или из версальской больницы. Я просовываю палец под ворот рубашки. Лучше не сделают и в Голливуде. Такое чувство, что на экране вот-вот появится надпись: "Конец первой серии" ... -- Похитили? Я повторяю это слово недоверчивым тоном мужа, видящего свою ak`cnbepms~ выходящей из дома свиданий под ручку с черномазым. -- Ей стало лучше, -- говорит шеф, -- врачи уже начали проявлять осторожный оптимизм... Два типа, одетые санитарами, переложили ее на носилки и унесли. Во дворе их ждала "скорая"... Он пожимает плечами. -- Естественно, сценка не привлекла никакого внимания. В больнице санитары и "скорые" -- обычная вещь. Я с этим соглашаюсь. -- Можно задать себе кучу вопросов, -- продолжает босс, -- но выработать приемлемую версию сложно. Поражает одно обстоятельство. Сначала гангстеры дерзко пытаются застрелить девушку прямо у вас под носом, но она остается жива, и тогда эти же гангстеры снова идут на большой риск и похищают ее из больницы. Таким образом, мы можем предположить, что они больше не желают ее смерти, потому что им было гораздо проще добить тяжелораненую в постели, чем похищать ее. Что же произошло между прошлой ночью и сегодняшним утром, что так изменило их намерения? Он смотрит на меня. -- Что скажете, Сан-Антонио? Ничего! Сан-Антонио ничего не говорит и не имеет никаких мыслей. Ему кажется, что он читает разом три полицейских учебника (по строчке из каждого поочередно)... Нужна большая работа, чтобы разобраться в этой чехарде. -- Номер "скорой" известен? -- Нет, конечно... Я встаю, потому что чувствую, что у меня начинают затекать ноги. Я делаю несколько шагов по кабинету, останавливаюсь перед шкатулкой Старика с сигаретами, но вовремя спохватываюсь, что я не у себя. Честное слово, я чуть не залез в нее! Он это понял и, кажется, развеселился. -- Угощайтесь! Беру длинную, как карниз для шторы, сигарету. На данный момент, резюмирую я, мы имеем задачку с четырьмя неизвестными. Во-первых, Вольф, исправившийся перед смертью и пробормотавший слова, которым мы нашли логичное объяснение. Во-вторых, малышка Ринкс и ее таинственное приключение. Потом два Монтескье, находящиеся в Лувре и в большой гостиной МИДа. Наконец, неуловимый Анджелино, который радушно принимает меня в квартире обычного мещанина, ведет со мной непонятную игру и... -- Который час, Патрон? Он сверяется со своей луковицей. -- Полдень с мелочью... -- Конференция начнется в четыре. Вы усилили меры безопасности, проверили всех сотрудников, которые будут находиться в министерстве в это время... Остается только ждать... Ждать и думать... Я испускаю вздох, способный в безветренную погоду заменить муссон. -- Будем ждать, -- повторяю я. Мои ладони мокрые, как губки. Глава 12 Когда я говорил патрону, что надо ждать, то думал, что рассуждаю разумно. Но я не учел своего темперамента. Уже приканчивая второй стакан чинзано, я чувствую, как мои нервы начинают натягиваться. Я фыркаю, как скаковая лошадь, наступившая в грязь в момент старта. Чего ждать? Пока Анджелино провернет свою махинацию? Если дело выгорит, толстый итальяшка повеселится от души. Я говорю себе, что было глупо держать этого малого на прицеле и оставить в живых. В конце концов, почему бы не нанести ему визит вежливости, раз теперь я имею к нему доступ?.. Хотелось бы поговорить с ним о бюсте Монтескье... Взявшись за дело ловко, я, может быть, сумею заставить его потерять осторожность и проболтаться. Я залезаю в машину и возвращаюсь на улицу Жербийон. Вхожу в подъезд и поднимаюсь на второй этаж. Первая дверь справа. Звоню. Никто не отвечает. Жду еще немного и снова начинаю трезвонить. Опять niente, как сказала бы благоверная Анджелино. Спускаюсь и решаю проинтервьюировать консьержку . Я нахожу ее в комнате с одеялом на ногах. Это маленькая сморщенная старушонка с руками, похожими на сухую виноградную лозу, и грязными седыми волосами, свисающими вдоль лица. Ее комната пропахла жареной картошкой. -- В чем дело? -- спрашивает она. -- Нужна маленькая справочка. Месье, что живет на втором, в квартире справа, дома? Она отвечает мне дрожащим, как лист на ветру, голосом: -- На втором нет месье, ни справа, ни слева. -- Да? -- Слева живет мадемуазель Ландольфи, старая дева, а справа -- мадам Бомар, вдова... Я говорю себе, что Анджелино, очевидно, снял хату на имя своей бабы, а та выбрала очень французскую фамилию Бомар. -- Этой вдове Бомар, -- говорю, -- лет пятьдесят, кожа желтоватая, волосы седеющие и усы, да? Консьержка смотрит на меня. -- Вовсе нет, -- отвечает она после паузы. -- Она очень старая дама, волосы красит и... -- Ладно, спасибо... Решение принято. Снова поднимаюсь на второй и достаю из кармана маленький инструмент, которым вразумляю замки. Открыв в два счета дверь, захожу в квартиру. Все в порядке. Печка погасла. Нет ни души. Я открываю двери одну за другой и на кухне нахожу лежащую