на пенсию. - Да. Это еще одно основание проявлять осмотрительность. Как бы в подтверждение сказанного он сменяет очки для чтения другими, позволяющими видеть дальше, только взгляд его обращен не на меня, а скользит мимо, туда, где сидит Флора. Словом, Сусанна и сладострастные старцы, как говорит моя квартирантка. - Ничто ей не грозит, вашей пенсии, - продолжаю я успокаивать гостя. - В лучшем случае что-нибудь прибавится к ней. - Что-нибудь... - недоверчиво вздыхает мосье Арон и снова предельно сосредоточивается. - Это ваше "что-нибудь" мне ничего не говорит. Люди моего поколения привыкли выражаться более определенно. - Надеюсь, единица с тремя нулями звучит достаточно определенно? - Да, но и весьма обескураживающе. Как вам известно, единица - самая маленькая из всех возможных цифр. - А нули позади нее... - Нули есть нули, без них, конечно, не обойтись. Он, вероятно, собирается выдать еще какое-нибудь оскорбление в адрес единицы, но в этот момент кельнер приносит для мосье Арона черную икру, а мне - заурядные ломтики копченого окорока, потому что, если один из команды идет на безоглядное расточительство, другому приходится балансировать на грани скупости. Пока мы расправляемся с закуской, кельнер снова начинает суетиться возле нашего стола, вооруженный всякими спиртовками и сковородками, чтобы закончить у нас на глазах сложное приготовление основного блюда. Блюдо это, говоря между нами, кусок обычной телятины, приправленный какими-то там изысканными соусами, а в качестве гарнира кладут грибы, мелкие кусочки мяса и не помню что еще - и все это только для того, чтобы пришлепнуть к простому блюду какое-нибудь диковинное название и заломить невероятную цену. Наконец кельнер подносит нам в строгом соответствии с ритуалом фирменную достопримечательность и прохаживается в сторонке, что позволяет мне вернуться к прерванной беседе. - А могу ли я знать, как вы сами представляете интересующую нас цифру? Гость методично дожевывает ломтик филе, добавляет для вкуса грибочек, отпивает "бордо" девятьсот пятьдесят какого-то там года и лишь после этого отвечает: - Я ее представляю как нечто действительно способное толкнуть разумного человека на риск... - Но тут вообще нет риска. - Вы так считаете? - укоризненно качает головой мосье Арон. - Для вас, молодых, существует лишь один риск - тюрьма. А запятнанное достоинство? А попранная честь? Раз в ход пошли такие громкие слова, значит, цена будет изрядная. Дети и те знают, что честь и достоинство дешево не продаются. Пускай, думаю, гость сперва насытится как следует да выпьет еще два-три бокала вина, может, тогда станет сговорчивей. Старик действительно оживляется, но причина не столько во мне, сколько во Флоре, а та, как бы почувствовав, что на нее обращают внимание, вызывающе закинула ногу на ногу, оголив свои импозантные бедра, и с равнодушным видом курит ту вкусную сигарету, которая венчает обед и с которой так приятно кофейничать. - Мне кажется, эту молодую даму я вижу впервые... - бормочет мосье Арон, меняя, уж не знаю в который раз, свои очки. Он произносит эту фразу таким тоном, словно является завсегдатаем "Двух голубей" и со всеми здешними посетителями на короткой ноге. Я не считаю нужным отвечать, поскольку я здесь человек случайный и у меня, естественно, нет оснований быть знакомым с дамой. - Я так и не услышал от вас, как вы сами представляете себе цифру, - пробую напомнить ему во время кофе. - Мое представление, мосье Лоран, основательно тяготеет к семерке. Говорят, будто семь - еврейское число, но никуда не денешься: я еврей по отцу, так что для меня это число в какой-то мере вопрос национальной гордости. - Если не ошибаюсь, в Библии нередко встречается и цифра три, - пытаюсь я возразить. Однако он решительно качает головой: в Библии, как и в любой большой книге, могут встречаться самые различные цифры, однако всему миру известно, что истинно еврейское число - семь, и не случайно поэтому он не обращается к числу девять, которое тоже почитается в Священном писании. Наконец после долгих дружеских пререканий мы останавливаемся на числе довольно-таки безличном, но удобном для нас обоих - пять. - Вы только не забывайте, что в цифру пять входит и ключ, - спешу я предупредить собеседника. - Ключ? Какой ключ? - удивляется мосье Арон и даже приподнимает очки, чтобы получше разглядеть меня и убедиться, что собеседника не хватил солнечный удар. Он так удивляется, как будто все это время мы толковали не о сооружениях с замками и ключами, а об охране окружающей среды. - Ключ от сейфа, - наивно поясняю я. Мосье Арон не склонен скрывать, что мои слова звучат действительно наивно, потому что к сейфу имеет отношение совсем другая фирма, где у него есть один знакомый, правда, человек исключительно трудный, и потом, дело это очень старое, и поиски дубликата будут сопряжены с немалыми трудностями, а раз так, то