и по трапу спускались с самолета в аэропорту Галеао, Элизабет почувствовала на своем лице теплый ветерок и удивилась, что в Рио стояло лето. У трапа их ждал "Мерседес 600". За рулем сидел худощавый, с очень темной кожей, молодой, лет 25-27, шофер. Когда они садились в машину, Рис спросил у него: - А где Луис? - Луис болен, сеньор Уильямз. Вместо него пока буду я. - Передай Луису, что я желаю ему быстро выздороветь. Шофер изучающе оглядел их в обзорное зеркальце и сказал: - Обязательно передам. Через полчаса они уже подкатывали по красочно выложенному мозаикой широкому проспекту, огибавшему пляжи Капакабаны, к ультрасовременной гостинице "Принцесса Шугарлоуф". Едва их машина успела притормозить перед входом, как их багаж был из нее вынут, а их самих препроводили в номер люкс с четырьмя спальными комнатами, прелестной гостиной, кухней и огромной террасой с видом на бухту. Повсюду в номере стояли цветы в серебряных вазах, шампанское, виски и коробки с шоколадом. В номер их препроводил сам управляющий гостиницей. - Что мы еще можем сделать для вас - прикажите что угодно - я к вашим услугам ровно двадцать четыре часа в сутки. И, учтиво раскланявшись, управляющий удалился. - До чего же они здесь все внимательны, - сказала Элизабет. Рис рассмеялся и сказал: - Как же им не быть внимательными? Ведь ты владелица этой гостиницы. Элизабет почувствовала, что краснеет. - Да? А я и не знала. - Есть хочешь? - Нет, спасибо. - Может, немного вина? - Да, спасибо. Она чувствовала, что голос ее звучит фальшиво, и была совершенно потрясена, так как не знала, как вести себя в данной ситуации и чего ждать от Риса. Внезапно он превратился в совершенно чужого ей человека, и она вдруг с ужасом поняла, что они остались одни в огромном, предназначенном для проведения медового месяца роскошном номере, что время уже позднее и что пора ложиться спать. Она заметила, как ловко Рис откупорил бутылку шампанского. Все, за что бы он ни брался, выходило у него легко и непринужденно, как у человека, твердо знавшего, что ему надо, и всегда добивавшегося своей цели. Чего же он добивается сейчас? Рис подал бокал шампанского Элизабет и поднял свой в тосте. - С началом, - сказал он. - С началом, - как эхо, повторила Элизабет. "И за _х_о_р_о_ш_и_й к_о_н_е_ц_", - мысленно добавила она. Они выпили. Надо бы разбить бокалы о камин, подумала Элизабет, чтобы все было хорошо. Она допила остатки шампанского. В конце концов, они в Рио, это их медовый месяц, и она хочет Риса. Но не только в данный момент, а вообще, навсегда. Зазвонил телефон. Рис поднял трубку и что-то коротко бросил в нее. Затем положил трубку на рычаг и обернулся к Элизабет. - Уже поздно, - сказал он. - Пора в постель. Элизабет показалось, что слово "постель" тяжело зависло в воздухе. - Да, конечно, - едва слышно сказала она, и на подгибающихся от внезапной слабости ногах пошла переодеваться. Прямо в центре просторной спальни стояла огромная двуспальная кровать. Горничная распаковала их чемоданы и приготовила постель. С одной ее стороны была разложена шелковая ночная рубашка Элизабет, с другой - голубая мужская пижама. Немного помедлив, она стала раздеваться. Оставшись нагишом, прошла в уставленную зеркалами комнату для переодевания и сняла с лица грим. Затем, обернув голову турецким полотенцем, вошла в ванную и включила душ, чувствуя, как мыльная вода мягкими струями касается сначала ее груди, затем быстро скользит вниз к животу и бедрам. Она пыталась гнать от себя мысли о Рисе, но ни о чем другом думать не могла. Воображение рисовало его руки, обнимавшие ее, и его тело, прижимавшееся к ее телу. Интересно, она вышла замуж за Риса, чтобы спасти концерн, или использовала концерн как средство, чтобы заполучить Риса? Она и сама уже не могла бы толком ответить на этот вопрос. Желание обладать им переросло в жгучую, всепожирающую потребность. Словно после нескончаемо долгих лет мечта пятнадцатилетней девочки начала сбываться, и потребность была теперь сродни вселенскому голоду. Она вышли из ванны, вытерлась теплым мягким полотенцем, надела на себя свою шелковую ночную сорочку и юркнула в постель. Затаившись, чувствуя, как бешено колотится сердце, стала ждать, гадая, каким он предстанет перед ней и что произойдет дальше. Послышался щелчок, и она взглянула на дверь, в которой стоял Рис. Он был полностью одет. - Я пошел, - сказал он. Элизабет села в кровати. - Куда... куда ты идешь? - Надо уладить одно дело. И дверь захлопнулась. Элизабет всю ночь не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок, обуреваемая противоречивыми чувствами, убеждая себя, что благодарна Рису за то, что тот верен их соглашению, чувствуя себя полной идиоткой оттого, что поддалась своим чувствам, разозлившись на Риса за то, что он отверг ее. Рис вернулся на рассвете. Элизабет слышала