мою голову и прижала губы к моим губам. Поцелуй получился сладким и мягким. Ее губы казались теплыми и нежными. Но только сначала. А потом они вдруг стали требовательными, жадными и скорее заманивали, чем целовали. Я обнял ее, прижал к себе, массируя губами девичьи уста. Ее язычок ожил в моем рту. Наконец я положил руки на ее плечи и нежно отодвинул от себя. -- Подожди минуту, Энн. Так вообще не годится. -- Я прошу тебя, Марк. Ее руки жили своей жизнью, зубы плотно сжались. Я видел биение пульса на изящной и плавной линии детского подбородка. Дыхание жгло, рот находился в дюйме от моих губ. -- Энн, я должен уйти, прямо сейчас. Мы не можем... Мне надо повидаться с Борденом. -- Марк, я тебе не нравлюсь? Ты не считаешь меня достойной себя? Я ощущал мягкость ее плеч под своими пальцами. Каждые несколько секунд ее тело импульсивно вздрагивало, и это движение проникало через пальцы в мое тело. -- Ты нравишься мне,-- прошептал я.-- Ты очень милая, красивая... Я замолчал. Не хватало слов, чтобы объяснить, насколько я запутался. -- Тогда не будь таким грубым,-- умоляла она.-- Я еще в баре сказала тебе, как себя чувствую. Помоги мне, Марк. Помоги мне... Ее руки обвили шею. Она снова прильнула ко мне. Губы впились в мой рот. Пальцы ласкали то шею, то грудь. Она сжались, и я ощутил, как ногти проникают сквозь тонкую ткань рубашки. Я слышал тяжелые удары своего сердца. Ее тело было мягким, оно отдавалось моим рукам. Энн скатала свитер и прижала мою ладонь к своей коже. Ее пальцы скользнули под мою рубашку, и ногти царапали спину. Я провел рукой по ее гладкому боку, сжал твердую теплую грудь. Ее губы двигались в моем рту, дыхание заливало лицо. Грудь будто обжигала мою ладонь. Мягкость тела смешивалась с плавностью бедер, влага стекала с губ. -- Марк,-- тихо прошептала она.-- Марк, люби меня, люби меня, люби меня. Словно ледяной водой окатили кожу. Я вдруг вспомнил, как Глэдис говорила то же самое, почти тем же тоном, произнося целые фразы как одно слово, а ее горячее, струящееся и жадное тело вытягивалось, когда руки конвульсивно прижимались к моей коже. Глэдис. Миссис Вэзер. Я резко оттолкнул Энн. Она всхлипнула. -- Марк! -- Иди домой. Мой голос стал странным, резким и почти угрожающим. -- Что случилось? Я не понимаю. -- Прошу тебя, Энн. Иди домой. -- Ты серьезно? -- Да. Не знаю, как долго она смотрела на меня. Ее глаза не мигали. Рот плотно сжался. Наконец она опустила голову и тихо спросила: -- Почему, Марк? -- Не знаю. -- Я что-то не так сделала? -- Нет. -- Тогда почему? -- Я не могу тебе этого сказать. Сам не понимаю. Я запутался. Просто забудь об этом, Энн. Несколько секунд она молчала, а потом тяжело вздохнула. -- Я пойду домой, Марк. Наверх. В свою комнату. Я буду думать о тебе. Ты этого хочешь? -- Наверное. -- Я разденусь и буду думать о тебе. Я головой залезу под одеяло и буду лежать без сна. Я буду думать о тебе. Она замолчала. Я ничего не ответил. Энн больше не произнесла ни слова. Через несколько долгих секунд она вышла из машины и тихо прикрыла дверь. Я слышал стук ее высоких каблуков по цементной дорожке. Посидев немного в машине, я завел мотор и отправился в деловую часть города. Глава седьмая. На мой звонок отозвался сам Джозеф Борден. Я бросил в щель автомата несколько монет и сказал ему, что звонит частный детектив и что он меня не знает. Борден оказался красивым мужчиной среднего роста с волнистыми каштановыми волосами, мягкими голубыми глазами, небольшими усиками и длинным узким носом. На нем был коричневый халат с золотыми тесемками вокруг запястий. Он стоял в дверях своей квартиры на Каталина-стрит и приветливо улыбался. -- Вы мистер Логан? -- Да, мистер Борден. -- Прошу входите. Он отступил в сторону, и после того как я вошел, указал мне на угловатое современное кресло, которое на удивление оказалось более удобным, чем я ожидал. Гостиная состояла из нескольких кривых линий и углов, которые соединялись в одно гармоничное целое. Два длинных книжных шкафа занимали полстены. У многих книг цветастые обложки истрепались и пестрели лоскутьями. Борден сел в другое угловатое кресло в двух шагах от меня и весело спросил: -- Что я могу для вас сделать, мистер Логан? -- Вы профессиональный гипнотизер, не так ли? -- Да. Вы правы. Он дал мне возможность продолжать. -- Не могли бы вы создать у меня правильное представление о вашей работе, мистер Борден? -- Да, конечно. Обычно я читаю лекции, даю публичные и частные демонстрации гипноза. -- Вот поэтому я и здесь. Вы проводили демонстрацию в доме мистера и миссис Вэзер в прошлую субботу, нее так ли? -- Да. И вполне успешно, могу добавить. Он весело улыбнулся. -- Когда вы гипнотизировали мистера Вэзера, являлись ли позитивные визуальные галлюцинации частью его постгипнотических внушений? Он широко раскрыл