ы крал мои драгоценности и потихоньку заменял их на грубые подделки, которые тебе поставлял мсье Ришар. К своему ужасу, Шарль почувствовал, что писает в штаны. В последний раз такое случалось с ним, когда он был совсем маленьким мальчиком. Шарль густо покраснел. В отчаянии он подумал, что надо бы выйти из комнаты и привести себя в порядок. А вернее, сбежать бы отсюда и никогда не возвращаться. Элена все знала. Не важно, как она это выяснила. Теперь уже никуда не убежишь. И никакой пощады не будет. То, что Элена разоблачила его как вора, было ужасно само по себе. Но что его ждет, когда она узнает о причине, заставившей его решиться на кражу драгоценностей? Но это еще не все! Что с ним будет, когда она узнает, что на вырученные на них деньги он собирался удрать от нее? Кромешный ад покажется ему тогда местом обетованным. Никто так хорошо не знал Элену, как Шарль. Она была une sauvage, способна на все. Она не мигнув уничтожит его, превратит в clochard, одного из тех бездомных бродяг, одетых в рубища и ночующих под открытым небом на улицах Парижа. Его жизнь в одно мгновение превратится в emmerdement, кучу говна. - Неужели ты надеялся выйти сухим из этой безмозглой затеи? - спросила Элена. Несчастный Шарль молчал. Мокрые штаны прилипли к ногам, но он даже не решался посмотреть вниз. - Я убедила мсье Ришара рассказать мне всю правду. Убедила. Шарль содрогнулся от одной только мысли, как ей удалось это сделать. - У меня дубликаты всех твоих расписок за деньги, которые ты украл у меня. Я могу упечь тебя в тюрьму на двадцать пять лет. - Она выдержала паузу и добавила: - Если захочу. Последние слова только усилили ужас Шарля. Опыт научил его: чем великодушнее казалась Элена, тем опаснее она была. Шарль не смел поднять на нее глаз. Что она от него потребует? Что-нибудь явно чудовищное. Элена обернулась к Пьеру Ришару. - Пока я не решу, что делать, никто не должен знать об этом деле. - Конечно, конечно, мадам Рофф-Мартель, все будет, как вы пожелаете, - затараторил тот, с надеждой поглядывая на дверь. - А теперь могу я? Элена кивнула, и Пьер Ришар пулей вылетел из комнаты. Проводив его взглядом, Элена повернулась к своему мужу. Она почти физически ощущала его страх. И кое-что еще. Запах мочи. Она улыбнулась. Он наделал в штаны от страха. Она его отлично проучила! Элена была довольна Шарлем. Она сделала правильный выбор. Приручив Шарля, превратила его в свою домашнюю собачонку. Новаторские идеи, принесенные Шарлем в "Рофф и сыновья", были блестящи, но все они исходили от Элены. Через своего мужа она руководила только небольшой частью концерна, но теперь этого ей было недостаточно. Она была Рофф. И очень богата. Предыдущие банки сделали ее еще богаче. Но не деньги интересовали ее. Она хотела стоять во главе концерна. На деньги под свои акции она планировала выкупить акции некоторых других пайщиков. И по этому поводу вела с ними переговоры. Они даже договорились создать особую группу, владеющую контрольным пакетом акций. Но сначала Сэм, а теперь вот Элизабет встали на пути ее замысла. В планы Элены вовсе не входило позволить Элизабет или кому-либо еще помешать ей осуществить свою идею. Она натравит на нее Шарля. А если дело не выгорит, он станет и козлом отпущения. Однако сейчас он должен быть наказан за свой petite revolte, маленький бунт. Глядя ему прямо в глаза, она сказала: - Никто не смеет обкрадывать меня, Шарль. Никто. Тебе каюк. Если я не пожелаю тебя спасти. Он сидел, молчал, ненавидел ее и боялся. Она подошла к нему вплотную, чиркнув бедрами по его лицу. - А ты бы хотел, чтобы я спасла тебя, Шарль? - вкрадчиво спросила она. - Да, - ответил он хрипло. Краем глаза Шарль увидел, что она снимает с себя юбку, и подумал: "О боже! Только не сейчас!" - Тогда слушай, что скажу. Концерн "Рофф и сыновья" должен стать моим. Я хочу владеть контрольным пакетом акций. Он поднял на нее страдальческий взгляд и сказал: - Ты же знаешь, что Элизабет против свободной продажи акций. Элена уже выскользнула из блузки и трусиков. Застыла перед ним в своей звериной наготе, сухопарая, прелестная, с агрессивно торчащими твердыми сосками. - Так заставь ее согласиться. Или отсиди двадцать лет в тюрьме. Но не волнуйся, я подскажу тебе, как это сделать. А сейчас иди ко мне, Шарль. 