его приближающиеся шаги. Она закрыла глаза и притворилась спящей. Вот он подошел, и, когда склонился над ней, она почувствовала на себе его дыхание. Так он простоял довольно долго. Затем повернулся и вышел в соседнюю комнату. Несколько минут спустя она уже крепко спала. Поздним утром они завтракали на террасе. Рис был в хорошем расположении духа, все время шутил, и в лицах рассказывал ей о том, как город выглядит во время карнавала. Но ни словом не обмолвился, где провел ночь. Со своей стороны Элизабет ни о чем не спрашивала его. Официант взял у них заказ. Когда принесли завтрак, Элизабет заметила, что обслуживает их уже другой официант. Но этот факт, как и то, что в комнаты то и дело заходили и выходили разные горничные, она оставила без внимания. Элизабет с Рисом сидели в кабинете управляющего одной из фабрик "Роффа и сыновей" в пригороде Рио. Управляющий сеньор Тумас был средних лет и ужасно потливый мужчина с лягушачьим лицом. Он говорил, обращаясь к Рису: - Вы должны меня понять. "Рофф и сыновья" мне дороже жизни. Это моя семья. Когда я отсюда уйду, я словно покину родной дом. Здесь останется мое сердце. Больше всего на свете я хотел бы и сам остаться здесь. Он вытер обильно выступивший на лбу пот. - Но у меня есть более выгодное предложение от другой фирмы, а у меня на руках жена, дети и теща. Поймите же меня наконец. Рис, непринужденно вытянув перед собой ноги, сидел откинувшись в кресле. - Конечно, Роберто. Я знаю, что значит для тебя эта фабрика. Здесь прошла большая часть твоей жизни. Но человек обязан думать не только о себе. Есть еще и семья, о которой он обязан заботиться. - Спасибо, - благодарно сказал Роберто. - Я знал, что могу положиться на тебя, Рис. - А как насчет нашего контракта? Тумас пожал плечами. - Кусок бумаги. Мы ведь его просто разорвем, да? Что значит контракт, когда в сердце нет радости. Рис кивнул. - Мы как раз и прилетели сюда с тем, чтобы вернуть радость в твое сердце. Тумас вздохнул. - Увы, слишком поздно. Ведь я уже дал согласие работать в другой фирме. - А знаешь, ведь тебе придется сесть за решетку! - невозмутимо сказал Рис. От неожиданности Тумас вытаращил на него глаза. - За решетку? - Правительство Соединенных Штатов уведомило все свои фирмы, имеющие филиалы за границей, что они обязаны представить ему список взяток, которые они вынуждены были выплачивать в последние десять лет. К сожалению, Роберто, ты по уши завяз в этом деле. Тобой нарушены законы этой страны. Мы, естественно, взяли бы тебя под свою защиту - как члена нашей общей большой семьи, - но, если ты покидаешь нас, нам, как ты понимаешь, нет смысла тебя покрывать. С лица Роберто сошла вся краска. - Но... но ведь я это делал ради фирмы, - пролепетал он. - Я только исполнял приказы. Рис сочувственно кивнул. - Конечно, ты все так и объяснишь суду. - Рис встал и сказал, обращаясь к Элизабет: - Думаю, нам пора ехать. - Да как же так! - заорал Роберто. - Вы не можете вот так взять и бросить меня на произвол судьбы. - Ошибаешься, - сказал Рис. - Не мы тебя, а ты нас бросаешь. Тумас быстро отирал обильно проступивший пот, губы его тряслись. Он подошел к окну и выглянул наружу. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Наконец, не оборачиваясь, он спросил: - А если я останусь в концерне - защита мне обеспечена? - По всем статьям, - заверил его Рис. В "мерседесе", за рулем которого сидел все тот же худощавый, черный как смоль шофер, они мчались обратно в город. - Ты его шантажировал, - заявила Элизабет. Рис кивнул. - Мы не можем позволить ему уйти. Он уходит в конкурирующую фирму. И знает слишком много наших секретов, которые тотчас выгодно им продаст. Элизабет взглянула на Риса и подумала, что ей еще предстоит многое узнать о нем. В тот вечер они ужинали в "Мирандере", и Рис был очарователен, занимателен и не касался ничего личного. Элизабет казалось, что он отгородился от нее плотной завесой слов, скрывавшей его истинные чувства. Ужин кончился за полночь. Элизабет мечтала остаться наедине с Рисом. И очень хотела, чтобы они вернулись в гостиницу. Но вместо этого Рис предложил: - Хочешь, покажу тебе ночную жизнь Рио? Они побывали в нескольких ночных клубах, и казалось, там все знают Риса. Куда бы они ни приходили, он оказывался в центре внимания, очаровывая всех, кто с ним соприкасался. Их то и дело приглашали за соседние столики или подсаживались к ним. Ни на секунду не удавалось им остаться наедине. Элизабет усмотрела в этом явную преднамеренность, словно теперь Рис пытался отгородиться от нее стеной людей. Раньше они были друзьями, а ныне - чем же они стали теперь? Как бы там ни было, она чувствовала, что их с Рисом разделяет незримая стена. Чего же он опасался и почему? Когда они пришли в очередной, четвертый по счету ночной клуб и их окружили с полдюжины друзей