редстоящей свадьбе прежде, чем он успеет ей все объяснить. Когда Дэвид пришел к Жозефине, его встретила в дверях миссис Чински. - Я хотел бы увидеть Жозефину, - сказал он. Она впилась в него глазами, полными злобного торжества. - Господь Бог повергнет ниц и поразит врагов своих, и нечестивые будут прокляты навеки! Дэвид терпеливо повторил: - Я хочу поговорить с Жозефиной. - Ее нет, - резко ответила миссис Чински, - она уехала! 18 Запыленный междугородний автобус, следовавший по маршруту Одесса - Эль Пасо - Сан-Бернардино - Лос-Анджелес, подкатил к автовокзалу в Голливуде на Вайн-стрит в семь часов утра. В какой-то точке этого двухдневного путешествия протяженностью в тысячу пятьсот миль Жозефина Чински превратилась в Джилл Касл. При этом внешне она отнюдь не изменилась. Перемена произошла внутри. Чего-то в ней больше не было. Угас навсегда смех. Услышав ошеломляющую новость, Жозефина поняла, что ей надо бежать. Она стала машинально бросать в чемодан свою одежду. У нее не было никакого представления о том, куда она поедет и что будет делать. Жозефина знала только, что ей надо немедленно убираться отсюда. Когда она уже выходила из спальни, на глаза ей попались фотографии кинозвезд на стене, и Жозефина вдруг поняла, куда едет. Через два часа она уже сидела в автобусе, который шел в Голливуд. Одесса и все живущие там люди отодвинулись на задний план и постепенно стирались из памяти, по мере того, как автобус уносил ее навстречу новой судьбе. Она старалась заставить себя забыть о невыносимой головной боли. Может, ей следовало сходить к врачу и рассказать об этих жутких болях в голове. Но теперь ей уже все равно. Они были частью ее прошлого и наверняка должны теперь исчезнуть. Начиная с этого момента жизнь обязательно станет чудесной. Жозефина Чински умерла. Да здравствует Джилл Касл!  * КНИГА ВТОРАЯ *  19 Тоби Темпл стал суперзвездой благодаря невероятному стечению обстоятельств. Вашингтонский пресс-клуб давал свой ежегодный обед, на который в качестве почетного гостя пригласили президента. Это было престижное мероприятие с участием вице-президента, сенаторов, членов правительств, главных судей, а также тех, кто мог купить, достать или украсть билет. Поскольку такое событие всегда освещалось в международной печати, то роль конферансье стала весьма лакомым кусочком. В этом году выбор пал на одного из самых известных в Америке комедийных актеров. Через неделю после того как он принял предложение, против него был возбужден иск об установлении отцовства в деле, касавшемся пятнадцатилетней девочки. По совету своего адвоката он немедленно отправился за границу в отпуск на неопределенный срок. Комиссия по организации приема обратилась ко второму по списку кандидату, популярному актеру кино и театра. Он приехал в Вашингтон вечером накануне того дня, когда должен был состояться обед. А утром, в день банкета, его импресарио позвонил и сообщил, что актер находится в больнице, где ему делают срочную операцию в связи с разрывом аппендикса. До начала обеда оставалось лишь шесть часов. Комиссия лихорадочно просматривала список возможных замен. Все именитые артисты либо были заняты на съемках кино или в телевизионном шоу, либо находились слишком далеко, чтобы вовремя оказаться в Вашингтоне. Кандидаты вычеркивались один за другим, и наконец почти в самом конце списка всплыло имя Тоби Темпла. Один из членов комиссии покачал головой: - Темпл выступает в ночных клубах. Он слишком буйный. Мы не можем пойти на такой риск - выпустить его при президенте. - С ним все будет в порядке, если удастся уговорить его немного смягчить материал. Председатель комиссии обвел всех взглядом и сказал: - Знаете, друзья, что в нем самое замечательное? Он в Нью-Йорке и может быть здесь через час. Ведь обед-то сегодня вечером, черт возьми! Вот как получилось, что комиссия остановила свой выбор на Тоби Темпле. Обводя глазами переполненный банкетный зал, Тоби подумал про себя, что если бы сегодня сюда кто-то бросил бомбу, то правительство Соединенных Штатов осталось бы без высшего эшелона. Президент сидел за стоявшим на возвышении столом для выступающих. У него за спиной находилось с полдюжины сотрудников секретной службы. В суматохе последних приготовлений никто не подумал о том, чтобы представить Темпла президенту, но Тоби не был в обиде. "Президент обязательно запомнит меня", - подумл он. Тоби вспомнил свою встречу с Дауни, председателем организационной комиссии. Тот сказал ему: "Мы любим ваш юмор, Тоби. Когда вы на кого-нибудь нападаете, то у вас это получается очень смешно. Однако... - Он остановился, чтобы прокашляться. - Сегодня здесь у нас э-э... деликатная аудитория. Поймите меня правильно. Я не хочу этим сказать, что они не смогут перенести какой-нибудь легкой остроты на свой счет, но дело в том, что все