, Джонни, а я думала, все кончено. Я думала, что Питер и я... - Она резко замолчала и улыбнулась ему. - Да как же вы здесь оказались? Я... я не понимаю. Как вы узнали... - Частный самолет. - Николсон небрежно взмахнул рукой. - Это было несложно. Потом, Гудрун. Нам нужно спешить. Боцман? - Сэр? - Маккиннон силился скрыть улыбку. - Свяжите наших дорогих друзей за столом. Но только запястья. Заведенные за спины. - Нас связать! - Кисеки подался вперед, сжав кулаки, по-прежнему лежащие на столе. - Я не вижу необходимости... - Стреляйте в них в случае чего, - приказал Николсон. - Они для нас теперь бесполезны. - Он решил умолчать о той главной неоценимой услуге, что еще предстояло оказать им Кисеки, убоявшись, что знание намерений противника спровоцирует его на какой-нибудь отчаянный шаг. - Считайте, что приказ выполнен, сэр. - Маккиннон решительно двинулся к троице, срывая по ходу с окон москитные сетки, из которых могли получиться отличные путы. Предварительно усадив Гудрун на стул, Николсон нагнулся к капитану и потряс его за плечи. Постепенно Файндхорн очнулся и с трудом открыл глаза. С помощью Николсона он тяжело поднялся на ноги и медленно оглядел комнату, окончательно приходя в себя. - Уж не знаю, как вам это удалось, мой мальчик, но удалось на славу. - Он изучающе оглядел Николсона и поморщился, заметив порезы и сильные ожоги на его ногах и руках. - Ну и досталось вам! Надеюсь, ваше самочувствие лучше вашего вида. - Самочувствие превосходное, сэр, - широко улыбнулся Николсон. - Вы оптимистично лжете, мистер Николсон. Вам, как и мне, прямая дорога на больничную койку. И куда же мы направимся отсюда? - Далеко. И очень скоро. Через несколько минут, сэр. Нам еще надо решить здесь пару вопросов. - Тогда отправляйтесь сами, - проговорил Файндхорн. - Полагаю, мне лучше будет в роли военнопленного. Честное слово, Джонни, я не пройду и шага. - А вам и не придется, сэр, гарантирую. - Николсон с любопытством ткнул носком ранец одного из солдат, наклонился и заглянул внутрь. - Надо же, и планы, и алмазы- все здесь. Надеюсь, полковник Кисеки, вам они не слишком нужны? Кисеки равнодушно воззрился на него. У Гудрун Драхман от неожиданности вырвался быстрый вздох. - Так это и есть полковник Кисеки! - Она несколько мгновений неотрывно смотрела на него, затем поежилась. - Теперь я вижу, что капитан Ямата был совершенно прав. Слава Богу, что вы оказались здесь первыми, Джонни. - Капитан Ямата! - Глаза Кисеки и так едва заметные, практически исчезли в складках кожи. - Что случилось с капитаном Яматой? - Капитан Ямата отправился к праотцам, - коротко сообщил Николсон. - Ван Эффен превратил его в месиво. - Вы врете! Ван Эффен наш друг, и очень хороший друг. - Был другом, - сказал Николсон. - Но вы расспросите об этом своих людей - как-нибудь потом. - Он кивнул на сжавшуюся под винтовкой Телака группу. - Пока же пошлите одного из них за носилками, одеялами и фонарями. Думаю, нет надобности предупреждать о последствиях любого безрассудного действия. Кисеки бесстрастно взглянул на него и быстро проговорил что-то одному из солдат. - В этом доме должна быть рация. Где она? - Солдат вышел и Николсон снова обратился к Кисеки. Кисеки впервые улыбнулся, демонстрируя коллекцию золотых коронок на передних зубах. - Жаль вас разочаровывать, мистер... мм-м... - Николсон. Не обращайте внимания на этикет. Рация, полковник Кисеки. - Эта - единственная, что у нас есть. - Улыбаясь еще шире, Кисеки кивнул на сервант, Маккиннон уже связал ему руки за спиной. Николсон едва взглянул на маленький приемник. - Ваш передатчик, полковник Кисеки, будьте любезны, - спокойно сказал Николсон. - Вы ведь не почтовых голубей используете для связи? - Английский юмор. Ха-ха! Очень, очень смешно. - Кисеки все еще улыбался. - Разумеется, у нас есть передатчик, мистер... м-м... Николсон. В солдатских казармах. - Где это? - На другом конце города. - У Кисеки был вид довольного собой человека. - В миле отсюда. По меньшей мере, в миле. - Понимаю. - Николсон выглядел задумчивым. - Далековато. И я сомневаюсь, что смогу довести вас до казарм, уничтожить передатчик и выбраться оттуда, не будучи нашпигован пулями. - Вы проявляете признаки мудрости, мистер Николсон, - вкрадчиво проговорил Кисеки. - Я лишь не склонен к самоубийству. - Николсон потер давно не бритую щетину и опять посмотрел на Кисеки. - И это