на полу настоящую вдову Бомар. Язык у нее вылез изо рта, а глаза из орбит -- она задушена полотенцем. Анджелино изобретательный тип. Его оригинальный способ решения квартирного вопроса заставит призадуматься министра строительства. Его система проста: он засекает в тихом доме с больной консьержкой квартиру, занимаемую одинокой женщиной, убирает ее -- и квартирой можно пользоваться в свое удовольствие. Я должен был догадаться, что Анджелино не отдаст себя в руки полиции. Как потешался этот толстяк, ведя со мной деловой разговор... Он просто ухохатывался надо мной! Я наталкиваюсь на вечный и тревожный вопрос: зачем эта мизансцена? Почему он хотел со мной встретиться? Тут в тумане, заполняющем мои мозги, начинает мигать огонек. Мне кажется, Анджелино было нужно провести тест... Он хотел знать, проглотит ли Секретная служба крючок с наживкой, и в качестве подопытного кролика выбрал меня. Смерть Вольфа заставила его понять, что мы им заинтересовались. Он захотел оценить масштаб несчастья и для этого устроил встречу со мной. Вот почему он так хотел отпустить живыми меня и моего коллегу Равье. Да, я чувствую, что ухватился за веревочку, которая может привести меня к правде. К настоящей! Почему гангстер дал мне понять, что действительно готовит `jvh~ на Ке д`Орсей? Возможно, потому, что это не так и на сегодня у него совсем другие планы, а то, что наши силы будут сосредоточены в этом секторе, его весьма устраивает... Очень неглупая мысль. А как же малышка Ринкс? Так, ее похитили где-то два часа назад, то есть еще до того, как подручный Анджелино привел меня сюда, а значит, похищение девушки не зависело от результата моей встречи с итальяшкой. Это точно... Я начинаю обыскивать квартиру в надежде найти какую-нибудь зацепку, но обнаруживаю только бутылки из-под кьянти. Очевидно, гангстеры в сие почтенное жилище принесли только выпивку. Тощая зацепка. Да что я говорю! Скелетическая!, Однако я внимательно осматриваю одну бутылку. Это кьянти "Руфино" из Фиренцы. Кроме оригинальной разноцветной этикетки есть и вторая, овальная, поменьше размером, с белыми буквами на красном фоне: К. И. В. и адресом мелкими буквами: Париж, ул. Лафайет, д. 104. Продолжаю осмотр и с удивлением констатирую, что наверху есть узенькая синяя этикеточка, окружающая горлышко. На ней номер: М. 144.868. Я и не знал, что бутылки кьянти пронумерованы. Я сую бутылку под мышку и сваливаю, бросив последний сочувственный взгляд на бедную вдову Бомар. Анджелино отправил ее к мужу... Этот парень уважает семейные узы. Глава 13 "К. И. В." означает "Компания по импорту вин". По крайней мере, так мне сообщает медная табличка, прибитая к двери дома сто четыре по улице Лафайет. Рядом находится большой склад, земля вокруг которого потемнела от разлитого вина. Парни в кожаных фартуках перекатывают бочки. Я вдыхаю мощные винные пары, прежде чем постучать в застекленную дверь кабинета. Сердитый голос приглашает меня войти. Захожу в комнату, похожую на аквариум, но никого в ней не вижу. Осматриваюсь и наконец обнаруживаю нечто черное, согнувшееся у ящика картотеки. Черная штука вдруг распрямляется и оказывается особой лет шестидесяти, похожей на аиста в трауре, явно оставшейся девственницей. У нее на носу пенсне, как на старинных фотографиях, а на затылке пучок размером с ананас. -- Что вам угодно? -- спесиво спрашивает она. -- Справочку. Ставлю на стол бутылку из-под кьянти: -- Это ваше? Она сует свой острый нос в бутылку и заявляет: -- Несомненно. А что? Вы хотите предъявить рекламацию? Я вытаскиваю свое удостоверение и показываю ей. У нее захватывает дух. -- Что случилось? -- осведомляется она. -- Представьте себе, я вбил себе в голову найти того, кто выпил эту бутылку... Оказывается, старуха не страдает размягчением мозга. Не говоря ни слова, она смотрит на номер и, бормоча его, идет свериться с регистром. Она перелистывает толстенную книжищу, высунув язык, что делает ее похожей на хамелеона. -- Эта бутылка была отправлена во франко-итальянский магазин на бульваре Барсес, -- говорит она. -- Спасибо.. Я забираю бутылку. -- Всего хорошего, мадемуазель... В тот момент, когда я выхожу за дверь, она не выдерживает. -- Господин комиссар... -- бормочет она. -- Да? -- Произошло убийство? -- спрашивает старая дева, предвкушая захватывающий рассказ. -- Нет, -- отвечаю, -- изнасилование... Она содрогается. -- Какой ужас! Как это произошло? Сказываются шестьдесят лет воздержания. -- Садист лишил старую деву невинности при помощи ножа для колки льда, -- небрежна говорю я. -- Это было жутко.. И отваливаю, сдерживая сильное желание заржать, в то время как старуха захлебывается слюной. Хозяин магазина -- толстый брюнет, разговаривающий с великолепным пьемонтским акцентом. Я ему показываю бутылку, удостоверение и свои глаза. Все это убеждает его энергично сотрудничать с полицией. -- Ету бютильку, -- говорит он, -- я знаю. Я продаль ее с мнЕго дрюгих в дом стЕ двенадцать, булевар Рошешуар. Етот клиента пиль много кьянти Каждый неделью я посылаль ему штюк сорок... Этот итальянчик просто льет бальзам мне надушу. Будь он чисто выбрит, я бы его расцеловал. -- Фамилия клиента? -- Дупон... Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он хотел сказать "Дюпон". Дюпон! Анджелино не очень напрягает воображение, когда выдает себя за француза[3]. -- Вы знаете этого малого? -- Ньет. Я знаю толькЕ его слюжанка. Ето старая итальянка. Он описывает ее, и я без труда узнаю милейшую Альду. Сейчас она интересует меня больше всех прочих женщин. -- Все совпадает, -- говорю я. -- Значит, так, старина, вы меня никогда не видели. Мне кажется, это избавит вас от многих неприятностей Он становится серо-оранжевым. -- Мадонна! -- шепчет он. Он готов шлепнуться на задницу. Теперь я могу улыбаться. Анджелино очень умен, но, как и все люди, совершает ошибки. Эта бутылка кьянти доставит ему немало неприятностей. Это мне говорит мой палец, а он в данном вопросе спец, поверьте мне. Я отправляюсь на бульвар Рошешуар. Дом сто двенадцать рядом с большим кафе. Консьержка сообщает, что месье Дюпон живет на втором. Анджелино питает к нижним этажам слабость. Может, он астматик, может, хочет жить поближе к выходу. Я поднимаюсь и решительно нажимаю на звонок. Проходит несколько секунд, прежде чем дверь открывается. Я ожидал оказаться нос к носу с Альдой или с амбалом вроде Мэллокса, но сильно ошибаюсь. При нашей работе надо быть готовым ко всему. Особа, держащаяся за открытую дверь, первоклассный кусочек. Не знаю, видели ли вы в журналах фото Мисс Вселенной? Так вот, эта девочка -- Мисс Вселенная, умноженная на десять тысяч. Посмотреть на нее -- все равно что съездить на Капри. Представьте себе киску среднего роста, но так сложенную, как не мог себе представить и Леонардо да Винчи. Грудь, сразу вызывающая желание ее потрогать, горящие глаза, влажные губы, готовые к поцелуям, черные волосы и великолепная кожа янтарного цвета. Щечки напоминают оттенок некоторых провансальских фарфоровых вещиц. Она одета в красное платье, а запах ее духов отправляет прямо в рай. -- Что вы хотите? -- спрашивает она меня. На ее полных губах расцветает легкая улыбка. Когда в моем жизненном пространстве появляется куколка с такой фигуркой и мордашкой, я чувствую, что у меня разжижается спинной мозг, и совершенно забываю, как течет Сена: то ли с запада на восток, то ли с юга на север... -- Увидеть месье Анджелино, -- отвечаю. Я проглатываю слюну. У меня в горле как будто пачка ваты. Ее улыбка становится шире. -- Вы, должно быть, ошиблись этажом, -- отвечает она. -- Во всяком случае, я не знаю человека с таким именем. -- Вы в этом уверены? Ее улыбка мгновенно исчезает. -- Но, месье... -- строго говорит она. -- Ладно, -- быстро перебиваю я. -- В таком случае я хочу сказать пару слов месье Дюпону. -- Кто его спрашивает? -- Двоюродный плетень забора Люка; того самого, у которого на велике нет клапана. Понимаете, что я хочу сказать? Ее классически прекрасное лицо краснеет, и она собирается резко захлопнуть дверь, но я привык к таким реакциям, и моя левая нога блокирует створку. -- Ну знаете! -- возмущенно кричит она. -- Вы нахал! -- Она оборачивается и зовет: -- Шарль! Появляется здоровый малый. Он похож на футбольного вратаря и, как вратарь, одет в свитер со скатанным воротом. Его волосы подстрижены бобриком, нос немного набок, глаза маловыразительны. -- Я тут, -- говорит он. -- Займись этим человеком, -- велит прекрасная брюнетка. -- Мне не нравятся его манеры... Она отходит от двери в прихожую. Вратарь смотрит на меня. -- Вам кого? -- Месье Дюпона. -- Это я, -- заявляет он. -- Я так и думал, -- усмехаюсь я. -- Так чего вам надо? -- Мы можем поговорить? -- О чем? -- О том, о чем вы знаете, и о том, о ком вы думаете... За этим я и пришел... Насмешка и ирония до него доходят туго. Он хмурит брови, спрашивая себя, издеваюсь я над ним или что... Я переступаю через порог. -- Заходите, -- говорит он запоздало. -- Мне нужно срочно поговорить с Анджелино, -- заявляю я. -- И чем скорее я окажусь перед ним, тем быстрее вы избавитесь от моего присутствия. -- Анджелино? А кто это такой? -- удивляется он. Красавица выражала свое изумление просто великолепно. У этого примитива так не получается. Он так же силен в искусстве притворства, как грудной младенец в игре в белот. -- Не притворяйтесь удивленным, -- ворчу я. -- Бегите сообщить итальяшке, что один его кореш хочет ему сообщить нечто ультраконфиденциальное. -- Это... это сделать трудновато, -- говорит он. Мои нервы не b{depfhb`~r. -- Зато это легко, -- отвечаю я и бью его кулаком в пузо. Вратарь складывается пополам. Он не ожидал, что разговор при мет такой оборот. Не давая ему времени прийти в себя, я отправляю