еделяется показаниями секундомера или измерительных приборов. А в вашей профессии? Слава практикующего врача тоже частично объективна - столько-то пациентов выздоровело, а столько-то умерло, но она зависит так же от факторов, которые не поддаются объективной оценке. Например, коллеги могут считать врача, которого высоко ценят больные, шарлатаном. А репутацию профессионального сыщика и вовсе трудно оценить объективно, а то и невозможно; в основе его подвигов, которыми восхищается публика, может быть, например, чистое везение. Возьмите меня. Меньше дюжины человек достаточно компетентны, чтобы подтвердить, что моя репутация вполне заслужена. - Один из них - Арчи Гудвин, - подсказал Дюбуа. - Вы правы, но он необъективен. Мнение ex parte* всегда вызывает подозрение. * Ex parte (лат.) - в данном случае - со стороны заинтересованного лица. Вулф обвел взглядом присутствующих. - Мистер Джессап узнал достаточно, чтобы осознать, что в интересах дела следует предоставить мне особые полномочия. Он был достаточно благоразумен, чтобы не выяснять у меня, почему мы с мистером Гудвином отвергаем всеобщую убежденность в виновности мистера Грива; он знал, что мы будем стоять на своем, пока не раздобудем убедительных доказательств. Что же касается нашего приезда сюда, то мы не настолько наивны, чтобы рассчитывать хоть на какой-то успех от банальных вопросов. Взаимные алиби возможных подозреваемых компетентный следователь в расчет не принимает. Мистер Дюбуа. Вы предложили, чтобы я подверг вас допросу. Поверьте, в этом случае я уже не буду задавать вам нелепые вопросы. Он вновь обвел всех глазами. - Я надеялся, что, встретившись с вами, смогу получить представление о возможных разногласиях, которое может оказаться полезным в расследовании. Трудно ожидать, чтобы пять человек прожили вместе под одной крышей без сучка, без задоринки целых три дня. Я должен был решить, стоит ли тратить время и силы на то, чтобы расспрашивать каждого из вас поодиночке обо всем, что говорилось и делалось каждую минуту из трех дней пребывания здесь мистера Броделла. Так вот, я решил, что не стоит. Я не заметил никаких признаков враждебности или разногласии, которые позволили бы мне надеяться на то, что кто-то из вас поделится со мной своими подозрениями относительно контактов любого другого члена вашего коллектива с мистером Броделлом. Так что, если кто-то из вас и знал мистера Броделла раньше, здесь я об этом не узнаю. Возможно, придется поехать в Сент-Луис, его родной город, или послать туда кого-нибудь. Но я надеюсь, что это не понадобится. - Я бы все равно не возражал против того, чтобы меня допросили, - не унимался Дюбуа. - Когда хотите. - Я тоже, - заявила миссии Эймори. - Если... - А я против, черт побери! - выпалил Фарнэм. - По-моему, вы просто пустобрех. И чем быстрее вы отправитесь в Сент-Луис, тем лучше. С нами вы уже поговорили. Дверь позади вас. Вулф кивнул. - Возможно, у вас и в самом деле скверный характер, либо вы опасаетесь чего-то, что может выплыть в ходе расследования. Прежде чем уйти, я должен побеседовать еще с одним человеком, который может знать кое-что полезное для меня. Но сначала, мистер Мейджи, вопрос к вам. В тот четверг вы сопровождали мистера Дюбуа и мистера Колихана в горы по ту сторону речки. Так? - Да, - кивнул Берт Мейджи. - Это заняло у вас весь день? - Ага. - В котором часу вы вернулись? - Около шести. - Вы знаете, что я ищу: любые сведения, догадки, намеки, которые подтвердят мою гипотезу о невиновности мистера Грива. Вы можете мне помочь? - Нет. Ясно, что Харвей застрелил его; это проще пареной репы, но я надеюсь, что его оправдают. - Это было бы гуманно, но противозаконно. Мистер Пикок. У меня к вам много вопросов, в основном, по мелочам Вы часто общались с мистером Броделлом в течение тех трех дней? Сидя между двумя здоровяками, Фарнэмом и Мейджи, Сэм Пикок казался еще тщедушнее, чем был на самом деле. Красно-белый шейный платок вместо того, чтобы скрывать его тонкую шею, наоборот, привлекал к ней внимание. Бегающие серые глазки, прежде чем посмотреть на Вулфа, метнулись к лицу Фарнэма. - Угу, - пробормотал он. - Можно сказать, что часто. В прошлом году я дал ему блесну, на которую он поймал радужную форель весом в шесть фунтов. С тех пор он ко мне проникся. А в этот раз, когда Броделл приехал, Билл послал меня в Тимбербург встретить его. Так первым делом Броделл спросил, есть ли у меня еще такая блесна. - В котором часу он приехал? - В Тимбербург его доставил полуденный автобус, но он еще долго копался, собирая всякое барахло. Так что сюда мы приехали уже... когда мы приехали, Билл? - Часов и пять, - ответил Фарнэм. - Да, наверное. Или даже немного позже. - Вы присутствовали, когда мистер Броделл встретился с остальными постояльцами? С доктором и миссис Эймори, мистером Дюбуа и мистером Колиханом? - Нет, сэр. Я, должно