единственный передатчик в городе, так? - Да. Придется вам уж поверить мне на слово. - Я верю. - Заметно потеряв интерес к беседе, Николсон понаблюдал, как Маккиннон управляется с заместителем Кисеки, с энтузиазмом затягивая веревку, так что офицер вскрикнул от боли. Затем повернул голову к солдату, вернувшемуся с носилками, одеялами и двумя фонарями. Николсон в раздумье посмотрел на человека в штатском, сидевшего рядом с Кисеки. Мэр пытался выглядеть разгневанным и возмущенным, что ему явно не удавалось при страхе, безошибочно читавшемся в темных глазах и подергивавшемся уголке рта. К тому же, он сильно потел, и его превосходный серый костюм, казалось, как-то пообмяк и смотрелся теперь мешковато... Николсон обратился к Кисеки. - Мэр ваш хороший друг, насколько я понимаю, полковник? - Николсон заметил, что Маккиннону не терпится уйти, и он ждет не дождется окончания разговора. Заметил - и предпочел оставить это пока без внимания. Кисеки с напыщенным видом прокашлялся. - В положении начальника гарнизона и представителя интересов народа мы, естественно... - Не утруждайте себя далее, - перебил Николсон. - Полагаю, обязанности мэра приводят его сюда довольно часто. - Он окинул мэра умышленно презрительным взглядом, и Кисеки на это клюнул. - Приводят сюда? - рассмеялся Кисеки. - Мой дорогой Николсон, это и ЕСТЬ его дом. В котором я всего-навсего гость. - Неужели? - Николсон уставился на мэра. - Вероятно, вы знаете несколько слов по-английски, господин мэр? - Я владею языком в совершенстве. - Гордость мгновенно взяла верх над страхом. - Прекрасно, - сухо сказал Николсон. - Как насчет небольшой беседы? - Его голос понизился почти до театрально выдержанного глухого тембра. Мэр, как и следовало ожидать, особенно напуганным не выглядел. - Где в этом доме хранит передатчик полковник Кисеки? Поняв, что попался на столь безыскусную удочку, Кисеки повернулся к мэру и побагровев от ярости, стал что-то неразборчиво кричать, но был резко остановлен на середине увесистым ударом Маккиннона. - Не будьте идиотом, полковник, - с досадой проговорил Николсон. - И меня за такового не держите. Да где это видано, чтоб у военноначальника в столь нестабильном и взрывоопасном регионе, как Юго-Восточная Азия, центр связи был на расстоянии мили? Абсолютно очевидно, что передатчик здесь, хотя от вас ничего не добьешься и за целую ночь. Я, однако, сомневаюсь, что мэр пойдет на жертвы ради вашей Великой Сферы Процветания. - Он снова повернулся к мэру. - Я тороплюсь. Где передатчик? - Я вам ничего не скажу. - Рот мэра дергался, даже когда он говорил. - Вы не заставите меня говорить. Николсон взглянул на Маккиннона. - Будьте любезны, боцман, выверните ему слегка руку. Маккиннон с радостью исполнил указание. Мэр вскрикнул - скорее от преждевременного страха, чем от сильной боли, - и боцман отпустил его. - Итак? - Я не знаю, о чем речь. На сей раз просить Маккиннона не пришлось. Он рванул вверх руку мэра так, что запястье оказалось на уровне лопатки. Мэр завизжал, как попавший под нож поросенок. - Может быть, наверху? - как бы мимоходом спросил Николсон. - Наверху. - Мэр всхлипывал от боли и, главным образом, от страха. - На крыше. Моя рука - вы сломали мне руку! - Теперь можете его связать, боцман. - Николсон отвернулся. - Ладно, полковник, отведите-ка меня туда. - Мой любезный друг, полагаю, способен сам довершить начатое, - прошипел Кисеки сквозь зубы. Выражение его лица не сулило мэру ничего хорошего, случись им встретиться при других обстоятельствах. - Он пусть и покажет вам, где находится передатчик. - Не сомневаюсь, что он готов это сделать. Однако я предпочел бы чтобы это сделали вы. Кто-нибудь из ваших людей наверняка разгуливает неподалеку с автоматами, и уверен, они без колебаний проделают в мэре и во мне множество маленьких дырочек. Вы же, так сказать, послужите надежной гарантией безопасности. - Николсон переложил винтовку в левую руку, вытащил из-за ремня один из револьверов и убедился в том, что он снят с предохранителя. - Повторяю, я тороплюсь, полковник. Идемте. Они вернулись через пять минут. Передатчик представлял теперь кусок искореженной стали с разбитыми лампами. Ни по пути на крышу, ни обратно они не встретили ровным счетом никого. Крики мэра не привлекли ничьего внимания, возможно, как подозревал Николсон, потому, что прислуга просто привыкла к подобным, доносившимся