о ней статью, возможно, для одного из ваших журналов. Как вы думаете, такая статья их заинтересует? - Спросите лучше у Пита, вождь. - Ее оторвут у вас с руками, - ответил я. - Конечно, несколько месяцев со статьей придется повременить, но думаю, если хорошо ее написать, она станет классическим примером использования американских методов политической борьбы в обретающей независимость африканской стране. Возможно, доктор Диокаду поможет мне подготовить такую статью. - Чего только нам не хватало, так это радио и телевидения. Вождь улыбнулся. - В следующий раз, дорогой Шартелль, у нас скорее всего будет и то и другое. Он еще улыбался, когда они вошли в кабинет. Капрал альбертийской армии и шесть рядовых. Рядовые держали в руках ружья, капрал - "кольт" сорок пятого калибра. Дуло пистолета смотрело на Акомоло. - Вы арестованы, - голосу капрала недоставало уверенности. Костлявый, с впалыми щеками, плоским лбом, он был староват для столь низкого звания. Его очки стальной оправой запотели в духоте кабинета. - Что это значит? - Акомоло все еще перекладывал бумаги на столе. - Вы арестованы. Армия взяла власть в свои руки. - Дурак. - Вы арестованы! - выкрикнул капрал. Акомоло открыл правый верхний ящик стола, осторожно опустил в него пачку бумаг, словно хотел, чтобы с ними ничего не случилось до вторника, когда они вновь понадобятся. Они выпустили в него шесть пуль, прежде чем тот успел вытащить из ящика пистолет. Вождя отбросило на спинку кресла. Капрал выстрелил трижды, трое рядовых - по разу. Остальные держали нас на прицеле. Открытые глаза Акомоло еще удивленно смотрели на нас, но он уже умер. Медленно, очень медленно его тело сползло на пол. Анна ахнула. Мы с Шартеллем не издали ни звука. Капрал подал знак одному из рядовых, стрелявших в вождя. Тот выхватил кинжал, обошел стол, поставил ружье к стене, присел. Несколько раз поднялся и упал нож. Рядовой встал, широко улыбаясь. В руке он держал отрезанную голову Акомоло. Снаружи доносились возбужденные крики торговок. Они хотели знать, почему стреляли. - На улицу, - подал знак капрал. - Все. Нас вытолкали на балкон, идущий вдоль дома. Торговки внизу орали, толкали друг друга. Капрал взял у рядового голову Акомоло и высоко поднял ее, покачивая из стороны в сторону. Капли крови падали на его форму, одна попала на стекло очков. - Тиран мертв! - прокричал он. Женщины его не слышали. У них хватало своих дел. Капрал вновь прокричал ту же фразу. Двое рядовых подошли к нему и стали по бокам, с идиотскими улыбками на лицах. Я обнял Анну и почувствовал, что она дрожит. Гости Акомоло также высыпали во двор. Самые догадливые уже успели завести двигатели, и машины одна за другой выезжали из ворот. Шум внизу немного поутих. - Тиран мертв! - проревел капрал, и на этот раз его услышали. Капрал бросил голову вниз. Торговки передавали ее из рук в руки, затем она упала и ее пинали ногами. Минут через пять-шесть это занятие им надоело и они снова уставились на капрала, все также стоящего на балконе, уперевшись руками в парапет. Они ждали продолжения. Капрал что-то сказал двум рядовым, застывшим справа и слева от него. Ухмыляясь, те двинулись к Анне, схватили ее за руки и потащили к капралу. Я бросился на них, но двое других пригвоздили меня к стене, дуло ружья уперлось мне в подбородок. Я попытался вырваться и получил прикладом в ухо. Шартелль уложил одного из солдат ударом кулака, но другие набросились на него, повалили на пол, избили ногами и прикладами. Анна боролась изо всех сил. Кусалась, пинала их, ругалась. Торговки молча смотрели, как двое солдат поднимали Анну на парапет. - Белая сука Акомоло! - прокричал капрал и указал на нее. Анна