о пятерке не может быть и речи, и даже кабалистическое число семь довольно мизерно, так что нам следует прямо и решительно переходить к девятке. Флора издали следит за нашим оживленным разговором, она уже сама не своя от этого оживления и от того, что мы, очевидно, буксуем на месте; при иных обстоятельствах я, наверное, пригласил бы ее к нам, чтобы старик мог увидеть ее поближе и размяк малость, но в данный момент я даже думать об этом не решаюсь: это означало бы впустить волка в кошару. Наконец-то после долгого торга мы сошлись на компромиссном решении, которое, как и следовало ожидать, выражается именно семеркой - это еврейское число, после того как на него было израсходовано столько слюны, мы обнимаем с чувством облегчения. Оказывается, вопреки невероятным трудностям, с которыми связаны поиски ключа, он может быть доставлен уже во второй половине дня, самое позднее - к шести часам вечера. Я даже подозреваю, что он и сейчас находится в одном из карманов гостя, и если мосье Арон не пожелал его вытащить, то лишь с единственной целью - вытрясти из меня дополнительно пару тысчонок. - Достоинство тайника, - начинает наконец старик выкладывать свою информацию, - состоит в том, что он не фигурирует в первоначальном плане постройки и, следовательно, не может быть обнаружен при рассмотрении плана. Имейте в виду, господин, это железобетонный бункер, врытый глубоко в землю и непосредственно примыкающий к зданию. Этот бункер - плод горячего воображения бывшего владельца дома и стоил ему немалых денег. Хозяин, как видно, опасался, что даже нейтральная Швейцария может стать жертвой бомбардировок - сооружение относится именно к периоду войны. Несколько лет спустя новый владелец, мосье Гораноф, решает использовать убежище для других целей, и работа по его реконструкции была возложена на нашу фирму. Должен вам сказать без всякого пристрастия, выполнена она была поистине образцово, уж я в этом разбираюсь. Монолитная железобетонная стена между бункером и подвалом - поначалу непроницаемая - приобрела способность перемещаться по невидимым рельсам и приводиться в действие нажатием на кнопку. Вы скажете: а где же кнопка? Для кнопки тоже сумели найти кардинальное решение: она спрятана в одном из кранов парового отопления. Удалив ручку крана, нажимаешь на кнопку, покоящуюся внутри, и готово - тяжелая массивная стена, словно по мановению волшебной палочки, сдвигается в сторону, и перед тобой открывается внутреннее помещение бункера. Гениально, не правда ли? - А сейф? - О, сейф никакой загадки не представляет, если у тебя в кармане ключ. Но весь вопрос в том, как добраться до сейфа или, если угодно, как оградить его от посторонних. Именно этот вопрос наша фирма решила самым кардинальным образом! Мосье Арон смотрит на меня с видом победителя, как будто все то, о чем он рассказал, - его личная заслуга. Потом его взгляд, скользнув через мое плечо, снижается, чтобы опуститься, вероятно, на объемистые бедра Флоры. Но очень скоро он опускается еще ниже, возвращается к нашему столу, мосье Арон даже очки спешно меняет, потому что, несмотря на близорукость, он видит какие-то оранжевые листочки, сложенные вдвое и каким-то таинственным образом оказавшиеся возле его руки. Мосье Арон не такой неопытный человек, чтобы считать их, хотя это не мешает ему тут же безошибочно определить: - Думаю, здесь три пятьсот. - Совершенно точно. - Значит, вы должны восполнить недостающее, чтобы стало пять. - Однако без ключа ваши сведения не стоят ломаного гроша. - А чего стоил бы какой-то голый ключ без моих сведений? - И, заметив мое мучительное колебание, он вносит ясность: - Ключ при всех обстоятельствах ваш. - Ладно, - вздыхаю я и достаю банкноты, которые приготовил заранее. Но, прежде чем сунуть их ему под руку, я требую: - Укажите точно место и время встречи. - Удобнее всего у меня дома. В шесть. - Раньше никак нельзя? - Ну, на пятнадцать минут раньше. Дело в том, что в пять я ухожу с работы. Я сую ему деньги и одновременно беру его визитную карточку с адресом. Опасаюсь только, что при всем моем старании сделать это незаметно мой жест не ускользнул от внимания Флоры. - Итак, без пятнадцати шесть я у вас, - повторяю я во избежание возможных недоразумений. - И если в момент расставания вы услышите от меня что-нибудь еще, то имейте в виду, что это я так, для отвода глаз. - Я кое-что понимаю в этих вещах, - с достоинством кивает мосье Арон. Я расплачиваюсь, затем мы с гостем по старому мужскому обычаю заходим на минутку в туалет. Мне представляется удобный случай прочитать визитную карточку; запомнив адрес, я рву ее в клочки и спускаю воду. С такой женщиной никогда не знаешь, что тебя... Когда мы выходим на улицу, дама, сидевшая за дальним столиком, по странному совпадению тоже выходит следом за нами, сопровождаемая двумя стариками британского вида. Ох эти старцы. И эта