нако, была куда более быстрой и всеобъемлющей, чем можно было рассчитывать. Когда на эту женщину находило, она не теряла времени даром. Она рванулась с подушки, я рванулся навстречу, видимо ожидая атаки ногтями, но она обхватила меня за шею и повалила на себя. Я очутился на ней, от талии и выше, уткнувшись в подушку. Она покусывала меня сбоку за шею, не всерьез, а играючи. Время, место и девушка - роскошное сочетание, но тут требуются все три слагаемых. Место было подходящее, а вот время - нет, поскольку меня ждали другие дела; к тому же я сомневался, что девушка действовала из чистых побуждений. Сигаретница, фотография и какие-то пятидолларовые бумажки интересовали ее больше, чем моя персона. И вообще, мне не нравится, когда на меня жмут. Поэтому я просунул ладонь между ее лицом и своей шеей, вдавил ее голову в подушку, одновременно подняв собственную, и накрыл ей лицо углами подушки, слегка ее придушив. Секунд десять она еще трепыхалась и лягалась, потом успокоилась. Я спустил ноги на пол, встал, убрал руки и отступил от постели. - Когда вы дали ей фотографию? - повторил я. Она ловила ртом воздух, а отдышавшись, сказала: - Черт бы вас взял, вы дали волю рукам! - Ага. Думаете, начну извиняться? А сами похлопали по постели, где мне сесть, да еще в прозрачной комбинашке? И ведь прекрасно знаете, что через нее кое-что просвечивает. Не очень-то умно пытаться отвлечь меня от дела, в котором вы заинтересованы не меньше моего. Я уселся на стул. - Послушайте, мисс Дункан. Для вас единственная возможность выйти сухой из воды - помочь Ниро Вульфу распутать убийство, времени у нас в обрез. Может, и одного дня не будет. Я хочу выяснить про фотографии и пятидолларовые бумажки. Она совсем отдышалась и натянула одеяло до подбородка. - Вы и в самом деле дали волю рукам, - повторила она. - Условный рефлекс. И не рукам, а руке. Когда вы дали ей фотографию? - Давно. Около года тому назад. Однажды в субботу на дневном спектакле она передала мне в уборную записку, а в ней сообщила, что видела меня в своем доме, и попросила три билета на следующую субботу - ей хотелось сводить в театр подружек. Внизу, под именем, стоял адрес. Тот самый... Я велела ее привести и глазам своим не поверила. Такую красоту я видела впервые. Я подумала - она тоже... она бывала... Я понимающе кивнул: - Что она посещала ту комнату. Я этого не думаю. - Я тоже, поговорив с ней. Она сказала, что видела меня в прихожей - два раза, сказала она, - и узнала по фотографиям. Она заявила, что никому ничего не рассказывала и не расскажет, я дала ей фотографию с автографом и три билета. То было в июне, а в июле мы на месяц закрылись на летние каникулы, а в августе она опять ко мне пришла. Она выглядела еще красивее, глаза отказывались верить. Ей снова были нужны три билета, я сказала, что пошлю по почте, и тут-то она заявила мне, что решила брать деньги за молчание. Так прямо и сказала: за молчание. По пять долларов в месяц. Мне было велено отправлять деньги по первым числам на почтовое отделение, что на Восемьдесят третьей улице, у станции "Планетарий". Вы ее видели? - Да. - И не удивляетесь? - Нет. Я давно отвык удивляться, после первых двух лет работы сыщиком. - А я вот удивилась. Такая прекрасная, гордая девушка. И я, конечно... в общем, решила, что это только начало. С того раза я все время ждала, что она опять придет ко мне и скажет, что пяти долларов в месяц мало, но она так и не пришла. - Больше вы ее не видели? - Нет, но она меня видела. Она тогда рассказала, что придумала: услышав, как открывается дверь с улицы, она гасила у себя свет и оставляла в двери щелку. Когда я потом туда приходила и шла через прихожую, я сама видела эту щелку в притворенной двери. У меня возникло такое чувство - не знаю почему, - меня возбуждало, что она следит за мной из темноты. Она похлопала по постели: - Сядьте сюда. Я встал: - Нет, мэм. Когда вы вот так натягиваете одеяло, удержаться еще трудней - я-то знаю, что под ним. Меня ждут дела. Сколько всего пятидолларовых бумажек вы ей послали? - Не считала. Она приходила в августе, значит, первые деньги я отправила первого сентября, а потом каждый месяц. Одеяло соскользнуло. - Включая май? Двенадцать дней тому назад? - Да. - Получается девять. Все они в сейфе у мистера Вульфа. Я обещал миссис Перес когда-нибудь их вернуть, но раз это плата за молчание, вы имеете на них полное право. Я шагнул к постели, вытянул руку, обхватил пальцами ее ногу и нежно пожал. - Видите? Условный рефлекс. Пойду-ка я лучше. Я повернулся и вышел из комнаты, а когда достиг прихожей, откуда-то появилась телохранительница Майк, которая, впрочем, и не подумала открыть мне дверь. В холле внизу я остановился, чтобы сказать портье: - Можете не волноваться. Пропажа отыскалась в шкатулке для драгоценностей - горничная решила, что это серьги. С привратниками