закричала. Женщины смеялись и тянули к ней руки. Их лица слились в черное море ненависти, ярости и похоти. В этот момент в ворота въехал джип, следом за ним - "лэндровер". Сурового вида сержант-майор, сидевший за рулем джипа, трижды выстрелил в воздух. Рядом с ним сидел майор Чуку. Рядовые отпустили Анну, и она, пошатываясь, подошла ко мне. Державшие меня солдаты отошли в сторону. Шартелль застонал, поднялся на колени, ухватился за парапет, прилег на него. Майор Чуку, в полевой форме, держал в руке стэк. Солдаты в полной боевой выкладке спрыгнули с "лэндровера" и выстроились полукругом за спиной майора, с ружьями наизготовку. Майор стэком прокладывал себе путь через толпу женщин. Сержант - ногами и кулаками. Они поднялись на балкон, где сбились в кучу капрал и его шестеро рядовых. Ружья и "кольт", из которых убили Акомоло, валялись на полу. Я обнимал Анну, ее всю трясло. Сам я прислонился к стене. Шартелль все еще полулежал на парапете, рукой потирал спину, по которой прошлись приклады. Майор Чуку мельком глянул на капрала и его солдат. - С мисс Кидд все в порядке, мистер Апшоу? - У нас все нормально, нам очень хорошо. - У мистера Шартелля что-то болит? - Я думаю, ему отбили почки. - Где Акомоло? - В своем кабинете. Майор нырнул в маленькую комнату и тут же вернулся. Он покачивал головой, постукивая стэком по ладони левой руки. Этот жест, вероятно, означал, что он расстроен. - Позже я принесу вам официальные извинения, мистер Апшоу. А сейчас прошу ответить на вопрос. Это сделали они? - он махнул стэком в сторону капрала и его шестерых рядовых. - Они. Майор повернулся к сержанту. - Поставьте их у стены, - он показал где. - И расстреляйте. Пусть женщины смотрят. - Са! - рявкнул сержант-майор и отдал честь. Тощий капрал упал на колени, затем с громкими воплями распростерся на полу. Сержант пинками заставил его встать и погнал вниз. Капрал снова упал, но башмаки сержанта быстро подняли его с земли. Солдаты с "лэндровера" отвели капрала и его людей к стене. Женщины наблюдали. Капрал и рядовые сбились в кучку. Капрал рыдал. Сержант махнул рукой. Прогремели выстрелы. Затем сержант пустил по пуле в голову каждому из семерых, хотя мне показалось, что они и так умерли. Торговки радостно загомонили. Они находились на стороне победителя. - Дерьмо, - пробормотал Шартелль. Майор повернулся ко мне. - Произошла небольшая накладка. Анну по-прежнему трясло. Она судорожно всхлипывала, и я все сильнее прижимал ее к себе, повторяя, как автомат: "Все хорошо, все хорошо". Шартеллю удалось оторваться от парапета. Его перекошенное от боли лицо побледнело, как полотно. - Произошла небольшая накладка, - повторил майор Чуку. - Какая накладка? - просипел Шартелль. - Мы хотели обойтись без жертв, без выстрелов. - Дерьмо, - вновь выругался Шартелль. Он шагнул к майору, покачнулся, чуть не упал. - Без жертв, а? Никакого насилия. А как же капитан Читвуд? Майор Чуку мигнул. - Причем здесь Читвуд? - Вы убили его. Или приказали убить. У нашего дома. - Вы сошли с ума. Шартелль достал из кармана черную сигару, сунул в рот, раскурил. Глубоко затянулся и выдыхнул дым в лицо майору. - Нет. Я не сошел с ума. Вы убили Читвуда, потому что он узнал о готовящемся перевороте. - Я очень сожалею о том, что произошло, мистер Шартелль. Неудачное стечение обстоятельств. Но это наше внутреннее дело. - Акомоло был моим кандидатом. И вы его убили. А как остальные, старина Алхейджи и доктор Колого? Они тоже убиты? - Они арестованы ради их же собственной безопасности. - Но вы не могли арестовать Читвуда, не так ли? И приказали зарезать его. Вы, майор, потому что Читвуд пытался сказать нам об этом. Он написал первую букву