этой земли, поклонитесь... Ибо тот, кто могуче всех, идет сюда... Падите ниц, ибо сын молнии, брат луны уже близко... Старик с посохом едва передвигал ноги. Нараспев произносил одно предложение и замолкал, давая выговориться барабанам. Вступала труба. Затем следовала новая фраза. Дженаро переводил. - Величественнее тех, кто вышел из земли Каш... Идет Арондо, сын Арондо и сын всех Арондо испокон веков... Он идет... Он близко... Падайте ниц, ибо велик его гнев, несравненна его мудрость... Он не знает равных... Доблесть его в бою никем не забыта... Числу его детей завидует весь мир. Старик остановился у дверей дома. Он ударил посохом о бетон и вознес хвалу своему господину. Из-за угла появился мальчик лет шести или семи, таща на плече раструб медного горна. Следом за ним - горнист. Старик все говорил. Показались двое мужчин с длинными барабанами, обтянутыми кожей, висящими на кожаных лямках на шее. Они шли медленно, прислушиваясь к голосу герольда. Едва тот заканчивал фразу, их руки начинали отбивать ритм. Люди молча внимали герольду. Доктор Диокаду так и застыл посреди двора. Четверка с подносами стояла рядом с герольдом. - Сейчас он появится, - прошептал Дженаро мне и Шартеллю. Из-за угла выползал автомобиль. Я услышал, как хмыкнул Шартелль. Автомобиль был удивительный. Сделанный по заказу "ласалль" модели 1939 года с откинутым верхом, белый как снег, с белыми же запасными колесами, закрепленными на передних крыльях. То был семиместный лимузин, но на заднем сиденье расположился лишь один мужчина в канотье. Глаза его прикрывали солнцезащитные очки, но смотрел он, похоже, прямо перед собой. Большое страусиное перо, воткнутое в канотье, чуть колыхалось от легкого ветерка. Как только машина и ее пассажир выкатились во двор, Уильям упал, прижавшись лицом к бетонному покрытию. Доктор Диокаду не столь поспешно, но тоже опустился на колени и прижался лбом к бетону. - Это входит в правила игры, друзья, - и Дженаро последовал примеру доктора Диокаду. Остальные давно уже распростерлись на бетоне. Шартелль помахал Илю сигарой и приподнял шляпу, как картежник в вестерне, повстречавший свою школьную учительницу. Я просто стоял. Машина остановилась, водитель выскочил из-за руля, с привычной быстротой распростерся на земле, поднялся, открыл дверцу. Иль снял очки, сунул их в складки просторного одеяния, позволил помочь ему выйти из машины. Доктор Диокаду встал и поспешил к Илю. Поднялся и Дженаро, но прочие альбертийцы, в том числе и Уильям, лежали не шевелясь. - Только рвешь штаны, - проворчал Дженаро, отряхивая пыль с колен светло-коричневых брюк. Одет он был в белую рубашку с желто-черным шарфом на шее, черный кашемировый пиджак и черные же замшевые туфли. Из нагрудного кармана пиджака выглядывал желто-черный платочек, сшитый из того же материала, что и шарф. Я заметил, что Шартелль и Дженаро ревниво приглядывались к нарядам друг друга. Иль пересекал двор. Обращался к одному альбертийцу, второму, третьему. Тот, с кем разговаривал Иль, приподнимался на руках, обратив к нему лицо, словно к солнцу. Ко лбу каждого Иль прикладывал шиллинг. Монеты прилипали к вспотевшей коже. Затем облагодетельствованный вновь приникал к бетону. Доктор Диокаду следовал за Илем, все с той же нервной улыбкой. Иль подошел к Уильяму, что-то сказал. Наш водитель приподнялся на руках, посмотрел на всемогущего, ответил. Иль вдавил шиллинг в лоб Уильяма и взглянул на нас. Он был невысок ростом, с круглой головой, в белоснежной, расшитой золотом ordana. Канотье с пером скрывало редеющие волосы. Он улыбнулся, продемонстрировал великолепные зубы. Не отрывая от нас глаз, что-то сказал доктору Диокаду, кивнул поклонившемуся Дженаро. Проходя мимо Шартелля, бросил взгляд направо, налево... и подмигнул. Затем направился к дому и исчез в дверях. Доктор Диокаду и свита не отставали от него ни на шаг. - Прошу меня извинить, но я не успел вас встретить, - подал голос Дженаро. - Меня задержал Лидер. Он хотел, чтобы мы поговорили до прихода Иля или после его отъезда. Теперь остается только второй вариант. Церемониал встречи занимает немало времени, так что не выпить ли нам пива? - Показывайте дорогу, мистер Дженаро, - согласился Шартелль. - Для вас просто Джимми. Я окончил университет Огайо. Шартелль улыбнулся. - Я заметил, что вы говорите, как уроженец этого штата. - Получил диплом организатора производства и научился играть в гольф, поверите мне или нет. - Мы вам верим. - Я лишь хочу оттенить свои достоинства. - Они впечатляющи, - поддакнул я. - Лидер держит пиво среди банок лимонного сока, - продолжил Дженаро. - Думаю, мы можем рассчитывать на три бутылки. По наружной лестнице мы поднялись на балкон и прошли в комнату, очень похожую на кабинет. - Кабинет Лидера, - пояснил Дженаро, доставая из холодильника три бутылки пива. Открыл