30 На следующее утро в десять часов в кабинете у Элизабет раздался телефонный звонок. Звонил Эмиль Джипли. Она оставила ему номер своего личного телефона, чтобы никому не было известно, о чем они говорят. - Мне необходимо срочно повидаться с вами. Голос в трубке был взволнованным. - Буду у вас через пятнадцать минут. Кейт Эрлинг с удивлением взглянула на одетую в пальто Элизабет. - Но у вас назначена встреча в... - В течение часа никого принимать не буду, - сказала Элизабет и вышла из приемной. Перед входом в отдел разработок вооруженный охранник внимательно проверил у Элизабет пропуск. - Последняя дверь налево, мисс Рофф. Джипли в лаборатории был один. Он весь так и светился от радостного возбуждения. - Вчера ночью закончил опыты. Оно работает. Энзимы полностью блокируют процессы старения. Идите сюда. Он подвел ее к клетке, в которой находилось четыре энергичных, подвижных, исполненных жизненных сил кролика. Рядом с этой клеткой находилась другая такая же с четырьмя кроликами, но эти были потише и на вид явно постарше первых. - Это пятисотое поколение, выросшее на подкормке энзимами, - сказал Джипли. Элизабет застыла у клетки. - Выглядят они вполне здоровыми. Джипли улыбнулся. - Это только _ч_а_с_т_ь_ контрольной группы. - Он провел рукой в сторону другой клетки. - А _э_т_и_ возрастом постарше. Элизабет во все глаза смотрела на энергичных кроликов, которые ни на минуту не оставались спокойными, резвясь и прыгая по клетке, словно были крольчатами, а не взрослыми кроликами, и не верила собственным глазам. - Их жизненный цикл по сравнению с жизнью других кроликов длиннее в пропорции три к одному, - сказал Джипли. В применении к людям эта пропорция поражала. Она едва сдерживала волнение. - Когда? Как скоро вы сможете приступить к испытаниям препарата в клинических условиях? - Как только обобщу полученные результаты. После этого, думаю, в течение трех, ну самое крайнее, четырех недель. - Эмиль, ради бога, ни с кем не обсуждайте эти данные, - предупредила его Элизабет. Эмиль Джипли согласно кивнул. - Я понимаю, мисс Рофф. Да мне и не с кем их обсуждать - я кустарь-одиночка. Вся вторая половина дня была отдана Совету Директоров. Встреча прошла успешно. Вальтер на Совет не явился. Шарль опять было заикнулся о продаже акций, но Элизабет тотчас наложила вето на обсуждение этого вопроса. После этого Иво расточал комплименты, а Алек вел себя сугубо по-джентльменски. Только Шарль выглядел необычно озлобленным, возбужденным. И Элизабет могла только гадать об истинных причинах его состояния. Она всех пригласила на обед, во время которого как бы невзначай упомянула о событиях, изложенных в секретном отчете, и внимательно следила за реакцией каждого, пытаясь уловить в их поведении или взглядах хоть малейшие признаки раскаяния или нервозности. Но ничего необычного или настораживающего не заметила. А ведь злоумышленник мог быть любой из них, даже если исключить не приехавшего на заседание Вальтера. Рис также не явился на заседание Совета. - У меня срочное дело, - сказал он. Элизабет оставалась только гадать, была ли причиной его неявки очередная женщина. Она знала, что всякий раз, когда он оставался с ней работать по ночам, ему приходилось отказываться от свидания. Однажды, когда он не успел этого сделать, его пассия сама нагрянула к ним в кабинет, рыжеволосая красавица с фигурой, по сравнению с которой фигура Элизабет выглядела скорее девичьей, чем женской. Красавица была вне себя от гнева, что ее надули, и не скрывала своих чувств. Рис, проводив ее к лифту, тотчас вернулся. - Прости за вторжение, - бросил он. Элизабет не выдержала. - Она же само очарование, - с укоризной сказала Элизабет. - Чем она занимается? - Она - нейрохирург, - честно ответил Рис, а Элизабет недоверчиво расхохоталась. На следующий день Элизабет узнала, что рыжеволосая красавица действительно была нейрохирургом. Были и другие, и Элизабет всех их ненавидела. Ей хотелось бы лучше понять Риса. Она знала общительного и светского Риса, но за внешним лоском желала увидеть его настоящего, скрытого от любопытных глаз. Она неоднократно ловила себя на мысли, что именно он должен был стоять во главе концерна, вместо того, чтобы исполнять ее приказы. Интересно, а что он сам думает по этому поводу? Вечером после обеда, когда все члены Совета разъехались, чтобы успеть на свои поезда и самолеты, которые доставят их домой, Рис неожиданно появился в ее кабинете, где она вместе с Кейт Эрлинг засиделась над какими-то бумагами. - Иду мимо, дай, думаю, зайду. Может, требуется помощь, - непринужденно сказал Рис. И никакого объяснения, почему не явился на совещание. "А почему он, собственно, должен передо мной отчитываться?" - подумала Элизабет. Он с ходу включился в работу, и время побежало незаметно. Исподтишка Элизабет наблюдала за склоненным над бумагами Рисом, быстро просматривавшим их умными, цепкими глазами. Именно он обнаружил несколько значительных ошибок, допущенных юристами при составлении важных контрактов. Но вот Рис выпрямился, потянулся и взглянул на часы. - Ого, уже за полночь. Боюсь, что опаздываю на свидание. Завтра приду пораньше и допроверю эти контракты. Интересно, а с кем на этот раз, с нейрохирургом или... Она заставила себя остановиться. Частная жизнь Риса была его личным делом. - Мне ужасно неудобно, - сказала Элизабет. - Я даже не заметила, что