Риса, Элизабет решила, что по горло сыта ночной жизнью Риса. Она прервала оживленную беседу между Рисом и очаровательной испанкой, заявив: - Никак не могу потанцевать с собственным мужем. Надеюсь, вы мне простите мою бестактность? Рис несколько озадаченно взглянул на нее, но тотчас встал со своего места. - Боюсь, что совсем забросил свою жену, - беспечно бросил он своим друзьям. Взяв Элизабет за руку, повел ее на танцевальную площадку. Она была напряжена, словно туго натянутая тетива. Взглянув ей в лицо, он спросил: - Ты злишься на меня? Он был прав. Но злилась она не на него, а на себя. Она сама продиктовала ему правила игры, а теперь злилась из-за того, что Рис неукоснительно их соблюдал. Но не это было главным. Главным было то, что она не знала, что он сам чувствует по этому поводу. Выполнял ли он ее условия потому, что был просто честным человеком, или потому, что она была ему безразлична? Она должна выяснить это во что бы то ни стало. - Не обижайся на этих людей, - сказал Рис. - Это наши коллеги по бизнесу, и так или иначе они могут нам пригодиться. Значит, он догадывался о ее чувствах. Она ощущала на себе его руки, и его тело рядом со своим. И подумала: "А ведь как хорошо!" В Рисе все было привлекательным для нее. Они были созданы друг для друга. В этом она была абсолютно уверена. Но знал ли он, как страстно она желала его? Она была слишком гордой, чтобы признаться ему в этом. Но что-то же он должен чувствовать! Она закрыла глаза и крепко прижалась к нему. Время остановилось, и в этом волшебном безвременье они были одни, и только мягко звучала музыка. Ей бы хотелось, чтобы она никогда не кончалась. Напряжение ее спало, и она полностью отдалась во власть его рук и тела, и вскоре бедрами ощутила его мужскую потребность. Она открыла глаза и снизу вверх взглянула на него и в его глазах прочла то, чего там раньше никогда не было: сильное, нетерпеливое и страстное желание, зеркальное отражение ее собственного желания. Когда он заговорил, голос его прерывался от внутреннего напряжения. - Давай вернемся в гостиницу, - сказал он. Она же вообще не могла извлечь из горла ни звука. Когда он помог ей набросить на плечи накидку, его пальцы обожгли ей кожу. В лимузине они далеко отсели друг от друга, боясь даже малейшего прикосновения. Элизабет чувствовала, что тоже вся горит. Ей казалось, что они никогда не доберутся до своего номера. Ждать больше не было никаких сил. Не успела за ними закрыться дверь, как они тотчас оказались в объятиях друг друга, снедаемые диким, необузданным желанием, как вихрь подхватившим их души и бросившим их навстречу друг другу. Он поднял ее на руки и отнес в спальню. Они едва успели сорвать с себя одежду. Мы словно маленькие, нетерпеливые дети, мелькнуло в голове у Элизабет, и ей было невдомек, почему Рис так долго боялся к ней подступиться. Но теперь это уже было неважно. Главное, что они ощущают тела друг друга, и это ощущение дарит им томительную сладость. Элизабет мягко высвободилась из его объятий и стала целовать его сухопарое, напряженное тело, обнимая его губами, ощущая во рту его бархатистую твердость. Руки его перевернули ее на бок, и тотчас его рот приник к ее бедрам, раздвигая их, освобождая место языку, скользившему в их упоительную сладость, и, когда оба уже были больше не в состоянии вынести переполнявшее их блаженство, он лег сверху и мягко вошел в нее, глубоко-глубоко, медленно вращая бедрами, и она ощутила его ритм, их ритм, ритм вселенной, и неожиданно все завертелось и закружилось вокруг, задвигалось все быстрей и быстрей и, вырвавшись на свободу, разразилось упоительным взрывом, и мир и спокойствие вновь установились на земле. Они лежали в объятиях друг друга, и Элизабет блаженно-счастливо подумала: "Миссис Рис Уильямз". 46 - Простите, миссис Уильямз, - раздался по селектору голос Генриетты, - вас хочет видеть инспектор Хорнунг. Говорит, что это очень срочно. Элизабет недоумевающе взглянула на Риса. Они только вчера вечером вернулись в Цюрих из Рио и буквально несколько минут тому назад приехали на работу. Рис пожал плечами. - Скажи, пусть впустит его. Посмотрим, что это за срочность такая. Несколькими минутами позже они уже втроем сидели в ее кабинете. - По какому поводу вы хотели меня видеть, инспектор? - спросила Элизабет. Макс Хорнунг не умел вести светские разговоры. И потому без обиняков сказал: - Кто-то пытается вас убить. Глядя на ее сразу побледневшее лицо, Макс почувствовал угрызения совести, мысленно обругав себя за свою бестактность и неумение найти нужный подход в таком деликатном вопросе. - Что за чепуху вы мелете, инспектор? - взорвался Рис Уильямз. Макс, глядя прямо в глаза Элизабет, продолжал: - На вашу жизнь уже покушались дважды. Возможна и третья попытка. - Я... вы... - заикаясь сказала