быть, ужинал на кухне с Бертом. А потом Фил попросил меня пойти с ним на речку, и я согласился, хотя в мои обязанности это не входило. - Вы обращались к нему по имени? - Угу. Он сам так предложил еще до того, как изловил ту форель. - А во вторник вы с ним общались? - Да, сэр. - Пикок метнул взгляд на Колихана. Глаза у него двигались быстрее, чем язык. - Как раз тем утром и вышла заваруха из-за Монти. Фил велел, чтобы я надел на него упряжь, и я так и сделал. А потом подошел мистер Колихан и... он сам вам про это рассказал. Тогда я отправился на конюшню и вывел Тибага для Фила. Мы поехали верхом вниз по реке и вернулись только к ужину. Фил и Тибаг не больно поладили, но вам это вряд ли интересно, хотя Арчи я все это рассказал. Вулф кивнул. - Порой он бывает невнимателен к мелочам. Для меня важно все, что вы мне можете рассказать. А после ужина вы еще видели мистера Броделла? - Нет, сэр. Он очень устал, да и я уже не заходил в дом. - А на следующий день? В среду? - Да, это было уже лучше. Мы с Филом встали рано поутру и пешком отправились вверх по речке. Такую гигантскую форель он в тот раз не поймал, но корзину заполнил доверху. Так что день выдался удачный. Возле водопада он поскользнулся на мокром камне и свалился в воду, но ничего не сломал и обсох на солнце. Правда, к тому времени, как мы подходили к дому, он едва волочил ноги, да и после целого дня езды на Тибаге все кости у него болели, так что, когда я его спросил, какие у нас планы на следующий день, он сказал, что настолько разбит, что не встанет с постели даже чтобы поесть. Но, как выяснилось, он все же вставал. Конни сказала, что на завтрак он уплел три рыбины и целую стопку замазки для брюха. - Кто такая Конни? - Кухарка. - А в четверг утром он тоже был с вами? - Нет, сэр. Он сказал, что хочет просто пошататься по окрестностям и полюбоваться на Ягодный ручей, а я хожу слишком быстро для него. Потом после обеда он сказал... - Подождите, пожалуйста. Как долго он отсутствовал утром? - Часа два. Может, чуть больше. А после... - Куда он ходил, вверх или вниз по течению? - Не знаю. Отсюда тянется прямая тропинка до излучины, а там сами выбирайте, куда идти. Думаю, что к заводи он не ходил, потому что не брал ни одной удочки. - Он не говорил, что собирается с кем-нибудь встретиться? - Нет, сэр - Пикок принялся теребить кончик шейного платка. - У вас и впрямь много вопросов. - Как-то раз мне довелось задать одной женщине десять тысяч вопросов. А то утро особенно интересует меня, поскольку, судя по всему, мистер Броделл впервые уходил в одиночку... А тропинка до излучины, о которой вы упомянули, нигде не проходит вблизи от дороги, по которой мы приехали? - Проходит. В том месте, где огибает холм. - Значит, мистер Броделл мог вовсе не идти на речку, если, допустим, договорился встретиться с кем-нибудь на дороге. Вы говорили с ним по возвращении? - Нет. Только после обеда. - И что он сказал? - Что собирается на гряду пособирать чернику. Это было в пять минут четвертого. Конни сказала, что в пять минут четвертого он уже вышел из дома, но у меня часы точнее. - Он посмотрел на запястье. - Сейчас, например, без девяти десять. - И с тех пор вы его не видели... живым? - Да, сэр. - Где вы были в течение последующих пяти часов? - Трудно сказать. То тут, то там. Сперва вкапывал столб в загоне, потом ковырялся с подковой, потом чинил подпругу и так далее. - Но вы не покидали территорию? - Смотря что вы понимаете под территорией. Если вас интересует, не ходил ли я на гряду с ружьем и не подстрелил ли там Била, то нет, сэр. Это не входило в программу. Каждый раз, как Конни высовывалась и звала меня, я был на подхвате. - И вы не видели никого с ружьем? - Нет, сэр. Первым я увидел Билла, который вернулся с прогулки с миссис Эймори. Я принял у них лошадей. Когда вернулся Берт с мистером Дюбуа и мистером Колиханом, я умывался у себя в комнате. Сразу после ужина Билл снова спросил меня, не знаю ли я, где Фил, но добавить мне было нечего. Потом, когда зашло солнце, мы с Биллом и Бертом решили, что пора заняться поисками и отправились на гряду. Я лучше знаю излюбленные места Фила, так что немудрено, что я его и нашел. Вулф повернул голову и посмотрел на меня. Я понял его немой вопрос: "Не отличаются ли показания Пикока от сказанного им раньше?" Я потряс головой и сказал: - Все верно. Ни к чему даже пускать в ход наши полномочия. Вулф снова обвел всех глазами и вдруг совершенно нагло соврал: - Пожалуй, мне пора вмешаться. Прежде чем продвигаться дальше, я должен посоветоваться с мистером Джессапом, поскольку он контролирует ход расследования. Мне представляется вполне вероятным что по меньшей мере один из вас утаивает важные для нас сведения, но вряд ли нам удастся доказать это сейчас. Очевидный вопрос: можно считать относительно установленным, где каждый из вас был в четверг днем, но вот где вы