уже так поздно. Ты иди, а мы с Кейт еще немного поработаем. Рис кивнул. - До завтра. Спокойной ночи, Кейт. - Спокойной ночи, господин Уильямз. Элизабет посмотрела в спину уходящего Риса, затем заставила себя вновь вернуться к контрактам. Но спустя некоторое время ее мысли вновь вернулись к нему. Ей не терпелось рассказать ему об успехах Эмиля Джипли по созданию нового типа лекарства, но она все еще не решалась этого сделать. Ну ничего, успокаивала она себя, теперь недолго ждать. К первому часу ночи они закончили работу с контрактами. - Еще будем работать? - спросила Кейт Эрлинг. - Нет, на сегодня хватит. Благодарю вас, Кейт. Завтра не спешите приходить рано. Встав из-за стола, Элизабет только сейчас почувствовала, что от непрерывного сидения все тело ее онемело. - Спасибо. Завтра к полудню все отпечатаю. - Прекрасно. Элизабет накинула на себя пальто, захватила сумочку и, подождав Кейт, вместе с ней пошла к экспресс-лифту, в ожидании их гостеприимно распахнувшему свои двери. Они вошли в лифт. Когда Элизабет потянулась к кнопке с надписью: "Вестибюль", из приемной вдруг раздался телефонный звонок. - Я возьму трубку, - сказала Кейт Эрлинг. - А вы поезжайте. И она шагнула из лифта. Внизу, в вестибюле, ночной сторож взглянул на табло в тот момент, когда в верхней его части вспыхнул красный огонек и быстро побежал вниз. Это был сигнал, что работает экспресс-лифт. В вестибюль спускалась мисс Рофф. Ее шофер сидел в кресле в углу, уткнувшись в газету. - Босс едет, - сказал охранник. Шофер потянулся и медленно встал на ноги. Вдруг тишину вестибюля разорвал резкий сигнал колокола тревоги. Взгляд охранника метнулся к табло: красный огонек, набирая скорость, мчался вниз, поэтажно отмечая стремительное падение кабины лифта. Авария! - Господи! - выдохнул охранник. Он шагнул к табло, рванул на себя дверцу пульта и включил аварийную систему, которая должна была немедленно привести в действие автоматический тормоз. Красный огонек продолжал стремительно падать вниз. К табло подбежал шофер. Увидел побледневшее лицо охранника. - Что тут прои... - Беги! - заорал тот. - Он сейчас грохнется. Они отбежали к самой дальней стене. Вестибюль уже начал подрагивать от бешеной скорости сорвавшейся с тросов кабины в шахте лифта, и только охранник подумал: "Господи, _х_о_т_ь _б_ы _т_а_м _н_е _б_ы_л_о _е_е_!", как кабина пронеслась мимо вестибюля, и он услышал внутри нее душераздирающий крик. Секунду спустя раздался грохочущий звук, и здание содрогнулось, словно от землетрясения. 31 Старший инспектор цюрихской криминальной полиции Отто Шмит сидел за столом у себя в кабинете, закрыв глаза и глубоко выдыхая воздух по системе йоги, пытаясь успокоиться и унять кипение переполнявшей его ярости. В полицейском протоколе существовали незыблемые правила, которые были настолько очевидны, что ни у кого и мысли не возникало особо их оговаривать в специальных справочниках. Они считались сами собой разумеющимися, как еда, или сон, или дыхание. Например, если в результате несчастного случая наступала смерть, первое, что должен сделать инспектор, ответственный за расследование этого случая, - _с_а_м_о_е_ первое, самое простое, такое очевидное, известное даже самому тупому из начинающих полицейских, - это поехать на место происшествия. Казалось бы, чего проще. Но вот на столе перед старшим инспектором Отто Шмитом лежит отчет инспектора Макса Хорнунга, в котором нарушены все самые элементарные и незыблемые правила полицейского протокола. "А что, собственно, я злюсь", - горько думал старший инспектор, внушая себе, что ничто его уже теперь не должно удивлять. Для инспектора Шмита инспектор Хорнунг был своего рода альбатросом, его bete noire, его - инспектор обожал читать Мелвилла - Моби Диком. Инспектор еще раз глубоко набрал в грудь воздух и медленно его выпустил. Затем, немного поостывший от гнева, придвинул к себе отчет инспектора Хорнунга и начала читать сначала. ОТЧЕТ ОПЕРАТИВНОГО ДЕЖУРНОГО УПРАВЛЕНИЯ ПОЛИЦИИ СРЕДА 7 НОЯБРЯ ВРЕМЯ: 1.15 ОСНОВАНИЕ: Сообщение из центрального коммутатора об аварии в здании главного управления концерна "Рофф и сыновья". ТИП АВАРИИ: Неизвестен. ПРИЧИНА АВАРИИ: Неизвестна. ЧИСЛО ПОСТРАДАВШИХ ИЛИ ПОГИБШИХ: Неизвестно. ВРЕМЯ: 1.27 ОСНОВАНИЕ: Повторное сообщение из центрального коммутатора об аварии в "Роффе и сыновьях". ТИП АВАРИИ: Падение кабины лифта. ПРИЧИНА АВАРИИ: Неизвестна. ЧИСЛО ПОСТРАДАВШИХ ИЛИ ПОГИБШИХ: Смертельный исход. Женщина. "Немедленно приступил к расследованию. К 1.35 выяснил имя коменданта административного здания "Роффа и сыновей" и через него узнал имя главного архитектора здания". "2.30. Нашел главного архитектора. Он справлял свой день рождения в "Ла Пюс". У него выяснил название фирмы, устанавливавшей лифты в здании "Рудольф Шатц А.Г."