свое колено в его причинное место. Он визжит как поросенок и валится на пол. Я кончаю с визгом ударом каблука по шее. Хотя это маленькое представление было быстрым, оно произвело некоторый шум, тем более что вратарь при падении опрокинул вешалку. Вновь появляется сирена с огненными глазами. В руке она держит пистолет, который, кажется, намерена использовать против меня. -- Стоп! -- кричу я. -- Вокруг полно народу, девочка? Выстрел привлечет внимание и доставит тебе массу неприятностей, особенно если попадет по назначению. Она стоит неподвижно, держа палец на спусковом крючке. Если тот чувствителен, то в самое ближайшее время со мной может случиться небольшая неприятность. Внезапно я падаю вперед. Она стреляет. Пуля рикошетом отлетает от стены. Я качусь, как бочка, в ее сторону и сбиваю ее с ног. Именно в этот момент она открывает огонь снова. Мне удается вывернуть ей руку, и пули летят в плиточный пол. Наконец я вырываю пушку из ее пальчиков. -- Ладно, -- говорю, -- а теперь побеседуем. Она не отвечает и прикусывает свое запястье, глядя в одну точку. Я прослеживаю за направлением ее взгляда и замечаю, что одна из пуль случайно влетела в затылок вратаря. Впрочем, случайно или нет, ему от этого не легче. -- Я его убила, -- недоверчиво говорит она. -- Что-то вроде этого, -- подтверждаю я. -- Вот что бывает, когда красивая женщина начинает играть с огнестрельным оружием. -- Шарль, -- бормочет она. -- Звать его бесполезно, -- объясняю я ей. -- Я еще ни разу не видел, чтобы покойник беседовал с дамой. Сунув в карман ее пушку, я встаю на ноги и галантно протягиваю красавице руку, чтобы помочь ей подняться. Она, не подумав, берется за мою клешню, но, встав, отдергивает руку так быстро, как будто это гремучая змея. -- Я вас арестовываю по обвинению в убийстве, -- объявляю я самым что ни на есть служебным тоном. Я говорю себе, что девочка в квартире одна. Если бы тут был кто-то еще, он бы обязательно вылез после морской битвы такого масштаба. А раз она одна, я воспользуюсь этим, чтобы ее исповедовать. -- Где Анджелино? -- спрашиваю я ее. -- Я не знаю... о ком вы говорите, -- бормочет брюнетка. Вовремя спохватилась! -- Я говорю о толстом макароннике, у которого есть жена с очаровательным именем Альда. -- Не знаю такого. Тут меня охватывает ярость, а в таких случаях я похож на вышедшую из берегов Гаронну: сметаю все на пути. Забыв про пол и красоту собеседницы, я влепляю ей двойную пощечину -- туда-обратно, -- которая оглушает ее и заставляет пошатнуться. Я хватаю ее за плечи в тот момент, когда она начинает падать. -- Где Анджелино? -- повторяю я. Она мотает головой. Упрямая девчонка. -- О'кей, -- говорю, -- я знаю занимательные трюки, делающие красивых девушек очень разговорчивыми. Таща ее за руку, обхожу квартирушку. В ней две спальни, кухня, столовая, гостиная и ванная. На кухне и на столе в столовой стоят бутылки кьянти. Хорошенько поискав, нахожу пару ножниц. -- Приди в себя, -- говорю я девчонке, -- и раскрой пошире уши. Предлагаю сделку: или ты ответишь на мои вопросы, или я обрежу тебе космы по самую черепушку. Ты уже видела лысых шлюх? Если нет, могу уверить, что зрелище малопривлекательное. Я хватаю малышку за волосы. -- Нет, нет! -- в ужасе кричит она. -- Я... Я вам все скажу. Глава 14 Следы от отвешенных мною оплеух заметны на ее бархатных щеках, но меня это не беспокоит. Она прижимает скрещенные руки к голове -- ей есть что защищать. -- Расскажи мне об Анджелино, -- настаиваю я. -- Я так восхищаюсь этим человеком, что одно только упоминание его имени дает мне бездну наслаждения. Итак, он кантуется здесь? -- Нет, -- отвечает она. -- Сюда он приходит есть. -- Где он живет? -- Я не знаю... Я щелкаю ножницами. -- Спорю, что освежу твою память. Она плачет, стучит ногами, кричит, но ничего не знает. По ее словам, Анджелино очень осторожен. Кантуется в каком-то месте, неизвестном даже его людям, и имеет много надежных квартир, куда приходит пожрать, потому что терпеть не может рестораны и вообще людные места. -- Как эта квартира стала для него надежным местом? Она заливается слезами. -- Шарль работал на него, когда жил в Америке... Анджелино его спас от неприятностей... и когда... Понятно. У папаши Анджелино есть друзья повсюду. Он умеет вести дела. Во всяком случае, свое пребывание в Париже он организовал великолепно: ни тебе отелей, ни найма квартир... Комната там, обед тут... а для деликатных свиданий квартира какой- нибудь вдовы Бомар... Повторяю вам еще раз, ясно и недвусмысленно: я впервые встречаю блатного такого размаха. -- Как тебя зовут? -- Мирей. -- Дитя Прованса, -- усмехаюсь я. В этот момент в дверь звонят. -- Иди открой, -- говорю киске, -- и без лишних движений, иначе первую маслину получишь ты. Я вынимаю свою пушку, оттаскиваю труп старины Шарля и прижимаюсь к стене. Малышка открывает