их, подал нам и знаком предложил садиться. Сам он примостился на краешке стола. - Я видел Даунера пару дней назад. Он говорил, что ждет вашего приезда. - Мы прилетели вчера утром, - ответил я. - Без приключений? - Как видите. - Вы казначей партии, так? - спросил Шартелль. - Совершенно верно. Добытчик денег, - Дженаро поставил бутылку на стол, прошелся по комнате. - Мы трое должны войти в федеральный парламент. Лидер - я, потому что у меня самый надежный округ в стране, и Диокаду. Вы с ним уже познакомились. Наш теоретик. Очень умен. - Вы знаете какой-нибудь пост в провинциальном правительстве? - Министр информации. - Это нам пригодится, - кивнул я. Шартелль вытянул ноги и выпил пива прямо из горлышка: Дженаро не предложил нам стаканы. - У вас красивый костюм, - заметил Дженаро. - Ткань я специально заказывал на одной маленькой фабрике в Алабаме. Если хотите, могу достать вам несколько ярдов. Дженаро подошел и пощупал лацкан пиджака Шартелля. - Правда? - Я свяжусь с Даффи, и он пришлет материал сюда, - вставил я. - Лучше доставьте его в Лондон. Я шью костюмы там. - Как представляется вам политическая ситуация, Джимми? - спросил Шартелль. Дженаро нахмурился. - Приятного мало. У нас есть деньги, но нет голосов. Шартелль кивнул. - Вы не пытались провести опрос избирателей? - Этим я занимался сам. Настоящий опрос нам не под силу. Нет специалистов. Кроме того, люди говорят у нас чуть ли не на ста диалектах. Мы можем провести выборочный опрос, на базаре или на шоссе, но это мало что даст. Далее, на западе и на востоке сильны племенные отношения. А на севере мусульмане объединяются под знаменем Аллаха. - И чем, на ваш взгляд, закончатся выборы? Дженаро прошел за стол, сел на вращающийся стул, положил ноги на полированную поверхность стола. - Не знаю. Если мы что-нибудь не придумаем, боюсь, что Лидеру, мне и Диокаду уготована роль верной оппозиции. Я могу до пенни подсчитать наши наличные средства и сказать, сколько стоит каждый из политиков. Я знаю их всех, потому что играю в политику с шестнадцати лет. И в штаты я попал только потому, что они очень хотели избавиться от меня. А вернувшись, я заработал кругленькую сумму на импорте и познакомился с деловыми людьми. Должен признать, они у нас точно такие же, как и в любой другой стране. - Я часто бываю в глубинке. Еду на "ягуаре" в какую-нибудь государственную усадьбу, оставляю там машину, переодеваюсь, сажусь на велосипед и объезжаю окрестные деревни. Разговариваю с крестьянами. В лицо меня никто не знает, и языки мне даются легко, тем более диалекты. Я говорю с ними, они - со мной. Я выясняю, что им мешает жить, затем возвращаюсь в Убондо и пытаюсь им помочь, но так, чтобы они знали, что позаботился о них Лидер. Иногда мне кажется, что именно этим должны заниматься министры, а не разъезжать в "мерседесах". - На этом спотыкаются и многие политики, - кивнул Шартелль. - Скажите мне, Джимми, вы хорошо знаете руководство профсоюзов? - Пожалуй, что да. - И их позиция? Дженаро пожал плечами. - Трудно сказать. Зависит от того, к кому они прислушиваются. - Кто у них главный? - Генеральный секретарь конгресса тред-юнионов. - Что-то вроде нашего АФТ-КПП*. ______________ * АФТ-КПП - Американская федерация труда и конгресс производственных союзов. - Примерно, но с тем отличием, что генеральный секретарь не должен переизбираться каждые два или четыре года. Его должность пожизненная. - Честный человек? Дженаро посмотрел в потолок. - В определенном смысле. У нас были общие дела. Он не против того, чтобы получить прибыль, хотя в его речах это слово звучит как ругательство. - Власть действительно принадлежит ему? - Несомненно. - С ним можно договориться? - За деньги? Деньги ему не нужны. - Но что-то нужно? Дженаро поднялся из-за стола, отошел к окну. - Ему нужны письменные гарантии. - Какие у него отношения с вождем? - Нормальные. Не слишком теплые. Но и не холодные. Они знают о существовании друг друга. - У меня появилась идея. Она может сослужить неплохую службу. - Обговорите ее с Лидером. - Видите ли, Джимми, вождь, как мне кажется, благородный человек, и, возможно, ему захочется участвовать в том, что я имею в виду. Мне нужен эмиссар для переговоров с профсоюзами. Не публичных, естественно. Главное, чтобы он сказал решающее слово в самый ответственный момент. Дженаро вновь уселся на краешек стола. - В университете Огайо учились парни с юга, которые говорили, как вы. Они говорили и говорили, а потом выяснилось, что я проигрываю в покер уже пятьдесят зелененьких.