следует поддерживать добрые отношения - это себя окупает. Когда я вышел на улицу, мои часы показывали 15:40, значит, Вульф должен был сидеть в кабинете. Я нашел телефонную будку в том же квартале и позвонил. - Да? - раздался в трубке его голос. Не желает он отвечать на звонки как положено. - Это я. Говорю из автомата на Мэдисон-авеню. Деньги, добытые шантажом, возвращаются обратно, так что бумажки принадлежат Мег Дункан. Мария Перес застукала ее в прихожей с год назад, встретилась с ней и девять месяцев вымогала деньги, по пять монет в месяц. Одна из крупнейших операций в криминальной истории. Вчера вечером Мег Дункан работала, из театра пошла прямо домой и легла спать. Постель видел и на ней сидел. Вероятно, так и было - скажем, на девяносто пять процентов. Отсюда до особняка Йигера около восьми минут. Может, сперва зайти туда? - Нет. Звонила миссис Йигер, я сказал, что ты будешь от пяти до шести. Она думает, что ты сведешь ее поглядеть на комнату. Сам выкручивайся. - Попробую! Когда я заходил утром, вы сказали, что, может, захотите направить меня к Саулу, Фреду или Орри. - Я считал, что это может понадобиться, но нет. Действуй. Выйдя к обочине ловить такси, я размышлял о деловом здравом смысле и изящных чувствах Марии. Если вам случится иметь подписанную фотографию человека, у которого вы вымогаете деньги за молчание, вы ее не храните. На фотографии, конечно же, стояло "С лучшими пожеланиями", "Всего самого доброго" или что-нибудь в том же духе, но после того, как дарительница превратилась в жертву, держать ее автограф стало негоже. 14 Ни с мистером, ни с миссис Остин Хаф я не договаривался о встрече, во-первых, потому, что не знал, когда закончу с Мег Дункан, а во-вторых, хотелось бы поговорить с кем-то из них, неважно с кем именно, с глазу на глаз. Вот почему, нажимая на кнопку звонка в вестибюле номера 64 по Райской улице, я не знал, будет ли кто дома. Кто-то был. Замок щелкнул, я открыл дверь, вошел и поднялся по лестнице. Меня не ждали в дверях квартиры, как в прошлый раз, - он стоял у конца второго пролета. Когда я добрался до площадки, он отступил на шаг. Он не обрадовался моему приходу. - Снова я, - произнес я вежливо. - Нашли вчера жену? - Что вам надо? - осведомился он. - Ничего особенного. Задать пару вопросов. Тут кое-что произошло, и это несколько осложняет дело. Вы, скорее всего, знаете - убита девушка, которую звали Мария Перес. - Нет. Я сегодня не выходил из дома и не читал газеты. Кто эта Мария Перес? - Кто _б_ы_л_а_. А по радио не слыхали? - Я не включал приемника. Так кто она была? - Она была дочерью человека, с которым вы говорили, когда ходили в тот дом на Восемьдесят вторую улицу. Ее тело нашли вчера ночью на Северном речном пирсе. Убита выстрелом между девятью вечера и полуночью. Мистер Вульф хотел бы знать, где вы провели вчерашний вечер. И жена тоже. - Ни... себе! - сказал он. У меня глаза полезли на лоб. Он позаимствовал выражение не у Роберта Браунинга, это уж точно, хотя какой-нибудь драматург-елизаветинец вполне мог позволить себе такой оборотик. В елизаветинцах я не силен. Впрочем, откуда бы он это ни почерпнул, передо мной был совсем другой Остин Хаф, не тот, кого я вчера жалел, и дело было не только в словечке, но в лице и всей его повадке. Этот Хаф не просил о милости. - Стало быть, - заметил он, - вы хотите знать, как жена провела вчерашний вечер? Лучше сами ее спросите. Идемте. Он повернулся и двинулся по коридору, я пошел следом. Дверь в квартиру была открыта. Передней не было. Небольшая комната была обставлена как гостиная, но стен не было видно из-за книг. Он подошел к двери в противоположной стене, открыл и знаком предложил мне войти. Сделав пару шагов, я остановился как вкопанный. Он ее прикончил. Не нужно спешить с выводами, как оно нередко бывает, но второй раз за один и тот же день я застал молодую женщину в постели, только теперь она была целиком накрыта, даже с головой. И не одеялом - простой белой простыней, под которой вырисовывались ее формы. Когда мы вошли, она не шелохнулась. Труп трупом. Я стоял и смотрел, но Хаф, обойдя меня, заговорил: - Дина, это Арчи Гудвин. Вчера вечером убили девушку. - Он повернулся ко мне: - Как ее звали? - Мария Перес. Он снова обратился к жене: - Мария Перес. Она жила в том доме. Гудвин хочет знать, чем ты занималась вчера вечером с девяти до полуночи, и я подумал - расскажи-ка ты лучше ему сама. Вчера он видел тебя там, в том доме, так почему бы ему не посмотреть на тебя сегодня? Из-под простыни донеслось бормотание, которое я бы не признал за ее голос: - Нет, Остин, не хочу. - Захочешь как миленькая. Не начинай все сначала. - Он стоял в двух шагах от кровати. Он их сделал, взял простыню за верхний край и стянул вниз. Видал я трупы и покрасивее. Правая сторона лица была у нее отнюдь не в порядке, но по сравнению с левой