дверь. -- Ну, что тут происходит? -- спрашивает голос. Такие голоса могут быть только у постовых полицейских. У этих гигантов мысли особые голосовые связки! Выхожу. Точно, фараон. Среднего роста, в низком кепи и с таким же низким интеллектом, что заметно по его узкому, как антрекот в дешевом ресторане, лбу. Рядом с ним консьержка и сосед в одной рубашке. -- Что, уже нельзя открыть бутылку шампанского? -- говорю я и протягиваю ему мое удостоверение. Он бормочет: -- Прошу прощения. Я отвожу его в угол площадки. -- Уходите, -- шепотом приказываю я, -- и ни слова консьержке о моем звании. -- Будьте спокойны, господин комиссар, -- кричит он. Я бы отдал что угодно, лишь бы вырвать у него язык. Наконец троица уходит. Я мысленно чертыхаюсь, потому что после этой интермедии могу сказать "прощай" мысли устроить здесь мышеловку. Мирей читает на моем лице недовольство, и это ее приободряет. -- Вы комиссар? -- спрашивает она. -- Кажется... Ее это вроде бы не радует. -- Скажи мне, прекрасная брюнетка, когда приходит Анджелино? -- Когда как. -- Ты должна знать, когда он появится. Раз он сюда ходит есть, ты должна иметь продукты, чтобы его кормить, так? -- Они все приносят с собой... Готовит Альда... -- В общем, они пользуются только, вашей плитой... Забавно... Да, эта пара макаронников забавна. -- И давно они не появлялись? -- Два дня... Я вспоминаю о кьянти. -- Ты говоришь, что жратву они приносят с собой... Пойло тоже? -- Да, все... -- отвечает она. Эта маленькая ложь доказывает, что малютка пудрит мне мозги. Меня охватывает новый приступ ярости. Я хватаю одну из ее прядей и отрезаю. Она издает стон, который заставил бы расплакаться даже разводной ключ. -- Я просил правду, девочка. Только правду, и ничего кроме правды... Ну ты знаешь... Меня прерывает телефонный звонок. Я вспоминаю, что видел аппарат в гостиной. Толкая малышку впереди себя, дохожу до комнаты и снимаю трубку. Повелительный мужской голос спрашивает сразу в лоб, не дав произнести традиционное "алло": -- Кто говорит? Отвечаю так быстро, как могу: -- Шарль. Невидимый собеседник не представляется, а я не решаюсь спросить его имя из боязни насторожить. -- Он у вас? -- осведомляется голос. -- Нет, -- отвечаю. -- Если придет, пусть позвонит Жасмен 25-84. -- О'кей. Тот уже положил трубку. Я отодвигаю аппарат, беру Мирей за талию и сажаю на стол. Ее юбка задирается, и открывается одна ляжка. Какую-то секунду я стою совершенно обалдев. Эта потаскуха замечает мое состояние и поддергивает юбку с другой стороны, чтобы показать, что у ее ляжки есть пара. Что вы хотите, я пялюсь. Пялюсь до такой степени, что мои моргалы вот-вот вылезут из орбит. Мне достаточно сказать одно слово, сделать всего одно движение, чтобы трахнуть эту богиню. Нужна огромная сила воли, чтобы оторвать взгляд от ее ляжек. На ее губах появляется улыбочка уверенной в себе шлюхи, которую я стираю новой пощечиной. -- Нет, Мирей, шутки кончились. Пора садиться за стол. Впрочем, ты уже сидишь на нем. До сих пор ты смотрела на меня как на лопоухого фраера, но я тебе докажу, что ты попала пальцем b глаз, да так глубоко, что можешь коснуться изнутри своих трусов. Анджелино ходит сюда не время от времени, чтобы пожрать. Здесь у него лежбище, красавица. Здесь он хранит запас своего поганого кьянти. Я тебе скажу одну вещь. Когда я начал переговоры у двери, ты позвала своего мужика, а сама пошла в другую комнату. Как-то не по-женски линять, когда назревает мордобой. Наоборот, в этот момент бабы стараются устроиться поудобнее, чтобы все видеть. Так что же ты там делала? Я усмехаюсь. -- Ха, мусор, да ты разбираешься в психологии! -- Я скажу, что ты делала, обворожительная сирена. Ты пошла за пушкой, а главное -- подать сигнал тревоги. Анджелино слишком хитрый малый, чтобы не принять меры предосторожности. Спорю, что, когда он уходит, вы ставите условный знак на окно комнаты, выходящей на бульвар. Поскольку мы находимся как раз в этой комнате, я смотрю на окно и разражаюсь хохотом. Система простейшая: одна из штор, а именно правая, завязана. Я возвращаю ее в нормальное положение. -- Код, доступный даже такому воробьиному мозгу, как твой, -- говорю. -- Завязанная штора означает опасность. А если обе опущены -- "все в порядке". Я попал в десятку. Несмотря на персиковый цвет кожи, Мирей становится белой. А я от души смеюсь. Не столько потому, что поставил ее на место, а главным образом из-за того, что чувствую, как мой мозг начинает серьезно работать. Я подхожу к девочке и машинально провожу рукой по нейлону ее чулок, обтягивающих точеные ножки -- крепкие, нежные и теплые.. Как они говорят! Парень, заявивший однажды, что с цветочками в руках вы не нуждаетесь в красивых словах, не подумал о ножках Мирей. Какое красноречие! Она больше не пытается меня соблазнять, потому что знает: моя рука переменчива -- то ласкает, то