* Не в обиду будет сказано. Подождите, пока вы встретитесь с альбертийцами. У нас любят ходить кругами, прежде чем перейти к сути. Начинают с гипербол, затем в ход идут поговорки, наконец, метафоры. А уж потом, если вам повезет, кто-нибудь заговорит о деле. ______________ * Зелененькие - доллары. Шартелль сбросил крупицу золы с лацкана пиджака. - Это мое южное воспитание, сэр. Мы придаем большое значение вежливой беседе. Дженаро ухмыльнулся. - Ерунда. Вы хотите, чтобы я договорился с профсоюзами, так? - Похожие мысли приходили мне в голову. Но я могу найти вам и другую роль в этой предвыборной кампании. Дженаро вновь прошелся по комнате. - Клинт, мы можем поладить. - Я в этом не сомневаюсь. Нисколько не сомневаюсь. В дверь заглянул альбертиец в белом пиджаке. - Время ленча, са. - Сейчас вы встретитесь со всей братией, включая Иля. У него не только голоса, но и деньги. Кроме того, он традиционный правитель. - Я думаю, он мне подмигнул, - заметил Шартелль. - Старик - своеобразная личность. Он сохраняет этот ритуал, потому что людям это нравится. - Еще бы! - воскликнул Шартелль. - Прыгающий колдун с моделью эсминца на голове. Распростертые на земле тела. Старик с золотым посохом, восхваляющий Иля. Здоровенный горн, барабаны и, наконец, сам Иль, в соломенной шляпе, восседающий в лимузине, сработанном в 1939 году. Кстати, такой же был у моего папаши. А как он припечатывал монеты к потным лбам! Я не пропустил бы этого зрелища ни за какие коврижки. - У Шартелля весьма оригинальное представление об Африке, - пояснил я Дженаро. - Тарзан и Тимбукту? - Что-то в этом роде. Дженаро улыбнулся и повернулся к Шартеллю. - Держитесь со мной, старина. Не пропадете. Глава 12 Мы познакомились со всеми, от министра внутренних дел до административного помощника премьера. В большом зале с длинным столом их собралось не меньше сорока, все в ярких праздничных одеждах. Только негры, кроме нас с Шартеллем. Вождь Акомоло тепло приветствовал нас. - Когда все закончится, я надеюсь, что мы посидим вместе. Вы сможете задержаться? - Мы заверили вождя, что никуда не спешим. Он попросил Джимми Дженаро во всем содействовать нам. - Стойте на месте, - посоветовал тот. - Они разойдутся до того, как мы сядем за стол. Каждый из присутствующих прошествовал в дальний конец зала, где на небольшом возвышении, на троне, напоминающем рог какого-то животного, сидел Иль. Подойдя к возвышению, они распластывались на полу, бормотали несколько слов и отходили. Иль пил апельсиновый сок с мякотью и улыбался. Судя по всему, он скучал. Затем они направлялись к вождю Акомоло, пожимали тому руку, приветствовали и переходили к столику для напитков. Несколько стюардов сновали в толпе с подносами, уставленными бутылками шотландского виски, и раздавали их всем, кто протягивал руку. Я заметил, как кое-кто из гостей засовывал бутылки в складки одежды. - Хотите выпить? - спросил Дженаро. - Шотландское с водой, если нетрудно, - попросил Шартелль. Его выбор полностью совпал с моим. Дженаро остановил проходящего официанта и попросил принести три шотландского с водой. Тот приволок три бутылки виски и три стакана воды. Дженаро вздохнул, поставил две бутылки на комод, открыл третью и разлил виски по стаканам. - Для непьющего человека Лидер ежемесячно расходует на спиртное невероятные суммы, - заметил он. - Но именно этого от него и ждут - подношений, чаевых, взятки. Они оскорбятся, ничего не получив. Сначала нам представили министра сельского хозяйства, затем - министра общественных работ. За министром транспорта последовал министр торговли и коммерции, которого сменили министр внутренних дел и министр здравоохранения. У каждого из них находилась колкая шпилька для Дженаро и теплое слово приветствия для нас с Шартеллем. В их вежливости чувствовалась некоторая робость, а может, и подозрительность. Затем они отходили, чтобы поговорить между собой. - Некоторые руководят своими министерствами, некоторые - нет, - пояснил Дженаро. - Все мы, даже я, зависим от постоянных секретарей. Эти посты, за редким исключением, занимают англичане. Они чертовски хорошо знают свое дело, но должны уехать после того, как мы обретем независимость. Кто-то уедет сразу, другие - через пару месяцев, пока будет идти альбертизация государственного аппарата. Нам представили и менее важных вождей и чиновников. Шартелль лучился доброжелательностью. Я вежливо улыбался. Были тут и прихлебатели, и лизоблюды, и "шестерки", роящиеся вокруг любого политического лидера и иногда, что самое удивительное, оказывающиеся весьма полезными. В Штатах, естественно, они слонялись бы у здания окружного суда. - Что произойдет после ухода англичан? - спросил Шартелль. - Они готовят себе замену и готовят с душой. Разумеется, англичане получат компенсацию. - Как это? - спросил я. - Им выплатят компенсационные суммы за то, что их карьера будет прервана, - Дженаро представил нам еще двух альбертийцев. - К примеру, вы - умный молодой человек двадцати одного или двадцати двух лет, демобилизовавшийся из армии после окончания Второй мировой войны, вы успели получить образование и желаете