голубые глаза. -- О, нет! Я вообще не внушаю визуальных галлюцинаций. Я лишь продемонстрировал гипноз тем, что заставил его произнести речь в роли Гитлера, и потом было еще одно внушение под конец вечера. Когда я щелкнул пальцем, он сказал: "А теперь стаканчик на дорожку". Борден мягко улыбнулся. -- Это довольно хороший способ подвести выступление к концу. Я кивнул. -- А что потом? -- Мистер Вэзер смешал виски с содовой, мы выпили, и я пошел домой. Я никогда не позволяю себе пить на работе. После короткой паузы он добавил: -- Конечно перед уходом я тщательно проверил, чтобы каждый вышел из транса, поэтому все внушения были аннулированы. -- Кто сопровождал мистера Вэзера, когда он готовил напитки? -- Он был так добр, что пригласил меня взглянуть на его спальную... хотя с нами был кто-то еще из его друзей. Он очень гордится этой комнатой. -- Прекрасно. Причина всех этих вопросов, мистер Борден, заключается в том, что после того вечера у Джея Вэзера каждый день возникают галлюцинации. На его плече появляется попугай. И я уверен, что это постгипнотическое внушение. -- Вот как? Он казался удивленным. Я привел подробности, и он сказал: -- Да, похоже на последствия гипноза, но уверяю вас, мистер Логан, здесь нет никакой связи с выступлением в тот субботний вечер. Мы ничего не говорили ни о попугаях, ни о каких-либо других визуальных галлюцинациях. И даже если бы они возникли, я очень опытный и внимательный специалист, чтобы оставлять внушения в умах субъектов после демонстрации. Он казался возбужденным. -- И последний вопрос, мистер Борден. Могли бы вы вкратце описать ваше выступление в тот вечер? Он кивнул. -- Конечно. Я прочитал собравшимся небольшую лекцию по основам гипноза7 Присутствовало восемь человек. Потом последовали предтрансовые инструкции. После нескольких демонстраций я использовал групповой гипноз. -- Другими словами,-- прервал я его,-- вы пытались загипнотизировать каждого из них одновременно? Он кивнул, и я спросил: -- А что, если бы все восемь вошли в транс? Он засмеялся. -- Такого никогда не случилось бы в этой группе, мистер Логан. Но мне удалось ввести в глубокий транс троих из присутствующих. Я использовал технику "обратной связи" Эндрю Сальтера, в которой субъекта просят описать, как он себя чувствует, и эти ощущения возвращаются ему, так сказать, при следующем подходе. Кстати, это мне кажется наиболее важным шагом. Он скосил глаза на пол. -- Итак, из было трое -- мистер и миссис Вэзер и еще одна женщина с довольно странным именем. Такая красивая, знаете. -- Эйла Вайчек? -- Да, она. Я применил к этой троице мгновенный гипноз, затем пробудил их и продемонстрировал особенности гипноза с каждым из них по очереди. Поэтому другие семь человек имели возможность наблюдать за трансовыми состояниями. -- Одну минуту, мистер Борден. Что вы подразумеваете под мгновенным гипнозом? -- Общую процедуру. Когда субъект находится в глубоком трансе, ему можно внушить, что позже он мгновенно уснет, когда будет сделан некий жест или будет произнесено определенное слово. Например, мы гипнотизируем субъекта и говорим ему, что позже он погрузится в глубокий сон, стоит мне только щелкнуть пальцами и сказать: "Спать." Затем он пробуждается, а когда я щелкаю пальцами и говорю: "Спать", он тут же засыпает. Я покачал головой. -- То есть вы хотите сказать, что можете теперь подойти к мистеру и миссис Вэзер или, допустим, к Эйле Вайчек и заставить их спать? -- Да нет же! Я уже говорил, мистер Логан, что уходя от Вэзеров, я удалил все внушения. Запомните, там было пять человек, которые не подвергались гипнозу. Пятеро, не считая меня! Причем я действовал по приглашению и, конечно, с их согласия. -- Так-так. Я отметил это в уме и сказал: -- Прекрасно. Благодарю за секретную информацию, мистер Борден. Это все, чего я хотел. На часах было 21.16. Я снова посмотрел на Бордена, размышляя о странной силе, с которой он столкнул трех человек в субботний вечер. И меня по-прежнему беспокоил попугай Джея. -- Чем больше узнаю о гипнозе, тем интереснее становится. Людям говорят: "Спи", и они, бац, засыпают. Он засмеялся. -- Не все так просто, мистер Логан. Есть несколько методов... Борден замолчал и слегка нахмурился7 -- Ну вот, например,-- сказал он, и фраза повисла в воздухе. Гипнотизер прошел в угол комнаты и отодвинул стол от стены. На нем покоился большой магнитофон. Другой такой модификации я никогда прежде не видел. К нему крепился картонный диск шести дюймов в ширину с черным пятном в середине и чередующимися черными и белыми полосами, которые, извиваясь, шли от центра к внешнему краю диска. Полосы начинались как точка в центре, а затем расширялись и на краю достигали полудюйма. Борден щелкнул выключателем и сказал, указывая на черно-белый диск: -- Для наведения гипноза есть много методов фиксации внимания -- кристаллические шары, пятно на стене, блестящие объекты, но мне кажется более действенным вот это. Он щелкнул другим выключателем, и диск начал вращаться. Линии незаметно переходили друг в друга, спираль навязчиво притягивала мой взгляд к черному центру7 -- Вы можете заметить некий эффект очарования в том, как вращается диск,-- произнес Борден приятным тоном.