Сусанна. - Итак, в пять часов перед "Контис", - доверительно, но вполне отчетливо произношу я. - Да, перед "Контис"! - негромко отвечает мосье Арон, бросая в мою сторону заговорщический взгляд. - Ты мне скажешь в конце концов, что это за тип? - нетерпеливо спрашивает Флора, как только мы трогаемся в сторону отеля. - Не обременяй себя пустяками, - внушаю я ей. - Какая тебе разница, кто он, лишь бы дело шло на лад. - В таком случае я пойду за ним и сама до всего докопаюсь. Он так пялил на меня глаза, что достаточно одного моего слова... Не закончив, она круто поворачивает в обратную сторону, и я нисколько не сомневаюсь, что при ее нахальстве ей ничего не стоит увязаться за ним. - Довольно ребячеств, - рычу я и хватаю ее за руку. - Ты же сама слышала - зовут его Арон, он служит в "Нидегер и Пробст". - А зачем он тебе понадобился? - продолжает она расспрашивать, неохотно идя со мной. - Чтобы заполучить ключ, понимаешь, ключом он должен меня снабдить! Теперь ты удовлетворена? - А где замок? - настаивает на своем эта невозможная женщина. - Выяснится после обеда. Необходимые сведения плюс ключ - в этом и состоит значение сделки. - И все это время вы говорили только о ключе? - любопытствует Флора. - Ключ стоит денег, милая. И немалых денег. - Видела, как ты сунул что-то в его рукав. Не слепая. Мы идем молча, потом она снова спрашивает. - Но все же ты должен знать хотя бы приблизительно, где находится замок... В вилле Горанофа или еще где? - Естественно, в вилле Горанофа. - А зачем он заказывал это устройство аж в Лозанне? - Затем, что, наверно, имел в виду людей вроде нас с тобой. И хотел всячески затруднить их задачу. Можешь мне поверить, я потратил немало времени, чтоб нащупать этого Арона. Наконец мы возвращаемся в отель. Сняв пиджак, я вытягиваюсь на широченной супружеской кровати, просто так, чтобы немного расслабить мышцы, и на всякий случай незаметно сую под подушку маленький лечебный препарат. Флора тоже собирается малость отдохнуть и, чтобы не измять свое чудесное летнее платье, которое так подчеркивает ее могучие формы, предусмотрительно снимает его, стоя перед зеркалом. - При виде этого прозрачного белья у меня создается впечатление, что ты собралась не в деловую поездку, а на стриптиз, - отваживаюсь заметить ей. - Деловая женщина всегда должна быть готова к стриптизу, дорогой мой. Не исключено ведь, что он может оказаться и принудительным, - спокойно отвечает Флора. - Принудительным? В твоем случае? Не смеши меня. Не считая нужным отвечать мне, она продолжает вертеться перед зеркалом - вероятно, не столько осматривая себя, сколько давая мне возможность полюбоваться ею. Что я и делаю, чтобы не обидеть ее. Затем она идет ко мне походкой соблазнительницы из старых фильмов, останавливается и говорит: - Ты бы разделся, чтобы не измять брюки. Я подчиняюсь, и все с той же целью - чтобы ее не обидеть. Потом, как-то непроизвольно, создается ситуация, которую иные целомудренные авторы обозначают одним или несколькими рядами точек. И мы расслабляемся, чтоб чуток подремать, ведь до пяти еще далеко, да и "Контис" где-то совсем рядом. У меня, разумеется, нет ни малейшего намерения вздремнуть, и нервы мои слишком напряжены, так что я просто слежу, когда моя "супруга" заснет наконец, но она никак не засыпает, ворочается с боку на бок, и я с трепетом ожидаю, что в один прекрасный миг кровать под нами рухнет, сокрушенная беспокойной красавицей. - Ты уже потратил на эту операцию столько денег, Пьер... - слышится сонный голос Флоры. - Что верно, то верно, - бормочу в ответ. - ...И потерял столько времени... - Что верно, то верно, - повторяю я. - ...с единственной целью - чтобы меня осчастливить, не правда ли, мой мальчик? - Грубовато работаешь, милая. Ты прекрасно знаешь, это не единственная цель. Но я действительно смогу тебя осчастливить. И в силу простого обстоятельства. - Какого именно? - спрашивает она, но сонливость ее уже рассеялась. - Там, где находится то, что ты ищешь, лежит и нечто другое, интересующее меня. Предельно просто, верно? - А что это такое - "нечто другое", Пьер? - Бумаги, документы - словом, ерунда, не стоящая выеденного яйца. - И ты готов пожертвовать брильянтами ради ерунды? - Именно: готов. Как бы невероятно это тебе ни казалось. Неужто ты не допускаешь, что есть вещи важнее денег? - Нет. Не могу я допустить подобной глупости, - сознается она. Но вот ее голос снова делается сонным: - Впрочем, все зависит от точки зрения. Ты, наверно, из тех, кто, уйдя с головой в политику, бросают бомбы и стреляются... Чтобы она могла спокойно уснуть, я не отвечаю на ее слова и мысленно сосредоточиваюсь на том, что меня ждет. Попросту совещаюсь сам с собой, чтобы стала ясней перспектива. Не знаю, как долго длится совещание, но у меня такое чувство, что Флора уже совсем притихла, и я осторожно просовываю руку под подушку, чтобы добраться до лечебного