сказанное сегодня в этом зале будет разнесено средствами массовой информации по всему миру. И никто из нас, разумеется, не хочет, чтобы говорилось что-то такое, что может поставить президента Соединенных Штатов или членов конгресса в смешное положение. Другими словами, мы хотим, чтобы было смешно, но не хотим, чтобы вы вызвали чей-то гнев". - Не беспокойтесь, - улыбнулся Тоби. Обеденную посуду начали убирать со столов, и Дауни подошел к микрофону. - Господин президент, уважаемые гости! Мне доставляет удовольствие представить вам нашего конферансье, одного из самых великолепных молодых эстрадных артистов. Мистер Тоби Темпл! Под вежливые аплодисменты Тоби встал со своего места и подошел к микрофону. Он посмотрел на публику в зале, потом повернулся к Президенту Соединенных Штатов. Президент был человеком простым, без претензий. Он не верил в то, что называл "дипломатией цилиндров". "Народ - народу, - заявил он в передававшемся на всю страну выступлении, - вот что нам нужно! Пора перестать полагаться на компьютеры и начать снова доверять своим инстинктам. Садясь за переговоры с главами иностранных держав, я люблю руководствоваться седалищными ощущениями". Это стало крылатой фразой. Сейчас Тоби посмотрел на Президента Соединенных Штатов и сказал прерывающимся от гордости голосом: - Господин президент, у меня нет слов, чтобы передать вам, как глубоко я взволнован тем, что нахожусь здесь, на одном возвышении с человеком, к заднице которого подключен весь мир. Мгновение, показавшееся очень долгим, царила ошеломленная тишина. Но вот президент широко улыбнулся, потом захохотал, и весь зал вдруг взорвался смехом и аплодисментами. С этого момента Тоби мог делать все, что хотел. Он атаковал присутствовавших здесь сенаторов, Верховный суд, прессу. И они были в восторге. Они визжали и выли от смеха, потому что знали: Тоби говорит все это в шутку, исключительно ради острого словца. Было безумно смешно слышать эти колкости от человека с таким мальчишеским простодушным лицом. В тот вечер в зале находились советники иностранных посольств. Тоби обращался к ним как бы на их собственном языке, и выходило так похоже, что они согласно кивали головами. Он был вроде помешанного мудреца и тараторил без остановки, то хваля их, то понося, и смысл этой дикой тарабарщины был настолько ясен, что каждый их сидевших в зале понимал, что говорит Тоби. Ему устроили овацию стоя. Президент подошел к Тоби и сказал: - Это было великолепно, просто великолепно. Мы в Белом доме устраиваем небольшой ужин в понедельник вечером, Тоби, и я был бы очень рад... На следующий день все газеты писали о триумфе Тоби Темпла. Везде цитировались его реплики. Выступая в Белом доме, он произвел еще больший фурор. Лестные предложения посыпались со всего мира. Тоби дал специальное представление по просьбе королевы в лондонском "Палладиуме", его просили дирижировать симфоническими оркестрами на благотворительных концертах и войти в состав Национального комитета по искусствам. Он часто играл в гольф с президентом, его вновь и вновь приглашали обедать в Белый дом. Темпл встечался с законодателями, губернаторами и главами крупнейших корпораций Америки. Он поносил их всех, и чем злее были его шутки, тем сильнее он их очаровывал. Они любили приглашать Тоби к себе и смотреть, как его едкий ум расправляется с остальными гостями. Дружба с Тоби стала символом престижа среди принадлежащих к высшей касте. Поступавшие предложения были феноменальны. Клифтон Лоуренс испытывал от них не меньше волнения, чем Тоби. При этом волнение Клифтона никак не было связано с бизнесом или деньгами. Тоби Темпл оказался самым необыкновенным клиентом в его жизни, потому что он испытывал такое чувство, будто Тоби был его сыном. Лоуренс потратил на карьеру Тоби больше времени чем на любого другого из своих клиентов, но игра стоила свеч. Тоби работал упорно, шлифовал свой талант, пока он не засверкал, подобно алмазу. Кроме того, он был благодарным и щедрым, а эти качества не часто встретишь в шоу-бизнесе. - Все престижные отели в Вегасе охотятся за тобой, - сообщил Темплу Клифтон Лоуренс. - Деньги роли не играют. Они хотят заполучить тебя - точка! Вот там, у меня на столе, сценарии от "Фокса", от "Юниверсал", от "Пан-Пасифик" - и все главные роли. Ты можешь проехать в турне по Европе, участвовать в любом гостевом шоу, в каком пожелаешь, или сделать собственное телевизионное шоу на любой телестудии. Но и в этом случае у тебя останется время на выступления в Вегасе и на съемки по фильму в год. - Сколько я мог бы заработать на собственном телевизионном шоу, Клиф? - Думаю, что можно будет выбить у них десять тысяч в неделю за часовое эстрадное шоу. Им придется дать нам твердый контракт на два, а то и на три года. Если ты им сильно нужен, они пойдут на это. Тоби откинулся