из комнат Кисеки звукам. В отсутствие старшего помощника Маккиннон не бездействовал. Укрытый одеялами капитан Файндхорн удобно расположился на носилках на полу, прижимая к себе немного испуганного Питера Тэллона. По углам носилок сидело на корточках по японскому солдату. Особо выбирать им не приходилось, так как их запястья были надежно прикреплены к ручкам носилок, а мэр и заместитель полковника Кисеки связаны вместе за локти короткой веревкой. Пострадавший от Телака конвоир по-прежнему неподвижно лежал на полу, и Николсон подозревал, что ему суждено оставаться в таком положении еще очень долго. Шестого солдата видно не было. - Весьма неплохо, боцман. - Николсон одобрительно посмотрел вокруг. - А где это наш пропавший друг? - Он никуда не пропадал, сэр. Он там, в уборной. - Не обращая внимания на протесты и злобные взгляды Кисеки, Маккиннон продолжал привязывать его правую руку к левому локтю мэра. - Пришлось немного потрудиться, дабы закрыть дверь, но я справился. - Превосходно. - Николсон окинул комнату последним взглядом. - Ждать более нет смысла. Будем отправляться. - Куда это, интересно знать? - Широко расставив ноги, Кисеки вобрал голову в плечи. - Куда вы нас забираете? - Телак сказал мне, что ваш личный баркас - лучший и быстрейший на всем побережье. Еще задолго до рассвета мы через Зондский пролив выйдем в Индийский океан. - Что! - Лицо Кисеки исказилось от злости. - Вы забираете мой баркас? Вам это с рук не сойдет, англичанин, не сойдет! - Он замолчал, когда другая, еще более ужасная мысль пришла ему в голову, и он ринулся вперед, волоча за собой двух остальных и вопя: - Так вы и меня хотите взять с собой! Будьте вы прокляты! - А вы как полагали? - холодно проговорил Николсон. - Он отступил назад от брыкающегося Кисеки, и не совсем милосердно ткнул его дулом винтовки в диафрагму. Кисеки скорчился от боли. - Вы наше единственное и стопроцентное охранное свидетельство. Неужели мы оставим вас здесь? - Я никуда не пойду, - прохрипел Кисеки. - Не пойду. Можете меня убить, но не пойду. Концлагерь! Стать английским военнопленным? Никогда, никогда, никогда! Лучше застрелите меня! - В этом нет необходимости, - заметил Николсон. - Мы можем связать вас покрепче, вставить кляп или даже уложить на носилки. - Он кивнул на дверь уборной. - Там полно дешевой рабочей силы. Но это лишь усложнит дело. Вы можете пойти добровольно или отправиться на носилках с простреленными ногами, если не пожелаете утихомириться. Выбирайте. Кисеки посмотрел на непреклонное лицо Николсона и сделал выбор. Он пошел сам. Когда они спускались к пристани, им не встретилось ни одного японского солдата. Ночь была безветренной, дождь лил не переставая, и улицы Бантука оказались совершенно безлюдными. После столь долгого перерыва удача вновь повернулась к ним лицом. Вэньер с остальными были уже на борту. Пристань охранял лишь один часовой, и Телак был бесшумен и стремителен, как рысь. Ван Эффен спал на койке внизу, Уолтерс собирался передавать сообщение, баркас длиной в сорок и шириной в четырнадцать футов поблескивал в темноте под дождем и был готов к немедленному отплытию. Уиллоуби властвовал в машинном отделении, светясь детской радостью при виде двух, в превосходном состоянии дизелей. Гордон и Ивэнс грузили на заднюю палубу лишние полдюжины бочек с топливом. Маккиннон же с Вэньером обходили стоявшие за молом другие, более крупные суда в поисках раций, оказывавшихся тотчас раскуроченными. Наткнувшись в гавани еще на один баркас, они вывели из строя магнето на нем. Ровно в десять вечера баркас, мерно урча, вышел в абсолютно спокойное море. Николсон умолял Телака отправиться с ними, но тот наотрез отказался, сказав, что не представляет себе жизни без своего народа. И двинулся вверх по длинной пристани, ни разу не обернувшись. И Николсон знал, что видит его в последний раз. Едва они отплыли в темноту, четверо японских, все еще привязанных к носилкам солдат, сломя голову заметались по пристани, пронзительно крича высокими голосами, вскоре потонувшими во внезапном звуковом крещендо: достигший конца мола баркас с полностью открытыми дроссельными клапанами и работающими на максимальной мощности двигателями рванул в направлении мыса Ява и скрывавшегося за ним Тиморского моря. В половине третьего утра они встретились с английским военным кораблем - противолодочным эсминцем "Кенмор".