вашей фамилии в грязи на нашей подъездной дорожке, но на большее у него не хватило времени. Ему еще бы две минуты - и он вывел бы вас на чистую воду. - С той же буквы начинается и его фамилия, - невозмутимо ответил майор. - А может, он написал букву "Ц", имея в виду ваше небезызвестное ЦРУ. - Он имел в виду совсем другое, и вы прекрасно об этом знаете. Значит, вы взяли проигравших под свою защиту, а победителя убили? Мертв только победитель, так? Мой победитель. - Это несчастный случай. Этим людям приказали охранять въезд в подворье Акомоло, чтобы предотвратить побег вождя. Они превысили свои полномочия. - Они убили моего кандидата, майор, моего! И вы - их командир, то есть ответственность ложится на вас. - Я думаю, вы согласитесь, что они понесли заслуженное наказание. - А как насчет тех, кто убил Читвуда? Их тоже наказали? Не вешайте мне лапшу на уши, майор. Читвуд узнал о готовящемся перевороте, и вы его убили. Кто вас поддерживал? ЦРУ или M16*? ______________ * Отдел английской разведки. - Вы недооцениваете нас, мистер Шартелль. Даже африканцы иногда могут решать свои дела без иностранной помощи. Пусть это послужит вам уроком. - Значит, вы все подготовили сами, только армия? И под каким предлогом вы выгоняете англичан? - Сейчас идет подготовка официального заявления. Вы сможете услышать его по радио или прочитать в утренней газете. - Что-нибудь насчет коррупции и необходимости поддержания правопорядка и стабильности в первый, самый трудный период после обретения независимости. Майор позволил себе улыбнуться. - Что-то в этом роде. Тем временем солдаты уже очистили двор от торговок. Шартелль повернулся ко мне. - С мисс Анной все в порядке? - Я хотел бы увести ее отсюда. Он кивнул и взглянул на майора. - Я хочу вам кое-что сказать, сынок. Вы допустили ошибку. Вы совершили самый непопулярный переворот в истории, а если переворот непопулярен, вас ждут серьезные неприятности. Если бы вы подождали пару месяцев, все было бы нормально. Но люди только что проголосовали и хотят знать, кто победил, и как они будут жить после выборов. Поэтому, юноша, я думаю, что народ вас не одобрит, а если у вас неприятности с народом, то и банкиры повернутся к вам спиной. А они могут уморить вас голодом. Если же народ достаточно наголодается, то скорее всего как-нибудь после полуночи в вашу дверь постучится другой майор или подполковник и вам повезет, если на вашей могиле поставят надгробный камень. - Вы нарисовали мрачную картину, мистер Шартелль. Я подумать не мог, что вы способны на столь театральную ненависть, - он вновь чуть улыбнулся. - Возможно, она спадет после того, как вы покинете Альбертию. А уехать вы должны, разумеется, это касается и мистера Апшоу, в ближайшие двадцать четыре часа. Свою ненависть вы можете забрать с собой. - Майор, вы убили моего клиента, моего победителя, - Шартелль стукнул кулаком себя в грудь. - Моего. Вы не знаете, что такое ненависть, потому что я только теперь возненавидел вас. Майор позволил себе еще раз улыбнуться. Вероятно, последний в этот день. - Возможно, в Африке вы найдете достойную пару вашей ненависти. Шартелль медленно покачал головой, не сводя глаз с майора. - Не найду, майор. Не только в Африке, но во всем мире. Глава 27 Мы приехали в наш дом к семи вечера. Шартелль вел машину, и повсюду мы видели солдатские патрули. Остановили нас лишь однажды и достаточно вежливо посоветовали не показываться на улицах. Двери были на замке, слуги еще не вернулись. По пути домой мы молчали. Едва мы вошли в гостиную, Шартелль сразу же позвонил Клод. Анна сидела на кушетке со стаканом коньяка в руке, уставившись в пол. Я прислонился к дверному косяку, всматривался