назад на кушетке. Он ликовал. Десять тысяч за шоу, примерно сорок шоу в год. Через три года это будет больше миллиона долларов за то, чтобы поведать миру, что он о нем думает! Он посмотрел на сидевшего напротив Клифтона. Маленький импресарио старался не показать своего возбуждения, но Тоби видел, что он очень хочет, чтобы Тоби взял этот телевизионный контракт. А почему бы и нет? Клифтон мог бы получить сто двадцать тысяч долларов комиссионных за талант и пот Тоби. Только вот заслуживает ли Клифтон таких денег? Ему-то ведь не приходилось унижаться в грязных маленьких клубах, или иметь дело с пьяной публикой, которая швыряла бы в него пустые бутылки, или прибегать к услугам алчных шарлатанов в безымянных деревушках, чтобы вылечиться от триппера, потому что единственно доступными ему женщинами были истасканные шлюхи, промышлявшие в клоаках "Туалетного турне". Разве знает Клифтон Лоуренс, что такое жить в кишащих тараканами комнатах, есть пищу с застывшим на ней жиром и мотаться в бесконечные поездки ночным автобусом, чтобы из одной дыры перебраться в другую, такую же? Ему никогда этого не узнать! Один критик сказал о Темпле, что его мастерство - успех на один вечер, и Тоби тогда громко рассмеялся. А сейчас, сидя в офисе Клифтона Лоуренса, он заявил: - Я хочу собственное телевизионное шоу. Через шесть недель был подписан контракт с "Консолидейтед Бродкастинг". - Компания хочет, чтобы дефицитным финансированием занялась одна киностудия, - сообщил Тоби Клифтон Лоуренс. - Эта идея мне нравится, потому что я могу разработать ее в контракт на картину. - А какая киностудия? - "Пан-Пасифик". Тоби нахмурился. - Сэм Уинтерс? - Правильно. По-моему, он самый лучший руководитель студии во всем бизнесе. Кроме того, он владелец фильма, который я хочу получить для тебя. Она называется "Малыш отправляется на Запад". Тоби задумался: - Я был в армии с Уинтерсом. Ладно. Но за ним должок. Так что обдери как следует этого сукина сына! Клифтон Лоуренс и Сэм Уинтерс сидели в парилке спортивного зала студии "Пан-Пасифик", вдыхая нагретый воздух с запахом эвкалипта. - Вот это настоящая жизнь, - вздохнул маленький импресарио. - Кому нужны деньги? Сэм усмехнулся: - Почему же ты этого не говоришь, когда мы ведем преговоры, Клиф? - Не хочу тебя баловать, мой мальчик. - Я слышал, ты сделал Тоби Темплу контракт с "Консолидейтед Бродкастинг". - Крупнее этого контракта у них еще не было. - А кто возьмет на себя дефицитное финансирование шоу? - Почему ты об этом спрашиваешь, Сэм? - Это могло бы заинтересовать нас. Я даже присовокупил бы контракт на картину. Я только что купил комедию под названием "Малыш отправляется на запад". Ее еще не анонсировали. Думаю, что Тоби подошел бы идеально. Клифтон Лоурес нахмурился и сказал: - Черт! Жаль, что я не знал об этом раньше, Сэм. Я договорился с Эм-джи-эм. - Что, уже окончательно? - Ну, почти. Я дал им слово... Двадцать минут спустя Клифтон Лоуренс получил для Тоби Темпла контракт на очень выгодных для него условиях, по которым студия "Пан-Пасифик" бралась за постановку "Шоу Тоби Темпла" и давала ему главную роль в фильме "Малыш отправляется на Запад". Переговоры могли быть более продолжительными, если бы в парилке не стало так невыносимо жарко. В одном их условий контракта Тоби Темпла оговаривалось, что ему не обязательно было приходить на репетиции. Дублер Тоби будет отрабатывать с приглашенными артистами сценки и танцевальные номера, а сам Тоби появится на заключительной репетиции и для записи на пленку. Это давало Тоби возможность сохранить всю свежесть и увлекательность своего выступления. В день премьеры телешоу, в сентябре 1956 года, Тоби вошел в помещение театра на Вайн-стрит, где шоу должны были записать на пленку, и стал смотреть репетицию. Когда она закончилась, он занял место дублера. Театр вдруг словно наэлектризовался. Спектакль ожил, засверкал и заискрился. А вечером этого дня, когда он был записан и вышел в эфир, его смотрели сорок миллионов зрителей. Казалось, что телевидение было создано именно для Тоби Темпла. Крупным планом он стал еще симпатичнее, и зрители с восторгом встретили его телевизионное появление. Шоу имело грандиозный успех. Оно сразу взлетело на первое место по рейтингу Нильсена, где прочно и осталось. Тоби Темпл перестал быть просто звездой. Он стал суперзвездой! 