препарата. Должно быть, ампулка закатилась слишком далеко, раз я не могу нашарить ее рукой. И когда мне кажется, что она уже где-то совсем рядом, надо мной неожиданно нависают пышные груди Флоры. - Ты спишь, мой мальчик? Эти слова и эти груди - последнее, что я слышал и видел, прежде чем погрузиться в неясный и странный наркотический сон. Просыпаюсь я с острой головной болью и отвратительной горечью во рту. Однако мне не сразу удается сообразить, что я проснулся, потому что в голове все еще витают бессвязные образы, и я даже не в состоянии понять, как и почему я оказался в этой незнакомой квартире. Потом наконец я догадываюсь, что это, должно быть, отель "Терминюс", и я вижу над своим лицом покачивающиеся пышные груди Флоры и слышу ее заботливый голос: "Ты спишь, мой мальчик?" Усыпила меня моим же собственным снадобьем, кобра этакая. Заметила в зеркале, как я прячу ампулку, и, пока я раздевался, метнула ее под свою подушку. Еще не до конца разобравшись, что и как было, я вскакиваю с постели. Вскакиваю, чтобы снова свалиться: жутко кружится голова, тошнит. Только сейчас не время падать в обморок. Снова пытаюсь встать, на сей раз медленно и осторожно. Смотрю на часы, оставленные на столе: семь минут шестого. Слава богу. Неуверенными шагами иду в ванную и становлюсь под душ. Немного погодя я уже чувствую, что воскресение наступило. Я мигом одеваюсь, и мне удается установить по некоторым пустяковым признакам: мои карманы тщательно обшарены. Никакой пропажи не обнаруживаю но карманы обшарены. Видимо, искала визитную карточку мосье Арона. Я выхожу из отеля и иду по адресу, отпечатавшемуся в моей памяти. Хорошо по крайней мере, что эти наркотики не вытравляют то, что запечатлелось в мозгу, напротив - одним неприятным воспоминанием становится больше. Кривая улочка, ведущая в верхние кварталы города, кажется безобразно крутой, но, хотя без пятнадцати шесть еще далеко не наступило, я набираю предельную скорость, потому что при создавшейся ситуации с такой женщиной, как Флора, нельзя быть уверенным ни в чем. - Вы чуть поторопились. Я только что с работы, - с ноткой усталости замечает мосье Арон, открывая дверь своей скромной квартиры. Как известно, при деловых встречах слишком ранний приход такое же выражение неучтивости, как опоздание. Правда, в данный момент меня заботит не столько учтивость, сколько ключ. - Надеюсь, он у вас? - спрашиваю я, ощущая, как в груди шалит усталое сердце. Вместо ответа хозяин вытаскивает из жилетного кармана упомянутый предмет, с виду довольно солидный и весьма сложной конфигурации. - Надеюсь, это тот самый? - снова спрашиваю я, протягивая руку. Мосье Арон деликатным жестом отстраняет ее и говорит с достоинством: - Не забывайте, господин, что я принадлежу к старому поколению. Хорошо, если обычаи старого поколения оказали тут свое влияние. В подобных сделках, при всех и всяких предосторожностях, иной раз приходится действовать вслепую. - Если я не ошибаюсь, между полученной суммой и магическим числом существует некоторый разрыв, и его полагается заполнить, - намекает мне хозяин, продолжая держать ключ на почтительном расстоянии от моей нетерпеливой руки. Флора запросто могла устроить мне наиподлейшую пакость, вытащив из кармана деньги. И тогда этот расчетливый человек ни за что на свете не расстался бы со своим ключом. Но ей это не пришло в голову, да и не могла она решиться на такой шаг. Выложив банкноты, чтоб заполнить существующий разрыв, я беру взамен секретный инструмент и, пожелав мосье Арону доброго здоровья и спокойной старости, ухожу. Без восьми шесть. Хотя еще только без восьми шесть, на улице уже остановился черный "опель" Флоры, и она вот-вот вылупится из его черной скорлупы. - Зря выходишь, милая, - предупреждаю ее. - Поедем дальше. - А, ты здесь, мой мальчик... - приветливо, насколько ей это удается, роняет она и возвращается на место. - Никак не могла предположить, что ты так скоро проснешься. Так сладко уснул. - Первым делом давай в отель, надо расплатиться, - велю я, усаживаясь в машину. - Нельзя ли несколько другим тоном? Ты ведь знаешь, я терпеть не могу, когда мною командуют. - Я бы тебе еще не так и не то сказал, дорогая. Но пользуйся моим великодушием. - Великодушием? Ха-ха... - Ее резкий хрипловатый смех звучит недолго. - Ты, возможно, не догадываешься, что тебе досталась та самая доза, которую ты приготовил для меня. А помнишь, как однажды ты меня вынудил принять подобную пакость?.. - Не знаю, о чем ты говоришь. - Бедняжка!.. Такое унижение пришлось вынести и такую боль в голове... - Понятия не имею, о чем речь. Однако Флора не склонна продолжать объяснения и включает скорость. Остановившись возле отеля и оплатив номер, мы едем в Берн. Знакомый и не слишком экзотичный пейзаж. Теперь, когда напряжение миновало, снова разбаливается голова. Так что я молчу и даже пытаюсь немного подремать, хотя