выглядела просто нормально. Глаз заплыл и закрылся, распухшая щека и нижняя челюсть были цвета парной телячьей печенки. Красивые изгибы широких полных губ превратились в воспаленные багровые валики. Дина лежала на спине. Рубашка на ней была на бретельках, без рукавов, и, судя по виду плеч и предплечий, она не могла лежать на боку. Трудно сказать, куда смотрел ее второй глаз. Все еще придерживая простыню, Хаф повернулся ко мне. - Вчера я вам объяснил, - сказал он. - Я хотел дать ей понять, что я все знаю, но не мог сам этого сказать. Я боялся того, что затем может произойти. Теперь это сочилось. - Он обратился к ней: - Гудвин хочет знать, где ты была с десяти до полуночи. Скажи, и он уйдет. - Я была тут. - Слова прозвучали неразборчиво, но я понял. - Где сейчас. К девяти часам я уже была такая. - И муж оставил вас здесь такую? - Он не оставил. Он был здесь, со мной. - Чушь! - сказал Хаф, уже мне. - Когда я ушел от вас с Вульфом, я вернулся сюда, она была здесь, и с этого времени я никуда не выходил. Ну вот, вы на нее посмотрели, она вам ответила, теперь можете идти. - Жена ваша, не моя, - заметил я, - но врача вы к ней вызвали? - Нет. Когда вы позвонили, я менял лед в грелках. Я заставил себя взглянуть на нее. - Может, прислать врача, миссис Хаф? - Нет, - сказала она. - Пришлите ей бутылку шампанского, - посоветовал он. И я прислал. То есть взял да и послал бутылку шампанского, только не ей. Я позвонил Вульфу, доложил о Хаф и сообщил, что направляюсь к миссис Йигер, после чего пошел на Седьмую авеню ловить такси и тут увидел винный магазин. Я зашел и спросил, найдется ли у них бутылка "Дом Периньон". Бутылка нашлась. Я велел доставить ее мистеру Остину Хафу, дом 64, Райская улица, а на карточке написал: "С приветом от Арчи Гудвина". Мне захотелось, чтобы это было от меня лично, поэтому я не стал включать стоимость шампанского в расходы по делу. Мне и по сей день любопытно, отправил ли он бутылку в мусорный бак, выпил сам или поделился с женой. Отпустив такси на Восточной Шестьдесят восьмой улице перед домом 340 в две минуты шестого, я, прежде чем войти, посмотрел по сторонам. Отсюда все и пошло три дня тому назад. Вон там во втором ряду стояла полицейская машина с водителем Пэрли Стеббинза. За углом была закусочная, откуда я звонил Лону Коэну. Войдя в вестибюль и нажав кнопку, я спросил самого себя: знай я, что нас ожидает, дал бы я Майку Коллинзу сорок долларов сверх положенного? Ответа я не получил, потому что не знал, что нас еще ожидает. Не представляю, что думал по этому поводу Вульф, но меня в первую очередь интересовало, где была вчера вечером миссис Йигер, а потом уже все остальные. Вдовицы, наследующие имущество убитых мужей, всегда, понятно, заслуживают внимания, но тут было не только это. Она знала, что он не просто ей изменял, а изменял в степени n+1. То, что она не придавала этому значения, было благородно, если соответствовало действительности, и ловким ходом, если она притворялась. Стремление посмотреть ту комнату было естественным, если соответствовало действительности, и опять же ловким ходом, если она ее уже видела - вечером в воскресенье, когда отправилась туда его прикончить. В ее алиби, расписанном газетами, что она была за городом и вернулась только утром в понедельник, полиция, возможно, уже отыскала прорехи. Я это подозревал, потому что Кремер вчера приставил к ней "хвост". Она была не в постели - очко в ее пользу. Облаченная в форму горничная провела меня под аркой в гостиную раз в шесть больше хафовской, и через пару минут ко мне вышла наша Клиентка Номер Четыре. Остановившись прямо под аркой, она сказала: - Вы точны. Едем. Она была в шляпе и палантине, на сей раз не из носки, а из какого-то другого меха. - Мы куда-то отправляемся? - спросил я, подходя. - Разумеется. Сейчас вы покажете мне ту комнату. Машина ждет. - Боюсь, это не лучшее время, миссис Йигер. После того, что случилось. Сядьте, я вам объясню почему. - Можете объяснить в машине. Вчера вы обещали меня отвезти, как только выкроите время. - Знаю. Вчера вечером я пытался до вас дозвониться, но не мог. Вас не было дома? - Конечно, я была дома. У меня были сын, дочь и знакомые. - Она направилась к выходу. - Идемте. - И пусть все идет к чертям! - сказал я ей в спину. Она мгновенно повернулась. Для "болванки" она вертелась совсем неплохо. - Что вы сказали? - Я сказал - пусть все идет к чертям. У вас, возможно, именно такое к этому отношение, но у нас с Вульфом - другое. Я приехал объяснить, почему мы не можем сейчас туда отправиться. У управляющего тем домом была дочь, а вчера вечером... - Знаю. Я же вам сказала по телефону. Ее убили. - Вот-вот. И очень похоже, что она и ваш муж были убиты одним и тем же лицом. Кстати, вы, может, вспомните - мистер Вульф допускал вероятность того, что вы убили собственного мужа, поэтому он