20 Голливуд оказался еще прекраснее, чем представляла его себе Джилл Касл в мечтах. Она ездила на экскурсии по городу и видела снаружи дома, где жили "звезды". Она верила, что когда-нибудь и у нее будет красивый дом в Бель-Эйр или Беверли-Хиллз. А пока Джилл жила в старом безобразном деревянном двухэтажном строении, где сдавались комнаты. Ее комната стоила недорого, и Джилл надеялась, что можно будет растянуть на какое-то время те двести долларов, которые ей удалось скопить. Дом был расположен в Бронсоне, в нескольких минутах ходьбы от центральной улицы Голливуда - Вайн-стрит. Было еще одно обстоятельство, которое делало дом привлекательным в глазах Джилл. Все остальные жильцы, которых было около дюжины, тоже пытались попасть в кино, либо работали там в качестве статистов или на эпизодических ролях, либо уже ушли в отставку из кинобизнеса. Старожилы бродили по дому в пожелтевших халатах и бигуди, потрепанных костюмах и сношенных туфлях, на которые уже ничем нельзя было навести глянец. Жильцы выглядели скорее выжатыми до капли, чем состарившимися. В доме была общая гостиная с обшарпанной и продавленной мебелью, где все они собирались по вечерам и обменивались сплетнями. Все давали Джилл советы, которые по большей части противоречили друг другу. - Чтобы попасть в кино, милочка, надо найти себе пэ-эра, которому ты понравишься. - Это сказала дама с недовольным лицом, которую недавно выставили из телевизионного сериала. - А что такое пэ-эр? - спросила Джилл. - Помощник режиссера. - Это было сказано тоном снисхождения к невежеству Джилл. - Ведь это она нанимает сьюпов. Джилл так смутилась, что не осмелилась спросить, кто такие эти "сьюпы". - Если хочешь послушать моего совета, то ищи себе похотливого режиссера. Пэ-эр может дать тебе роль только в своей картине. А режиссер может дать тебе роль где угодно, везде. Это сказала беззубая женщина, которой было уже никак не меньше восьмидесяти. - Ну да? Большинство из них - гомики, - заявил лысеющий характерный актер. - А какая разница? Я хочу сказать, не все ли равно, как будет положено начало? - вмешался целеустремленный молодой человек в очках, сгоравший от желания стать писателем. - А что, если начать статисткой? - спросила Джилл. - Центральное бюро записи... - Там ничего не светит. Списки уже закрыты. Они тебя даже не запишут, если ты только не какая-нибудь специальность. - Я... извините, а что значит специальность? - Ну, это если, например, у тебя что-то ампутировано. За это платят тридцать три пятьдесят восемь, а не двадцать один пятьдесят, как обычно. Или если у тебя есть вечернее платье, или ты умеешь ездить верхом - тогда получаешь двадцать восемь тридцать три. Если умеешь сдавать карты или знаешь, как себя вести за столом для игры в кости, - это будет двадцать восемь тридцать три. Если играешь в футбол или бейсбол, то тебе заплатят тридцать три пятьдесят восемь - столько же, сколько и безногому-безрукому. Если умеешь ездить на верблюде или слоне, то получаешь пятьдесят пять девяносто четыре. Я тебе советую даже не пробовать устроиться статисткой. Иди на эпизодические роли. - Я не совсем представляю себе, в чем тут разница, - призналась Джилл. - Когда играешь эпизодическую роль, то просто произносишь по крайней мере одну фразу. Статистам же не разрешается разговаривать, разве что только в массовках. - Где-где? - В массовках - там, где надо создавать шумовой фон. - Первым делом тебе нужно обзавестись агентом. - А как это сделать? - Их списки есть в "Киноактере" - это журнал, который выпускает Гильдия киноактеров. У меня в комнате есть один номер. Пойду принесу. Все жильцы просмотрели списки агентов вместе с Джилл и под конец остановились на дюжине из тех, что помельче. Было высказано общее мнение, что в крупном агентстве шансов на успех у Джилл нет. Вооружившись этим списком, Джилл начала обход. Первые шесть агентов не стали даже и разговаривать с ней. На седьмого она натолкнулась, когда он уже уходил из своего офиса. - Извините, - сказала Джилл. - Я ищу агента. Он с минуту рассматривал ее, потом сказал: - Дайте-ка посмотреть ваш альбом. Она непонимающе уставилась на него. - Мой что? - Вы, должно быть, только что сошли с автобуса. В этом городе без альбома некуда и соваться Закажите несколько фотографий. В разных позах. Пошикарнее. Бюст и зад. Джилл нашла фотографию в Калвер-сити, рядом со студией "Дэвид Селзник", и он сделал ей альбом за тридцать пять долларов. Она зашла за готовыми фотографиями через неделю, и они ей очень понравились. Она выглядела замечательно. Фотокамера уловила и запечатлела все ее настроения. Тут она грустна, а тут сердита... нежна... сексуальна. Фотограф переплел снимки в книжку с целлофановыми страницами. - Вот здесь, в начале, нужно поместить ваш актерский послужной список, - объяснил он. Послужной список... Это будет следующий шаг. К конце следующих двух недель Джилл побывала, или пыталась побывать, у всех агентов, которые были у нее в списке. Никого их них она не заинтересовала ни в малейшей степени. Один из них сказал ей: - Ты уже приходила сюда вчера, детка. Она покачала головой. - Нет, не приходила. - Ну, та, что приходила, выглядела абсолютно так же, как ты. В этом все и дело. Все вы похожи на Элизабет Тейлор, на Лэну Тэрнер или на Эву Гарднер. Если бы