-- Я часто использую его для фиксации внимания субъекта, чтобы помочь наведению сенсорных впечатлений. А если добавить к этому фону тихую приятную музыку, эффект становится более значительным. Он повернул ручку, и из магнитофона полилась пульсирующая музыка. Она действительно расслабляла. -- Сами видите, как это помогает,-- продолжал Борден.-- Глаза фокусируются на диске, а музыка усиливает действие слов. Она расслабляет вас, она расслабляет абсолютно. Тут он был прав. Вращающийся диск и музыка, соединяясь, создавали какое-то гипнотическое воздействие даже без вмешательства голоса Бордена. Его голос лишь усиливал умиротворяющий, расслабляющий эффект. Он говорил о чем-то, и мне вдруг показалось, что голос меняется, окрашиваясь в глубокие богатые тона. -- Ваши руки становятся все тяжелее и тяжелее, ваши ноги наливаются тяжестью,-- говорил он, и его голос звучал мощно и проникновенно. А я чувствовал это! Я чувствовал тяжесть в руках и ногах, тяжесть, которой не было раньше. Я даже мог... Что за дьявол? Я быстро завертел головой, похлопал ладонями по подлокотникам кресла и вскочил на ноги. -- Чертовски интересно, мистер Борден. Он улыбнулся. -- Что правда, то правда, мистер Логан. Теперь вы понимаете, что гипноз -- это нечто большее, чем просто настойчиво пожелание человеку глубокого сна. Он щелкнул выключателем, музыка резко оборвалась. Круг из картона замедлил вращение и остановился. Мне хотелось бежать отсюда ко всем чертям. -- Надеюсь, мы увидимся еще раз,-- попрощался я и пошел к двери. -- К вашим услугам. Меня очень заинтересовал попугай, о котором вы рассказали. Он проводил меня до двери и, когда я выходил, добавил: -- Кстати, мистер Логан. Я думаю, вы очень гипнабельный субъект. Если вам нетрудно, дайте знать, что там будет дальше. -- Обязательно,-- пообещал я, и дверь за мной закрылась. Выбежав на улицу, я забрался в "бьюик" и импульсивно взглянул на часы. 21.21 -- то есть прошло шестнадцать минут с тех пор, как я смотрел на них раньше. Хохотнув про себя, я подумал, что ввел свой ум в прекрасное состояние нервной дрожи, но по-прежнему чувствовал какую-то светлую радость и облегчение от того, что помнил каждое мгновение, проведенное в квартире Бордена. Было еще довольно рано. Я решил нанести последний визит, а затем направиться домой. По списку Энн я еще не переговорил с Артуром, адвокатом Робертом Ганнибалом и мисс Стюарт. Я не видел Питера Саулта и Эйлу Вайчек, которыми, между прочим, уже был заинтригован. Особенно Эйлой. Энн Вэзер оставила меня в чертовски ненадежном состоянии, и как бы там ни выглядела Эйла, она прежде всего была женщиной. И тут я заметил такую деталь, которая пробудила у меня еще больший интерес к этой паре. Питер Саулт жил на Марафон-стрит, 1458, квартира 7. Эйла Вайчек имела тот же адрес, но обитала в восьмой квартире. Я поехал на Марафон-стрит. Внутри горел свет. Он пробивался под дверью с номером 7, и именно в нее я постучал. Послышались шаги, а затем дверь открыл высокий худощавый мужчина тридцати лет с длинной кистью в руке и пятнами краски на подбородке. -- Привет,-- сказал он бодро.-- Входите. И смотрите под ноги. Я вошел и, перешагивая через стопки книг, чуть не споткнулся о длинный сапог. Мне удалось обойти все препятствия, и я наконец оказался посреди комнаты. Боже, какой тут царил беспорядок. Но если ему все равно. то мне -- тем более. -- Питер Саулт,-- представился он.-- А вы кто будете? -- Марк Логан. Я дал ему взглянуть на свое удостоверение. -- Частный детектив. Он усмехнулся, показав белые зубы. -- Вы серьезно? Что-то произошло? -- Я проверяю обстоятельства вечеринки, на которой вы и Эйла Вайчек были в субботу вечером. -- Ах да. Он по-прежнему усмехался. -- Вот уж действительно был вечерок. Он вдруг стал серьезным и нахмурился. -- А зачем вы проверяете обстоятельства? Что-нибудь случилось? -- О-хо-хо. В принципе, ничего важного. Я просто хочу поговорить с теми, кто там присутствовал, и выяснить, что же произошло. Дверь позади него отворилась, и в комнату вошла высокая черноволосая женщина. Она выглядела какой-то несчастной. Волосы были туго перевязаны на затылке и рассыпались по плечам гладкими каскадами. Тело облегало черное платье. Энн хорошо описала ее -- сладострастная и в чем-то даже восхитительная. Энн оказалась права и в кое-чем еще -- я действительно мог назвать ее сексуальной. Длинные красивые ноги, рот цвета крови, черные брови, которые, как крылья, косо шли вверх от переносицы. И не только это шло в ней вверх. -- Привет. У вас что, вечеринка? -- Нет, Эйла. Не вечеринка. Это Марк Логан, частный детектив,-- представил меня Питер.