в ночь и пил коньяк. Я пытался разобраться, какие же чувства обуревают меня, но никак не мог определиться. Болело ухо. Шартелль закончил разговор с Клод и набрал другой номер. Я не слушал. Мне в Альбертии говорить было не с кем. Я прошел в столовую и налил себе новую порцию коньяка. Затем вернулся к Анне. - Как ты? Анна посмотрела на меня и улыбнулась. - Нормально. Прихожу в себя. Бренди помогает. - Как только Шартелль положит трубку, я закажу нам билеты. - Куда? - Куда полетит первый самолет. На север, юг, запад, это не важно. - Я не понимаю. - Все просто. Мы уезжаем. - Я не могу. Я знаю, ты должен, но я не могу. Мне завтра в школу. Я не могу уехать. Мне нужно учить детей. Я присел рядом с ней. - Что ты несешь? Все кончено, Анна. Раз и навсегда. Хороших парней перестреляли. К власти пришли плохие люди. Все кончено. - Нет, - она покачала головой, - это не так. Завтра откроется школа. Как обычно. Завтра она обязательно должна открыться. Ты понимаешь, не так ли? - Анна провела рукой по той стороне моего лица, на которую пришелся удар прикладом. Больно? Я покачал головой. - Завтра дети придут в школу. Они будут ждать меня, надеяться, что я их встречу, потому что они многого не понимают и испуганы. Я - какая-то опора в их жизни. Не они проиграли выборы, только кандидаты. Возможно, что-то потеряла и страна, но нельзя же наказывать за это детей. - Ты можешь подать заявление. Ты не подписывала контракта. Ты можешь уехать, и мы поженимся в Риме или Париже, или Лондоне, в любом городе, где приземлится самолет. - Я хочу выйти за тебя замуж, Пит. Ты не представляешь, как я этого хочу. Но я не могу уехать. И, похоже, не могу тебе этого объяснить или заставить тебя понять. - Ну не знаю. Возможно, я действительно не понимаю таких слов, как моральные обязательства или святой долг. Для меня это пустой звук. Едва ли меня потерпят здесь. Не думаю, что новое правительство позволит мне остаться еще на шесть или семь месяцев, чтобы я мог носить твои учебники из школы домой. Она смотрела на меня, и я видел слезы в ее глазах. - Я знаю. Я знаю, что ты не можешь остаться, но я-то должна. Я просто должна. Шартелль положил трубку и подошел к нам. Взял стакан коньяка, который я налил ему, и осушил одним глотком. - Я говорил с Дженаро. Его разыскивают, и он едет во дворец Иля на одном из "фольксвагенов". Но сначала должен позаботиться о Маме и детях. Декко и док Диокаду уже уехали к Илю. Полагаю, вы и я отправимся туда же около полуночи в "хамбере". - Вы и кто? - Вы и я, юноша. Мы едем к Илю. - Вы серьезно, Шартелль? Он склонил голову набок и всмотрелся в меня. - Полагаю, что да, Пит. Дженаро сказал, что у них есть план на случай чрезвычайных обстоятельств. Вплоть до партизанской войны. Им нужна помощь. Мозговой центр, знаете ли. - Что вы собрались делать, Шартелль? Консультировать убежавших в буш недоучек-политиков? Руководить партизанскими операциями? О боже, вы не Фидель Кастро. Даже не Че Гевара. - Значит, вы не едете? - Во дворец Иля? - Именно. - Нет. Я не еду. У меня есть двадцать четыре часа, чтобы убраться из страны. Если я задержусь на более длительный срок, то, возможно, сам окажусь на подъездной дорожке, пытаясь вывести в грязи фамилию того, кто зарезал меня. Нет, я не поеду, а кроме того, я не специалист по ведению партизанской войны. Думаю, я им не нужен. На этот раз вы проиграли, Шартелль, как ни горько это осознавать. Шартелль подошел к креслу и осторожно опустился в него. Вытянул длинные ноги, закинул голову, долго разглядывал потолок. - Я не собираюсь обижаться на ваши оскорбления, Пит, потому что вы расстроены. А может, вы и правы. Возможно, я проиграл, рассердился