ты в любом другом городе захотела найти работу в каком-то другом бизнесе, тебя бы с руками оторвали. Ты красива, ты сексуально привлекательна, и у тебя великолепная фигура. Но в Голливуде красота - это самый расхожий товар. Красивые девушки едут сюда со всех концов мира. Одна сыграла роль в школьном спектакле, другая победила на конкурсе красоты, третья слышала от приятеля, что ей прямая дорога в кино. И вот результат! Они стекаются сюда тысячными стадами, и все они - одна и та же девушка. Так что поверь мне, детка: ты уже была здесь вчера. Жильцы помогли Джилл составить новый список агентов. У этих офисы были поменьше и находились в районе, где аренда помещений стоила дешево, но результаты для Джилл оказались не лучше. - Заходи, когда у тебя появится какой-то актерский опыт, малышка. Ты красоточка, и как знать, может, ты величайшая актриса после Гарбо, но у меня нет времени, чтобы это проверить. Вот когда где-нибудь снимешься, то я буду твоим агентом. - Но как я могу где-нибудь сняться, если никто не хочет взять меня на работу? Он кивнул: - Да. В том-то и дело. Желаю удачи. В списке Джилл оставалась еще только одно агентство. Его порекомендовала ей девушка, оказавшаяся ее соседкой в кафе "Мэйфлауэр" на Голливудском бульваре. Агентство "Даннинг" помещалось в небольшом бунгало в жилом районе. Она позвонила по телефону, чтобы записаться на прием, и женщина на другом конце провода пригласила ее прийти в шесть часов. Джилл оказалась в небольшом офисе, который когда-то был чьей-то гостиной. Там стоял старый, поцарапанный письменный стол, заваленный бумагами, кушетка с обивкой из искусственной кожи, заклеенная белым хирургическим пластырем, и три плетенных кресла. Высокая, плотная женщина со следами оспы на лице вышла из другой комнаты и сказала: - Здравствуйте. Чем могу служить? - Меня зовут Джилл Касл. У меня назначена встреча с мистером Даннингом. - С мисс Даннинг, - поправила женщина. - Это я. - Вот как, - удивилась Джилл. - Извините меня, я думала... Женщина рассмеялась тепло и по-дружески. - Ничего, ничего. - "Но это меняет все дело", - подумала Джилл с внезапно нахлынувшим волнением. Почему раньше такое не приходило ей в голову? Женщина-агент, пережившая те же травмы, способная понять, каково приходится юной девушке в самом начале пути. Она отнесется к Джилл с большим сочувствием, чем любой мужчина. - Я вижу, вы принесли свой альбом, - прервала ее размышления мисс Даннинг. - Можно взглянуть? - Конечно, - обрадовалась Джилл и передала альбом. Женщина села, раскрыла альбом и стала переворачивать страницы, одобрительно кивая. - Фотокамере вы нравитесь. Джилл не знала, что сказать. - Спасибо. Мисс Даннинг внимательно изучала те снимки Джилл, где она была в купальном костюме. - У вас хорошая фигура. Это важно. Вы откуда? - Техас, - ответила Джилл. - Одесса. - Вы уже давно в Голливуде, Джилл? - Около двух месяцев. - У скольких агентов вы побывали? В какой-то миг Джилл чуть не поддалась искушению солгать, но в глазах женщины она видела лишь сочувствие и понимание. - Наверное, у тридцати или около того. Женщина рассмеялась. - И вот в конце концов вы спустились до Роз Даннинг. Ну, это не так уж плохо. Конечно, я не Эм-си-эй и не Ульям Моррис, но я все время нахожу работу своим клиентам. - У меня нет никакого актерского опыта. Женщина кивнула, нисколько не удивившись. - Если бы он у вас был, то вы пошли бы в Эм-си-эй или к Уильяму Моррису. Я что-то вроде пункта обкатки. Организую старт талантливым ребятам, а потом крупные агентства перехватывают их у меня. Впервые за много недель в душе Джилл шевельнулась надежда. - Вы думаете... вам кажется, что работа со мной могла бы заинтересовать вас? - спросила она. Женщина улыбнулась. - Я устроила на работу клиенток, у которых нет и половины вашей красоты. Думаю, что смогу вас пристроить. Ведь только так и можно приобрести опыт, правильно? Джилл ощутила прилив благодарности. - Беда с этим проклятым городом в том, что здесь не дают возможности пробиться таким новичкам, как ты. Все студии вопят, что им отчаянно нужны молодые таланты, а потом отгораживаются большой стеной и никого не впускают. Ну, а мы их обведем вокруг пальца. Я знаю три вещи, на которые вы можете как раз подойти. Это дневная мыльная опера, эпизод в картине Тоби Темпла и роль в новом фильме Тесси Брэнд. У Джилл закружилась голова. - Но захотят ли они? - Если я вас рекомендую, они возьмут вас. Я не посылаю неподходящих клиентов. Вы понимаете, это просто эпизодические роли, но все-таки это какой-то старт. - Не могу выразить, как я была бы вам благодарна, - обрадовалась Джилл. - Кажется, сценарий мыльной оперы у меня здесь. Роз Даннинг тяжело поднялась на ноги, оттолкнулась от кресла, в котором сидела и пошла в соседнюю комнату, сделав Джилл знак следовать за ней. Эта комната