поехать в Альбертию, чтобы поступить там на службу. Вас оставляют в министерстве на очень низкой должности или отправляют в отдаленный район, где вы оседаете, как вам кажется, навсегда. Но вы продвигаетесь по ступенькам карьеры и к тридцати пяти или тридцати шести годам становитесь уже заместителем постоянного секретаря, но тут вам заявляют, что дальнейший путь закрыт. А может, вам сорок или сорок пять, или даже пятьдесят, во всяком случае до пенсии еще далеко. Так что же вам делать, возвращаться в Лондон и регистрироваться на бирже труда? - Малоприятная перспектива, - согласился я. - Именно так. Поэтому мы решили этот вопрос полюбовно. Они уезжают отсюда и в зависимости от срока службы получают компенсацию. Если человек проработал здесь пятнадцать лет, ему причитаются три тысячи фунтов. Кроме того, до конца жизни он будет получать тысячу фунтов в год. - Вы очень хотите, чтобы они ушли, так? - спросил Шартелль. Дженаро кивнул. - Очень. Естественно, они могут брать деньги прямо сейчас и сразу же выкатываться отсюда, что многие и делают. Но большинство тянет до последнего. Странно, я не могу представить себе американца, остающегося в чужой стране в аналогичной ситуации. - Стоит нам только заподозрить, что нас не любят, как мы садимся в самолет и улетаем, - кивнул я. Дженаро представил нас старику, который нахмурился, обругал его на местном диалекте и поспешил к Илю. - И кто только его пригласил, - вздохнул Дженаро. - Возможно, Лидер. Тут в зал вошел высокий, широкоплечий альбертиец, с которым мы познакомились в конторе Даффи при встрече с вождем Акомоло. В Лондоне он носил костюм. В Альбертии сменил его на национальный наряд. Он прямиком направился к Илю, круглое лицо которого расплылось в широкой улыбке, опустился перед ним на колени. Мое романтическое воображение подсказало мне, что точно так же удачливый Роланд приветствовал своего повелителя. Обменявшись несколькими словами с Илем, здоровяк двинулся к Акомоло. То же выражение искренней радости появилось и на лице вождя, когда они пожали друг другу руки. Он указал на нас, и мужчина в белой ordana повернулся в нашу сторону. - Если вы забыли, его зовут Декко, - напомнил мне Шартелль. - Вождь Декко, - поправил его Дженаро. - Мистер Шартелль, как приятно вновь свидеться с вами, - они обменялись крепким рукопожатием. - И я с нетерпением ждал нашей новой встречи, вождь Декко. - Правда? - удивился тот. - А почему? Такой вопрос многих выбивает из колеи. Меня например. Даже Даффи. Но не Шартелля. - Потому что я хотел, чтобы мы лучше узнали друг друга, а в Лондоне нам не дали толком поговорить. - Это точно. Почему бы нам не сесть рядом за столом? - Я был бы рад, сэр, - ответил Шартелль. - И мистер Апшоу составит нам компанию, так? - Он протянул руку, и я ее пожал. - Добрый день, вождь Декко. - Привет, Джимми, - кивнул он Дженаро. - Я очень сердит на тебя. - Почему? - Ты обещал научить меня играть в гольф, еще в прошлом месяце. Но не позвонил, не заехал. - Вы были в Лондоне. - Неделю, но не месяц. Обещания надо выполнять. - Я позвоню завтра. - В какое время? - В девять... нет, в половине десятого. - Только не забудь, Джимми. Рад видеть вас, господа. Я с нетерпением ждал этой встречи. Сейчас мне нужно поздороваться с остальными, но, мистер Шартелль, вы и мистер Апшоу должны сесть за стол рядом со мной. - Благодарим, - улыбнулся Шартелль. - Так я не прощаюсь. Мы наблюдали, как он кружит по залу, на голову выше большинства присутствующих, на сотню фунтов тяжелее многих. Широкоплечий, мускулистый, с мягкой походкой пантеры. Дженаро покачал головой. - Да, настоящий мужчина. Шартель кивнул. - У него потрясающая улыбка. Политики мечтают о такой улыбке. - Вы правы. Когда Лидер уедет в столицу, Декко станет премьером Западной провинции. - Он слишком молод, - усомнился я. - Тридцать один год. У него есть все необходимое: ум, внешность, способности, обходительность. - Он наверняка находит контакт с простым людом, - заметил Шартелль. - Это сразу видно. - Находит, находит, - подтвердил Дженаро. - Помнит все имена, все лица. Взять хотя бы гольф. Он как-то упомянул, что ему нужно больше двигаться, и я предложил научить его играть в гольф. Когда-нибудь. Но он запомнил, и теперь у вас может сложиться впечатление, что я не держу слова. - Думаю, в политике он пойдет далеко, - промурлыкал Шартелль. - Если, конечно, его не сманит какой-нибудь профессиональный футбольный клуб. - Американскому футболу он предпочитает обычный, - усмехнулся Дженаро. - Еще он играет в крикет. Вождь Акомоло прошел во главу длинного стола, где, образуя с ним букву Т, стоял столик поменьше, на пять персон. Акомоло взял нож и постучал им по возвышению, где сидел Иль. Улыбаясь, тот оглядел зал и кивнул. Дженаро схватил меня и Шартелля за руки. - Это политическая встреча, поэтому