." "3.15. Дозвонился до Рудольфа Шатца и попросил его немедленно представить мне планы расположения лифтов, а также оригиналы финансовых ведомостей, предварительные и окончательные сметы и реальные расходы на установку лифтов. Далее попросил полный перечень установленного механического и электронного оборудования". В этом месте отчета инспектор Шмит почувствовал, как теперь уже привычно задергалась правая щека. Он сделал еще несколько глубоких вдохов и выдохов и продолжил чтение. "6.15. Затребованные мной документы были доставлены в полицейское управление женой г-на Шатца. Сравнив предварительные сметы с реальными расходами на установку лифтов, пришел к следующим выводам: а) при постройке лифтов некачественные материалы не использовались; б) в связи с весьма высокой репутацией данной строительной фирмы причина аварии не может быть также отнесена к некачественно проводимым внутренним работам по установке лифтов; в) аварийная система отвечала всем нормам; г) перечисленное выше исключает несчастный случай как причину аварии. Подписано: Макс Хорнунг, УГРО. NB: В связи с тем, что телефонные переговоры велись мною поздно ночью и рано утром, возможны жалобы некоторых из опрошенных мною людей, которых мне пришлось побеспокоить". Инспектор Шмит со злостью отшвырнул от себя отчет. "Возможны жалобы!", "Побеспокоить!". В течение всего утра инспектор находился под непрерывным обстрелом телефонных звонков более чем половины всех высших государственных мужей Швейцарии. У вас там что - гестапо? Как вы смеете среди ночи поднимать с постели президента всеми уважаемой строительной фирмы и требовать у него отчетные документы? Как вы смеете посягать на честное имя столь почтенной фирмы, как "Рудольф Шатц"? И так далее и тому подобное. Но то, что поражало более всего, казалось почти невероятным: инспектор Макс Хорнунг приехал на место происшествия спустя четырнадцать часов после того, как получил первое известие об аварии! К тому времени, как он приехал, жертву уже вынули из кабины, опознали и произвели вскрытие. С полдюжины других инспекторов обследовали место катастрофы, опросили свидетелей и представили свои отчеты. Перечитав во второй раз отчет инспектора Макса Хорнунга, старший инспектор Шмит наконец решился вызвать его к себе в кабинет. Макс Хорнунг был небольшого росточка печального вида человечек с лысой как бильярдный шар головой и с лицом, скроенным на скорую руку шутником-ротозеем. У него была огромная голова, крохотные ушки и на рыхлом, как пудинг, лице, словно впопыхах приклеенный ротик-изюминка. Макс Хорнунг был на шесть дюймов короче и на пятнадцать фунтов легче стандартного роста и веса, установленных для сотрудников цюрихской "Криминалполицай", к тому же безнадежно близоруким. Но описание его внешности не шло ни в какое сравнение с его характером: более спесивого человека трудно было представить себе. В полиции к инспектору Хорнунгу все как один относились одинаково: его ненавидели. - Почему же ты до сих пор не вышвырнул его из полиции? - возмутилась как-то жена старшего инспектора, и тот еле сдержался, чтобы ее не ударить. Причина, по которой Макс Хорнунг все еще оставался на должности инспектора цюрихской криминальной полиции, была в том, что его личный вклад в национальный доход Швейцарии во много раз превышал прибыли всех шоколадных и часовых фабрик страны, вместе взятых. Макс Хорнунг был бухгалтером от бога, математическим гением, одаренным поистине энциклопедическими знаниями в области финансов, обладавшим поразительным нюхом во всяком крючкотворстве и казуистике и наделенным терпением, которое заставило бы библейского Иова просто лопнуть от зависти. Макс был сотрудником Бетраг Абтелюнг, отдела, призванного расследовать финансовые махинации, различного рода нарушения на рынке ценных бумаг и в деловых операциях банков и контролировать приток и отток иностранной валюты в банках Швейцарии. Именно Макс Хорнунг положил предел контрабандным поступлениям нелегальных денег в Швейцарию, именно он раскопал и сделал достоянием гласности искусно проворачиваемые незаконные финансовые операции на суммы в миллиарды долларов, именно он засадил за решетку с полдюжины известных и уважаемых в мире бизнеса воротил. Как бы хитро ни прятались финансовые концы в воду, как бы тщательно ни отмывались где-нибудь на Сейшельских островах, закладывались и перезакладывались через различные подставные корпорации, Макс Хорнунг все равно находил способ докопаться до истины. Короче, одно только упоминание его имени наводило ужас на финансовую элиту Швейцарии. Самым священным и дорогим приобретением для швейцарцев, то, что они ставили превыше всего на свете, было их право на неприкосновенность частной жизни. Когда Макс Хорнунг выходил на оперативный простор, о неприкосновенности этой приходилось только мечтать. За свою должность цепного