-- Ему нужна информация о субботнем шабаше. Ничего не говоря, она взглянула на меня, потом прошла к драпированному креслу в углу комнаты и шлепнулась в него, забросив ноги на подлокотник. Она крайне небрежно обращалась с этими длинными стройными ножками. И под ее платьем явно не было ничего, кроме самой Эйлы. Я рассказал им, зачем пришел сюда, и минут десять мы обсуждали тот вечер, так и не раскрыв ничего нового. Когда я рассказал о попугае, оба они выглядели озадаченными. Они подтвердили то, что мне говорил Джозеф Борден. Я хотел уже уходить, когда вспомнил слова Энн о картинах Питера и как бы случайно представился "любителем". Лицо Питера посветлело. -- Правда? Прекрасно. Пройдемте сюда... Я только что закончил работу. Возможно, она заинтересует вас. Я пошел за ним в студию, а впереди нас шествовала Эйла, и надо сказать, шествовала она превосходно. Я окончательно убедился, что под платьем у нее ничего нет. Платье охватывало талию, облегало бедра, и, когда она шла, под тонкой материей легко угадывалась твердая плоть. В середине комнаты на мольберте стояла большая картина. За ней виднелся низкий драпированный диван. Эйла прошла к нему, откинулась на спинку, позволив платью едва прикрывать свои бедра. Действительно едва. Я отвел взгляд в сторону и посмотрел на картину. Она оказалась так себе. На мой вкус, конечно. Он расписал ее как ад -- тут перемешались кривые линии, могильные холмы, какие-то кляксы, и я от нее дурел. Питер тревожно взглянул на меня. -- Нравится? Я пожевал губу. Очевидно, это было "современное искусство". Возможно, "Симфония лжи" или "Заря над критикой". Я не знал, что бы такого сказать без обмана. -- М-мм, да уж. Действительно. -- Конечно, тут надо еще повозиться, прежде чем выставлять на демонстрацию. Это из моего позднего... Диана после охоты. Честно говоря, не верю, что создал бы подобный эффект с другой моделью. И только Эйле удалось объединить сущность -- вдохновение, драму и огонь... -- Эйле? Я взглянул на пеструю картину. -- Так это Эйла? Питер Саулт нахмурился. Я свалял дурака. -- Конечно,-- сказал он резко.-- Это козлу понятно. Смотрите! Он ткнул в картину кистью. -- Вот мотив... Он замолчал и повернулся к печальной девушке. Она кивнула и, пожав плечами, слегка дернула подол платья. Оно начало расстегиваться. Я оказался прав -- под ним ничего не было. С явно наигранным равнодушием она подняла руки к воротнику и потянула платье к плечам. Прошла секунда или две, но мне казалось, что она раздевалась очень долго, словно каждое движение выполнялось с преувеличенной, провоцирующей медлительностью. Платье сползло с плеч, оголив дерзкую высокую грудь. Казалось, Эйла почти не осознавала своей абсолютной наготы, но ее большие темные глаза застыли на мне. Мгновение она придерживала платье на бедрах, прикрыв изгиб талии и верхнюю часть бедер. О, Боже, она походила на свои черные брови, летящие ввысь. Полная грудь выпирала вперед, ноги слегка раздвинулись, белая кожа создавала изумительный контраст с черной тканью. Она выглядела почти непристойно голой. В тот миг мне подумалось, что эта жаркая сильная женщина и в аду получит наслаждение. Платье упало на пол. Эйла повернулась, шагнула к дивану и погрузилась в него, закинув руки за голову. Она подняла правую ногу, затем опустила ее на одежду и неподвижно замерла. Питер о чем-то говорил, но я его почти не слушал. Он что-то объяснял о "светотени... символических элементах... тональной необходимости" и множестве других непонятных вещей, а я смотрел на Эйлу. Как я понимал, в этой комнате она была единственным произведением искусства, сочетая в себе все необходимые элементы, символизм и прочее. Питер мог говорить только о картине. Не отрывая глаз от Эйлы, с почти диким одобрением, я делал в соответствующие моменты какие-то идиотские замечания. Эйла повернула голову и, похотливо улыбаясь, смотрела на меня. Питер начал поворачиваться ко мне, и я тут же перевел взгляд на него. Он счастливо улыбался. -- Спасибо вам. Но если бы вы посмотрели на нее, когда я закончу. -- Действительно,--подтвердил я.-- Могу представить. Питер отвернулся к картине и начал работать. По мне он мог бы этого и не делать, но художник вдохновенно тыкал кистью то здесь, то там. Я молча ждал. У меня больше не было вопросов к нему, но, думаю, один или два вопроса я мог бы задать Эйле. -- Где, черт возьми, желто-кремовая?