была спальней. В углу под окном стояла двуспальная кровать, а в противоположном углу помещалась металлическая картотека. Роз Даннинг подошла к картотеке, вытянула один из ящиков, вынула сценарий и вернулась с ним к Джилл. - Вот он. Режиссер, занимающийся подбором состава исполнителей, мой хороший друг, и, если это у вас получится, он будет постоянно вас занимать. - У меня получится, - горячо пообещала Джилл. Роз Даннинг улыбнулась и сказала: - Конечно, я не могу посылать ему кота в мешке. Что, если я попрошу вас почитать мне? - Да, пожалуйста. Мисс Даннинг раскрыла сценарий и уселась на кровать. - Прочитайте-ка вот эту сцену. Джилл села рядом с ней и заглянула в сценарий. - Ваша героиня - Натали. Это богатая девушка, которая замужем за слабовольным человеком. Она решает развестись с ним, но он не соглашается на развод. Вы вступаете вот с этого места. Джилл быстро пробежала глазами сцену. Она пожалела, что у нее нет возможности получить этот сценарий на ночь или хотя бы на час. Ей отчаянно хотелось произвести хорошее впечатление. - Готовы? - Я... да, думаю, что готова, - сказала Джилл. Она закрыл глаза и попробовала думать, как ее героиня. Это богатая женщина. Как матери тех друзей, с которыми она выросла, как люди, считавшие само собой разумеюшимся, что могут брать от жизни все, что хотят, и думавшие, что другие люди существуют лишь для их удобства. Как Сисси Топпинг и ей подобные. Она открыла глаза и стала читать: - Я хочу поговорить с тобой, Питер. - Что, с этим нельзя подождать? - Это прочитала Роз Даннинг, подавая Джилл реплику. - Боюсь, что я и так ждала с этим слишком долго. Сегодня я лечу в Рино. - Прямо вот так сразу? - Нет. Я уже пять лет пытаюсь попасть на этот самолет, Питер. На этот раз я не собираюсь пропускать его. Джилл почувствовала, как рука Роз Даннинг похлопывает ее по бедру. - Очень хорошо, - одобрительно сказала мисс Даннинг. - Продолжайте. Рука ее осталась лежать на бедре Джилл. - Твоя беда в том, что ты еще не вырос. Ты все еще играешь в игры. Ну так вот, с этого момента тебе придется играть одному! Рука Роз Даннинг принялась гладить бедро Джилл. Это смущало девушку. - Прекрасно. Продолжайте, - нервно произнесла Даннинг. - И не пытайтесь больше никогда связываться со мной. Надеюсь, я выразилась достаточно ясно? Рука стала гладить Джилл быстрее, продвигаясь по направлению к паху. Джилл опустила сценарий и посмотрела на Роз Даннинг. Лицо женщины покраснело, а глаза подернулись пеленой. - Продолжайте читать, - хрипло проговорила она. - Я... я так не могу, - испуганно сказала Джилл. - Если вы... Рука женщины стала двигаться еще быстрее. - Это для того, чтобы привести тебя в нужное настроение, милая. Видишь ли, это ссора на сексуальной почве. Я хочу ощутить в тебе секс. Теперь ее рука давила сильнее, двигаясь между ногами Джилл. - Нет! Дрожа, Джилл вскочила на ноги. У женщины из уголка рта капала слюна. - Сделай мне хорошо, и я сделаю хорошо тебе. - Голос ее звучал умоляюще. - Иди сюда, бэби. Вытянув руки, она попыталась схватить Джилл, но та выскочила из комнаты. На улице ее вырвало. Даже когда мучительные спазмы прекратились и желудок успокоился, ей не стало лучше. Опять начала болеть голова. Это было несправедливо. Головные боли не имели к ней никакого отношения. Они принадлежали Жозефине Чински. Прошло пятнадцать месяцев, и Джилл Касл превратилась в полноправного члена племени "уцелевших", людей, живших на окраинах шоу-бизнеса, пытавшихся пробиться в кино многие годы, а то и всю жизнь, и работавших временно по другим специальностям. Тот факт, что эта временная работа длилась десять или пятнадцать лет, ничуть не смущал их. Подобно древним племенам, которые сидели когда-то вокруг своих костров и пересказывали саги о доблестных делах, "уцелевшие" сидели в аптеке Шваба, рассказывая и перерассказывая легендарные истории из жизни шоу-бизнеса, грея в ладонях чашки с остывшим кофе и обменивались свежими сплетнями. Они жили вне бизнеса, но тем не менее каким-то таинственным образом слышали само биение его пульса, его сердца. "Уцелевшие" могли вам рассказать, кого из звезд ждет замена, кого из продюсеров застукали в постели с его режиссером и кого из управляющих вызывают на ковер. Обо всем этом они узнавали первыми через свою собственную, особую систему оповещения, что-то вроде "барабанов джунглей". Ибо Голливуд и представлял собой джунгли. Эти люди думали, что смогут найти способ попасть внутрь через студийные ворота. Они - артисты, они - "избранные". Голливуд был их Иерихоном; вот сейчас Джошуа-Иисус затрубит в свою золотую трубу, и мощные ворота падут перед ними, и их враги будут повергнуты в прах, и, о чудо, взмахнет волшебной палочкой Сэм Уинтерс - и тогда на них заструятся шелковые одежды, и они станут звездами кино, и благодарная публика будет их