считает, что в случае с Марией Перес вас тоже нельзя исключить. Вот почему я спросил, были ли вы дома вчера вечером. Вы находились здесь с сыном, дочерью и знакомыми весь вечер? До самой полуночи? - Да. Я уже говорила вчера, что давным-давно оставила желание его убить. Вы же не законченные кретины? - Чтоб законченные - нет. Ладно, вы его не убивали. И ее тоже. Когда-нибудь с удовольствием свожу вас посмотреть комнату, но не сейчас. Слишком рискованно. Убили девушку из того же дома, и в любой час дня и ночи там может появиться полицейский или помощник окружного прокурора, чтобы расспросить родителей или кого-нибудь из жильцов. Опять же за домом может вестись наблюдение. Если меня или вас заметят входящими в дом или застанут внутри, тем более вместе, - пиши пропало. Пропало не только дело, для которого Эйкен нанял Вульфа, но и то, для которого вы его наняли. Вполне вероятно, что и за вами все еще ходит "хвост". - Не осмелятся. - Как же не осмелятся? Уже осмелились, скажете - нет? Придется с этим обождать. Комната никуда не денется. - Вы отведете меня туда или нет? - Не сейчас. Не сегодня. - Так я и думала. Этой комнаты просто не существует. - Еще как существует. Я там был. Несколько раз. - Не верю. - Она впилась в меня маленькими глазками-буравчиками. - Ее выдумал Бенедикт Эйкен, или Ниро Вульф, или вы. Вы меня дурочкой выставляете. Я еще вчера подозревала, а сейчас убедилась. Убирайтесь из моего дома. Я буду звонить окружному прокурору. Я наблюдал интересную игру природы, когда два подбородка выглядят столь же решительно, как и один. Разуверить ее мне было не под силу, нечего было и пробовать. Но одну попытку я сделал. - Вы смотрите мне прямо в глаза, миссис Йигер. Я похож на враля? - Похож. - Хорошо, придется вам ее показать. Машина, говорите, ждет. С водителем? - Разумеется. - Не выйдет. Если ваш особняк под наблюдением, филеру не понадобится даже ехать за нами, чтобы узнать, куда мы отправились, разве что шофер у вас - герой. Мы выйдем вместе, тут ничего страшного, и пройдем до Второй авеню. Вы подождете на углу, я подъеду в такси и вас посажу. Убедитесь, существует такая комната или нет. Маленькие глазки-буравчики смотрели с подозрением: - Еще один фокус? - Зачем меня спрашивать, если я враль? Конечно, я собираюсь вас похитить. В моем кругу это называется "захватом". Миссис Йигер приняла решение за четыре секунды. - Хорошо, идемте, - произнесла она и пошла к выходу. На тротуаре она задержалась, чтобы отдать распоряжение шоферу, стоящему у черного "линкольна", и проследовала со мной до угла. С этой минуты я принял обычные предосторожности - прошел квартал по направлению к центру, там поймал такси, а ее посадил на углу. Я велел таксисту попетлять, пока не убедился, что нет "хвоста", а потом высадить нас на Мэдисон-авеню в районе Семидесятых улиц. Когда это такси скрылось из виду, я поймал другое, велел отвезти на угол Восемьдесят второй и Амстердамской улиц, а когда мы туда приехали, - проползти еще квартал до Колумба. Удостоверившись на Колумба, что полиции не видно, я распорядился отвезти нас по Восемьдесят первой улице назад к Амстердамской и остановиться на углу. Там я расплатился, вошел с миссис Йигер в закусочную и, раз уж она подозревала фокусы, заставил пойти со мной в телефонную будку и постоять рядом, пока я набирал номер и разговаривал. Вот что она услышала: - Миссис Перес? Это Арчи Гудвин. Я в закусочной за углом. Надеюсь, мы с вами еще друзья?.. Хорошо. Из полиции приходили?.. Отказались? Хорошо. ...Нет, все в порядке, что вас отвезли подписать заявление - это нормально, они всегда так делают. Сейчас у вас кто-нибудь есть? ...Хорошо. Я приду с одной женщиной, мы будем через пару минут и поднимемся туда в лифте. Пробудем недолго. Может быть, вечером я вам позвоню или даже заскочу. ...Точно. Я ваш сыщик. Когда я кончил, миссис Йигер осведомилась: - С кем это вы разговаривали? - С матерью девушки, которую вчера убили. Поскольку убили не вы, интересы сторон в противоречие не вступают. Идемте. Мы прошли квартал до Восемьдесят второй, свернули за угол, поравнялись с домом 156 и нырнули в подвальную дверь. В прихожей никого не было, дверь в комнату Марии была закрыта. Я открыл лифт вторым ключом, мы вошли. Не будучи психологом или социологом, я не представляю себе, чего ждать от вдовы средних лет с двойным подбородком, когда она оказывается в приюте, где ее муж предавался внесупружеским плотским утехам. Какова бы, однако, ни была типическая реакция в таких случаях, готов биться об заклад, что миссис Томас Дж.