-- вдруг заорал Питер.. Я вздрогнул. -- Что? -- Желто-кремовая. Ну что же тут творится? Он переворошил длинную коробку, заполненную сморщенными тюбиками. -- Эйла, где, черт возьми, желто-кремовая? Она пожала плечами и приподнялась на локте. Ее длинные волосы волнами стекали на белое плечо. -- Черт,-- воскликнул Питер и выскочил из комнаты. В передней раздался звук хлопнувшей двери. Эйла взглянула на меня. Я спросил через несколько секунд: -- Куда он ушел? -- Наверное, в гараж. У него там краски и всякий хлам. -- А-а. Только в гараж. Она улыбнулась. Это было не просто обольстительная улыбка. Ей благоволил сам дьявол. И улыбка казалась обольстительно прекрасной. -- Мистер Логан,-- произнесла она. -- Да? -- Идите сюда. Ее голос напоминал трепещущее контральто. Он был глубоким и мягким, как темнота -- как чернота. Он походил на черноту ее волос, бровей и огромных печальных глаз. Я подошел к дивану. -- Присаживайтесь,-- предложила она. Я сел рядом с ней, и она прошептала: -- Смотрите на меня. Эти слова удивили меня? Я ожидал, она скажет что-нибудь иное. -- Что вы сказали? Дыхание бессознательно замедлилось. -- Смотрите на меня, мистер Логан. Просто смотрите на меня. Вы понимаете? Она говорила очень медленно, почти лениво. -- Нет, ничего не понимаю... Какой странный разговор. Она откинулась на локти, затем легла на спину, сложила руки по бокам и вытянула ноги. -- Мне нравится, когда на меня смотрят, мистер Логан. Мне нравится, когда мужчина смотрит на меня. Она облизала губы и улыбнулась. -- Вот почему я так себя веду. Я наслаждаюсь. Это наполняет меня радостью. Секунду она молчала. -- Питер смотрит сквозь меня. А вы нет. Я знаю, вас возбуждает мое тело. Правда? Возбуждает? Вы возбуждены? -- Да. Конечно, Эйла. -- А вас зовут Марк? -- Да. -- Смотрите на меня, Марк. Сядьте ближе... еще ближе, Марк. Я придвинулся к ней, рассматривая ее странное и прекрасное лицо, изящную бесстыдную белизну ее тела. Я провел ладонью по ее талии и погладил взбухший холмик груди. Она медленно поворачивала голову из стороны в сторону, не отрывая глаз от меня. -- Нет, не прикасайтесь ко мне. Не сейчас, Марк. Она взяла мою ладонь, отвела ее в сторону и снова разбросала руки по бокам. Ее кожа сияла в свете лампы. Пока я смотрел на нее, она подняла одну ногу, согнула ее в колене, медленно скользнула голой ступней по материи дивана и опустила ее вниз. Затем подняла и опустила другую. Я взглянул в ее лицо. Она закрыла глаза и по-прежнему улыбалась. Я коснулся ее бедра, почти непроизвольно погладил кожу, и она открыла веки. Эйла смотрела на меня и медленно облизывала губы. -- Правильно,-- прошептала она.-- Сейчас правильно, Марк. Я склонился над ней. И вдруг в передней хлопнула дверь. Лицо Эйлы не изменилось, но я скатился с дивана и вскочил на ноги. -- Я... лучше уйду. -- Не думай о нем. -- Что? -- Не думай о Питере. Для него я только модель. Останься. Я покачал головой. Питер вошел в комнату. Он сжал в руке серебристый тюбик и погрозил им в нашу сторону. -- Желто-кремовая,-- весело закричал он. Мне захотелось врезать ему в челюсть. Питер начал размазывать на холсте пятна желтого цвета. Эйла вернулась в прежнюю позу. Через минуту или две она повернула голову и взглянула на меня. Ее ярко-красные губы томно сложились в улыбку. Потом она снова отвернулась. Длинные алые ногти мягко царапали ткань. Пальцы двигались, и я слышал шуршащий звук, который они создавали. Питер пятнал картину. Я повернулся и ушел. x x x В баре на бульваре, даже не почувствовав вкуса, я проглотил гамбургер и кружку черного кофе. Несколько минут ум терзали мысли об Энн Вэзер, потом об Эйле Вайчек. На душе стало невыносимо. И тогда я отправился домой -- в меблированные комнаты Гордона. Разбудив клерка за дежурным столом, я получил ключ и поднялся на лифте на пятый этаж. Войдя в комнату, я запер за собой дверь и нащупал небольшую настольную лампу. Выключатель щелкнул, но ничего не произошло. Комната оставалась темной, и я предположил, что перегорела лампочка. Пожав плечами, я похлопал по стене и нашел настенный выключатель. Палец нажал на него, и вновь ничего не случилось -- только слабый щелчок в темноте. Я беспомощно осмотрелся, затем меня озарила догадка. Я автоматически втянул голову в плечи, вспомнив свет на лестнице внизу и в коридоре за дверью. Я пригнулся и потянулся за револьвером, но позади меня в воздухе что-то просвистело, и моя голова взорвалась. Я плыл...плыл...а моя голова пульсировала и трещала, словно ее сжимали в тисках. Перед глазами воронкой клубилась паутина. Череп казался необъятным, но он был сжат, ныл от боли и рассыпался на куски. Я услышал рядом с собой какой-то шум и попытался открыть глаза. Ни мысли, ни проблеска света. Хотел подняться, но не смог пошевелиться. Кто-то связывал меня, прижимая к полу. Голова дернулась, черный мир прыгнул на меня, и я почувствовал ладони на своей руке. Ощутил прикосновение этих ладоней к своей коже. Они были не на рубашке и на пиджаке, а на коже. Но разве я снимал пиджак? Как долго я лежу? Мне захотелось подняться, хотелось разобраться, что происходит. Потом у меня заболела рука. То была внезапная боль, резкая, как игла -- она впивалась в мою плоть. Прямо на сгибе руки, прямо в вену. Неудержимая паника охватила меня, и я вспомнил похлопывание Брюса по локтю...