и веду себя как дурак. Но я прикипел к Альбертии и для меня уехать сейчас, как приказал майор, все равно что оставить здесь руку или ногу. Я не могу этого сделать. Что-то они отняли у меня, этот майор и его банда. А жить дальше без этого что-то я не могу. Не знаю, поймете ли вы меня, юноша, но я намерен попытаться вернуть отнятое. Я не могу уехать, не предприняв такой попытки, и, возможно, одна попытка удовлетворит мое честолюбие. А отдать все майору без боя я не могу. - Что вы здесь потеряли, Шартелль? Вашу репутацию? Вы же не проиграли выборов, их результаты украли у вас силой оружия. На вас напали, вас ограбили, называйте это как хотите. Вы просто сошли с ума. - Он не позволяет себе понять, Клинт, - вмешалась Анна. - Если он позволит, то останется, а он не хочет быть обязанным кому-либо до такой степени. - Вы остаетесь? - Да, - кивнула она. - Я должна остаться. Вы знаете. - Знаю. И я знал. Не только о чем они говорят, но и о том, что слишком поздно. В тридцать четыре года не участвуют в чьей-то революции. Я встал и ушел в свою спальню. Достал чемодан и побросал в него одежду. В нижнем ящике я нашел юбку из джинсовой ткани и белую блузу. Положил их в чемодан, затем достал и сунул обратно в ящик. Я не нуждался в сувенирах. Собрав чемодан, я отнес его в гостиную. Анна говорила по телефону. - Благодарю вас, - услышал я, и она положила трубку. - Звонили из консульства. Им уже сообщили, что вы объявлены persona non grata. Тебя отправят первым же рейсом. Если ты хочешь улететь. - Мне не нравятся альбертийские тюрьмы. Шартелль все также сидел в кресле, вытянув ноги. - А может, вы передумаете, Пит. Возможно, мы неплохо позабавимся. - Мне хватило сегодняшних забав. Шартелль подтянул ноги, оторвался от спинки, достал ручку и блокнот, начал что-то писать. Затем вырвал листок и протянул его мне. - Уильям вернулся. Заглянул в гостиную, пока вы собирали вещи. Он отвезет вас в Барканду в "ласалле". Я возьму "хамбер" и позабочусь о том, чтобы Анна добралась до дому в целости и сохранности. - Благодарю. Что это за записка? - Помните маленький бар на пути в Барканду... "Колония"? Там нас обслуживал американец, Майк. Я кивнул. - Отдайте записку ему. Посмотрите, что там. Я прочел: "Майк, если вы продаете то, что, я думаю, вы продаете, мне понадобится ваш товар. Свяжитесь с мадам Клод Дюкесн в Убондо. Шартелль". Я сложил листок и убрал в карман. - Вы подставляете ее под удар. Шартелль выпустил струю дыма и задумчиво посмотрел на меня. - Полагаю, это мое дело, юноша, и ее. Уильям подогнал "ласалль" к крыльцу. Верх он поднял. Вошел в гостиную, взглянул на меня, начал что-то говорить, передумал, подхватил мой чемодан и отнес к машине. - Пожалуй, мне тоже пора собираться, - Шартелль шагнул к своей спальне. - Если вы передумаете, Пит, дайте мне знать. Вы где-то третий в мире по качеству вашей работы. Мы нашли бы применение вашему таланту. Я кивнул. - Прощайте, Шартелль. Он задержался у двери, глубоко затянулся, выдохнул дым, подмигнул мне в последний раз. - Прощайте, юноша. Анна сидела на кушетке со стаканом коньяка. Я присел рядом. - Это не конец, ты знаешь. В ее глазах стояла боль. - Для меня это не кончится никогда, дорогой. Мне просто плохо, вот и все. Мне плохо, потому что ты должен уехать, а я - остаться. Мне плохо, потому что я не могу быть с тобой. - Это ненадолго. - Я буду писать каждый день. - Я много езжу по свету. - Но возвращаешься в Лондон? - На два-три дня. - Я люблю тебя, Пит. - Домик на берегу. Помни о нем. Я обнял и поцеловал ее. Почувствовал, а не услышал сотрясающие Анну рыдания, вновь поцеловал, встал, прошел на крыльцо по ступенькам и сел на переднее сиденье, рядом