попробуй подремать, сидя рядом с такой женщиной. - Здорово же ты меня подсидел с этими пятью часами и "Контисом"... - слышится ее голос. Поскольку я молчу, она не унимается: - Наверное, ты и сейчас не представляешь, о чем идет речь? - Очень смутно, - признаюсь я. - От двойной дозы я совсем выбился из колеи. - До такой степени, что оставил меня в дураках. Почему мне раньше не пришло в голову узнать его адрес в "Нидегер и Пробст"? Показала бы тебе заднее место... - Было бы на что посмотреть, - бормочу в ответ. - Хоть ты и кичишься своим интеллектом, должен заметить, это место у тебя куда более развито, нежели мозг. - Сообрази я хоть немного раньше... - продолжает сетовать Флора, не слушая меня. - И чего бы ты добилась? Выбросила бы две тысчонки - все Твои женские прелести не заменят мосье Арону эту сумму, - выбросила бы две тысчонки за ключ, который тебе совершенно ни к чему. Я полагал, ты чуточку умней, но, выходит, ошибся. - Напрасно ты так думаешь. Будь в моих руках ключ, я бы сама могла вести игру! - возражает она. - Мой ключ, твой замок, но я бы сама стала вертеть делами. - Тебе никогда не придется вести игру, дорогая. Это не бридж и не торговля трубками. И хотя ты не любишь, чтобы тобой командовали, в твоих интересах не лезть на рожон, а слушаться меня, если ты действительно намерена добраться до брильянтов. Несмотря на одолевающую меня дремоту, мой голос звучит довольно внушительно, и спутница какое-то время размышляет над только что сказанным. - Хорошо, Пьер, но имей в виду: если ты дерзнешь поставить мне подножку у финиша, я тебя убью! - Нечего меня пугать, - с трудом бормочу я, так как меня окончательно разморило. - Я же знаю, что ты этого не сделаешь. Ты питаешь ко мне слабость. - В самом деле, едва ли я отважусь на такое, - признается она. - Нет, у твоей Флоры не хватит сил тебя убить... - И, чтобы окончательно успокоить меня, добавляет: - Бруннер тебя убьет. 10 Флора высадила меня у кафе близ Ост-ринга и дальше поехала одна. В смысле конспирации наше расставание не имеет особого значения, но сейчас мне не хватает только скандала Розмари. Не столько отдохнув, сколько одурев от дорожной дремоты, я иду к вилле, но при первом же повороте вижу зеленый "бьюик" американца, стоящий у аллеи. - Прямо здесь вас пристукнуть, Лоран, или для вас предпочтительней, чтобы казнь была совершена в более укромном месте? - любезно спрашивает Ральф, высовывая голову наружу. Безвкусная идея относительно того, чтоб меня пристукнуть, похоже, становится все более популярной. - Не забывайте, между нами существует соглашение, - напоминаю я. - Только вы нарушили его. - Вы плохо информированы. Я просто съездил с Розмари к ее Граберу... - Знаю. - И пока я ждал ее внизу, в холле, на меня вдруг налетела Флора. Налетела, словно тайфун, и унесла меня... - И в течение всего дня швыряла вас туда-сюда, словно беспомощный лист, сорванный с дерева... - Ну, не совсем беспомощный. Мне кажется, я кое-что сумел сделать. А что касается Флоры, то это правда, в течение всего дня так и не смог от нее избавиться. - И это мне известно, - кивает Бэнтон. - Я видел, как вы вылезали из ее машины. Что же вам удалось сделать? - Прямо здесь, посреди дороги, будем продолжать разговор? - спрашиваю я с нескрываемым упреком, не мысля дальнейшего существования без чашки кофе. Американец вылезает из "бьюика", и мы идем в ближайшее кафе, гордость этого района. Здесь и в самом деле очень уютно, но мы располагаемся снаружи, на террасе, откуда можно наблюдать шумный бульвар с идущими от центра и уходящими обратно трамваями, а повыше - зеленые холмы, на которых ютятся виллы. - Пожалуй, уже этой ночью мы сможем закончить операцию и поставить точку на нашей сделке, - говорю я, допивая вторую чашку кофе. - Как понять это ваше "пожалуй"? - поднимает Ральф свои меланхоличные глаза. - Я хочу сказать, если эти женщины не будут чудить. - Зависит от нас. Если мы им не позволим чудить, они не будут. Скажите сперва, что вы намерены делать. А уж потом будем составлять план. - А по-моему, будет лучше, если мы составим партию в бридж, - как бы в шутку говорю я. И в общих чертах излагаю свой проект. Ральф молча слушает, должно быть, лихорадочно соображает, не таится ли в этом проекте какое-нибудь местечко, на котором он может поскользнуться. Потом заявляет: - Я согласен. И нечего зря время терять. Через полчаса приходите вы с Розмари, а о Флоре я сам позабочусь. - Наконец-то! - восклицает моя квартирантка, когда я вхожу в наш холл с обоями, успокаивающими нервы. - Вам бы не мешало приготовиться, милая. Через полчаса нас ждет Бэнтон. - Зачем? Чтобы нас ликвидировать? - Пока что в программе отсутствует такой пункт. Скорее всего, нас ждет обычный бридж. Розмари встает со своего любимого места на диване, где весь вечер, наверное, сходила с ума, но, прежде чем отправиться в спальню, все же спрашивает: - А вы справились со своим делом? - Думаю, что да. Хотя и не совсем. - Почему не совсем? - Потому что столкнулся с Флорой. - Столкновение произошло случайно или по предварительной договоренности? - мерит меня взглядом Розмари. - Ни то ни другое: она выслеживала нас, значит - не случайно. Но мы с нею об этом не договаривались, как вы себе вообразили с вашей невероятной мнительностью. - Эта женщина просто бесит меня своим нахальством! - Ревнуйте, - подогреваю я ее. - Мне это доставляет удовольствие. - Ревновать?.. Единственное, чего я боюсь, - это как бы она в последний момент не увела брильянты. - Едва ли это возможно. Конечно, я не пророк, но едва ли. Мне кажется, шансы преимущественно на вашей стороне. - Шансы - это одно, а конечный результат - другое. Вы знаете, что у меня вся надежда на вас. - Знаю, знаю. Но вы все же поторапливайтесь. И когда она приступает за дверью к сложной процедуре одевания, я спрашиваю: - А как там ваша подруга Виолета? - Нет ее. Исчезла, - слышится из соседней комнаты голос Розмари. - То есть как исчезла? - Да вот, когда я к трем часам вернулась домой, схожу-ка, думаю, проведаю ее, хотя она того не стоит. Оказывается, ее нет. Соседи говорят, будто она еще рано утром укатила куда-то на своем "рено". Иду на кухню и выглядываю в окно. В соседней вилле темно. Обстоятельство, не предусмотренное в моем плане. Будем надеяться, что это несущественно. Полчаса спустя Тим или Том вводит нас в покои американца. Хотя одного из них я не так давно дубасил, но по-прежнему не могу их различить. В холле вместе с хозяином нас встречает и Флора. - О дорогая, это прелестное платьице делает вас совсем эфирной, - восклицает она при виде Розмари. Что на их змеином языке означает "драной кошкой". - А ваш строгий костюм удивительно подчеркивает достоинства вашей фигуры. Что на том же змеином языке означает "вашу непомерную тучность". Делая вид, что не слышит, Флора обращается ко мне: - Пьер, мой мальчик, я вас так давно не видела... "Целый час", - мысленно отвечаю я. - Пожалуй, нам не стоит терять время, - произносит Ральф и, покинув кресло, направляется к уже приготовленному игральному столу. Мы следуем его примеру; игра сразу входит в привычный спокойный ритм и развивается в традиционном направлении - я проигрываю. Но и американец тоже проигрывает - быть может, в силу того, что голова его слишком занята другими мыслями, а может, просто потому, что он подыгрывает мне, сидя напротив меня. - Ничего, зато нам в любви повезет, - успокаивает он себя со свойственным ему остроумием патриархальных времен, отчего на лицах у обеих дам одновременно появляются иронические полуусмешки. В это время входит Тим или Том и докладывает, что кто-то спрашивает по телефону мосье Лорана. - Кто это может быть? - Я стараюсь придать себе озадаченный вид, поскольку неожиданный звонок предусмотрен моим планом. - В самом деле, кто бы это мог быть? - явно тревожится Ральф, бросив в мою сторону подозрительный взгляд. Встав из-за стола, я иду по коридору к двери кабинета и слышу позади ожидаемую реплику американца: - Минуточку, я сейчас!.. Американец должен выступать в роли человека, терзаемого недоверием. Итак, забыв о телефоне, мы выходим через заднюю дверь на улицу и торопимся к стоящей в отдалении машине Бэнтона. Садимся рядом, за рулем Ральф, он трогается, стараясь особенно не газовать. Тиму или Тому поручено некоторое время спустя сказать дамам, что меня спешно вызвал какой-то мосье Бенато и что хозяин, со свойственной ему мнительностью, решил сопроводить меня. Отныне ситуацию в вилле Бэнтона целиком будут определять дамы. Пока у них не иссякнет терпение ждать, им будет казаться, что они в гостях, но, как только захотят уйти, им станет ясно, что они пленницы. Как мне доказывал Бэнтон, Том или Тим при всей их хрупкости не такие уж беспомощные. - Виолета исчезла еще с утра, - сообщаю я, когда мы проезжаем мимо виллы Горанова. - Какое это имеет значение? - Никакого, если она при своей наивности не встрянет... - Если встрянет, шуганем, - небрежно роняет Бэнтон. Выезжаем на шоссе, идущее к Лозанне, и стремительно мчим в унылом свете люминесцента, от которого человека охватывает мировая скорбь. И молчим, потому что все, что мы могли сказать друг другу, уже сказано. Движение в эту пору небольшое, и светлая лента шоссе стремительно летит навстречу между плотными стенами мрака. В какой-то момент позади "бьюика", на почтительном расстоянии, обнаруживаются мощные фары, и это дает мне повод нарушить тишину: - Надеюсь, за нами не тащится хвостом ваш сегодняшний "ситроен" или что-нибудь другое в этом роде?.. - Я же вас заверил, что ничего такого не будет, - сухо возражает Бэнтон. - Потому что стоит только вмешаться кому-то постороннему, и вся операция полетит к чертям. - Вы начинаете повторяться, дорогой, - замечает американец. Но и он тоже повторяется, спрашивая