были утром в течение тех двух часов, когда мистер Броделл отсутствовал? Вулф покачал головой. - Мне не хотелось бы посылать мистера Гудвина в Сент-Луис, он нужен мне здесь, но я подумаю на сей счет. - Он встал. - Поразительно, насколько часто взрослые люди в здравом уме полагают, что им удастся скрыть факты, установить которые совсем не сложно. Я не забыл, мистер Дюбуа, о вашем желании подвергнуться допросу. Возможно, я этим воспользуюсь. Вулф решительно зашагал к нише, где стояла вешалка, на которой оставались наши пончо и фонари. Я последовал за ним. Остальные не шелохнулись. Лишь когда я надвинул капюшон, из комнаты появился Фарнэм, набросил плащ и открыл дверь. Я усомнился, что Фарнэм вдруг стал вежливым и решил, что ему просто понадобилось выйти по своим делам. Он заговорил: - Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь что-то скрыть. Просто кое-какие факты совершенно не обязательно знать посторонним. Не думаю, что кому-нибудь здесь известно, что у отца Фила Броделла имеется закладная на мое ранчо, но если Гудвин поедет в Сент-Луис, то, безусловно, это выяснит, так что я решил, что лучше будет, если вы узнаете это от меня самого. Вулф хрюкнул. - Закладная на большую сумму? - Да, черт побери! Фарнэм захлопнул за нами дверь - гораздо сильнее, чем требовалось. Глава 7 В субботу утром в четверть одиннадцатого я вошел в дверь на первом этаже здания суда округа Монро, на которой крупными черными буквами было выведено: МОРЛИ ХЕЙТ  ШЕРИФ  Войдя, я, даже не удостоив взглядом блюстителя порядка, сидевшего за столом, пересек комнату, прошагал к прорезанной в левой стене двери, распахнул ее и вошел. Сказать по правде, я с некоторым злорадством предвкушал, как утру нос шерифу, рассчитывая с его помощью привлечь к ответу одного нарушителя правопорядка. А случилось вот что. Двадцать минут назад, без пяти десять я прикатил на бензозаправочную станцию, вышел из машины, вежливо поинтересовался у механика, где могу найти Гила Хейта, и проследовал в указанном направлении с яркого солнечного света в полумрак гаража. Гилберт Хейт, который ковырялся слева у стеллажа, переставляя банки с маслом, выгнул длинную шею, чтобы посмотреть на меня, потом вернулся к своему занятию, аккуратно установил друг на друга еще пару банок и, наконец, соизволил поздороваться: - Добрутро. Будь это вчера, а не сегодня, и я бы возвращался из прокуратуры с мандатом, подписанным Джессапом, я бы, конечно, порезвился, но сегодня мне было не до шуток. - Добрутро, - откликнулся я. - Не то, что вчера. - Точно. - Посидим немного, потолкуем? Он кивнул. - Я знал, что вы приедете. - Конечно. Но если ваш отец по-прежнему запрещает вам разговаривать со мной, то я могу сперва заскочить к нему. Труда мне это не составит. - Пожалуй, да. Нет, сейчас он уже так не говорит. Он сказал, что закон есть закон. А закон он знает. Только вот разговаривать здесь не удобно. Слишком много людей. У вас есть бумага, подписанная окружным прокурором? Я извлек из кармана конверт, достал из него подписанный Джессапом бланк, развернул и протянул Хейту-младшему. Тот дважды перечел бумагу, возвратил мне и сказал: - Вроде все нормально. Но говорить лучше всего нам в его кабинете, чтобы соблюсти законность. Сестра забрала мою машину, так что поедем в вашей. Вернее, в машине мисс Роуэн. Я мог бы съязвить насчет того, что "папочке лучше знать", но смолчал. Гилберт расставил по местам еще несколько банок, потом вышел, сообщил товарищам, что на некоторое время отлучится, - его отпустили, благо бензозаправкой владел его отец, - и, наконец, присоединился ко мне и залез рядом на переднее сиденье фургончика Лили. До здания суда ехать было около полумили. Как и в любое субботнее утро, оставить машину было негде, но я свернул, обогнул здание и въехал во двор мимо щита с надписью "Стоянка только для служебных машин". Во-первых, потому что я теперь состоял на службе, во-вторых, потому что рядом со мной сидел Хейт. Дверь служебного входа была открыта, так что мы вошли и прошагали по длинному коридору к центральной лестнице. Я возглавлял шествие, а Гилберт шел следом. Мы миновали несколько дверей, три из которых по левую сторону были зарешечены - раньше здесь располагалась окружная тюрьма. Подойдя к ступенькам, я оглянулся и остолбенел. Незаметно поотставший сынок шерифа шмыгнул в боковой проход. Желания гнаться за ним у меня не было, но я решил хотя бы выяснить, куда он спрятался, поэтому быстро прошагал по коридору и завернул за угол. Я подоспел как раз вовремя, чтобы заметить, в какую дверь он проскользнул. Вот на этой-то двери и красовалась табличка, свидетельствовавшая о том, что за дверью находится сам шериф Морли Хейт. Вы еще с ним не встречались, а вот нам с Лили такое счастье уже выпадало. Одевался он в манере шерифов Дикого Запада и револьвер носил в кобуре, подвешенной к ремню. Трудность