Лидер, Декко, Диокаду и я занимаем маленький столик. Вы садитесь друг напротив друга на первые стулья у длинного стола. Вождь Декко уже показывал Шартеллю его стул. Мы сели. Декко - справа от Акомоло, Диокаду - слева, Дженаро - рядом с Декко. Затем один из одетых в белое мужчин, что шли перед Илем, с орехами кола на подносах, принес столик и установил его перед троном. Второй поставил на столик тарелку, как мне показалось, с вареным цыпленком и рисом. Старик с золотым посохом приблизился к трону, достал замызганную ложку, зачерпнул еды, пожевал, проглотил и трижды стукнул посохом об пол. Нам разрешили приступить к трапезе. В свое время мне приходилось есть в армейских столовых с обезьянами, которые ели масло с лезвия ножа. Я делил краюху хлеба с бродягами и пьяницами Харбор Лайтс и Ласт Хоуп Хевен. И не испытывал ничего особенного. Я не привередлив. Но обед у вождя Акомоло стал для меня незабываемым событием. Официанты внесли главное блюдо - по цыпленку, сваренному или зажаренному, для каждого гостя. На столе лежали ножи и вилки, но их не замечали. Жаркое перекладывали на тарелки прямо руками. Я последовал примеру соседей и огляделся в поисках салфеток. Их не было. Пришлось вытереть руки о скатерть. Я попробовал жаркое, пальмовую водку, французское вино. Пили прямо из горла и передавали бутылку соседу. Обглоданные кости бросали за спину, совсем как Чарльз Лаутон в "Личной жизни Генри VIII". Из рук в руки передавались блюда с сардинами. Я обглодал ножку цыпленка и бросил кость через плечо. Никто не покачал головой. Никто не возражал. Я проглотил еще кусочек жаркого - не знаю, чего в нем было больше, мяса или перца - и тут же потянулся за бутылкой "мозельского". Вино было теплым, но загасило пожар во рту. Шартелль уплетал жаркое за обе щеки. Его лицо блестело от жира. Он вытирал его тыльной стороной ладони, а затем вытирал руки о скатерть. Он подмигнул мне. Джимми Дженаро это заметил и ухмыльнулся. Вождь Акомоло сидел за столом, переговариваясь с доктором Диокаду, единственным за столом, кто пользовался ножом и вилкой, и вождем Декко, который ел за троих. Во всяком случае, от трех цыплят он оставил только кости да клювы. Говорили все одновременно. Шартелль наклонился ко мне. - Давненько мне не приходилось участвовать в такой трапезе. - Обычный деловой ленч, - откликнулся Дженаро. - Подождите, пока мы устроим пир, - я кивнул и принялся за вторую ножку. - Вам нравится наша альбертийская еда? - перекрывая шум, прокричал вождь Декко. - Очень вкусно, вождь, - Шартелль оторвал кусок мяса с грудки цыпленка, обмакнул в соус, состоящий, как мне показалось, из перца и воды, и отправил его в рот. - И пряностей в самую меру. - Я подумал, что наша кухня, возможно, слишком острая, - продолжал Декко. - Если... Отнюдь, сэр. Как раз то, что надо, - но глаза у него наполнились слезами. А Иль в одиночестве восседал на троне, откусывал от плитки шоколада и запивал его апельсиновым соком. Затем улыбнулся и пару раз зевнул. Тут же все перестали есть. Зевок Иля означал окончание ленча. Он продолжался чуть больше часа. Кое-кто из гостей удовлетворенно рыгнул под одобрительные смешки соседей. Старший официант торопливо унес обертку от шоколада и пустую бутылку из-под сока. Иль встал, кивнул, и процессия двинулась в обратный путь: герольд, возносящий хвалу Илю, барабанщики, задающие ритм, огромный горн, возвещающий ожидающим, что близок миг встречи. Все словно окаменели, пока процессия покидала зал. Иль смотрел прямо перед собой, лишь подойдя к Акомоло, произнес несколько слов на местном диалекте, указав рукой на меня и Шартелля. Вождь кивнул, но ничего не ответил. Когда за Илем закрылась дверь, Акомоло наклонился к Шартеллю: - Иль приглашает вас во дворец в следующую среду. Я думаю, вам следует побывать у него. - Разумеется, сэр, - ответил Шартелль. - Хорошо. Вождь Дженаро заедет за вами. Акомоло встал, постучал бутылкой из-под сока по столу, требуя внимания. Шум стих, стулья отодвинулись, некоторые закурили. Подошло время выступлений в ротарианском клубе после ленча в четверг или ежеквартального заседания вице-президентов, региональных координаторов и центрального аппарата международного профсоюза разнорабочих. Начались речи. Первым взял слово вождь Акомоло. Говорил он степенно, с минимумом жестов. Его взгляд искал лица присутствующих и он обращался непосредственно к ним, для убедительности мягко ударяя кулаком в раскрытую ладонь. Президент профсоюза докладывал о достигнутых успехах, но также намечал новые задачи, которые предстояло решать, определял необходимые пути и средства. Вторым выступил вождь Декко, исполнительный вице-президент, разрабатывающий долговременную стратегию. Начал он тихим голосом, уставившись в стол. Затем уперся руками в бедра, несколько раз качнулся взад-вперед, глядя над