лупит. -- Признайся, моя тропическая птичка, синьор Анджелино живет здесь? Она опускает голову и отвечает: -- Да, часто. -- Ну вот, мало-помалу мы таки подходим к правде. И тут снова звонит телефон. Как и в предыдущий раз, снимаю трубку. -- Алло! -- коротко бросаю я. Узнаю голос Анджелино: -- Привет, комиссар. Что новенького? Глава 15 Я никогда не видел гангстера такого размаха, как Анджелино, но также никогда не видел бандита, не любящего театральные эффекты, и мой макаронник не исключение. Справляюсь со своим удивлением. -- Новенького? -- говорю. -- Ничего, если не считать того, что эта идиотка Мирей совершенно не умеет пользоваться пушкой. Хотела попасть в меня, а маслину получил в башку ваш приятель Шарль. -- Это первый раз, когда у него в башке что-то есть, -- замечает Анджелино в качестве надгробной речи. Он кашляет и спрашивает меня: -- Вы хотите мне что-то сказать? -- Нет, спросить. -- Давайте. -- Мне бы хотелось это сделать тет-а-тет. -- Я сейчас занят. Давайте вечером? Какую игру ведет этот тип? -- Хорошо... Где? -- Здесь, -- говорит Анджелино. -- У очаровательной Мирей. Кстати, вы легко нашли мою квартиру? Ему не дает покоя быстрота, с которой я обнаружил его лежбище на Монмартре. -- О, -- говорю, -- вы же знаете, полицейский, как охотничья собака, создан для того, чтобы находить то, что спрятано. Он смеется. -- Браво. Эта похвала идет прямо к моему сердцу. -- Вот видите, -- говорю я без ложной скромности, -- я могу вам при случае пригодиться... -- Верно. До встречи вечером... -- Во сколько? -- В восемь идет? Я хватаю малышку Мирей за запястье и бросаю взгляд на ее часы. Они показывают без двадцати три. Я мысленно говорю себе, что до восьми много чего произойдет, потому что все сильнее убеждаюсь, что он готовит нечто неординарное, и в самое ближайшее время! -- Да, идет, -- отвечаю. -- Всего хорошего... Кладу трубку. Этот звонок показывает, что мой пахан насторожился из-за знака шторой. Он позвонил, чтобы прощупать почву; или нет, скорее он установил за домом слежку, и, когда я подошел к окну и развязал штору, он увидел, кто находится в квартире. Ладно, но почему тогда он захотел со мной поговорить? Новая загадка. Я знаю, что все его действия обоснованны. Он даже пальцем не шевельнет без важной причины. Я чешу голову. А если Анджелино нужно было задержать меня в этой квартире на несколько минут? Или... Не знаю... Ага, понял. Анджелино, возможно, решил, что я собираюсь его здесь ждать, и дал о себе знать, чтобы показать мне, что знает о моем присутствии в квартире. Следовательно, задерживаться в ней для меня нет резона... Что делать? Все это очень сложно... Если бы я был уверен, что Анджелино не хочет меня здесь видеть, конечно, я бы остался. Но я ни в чем не уверен. Хотя нет, в одном уверен: если сегодня в Париже произойдет какая-то заварушка, то это будет где угодно, только не в доме сто двенадцать по бульвару Рошешуар. Мирей молчит, не мешая мне думать. -- Ладно, -- решаю я. -- Мне пора идти. А ты, моя нежная девочка, будешь точно выполнять мои инструкции... Я резким движением вырываю телефонный провод. -- Останешься здесь до нового приказа. Если кто-нибудь позвонит, не открывай никому, кроме меня и Анджелино. Полагаю, у него есть ключи, а я позвоню классической мелодией: та-тагада- гада. Поняла? Если смоешься, твое описание будет разослано повсюду и далеко ты не уйдешь, а я посажу тебя за убийство. Если выполнишь мои приказы, я улажу эту историю с шальной пулей. Ладно, чао! Я оставляю ее в обществе трупа ее дружка. Согласен, что этот тет-а-тет лишен очарования, но, как говорит большой босс, бывают обстоятельства, когда нужно забывать про личные желания ради... дальнейшее известно! Выйдя на бульвар, я чувствую, что очень хочу пить. Эта jnmqr`r`vh тем более ужасна, что, как я имел честь вам сказать, поблизости есть большое кафе. В конце концов, я имею право пропустить стаканчик. Я вхожу в тошниловку. -- Стаканчик белого. Гарсон спрашивает меня, какой стаканчик я хочу, большой или маленький. Я ему отвечаю, что, если он нальет мне в бачок, я буду в восторге. Он улыбается и правильно делает, что веселится, потому что это у него в последний раз. В зеркале, находящемся за ним, я замечаю какое-то движение на улице. Поскольку я немного напряжен, то держусь настороже. Вижу машину, стоящую у тротуара. За рулем крепкий парень в мягкой шляпе, надвинутой на глаза. На заднем сиденье торчит второй малый. Готов поставить карамельку против посоха архиепископа Парижского, что этот второй ~ Мэллокс, мой друг америкашка Мэллокс, которого я долбанул утром по кумполу. Что собираются делать эти господа? Проследить за мной? Пожалуй. Ну что же! Я сыграю с ними одну милую шутку.. Гарсон наливает мне большой стакан пуйи. Я его пью и вижу, что два пассажира машины занимаются каждый своим делом. Шофер заводит мотор, а Мэллокс