представляло то, что он был прирожденным грубияном. Поскольку он, безусловно, знал, чего следует от меня ожидать, с той минуты, как прослышал о наших новых полномочиях, мое появление не стало для него сюрпризом. Он даже не попытался прикинуться удивленным. Вместо этого он прищурился и спросил: - Почему вы так долго не приходили? У края его стола одиноко торчал простой деревянный стул. Я прошагал к нему и уселся. - Мистер Вулф посчитал, что вчера у нас были более важные дела, - вежливо ответил я. - Пожалуй, впервые мне придется допрашивать подозреваемого в убийстве в присутствии шерифа. Нам понадобится стенографистка? - Нет, - отрезал Хейт. Открыв ящик стола, он пошарил в нем, достал несколько бумаг и выбрал одну. - Вот дополнительный экземпляр подписанного протокола о допросе подозреваемого, которого допрашивал я. - Он протянул бумагу мне. - Читать, надеюсь, умеете? Я взял бумагу, не моргнув и глазом. На стандартном листе с широкими полями через один интервал шел плотно напечатанный текст: "Тимбербург, Монтана 27 июля 1968 г. Я, Гилберт Хейт, проживающий в доме 218 на Джеферсон-стрит в г. Тимбербурге, штат Монтана, настоящим заверяй, что в четверг 25 июля сего года я находился на бензозаправочной станции "Престо" на Мейн-стрит с 12.50 до 14.25. Далее график моих передвижений таков, с точностью до пяти минут: с 14.35 до 16.25 я был в гостях у мисс Бесси Боутон, проживающей по адресу: Уиллоу-стрит, 360. С 16.40 до 17.05 я был в конторе "Кровельной компании Доуда" на Мейн-стрит, где встречался с мистером Хомером Доудом. С 17.20 до 18.00 я посещал ферму мистера Джимми Негрона. Подпись: Гилберт Хейт Свидетель: Эффи Т.Даггерс". Имена и фамилии были подпечатаны под собственноручными подписями. Ни к чему не придерешься. Шериф, конечно, ожидал, что я попытаюсь поискать слабинку в алиби Гилберта, либо же займусь выяснением личных отношений Гилберта с Альмой Грив и Филипом Броделлом, так что мне надо было сменить тактику. Хотя выбирать было особенно не из чего. Я аккуратно сложил документ, спрятал его в карман, прищурился и прогнусавил в лучшей манере шерифов из голливудских вестернов: - Это только то, что касается его, и я это еще проверю, а вот как насчет вас? Где были вы с четырнадцати до восемнадцати часов в четверг двадцать пятого июля? Результат превзошел мои ожидания. Его рука метнулась к кобуре, и на мгновение мне даже показалось, что кровопролития не избежать: глаза вылезли из орбит; потом он заревел, словно бык, которому выжигают клеймо; - Ах ты, нью-йоркский подонок! В следующий миг шериф рванулся со стула, но дальнейшие его действия я описать не в состоянии, так как, повернувшись к нему спиной, уже выходил из кабинета. Поскольку мне доводилось наведываться к дому 360 по Уиллоу-стрит, спрашивать дорогу было ни к чему. Одноэтажный белый домишко с крылечком в три ступеньки. Внутри я, правда, не бывал, поскольку мисс Боутон разговаривала со мной через затянутую сеткой дверь. На сей же раз мисс Боутон распахнула ее передо мной, так что я вошел. Похоже, она тоже ожидала моего визита, хотя признаваться в этом не стала. Проведя меня в небольшую, уютную комнатку с двумя окнами и заставленную стеллажами с книгами, она сказала, что мне следовало позвонить, поскольку уик-энды она часто проводит на ранчо своего брата. Прежде чем усесться в самое большое из трех стоявших в комнатке кресел, мисс Боутон сняла с подушки рамку с вышивкой. Теперь я понят, чьи руки сотворили портрет Томаса Джефферсона, который украшал спинку моего кресла. - Два года я преподавала Гилберту Хейту обществоведение, - сказала мисс Боутон. - Тридцать восемь лет назад, когда я только начала работать, этот предмет еще называли историей. Я вежливо улыбнулся. Похоже, никакие вступления нам не требовались, но тем не менее я осведомился, не желает ли она взглянуть на мой мандат. Мисс Боутон помотала головой, постреливая на меня глазками. Оправа очков с толстыми линзами была слишком велика для ее маленького круглого личика. - Гилберт видел ваш мандат, - ответила она. - Он сказал мне только что по телефону. В прошлый раз я и права не имела говорить с вами, ведь вы были просто незнакомцем, о котором я и знать ничего не знала. Теперь - другое дело. Кое-кто злословит, что зря, дескать, Том Джессап привлек на помощь посторонних - вас с Ниро Вулфом, - но я считаю, что он прав. Так и надо. Том - хороший парень. Он учился у меня в сорок третьем году, во время войны. Все мы - граждане великой страны и живем по законам одной конституции. Так что вы хотите знать? - Да только кое-какие мелочи, - сказал я. - Вам, конечно, известно, что когда совершается преступление, например, убийство, то всех подозреваемых допрашивают, а потом проверяют их показания. Гилберт Хейт показал, что пару недель назад провел здесь у вас часть дня. Это так? - Да. Он пришел в половине третьего, а ушел в половине