головами сидящих в какую-то далекую точку, источник внешней энергии. Он втягивал в себя эту энергию. Она прогревала его, и голос становился громче, едва не переходя в крик. Вот тут он завладел вниманием слушателей и играл с ним, как кошка с мышкой. Дразнил голосом, лицом, выражением глаз и одновременно хвалил их. Ближе к концу речи его голос вновь достиг пика, но, не переходя в крик, стих, голова упала, и он, как и в самом начале, уткнулся взглядом в стол. Последняя, едва слышная фраза - и он сел. Робкие аплодисменты быстро перешли в овацию, одобрительные топот ног и крики. Молодой вождь поник головой, словно сокрушенный верой в только что произнесенные им слова. Затем поднялся доктор Диокаду, статистик, знаток фактов, и начал читать по бумажке. За столом ерзали на стульях, курили, пили, кашляли. Никто не слушал, да и доктора Диокаду не слишком интересовал его доклад. На вежливые аплодисменты он ответил саркастической улыбкой. И наконец, пришла очередь Дженаро, специалиста по контактам с общественностью, добытчика денег, организатора встреч и приемов, шустрого молодого человека, который мог пару-тройку хороших анекдотов, пусть и без похабщины. С них он и начал, а они смеялись, хлопали по спинам и подмигивали друг другу. Закончил он еще одной нескромной шуткой и сорвал шквал аплодисментов. Потом вставал каждый из них, оценивал ситуацию и высказывал соображения о том, как реализация новых идей и предложений скажется в его вотчине. Некоторые бубнили себе под нос, другие говорили ясно и четко, третьи изображали комиков, четвертые слишком смущались. Совещание затянулось на два часа. Мы с Шартеллем просидели на нем от начала до конца. Не знаю, показалось бы оно нам более интересным, если бы хоть кто-нибудь говорил по-английски. Глава 13 В кабинете вождя Акомоло нас осталось шестеро. Гости торопливо отбыли, едва закончил говорить последний из выступающих. Я предположил, что они разъехались по домам. Вернуться в конторы они не могли, секретарши не ждали их с подготовленными на подпись документами. Все государственные учреждения закрывались в два часа дня. Много лет тому назад англичане решили, что работать позже слишком жарко, поэтому присутственными стали часы с восьми утра до двух пополудни в обычные дни недели и с восьми до двенадцати по субботам. Никто из альбертийских министров не стал менять заведенного порядка. Акомоло сел за стол, остальные расположились в глубоких креслах и на кушетках, осоловевшие от жары, обильной пищи и бесконечной болтовни. Альбертийцы сняли тоги, Шартелль, Дженаро и я - пиджаки. Рубашки промокли от пота. Под потолком, поскрипывая, вращались лопасти вентилятора. Еще два стояли на полу. Свисающие с люстры ленты липкой бумаги потемнели от мух. Вождь Акомоло складывал лежащие перед ним бумаги в аккуратные стопки, затем убирал их в ящики стола, открывая и закрывая их. - Мы собрались здесь господа, - начал он, продолжая возиться с бумагами, - чтобы обсудить с мистером Шартеллем и мистером Апшоу основную стратегию предвыборной кампании. Должен отметить, слово "основную" я употребил потому, что сегодня мы сможем затронуть лишь важнейшие положения моей программы. Он перестал открывать и закрывать ящики, снял очки в золотой оправе, протер их носовым платком. Посмотрел на свет, убедился, что они чистые. Надел вновь. - Доктор Диокаду, не могли бы вы назвать нашим гостям основополагающие направления нашей программы? Диокаду сидел рядом с вождем Декко, который, положив могучие руки на колени, не открывал глаз от пола. Диокаду на секунду задумался. - Безработица, это первое. Цены на сельскохозяйственную продукцию и расширение ее производства, это второе. Образование, третье, и четвертое, медицинское обслуживание. Пятым может стать индустриализация, но едва ли на нее можно делать упор. Никто не возражает против нее. - Транспорт, - добавил вождь Декко, не поднимая головы. - Альбертийцы - очень мобильный народ, а транспортная система в зачаточном состоянии. - Транспорт, - согласился Диокаду. Наступила тишина. Вождь Акомоло внимательно разглядывал поверхность стола. Затем перевел взгляд на потолок, где медленно вращался вентилятор. - И мир, - молвил он. - Мир между нашими провинциями и разрешение межплеменных конфликтов без применения силы. Также мир во всем мире. Мы должны неустанно твердить об этом. Декко посмотрел на него и улыбнулся. - Война на другом конце света не слишком заботит крестьянина, который не может прокормить семью, потому что у него нет работы. - Мы не можем игнорировать ту ответственность, которая ложится на нас с приходом независимости, - твердо заявил Акомоло. - Мы не можем повернуться к миру спиной и уйти в себя. Нам открыли дверь и пригласили войти. Отказаться мы не в праве. - Голосов это не принесет, - вставил Джемми Дженаро. - Все выступают за