недоверчиво: - А где гарантия, что вы не завлечете меня в ловушку? - Не становитесь смешным. Какая ловушка? Здесь, в этой стране, скорее я в ваших руках, чем вы в моих. Фары позади постепенно к нам приближаются, и наконец машина выходит вперед. Неизвестный нам "мерседес" с неизвестной женщиной за рулем. Женщина пожилая, не то что "наши". Видимо, Ральф сознательно сбавил скорость, чтобы пропустить эту машину. - Вы мне так и не сказали, до какого места мы едем, - подает голос американец спустя какое-то время. - Вам это ни к чему. Иначе у вас мог бы появиться соблазн направить туда кого-нибудь из своих людей и этим все испортить. - Мне в голову не приходила подобная мысль, - врет он самым беззастенчивым образом. - Я не настолько беззащитен, чтобы нуждаться в охране. - Верю. Но если бы и не верил, ваш оттопырившийся справа пиджак запросто убедил бы меня, что я не прав. Впрочем, вы, по-моему, совершенно напрасно обременили себя этим утюгом. - Возможно, - отвечает Ральф. - В сущности, моя работа - проверять бумаги и считать банкноты, а не стрелять. - Очевидно, вы говорите лишь о своей воображаемой работе в банке? - В банке, в другом ли месте, но моя работа сугубо канцелярская. Однако, прежде чем стать канцеляристом, я испробовал и многое другое. Так что не путайте меня с Кенигом: вы рискуете ошибиться. - Мне в голову не приходила подобная мысль, - уверяю его в свою очередь. - Напротив, я рассчитываю на ваш профессионализм. Потому что, если вы профессионал, едва ли вы станете делать глупости, на которые способен иной любитель, - глупости, которые могут все испортить. Конечно, я далек от того, чтобы слепо доверяться американцу. Мне даже думается, что "бьюик" оснащен микроаппаратурой, посылающей в эфир свои "пиу-пиу" и направляющей на расстоянии вслед за нами какой-нибудь "ситроен". И ничего удивительного, если те, в "ситроене", поддерживают связь с оставшимися в вилле - к примеру, с Тимом или Томом, готовыми при необходимости подослать подкрепление. Но если верить в искренность Ральфа нельзя, то сомневаться в его корыстолюбии не приходится. А это значит, что по крайней мере в момент совершения сделки у нас не должно быть свидетелей. Чтобы все получилось как надо, у начальства Бэнтона не должно возникать никаких сомнений. Начиная с этого момента, риск, конечно, возрастает. Бэнтону ничего не стоит отпустить меня на все четыре стороны: я исчезаю с документами, не имеющими особого значения, и оставляю его в покое. Но на такое великодушие с его стороны рассчитывать не приходится. Трудно себе представить и другое - что у него хватит глупости передать меня в руки своего начальства. Он просто-напросто ликвидирует меня, чтобы раз и навсегда избавиться от свидетеля. - Так в котором часу ваши люди должны вступить в действие? - спрашиваю, лишь бы не молчать. - Вы становитесь просто невыносимым, Лоран, - тихо отвечает Бэнтон. - Я ведь говорил: в считанные секунды тайник нам не открыть. И нам с вами будет одинаково неудобно, если ваши люди раньше времени начнут совать нос... - Вы становитесь просто невыносимым, - повторяет американец. - Можете быть уверены, никто не станет совать свой нос, и никто не сможет нам помешать. Остальную часть пути едем молча. Только при въезде в Лозанну Ральф спрашивает: - Теперь куда? - К вокзалу. - Если вы сразу назовете адрес, мне будет легче ориентироваться. - Я не могу назвать вам то, чего сам не знаю. У меня есть только зрительные представления, где это может быть. В действительности все наоборот: у меня нет никаких зрительных представлений, но я довольно точно ориентировал себя по карте. У вокзала я говорю ему: - Сворачивайте вниз, проезжайте под мостом, затем опять вправо. И лишь после правого поворота я даю следующее указание, потом - следующее. И так далее. Я сознательно усложняю маршрут, даже рискуя заблудиться. Наконец "бьюик" втискивается в узкий проход между каким-то высоким зданием и каменной оградой. - Это здесь? - подозрительно спрашивает Ральф. - В двух шагах отсюда, - успокаиваю я его. Дальше мы идем пешком, и мои "два шага" несколько растянулись. - Вы меня разыгрываете, дорогой, - не выдерживает Ральф. - Какой мне резон вас разыгрывать? Хотя я тоже имею право на какие-то предохранительные меры. Кому охота умирать в мои годы? Наконец подходим к небольшой массивной постройке, не очень выделяющейся среди деревьев, на пологом склоне, спускающемся к озеру. - Вот здесь, - сообщаю я. - Вы и в самом деле разыграли меня. На машине мы могли подъехать в считанные секунды. - Обойдем здание с этой стороны, - предлагаю я, не слушая его. Оказывается, помещение у входа освещено. - Видали? - удивляется Бэнтон, глядя на светящиеся окна. - Говорил же я, что Виолета способна выкинуть какой-нибудь фортель! - Тем хуже для нее, - бросает мой спутник и направляется к двери. - Постойте, так не годится, - останавливаю я его. - Уж не