пятого. - В какой день это было? - В четверг Двадцать пятого июля. - Почему вы так уверены, что именно в тот четверг? Ее губы раздвинулись, обнажив два ряда мелких ровных белых зубов. Она, должно быть, считала, что улыбалась, хотя мне так не показалось. - Думаю, - с расстановкой заговорила мисс Боутон, - что никому за последние тридцать восемь лет не пришлось ответить на столько вопросов, как мне. Я уже заранее знаю, какие вопросы ждать, и поэтому решила, что лучше всего рассказать все, как есть. Так вот, прослышав на следующий день, что этого человека убили, я сказала себе: - Теперь Гилберту не придется мазать его дегтем и вываливать в перьях. - Вот как? Она кивнула, и стекла очков снова заблестели. - Вам, конечно, хочется знать, что делал здесь Гилберт целых два часа. Мне потребовалось столько времени, чтобы убедить его. Не скажу, что я заменяю ему мать - ему было всего четыре, когда она умерла, - но Гилберт - не единственный юноша, который приходит ко мне за советом в трудный час. И это вовсе не хвастовство, поверьте. Он еще раньше поделился со мной своими трудностями... рассказал и о девушке, на которой хотел жениться, и об этом человеке, который ее соблазнил. А в тот день Гилберт примчался взъерошенный, потому что Броделл опять приехал сюда. Гилберт не знал, как быть. Первым делом он спросил, может ли заставить его жениться на Альме. - Ружье у него есть? - Конечно, у всякого мальчишки здесь есть ружье. Но дело не в этом. Гилберт и сам хотел на ней жениться, а Альма еще к тому же говорила, что ненавидит Филипа Броделла и встречаться с ним не хочет. Я сказала, что советовать тут нечего, поскольку он все равно не послушает ничьего совета. Даже если бы ему удалось каким-то образом заставить Броделла, то уж ее заставить бы не удалось, принимая к тому же во внимание, что он и сам хотел жениться на ней. Да и как, кстати, жениться, если у нее уже был бы муж? Я сказала, что он еще как следует не обдумал, что делать. Я всегда учу своих мальчиков и девочек сперва как следует все обдумать. Как Джордж Вашингтон, Джон Адамс и Авраам Линкольн. - И вы. - Я тоже пытаюсь. И вот тогда он высказал другую мысль. Вам известно, что более девяноста процентов всех дуэлей в нашей стране случилось к западу от Миссисипи? - Если вы имеете в виду телевидение, то да. - Я имею в виду вовсе не телевидение, а историю. Я изучала этот вопрос. Правда, дуэлями эти поединки не называли, да и начались они только тогда, когда наши предки продвинулась западнее Миссисипи. Это важный исторический факт, и мои ученики всегда проявляли к нему интерес. Я не думаю... Она смежила очи и поджала губы. Потом раскрыла глаза и продолжила: - Я пыталась припомнить, произнес ли Гилберт слово "дуэль" в тот день. Нет, не произнес. Он только сказал, что должен достать два пистолета, чтобы один отдать Филипу Броделлу, а потом спросил, как организовать это, сколько взять патронов и так далее. Сами понимаете, я его отговорила. - Почему? - Здесь было слишком много неточностей и неувязок. Прежде всего в историческом плане. Я имею в виду нашу, западную, историю. Тогда у каждого дуэлянта был свой пистолет, а у Броделла скорее всего не было собственного оружия. Кто бы в таком случае проверил пистолет, переданный ему Гилбертом? Нужно было посвятить в эту историю как минимум двоих, готовых пойти на подобный риск. Кому захочется оказаться замешанным в дело, которое могло привести к насильственной смерти? И привело бы - Гилберт стреляет отменно. Вот мне и пришлось отговаривать его, хотя для этого я пустила в ход иные аргументы и предложила свой план. - Я попробую угадать. Деготь и перья? - Это я вам уже говорила. Увы, на американском Западе деготь и перья не получили такого распространения, как дуэли. Хотя и зря. Если бы это наказание применяли в законном порядке, а не по суду Линча, оно было бы куда эффективнее, чем штраф или месяц тюремного заключения. Вы бы подумали лишний раз, прежде чем подверглись бы риску быть вымазанным дегтем и вывалянным в перьях? - Я бы подумал лишний раз и прежде, чем подвергнуться риску заплатить штраф. А тут я бы подумал два лишних раза. Мисс Боутон кивнула. Стекла вновь заблестели. - Я решила, что нужно любой ценой убрать отсюда Броделла и не допустить его возвращения. Для этой цели деготь и перья подходят просто идеально. Гилберт попытался было спорить, но потом согласился, потому что тоже не хотел, чтобы Броделл возвращался сюда. А узнал он о его возвращении через десять минут после приезда - от своего друга. У каждого из нас есть такие друзья. Мы решили, что ему понадобится в помощь человек восемь-десять. Гилберт сказал, что может собрать сколько угодно, а лучше проделать это в субботу в Лейм-Хорсе, поскольку Броделл почти наверняка будет там, у Вуди. Вы знаете, что творится в субботу вечером у Вуди? - Да. - Мы обсудили все до мелочей. Даже - где достать