Йигер повела себя по-другому. Когда я включил свет, она сделала пару шагов, остановилась, медленно повернула голову направо, потом еще медленнее - налево и повернулась ко мне. - Приношу извинения, - сказала она. - Принимаю, - ответил я. - Чего уж там. Она сделала еще несколько шагов, снова остановилась, огляделась и повернулась: - Без ванной? Я поверил только потому, что слышал собственными ушами. У вас такого преимущества нет. - Что вы, - ответил я, - в том конце. А кухня - в этом. - Я показал где: - Вон на двери золотая пластинка, нужно толкнуть. - Я повел рукой: - Там, где подвернут шелк, - занавеска; за ней ящики. На этом беседа иссякла, хотя она осматривала комнату более получаса. Сперва она изучила картинки, не все скопом, а одну за другой, двигаясь вдоль стены и задирая голову, чтобы увидеть висящие на самом верху. Без комментариев. Потом отдернула занавеску и принялась выдвигать ящики. Я пошел и сел в кресло. Она не рылась в ящиках, ничего не вынимала. Наклонилась, чтобы лучше разглядеть ковер, осмотрела обивку на кушетках и креслах. Повертела запрокинутой головой, обозревая установки скрытого освещения. Откинула на постели покрывало, поглядела на простыни и наволочки, вернула покрывало на место. Кухне она уделила добрых пять минут, а ванной и того больше. Ванную она осмотрела последней, а выйдя из нее, взяла с кушетки свой палантин и обратилась ко мне: - Вы верите, что Джулия Маги ходила сюда писать под диктовку? - Нет, - ответил я, вставая. - А вы? - Разумеется, нет. Почему вы считаете, что мой муж и эта девушка убиты одним и тем же лицом? - Вопрос сложный, но это не просто догадка. - Где ее мать? Я хочу с ней поговорить. - Сейчас лучше не стоит. - Я пошел к лифту, она следом за мной. - Для нее это был страшный удар. Как-нибудь в другой раз. Я нажал кнопку, дверца лифта открылась, и мы вошли. Потом, выстраивая для себя из чистого интереса последовательность событий, я попытался вычислить, где именно мы находились, когда в подвальную дверь позвонили. Должно быть, входили в лифт или уже спускались. Во всяком случае, я звонка не слышал. Мы вышли из лифта, направились к выходу и были примерно на полпути, когда впереди из двери справа вышла миссис Перес. В мой первый приход они с Марией тоже появились из-за этой двери, когда ее кликнул муж. Миссис Перес подошла к двери на улицу и открыла ее. Я же говорю, что не слышал звонка и поэтому решил, что она просто собралась выйти. Никуда она не собиралась, и мы с миссис Йигер оказались лицом к лицу с сержантом Пэрли Стеббинзом. - Простите, что снова вас беспокою, миссис Перес, но... - начал он, увидел нас и замолк. Странно все-таки устроен мозг. Мой, вместо того чтобы мгновенно оценить положение, за десятую долю секунды сообщил, до чего же мне повезло, что Стеббинз еще не успел войти и не стоял с миссис Перес в прихожей, когда мы вышли из лифта. Сознание, какой я везунчик, здорово мне помогло. - Ты? - сказал Стеббинз, переступив порог. - И вы, миссис Йигер? - Мы уходим, - сказал я. - Мы уже поговорили с миссис Перес. - О чем? - О ее дочери. Вам, полагаю, известно, что миссис Йигер поручила мистеру Вульфу найти убийцу ее мужа. Она вчера говорила Кремеру. Она и сама в душе немножечко сыщик. Прочитав сегодня в газете, что девушка по имени Мария Перес убита выстрелом в голову, а жила она на той же улице и в том же квартале, где нашли тело Йигера, и что ее тело тоже отвезли и бросили в другом месте, она подумала, нет ли связи между двумя убийствами? Мистер Вульф посчитал это возможным, я тоже. Миссис Йигер предположила, что Мария могла видеть, как убийца спускал тело Йигера в яму, - видеть с тротуара, когда возвращалась домой, а может, и из дома, из окна. Были, конечно, трудности, но мистер Вульф решил, что мне не помешает поговорить с родителями Марии, и миссис Йигер захотела прийти со мной. Получилось бы совпадение, если бы вы явились сюда с такой же идеей как раз тогда, когда мы уходим. Верно? Разливаясь перед ним соловьем, я чувствовал, как нескладно у меня получается. Во-первых, прорехи так и зияли, а во-вторых, это было на меня не похоже. Когда Стеббинз выпаливает вопрос типа "О чем?", я, само собой, отвечаю "О погоде" или в том же духе, и он это знает. Такого, чтоб удостаивать его долгим, подробным объяснением, за мной не водилось, но тут пришлось - ради миссис Йигер и миссис Перес. Скорее всего, затея была обречена на провал, но имелся шанс, что они сориентируются и помогут мне как-то выпутаться. На самом деле все обернулось, лучше, чем можно было надеяться. Я столько знаю об этом доме и этой комнате, что не сообразил толком: Стеббинзу-то про них ровным счетом ничего не известно, а полиция и окружная прокуратура три дня как считают, будто Йигера убили в другом месте, тело же привезли сюда и сбросили в яму, потому что так было удобнее спрятать концы, и ни у кого там нет ровным счетом никаких оснований связывать его с этим домом. Миссис Йигер оказалась сущим подарком. Она не сыграла бы лучше, репетируй мы с нею хоть целый час. Она протянула руку миссис Перес и произнесла безошибочно верным тоном: - Спасибо, миссис Перес. Мы обе лишились