и его объяснения. Боль в руке -- там, где Брюс говорил... О, нет! Я, наверное, схожу с ума. Это невозможно. Я по-прежнему ничего не видел, но в моих глазах вспыхивал свет, в голове пульсировало. Рука на груди прижимала меня к полу. Другая ладонь -- на моей руке. Чернота усилилась. Она стала глубже и шире. Словно я медленно падал в теплую тьму, падал и плыл, падал и плыл. Стало трудно дышать. Я чувствовал, что меня душат. Мне что-то засовывали в рот, грубо вминая в горло язык. Я расслабился. Голова уже не казалась расколотой. Я устал, просто устал... Теперь до меня доносился голос. Приятный плавный голос. О, как я чертовски устал. Глава восьмая Когда зазвенел первый будильник, я приподнялся на локте и взглянул на часы. 07.00 -- пора вставать. Я выключил звонок, снова лег и начал ждать, когда меня выбросит из постели трезвон второго будильника. Но он в это утро почему-то не прозвенел. Я наконец поднял отяжелевшее веко и осмотрел комнату. Видимо, пьянка закончилась около трех ночи. Я опять забыл проветрить комнату, но одни часы все же завел. Моя голова всегда по утрам кажется куском цемента, но сегодня она была тупее обычного. Стоило зевнуть, как в голове запульсировало. Я глупо заморгал, провел рукой и нащупал пластырь на затылке. Вспомнились Люцио и его приятель, который вчера у Джея продырявил мне череп. Все-таки придется отплатить должок, и, возможно, для этого сегодня подходящий день. Да бес с ними. Я добрался до кухни, заварил кофе и по пути в ванную зевнул еще раз. Пять минут под душем и, растираясь толстым полотенцем, я наконец проснулся. Только сейчас на глаза попалась маленькая красная точка на локтевом сгибе левой руки. Немного покалывало, но это мелочь, так что нечего волноваться. Я смазал пятнышко йодом, прошел на кухню и налил кофе. Пока одевался, он остыл. Я заглянул в стенной шкаф и выругался. Где, черт возьми, серый костюм, в котором я был вчера? На полу валялась обувь, но полуботинок не было. Я почесал голову и осмотрелся. Вроде бы все в порядке. Одежда опрятно сложена на кресле; ниже, на полу,-- вычищенные коричневые туфли. Меня удивила одежда. Я всегда вешаю ее в стенном шкафу, если не переберу вдвое, а то и втрое. В голову лезли всякие мысли. Может, я загулял прошлой ночью? Сначала выпили с Джеем, потом с Энн. Какая странная эта Энн. Хотя интригует. Но потом я не пил. Повидал Бордена, Питера и Эйлу. Вот где лакомый кусочек. Самая обольстительная улыбка, какую я видел. Поймав себя на том, что подмигиваю, я сделал серьезное лицо. Не помню, пил ли я, когда пришел домой. Дьявол, я даже не помню, чтобы раздевался. Ох, смотри, Логан. Должно быть, стареешь, дружок. Я пожал плечами, надел коричневый брюки, чистую рубашку, яркий галстук и коричневые туфли. Потом вернулся на кухню и поджарил яичницу. После второй чашки кофе, пройдя в спальную, я открыл ящик комода и вытащил наплечную кобуру. Посмотрев на нее секунду, я испытал дурное предчувствие. Револьвера не было. Я перерыл все ящики, но оружие исчезло. Это мне вообще не понравилось. Мощный "магнум-0.357" -- не та вещь, которую можно где-то оставить. Чтобы обыскать всю квартиру, мне потребовалось двадцать минут. Я даже спустился к машине и порылся там. Нулевой результат. Вернувшись домой, я растянулся на диване в полумраке передней комнаты и попытался остановить поток мыслей, который бушевал в моей голове. Может, это день такой. Бывает, проснешься, встанешь с постели и уже знаешь, что весь день пойдет насмарку. Видимо, я все же напился. Снова заныл затылок, с каждым ударом сердца моя голова мягко пульсировала. Возможно, виной всему сотрясение мозга? Я вспомнил, что когда вчера выходил из магазина Джея, все какое-то время уплывало из фокуса. Правда, это длилось несколько секунд, а потом мир снова стал прочным и твердым. Да, думалось с трудом. Я все еще сидел на диване, когда в дверь постучали. Это был громкий стук, и он напугал меня. Я взглянул на часы -- 08.02. Черт возьми, кого принесло в такую пору? Я подошел к двери и открыл ее. Взгляд скользнул по офицеру в полицейской форме, а потом -- по парню в коричневом костюме, который стоял прямо передо мной. -- Привет, Марк. Я присмотрелся к штатскому. Так это же Хилл. Детектив Джим Хилл, мой приятель. -- Привет,-- ответил я.-- Наверное, какой-то убийца скрывается рядом? Или тебе нужен совет по технике? Он даже не расщедрился на улыбку. -- Ничего, если мы войдем, Марк? -- О, дьявол, конечно. Может быть, по чашке кофе? Они прошли внутрь. Я направился на кухню, но Хилл остановил меня: -- Не надо кофе, Марк. Мы к тебе по делу. Ему, казалось, нездоровилось. -- По делу?