деготь и перья. - У Хомера Доуда и Джимми Негрона. Подбородок мисс Боутон дернулся вверх, и она нахмурилась. - Вам уже все известно. Судя по ее тону, будь я одним из ее учеников, она послала бы меня к директору. Скрытничать мне было незачем, так что а пояснил: - Нет, я просто знал, куда он поехал после того, как повстречался с вами. Гилберт сам показал, что сперва заехал к мистеру Хомеру Доуду, а потом посетил ферму Джимми Негрона. Но причину я не знал. Я встал. - Значит, он полностью удовлетворился дегтем и перьями? - Не совсем. Он просто согласился, что это и впрямь лучший выход. Вы уходите? Я вам почти ничего не рассказала. Вы только хотели знать, почему я так уверена, что Гилберт приходил именно в тот день, и я вам сказала. Вот и все. Что еще вас интересует? - Я хочу знать, кто застрелил Филипа Броделла. - Я снова сел. - Если вы располагаете временем, я просил бы вас рассказать еще все, что он говорил вам про Броделла. - Что ж... Мы обсуждали еще, не стоит ли Гилберту подать на него в суд за совращение несовершеннолетней. Ведь ей было всего восемнадцать. Но Гилберт не захотел затевать процесс. - Я знаю. Мистер и миссис Грив тоже были против. Но что он говорил вам про Броделла? Вы же знаете, что я убежден в невиновности Харвея Грива и пытаюсь доказать это. Возможно, Гилберт сказал вам что-нибудь, что могло бы помочь мне. - Нет. Мне очень жаль, мистер Гудвин. Я вам сочувствую, но помочь ничем не могу. - И, конечно, вы тоже думаете, что убил его Харвей Грив. - Разве я так сказала? - Нет. - Тогда не возводите на меня напраслину. Пока присяжные не признают его виновным, он невиновен. Это одно из величайших достижений нашей республики. Это точно. Как, впрочем, и вы. Такие граждане, как вы. Я поднялся. Не могу сказать, чтобы был слишком зол на нее, просто мало кто любит, когда перед самым их носом захлопывают дверь, будь то человек или, скажем, лошадь. Я сказал: - Я не слишком понимаю, как вы решились, блюдя нашу великую конституцию, посоветовать Гилберту прибегнуть к дегтю и перьям, что, безусловно, противозаконно и уголовно наказуемо, но оставим это на вашей совести. Обдумайте все как следует. Я не стал благодарить ее за потраченное время и испарился. Не бегом, но достаточно быстро, чтобы не слышать ее ответа. Захлопнув дверцу машины, я по привычке бросил взгляд на наручные часы, а потом посмотрел, что показывают стрелки циферблата на приборной панели. Семнадцать минут двенадцатого. Добравшись до главной улицы, до которой было всего три коротких квартала, я успел проанализировать положение. Чтобы наведаться в "Кровельную компанию Доуда", нужно было свернуть направо, а чтобы поехать в Лейм-Хорс - налево. Я повернул налево. Неспешно преодолевая ухабы и колдобины, я подъехал к универмагу Вотера в три минуты первого. В Нью-Йорке было три часа дня. Поскольку сегодня была суббота, а большинство обитателей Манхэттена на уик-энд уезжают, Сол, возможно, уже прервал поиски. Я подкатил к Вуди-холлу, разыскал Вуди и попросил разрешения воспользоваться телефоном. С Солом мы условились, что сам он звонить не будет, кроме самого крайнего случая. Я набрал номер два раза, но услышал в ответ только длинные гудки. Так что пришлось положить трубку и отправиться к машине не солоно хлебавши. Я решил поехать домой. Авось, поспею к обеду. Однако обеда не было. И терраса была пуста. Как, впрочем, и гостиная, и комната Лили, и моя, и Вулфа. Лишь с кухни доносился какой-то шум. Я поспешил туда и застал там Уэйда, который силился вскрыть консервным ножом банку моллюсков со свининой. Я полюбопытствовал, хватит ли ее содержимого на двоих, и Уэйд ответил, что нет, но в кладовой есть еще. Я сунулся в холодильник и разыскал в нем копченый окорок - вернее, его остатки. - Они все скачут верхом? - спросил я, доставая из ящика нож. Уэйд вывалил моллюсков на сковородку. - Нет, приехала миссис Грив и сказала, что угостила бы Вулфа настоящей форелью, по-монтански приготовленной по собственному рецепту, будь у нее форель. Так что они собрали удочки, прихватили кое-какую еду и смотались на речку. - Мистер Вулф тоже? - Нет, только Лили, Диана и Мини. И миссис Грив естественно. Про Вулфа не знаю. Я был у себя в комнате, но около десяти слышал, что он возится на кухне и в кладовой. Так что он вряд ли умирает с голоду. Пиво или кофе? Я, поблагодарив, отказался и сказал, что предпочитаю молоко. Ели мы молча, поскольку мои мысли витали в стороне. Не мог же Вулф пешком протопать три мили до ранчо Фарнэма, чтобы сдержать свою угрозу о допросе Дюбуа? Не мог. Тогда где же он? Уорти сказал, что при нем телефон не звонил, но это ничего не значило, поскольку он был в своей комнате. Да и сам Уорти, признаться, немало меня беспокоил. Вот уже две недели я тычусь носом, как слепой котенок, и не могу напасть на след, а тут к тому же выясняется, что у Гилберта Хейта и впрямь железное