финансового пса Макс получал мизерное жалованье. Ему предлагались взятки в миллион франков, перечисляемые на специальные счета в банках, шале в Кортина д'Ампеццо, яхта, а в нескольких случаях молодые, красивые женщины. Но всякий раз взятка отклонялась, и начальство тотчас ставилось о ней в известность. Деньги Макса Хорнунга не прельщали. Захоти он стать миллионером, он мог бы это сделать в одночасье, применив к фондовой бирже свои выдающиеся математические способности, но подобная мысль и в голову ему не приходила. Макс Хорнунг был одержим только одним устремлением: выводить на чистую воду финансистов, нарушающих кодекс чести и свернувших на тернистый путь обмана. Ах да, было еще одно тайное заветное желание Макса Хорнунга, неожиданно обернувшееся благодеянием Господним для бизнесменов. По причинам, о которых можно только гадать, Макс Хорнунг желал быть полицейским детективом. Он представлял себя своего рода Шерлоком Холмсом или Мегрэ, настойчиво и терпеливо распутывающим сложный клубок улик, неумолимо подбирающимся прямо к логову преступника. Когда один из ведущих швейцарских финансистов случайно узнал о тайной честолюбивой мечте Макса Хорнунга стать сыщиком, он немедленно обзвонил нескольких из своих влиятельных друзей, и в течение сорока восьми часов Максу Хорнунгу предложили должность инспектора в криминальной полиции города Цюриха. Макс был на седьмом небе от счастья. Он тотчас с благодарностью принял эту должность, и все до одного бизнесмены, облегченно вздохнув, со спокойным сердцем принялись обделывать свои темные делишки. Со старшим инспектором Шмитом даже не посоветовались. Ему просто позвонил один из самых влиятельных политических деятелей Швейцарии, сообщил о принятом решении, и на этом дело закончилось. Или, вернее, началось. Для старшего инспектора это назначение возвестило о начале мук, как гефсиманское предательство Иисуса Христа Иудой возвестило о начале мук нашего Господа, но если для Иисуса все кончилось Голгофой, то мукам старшего инспектора не видно было конца. Он честно пытался подавить в себе недовольство тем, что ему навязали инспектора, да еще к тому же неопытного и не прошедшего никакой полицейской школы. Он предположил, что за этой совершенно недопустимой акцией скрывается какая-то чрезвычайная политическая необходимость. Ну что ж, он примет участие в этой темной политической интриге и с честью выйдет из щекотливого положения. Уверенность его, однако, была заметно поколеблена в тот самый момент, когда Макс Хорнунг доложил ему о своем прибытии. Нелепая внешность новоиспеченного детектива уже сама по себе настораживала. Но что буквально ошеломило старшего инспектора Шмита, во все глаза разглядывавшего это чучело, так это чувство превосходства, так и веявшее от всей его нелепой фигуры. Его поза и вид как бы говорили: ребята, теперь можете расслабиться и не волноваться - с вами Макс Хорнунг! Остатки уверенности инспектора Шмита в том, что он с честью выйдет из щекотливого положения, не замедлили вскоре полностью развеяться как утренний туман. Он стал изыскивать различные способы избавиться от неугодного сотрудника. Переводил его, например, из отдела в отдел, поручая ему мелкие и пустячные дела. Макс работал в "Криминалтехабтелюнг", отделе опознания и дактилоскопии, и в "Фандангзабтелюнг", отделе розыска похищенного имущества и пропавших без вести людей. Но, подобно фальшивой монете, он неизменно возвращался к старшему инспектору. Согласно правилам каждый инспектор раз в три месяца в течение одной недели обязан был исполнять должность оперативного дежурного в ночное время. И как по заказу, всякий раз, когда на дежурство заступал Макс, случалось что-либо из ряда вон выходящее, и, пока инспектор Шмит и другие инспекторы занимались поисками улик, Макс раскрывал преступление. И это раздражало и бесило больше всего. Он ничего не смыслил в полицейском протоколе, не знал азов криминологии, судебной медицины, баллистики и криминальной психологии - того, что буквально отскакивало от других детективов, - и тем не менее он одно за другим распутывал преступления, ставившие всех в тупик. Старший инспектор Шмит пришел к выводу, что Максу Хорнунгу, как отпетому дурню, просто ужасно везло. В действительности же везением тут и не пахло. Инспектор Макс Хорнунг распутывал сложнейшие уголовные дела тем же способом, что бухгалтер Макс Хорнунг выводил на чистую воду самые хитроумные финансовые операции мошенников и проходимцев. Мозг Макса Хорнунга, как локомотив, мог двигаться только по одной колее, колея же эта более походила на монорельс, так узка она была. Ему стоило только зацепиться за какую-нибудь маленькую ниточку, едва торчащую из материи, как он тотчас начинал ее потихоньку вытягивать, и чей-то блестящий, неоднократно испытанный и выверенный до мельчайших подробностей