близких. Мне нужно уходить, я и так опаздываю. Мы не хотели отнимать у вас столько времени, вы были очень добры. Вам, мистер Гудвин, я позвоню потом, или вы сами мне позвоните. Дверь была открыта, и она ушла. Я мог бы расцеловать ее в обе щеки. Стеббинз смерил меня взглядом так, словно хотел надавать мне пинков по обеим половинкам, но это было в порядке вещей. - О чем ты спросил миссис Перес, и что она ответила? - потребовал он. Он грубил, но это тоже было в порядке вещей. Такая уж у него реакция на нас с Вульфом, особенно на Вульфа. Это был дельный вопрос. По тому, что я ему наплел, мы пришли расспросить миссис Перес, где находилась и что делала ее дочь в воскресенье вечером, и, надо полагать, она нам рассказала. Я же не имел ни малейшего представления о том, где была Мария в тот вечер. Отличный вопрос. Поэтому я снова стал самим собой. - О чем, по-твоему, я ее расспрашивал? Хотел выяснить, имела ли ее дочь возможность увидеть, как кто-то спускает тело Йигера в эту яму и лезет следом, чтобы накрыть брезентом. А что она сказала - можешь услышать из первых уст. Она здесь, ее и спрашивай. - Я тебя спрашиваю. Стеббинз не дурак. - А я подожду отвечать. Я ничем не обязан миссис Перес, но у нее право самой решать, что именно она хочет сказать для официального протокола. Мы с миссис Йигер - частные лица, а ты полицейский. И, ей-богу, миссис Перес тоже не подвела. - Я сказала ему все как было, - заявила она. - Если бы дочь чего такого даже и видела в воскресенье, она бы все мне рассказала. - Она весь вечер пробыла дома? - Да. Пришли две подруги, они смотрели телевизор. - Когда пришли подруги? - Около восьми. - А когда ушли? - Сразу после одиннадцати. После их любимой программы. - Ваша дочь вышла с ними? - Нет. - В тот вечер она выходила из дома? - Нет. - Вы уверены? Она кивнула: - Уверена. Мы всегда знали, где она. - Вчера вечером не знали. А ночью, воскресной ночью, она в любое время могла пойти в комнату с окнами на улицу и поглядеть в окошко. Могла ведь? - Зачем ей? Зачем ей было так делать? - Не знаю, но она могла. - Стеббинз повернулся ко мне: - Значит, так, Гудвин, поедешь со мной в центр. Расскажешь обо всем инспектору. - О чем обо всем? Чего тут рассказывать? Он выпятил челюсть. - Слушай, ты, в понедельник вы начали наводить справки о мертвеце за два часа до того, как было найдено тело. Когда инспектор отправляется поговорить с Вульфом, он застает там вдову и его потчуют обычным дерьмом. Вдовица поручила Вульфу найти убийцу мужа, что, может, и не противоречит закону, но противоречит работе Полицейского управления города Нью-Йорка. Я прихожу сюда, расследуя не это, а совсем другое убийство, - и, как Бог свят, снова ты, и вдова в этом доме, где жила убитая девушка, расспрашиваете ее мать. Либо ты едешь в центр, либо ты арестован как важный свидетель. - Так я под арестом? - Нет. Я сказал: _л_и_б_о_ - _л_и_б_о_. - Хорошо иметь выбор. - Я достал из кармана монету в двадцать пять центов, подбросил, поймал и посмотрел, как легла: - Я выиграл. Едем. Меня вполне устраивало увести его подальше от миссис Перес и этого дома. Поднимаясь на улицу по трем ступенькам, я думал о том, насколько все могло быть по-другому, приди он на полминуты раньше или спустись мы на полминуты позже. Влезая в полицейский автомобиль, я от души зевнул. Проспав менее трех часов, я весь день хотел основательно зевнуть, да все дела не давали. 15 Через шесть часов, в полвторого ночи, я сидел на кухне, уплетая черный хлеб (выпечки Фрица), копченую осетрину, сыр бри и молоко и просматривая утренний выпуск "Таймс" за пятницу, который прихватил по пути домой из окружной прокуратуры. Я был на пределе. Днем я порядком набегался, а вечер - час с Кремером и четыре часа с парой помощников окружного прокурора - меня по-настоящему вымотал. Нелегко отвечать на добрую тысячу вопросов, которые ставят профессионалы, когда знаешь, что: а) нужно защищать границу между двумя группами фактов - общеизвестными и теми, которые им не дай Бог узнать; б) протокол допроса может подвести под статью, от которой вряд ли удастся отвертеться; в) малейший промах может загубить все дело. Из всех допросов, каким меня подвергали в полицейском управлении и в окружной прокуратуре, это был самый трудный. Мне дали всего две передышки - когда оставили в покое на десять минут, чтобы я смог перекусить несъедобным сандвичем с ветчиной и пинтой снятого молока, и около десяти часов, когда я заявил, что либо мне разрешат позвонить, либо пусть запирают на всю ночь. Те, кто думает, что автоматы в этом здании не прослушиваются, могут, конечно, так думать, но у меня свое мнение. Вот почему, когда Вульф поднял трубку и я сообщил ему, откуда звоню, мы повели разговор в безопасном ключе. Я доложил о встрече со Стеббинзом и сказал, что Стеббинз и ребята из окружной прокуратуры, как обычно, считают, будто