Элизабет, - вы, наверное, ошибаетесь. - Нет, мэм. Поломка лифта была преднамеренной. Она молча глядела на него, и глаза ее выражали какое-то потаенное чувство, настолько глубокое, что даже Макс был не в состоянии определить его. - Равно как и авария в джипом. Элизабет наконец обрела голос. - Вы ошибаетесь. То был явно несчастный случай. Джип был в полном порядке. Сардинская полиция может подтвердить это. - Нет. - Я видела джип собственными глазами, - настаивала Элизабет. - Нет, мэм. Вы только видели, как при вас проверяли какой-то джип. Но это был не ваш джип. Рис и Элизабет в полном недоумении уставились на него. Макс продолжал: - Ваш джип в том гараже никогда не был. Я нашел его на автосвалке в Олбии. Болт главного цилиндра тормозной системы был свинчен, и тормозная жидкость вытекла. Вот отчего вы не смогли затормозить. Левое переднее крыло было смято в лепешку, и на нем до сих пор отчетливо видны зеленые потеки живицы от деревьев, на которые вы налетели. Лабораторные анализы подтвердили то, что я вам сейчас говорю. Былой кошмар со всех сторон снова обступил ее. Элизабет почувствовала, как все глубже окунается в него, словно шлюзы памяти, раскрывшись, разом обрушили на нее потоки ужасных мгновений леденящего душу воспоминания о том смертельном спуске с горы. - Не понимаю, - вмешался Рис. - Как же никто?.. Макс обернулся к Рису. - Джипы все на одно лицо, как близнецы. На это они и рассчитывали. Когда она врезалась в дерево, вместо того, чтобы упасть в пропасть, им пришлось сымпровизировать. Главное было не допустить, чтобы кто-либо увидел джип. Происшествие должно было выглядеть как несчастный случай. Они предполагали, что джип утонет в море. И несомненно, прикончили бы ее на горе, когда она врезалась в деревья, но их опередили ребята из бригады техобслуживания, которые увезли Элизабет в больницу. Тогда они быстренько отыскали другой джип, немного его помяли и подменили им джип мисс Элизабет Рофф до того, как на место аварии прибыли полицейские. - Вы все время говорите "они", - заметил Рис. - Тот, кто стоял за всем этим, имел сообщников. - Но кому надо убивать меня? - спросила Элизабет. - Тому, кто убил вашего отца. На какую-то долю секунды ее охватило чувство нереальности происходящего, словно все это происходило не с ней. Словно кошмар вот-вот рассеется как дым. - Вашего отца убили, - продолжал Макс. - Ему подсунули провожатого, который и убил его. Ваш отец поехал не один в Шамони. С ним был еще кто-то. Когда Элизабет заговорила, голос ее звучал глухо, как из гроба. - Кто? Макс взглянул на Риса и сказал: - Ваш муж. Слова, казалось, долетали до нее откуда-то издалека, звуча то громче, то угасая совсем, и ей показалось, что она сходит с ума. - Лиз, - сказал Рис, - в день смерти Сэма меня там не было. - Вы были в Шамони вместе с ним, господин Уильямз, - настойчиво повторил Макс. - Это правда, - Рис теперь обращался только к Элизабет. - Но уехал я до того, как они двинулись в горы. Элизабет взглянула на него. - Почему ты мне не говорил об этом? Он засмеялся, но затем, казалось, приняв какое-то решение, продолжал: - Я ни с кем не решался говорить об этом. В течение последнего года кто-то целенаправленно и упорно саботировал "Роффа и сыновей". Делалось это весьма хитроумно и на поверку выглядело как цепь случайных инцидентов. Но мне показалось, что за всем этим просматривается определенная система, и я поделился своими соображениями с Сэмом, и он решил нанять частного сыщика для проведения независимого расследования. Элизабет знала, что последует за этими словами, и одновременно с чувством невероятного облегчения к ней пришло чувство глубокой вины перед Рисом. Оказывается, ему все было известно о тайном отчете. Ей надо было сразу ему все рассказать, а не таиться. Рис повернулся к Максу. - Сэму был предоставлен отчет о расследовании, который подтвердил мои подозрения. Он попросил меня приехать в Шамони, чтобы обсудить план действий. Я поехал. Мы решили, что, пока не найдем виновника, будем все держать в тайне, - в его голос закралась горечь, - однако кому-то, очевидно, что-то стало известно об этом. Вероятнее всего, Сэм и погиб, потому что этот "кто-то" понял, что мы вот-вот доберемся до него. Отчет же исчез. - Он попал ко мне, - сказала Элизабет. Рис вопросительно посмотрел на нее. - Он был среди личных вещей Сэма, - ответила она на его немой вопрос, затем сказала, обращаясь к Максу: - В отчете утверждается, что этот "кто-то" являлся одним из директоров Совета "Роффа и сыновей". Но ведь у каждого из них большой пакет акций концерна. Никак не пойму, зачем же ставить палки в собственные колеса? - Затем, миссис Уильямз, - пояснил Макс, - чтобы спровоцировать панику, которая заставит банки затребовать обратно свои кредиты. Тем самым они хотели заставить вашего отца решиться на свободную продажу акций. Тот, кто