с Уильямом. Тот не возражал. - Поехали. - Барканду, са? - Аэропорт. Я оглянулся. В проеме двери я видел Анну, сидящую на кушетке с недопитым стаканом коньяка в руке. Она не пошевельнулась, не подняла головы. Похоже, она плакала. Мы ехали быстро, старый автомобиль легко вписывался в повороты. Солдаты остановили нас лишь однажды, и мы добрались до "Колонии" за сорок пять минут. Оставив Уильяма за рулем, я зашел в бар. Майк стоял за стойкой, слушая "Радио Альбертии", объясняющее необходимость военного переворота, и наблюдая за вращающимися под потолком лопастями вентилятора. В зале не было ни души. - Что будете пить? - Двойное шотландское. Он кивнул, наполнил бокал, поставил передо мной. - Как я понял, небольшая заварушка. - Еще какая, - я протянул ему записку. - От Шартелля. Он прочитал, порвал записку, кивнул. - Вы остаетесь? - Нет. А вы? - Побуду немного. Может, дела пойдут лучше. - Оружие? Он ответил лишь взглядом. - Выпьем за счет заведения, - он налил нам обоим двойное виски. Я выпил, поблагодарил его и направился к двери. Но остановился у порога и обернулся. - Вы раньше знали Шартелля? Он кивнул. - Мы встречались. Давным-давно. Во Франции. Он думал, что я француз, пока не наступил мне на руку и я не обозвал его сукиным сыном. - Он сказал, что знаком с вами. - У него хорошая память. Я сел в машину, и Уильям довез меня до аэропорта за пятьдесят минут. Народу было полно, но представитель консульства достал мне билет. До посадки оставалось двадцать минут. Я пригласил Уильяма в бар. Взял себе виски, ему - пива. - Как твой брат? - Он в школе, са. Очень хорошей школе, где мадам Анна - учительница. - Он пойдет в школу завтра? На лице Уильяма отразилось недоумение. - Да, са. Он ходит каждый день. Я кивнул. - Уильям, чего ты хочешь больше всего? Он застенчиво улыбнулся. - Я хочу такси, са. - Одну из этих "моррис майнор"? - Да, са. - Сколько тебе нужно денег? - Очень много, са. Триста фунтов. Я достал бумажник. У меня осталось 132 альбертийских фунта. Я отдал их Уильяму. - Вот тебе на первый взнос. От Шартелля и меня. Прежде чем он успел поблагодарить меня, объявили посадку на мой самолет. Я пожал ему руку, и он проводил меня до пункта проверки паспортов. Я поднялся в самолет, а он поехал в Убондо. Полет проходил как обычно. Мы развернулись над океаном и пролетели над Барканду, взяв курс на Сахару и Рим. Я посмотрел вниз. - Роскошная бухта. Мой сосед сделал вид, что не слышит. Глава 28 Два месяца спустя я сидел в новеньком кабинете новенького редакционного здания в одном из новеньких городов, выросших на восточном побережье Флориды. Новенькая табличка на двери гласила: "Главный редактор". Положив ноги на стол, я читал ежедневное письмо Анны Кидд: "Они умолили меня остаться еще на шесть месяцев, в должности директора школы. Я буду уже не добровольцем К.м., но обычной школьной мымрой. За шесть месяцев я смогу подготовить себе замену, а потом уеду. Не могу объяснить, почему я согласилась. Я лишь надеюсь, что ты меня поймешь. Правда? Вчера я виделась с Клод, и она дала мне записку от Шартелля, чтобы я переслала ее тебе. Я переписала ее слово в слово: "Маленькому, но растущему движению сопротивления в Западной Африке требуется компетентный, энергичный специалист по общественным отношениям. Возможно быстрое продвижение по службе. Наши работодатели в курсе". Я дочитал письмо, сложил и убрал в карман. Я прочел его уже в четвертый раз. Еще один - и я выучил его наизусть. Джордж Секстон, телеграфный редактор, вошел в кабинет и положил передо мной статью АП и снимок, полученный по фототелеграфу. Первым делом я взглянул на снимок. - Вы знаете этих парней? - спросил Секстон. Я их