-- удивился я.-- В такой час? Ну вы даете! Он прикусил губу и посмотрел на меня. Я перестал смеяться. -- Тогда какого дьявола? Ты ведешь себя так, словно я болен сифилисом. -- Да? А как насчет того, чтобы прокатиться с нами, Марк? -- Куда? -- В участок. -- Зачем? -- Там и объясним. Я несколько секунд смотрел на него, а он смотрел на меня. -- Ты шутишь? -- Нет. Он больше ничего не говорил, просто сидел и ждал. Я вздохнул. -- Тогда подожди, пока я оденусь. В спальной я вытащил из стенного шкафа коричневый твидовый костюм. В дверях стоял полицейский и следил за мной. Пришлось слегка задеть его, чтобы вернуться к Хиллу. На улице я направился к своей машине, но Хилл сказал: -- Ты поедешь с нами, Марк. Я забрался на заднее сидение в темноту серой машины. А вскоре показалась городская управа. Мы вошли в полицейское управление и двинулись мимо одинаковых дверей. Я приходил сюда много раз, но никогда у меня не было такого эскорта. Впереди, в самом конце коридора, находился сыскной отдел. Мы свернули налево, к двери с табличкой: "Кабинет 42. Отдел по расследованию убийств". Когда мы почти достигли кабинета, я спросил: -- Хилл, ради Христа, ты можешь расстегнуть свою губу? -- Да, Марк. Через минуту. Мы повернули за угол и вошли в комнату 42. Я видел ее сотни раз, но теперь она выглядела иначе -- длинный исцарапанный коричневый стол у больших окон, другой стол -- у двери, стулья с прямыми спинками, календарь из покойницкой и маленький кабинетик справа. И еще Грант. Капитан Артур Грант, следователь по особо тяжким преступлениям. Он стоял, подперев спиной стену, высокий и обманчиво тонкий, со стальными мышцами под плохо пригнанным пиджаком. Его плечи слегка обвисли, и он жевал густые аккуратные усы, посматривая на меня холодными темными глазами. Упрямый, но лучший из полицейских, которых я знал, и еще -- самый лучший из всех людей. Он выглядел усталым. На столе перед ним громоздилась стеклянная пепельница, заполненная окурками, и некоторые из них были едва прикурены. Наверное, он находился здесь довольно долго. -- Привет, Марк. И все. Обычно мы немного шутили, но только не в этот раз. -- Что случилось, Арт? -- Марк,-- произнес он,-- сделай-ка вот что. Скажи, чем ты занимался этой ночью. Ты знаешь порядок допроса. Я знал порядок допроса -- это верно -- и даже обошелся без конституционных предостережений. По крайней мере, дважды в неделю я являлся сюда и отчитывался капитану. -- Что за дьявол, Арт? В чем меня подозревают? -- Дело серьезное, Марк. Он казался несчастным, и таким я его никогда не видел. Он был моим другом. Но, черт возьми, если у него есть основания подозревать меня, пусть сам и шевелится. Я ему тут не помощник. -- Ладно, Арт. Что ты хочешь знать? В комнате появился еще один в штатском -- сержант, которого я где-то встречал. Полицейский в форме отстал по дороге. -- Начинай с семи часов прошлого вечера,-- сказал Грант.-- Все детали вплоть до этого момента. -- Ясно. Я сел на стул, который мне предложили. Хилл устроился напротив меня с другого конца стола. Арт и сержант остались стоять. Я принялся рассказывать. Сначала о своем визите к Джею после семи вечера. Я вкратце описал то, о чем мы говорили, потом -- встречу с Энн, Борденом, Питером и Эйлой. -- Когда я вернулся к себе... -- Что? Что ты сделал, Марк?-- подгонял меня Хилл. -- Ну, я вошел, конечно, и думаю, сразу завалился в постель. Должно быть, до чертиков устал. -- Должно быть? Ты не знаешь? Небольшая судорога испуга сжала мое горло. Хилл уже начал травлю, но никто так и не объяснил мне, почему я здесь. Я приблизился к той точке кипения, когда хочется знать все до конца. -- Одним словом, я устал и, честно говоря, не помню того момента. Я вчера получил по голове и, возможно, поэтому не помню. Арт резко спросил: -- За что? Ты не говорил об этом, Марк. -- Но это и случилось раньше. Пара парней. Они доставили Джею Вэзеру несколько плохих минут, и я обещал ему прийти на помощь. Но мне ничего не удалось. Их было двое, и пока я разбирался с первым, второй пробил мне череп. -- Значит, эта заплатка оттуда?-- спросил Хилл. -- Да. Я ткнул в свой затылок. -- Должно быть, парень треснул меня рукояткой. Никто не проронил ни слова, поэтому мне оставалось только продолжать. -- В любом случае, я лег в постель. Будильник зазвенел в семь, и я встал. Только выпил кофе, как появились вы. Я кивнул на Хилла. -- И все?-- спросил он. -- А что тебе еще надо? -- Когда ты пришел домой вчера, ты не смешивал что-нибудь с виски? Или тут же завалился спать? Я попробовал усмехнуться, но это у меня не получилось. -- Сказать по правде, я не помню этого. Наверное, удар оказался сильнее, чем я думал. Может быть, небольшое сотрясение. Остальные молчали. У меня на лбу начал выступать пот. -- Слушайте,-- возмутился я.