стоит за всем этим, пока так и не достиг желаемого результата. И потому ваша жизнь все еще находится в опасности. - Тогда необходимо, чтобы полиция охраняла ее днем и ночью, - потребовал Рис. Макс захлопал глазами и ровным голосом сказал: - На вашем месте я не стал бы так беспокоиться, господин Уильямз. С тех пор как она вышла за вас замуж, полиция не спускает с нее глаз. 47. БЕРЛИН. ПОНЕДЕЛЬНИК, 1 ДЕКАБРЯ - 10.00 Боль была невыносимой, и в течение месяца он стоически переносил ее. Доктор оставил ему какие-то таблетки, но Вальтер боялся их принимать. Он должен все время быть начеку, чтобы Анна не попыталась вновь убить его или сбежать. - Вам необходимо лечь в больницу, - сказал ему врач. - У вас большая потеря крови... - Ни в коем случае! Вальтер не мог позволить себе лечь в больницу. Ведь тогда о характере его ранения станет известно полиции. Он вызвал надом врача своего филиала, зная, что тот все сохранит в тайне. Полиции в его доме делать нечего! Во всяком случае, не сейчас, еще не время. Доктор, внутренне сгорая от любопытства, молча зашил зияющую рану. Кончив свое дело, спросил: - Может, мне прислать сюда сиделку, господин Гасснер? - Нет, не надо. За мной присмотрит моя жена. Это было месяц тому назад. Вальтер позвонил своему секретарю и сказал, что приболел и будет безвыездно находиться дома. В памяти всплыло то ужасное мгновение, когда Анна неожиданно попыталась убить его. Он обернулся как раз вовремя, и вместо сердца ножницы вонзились ему в плечо. От боли и шока он чуть было не лишился сознания, но все же нашел в себе силы оттащить Анну в спальню и запереть ее там на ключ. А она все время кричала: - Что ты сделал с детьми? Что ты сделал с детьми?! С этого времени Вальтер держал ее в спальне взаперти. Сам готовил ей пищу. Приносил поднос к двери, открывал ее и входил к Анне в комнату, плотно прикрыв дверь за собой. Забившись от него в самый дальний угол, она всегда шептала одно и то же: - Что ты сделал с детьми? Иногда, когда он открывал дверь спальни, то заставал ее у стены. Приложив к ней ухо, она стояла не шелохнувшись, вслушиваясь, не донесутся ли какие-либо звуки, свидетельствующие о присутствии в доме их сына и дочери. Вальтер понимал, что времени у него оставалось в обрез. Вдруг его мысли перебил едва слышимый звук шаркающих ног. Он прислушался. Звук повторился. "Наверху кто-то расхаживал по комнатам. Но в доме не должно было быть никого. Он сам позакрывал все двери". Фрау Мендлер убирала наверху. Она была поденщицей и только во второй раз пришла прибраться в этом доме. Работа здесь была ей не по душе. В прошлую среду во время уборки герр Гасснер ходил за ней по пятам, словно боялся, что она что-нибудь украдет. Когда она попыталась пойти наверх, чтобы навести там чистоту, он не позволил ей это сделать, быстро с ней расплатился и отослал ее восвояси. Его манера и тон здорово ее тогда напугали. Сегодня, Gott sei Dank, его нигде не было видно. Фрау Мендлер открыла дверь ключом, который ей был выдан на прошлой неделе, и пошла наверх. В доме было неестественно тихо, и она решила, что хозяева куда-то ушли. Она навела порядок в одной из спален и нашла валявшуюся там на бюро мелочь и золотую коробочку для пилюль. Пройдя чуть дальше по коридору, попыталась открыть дверь в другую спальню. Дверь была заперта. Странно. Может, у них там хранится что-нибудь ценное? Она снова повернула ручку, как вдруг услышала изнутри женский голос: - Кто там? - прошептал он. Фрау Мендлер испуганно отдернула руку. - Кто это? Кто там? - Фрау Мендлер, уборщица. Прибрать у вас в спальне? - Увы, я заперта снаружи. - Голос звучал громче и оттенком истерии. - Помогите мне! Пожалуйста! Вызовите полицию. Скажите им, что мой муж убил наших детей. И убьет меня. Поспешите! Постарайтесь успеть выйти отсюда, пока он... Опустившаяся на плечо фрау Мендлер рука резко развернула ее, и она очутилась лицом к лицу с герром Гасснером. Он был бледен как полотно. - Что вы здесь все шныряете да подглядываете? - до боли стиснув ей руку, спросил он. - Я... я не подглядываю, - дрожащим голосом ответила она. - Сегодня мой уборочный день. Агентство... - Я же сказал им, что нам никто не нужен. Я... - он оборвал себя на полуслове. Действительно ли он позвонил в агентство? Он, видимо, хотел это сделать, но боль была такой острой, что не помнил, сделал он это или нет. Фрау Мендлер снизу вверх посмотрела на него, и то, что она прочла в его взгляде, ужаснуло ее. - Но мне никто ничего не говорил, - сказала она. Он стоял, внимательно прислушиваясь к звукам за запертой дверью. Тишина. Тогда он снова обернулся к фрау Мендлер. - Убирайтесь отсюда. Чтобы я вас здесь больше не видел. Ее не надо было долго упрашивать. Он забыл с ней расплатиться, но у нее в кармане была золотая коробочка для пилюль и кое-какая мелочь. Ей было