берет что-то, лежащее рядом с ним на сиденье. Это "что-то" -- автомат. Он поднимает его и направляет в мою сторону. Нас разделяет только большое стекло бистро. Я стою спиной к оружию. Поскольку между ним и мной меньше трех метров, можно предположить -- не слишком рискуя ошибиться, -- что моя биография закончится в этом бистро. В моем чайнике закипела работа. Я знаю, что успею сосчитать до трех, а потом будет слишком поздно. Что делать? Быстро! Быстро! О том, чтобы броситься на пол, и думать нечего... Стекло доходит до пола... Все это мелькает в моей голове за тысячную долю секунды... На губах чувствуется противный вкус страха, в ушах свист. Вдруг я вижу идущую по тротуару влюбленную парочку. Это отодвигает момент, когда Мэллокс сможет выстрелить, на одну-две секунды. Я отбрасываю колебания. В конце концов, это мой единственный шанс. Подскакиваю вверх и ныряю через стойку. Гремит очередь. Красивое стекло разлетается на куски. Я чувствую, как по ногам ударяет горсть осколков. Приземляюсь по другую сторону стойки на целый полк пустых бутылок. Очередь разносит зеркало, оказавшее мне такую услугу, разбивает бутылки, дырявит перколатор[4] и, описав полукруг, заканчивается на гарсоне. Тот валится на меня, заливаясь кровью. Хорошая работа... Люди кричат. Паника... Наклоняюсь к гарсону. Он мертв дальше некуда. Ему уже ничем не поможешь, Я смотрю на свои ноги. Брюки разорваны. Совсем немного, и мои ноги превратились бы в кровавую кашу. Я отделался десятком более-менее глубоких царапин на лодыжках. К счастью, очередь прошла в половине сантиметра выше. Если бы я не совершил прыжок рыбкой, то получил бы всю ее в спину и единственному, а потому самому любимому сыну моей мамы Фелиси пришел бы конец. Люди начинают бегать. Надо думать, все закончилось. Я встаю, постанывая. Одна нога чуточку затекла. Перешагнув через тело гарсона, я обхожу стойку. Прибегает управляющий в смокинге. -- Вы ранены? -- спрашивает он. -- Немного. Вызовите врача. Я хочу, чтобы он остановил кровь, текущую мне в штаны. -- А Альбер? -- беспокоится управляющий. Очевидно, речь идет о гарсоне. -- Он больше никогда не будет подавать чинзано, -- отвечаю я. -- Господи! Какой ужас! Это вас пытались убить гангстеры? -- Вы когда-нибудь видели гангстеров, которые выбирали бы в качестве мишени перколатор? Я показываю ему удостоверение. -- Найдите мне другие штаны, -- говорю, -- и дайте телефонную книгу. Решительно, этот ежегодник стал моей настольной книгой. Приезжает полиция. Капрала, командующего патрулем, я знаю. -- Элуа! -- кричу я ему. Он подходит. -- Господин комиссар! Это в вас... -- Да... Делаю ему знак подойти ближе. -- Уберите труп и очистите окрестности. Я хочу, чтобы сектор был спокойным... -- Понял. Появляется врач. Он осматривает мои костыли и качает головой. -- Вам повезло, -- оценивает он. -- Знаю. Он очищает мои ранки и делает укол. -- Два дня отдыха, и все пройдет... Вы можете взять два дня отдыха? -- Да, -- отвечаю, -- но только в июле. Он пожимает плечами: -- Это ваше дело. Врач прикрепляет к моим ногам дезинфицирующие повязки, напоминающие ползучие растения. Возвращается управляющий с набором штанов, которые выкопал неизвестно где. Я удаляюсь в туалет и приступаю к примерке. Одна пара мне более или менее подходит. Правда, в некоторых местах цвет ткани несколько отличается от основного, но у меня нет ни времени, ни желания привередничать. Итак, Анджелино начал жестокую игру, потому что его поджимает время. Он позвонил именно для того, чтобы организовать засаду. Он хотел удостовериться, что в его квартире орудую именно я. Это подтверждало, что я на верном пути, а значит, стал опасен. Он решил положить конец моим поискам чикагским методом... Однако есть одна вещь, против которой бессильны все гангстеры планеты, -- моя удача. До сих пор мне везло. Кроме того, у меня отличная реакция, что, как кто-то сказал, только помогает делу. Лучшее тому доказательство то, что я все еще жив, а многие урки, разъезжавшие в черных машинах... Анджелино будет недоволен, когда узнает, что его выпускник факультета тра-та-та сумел продырявить только бармена и перколатор. А я воспользуюсь замешательством, чтобы развить свое преимущество. Телефонная книга сообщает мне, что номер Жасмен 25 -- 84 принадлежит некоему Вердюрье, проживающему на улице дез О, двенадцать, в Пасси. Там для Анджелино есть что-то срочное, поскольку его просили rsd` позвонить как можно скорее, а Анджелино не знает об этом звонке, поскольку я его перехватил. Находка нового следа доставляет мне удовольствие. Кое-как приспособившись к слишком узким брюкам, я вхожу в телефонную кабину и набираю номер Старика. -- Сан-Антонио! Я его спасательный круг. -- Да. -- Есть новости? Некоторые слова босса вызывают смех. Новости? Да хоть отбавляй! -- Есть, -- отвечаю, -- но полный пересказ займет слишком много