замысел начинал трещать по швам. Бесила его коллег и феноменальная память Макса. Он мог мгновенно вспомнить то, что когда-то слышал, читал или видел. Еще одним дополнительным штрихом, свидетельствовавшим против него, как будто и сказанного еще недостаточно, были его счета на официальные расходы, которые он предъявлял в бухгалтерию полиции и которые буквально ошеломляли всех его товарищей по работе. Когда он в первый раз предъявил платежную ведомость, обер-лейтенант вызвал его к себе в кабинет и мягко сказал ему: - У вас тут небольшая ошибочка в расчетах, Макс. Это было равносильно тому, чтобы заявить Капабланке, что он пожертвовал ферзя по недосмотру. Макс недоуменно замигал глазами. - Ошибка в моих расчетах? - Да. А фактически даже несколько ошибок. - Обер-лейтенант ткнул пальцем в лежавшую перед ним бумажку. - Поездка в город - восемьдесят сантимов; обратная дорога - восемьдесят сантимов. - Он оторвался от бумажки. - Но номинальная плата за такси - тридцать четыре франка в одну сторону и столько же, соответственно обратно. - Естественно, господин обер-лейтенант. Поэтому я и поехал на автобусе. У обер-лейтенанта полезли вверх брови. - На автобусе? В экстренных случаях инспекторам разрешалось не пользоваться общественным транспортом. Это было неслыханно. Обер-лейтенант не нашел ничего другого, как сказать: - Но в этом не было никакой необходимости. То есть, естественно, мы не поощряем мотовство среди полицейских, Хорнунг, но у нас вполне приличный бюджет на экстренные расходы. Или возьмем, к примеру, это. Тут указано, что в течение трех дней вы находились в деловой командировке. Но вы забыли включить в ведомость расходы на питание. - Нет, господин обер-лейтенант. По утрам я пью только кофе, а ужин готовлю себе сам. Все, что для этого необходимо, я вожу с собой. А вот расходы на обеды я включил в ведомость. Так оно и было. Три обеда на общую сумму в шестнадцать франков. На такую сумму этот кретин мог получать обеды только с лотка Армии Спасения! Обер-лейтенант сухо проговорил: - Инспектор Хорнунг, ваш отдел просуществовал уже сотню лет до того, как вы вступили в него, и еще просуществует с сотню лет после того, как вы его покинете. И в нем есть определенные, давно устоявшиеся традиции. - Он подтолкнул ведомость к Максу. - Кроме того, дружище, нельзя забывать и о своих коллегах. Надеюсь, я ясно выразил свою мысль? А теперь возьмите эту ведомость, правильно ее оформите и верните мне. - Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Простите, я... я действительно допустил оплошность. Великодушный жест рукой. - Все в порядке. В конце концов вы же еще здесь совсем новенький. Тридцатью минутами позже инспектор Макс Хорнунг вернул переоформленную ведомость. В ней он сократил общие расходы еще на три процента. И вот в этот ноябрьский день старший инспектор Шмит держал в руках отчет инспектора Макса Хорнунга, а автор отчета стоял перед ним навытяжку. На нем был ярко-синий костюм, коричневые ботинки и белые носки. Несмотря на все усилия остаться спокойным, включая дыхательные упражнения по системе йогов, инспектор Шмит только что не топал на него ногами. - Вы были на посту, когда пришло известие о катастрофе! - орал он. - Вашей задачей было _н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_ приступить к расследованию аварии, а вы туда прибыли _с_п_у_с_т_я _ч_е_т_ы_р_н_а_д_ц_а_т_ь ч_а_с_о_в_! За это время сюда могла бы прилететь вся новозеландская полиция и успеть вернуться обратно к себе! - Нет, господин старший инспектор. Время полета из Новой Зеландии в Цюрих на реактивном самолете... - Молчать! Старший инспектор Шмит руками пригладил свои густые, быстро седеющие волосы, не зная, как вести себя дальше. Оскорбления и разумные доводы отскакивали от инспектора Хорнунга, как горох от стенки. Он был полным идиотом, которому, по иронии судьбы, ужасно везло. - Я не намерен больше терпеть самодеятельности во вверенном мне отделе, Хорнунг. Когда другие инспекторы заступили на дежурство и увидели ваш отчет, они немедленно отправились на место происшествия, вызвали "скорую помощь", отправили в морг тело, провели его опознание. - Он почувствовал, что говорит скороговоркой, и вновь попытался заставить себя успокоиться. - Короче, они сделали все, что обязан был сделать нормальный детектив. В то время как вы, Хорнунг, сидя у себя в кабинете, одного за другим подняли среди ночи с постели половину всех самых важных людей в Швейцарии. - Я думал... - Хватит! Из-за вас я все утро обязан сидеть на телефоне и только и делать, что извиняться. - Но должен же я был выяснить... - Все, с меня довольно! Вон отсюда! - Слушаюсь, господин старший инспектор. Можно мне присутствовать на похоронах? Они состоятся сегодня утром. - Да! Вы свободны! - Спасибо. Я... - Да уходите же вы, наконец! Только спустя тридцать минут после ухода инспектора Хорнунга старший инспектор Шмит смог вновь восстановить нормальное дыхание. 