жаль бедную женщину, оставшуюся взаперти в спальне. Она бы очень хотела ей помочь, но не смела ввязываться в это дело, так как уже давно состояла на учете в полиции. В Цюрихе инспектор Макс Хорнунг читал полученный из главного управления Интерпола в Париже телекс: "Счет на пленку, использованную для съемок фильма-"гасилки", перечислен на банковский счет главного оперативного управляющего "Роффа и сыновей". Непосредственный покупатель больше в концерне не работает. Пытаемся выяснить его местонахождение. Сообщим немедленно. Конец сообщения". В Париже полиция выудила из Сены голое тело утопленницы. На вид ей было 18-19 лет. Она была блондинкой, и вокруг ее шеи была повязана красная лента. В Цюрихе Элизабет Уильямз была взята под круглосуточное наблюдение полиции. 48 Ярко вспыхнула белая лампочка, означавшая, что звонят по личному телефону. Номер этот знали всего несколько человек. Рис поднял трубку. - Алло. - Доброе утро, милый. Четкий, с хрипотцой голос трудно было не узнать. - Тебе бы не следовало мне звонить. Она засмеялась. - Раньше тебя не очень беспокоили эти вещи. Никогда не поверю, что Элизабет сумела приручить тебя за столь короткое время. - Что тебе от меня нужно? - спросил Рис. - Хочу повидаться с тобой сегодня вечером. - Это невозможно. - Не зли меня, Рис. Мне приехать в Цюрих или... - Нет, только не в Цюрихе, - он замялся. - Я приеду сам. - Так-то оно лучше. Тогда на старом месте, как обычно, cheri. И Элена Рофф-Мартель повесила трубку. Рис медленно опустил трубку на рычаг и задумался. С его стороны это было только краткое увлечение красивой и зажигательной женщиной. Все это уже в прошлом. Но избавиться от Элены было не так-то просто. Шарль ей надоел до чертиков, и теперь она хотела Риса. - Мы прекрасно подходим друг другу, - говорила она. Элена Рофф-Мартель всегда знала, чего хочет. И перечить ей было небезопасно. Рис решил, что правильнее будет все же съездить в Париж. Надо дать ей понять, что между ними все кончено. Несколькими минутами позже он уже входил в кабинет Элизабет. При виде его глаза ее просияли. Она обвила его шею руками и прошептала: - Я как раз думала о тебе. Давай улизнем с работы и поедем домой. Он улыбнулся. - Ты становишься сексуальным маньяком. Она теснее прижалась к нему. - Знаю. Правда, здорово? - Боюсь, что сегодня вечером должен лететь в Париж, Лиз. Она даже не сумела скрыть своего разочарования. - Хочешь, я полечу с тобой? - Нет смысла. Маленькая деловая встреча. Чуть позже вернусь. И мы вместе поужинаем. Когда Рис вошел в знакомую крохотную гостиницу на Левом Берегу, Элена, усевшись за столиком, уже ждала его в ресторане. Сколько Рис помнил, она никогда не опаздывала. Всегда собранна, деятельна, удивительно красива, умна, превосходная любовница, и все же чего-то ей недоставало. Элена не ведала чувства сострадания. В ее безжалостности просматривался холодный расчет неумолимого убийцы. Она сметала всех и вся со своего пути. Рису вовсе не хотелось попасть в список ее жертв. Он подсел к ней за столик. - Ты неплохо выглядишь, милый, - сказала она. - Женитьба тебе явно на пользу. Хороша в постели Элизабет? Он только улыбнулся, пытаясь сгладить ее бестактность. - Тебя это не касается. Элена наклонилась вперед и взяла его руку в свою. - Ах, cheri, еще как касается. Это касается нас _о_б_о_и_х_. Она начала мягко поглаживать его руку, и он мысленно представил ее в постели. Тигрица, необузданная, дикая, искусная и ненасытная. Он тихонько высвободил руку. Глаза Элены стали холодными. - Как тебе в роли президента "Роффа и сыновей", Рис? Он почти забыл, какой тщеславной и жадной она была. Память вновь воскресила их нескончаемые разговоры на одну и ту же тему. Она буквально бредила идеей стать во главе концерна. "Ты и я, Рис. Если убрать Сэма, какой у нас с тобой откроется простор для деятельности". И даже в постели: "Это моя фирма, милый. В моих жилах течет кровь Сэмюэля. Моя. Я так хочу. О, люби меня сильнее, Рис". Власть была самым сильным половым стимулятором для Элены. И опасность. - Зачем я тебе понадобился? - спросил Рис. - Мне кажется, настала пора подумать о будущем. - Не понимаю, о чем это ты. - Я тебя слишком хорошо знаю, дорогой, - сказала она со злобой. - Ты так же честолюбив, как и я. Думаешь, мне неизвестно, зачем тебе понадобилось столько лет быть только тенью Сэма, когда у тебя была масса предложений возглавить любую фирму? Потому что ты был уверен, что в один прекрасный день именно ты станешь во главе "Роффа и сыновей". - А тебе не кажется, что я мог оставаться в фирме, потому что любил Сэма? Она ухмыльнулась. - Конечно же, cheri. И потому ты теперь женился на его маленькой очаровательной девочке. Из своего кошелька она достала тонкую черную сигару и поднесла к ней платиновую зажигалку. - Шарль говорит, что контрольный пакет акций Элизабет оставила за собой и что она против того, чтобы пустить акции в свободную продажу. - Да, это верно, Элена. - А тебе не приходило в голову, что, случись с ней что-нибудь непредвиденное, именно ты унаследуешь все ее состояние? Не отвечая, Рис уставился на нее долгим взглядом. 