знал. Всех четырех. Декко стоял в центре, суровый и решительный. Дженаро, в неизменных солнцезащитных очках, широко улыбался слева от него. Доктор Диокаду стоял справа, с обычным ворохом бумаг под мышкой. Шартелль попал в объектив случайно, слева и сзади Дженаро. Он выглядел так же, как и на других фотографиях: словно старался вспомнить, выключил ли он плиту, на которой жарилось мясо. - Я их знаю, - ответил я и потянулся за статьей. Ее написал Фостер Мамашед и отправил из Барканду. В редакторском предисловии указывалось, что это первое после переворота интервью вождя Декко. Статья включала две тысячи слов и мне понравилось. Похоже, Шартелль сдержал слово, данное ветерану АП. Декко, базируясь в буше, причинял военному режиму немало хлопот и намеревался расширить сферу своих действий. Мамашед мельком упомянул Шартелля и последние пятьсот слов посвятил прогнозированию политического будущего Альбертии. Прогноз получился весьма и весьма мрачный. - Сократите статью до восьмисот слов и давайте на девятой полосе, - решил я. - Заголовок оставьте. - А как насчет фотографии? - спросил Секстон. - Уберите парня слева, белого в черной шляпе. - Разве это не ваш приятель? - Он не любит рекламы. - Жалеете, что вас там нет, не так ли, Пит? Я посмотрел на него. Ему было лишь двадцать три года. - Нет. Не жалею. Он вернулся за стол, а я достал из нижнего ящика пинту виски. Развернулся на вращающемся стуле к стеклянной панели, занимающей всю стену и выходящей на улицу. На другой стороне находился одноэтажный мотель, а за ним - океан. Я отвернул пробку и глотнул виски. Два ребенка, мальчик и девочка, проходившие мимо, прильнули носами к стеклу, решив посмотреть, как работает главный редактор. Я приветствовал их еще одним глотком виски и убрал бутылку в нижний ящик. Мальчишка показал мне язык. Повернувшись к пишущей машинке, я вставил в каретку лист бумаги, на мгновение задумался и напечатал: "ЗАПАДНАЯ АФРИКА АЛЬБЕРТИЯ, УБОНДО ИНФОРМАЦИОННАЯ СЛУЖБА США ДЛЯ АННЫ КИДД ПЕРЕДАЙТЕ ПИРОЖКУ В ГЛУБИНКУ ТРЕТИЙ В МИРЕ ПИСАКА СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ ПРИБУДЕТ В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ТОЧКА СКАРАМУШ". Я позвал курьера, дал ему десять долларов и велел как можно быстрее отправить телеграмму. Боялся, что передумаю. Еще несколько минут полюбовался океаном, снял телефонную трубку и набрал номер. Мне ответил женский голос. - Я хотел бы заказать билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. А затем из Нью-Йорка в Барканду. Барканду - в Альбертии. Альбертия - в Африке. Ей пришлось по другому телефону связаться с Нью-Йорком. Затем она сообщила мне, что я могу вылететь в Барканду завтра из аэропорта имени Кеннеди в четыре часа пятнадцать минут пополудни по местному времени. Она задала еще один вопрос и ей пришлось повторить его дважды, потому что я думал. - Нет, - наконец ответил я, - обратного билета не надо, только туда. Я положил трубку, немного посидел, затем встал, сказал Секстону, что иду на ленч, пересек улицу, обогнул мотель и зашагал вдоль берега. Стоял поздний октябрь, и сезон еще не начался. На пляже никто не загорал. Я сел на песок и всмотрелся в океан. Трое ребят бежали за большой собакой у самой кромки воды. Собака радостно гавкала и виляла хвостом. Потом ребятишки побежали в другую сторону, и собака помчалась за ними. Бегали они долго, но никто так никого и не поймал. Я сидел, наблюдая за ними, стараясь не думать. Но мысли все равно лезли в голову. В конце концов я поднялся, отряхнул песок с брюк. Дети и собака все еще гонялись друг за другом. Я наклонился, поднял камешек и бросил в них. А может, в Африку. Естественно, не попал.