боготворить вечно. Аминь. И кофе в заведении Шваба превратилось уже в крепкое причастное вино, а они стали "учениками будущего". Мечтатели жались в кучку, ища у друг друга поддержки, согревая друг друга своими иллюзиями, ведь успех - вот он, совсем рядом. Они познакомились с помощником режиссера, который говорит то-то, с продюсером, который утверждает вот что, с режиссером, который обещает то-то и то-то, так что теперь уже в любой момент их мечта обернется действительностью. А пока они работали в супермаркетах и гаражах, косметических салонах и на мойках автомобилей. "Уцелевшие" жили друг с другом, женились друг на друге и разводились друг с другом, не чувствуя, как время предает их. Они не замечали новых морщин, седеющих висков и того, что теперь утренний макияж занимает у них на полчаса больше. Эти люди потеряли товарный вид, не будучи использованы, состарились, не созрев; они слишком стары, чтобы начать карьеру в компании по производству пластмасс, слишком стары, чтобы иметь детей, слишком стары для более молодых ролей, столь желанных когда-то. Они стали теперь характерными актерами. Но все еще продолжали мечтать. Девушки, кто помоложе и покрасивее, зарабатывали то, что называлось "матрасными деньгами". - Зачем протирать задницу на невесть какой работе с девяти до пяти, когда можно просто полежать на спинке несколько минут и без труда подобрать двадцатку, пока ждешь звонка от своего агента? Джилл это не привлекало. Единственным интересом в жизни у нее была карьера. Бедная польская девушка никогда не сможет выйти замуж за человека вроде Дэвида Кениона. Это она уже усвоила. Но кинозвезда Джилл Касл сможет получить кого угодно и что угодно. Если же она этого не достигнет, то снова станет Жозефиной Чински. Но такому она ни за что не позволит случиться! Свою первую роль в кино Джилл получила благодаря Хэрриет Маркус, у которой была троюродная сестра, чей дальний родственник работал вторым помощником режиссера на съемках телесериала из жизни медиков на "Юниверсал студиоз". Он согласился дать Джилл возможность попробовать себя. Эта роль состояла из одной фразы, за которую Джилл должна была получить пятьдесят семь долларов, из которых ей предстояло уплатить взнос на социальное обеспечение, налоги и взнос на Дом для безработных кинематографистов. Джилл предстояло сыграть роль медсестры. По сценарию ей полагалось быть в больничной палате у постели больного и считать его пульс в момент появления врача. Врач: "Как он, сестра?" Сестра: "Боюсь, не очень хорошо, доктор". И все. Джилл вручили отротированную страничку из сценария во второй половине дня в понедельник и велели явиться на гримирование в шесть часов утра на следующий день. Она перечитала сцену сто раз. Она жалела, что на студии ей не дали весь сценарий. Разве можно по одой страничке представить себе, что это за персонаж? Джилл попыталась вообразить, женщиной какого типа могла быть эта медсестра. Замужем она или не замужем? Не влюблена ли она в доктора? Или у них могла быть связь, но кончилась. Как она относилась к больному? Была ли ей страшна мысль о его смерти? Или она заинтересована в его смерти? "Боюсь, не очень хорошо, доктор". Она попыталась придать голосу озабоченность. И повторила: "Боюсь, не очень хорошо, доктор". Теперь она встревожена. Ему предстоит умереть. "Боюсь, не очень хорошо, доктор". Звучит упреком. Это врач виноват. Если бы он не уехал с любовницей... Джилл не спала всю ночь, так как была слишком возбуждена, отрабатывая роль, но, явившись утром на студию, она почувствовала подъем и оживление. Было еще темно, когда она подъехала к охраняемым воротам немного в стороне от бульвара Ланкершим, в машине, которую ей одолжила ее подруга Хэрриет. Джилл назвала охраннику свою фамилию, он проверил ее по журналу и махнул рукой, чтобы она проезжала. - Седьмая площадка, - сказал он. - Через два блока поверните направо. Ее фамилия была записана в журнале. На "Юниверсал студиоз" ее ждали. Это было похоже на дивный сон. По дороге к съемочной площадке Джилл решила, что обсудит свою роль с режиссером, даст ему понять, что способна на любую интерпретацию, какую он пожелает. Джилл остановила машину на большой парковочной площадке и пошла в седьмой павильон. Там сновало множество людей, которые деловито передвигали осветительные приборы, переносили электрическое оборудование, устанавливали камеру и отдавали распоряжения на каком-то непонятном ей техническом языке. Джилл остановилась и стала наблюдать за происходящим, наслаждаясь зрелищем, запахами и звуками шоу-бизнеса. Это был ее мир, ее будущее. Она найдет способ произвести впечатление на режиссера, показать ему то, что она - нечто особенное. Он постепенно узнает ее как личность, а не просто как еще одну актрису. Второй помощник режиссера отвел Джилл и с десяток других