49 У себя дома на Олгиата Иво Палацци случайно выглянул из окна гостиной и обомлел от ужаса. По подъездной аллее к дому медленно катила Донателла с их сыновьями. Симонетта была наверху, отдыхала после обеда. Кипя от негодования, готовый на все, даже на убийство, Иво опрометью выскочил навстречу своей второй семье. Он был так щедр к этой женщине, так добр, так любил ее, и вот теперь она намеренно пытается разрушить его карьеру, расстроить его брак, испортить всю жизнь. Донателла вылезла из "ланча флавиа", которую он собственноручно подарил ей. До чего же она все-таки хороша! Вслед за ней из машины выскочили мальчики и бросились ему на шею. О, как любил их Иво! О, как было бы здорово, чтобы Симонетта еще не успела проснуться! - Я приехала поговорить с твой женой, - решительно сказала Донателла и, повернувшись к мальчикам, приказала: - Мальчики, за мной. - Нет! - вспылил Иво. - Как ты меня остановишь? Не увижу ее сегодня, увижу завтра. Иво был прижат к стене. Все пути к бегству были отрезаны. И тем не менее он понимал, что ни она, ни кто-нибудь другой не смеют уничтожить то, что он с таким трудом добыл своими собственными руками. Иво считал себя порядочным человеком и не желал делать то, на что его вынуждали обстоятельства, и даже не столько ради себя, сколько ради Симонетты и Донателлы, ради всех своих детей. - Ты получишь свои деньги, - пообещал Иво. - Дай мне пять дней. Донателла посмотрела ему прямо в глаза. - Пять дней, - сказала она. В Лондоне сэр Алек Николз принимал участие в парламентских дебатах в палате общин. Он должен был выступить с основным докладом по решающему вопросу о волне рабочих забастовок, грозившей нанести серьезный ущерб британской экономике. Но ему было трудно сосредоточиться. Мысли его были заняты телефонными звонками, которые в течение нескольких последних недель не давали ему покоя. Где бы он ни находился - в клубе, у парикмахера, в ресторане, на деловой встрече, - они неизменно его доставали. И всякий раз Алек просто вешал трубку. Он понимал, что их требование - это только начало. Захватив над ним власть, они доберутся до его акций и завладеют частью гигантской фармацевтической корпорации, производящей любые лекарства и наркотики. Этого он не мог допустить. Они звонили ему по четыре, а то и по пять раз в день, и нервы его были на пределе. Сегодня же его беспокоило то, что они _в_о_о_б_щ_е _н_е _п_о_з_в_о_н_и_л_и_. Он думал, что они позвонят во время завтрака, затем ждал их звонка во время ленча в клубе. Но телефоны молчали, и молчание это казалось ему более зловещим, чем телефонные угрозы. Теперь, обращаясь с речью к членам парламента, он пытается не думать об этом. - У рабочих нет более верного друга, чем я. Наш рабочий класс - это основа государства. Именно рабочим страна и все мы, ее граждане, обязаны своим прогрессом. Они - истинная элита государства, его стальной хребет, держащий на себе благосостояние и процветание могущественной и доброй старой Англии. - Он сделал паузу. - Однако в судьбах нации наступает время, которое требует определенных жертв от ее народа... Он говорил чисто механически, даже не вдумываясь в смысл произносимых им слов. Может быть, думал он, ему все же удалось отпугнуть их тем, что он не поддался на их шантаж. В конце концов, они были только мелкой преступной шайкой. А он был сэром Николзом, членом парламента. Скорее всего, они теперь навсегда оставят его в покое. Речь сэра Алека закончилась под гром аплодисментов рядовых членов парламента. По пути из зала заседаний его перехватил служащий парламента. - У меня к вам поручение, сэр Алек. Алек обернулся. - Слушаю вас. - Вам надлежит срочно ехать домой. Произошел несчастный случай. Когда он приехал, Вивиан уже заносили в карету "скорой помощи". Рядом с ней суетился врач. Алек, даже не успев как следует притормозить, пулей выскочил из машины. Он взглянул в обескровленное, побелевшее лицо лежавшей на носилках без сознания Вивиан и повернулся к врачу. - Что случилось? Доктор беспомощно развел руками. - Не знаю, сэр Алек. Кто-то мне позвонил и сказал, что произошел несчастный случай. Когда я приехал, обнаружил леди Николз на полу спальни. Ее... ее колени были гвоздями прибиты к полу. Алек закрыл глаза, пытаясь совладать с внезапно подступившей тошнотой. Во рту уже чувствовался привкус желчи. - Мы, естественно, сделаем все, что в наших силах, но думаю, вам надо быть готовым к худшему. Леди Вивиан вряд ли когда-нибудь сможет ходить. Алек почувствовал, что у него перехватило дыхание. Пошатываясь, он