32 Зал для похорон в Зилфилде был набит битком. Старинное аляповато-пышное из камня и мрамора здание вмещало в себя также помещение, где к похоронам готовили покойников, и крематорий. На передних скамьях большой часовни расположились свыше двух десятков сотрудников "Роффа и сыновей". Далее скамьи, вплоть до последней, занимали друзья, представители религиозной общины и пресса. Инспектор Хорнунг сидел на задней скамье, размышляя о бренности жизни и нелогичности смерти. Не успевал человек достигнуть расцвета, когда он был в состоянии привнести в мир самое лучшее из своего опыта, когда только по-настоящему начинал понимать, что есть для чего жить на свете, он умирал. Это было глупо и непроизводительно. Гроб был из красного дерева и сверху донизу усыпан цветами. Еще одни ненужные расходы, думал инспектор Хорнунг. Гроб был закрыт, и Макс знал почему. Траурно звучал голос священника: - ...смерть посреди жизни... рожденные во грехе... прах к праху... Макс Хорнунг слушал его вполуха, внимательно наблюдая за теми, кто сидел в часовне. - Бог дал, Бог взял... Люди поднялись со своих мест и потянулись к выходу. Панихида закончилась. Макс встал у входной двери, и, когда к нему приблизились мужчина и женщина, он преградил им дорогу и сказал: - Мисс Элизабет Рофф? Могу ли я с вами переговорить? Инспектор Макс Хорнунг, Элизабет Рофф и Рис Уильямз сидели в кабинке "Кондиторе", располагавшейся прямо напротив похоронного бюро. Из окна они видели, как гроб с телом покойной был перенесен в серый катафалк. Элизабет отвернулась. В глазах ее застыли печаль и страх. - В чем дело? - возмутился Рис. - Мисс Рофф уже сделала заявление для полиции. - Господин Уильямз, не так ли? - спросил Макс Хорнунг. - Мне необходимо уточнить кое-какие детали. - Они что, не могут подождать? Мисс Рофф и так уже пришлось... Элизабет жестом остановила его. - Все в порядке, Рис. Если бы только я смогла действительно помочь. - Она обернулась к Максу. - Что бы вы хотели уточнить, инспектор Хорнунг? Макс уставился на Элизабет и впервые в жизни не знал, с чего начать. Женщины для Макса были существами с другой планеты. Они были нелогичны, непредсказуемы, подвержены эмоциональным всплескам и неспособны к рациональным рассуждениям. Их трудно было вычислить на компьютере. Макса редко тревожили сексуальные побуждения, так как вся его энергия уходила на умственную работу, но он высоко ценил логически четкую динамику секса. Мысль о том, что секс представляет собой механическую структуру движущихся частей, координированно сливающихся в единое функциональное целое, будоражила его ум и возбуждала его. Эта динамика и была, по Максу, поэзией секса. Динамика действия. Макс был уверен, что поэты допускали огромную ошибку. В эмоциях отсутствовали точность и упорядоченность, они являли собой пустую трату энергии, не могущей сдвинуть и песчинки с места, в то время как логика обладала мощью, способной перевернуть весь мир. Беспокоило же сейчас Макса то, что с Элизабет он вдруг почувствовал себя уютно. И от этого растерялся. Женщины никогда на него так не действовали. Казалось, она не видела в нем неказистого, смешного человечка, как все другие женщины. Он отвел взгляд от ее глаз, чтобы лучше сконцентрироваться. - Вы часто засиживались допоздна на работе, мисс Рофф? - Да, - ответила Элизабет, - даже слишком часто. - Как поздно? - Ну как вам сказать... Иногда до десяти. Иногда до полуночи и позже. - Другими словами, это вошло в привычку. Значит, люди, окружавшие вас, могли знать об этом? Она испытующие посмотрела на него, затем сказала: - Думаю, да. - В ночь аварии, вы, господин Уильямз, и Кейт Эрлинг также допоздна работали с мисс Элизабет Рофф? - Да. - Но разошлись порознь. - Я уехал первым. У меня было назначено свидание. Макс внимательно посмотрел на него, затем снова перевел взгляд на Элизабет. - Как долго после ухода господина Уильямза вы еще работали? - Думаю, около часа. - Вы вышли вместе с Кейт Эрлинг? - Да. Мы оделись и вместе вышли на площадку. - Голос Элизабет дрогнул. - Лифт уже ждал нас. Л_и_ч_н_ы_й _э_к_с_п_р_е_с_с_-_л_и_ф_т _п_р_е_з_и_д_е_н_т_а_. - Что произошло потом? - Мы обе вошли в лифт. Вдруг в приемной зазвонил телефон. Кейт - мисс Эрлинг - сказала: "Я возьму трубку" и стала выходить из лифта, но я заказала междугородный разговор и сказала ей, что возьму трубку сама. - Глаза Элизабет наполнились слезами. - Я вышла из лифта, и она спросила: "Вас подождать?", но я сказала: "Нет, поезжайте". Она нажала на кнопку, а я пошла в приемную и, когда открыла дверь, услышала крики, затем... - Она не могла больше продолжать. С гневно заблестевшими глазами Рис обернулся к Максу Хорнунгу. - Все, хватит! Вы можете наконец