алиби. И все это время я сижу за одним столом и веду светские беседы с человеком, располагавшим как средством, так и возможностью для того, чтобы прихлопнуть Броделла. Как бы я хотел заявить ему примерно следующее: - Поскольку мы с вами оба гостим здесь, я считаю своим долгом предупредить вас, что по моей просьбе лучший сыщик Нью-Йорка Сол Пензер в настоящее время занимается вами. Если вы когда-либо контактировали с Филипом Броделлом, Сол неминуемо это откопает, так что вам лучше признаться сразу. Я собираюсь звонить ему между шестью и семью вечера сегодня и каждый день. Мне пришлось совершить над собой волевое усилие, чтобы не произнести эту речь. Если бы это случилось и если бы и в самом деле рыльце у Уорти было в пушку, то скорее всего к шести часам его и след бы простыл. В таком случае оставалось бы только его поймать, что меня вполне устраивало. Но я собрал волю в кулак и отказался от этого плана. Как-никак платил мне Вулф, а "действовать, руководствуясь собственным опытом и интеллектом" мне вменялось в обязанность лишь тогда, когда возможности связаться с самим Вулфом не было. Вот почему за едой я не проронил ни слова. Вымыв за собой тарелки, мы разошлись. Уорти отправился в свою комнату, а я вышел на свежий воздух. Вопрос был в том, насколько хорошо я знаю Ниро Вулфа, и пару минут спустя я ответил на него. Прими он решение совершить безрассудный поступок - например, позвонить, чтобы за ним прислали машину, или пойти пешком к Фарнэму - он бы оставил мне записку. Записки не было. Он не знал, когда я вернусь из Тимбербурга, но наверняка хотел услыхать, добился ли я чего от Гилберта Хейта, так что уйти далеко не мог. А раз так, то я знал, где он. Я сходил в свою комнату, переоделся, переобулся, вышел через террасу и полез на гору. Приближаясь к месту нашего пикника, я чуть сбавил ход. Самого Вулфа на прежнем месте не оказалось, зато на валуне красовался его жилет, а также куртка, книга и рюкзак. Вулфа видно не было. Я вышел на берег ручья, довольно крутой в августе, и тут-то и увидел его. Вулф, закатав рукава желтой рубашки и брючины, сидел на камне, погрузив ноги по самые щиколотки в воду. - Пальчики отморозите, - предупредил я, повысив голос, чтобы перекрыть шум ручья. Вулф повернул голову. - Когда ты вернулся? - Полчаса назад. Заморил червячка и помчался прямо сюда. Где ваши запонки? - В кармане куртки. Я возвратился к валуну, взял куртку и разыскал запонки в правом кармане. Два изумруда размером с яйцо дрозда когда-то украшали сережки одной женщины, которая умерла и отписала их Вулфу в завещании. Всего лишь год назад один человек предложил за них Вулфу тридцать пять тысяч, так что мне не хотелось, чтобы цена, которую Вулф заплатил за то, чтобы вернуть меня в Нью-Йорк возросла на такую сумму. Я опустил запонки в собственный карман и тут заметил, что книга на валуне называется "В круге первом" Александра Солженицына. Вовсе не про индейцев. Я вернулся на берег и произнес: - Я познакомился с женщиной, которая могла бы посвятить вас в любые подробности жизни краснокожих, особенно тех, что живут к западу от Миссисипи. Кстати, алиби Гилберта Хейта она поддержала руками и ногами. - В каком смысле? - Неважно. Можете выкинуть его из головы. Вулф вынул ноги из воды, подвигал ими вперед и в стороны, выискивая более надежное место, и наконец встал, повернувшись лицом к берегу. Зная, насколько легко потерять равновесие, перебираясь по скользким камням даже на берегу, не говоря уж о речке с быстрым течением, где их даже не видно, я мысленно поставил пять против одного на то, что Вулф нырнет. Но я проиграл. Вулф выкарабкался на сушу, протопал к обломку скалы, на котором оставил носки и туфли, сел и сказал: - Докладывай. - Не могу, пока вы в опасности. Поднимайтесь сюда - Я не могу надеть носки, пока солнце не высушит и не согреет мои ноги. - Нужно было захватить полотенце, - посоветовал я, усаживаясь на край обрыва. - Дословно? - Если ты еще не разучился. Я доложил. Про обоих Хейтов, включая подписанные показания Гилберта, потом - про Бесси Боутон. Передавая диалоги дословно, я поначалу чуть запинался, поскольку не практиковался с самого июня, но в конце, когда я дошел до дегтя с перьями, речь полилась уже совсем гладко, чему а искренне порадовался. Тем более что мне никогда еще не доводилось докладывать Вулфу, когда он сидел на камне босиком и дрыгал пальцами ног. - Так что, - заключил я, - если мы и найдем замену Харвею Гриву, то не в лице Гилберта Хейта. До половины пятого она за него горой стоит. И любой суд присяжных ей поверит. Хотя это никогда не дойдет до суда присяжных. Словом, можете выкинуть Хейта-младшего из головы. - Ты прав. Проклятье! Он потянулся за носками, надел их, потом нацепил туфли, придерживаясь рукой за камень, приподнял свою тушу и выбрался на берег. Я не стал протягивать ему руку: во-первых, потому