направился к "скорой помощи". - Мы впрыснули ей большую дозу болеутоляющего, - сказал врач. - Она вас может не узнать. Алек, казалось, даже не расслышал его слов. Он тяжело вскарабкался в "скорую помощь", уселся на откидное сиденье и уставился на свою жену, не заметив, как закрыли задние дверцы, как взревела сирена и как "скорая помощь тронулась в путь. Он взял холодные руки Вивиан в свои. Глаза ее открылись. - Алек, - невнятно прошелестело в воздухе. Глаза его наполнились слезами. - Родная моя, родная моя... - Двое в... в масках... прижали меня к полу... сломали мне ноги... теперь никогда больше не смогу танцевать... навсегда останусь калекой, Алек... Ты не бросишь меня? Он ткнулся головой в ее плечо и заплакал. Это были безутешные слезы отчаяния, но было в этих слезах и то, в чем он сам себе боялся признаться. В них было облегчение. Сделавшись калекой, Вивиан теперь будет безраздельно принадлежать только ему. Но Алек знал, что этим все не кончится. Они еще не сказали своего последнего слова. Это был только первый звонок. Избавиться от них навсегда он сможет лишь тогда, когда полностью выполнит их требования. И незамедлительно. 50. ЦЮРИХ. ЧЕТВЕРГ, 4 ДЕКАБРЯ Ровно в полдень на коммутаторе главного управления цюрихской "Криминалполицай" раздался телефонный звонок, который был тотчас переведен в кабинет старшего инспектора Шмита. Когда старший инспектор закончил говорить по телефону, он немедленно отправился на поиски инспектора Макса Хорнунга. - Все кончено, - сказал он Максу. - Дело Роффа завершено. Убийца найден. Живо летите в аэропорт. Вы еще успеете на свой самолет. Макс захлопал глазами. - И куда же я лечу? - В Берлин. Старший инспектор Шмит набрал номер Элизабет Уильямз. - Звоню вам, чтобы сообщить хорошую новость, - сказал он. - Телохранители вам больше не понадобятся! Убийца пойман. Элизабет судорожно сжала трубку в ладони. Наконец она узнает имя своего безликого врага. - Кто же он? - спросила она. - Вальтер Гасснер. Они мчались по автостраде в направлении Ванзее. Макс сидел на заднем сиденье рядом с майором Вагеманом, а на переднем сиденье ехали еще двое инспекторов. Машина встретила Макса в аэропорту "Темпельгоф", и майор Вагеман кратко изложил ему суть дела. - Дом окружен со всех сторон, - закончил он, - но все равно надо быть очень осторожным. В качестве заложника он держит жену. - А как вам удалось выйти на Вальтера Гасснера? - спросил Макс. - Благодаря вам. Именно поэтому я бы хотел, чтобы вы лично присутствовали при его поимке. Макс удивленно вскинул брови. - Благодаря мне? - Помните, вы рассказали мне о его визите к психиатру? По какому-то наитию я разослал описание Гасснера другим врачам-психиатрам и выяснил, что он обращался за помощью более чем к шести из них. И каждый раз под другим именем. И больше у них не появлялся. Он знал, что болен. А пару месяцев тому назад к нам в полицию позвонила его жена, но, когда наши люди приехали, чтобы выяснить, в чем дело, она отослала их обратно. Они свернули с автострады. Теперь уже было недалеко. - Сегодня утром нам позвонила поденщица, фрау Мендлер. Она сообщила, что когда в понедельник пришла прибираться в дом Гасснеров, то с хозяйкой дома ей пришлось общаться через запертую снаружи дверь спальни. Миссис Гасснер сказала ей, что ее муж убил их детей и собирается убить ее. Макс захлопал глазами. - Она там была в _п_о_н_е_д_е_л_ь_н_и_к_? А позвонила только сегодня? - У фрау Мендлер довольно обширное уголовное прошлое. Она боялась звонить нам. Вчера вечером она обо всем рассказала своему дружку, и он посоветовал ей позвонить нам. Они прибыли в Ванзее. Машина остановилась к квартале от дома Гасснеров, припарковавшись сзади к невзрачного вида автомобилю. Из него тотчас вылез мужчина в штатском и направился к машине, где сидели майор Вагеман и Макс. - Он все еще внутри, герр майор. Мои люди не спускают с дома глаз. - Как вы думаете, женщина еще жива? Полицейский замялся. - Не знаю, герр майор. Все ставни закрыты изнутри. - Ладно. Все надо сделать тихо и быстро. Все по местам. Начнем через пять минут. Полицейский помчался исполнять приказ. Майор Вагеман нагнулся к машине и вынул небольшую переносную рацию. По ней стал негромко отдавать распоряжения. Макс не слушал, что он говорит. Он думал о том, что майор Вагеман рассказал ему всего несколько минут тому назад. Что-то в рассказе явно не сходилось. Но времени на расспросы не было. Укрываясь за деревьями и кустами, к дому со всех сторон двинулись люди. Майор Вагеман обернулся к Максу. - Идете с нами, Хорнунг? Максу показалось, что парк заполонила целая армия. У некоторых из полицейских были в руках винтовки с оптическим прицелом, сами они были одеты в пуленепробиваемые жилеты, некоторые из них были вооружены тупорылыми газовыми винтовками. Операция проводилась с математическ