собираетесь ли вы с нею разделаться? - Зачем? Скрутим ее, сунем что-нибудь в рот. - Оставьте ваши бандитские приемы. Я сам все сделаю. Прибегнуть к сильным средствам никогда не поздно. - Ладно, Лоран, действуйте, - неохотно уступает Ральф. Я жму на кнопку звонка достаточно сильно, чтобы разбудить хозяйку, если она уснула. Немного погодя изнутри доносится голос Виолеты, слишком слабый, чтобы можно было что-то понять. Надавливаю на ручку, дверь открывается. Справа в коридоре вторая дверь, ведущая в освещенное помещение, гостеприимно распахнута, и мы входим в комнату. Виолета лежит на диване под пестрым одеялом, она встречает нас анемичной улыбкой: - А, мосье Лоран! Затем ее взгляд останавливается на американце, и улыбка сменяется недоумением. - Наш сосед, господин Бэнтон, - спешу его представить. - Он меня привез на своей машине. - И добавляю: - Вы нас напугали, Виолета. Мы уже кинулись вас разыскивать в полицейских участках. Раздобыли ваш здешний адрес. Подумали было, что с вами бог знает что случилось... - Случилось, - кивает девушка. Она резким движением отбрасывает одеяло, и мы видим, что ее нога в гипсе. - Что произошло?.. Как?.. - изумляюсь я. Она смотрит на меня страдальческим взглядом и, не обращая внимания на Ральфа, начинает устало объяснять: - Сегодня утром меня чуть было не раздавили в моей собственной машине. И столкновение было не случайным. Я на все махнула рукой, только бы меня оставили в покое. - Кто именно? - Не знаю... Все... - И вы здесь лежите в полном одиночестве? - пробую переменить тему после неловкого молчания. - Вовсе нет. Обо мне заботится моя подруга, я говорила вам о ней. Она живет рядом. - Тут Виолета вспоминает об обязанностях хозяйки: - Садитесь! Я не в состоянии вас угостить, но вы можете сами за собой поухаживать. Бутылки в гостиной... - Не беспокойтесь, - говорю я, садясь. Ральф продолжает стоять у двери, чтобы пощадить свой костюм хоть после того, как столько времени мял его в машине. Он многозначительно посматривает в мою сторону - мол, до каких пор будем терять время. Я и сам не склонен медлить: каждая потерянная минута приближает момент вероятного вторжения сюда людей Бэнтона - им придется основательно попотеть, пока они отыщут это место, но в конце концов они его все же найдут. - Господин Бэнтон прослышал, что вы собираетесь продать эту виллу и оставить себе ту, что в Берне, - пробую я закинуть удочку. - Возможно... - невнятно отвечает Виолета. - Я еще окончательно не решила, но может быть... - Он привез меня, чтобы, воспользовавшись случаем, хотя бы бегло осмотреть дом. Ведь мы не предполагали, что застанем вас в таком состоянии. - Да бог с вами... - роняет хозяйка. - Я, как видите, еще не на смертном одре. И если у господина Бэнтона есть желание... Жаль, что я не могу его сопровождать. - Не беспокойтесь, мадемуазель, - нарушает молчание Бэнтон. - Нам хотелось бы получить какое-то представление... Я не хотел бы вам досаждать. - Чем вы мне досаждаете? Боюсь только, комнаты далеко не в образцовом состоянии, но если вы хотите бегло осмотреть... Мы выходим в коридор, минуем две другие комнаты и попадаем в служебное помещение. Дверь в подвал открыта, и мы обнаруживаем идущую вниз бетонную лестницу. Я нащупываю выключатель. Хорошо, если там есть свет. В этих старых подвалах не всегда догадываются ввернуть лампочку. К счастью, тут все нормально. Спустившись вниз, мы оказываемся в просторном бетонном помещении, совершенно пустом, если не считать отопительного устройства в одном углу. Интересующая нас стена, вероятно, напротив. Гладкая железобетонная стена, на которой сохранились следы опалубки - никаких тебе ниш, только в одном нижнем углу сквозь узкое отверстие пропущены две трубы, снабженные кранами. Отвинтив круглую ручку одного из кранов, я сую в образовавшееся отверстие авторучку. Ничего. Отвинчиваю другую и повторяю операцию. Раздается слабый щелчок, и бетонная стена медленно и бесшумно отодвигается в сторону, открывая вход в бункер. Мы входим. Ральф нащупывает выключатель, и помещение заполняется тусклым красноватым светом - чересчур слабая лампочка. Свет хотя и тусклый, но его вполне достаточно, чтобы в глубине бункера разглядеть внушительную стальную дверь сейфа, встроенного в стену. Я с интересом наблюдаю краешком глаза за поведением американца. Характер тут сказывается или выучка, но лицо его сохраняет совершенно спокойное выражение. - Давайте ключ, Лоран. - Сперва негативы, Бэнтон. Он запускает в карман руку, достает миниатюрную кассетку и подает мне. - Надеюсь, здесь засняты не старые газеты... - Можете проверить. Я проверяю с помощью увеличительного устройства, потом прячу негативы и достаю ключ. - Вместе с копиями, - напоминает Бэнтон. Передаю и копии. Американец идет в глубь бункера и, заметив, что я следую за ним по пятам, предупреждает: - Смотреть можете, но руками не трогать. Сунув ключ