актеров и актрис в костюмерную, где ей вручили костюм медсестры и отослали обратно на съемочную площадку, и там, в каком-то уголке, ее и всех других эпизодических актеров загримировали. Как раз когда закончили гримировать Джилл, помощник режиссера вызвал ее по фамилии. Джилл поспешно подошла к декорации больничной палаты, где возле камеры стоял режиссер, разговаривая с исполнителем главной роли в сериале. Актера звали Род Хэнсон, и он играл хирурга, который был воплощением сочувствия и мудрости. Когда Джилл подошла к ним, Род Хэнсон говорил: - У меня есть немецкая овчарка, которая пролает тебе диалог получше этого дерьма. Почему сценаристы никак не хотят прибавить мне выразительности характера, черт побери? - Род, сериал идет уже пять лет. Не надо улучшать то, что имеет успех. Публика любит тебя таким, каков ты есть. К режиссеру подошел оператор. - Все включено, шеф. - Спасибо, Хэл, - сказал режиссер и повернулся к Роду Хэнсону: - Можем мы снять это, бэби? А дискуссию закончим потом. - В один прекрасный день я подотру задницу этой студией, - резко бросил Хэнсон и зашагал прочь. Джилл повернулась к режиссеру, который был сейчас один. Ей представлялся шанс поговорить об интерпретации роли, показать ему, что она понимает его проблемы и постарается, чтобы эта сцена получилась великолепной. Она улыбнулась ему теплой, дружеской улыбкой: - Меня зовут Джилл Касл, - представилась она. - Я играю медсестру. Мне кажется, что эту роль можно сделать действительно интересной, и у меня есть кое-какие идеи относительно... Он кивнул с отсутствующим видом и указал: - Вон туда, к кровати. И подошел что-то сказать оператору. Джилл стояла и ошеломленно смотрела ему вслед. Второй помощник режиссера, дальний родственник троюродной сестры Хэрриет, подбежал к Джил и тихо сказал: - Ради всего святого, вы разве не слышали, что он сказал? Идите туда, к кровати! - Я хотела спросить у него... - Вы все испортите! - яростно прошептал он. - Быстро идите туда! Джилл подошла и стала у кровати больного. - Ладно. А теперь все замолчали. - Помощник режиссера посмотрел на режиссера. - Репетировать будем, шеф? - Да ты что? Давай снимать. - Дайте нам звонок. Все успокоились. Тихонечко. Поехали. Мотор. Ошеломленная Джилл услышала звонок. Она бросила отчаянный взгляд в сторону режиссера, хотела спросить его, как ей лучше интерпретировать сцену, каково ее отношение к умирающему, что ей... Чей-то голос громко сказал: "Начали!" Все выжидательно смотрели на Джилл. Она подумала, не попросить ли остановить камеру на секундочку, чтобы она могла обсудить сцену и... Режиссер закричал: - Боже милостивый! Медсестра! Здесь не морг, а больница. Щупайте его треклятый пульс, пока он еще не загнулся от старости! Джилл со страхом посмотрела на окружавшие ее кольцом яркие лампы. Она глубоко вздохнула, подняла руку больного и стала считать пульс. Если никто не хочет помочь, то ей придется интерпретировать сцену по-своему. Больной - это отец врача. Они в ссоре друг с другом. С отцом произошел несчастный случай, и доктору только что об этом сообщили. Джилл подняла глаза и увидела приближающегося Рода Хэнсона. Он подошел к ней и спросил: - Как он, сестра? Джилл посмотрела ему в глаза и увидела в них тревогу. Она хотела сказать ему правду, что его отец умирает, что слишком поздно и они уже не успеют помириться. Но надо было так ему это сказать, чтобы не сломать его и... Она очнулась от крика режиссера: - Стоп! Стоп! Стоп! Черт побери, у этой идиотки всего одна фраза, а она даже не может ее запомнить. Где вы ее откопали такую? Джилл повернулась в сторону орущего из темноты голоса, сгорая от стыда. - Я... я знаю свои слова, - сказала она дрожащими от волнения губами. - Я просто пыталась... - А раз знаете, так не молчите, черт возьми! Через эту фразу можно было целый железнодорожный состав провести. Когда он задает вам этот проклятый вопрос, отвечайте ему, о'кей? - Я просто думала, не лучше ли... - Все снова, сразу же. Дайте звонок. - Звонок идет. Придержите. Поехали. - Мотор. - Начали. У Джилл подкашивались ноги. Ей казалось, что никому, кроме нее одной, не было никакого дела до сцены. А ведь она хотела только создать что-то прекрасное. От жара прожекторов у нее кружилась голова, она ощущала, как пот стекает по рукам, портя хрустящий, накрахмаленный халат. - Начали! Медсестра! Джилл склонилась над больным и взяла его за запястье. Если она опять запорет сцену, они никогда не дадут ей второй возможности. Она подумала о Хэрриет, и о своих друзьях по дому, и о том, что они станут говорить. Врач вошел в палату и подошел к ней. - Как он, сестра? Она уже не будет принадлежать к их кругу. Она станет посмешищем. Голливуд маленький город, и слухи распространяются быстро. - Боюсь, не очень хорошо, доктор. Ни к какой студии ее и близко не подпустя