времени. Кажется, я вышел на верный след. Анджелино начинает считать меня слишком любопытным и только что одарил автоматной очередью через третье лицо. -- Потери? -- Бистро вместе с барменом. Со мной все в порядке... Я собираюсь заскочить к некоему Вердюрье, улица дез О, дом двенадцать. Его телефон Жасмен 25 -- 84. Вы бы мне очень помогли, если бы звякнули ему туда этак через три четверти часа... Скажите просто: "Вы мне звонили?" -- хмурым тоном с намеком на итальянский акцент. Я подражаю голосу Анджелино, и патрон очень хорошо имитирует его. -- Пойдет. Будьте кратки. Не знаю, что этот, парень хочет сказать Анджелино. Делайте вид, что вы в курсе, говорите сухо, но неопределенно, чтобы он не удивился. Вполне вероятно, что он заговорит с вами обо мне. Я пока не знаю, под каким видом заявлюсь к нему. Все будет зависеть от атмосферы и его морды. -- Договорились, -- соглашается босс. Он кашляет. -- Это все? -- Подождите. Вы ведь говорите по-итальянски? -- Да. -- Прекрасно. Когда будете говорить по телефону, прервитесь раз-два, чтобы сказать несколько слов по-итальянски женщине по имени Альда. Так будет более правдоподобно. Большой патрон выдает приглушенным голосом тираду на чистейшем итальянском. -- Прекрасно. Думаю, получится... -- А разве с вами может быть иначе? -- Аплодисментов не надо, цветы в машину, -- бурчу я и кладу трубку. Перед заведением стоит плотная толпа зевак, жаждущих сильных ощущений. Чего они ждут? Чтобы им устроили новый Перл Харбор? -- Скажите, -- спрашиваю я управляющего, -- у вас есть второй выход? -- Да. Он провожает меня через служебные помещения до двери кухни, выходящей на улицу. Мимо как раз проезжает свободное такси. Я его останавливаю. Мою машину пока лучше оставить в покое. Глава 16 Роскошный каменный дом. На полу красный ковер, золоченые ручки, как в "Карлтоне". Вердюрье живет на пятом. Я позволяю себе поездку на лифте, чтобы дать отдых уставшим ногам, и начинаю разговор с кнопкой звонка. Мне открывает странный тип. Он высокий, очень худой, похож на туберкулезника или что-то в этом духе. У него морщинистое лицо, крючковатый нос, бледно- голубые глаза и волосы, подстриженные бобриком. -- Что вы хотите? -- спрашивает он. -- Месье Вердюрье? -- Да, это я... -- Я пришел от босса... -- Какого босса? У меня такое ощущение, что я иду по намыленной доске на роликовых коньках. При любом неверном шаге можно загреметь. Я усмехаюсь, чтобы выиграть время. -- Ну, не смешите меня... Я говорю о муже Альды... Его лицо секунду остается напряженным, потом он решается: -- Заходите... Захожу. Квартира под стать дому: густой, как лужайка Тюильри, ковер, роскошная мебель, китайские вазы, здоровые, как телефонные кабины... Он открывает застекленную дверь и приглашает меня в маленькую гостиную, меблированную в стиле Людовика Надцатого. -- Я жду ваших объяснений, -- говорит он мне. -- Объяснений не будет, -- отвечаю с некоторым высокомерием. -- Я только что от Андже... в общем, от патрона. Он мне сказал: "Езжай к Вердюрье, улица дез О, двенадцать. Он мне звонил. У меня сейчас нет времени с ним разговаривать ("Он сидел в тачке", -- объясняю я), но я догадываюсь, чего он хочет. Я ему скоро звякну, а пока у меня есть более интересные дела..." -- Я подмигиваю: -- Понимаете, какие? Он остается невозмутимым. Кажется, он не спешит проглотить крючок, которым я трясу перед его паяльником. Он как те рыбы, что обсасывают червяка, прежде чем заглотнуть его. -- Кто вы такой? -- резко спрашивает он. -- Я вас никогда раньше не видел... -- Ничего удивительного, -- отвечаю. -- Я только вчера приехал... Читали газеты? "Либерте" пришла в Гавр вчера. Вот на ней я и приплыл... Когда Анджелино улетал из Штатов, он мне сказал: "Если хочешь в ближайшее время сменить обстановку, подваливай в Париж. Это такое местечко, где ловкие парни могут быстро разбогатеть..." В тот момент я не очень прислушивался к его словам. Мой рэкет работал как часы. Потом я попал в передрягу: кокнул мусора. Паршивое дело... Будь это любой другой, все бы обошлось, но легавый -- дело особое. Только тронь одного, и на тебя спустят собак... Он перебивает мою болтовню: -- Вы француз? -- Еще бы! Берси. Только я давно свалил в Штаты. Вы слыхали о Кривом Майке? Он говорит, что нет. Меня это не удивляет, потому что я сам никогда не слышал о типе, отзывающемся на эту кликуху. -- Я отправился туда с ним. Он был сицилийцем. Вы знаете, что такое мафия? Там он нашел себе нишу, а раз мы с ним были такими же корешами, как два пальца на одной руке, я тоже имел свою долю. От разговоров у меня высохло горло. Чего там возится большой босс? Почему тянет со звонком? Наверняка три четверти часа уже прошли. -- Короче, вы работаете с... -- Да, -- говорю, -- с сегодняшнего утра. Я слышу тоненькое дребезжание телефонного звонка. Бог ты мой, самое время... Вердюрье встает. -- Извините, --