-- Идите вы ко всем чертям. Что происходит? Я тут треплюсь уже минут десять. -- Не спеши, Марк,-- посоветовал Арт Грант. Хилл прикурил сигарету, угостил меня и спросил: -- Ты никуда не уходил после того, как пошел в постель? Я тоже прикурил сигарету и помахал спичкой. -- Дьявол! Я оставался дома. А ты что думал? Что я прыгал по крышам? -- Значит, ты помнишь, что отправился в постель? -- Ну, наверное... Забавно, но я ничего не помнил. Мне подумалось о странных вещах, которые я заметил этим утром, но говорить об этом сейчас не следовало. Дело все больше мне не нравилось. -- Думаешь, я забыл, как пошел спать? Думаешь, я сошел с ума? Я лег в постельку и спал, как ребенок. Усталый утомленный ребенок. Ну как? Хилл затянулся сигаретой, и я увидел, как ее кончик вспыхнул огнем и тут же посерел. -- То есть, никто не мог видеть тебя в городе после полуночи?-- спросил он. -- После полуночи? Я же говорю, что спал. Хилл, ты что? Хочешь вдолбить мне, что меня видели после двенадцати? Он покачал головой. -- Я просто спросил, может ли такое быть, и все. -- О, дьявол, нет, не может. Я начал сердиться. Возможно, они делали свою работу, но уже был сыт по горло. -- Ладно, коллеги. Что происходит? Мне не нравятся такие игры, а от вашей даже подташнивает. Я взглянул сначала на Гранта, потом на Хилла и закричал: -- Если вы не объясните, к чему этот допрос, я больше не произнесу ни слова. Я сообщил вам все, что знал. Ничего не утаил. И теперь ваша очередь. Минуту мы молчали, потом Арт вздохнул: -- Ладно, Марк. Твоя взяла. Скажи, оружие у тебя с собой? Вот тут все началось и закрутилось. Я тихо ответил: -- Нет. А почему ты спрашиваешь про оружие? Я кивнул на Хилла. -- Он знает, что у меня нет сейчас оружия. Я надевал рубашку, когда он пришел. Как бы я ни рылся в памяти, мне не приходило в голову, куда мог деться револьвер. В горле внезапно пересохло. -- Ну говори же. Арт повернулся и скрылся в маленьком кабинете. Вскоре он возвратился, протянул Хиллу через стол револьвер, вновь ушел в свою комнату и захлопнул дверь. -- Дай я на него посмотрю. Хотя можно было и не смотреть. "Магнум-0.357" с барабаном в 3.5 дюйма. Однотипное оружие более менее похоже друг на друга, но когда ты носишь револьвер годами, заботишься о нем, чистишь, смазываешь, то всегда узнаешь, где твой, а где чужой. Хилл передал "магнум" мне, я повертел и тщательно исследовал оружие. -- Где ты его взял? -- Это твой, Марк? -- Ладно, кончай. Ты же знаешь, что мой. Я спрашиваю, где ты его взял? -- Рядом с телом Джея Вэзера. Вот тут он попал в точку. -- Рядом с телом? Телом Джея? Я ничего не понимаю. Он больше ничего не говорил. Я взглянул на сержанта. Тот уставился на меня. И только тогда все стало проясняться. Я медленно встал и согнулся над столом. Ладони сжали край стола. -- Ты, ублюдок,-- закричал я.-- Вот, значит, как? Ах ты, паршивая скотина. Я думал, ты со мной по-хорошему... Рванувшись к двери кабинета, куда вошел Грант, я распахнул ее, и капитан поднял голову. -- Арт, не надо так со мной. Ты нашел мой револьвер рядом с трупом и теперь считаешь меня убийцей. Неужели ты думаешь, что я могу кого-то убить? Он вздохнул. -- Садись, Марк. По его сигналу пришли еще два полицейских, и мы начали все сначала. Они старались быть учтивыми. Никто меня не беспокоил. Стоило попросить, как мне тут же давали сигарету или стакан воды. Но мы ходили по одному и тому же кругу. Я действительно влип по уши. Полицейский обнаружил, что передняя дверь магазина открыта, а внутри горел свет. Он вошел в помещение и наткнулся на мертвого Джея, который лежал на полу. Мой револьвер валялся рядом, за прилавком. Джей был убит под утро, возможно, в три-четыре часа. -- Все, что у вас есть,-- сказал я Арту,-- это баллистическая экспертиза и мой рассказ о вечернем визите к Джею. Еще я беседовал с Брюсом Уилсоном о Джее. Я уже говорил тебе о том чертовом попугае. Арт кивнул. -- Мы уже опросили Брюса. Все сходится с тем, что ты нам рассказал. -- Арт, это все, что у вас есть. Так почему ты думаешь, что убил я? Он тяжело качнулся. -- Марк... Грант взглянул на Хилла и сержанта, затем посмотрел на меня. -- Я бы не сомневался в тебе, но... Этого было достаточно. На самом деле достаточно. Мне стало лучше. -- Извини, Арт. И послушай меня. Я не убивал Джея. Если бы это сделал я, то не бросил бы свой револьвер возле него. А единственная реальная улика -- это оружие... Я говорил, но не знал, как, черт возьми, оружие оказалось там, и все звучало слишком глупо. Я замолчал. Но тут ко мне пришло спокойствие, и я понемногу начал размышлять. Я не знал, что случилось с оружием, но если признаться в этом, на свежий воздух мне не выйти. Поэтому заострять внимание на дв