что он бы за нее не взялся, а, во-вторых, лишняя физическая нагрузка ему не повредит. Пока он приводил рукава рубашки и брючины в порядок, я вынул из кармана запонки, и, ясное дело, мне самому пришлось и вставлять их; Вулф, видите ли, не мог показаться в коттедже с болтающимися манжетами. Потом он протопал к валуну, нацепил жилет, облачился в куртку, уселся и спросил: - Что такое форель по-монтански? - Хороший вопрос, - ответил я, - И мне, право, жаль, что вы его задали. Я уселся на обломок скалы напротив Вулфа и продолжил: - Все зависит от того, кто, когда и где ее готовит. Первая настоящая форель по-монтански - первая в том смысле, что ее впервые приготовил бледнолицый, была зажарена во время экспедиции Льюиса и Кларка* на ржавой сковороде, политой бизоньим жиром, и солью, если она еще осталась. С тех пор в рецепт вносили сотни изменений, в зависимости от того, что имелось под рукой. Например, один старожил, работающий в скобяной лавке в Тимбербурге, уверяет, что нужно вымазать свиным жиром коричневую оберточную бумагу, завернуть в нее форель целиком от головы до хвоста, щедро посыпав солью и перцем, и засунуть в раскаленную печь. Время зависит от размеров рыбы. Миссис Грив позаимствовала свой рецепт у родного дяди. Она внес та два уточнения; поменяла оберточную бумагу на алюминиевую фольгу, а печь на духовку. Все очень просто. Кладется на лист фольги тонкий ломтик сала шириной дюйма в три, посыпаете сахарным песком, добавляете несколько колечек лука и несколько капель ворчестерширского соуса. Укладываете на фольгу очищенную и выпотрошенную форель с головой и хвостом и солите. Добавляете еще немного песка и соуса, плотно заворачиваете рыбу в фольгу и помещаете в духовку. Если форели сильно различаются по размеру, то рассчитать время приготовления довольно трудно. Подаете на стол прямо в фольге. * Льюис М. (1774-1809 гг) и Кларк У. (1770-1838 гг ) - американские первопроходцы (Прим. перев.) Вулф не испепелил меня взглядом и не зарычал, но просто сказал: - Да, это может быть вполне съедобно. Я кивнул. - Угу. Кстати, я заметил, что за все время вы ни разу не заговорили о еде, даже со мной. Должно быть, дали себе честное слово, скорее всего по пути в аэропорт, что беспрекословно стерпите все надругательства над своими вкусовыми сосочками. Представляю, что вы наплетете Фрицу, если мы, конечно, вернемся домой. Надеюсь, им удастся наловить достаточно форели. Какого вы, кстати, мнения о консервированном консоме? Я думал, что Вулф будет рад-радешенек возможности излить душу, но он, похоже, придерживался иного мнения. - Тебе нельзя ехать в Сент-Луис, - промолвил он. - Ты нужен здесь. - Еще бы. Должен же кто-то разоблачать фальшивые алиби. - Фу. Что ты можешь еще сказать о вчерашнем вечере? - Добавить мне, пожалуй, нечего. И тот и другой меня по-прежнему привлекают. Например, слова Фарнэма про залог. Возможно, это связано с нашим делом. Или как Сэм Пикок пытался неуклюже увильнуть от расспросов про то утро, когда Броделл ходил на Ягодную речку. Вам пришлось дважды перебивать его, а когда вы спросили, не говорил ли Броделл, что встречал кого-нибудь по дороге, Пикок нервно затеребил шейный платок и начал ныть, что вы задаете слишком много вопросов. Будь Броделл жив, я бы предпочел расспросить его про это утро. - Да. Сможем ли поговорить с мистером Пикоком, если поедем туда сейчас? - В субботу днем-то? Сомневаюсь. - Можем ли мы застать его сегодня вечером у мистера Степаняна? - Вот это как пить дать. - Значит, поговорим с ним там. - Поговорим? Вы тоже едете? - Да. Я даже не поднял бровь; уж слишком он меня поразил. Я просто таращился на него. - Я хочу пить, - сказал Вулф. - Там в ручье две банки пива. Я встал и спустился по крутому склону к воде. Глава 8 В двадцать минут пятого мы вчетвером сидели в гостиной в доме Грива - той самой, где были выставлены фотографии, вымпелы, медали, серебряный кубок и знаменитое седло. В гостиной собрались только мужчины. Кэрол Грив и Флора Итон, невезучая вдовушка, колдовали на кухне над форелью по-монтански, которую должны были подать на стол к шести часам. Альма хлопотала над младенцем. Мы с Вулфом прибыли к пяти. Пит Ингелс с Эмметом Лейком уже были на месте, а вот Мел Фокс застрял, что-то случилось с лошадью, - и теперь мы все ждали его. Эммет, видавший виды ковбой лет пятидесяти, произнес всего два слова: "Садитесь сюда", - обращаясь ко мне, а вот Пит Ингелс, напротив, оказался разговорчивым малым. Суда по его телосложению, его должно было увлекать нечто, где требовалось применение недюжинной физической силы, а он тем не менее заканчивал Калифорнийский университет в Беркли, специализируясь по палеонтологии, но вот уже третье лето подряд подрабатывая на ранчо "Бар Джей-Эр". Вулф неосмотрительно задал ему вопрос о студенческих демонстрациях в Беркли, и Пит в ответ разразился речью, которая затянула