я скрываю информацию, которую обязан им сообщить, что, как он прекрасно знает, чистый бред. Он ответил, что знает о моей встрече со Стеббинзом, что миссис Йигер ему позвонила, он попросил ее приехать к нему, и они обсудили положение. Он спросил, стоит ли Фрицу держать на огне тушеные почки, я ответил - не стоит, сижу на диете. В конце концов меня отпустили без четверти час; когда я вернулся, огни в доме были потушены, и на столе у меня не было записки. Потребив должное количество хлеба, осетрины и сыра и узнав из "Таймс", что окружной прокурор надеется в ближайшем будущем сообщить об успешном расследовании убийства Йигера, я с трудом дотащился до моей комнаты на третьем этаже. Зубному врачу я еще много лет тому назад поклялся, что буду чистить зубы на ночь, но тут нарушил клятву. Поскольку я справился со всеми заданиями, записки у себя на столе не обнаружил и крепко недоспал, я не стал включать говорящий будильник; продрав утром глаза, я увидел, что будильник показывает 9:38. Вульф, должно быть, уже позавтракал и поднялся в оранжерею. Я мог бы позволить себе поваляться в постели еще десять минут, но терпеть не могу мыкаться с утра в неизвестности, поэтому собрал волю в кулак и поднялся. В 10:17 я вошел в кухню, поздоровался с Фрицем и налил апельсинового сока. В 10:56 допил вторую чашку кофе, сказал Фрицу спасибо за ветчину и омлет с абрикосами и отправился в кабинет разбирать почту. Прогудел лифт, вошел Вульф, поздоровался, проследовал к своему письменному столу и осведомился, нет ли чего от Хьюитта по поводу Lycaste delicatissima. В своем репертуаре. Пусть он знал, что они не упрятали меня под замок как особо важного свидетеля, раз я был перед ним, и что у меня не было для него ничего срочного, иначе я бы не стал тянуть до одиннадцати, все равно мог хотя бы поинтересоваться, сколько меня продержали. Продолжая вскрывать конверты, я ответил, что от Хьюитта ничего нет. - Сколько тебя продержали? - спросил он. - Всего три часа после звонка. Пришел домой в начале второго. - Верно, пришлось нелегко. - Местами. Я отказался подписывать протокол. - Правильно сделал. Приемлемо. Миссис Йигер рассказала мне, как ты сымпровизировал перед Стеббинзом. На нее произвело впечатление. Приемлемо. Два "приемлемо" подряд - небывалое дело. - Да что там, - сказал я, - всего лишь мои обычные осмотрительность и здравый смысл. А не то пришлось бы его пристрелить. - Я подал ему почту: - Какие будут задания? - Никаких. Мы выжидаем. Нажав на кнопку, он дал два звонка, долгий и короткий, чтобы принесли пиво, и занялся почтой. Через минуту явился Фриц с бутылкой и стаканом. Я зевнул и приготовил блокнот. Предстояла диктовка писем. Зазвонил телефон. Лон Коэн желал узнать, приятно ли я скоротал вечер в окружной прокуратуре и как это меня выпустили под залог посреди ночи. Я ему объяснил, что при умышленном убийстве под залог не выпускают, так что я выпрыгнул в окно и теперь числюсь в бегах. Когда я повесил трубку, Вульф приготовился диктовать; но только я взялся за блокнот, как телефон зазвонил снова: Саул Пензер хотел поговорить с Вульфом. Вульф не подал мне знака отключиться, поэтому я стал слушать. - Доброе утро, Саул. - Доброе утро, сэр. Я его нашел. Верняк! - В самом деле? - Да, сэр. Маленькая мастерская на Семьдесят седьмой улице рядом с Первой авеню. Номер триста шестьдесят два по Восточной Семьдесят седьмой. Звать Артур Уэнгер. - Саул повторил по буквам. - Он узнал его по фотографии, говорит, что не ошибается. Дня точно не помнит, то ли во вторник, то ли в среду на прошлой неделе, а приходил утром. Я звоню из будки за углом. - Приемлемо. Доставь его сюда как можно скорее. - Он не согласится, он там один. Десяти долларов, вероятно, хватит, но вы знаете, чем это пахнет. Его спросят, не давали ли ему денег. - Не спросят, а если спросят, так, значит, я уже пошел ко дну. Дай десять долларов, двадцать, пятьдесят, сколько понадобится. Когда сможешь его привезти? - Через полчаса. - Приемлемо. Я буду ждать. Мы положили трубки. Вульф поднял взгляд на часы и приказал: - Свяжись с мистером Эйкеном. Я позвонил в "Континентальные пластмассы". Мистер Эйкен находился на совещании, и его нельзя было беспокоить. Это мне заявил не только вежливый женский голос, но и мужской, обладатель которого явно считал, что и его беспокоить не следовало. Самое большое, чего я добился, - в течение пятнадцати минут мистеру Эйкену согласились передать сообщение. Я сделал его покороче: "Позвоните Ниро Вульфу по срочному делу". Через девять минут зазвонил телефон, и вежливый женский голос попросил соединить с мистером Вульфом. Такого я не поощряю даже с президентами, поэтому я предложил ей соединить меня с мистером Эйкеном, и она не стала спорить. Через минуту он взял трубку, и я просигналил Вульфу. - Мистер Эйкен? Ниро Вульф. Я хочу отчитаться. Весьма срочно. Не по телефону. Вы сможете подъехать с мисс Маги к четверти первого? - Нет. Мне неудобно. Разве нельзя отложить до второй половины дня? - Откладывать не следует. Иной раз приходится приносить удобства в жертву необходимости. Промедление было бы губительно. - Черт возьми, я... - Пауза. - Говорите, с мисс Маги? - Да. Требуется ее присутствие. - Не знаю. - Пауза. - Хорошо. Приедем. Вульф положил трубку и прочистил горло. - Бери блокнот. Арчи. Нет, не письмо - проект документа. Не для отправки. 