сказать, для чего вам все это нужно? Для того, чтобы выяснить, кто убийца, подумал Макс. Потому что здесь явно попахивает преступлением. Макс задумался, вспоминая все, что успел выяснить в течение последних сорока восьми часов о "Роффе и сыновьях". Концерн погряз в массе неприятностей, нес астрономические издержки по судебным искам, находился под непрерывным обстрелом прессы, терял клиентов, задолжал огромные суммы банкам, требовавшим от него немедленной уплаты долгов. Президент концерна Сэм Рофф, владевший контрольным пакетом акций, умер. Опытный альпинист, он погиб в результате несчастного случая в горах. Пакет перешел в руки его дочери Элизабет, которая едва не погибла в автомобильной катастрофе на горной дороге на Сардинии и чудом избежала смерти в аварии лифта, исправность которого недавно документально засвидетельствована. Во всем этом явно проступал чей-то зловещий умысел. Инспектор Макс Хорнунг должен был бы быть счастливейшим из людей. Он нашел торчавшую из материи ниточку. Но он встретил Элизабет Рофф, и теперь она олицетворяла собой не просто имя, не просто еще одно неизвестное в математическом уравнении. Что-то неудержимо тянуло его к ней. Он чувствовал, что должен непременно защитить ее, оборонить от грозящих ей опасностей. - Я спрашиваю, вы можете наконец... - возмутился Рис. Макс взглянул на него и промямлил нечто неопределенное. - М-м-м... так, для протокола, господин Уильямз. Обычная протокольная процедура. - Он встал со своего места. - Простите, я спешу. Его ждали срочные дела. 33 Утро старшего инспектора Шмита выдалось хлопотливым, наполненным событиями. Около агентства "Иберия Эр Лайнз" состоялась политическая демонстрация, трое арестованы. На бумажной фабрике возник странный пожар. Ведется расследование. Изнасиловали девушку в парке Платцпитц. Кража со взломом в "Губелине", другая в "Грима", что рядом с Бауэр-о-Лак. И в довершение, словно перечисленного было недостаточно, на голову ему опять свалился инспектор Макс. Да еще с какой-то бессмысленной, дурацкой теорией. Старшему инспектору Шмиту пришлось снова глубоко вдыхать и медленно выпускать из себя воздух. - В кабельном барабане оказалась трещина, - говорил в это время Макс. - Когда он развалился, все приборы защиты вышли из строя. Кто-то... - Я читал отчеты, Хорнунг. Обыкновенный износ материала. - Увы, герр старший инспектор. Я проверил технический паспорт кабельного барабана. Гарантийный срок его работы истекает только через пять лет. Старший инспектор Шмит почувствовал, что у него начинает подергиваться щека. - Что вы хотите этим сказать? - Кто-то намеренно вывел лифт из строя. Не "Мне кажется, что кто-то намеренно вывел лифт из строя", или "По моему мнению, кто-то намеренно вывел лифт из строя", о нет: "Кто-то намеренно вывел лифт из строя". - Зачем же это понадобилось вашему гипотетическому "кому-то"? - С вашего разрешения, именно это я и желал бы выяснить. - Вы хотите еще раз поехать в "Рофф и сыновья"? Инспектор Хорнунг с искренним недоумением взглянул на инспектора Шмита. - Зачем? Я хочу поехать в Шамони. Город Шамони лежит в сорока милях к юго-востоку от Женевы на высоте 3400 футов над уровнем моря во французском департаменте Верхняя Савойя, на плато между горными массивами Монблана и Красного пика. С высоты этого плато открывается самый захватывающий в мире вид. Инспектор Макс Хорнунг совершенно безразлично отнесся к окружающему пейзажу, когда вышел из вагона на перрон станции Шамони, держа в руке изрядно потрепанный чемоданчик из кожзаменителя. Обойдя стоянку такси, пешком направился к зданию полицейского участка, расположившемуся прямо на центральной площади города. Едва Макс ступил в участок, как сразу же почувствовал, что попал под родную крышу, радуясь привычному ощущению братского единения, которое он всегда испытывал ко всем полицейским мира, где бы с ними ни сталкивался. Он был _о_д_н_и_м_ из них. Французский сержант, сидевший за столом, взглянул на вошедшего и спросил: - Est-ce qu'on peut vous aider? - Oui, - расцвел Макс. И начал говорить. Иностранные языки Макс изучал одним и тем же манером: использовал свой язык как мачете, прорубаясь сквозь непроходимые дебри неправильных глаголов, времен и причастий. По мере того как он говорил, на лице дежурного сержанта выражение учтивого недопонимания постепенно сменилось на выражение полного непонимания. Сотни лет потратили французы, чтобы приспособить свой язык, небо и гортань для производства той чудесной музыки, какую являл собой французский язык. А вот этот стоящий перед ним человечек каким-то непостижимым образом сумел превратить эту музыку в длинную цепочку диких, бессмысленных выкриков. Дежурный сержант, потеряв всякое терпение, прервал этот поток на полувыкрике. - Что, что вы пытаетесь мне _с_к_а_з_а_т_ь_? - Что значит "что"? - не понял