мир. - Вы действительно думаете, что мы можем содействовать наступлению всеобщего мира? - улыбнулся Декко. - Так ли мы мудры... и сильны? Слабому редко удается утихомирить рыночную драку. - Тот, кто пренебрегает соседями, не должен жаловаться на одиночество, - возразил Акомоло. Словесная перепалка только разгоралась, но Шартелль внезапно поднялся, пересек кабинет и прислонился к стене, сложив руки на груди, улыбнулся. Лица присутствующих поневоле повернулись к нему. Я прикинул, сколько раз и в скольких комнатах он проделывал этот трюк. - Господа, я полагаю, что вы достаточно четко определили внутренние проблемы: безработица, сельское хозяйство, образование, здравоохранение и транспорт. Остается неясной лишь степень участия Альбертии в делах мирового сообщества, - он достал из кармана жилетки длинную черную сигарету, раскурил ее, несколько раз затянулся и продолжал: - Я думаю, что ход предвыборной кампании даст нам ответ на этот вопрос. Если потребуется сделать упор на международные дела, нам это не составит труда. По крайней мере внутри партии по этому поводу разногласий нет, и это главное. Что же касается внутренних аспектов, то у меня создалось впечатление, что один из них вы упустили, - Шартелль выдержал паузу, глубоко затянувшись. - Налоги. Я убедился на своем опыте, что легче всего споткнуться на налогах. Оживленные дебаты о налогах продолжались минут пятнадцать. Я не следил за дискуссией. Что значило для меня увеличение или уменьшение налогов с мелких торговцев? Впрочем, я бы только приветствовал налог на прибыль нефтяных компаний. Могли бы они подоить и богачей. Но, к сожалению, именно богачи голосовали за введение того или иного налога, так что едва ли они захотели бы расстаться с лишним центом. И за поездки на сессии ООН, марши мира и обеды в губернаторском дворце после провозглашения независимости пришлось бы расплачиваться фермерам, рабочим, торговцам - словом, простому люду, вроде Оджо, нашего садовника, Оджо не понравилась бы система налогообложения, какой бы она ни была. Покончив с налогами, они говорили еще с полчаса. Доктор Диокаду более детально изложил все пункты программы. Ему помогали Акомоло и Декко. Изредка бросал реплику Джимми Дженаро. Шартелль и я задавали короткие вопросы. Едва разговор грозил перекинуться на международные темы, Шартелль точной фразой возвращал его в нужное русло. Я восхищался его мастерством. Наконец, Акомоло подвел черту. - Я решил, что доктор Диокаду и вождь Дженаро будут работать в тесном контакте с вами, мистер Шартелль. На сегодня, пожалуй, все. Я думаю, наша беседа оказалась весьма плодотворной. - Для нас, несомненно, сэр, - кивнул Шартелль. - День, конечно, выдался трудным, но я, тем не менее, хотел бы пригласить доктора Диокаду и вождя Дженаро к нам домой, чтобы обсудить некоторые детали. До выборов остается только шесть недель, и мы не можем терять ни часа. - Конечно, - Акомоло повернулся к Диокаду и Дженаро. - Вы свободны? - те кивнули. - Вождь Декко и я с удовольствием присоединились бы к вам, но нам нужно обсудить внутрипартийные дела. Мы поднялись. Альбертийцы, за исключением Дженаро, облачились в ordana. Остальные надели пиджаки. В кабинете стало еще жарче и пахло, как в раздевалке спортивного зала. Вождь Декко потянулся. - Мистер Шартелль, завтра я хотел бы увидеться с вами и мистером Апшоу. Это возможно? - Нас пригласили во дворец губернатора к десяти часам, - ответил Шартелль. - Тогда в половине двенадцатого. Я подъеду к вам. У Диокаду и Дженаро были свои машины, поэтому мы договорились встретиться у нас через полчаса. Попрощавшись с вождем Акомоло и Декко, мы вышли во двор, залитый все еще жаркими лучами послеполуденного солнца. Уильям спал за рулем. Шартелль потряс его за плечо. - Ты можешь отвезти нас домой, Уильям. - Да, са, - он завел двигатель, и мы выехали из ворот, охраняемых двумя полицейскими. Если государственные учреждения Западной Альбертии и закрывались в два часа дня, то город продолжал жить обычной жизнью. На одном из перекрестков мы простояли пять минут, ожидая, пока пройдет стадо скота. - Какие длинные рога, - заметил я. - Как у техасских быков. - Это точно, - согласился Шартелль. - Интересно-интересно, отметят ли погонщики нынешний день в местном салуне? Все-таки они прошагали пятьсот миль, как говорил старина Акомоло. У них, наверное, все горло в песке. Стадо прошло, и Уильям доставил нас к дому. Едва войдя в дверь, мы скинули пиджаки. Самюэль, повар, и Чарльз, стюард подхватили их и повесили в шкаф. - Сейчас я принесу чай, маста, - возвестил Самюэль. - Вы хотите чаю, Пит? - Я думаю, это обычай. - Хорошо. Чаю! В доме было прохладнее. Из дверей, ведущих на веранду, дул ветерок. Под потолком вращался вентилятор. Я обратил внимание, что скорость его вращения можно даже увеличивать. Мы сели, ожидая чай. - Как вам Дженаро? - спросил Шартелль. - Похоже, он знает, кто есть кто. Мы этим воспользуемся уже сегодня. - А Диокаду? - Он тоже нам подойдет. Все цифры у него в голове или в ворохе бумаг, которые он повсюду таскает с собой. Он настоящий профессор, да? - Вроде бы так. - Ну, это мы еще увидим. Я хочу предложить им план, и если они не ухватятся за него, как курица за червяка, мы можем заказывать билеты на следующий самолет. - Все так плохо? - Вы же видели эту толпу на ленче. - Видел и слышал. - Толку от них никакого. Эти ребята так долго черпали мед из улья, что забыли о существовании пчел. Но Декко - другое дело. Таких людей встречаешь несколько раз в жизни. - Каких? - Победителей, - коротко ответил Шартелль. Самюэль принес поднос с чайными принадлежностями и поставил его на маленький круглый столик. - Благодарю, - я знаком отослал Самюэля. - Вам один кусок сахара или два? - Два, - ответил Шартелль. Я положил два куска сахара и передал ему чашку. - Вы любите чай? - спросил он. - Привык. - Как вы думаете, мы сможем уговорить старину Самюэля бросить в чай пару кубиков льда? Если уж мы должны пить чай, я бы хотел, чтобы он был со льдом. - Посмотрим, что мне удастся завтра. Это дело тонкое. У крыльца взвизгнули тормоза "ягуара". Дженаро, в больших черных очках и легкой клетчатой шапочке с козырьком, выпрыгнул из кабины и взбежал по ступенькам. - Какая радость, я поспел к чаю. - Пить его не обязательно. - Тогда я воздержусь, - он плюхнулся в кресло, снял очки и шапочку, положил их на пол. - Диокаду будет с минуты на минуту. Он заехал в министерство за какими-то бумагами. До приезда Диокаду мы болтали о пустяках. Он появился с кипой документов, как обычно, спешащий и озабоченный. Принял от меня чашку чая, и едва сел, как Шартелль начал говорить. Почтительное отношение к слушателям исчезло из его голоса. Он планировал предвыборную кампанию, как генерал готовит сражение. Идея принадлежала ему, на нем лежала и ответственность. - Первое. Сколько выступлений вы наметили для Акомоло? Вы или док. Возможно, доктора Диокаду впервые назвали доком, но тот и бровью не повел. Из груды бумаг он выудил записную книжку. - Три в день, с понедельника и до дня выборов. - Он сможет выступать чаще? - спросил Шартелль. - То есть, можно найти больше слушателей? - Можно, если только он к ним доберется, - ответил Дженаро. - Начинайте готовить его выступления на каждом перекрестке и около всех магазинов, независимо от того, сколько будет слушателей, пять или пять тысяч. Как его здоровье? Он сможет выступать двенадцать, пятнадцать раз в день? Речи не будут длинными. - Он в полном здравии, - подал голос доктор Диокаду. - Он заботится о себе. - Отлично. Джимми, мне нужны два вертолета. Где нам их взять и побыстрее? Только не рассчитывайте на Лондон. Дженаро на мгновение задумался. Затем щелкнул пальцами. - Они есть у нефтяной компании. - Вы знаете, с кем нужно поговорить? - Да. - Доставайте вертолеты. Пообещайте права на добычу нефти на шельфе. Но вертолеты должны быть у нас к понедельнику. Справитесь? - Я их достану. - Док, - Шартелль повернулся к Диокаду, - у вас есть цифровые данные по основным пунктам программы? Сельское хозяйство, безработица и так далее? - У меня все с собой. Я подумал, что вы захотите их обсудить. - Хотите верьте, док, хотите нет, но наша последняя политическая дискуссия завершилась около часа тому назад. Это ваша политика и ваша страна. Отдайте все материалы Питу, - доктор Диокаду передал мне толстую пачку отпечатанных на машинке листов бумаги. Я их быстренько просмотрел. - Пит, сколько времени потребуется вам, чтобы написать Речь? Я вновь пробежался по документам. - Часа четыре. Может, пять, если будут досаждать мухи. - Она нужна мне завтра. - Вы ее получите. - А как с остальными? - Я напишу речи по сельскому хозяйству, безработице, здравоохранению и так далее. Всего пять или шесть. Завтра я отпечатаю Речь и, возможно, еще две на отдельные темы. Послезавтра они все будут на вашем столе. - Вы теряете форму, - заметил Шартелль. - Это тропики, - заступился за меня Дженаро. - Вытягивают последние соки из белого человека. - Док, кто будет ответственным за перевод, вы или Джимми? - Я. - Хорошо. Как только Пит заканчивает речь и передает нам, ее необходимо перевести и размножить на всех языках и диалектах. Доктор Диокаду улыбнулся. - Сделаем. Такие люди у меня есть. - Договариваясь о выступлениях Акомоло, убедитесь, что вам известен наиболее распространенный диалект местности, где ему предстоит выступать. А когда он будет говорить, позаботьтесь, чтобы рядом был переводчик. Если вождя не поймут, нет смысла сажать вертолет. - Вы говорили о двух вертолетах, - напомнил Дженаро. - Мне и нужны два. Один для Акомоло, второй для Декко. Вместе им путешествовать ни к чему. Так что, док, вы должн