16 На стене кабинета, как войти - справа, висит небольшая картина с изображением водопада, 14 на 17 дюймов. Ее центр приходится на дюйм ниже уровня моего взгляда, но во мне почти шесть футов роста. Картину сделали по заказу. В стене ниши, что в самом конце прихожей, имеется деревянная ставенка на петлях. Откройте ее - и увидите ту же картину сзади, но только сквозь нее вы увидите наш кабинет. В двадцать минут первого сквозь картину смотрел мистер Артур Уэнгер, проживающий в доме 362 по Восточной Семьдесят седьмой улице, худой мужчина старше пятидесяти с большими ушами и скудной шевелюрой. Саул Пензер доставил его чуть скорее, чем в обещанные полчаса. Ближе всего в кабинете к его точке обзора находились кресло, обитое красной кожей, и сидящий в кресле Бенедикт Эйкен. В нише с Уэнгером был не я, а Саул, мы же с Вульфом сидели в кабинете за своими столами. Джулия Маги сидела в желтом кресле лицом к Вульфу. Говорил Вульф: - ...Но прежде, чем представить свои выводы, я должен вам рассказать, как к ним пришел. Когда во вторник вечером вы спросили меня, кто будет решать, честно ли я выполнил условия, мне поставленные, я ответил - здравый смысл и добросовестность, вместе взятые. Вы сможете судить по совести, как я действовал. Говоря откровенно, я и сам не до конца уверен. Знаю только, что в обстоятельствах... Что такое, Саул? Саул стоял в дверях: - Тютелька в тютельку, мистер Вульф. - Очень хорошо, я потом посмотрю, - ответил Вульф и продолжал, обращаясь к Эйкену: - В данных обстоятельствах все другие пути были для меня закрыты. Как я вам говорил, единственный способ заставить полицию прекратить расследование убийства - предложить приемлемое решение загадки, не затрагивающее вопроса о комнате. Никогда я еще не брался за такое бесперспективное, со всех точек зрения, дело. Больше того, мне - я-то знал о том, что Йигера убили в той самой комнате, - оно казалось почти безнадежным. - Об этом вы узнали только вчера, когда поймали в ловушку мисс Маги, - оборвал Эйкен. - Нет, я узнал много раньше, днем во вторник, когда мистер Гудвин пересказал разговор с мистером и миссис Пересами, управляющим этим домом и его женой. Поднявшись с закусками в полночь в воскресенье, он нашел там тело; они его вытащили и спустили в яму. - Они признались? - Им ничего другого не оставалось. Альтернатива, на которую мистер Гудвин им указал, была еще хуже. - Они его и убили, это ясно. Они убили. Вульф покачал головой. - До вчерашнего утра это предположение выглядело приемлемо, но они не убивали дочери - с этого я начну мой отчет перед вами. Упомянутое предположение было отброшено в пользу другого: девушка убита тем же лицом, что и Йигер. Первое предположение отбросил я, а не мистер Гудвин, который с самого начала был с ним не согласен. В среду ночью миссис Перес его вызывала, он провел в комнате девушки обыск и обнаружил доказательства в поддержку второго предположения. Арчи? Я открыл сейф, извлек коллекцию Марии и передал ему. Он постучал пальцем по бумагам. - Вот, - сказал он, - тщательно спрятанная этой девушкой хроника тайной опасной затеи, за которую в конечном итоге она поплатилась жизнью. Тут все связано с Томасом Дж.Йигером. И началось это, несомненно как множество других опасных затей, с заурядного любопытства, подогретого существованием лифта и комнаты, которую ей запрещено было видеть. Она обнаружила, что, потушив у себя свет и оставив в двери щелку, может рассмотреть тех, кто направляется к лифту, пока они идут через прихожую. Не знаю, когда она впервые попробовала, но уверен - после первого раза делала это часто. Он взял со стола газетные выдержки: - Это из финансового раздела "Таймс", причем показатели акций "Континентальных пластмасс" отмечены карандашом. - Он отложил выдержки. - А это рекламные объявления "Континентальных пластмасс". - Он положил их поверх. - Этикетки с бутылок из-под шампанского. Мистер Гудвин полагает, что мисс Перес шампанского не пила, и я с ним согласен. Эти предметы из ее коллекции не имеют значения, так, бумажки. И эти тоже - газетные фотографии, две мистера Йигера, одна его сына и одна - жены. Я перечисляю их лишь для того, чтобы продемонстрировать вам, насколько старательной была мисс Перес. Он положил их к другим бумагам и взял в руки фотографии Мег Дункан и пятидолларовые купюры. - А вот это уже посерьезнее: