й маленький сладкий Сфинкс. Мне все время хочется покрывать тебя поцелуями... Он снова сомкнул объятия. Жоржетта с трудом высвободилась. - Я, должно быть, совсем сошла с ума, - сказала она, проведя рукой по лбу, и глаза ее потемнели. Макс встал: - Угрызения совести? - Да какие уж там угрызения, - вздохнула девушка. - Что сделано, того не вернешь. Но вот время поджимает. Боюсь, что я вернусь домой слишком поздно. Она поспешно закончила свой туалет и надела шляпку. Потом подошла к зеркалу и, критически взглянув на свое отражение, припудрила нос и подкрасила губы. Лицо ее снова скрылось под вуалью. Макс потянулся к ней, но Жоржетта решительно отстранилась. - Нет-нет, - сказала она. - Довольно, мне пора. Я тороплюсь. На лице молодого человека появилось выражение искреннего огорчения. Жоржетта протянула ему руку, затянутую в перчатку. Макс прикоснулся к ней губами. - Когда мы увидимся снова? - спросил он. Девушка на мгновение задумалась: - Послезавтра, в пять. В зале ожидания на вокзале Сен-Лазар. Я буду возвращаться со скачек. - Но почему бы нам не поехать на ипподром вместе? Жоржетта решительно покачала головой: - Нет, не нужно. Не стоит нам появляться вместе на людях. И прошу тебя - дай мне слово, что если мы где-нибудь увидимся, ты не подашь виду, что мы знакомы. - К чему такие сложности? - недовольно пробурчал Макс. Девушка не ответила. Она отодвинула занавеску и посмотрела на башенные часы. Те, как по команде, пробили восемь. - Кошмар! - воскликнула Жоржетта. - Я чудовищно опаздываю! Она быстро пошла к двери, но на пороге остановилась и повторила: - Где бы ты меня ни встретил, Макс, помни - мы незнакомы. Прошу тебя! И не подходи ко мне на ипподроме. И она закрыла за собой дверь. Прошло уже добрых четверть часа после ее ухода, а Макс все сидел неподвижно в кресле, вдыхая аромат духов своей новой возлюбленной. "Так кто же она все-таки? - думал он. - Какая-нибудь содержанка, из тех, что ложатся в постель с первым встречным? Непохоже... Ее мучит совесть. Может, она светская дама? Непонятно..." - Как спалось, Жожо? Продолжительный зевок и неразборчивое бормотание были ответом на этот вопрос. Комната на пятом этаже выглядела весьма изящно. Окна выходили на улицу Батиньоль. В центре стояла внушительных размеров кровать. Один из лежащих на ней осторожно приподнял полог и тихо опустил ноги на пол, стараясь не разбудить соседку. Это был уродливый, смешной человечек. Длинная ночная рубаха не могла скрыть округлого брюшка. Он протер большими волосатыми руками глаза, зевая, подошел к окну и отдернул занавески. Луч солнца упал на кровать, и из-под полога донеслось недовольное ворчание. Не обращая внимания, толстяк подошел к двери и крикнул: - Анжела! Принесите газеты! Получив газеты, он вернулся к кровати, улегся и зашелестел страницами. Прочтя колонку новостей, мужчина потянулся и пробормотал: - Воскресенье... Можно валяться хоть до полудня. До чего здорово, что не надо тащиться в эту проклятую контору! Женщина, лежащая рядом с ним, приоткрыла глаза и захныкала: - Ты совершенно невыносим, Поль! Даже в воскресенье тебе надо вскочить ни свет ни заря! - Но, дорогая, я ведь привык всегда просыпаться в одно и то же время! Женщина вздохнула: - Да просыпайся ты, когда хочешь, только, ради Бога, делай это потише. Ну зачем тебе понадобилось открывать занавески? Свет бьет прямо в лицо. Теперь я целый день буду чувствовать себя разбитой! Уже начинается мигрень! Толстяк уныло почесал в затылке, с сожалением отложил газету и наклонился к женщине: - Жожо... Дорогая... - Прекрати! Ты меня всю исцарапаешь своей щетиной. Пойди хотя бы побрейся. И вообще, не трогай меня. Я еще сплю. - Извини, - покорно пробормотал мужчина и вновь взялся за газету. Его жена, поворочавшись немного, вскоре опять задремала. Тем временем внимание Поля привлек крупный заголовок на третьей странице. Он принялся читать статью, время от времени выражая шумное неодобрение автору и падению нравов. Рядом послышался недовольный голос: - Неужели нельзя читать газету молча! Толстяк замолчал. Его жена высунула голову из-под одеяла: - Посмотри-ка лучше, что там пишут по поводу скачек в Отей. Кто нынче фаворит - Стальная Уздечка или Бродяга? - Но я еще не дочитал. Женщина в сердцах тряхнула головой: - Иногда мне кажется, что ты вообще не умеешь читать! Вот уже битый час ты шуршишь этой проклятой газетой и не даешь мне спать, но не можешь сказать единственную вещь, которая меня интересует! - Да, но меня-то это не занимает, Жожо! Ты ведь знаешь, я никогда не хожу на бега. - Ну и что? Я ведь интересуюсь твоими делами. А ты... ты просто эгоист! - Ну... Все жены проявляют внимание к делам своих мужей, так принято. - А дела жен, значит, можно вовсе не замечать? Жожо села, облокотившись на подушку: - Ну, вот что ты там сейчас читаешь? Наверняка, какие-нибудь грязные сплетни. Уму непостижимо, до чего мужчины обожают всякие мерзости! Поль Сомоно пожал плечами: - Ну, почему сплетни. Это отчет о недавно раскрытом преступлении. Должен тебе сказать, что эти бандиты наглеют с каждым днем! Жоржетта потянулась и снова легла. - Ну, и кого же на сей раз ограбили? - равнодушно спросила она. Поль раскрыл газету: - Ограбили? Хм, тут дело посерьезнее... Слушай, я тебе прочту. Он откашлялся и начал: - Загадочное преступление в Сен-Жерменском лесу. Полиция обнаружила повешенного мужчину. Личность погибшего установлена - в бумажнике найдены документы на имя Рене Бодри. Полагают... Толстяк осекся. Жена его подскочила, словно подброшенная пружиной. Лицо ее смертельно побледнело, глаза округлились. - Что? - с трудом выдавила она. Поль оторопело посмотрел на жену. - Не надо так волноваться, милая Жожо, - начал он, но женщина резким движением выхватила у него газету. Она углубилась в чтение, машинально повторяя: - Рене Бодри... Рене Бодри... Не может быть! Не может... У нее вырвалось рыдание. Сомнений не оставалось - найденный в лесу покойник действительно оказался господином Рене Бодри. Поль ничего не понимал. - Что с тобой, дорогая? Умоляю, не надо так нервничать! Жожо! Жожо, милая! О, Господи... На помощь, кто-нибудь! Воды! Тело Жоржетты Симоно обмякло, глаза закатились, и она потеряла сознание. Глава 3 ТРУП В СЕН-ЖЕРМЕН В ночь с пятницы на субботу, когда Жоржетта Симоно еще только раздумывала, идти ли ей на свидание со своим новым поклонником, двое мужчин двигались со стороны Мезон-Лафит к Сен-Жерменскому лесу. Они шли быстрым шагом, посасывая сигары, и время от времени перекидывались отрывистыми фразами. Похоже было, что они не в восторге друг от друга. - Может, все-таки возьмем машину? - спросил один. - Не стоит, - бросил его спутник. - Но почему? Ведь путь не близкий! - Послушайте, я прекрасно знаю эту дорогу. Быстрее дойти пешком. - Ну что ж... Они свернули направо, на маленькую тропинку. Вышедшая из-за туч луна осветила их. Один был одет в клетчатый костюм, овальная шапочка натянута на уши. На втором же был изысканный жакет, мало подходящий для прохладного времени года, - стоял конец октября. Брюки его были заправлены в высокие сапоги, рука сжимала хлыст. Он шел тяжелой, валкой походкой человека, привыкшего к верховой езде. - Ну что ж, - продолжал человек в клетчатом костюме, - раз вы хорошо знаете дорогу и в конце нас ждет стаканчик вина - тогда в путь. При словах "стаканчик вина" его собеседник чуть заметно улыбнулся. Он привык к более благородным напиткам. Было около десяти вечера. По субботам в это время в Сен-Жерменском лесу не бывает ни души. Лишь изредка со стороны дороги слышался шум проезжающего автомобиля и виднелся отблеск фар. И снова воцарялась тишина, лишь ветер шевелил кроны деревьев, и палая листва шуршала под ногами путников. Несколько минут мужчины шли молча. Наконец обладатель элегантного жакета щелкнул хлыстом по сапогу и спросил: - Так что же, вы так и не хотите проявить благоразумие? Его спутник пожал плечами: - Благоразумие... Я как раз его и проявляю. По-моему, именно этим вы и хотите воспользоваться, мой дорогой. - Но, право, ваши запросы слишком велики! - Я придерживаюсь другого взгляда. Мужчины помолчали. Потом первый вновь заговорил: - Итак, вы просите тридцать тысяч франков. Это крупная сумма! - Совершенно с вами согласен, - ответил второй. - Сумма немалая. - А ваша лошадь ее не стоит! - Ну, это как посмотреть... - Да ведь она никогда толком не бегала! "Клетчатый костюм" расхохотался: - Так значит, если бы она бегала, вы бы ее купили, не так ли? Этот невинный вопрос заставил мужчину вздрогнуть: - Что такое? Вы говорите какими-то возмутительными намеками! Хлыст снова щелкнул по голенищу. - Ну, хорошо, - сбавил тон его обладатель. - Может, вас устроят двадцать тысяч? - Ну, нет, дружище. Я сказал - тридцать кусков. Это мое последнее слово. - Двадцать пять! "Клетчатый костюм" хмыкнул: - Вы торгуетесь, как на базаре. Поверьте, это пустая трата времени. Тридцать тысяч франков и ни одним су меньше. Вы ведь знаете мою лошадку. Ровная рысь, прекрасный аллюр... Усталости не знает, и препятствие ей нипочем! Он помолчал и добавил: - А упряжь? Упряжь ведь тоже стоит денег! Последние слова прозвучали с непонятной иронией. "Жакет" дернул плечом. - Не валяйте дурака, - буркнул он. - Упряжь тут ни при чем. Однако голос его звучал неуверенно. Он подумал и проговорил: - Послушайте, двадцать восемь тысяч! Неужели этого мало? - Тридцать, - спокойно ответил "клетчатый". - И не будем спорить. Он принялся насвистывать какой-то мотивчик, давая понять, что разговор закончен. Потом повернулся к собеседнику и ухмыльнулся: - Да что там говорить! Я уверен, что деньги у вас с собой. Вы ведь давно все решили, верно? Я-то знаю, что не требую невозможного. Поэтому... - Ладно, - перебил его спутник и снова щелкнул хлыстом по голенищу. - Сегодня, Бодри, вы пользуетесь ситуацией. Но, видит Бог, так не будет продолжаться вечно! Бодри всплеснул руками. - Силы небесные, да ничем я не пользуюсь! - воскликнул он. - Просто... Собеседник снова перебил его: - Довольно слов. Деньги действительно со мной. Давайте заканчивать. Бодри кивнул: - Пожалуйста, мсье, если вам так хочется... Тропинка вывела мужчин на перекресток Крест-Ноай, прозванный так из-за большого креста, возвышающегося в центре. Неподалеку виднелась небольшая забегаловка. Столики стояли прямо на пронизывающем ветру. "Жакет" указал хлыстом в ту сторону. - Поговорим здесь? - Как вам угодно. Они уселись за столик и заказали шартрез. По просьбе Бодри официант принес перо и бумагу. - Итак, мы сговорились на тридцати тысячах. Небольшие формальности, и все права на лошадку - ваши. Очевидно, бесполезно просить вас о чем-либо еще. Это ведь не обычная сделка... Бодри хихикнул: - Что вы несете?! Постоянные намеки продавца явно выводили из себя покупателя. Он заломил бровь и процедил сквозь зубы: - Не понимаю, какого черта вы тут темните. Все предельно ясно - у вас есть лошадь, которую вы продаете, а я покупаю. Плачу вам цену, которую вы запросили, и дело с концом. Собеседник криво улыбнулся: - Что ж, будь по-вашему. Допустим, я обыкновенный лопух, допустим, я никогда не бывал в ваших конюшнях и не видел... - Все, хватит, - оборвал его "жакет". Он достал бумажник, вытащил пачку купюр и принялся пересчитывать. - Надо же, - заметил Бодри, с интересом следящий за его действиями. - Здесь тридцать пять бумажек. Похоже, вы собирались выложить за лошадку побольше! Покупатель метнул на него испепеляющий взгляд и промолчал. - Вот видите, - мягко сказал Бодри. - Я вовсе не такой уж лопух. "Жакет" молча протянул ему тридцать купюр, которые мгновенно исчезли в кармане клетчатого пиджака. Оттуда же появилась бумага, сложенная вдвое. - Вот купчая, мсье. Покупатель внимательно просмотрел документ и спрятал его в карман. - Значит, я забираю лошадь? - Конечно. - Ну, тогда и говорить больше не о чем. Потеряв интерес к собеседнику, владелец лошади поднялся и бросил на столик несколько монет. Дремавший неподалеку официант удовлетворенно хмыкнул. Наконец-то уберутся эти два полуночника, которым больше нечего делать субботним вечером, как шататься по лесу! Бодри тоже встал. - Ну, раз уж говорить нам больше не о чем, - сказал он, - так давайте хоть попрощаемся. Вы возвращаетесь в Мезон-Лафит? - Именно. А вы в Сен-Жермен? - Точно. - Тогда счастливого пути. И, не обменявшись рукопожатиями, мужчины разошлись в разные стороны. Один уходил, взбешенный тем, что выложил за покупку слишком много, другого же терзали воспоминания о пяти банковских билетах, которые он получил бы, будь немного понастойчивее. Бодри процедил: - Этот надутый идиот воображает, что моя лошадка у него в кармане. Посмотрим! Пусть не слишком выставляется. Одна моя записочка президенту жокей-клуба может надолго отбить у него аппетит! Его недавний собеседник тем временем также не стеснялся в выражениях. - Ничтожество! - шептал он. - Урвал тридцать тысяч и считает, что надул меня. Да в этих обстоятельствах я заплатил бы и пятьдесят, и сто! Пройдя несколько сотен метром он заговорил спокойнее: - Забавный, однако, тип этот Бодри! Не могу понять, кто же он на самом деле? Выпендривается, как профессиональный лошадник. А встретишь его на бульваре - типичный белоручка, прожигатель жизни. Интересно, откуда он взял такую лошадь? Впрочем, черт с ним. Главное, что я добился своего. Спустя двадцать минут Рене Бодри, вернувшись в забегаловку, сидел за тем же самым столиком. Он не спеша выкурил сигару, выпил бокал дорогого портвейна и двинулся по дороге, ведущей в Сен-Жермен. Ночь была сырой и холодной. Бодри поднял воротник и глубоко засунул руки в карманы пиджака. Однако тридцать тысячефранковых билетов поддерживали его настроение на соответствующем уровне. Бодри напевал и прищелкивал в такт пальцами. - Нет, господа, лопухом меня не назовешь, - приговаривал он. - Никак не назовешь! На дороге не было ни души. Ветер зловеще шумел в кронах деревьев. Бодри обеспокоенно огляделся. - Чертовски темно, - пробормотал он. - Не очень-то осторожно с моей стороны гулять здесь ночью, да еще с такими деньгами... Он поежился. - А вдруг в этом трактире кто-нибудь увидел, как я славно поживился? Он снова обернулся. Дорога была пуста, шагов не слышно... - Успокойся, приятель, - решительно сказал себе Бодри. - Что-то ты становишься слишком трусливым. Вряд ли найдется сумасшедший, который караулил бы здесь кого-нибудь по ночам. Нарочито громко напевая, он двинулся дальше. Сухие листья шуршали у него под ногами. Вряд ли Рене Бодри чувствовал бы себя столь уверенно, если бы, оглянувшись, увидел темную фигуру, прячущуюся за деревом. Счастливый обладатель тридцати тысяч франков с самого начала был не слишком внимателен. Иначе он заметил бы незнакомца, покидая придорожную забегаловку. Тот стоял у поворота, прячась в кустах. И от самого перекрестка неизвестный следовал за Бодри в каких-нибудь двадцати метрах. Естественно, он не напевал и не хрустел сучьями. Ступая по влажному мху, он двигался совершенно бесшумно. Каждый шаг его был соразмерен с шагом Рене Бодри. Так рысь, идущая по следу, копирует движения своей жертвы. Прошло минут десять. Теперь Бодри окружал лишь глухой лес. Это было одно из самых пустынных мест в округе. Сигара Бодри погасла. Чертыхнувшись, он попытался закурить новую, но ветер гасил спички. - Вот пропасть, - выругался путник. - Неужели нельзя придумать что-нибудь понадежнее, чем эти проклятые спички! Он укрылся за толстым стволом вяза и продолжил свои попытки. Преследователь, наблюдавший за ним, усмехнулся. - Что ж, момент самый подходящий, - прошептал он. - Надо действовать. Незнакомец сделал несколько бесшумных шагов и оказался за спиной ничего не подозревавшего Бодри. Подождав несколько секунд, он негромко произнес: - Эй! Рене Бодри вздрогнул и хотел было обернуться, но не успел. Шею его захлестнула удавка. Убийца резким толчком швырнул несчастного на землю и, упершись коленом ему между лопаток, стал душить. - Помоги... - прохрипел Бодри и изогнулся в предсмертной конвульсии. Кадык его хрустнул, и из открытого в безмолвном крике рта вывалился почерневший язык. Безжалостный душитель не отпускал веревку, пока не убедился, что его жертва мертва. Наконец человек в клетчатом костюме дернулся в последний раз и затих. Убийца выпрямился и расхохотался. Не приведи Господь услышать этот леденящий хохот! Вдоволь насмеявшись, незнакомец проговорил: - Дьявол, до чего же это просто! Был человечек - и нет его... Ну что ж, посмотрим, что у него в карманах... Быстрыми, уверенными движениями, свидетельствующими о немалом опыте, он принялся обшаривать карманы убитого. Небрежно засунул себе за пазуху конверт с деньгами и открыл бумажник. Подсвечивая себе фонариком, неизвестный тщательно просмотрел все бумаги и затем положил их обратно. Решив, видимо, не мелочиться, он оставил на месте часы, серебряную цепочку и кошелек с тремя луидорами. - Ну, пожалуй, ночь прошла не зря. Слова эти прозвучали спокойно и равнодушно. Казалось, убийца делает обычную повседневную работу. Взвалив труп на плечо, словно мешок с мукой, он оттащил его к соседнему дереву. Затем снял пиджак, аккуратно повесил его на сук и отмотал обернутую вокруг пояса веревку. Вскоре тело бедняги Бодри качалось, повешенное на толстой ветке. Убийца надел пиджак. - Отличная работа, - удовлетворенно сказал он. - Теперь можно и домой. Он окинул взглядом покачивающийся в петле труп. - Отдыхай, старина. Надеюсь, ты не страдаешь головокружениями? И, рассмеявшись собственной остроте, негодяй растворился во тьме. - Господин жандарм! Там... в лесу... повешенный! Его нашел папаша Жанфье. Видит Бог, зрелище не из приятных! Жандарм с сомнением посмотрел на запыхавшегося десятилетнего мальчишку. - Ей-Богу, мсье, это правда, - настаивал тот. - Папаша Жанфье хотел было вытащить его из петли, да побоялся это делать до приезда полиции. И послал меня за вами. Из полицейского участка вышел бригадир в сапогах и при шпаге. На лице его было написано неудовольствие. Несмотря на звучное имя - Эгесип Турболен, бригадир был человеком мягким, больше всего на свете любил хорошо покушать и пуще сглазу боялся всяких осложнений. Рассказ мальчишки вызвал у него два закономерных чувства - сожаления о недопитой чашке кофе с молоком и страх предстоящей возни с неизвестным мертвецом. Подкрутив усы, бригадир недовольно спросил: - Где он, твой повешенный? - В лесу, мсье, недалеко от тропинки. - Так... И как он одет? - Шикарно, мсье! Бригадир решительно повернулся. - Это не мое дело, - бросил он через плечо. - Я повешенными не занимаюсь. Отправляйся в полицейский комиссариат. Мальчик широко раскрыл глаза: - А вдруг он еще не умер? - Да уж наверняка умер, пока мы тут с тобой беседуем, - ухмыльнулся жандарм. - И черт с ним. Жандармерия не занимается подобными делами. Это дело уголовной полиции. У нас, слава Богу, своих забот полон рот! Он бросил на топтавшегося в нерешительности парнишку грозный взгляд: - Ну, что стоишь? Я же сказал, иди в комиссариат! И Эгесип Турболен сопроводил свои слова таким повелительным жестом, что мальчишка сорвался с места. - Боюсь только, - пробормотал он на бегу, - что комиссар тоже не выспался и посоветует мне идти прямо во Дворец правосудия! В чем-то он оказался прав. В комиссариате не оказалось невыспавшегося комиссара, поскольку там вообще никого не было, кроме охранника. Этот, правда, был невероятно здоровым. Господь Бог, видимо, так увлекся его телом, что позабыл вложить ему мозгов в голову. Выслушав сообщение мальчишки, верзила наморщил лоб и минут пять сосредоточенно повторял: - Повешенный в лесу... В Сен-Жерменском лесу повешенный... Висит на суку... В лесу... Повешенный... Хорошенькая история... Лицо его побагровело от небывалого умственного напряжения. - Висит, значит... Вот несчастье! И кто бы мог подумать... Минут через пятнадцать здоровяк наконец осознал случившееся и направился домой к комиссару. Тот еще спал. И, проснувшись, отнюдь не пришел в доброе расположение духа. - Черт бы подрал этих жандармов! - бушевал он. - Поднять меня ни свет ни заря для того, чтобы я отправился вынимать какого-то психа из петли! Им, видите ли, трудно перерезать веревку! А потом в газетах будут возмущаться, что бедняга провисел черт-те сколько, пока полиция вола вертела... Комиссар ругался, а время шло. Наконец, заклеймив позором все человечество, представитель закона соизволил выбраться из-под одеяла. - Ладно, черт побери, придется идти... Однако для этого необходимо было одеться. Процедура заняла больше четверти часа. Не меньше времени понадобилось, чтобы найти пару молодых крепких мужчин, - не будет же, в самом деле, комиссар полиции волочь труп на себе! Таким образом, представитель власти добрался до злополучного дерева только к восьми утра. Тут, естественно, уже собралась толпа. Папаша Жанфье, добрейший старикан, много лет подметавший дорогу на Понтуаз и до сих пор не переставший удивляться, откуда же на ней берется пыль, в десятый раз рассказывал, как он обнаружил труп. - Я, значит, мету, а он, это... висит! Ну, я и говорю мальчишке - беги-ка ты за жандармами, не хочу я путаться в это дело. Ну, подумайте сами - мету я себе, ни о чем таком не думаю, а тут мне этот красавчик ножками помахивает. Надо мне это? Но его уже не слушали. Внимание присутствовавших переключилось на комиссара. - Интересно, он унесет веревку? - шептались в толпе. - А может, даст нам по кусочку? Говорят, это приносит счастье... Комиссар подошел к дереву. Вид несчастного Бодри был ужасен. Почерневший язык свешивался изо рта, на губах застыла пена. Безусловно, не возникало никаких сомнений, что он мертв, и мертв давно. - Снимите его, - скомандовал комиссар. Добровольцев оказалось предостаточно. Человек двадцать подбежали к дереву. Каждый хотел урвать себе кусок веревки на счастье. По преданию, так отгоняют злых духов. Пока крестьяне делили трофеи, комиссар неторопливо осматривал труп. - Похоже, это не местный... - пробормотал он. - Хотя... Он огляделся: - Кто-нибудь знает покойного? Человек с мрачным бритым лицом, по-видимому, конюх из Мезон-Лафит, подошел поближе. - Сдается мне, что это Рене Бодри. Он частенько крутился на ипподроме. Комиссар занес фамилию к себе в блокнот. - Обыщите труп, - скомандовал он жандармам. Те проворно выполнили приказание. - Золотые часы... - бормотал комиссар, - полный бумажник... Ну и ну! Зачем же тогда его укокошили? Нет, видимо, все-таки самоубийство... К одиннадцати утра толпа вокруг злополучного дерева еще увеличилась. Труп давно увезли в комиссариат, веревку разрезали на тысячу частей, но зеваки упрямо толпились вокруг толстого ствола, обмениваясь глубокомысленными замечаниями. Взвизгнув тормозами, неподалеку остановилось такси. Приехавший на нем молодой человек проворно выскочил и принялся энергично протискиваться сквозь толпу. - Дорогу, дорогу! Мне некогда попусту пялить глаза, я журналист! Где повешенный? - Опоздали, мсье, - ответил кто-то. - Бедняга уже в полиции. С губ молодого человека сорвалось досадливое восклицание. Он быстрым взглядом окинул дерево, толпу зевак, и карандаш его заскользил по страничкам записной книжки. "Ротозеи, ожидающие невесть чего... - записывал он. - Вид важный и таинственный до идиотизма... Тут вставить слова из песенки..." Оторвавшись от блокнота, он спросил: - Когда обнаружили покойного? - В половину шестого, мсье. - А когда вынули из петли? - Где-то в половине одиннадцатого. Карандаш снова заработал: "Обнаружив труп, никто не решается вынуть его из петли до прихода полиции..." Задав еще несколько вопросов, молодой человек прыгнул обратно в такси. - Трогай, - сказал он шоферу. - В Мезон-Лафит, в комиссариат. - Слушаюсь, мсье Фандор, - ответил тот. Глава 4 ПОДОЗРЕВАЮТСЯ В УБИЙСТВЕ Увидев, как его жена рухнула в обморок, Поль Симоно совершенно потерял голову. Стеная и охая, он неуклюжими движениями пытался привести женщину в чувство. Самое толковое, что пришло ему в голову - это положить на лоб Жоржетты смоченное водой полотенце. Однако все было тщетно. - Жоржетта, - шептал несчастный супруг. - Жоржетта, очнись! Наконец, поняв, что ему самому не справиться Поль кинулся к двери и завопил: - Анжела! Сюда, на помощь! В этот момент раздался звонок. В смятении бедняга Симоно подумал, что горничная успела каким-то чудом оповестить врача и тот уже спешит на помощь. Дрожащими руками он открыл дверь и замер на пороге. За побледневшей от любопытства консьержкой стояли жандарм и сурового вида господин в штатском. В руке он держал трехцветный шарф полицейского комиссара. - Что это... - ошарашенно проговорил Симоно. - Что угодно этим господам? Комиссар отодвинул консьержку и вошел в комнату. - Мсье Симоно? - спросил он. Вконец растерявшись, чиновник кивнул: - Да, это я... - А где мадам Симоно? - Моя жена? Здесь, конечно... Но что вам угодно? - Мне угодно увидеть мадам Симоно. Обычно добродушное лицо Поля Симоно исказилось: - Что вы себе позволяете! Она еще в постели. И она больна. И... Комиссар снял шляпу и шагнул вперед. - Прошу вас проводить меня к вашей жене, мсье, - произнес он вежливо, но твердо. И, обернувшись к жандарму, бросил: - Следите за дверью. Последняя фраза лишила Поля Симоно мужества. Он попятился: - Но, мсье... Моя жена... Не слушая его, комиссар вошел в спальню. Жоржетта по-прежнему лежала без сознания. - Так-так... - саркастически протянул комиссар. - Похоже, в этом доме настолько не жалуют полицию, что лишаются чувств при ее появлении! Поль Симоно воздел руки к небу: - Господи, почему ты допускаешь это издевательство? Мсье, покиньте немедленно мою спальню и объясните наконец, в чем дело! Комиссар положил свою шляпу на трюмо и не спеша подошел к кровати. - Не стоит ломать комедию, мадам, - резко произнес он. - Открывайте глаза. Услышав эти слова, оскорбленный супруг побледнел от ярости. Он собирался уже завопить во все горло, как вдруг Жоржетта открыла глаза. - О, Господи, - едва слышно прошептала она. - Что происходит? Поль... Взгляд ее упал на полицейского. Она вскрикнула и натянула одеяло на плечи. - Кто это? Поль Симоно беспомощно развел руками. Комиссар уселся в кресло и скомандовал: - Будьте любезны одеться, мадам и мсье. У нас не так много времени. У Поля снова прорезался голос. - Да что же это за безобразие! - заголосил он. - Какого черта вам здесь надо?! Как и многие слабые натуры, добрейший чиновник в ярости мог стать совершенно невменяемым. - Отвечайте немедленно, - орал он с пеной у рта, - а не то вышвырну вас отсюда, будь вы хоть комиссар, хоть сам Господь Бог! Казалось, он вот-вот набросится на полицейского с кулаками. Тот решительно встал. - Не стоит усугублять ваше положение подобным поведением, - сказал он с оттенком уважения. - Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Будьте добры, оденьтесь и следуйте за нами. - Да куда же, черт побери?! - В полицию. - По какому поводу, позвольте спросить? Что мы там забыли? - Вот там вам все и объяснят. Симоно осел на стул. Казалось, из него с шумом выпустили воздух. - Одевайтесь, - снова сказал комиссар. - Не затягивайте этот спектакль. Жоржетта посмотрела на мужа широко раскрытыми глазами: - Поль, мы должны подчиниться? - Куда уж тут деваться, - обреченно пробормотал Симоно. - Вставай. Но, клянусь Богом, это им даром не пройдет! Комиссар, усмехнувшись, вышел. Через несколько минут супруги были одеты. - Если хотите, можно вызвать машину, - сказал полицейский. - Но предупреждаю, оплачивать ее придется вам. Таков порядок. Симоно фыркнул, как рассерженный еж: - Хорошенький порядок! Нет уж, это вы мне заплатите за сегодняшнее утро! Он высунулся в коридор: - Анжела! Сходите, поймайте такси! Через несколько минут супруги в сопровождении полицейских вышли на улицу. Взбудораженные жильцы глядели на них из окон. Консьержка в своей комнате говорила подружке: - Вот, и этот оказался жуликом. Нет, биржа до добра не доведет! Входя в полицейский участок, Поль Симоно не переставал бормотать: - Ладно, ладно! Вы мне еще заплатите! Комиссар властным жестом остановил его: - Вы следуйте за мной. Мадам пусть подождет. Присмотрите за ней, жандарм. Сердце бедного чиновника мучительно сжалось, когда он увидел, с какой покорностью его жена опустилась на жесткую скамью. Комиссар ввел его в кабинет, где беседовали двое мужчин. - А вот и ваш клиент, - произнес полицейский. Один из мужчин окинул Симоно долгим взглядом. - Вам известно, почему вы здесь? - спросил он. - Вот это-то я и хотел бы знать, - пробурчал чиновник. - И предупреждаю вас, что непременно буду жаловаться! - Поменьше слов, - поморщился хозяин кабинета. - Вы не на базаре. Симоно на мгновение застыл, но тут же разразился очередной тирадой: - Что значит "поменьше слов"? Это вы прекратите валять дурака и объясните наконец, какого дьявола меня сюда притащили! - Что ж, слушайте. Прежде всего позвольте представиться. Я сотрудник Службы безопасности, а это, - он указал на своего собеседника, - ее глава. Симоно хлопнул ладонью по столу. - Да хоть сам Президент Республики! Я требую, чтобы мне объяснили, в чем дело, и ответили на все мои вопросы! Полицейские молча смотрели на чиновника. Тот, вздохнул и уже спокойнее спросил: - Так в чем меня обвиняют? - Вы подозреваетесь в убийстве, - сухо ответил комиссар. - Если вы хотите сделать заявление по этому поводу, то еще не поздно. Глаза Симоно вылезли из орбит. - Что?.. Я?.. - пролепетал он. - Что вы такое говорите? - Вы знаете Рене Бодри, не так ли? - продолжал комиссар. - Откуда мне его знать? Хотя... Симоно осекся. Рене Бодри... Ведь прочитав в сегодняшней газете, что этот человек найден мертвым, его жена потеряла сознание! Заминка не ускользнула от комиссара. - Итак, - напористо продолжал он, - мы все видим, что это имя вам известно. Симоно побледнел. - Ложь! - прохрипел он. - Никогда в жизни не слышал об этом человеке! Глава Службы безопасности кивнул комиссару: - Не тратьте зря времени. Бесполезно сейчас задавать этому человеку вопросы. Лучше помогите ему освежить память. Я думаю, семи-восьми дней в камере хватит. Пока двое жандармов отводили совершенно ошалевшего Поля Симоно в камеру, двое других ввели в кабинет Жоржетту. Молодая женщина выглядела совершенно потерянной и не сопротивлялась. Голос полицейского комиссара несколько смягчился: - Итак, мадам, вам известно, почему вы оказались здесь? - Нет, - ответила Жоржетта еле слышно. - Мне не в чем себя упрекнуть. - Хотелось бы вам верить, - вздохнул комиссар. - Однако это необходимо доказать. Вы готовы говорить откровенно? - Да, мсье. - Тогда подумайте хорошенько и скажите - вы знакомы с Рене Бодри? Жоржетта поколебалась. - Нет, - прошептала она наконец. Комиссар развел руками. - Ну вот, мадам, вы пообещали быть откровенной, а начинаете со лжи. Ведь вы знаете этого человека! Жоржетта Симоно закусила губу. Пальцы ее терзали кружевной платочек. - Я... Я не могу вам ответить, - выдохнула она. - Почему же? - настаивал комиссар. - Уверяю, помочь вам может только правда! Женщина молчала. - Давайте я попробую помочь, - предложил полицейский - Рене Бодри был вашим любовником, не так ли? - Но... Я замужем, мсье! - воскликнула арестованная. - Ну, это обстоятельство почему-то мало кого останавливает, - заметил начальник Службы безопасности. - Если дело только в этом, мадам, то мы можем гарантировать - ваш муж ничего не узнает. - А вдруг он нас услышит? Ее собеседник снисходительно улыбнулся: - Не беспокойтесь. Там, где он сейчас находится, ему нас никак не услышать. - Но где же он? - В тюремной камере. Женщина всхлипнула: - В тюрьме? Он? Но почему? Поверьте, это честный и достойный человек! - А вот в этом, мадам, мы сможем убедиться только в том случае, если вы не будете водить нас за нос. Итак, был ли Рене Бодри вашим любовником? Жоржетта опустила глаза и тихо ответила: - Да, мсье. - Давно? - Примерно год... Комиссар хрустнул пальцами: - Так... А других возлюбленных у вас не было? - О, нет, мсье! Так, друзья... Очень мало. На этот раз все трое полицейских улыбнулись. Уж они-то знали, что если хорошенькая мещаночка завела себе любовника, то ей ничего не стоило найти еще одного, а то и нескольких. Комиссар продолжал: - У вас в спальне был свежий номер "Столицы". Значит, вам уже известно, что Рене Бодри погиб? - Да, - всхлипнула Жоржетта. - Мой муж как раз наткнулся на эту статью перед вашим приходом. Когда я услышала имя Рене, то лишилась чувств... - А ваш муж знал Бодри? - Нет, клянусь вам! - Что ж, мы это проверим. И даже голос его не дрогнул, когда он читал статью? - Нет. С чего бы это? Комиссар вздохнул: - С того, мадам, что вы, похоже, снова вводите нас в заблуждение. Есть основания полагать, что ваш муж знал Рене Бодри. Мы также полагаем, что мсье Симоно устроил вам сцену в присутствии любовника. А потом убил его... И если это так, то вас, мадам, обвинят в соучастии. Женщина разразилась рыданиями, но полицейский невозмутимо закончил: - Мне кажется, мадам, что вы не настолько поражены, как хотели бы показать. Правосудие не так-то легко обмануть, уверяю вас! Самое лучшее для вас - немедленно во всем признаться. Глава 5 НОВЫЙ АРЕСТ Осмотрев дерево, послужившее виселицей несчастной жертве, Жером Фандор помчался в полицейский комиссариат, надеясь узнать там какие-нибудь подробности для своей статьи. На этот раз ему не везло. Приехав в Мезон-Лафит, журналист узнал, что трупа там уже нет. Согласно инструкции, его увезли в комиссариат Сен-Жермен, ввиду особой важности расследования. Местных полицейских сильно обидело подобное неуважение, и поначалу они приняли репортера весьма прохладно. Однако Фандор не преминул сыграть на оскорбленных чувствах блюстителей закона. - Вот так всегда, - сказал он комиссару, сочувственно покачивая головой. - Теперь дело будут вести эти надутые индюки из центра. А ведь тело обнаружили вы! Комиссар полностью был с ним согласен - произволу начальства нет предела. Обсудив эту тему, Фандор между делом спросил: - А это самоубийство или убийство? - Похоже, самоубийство, - протянул полицейский. - Чего ради убийце вешать свою жертву? Треснул по голове - и вся недолга! Фандор не был убежден, что все убийства совершаются именно посредством удара по голове, но спорить не стал. - А личность опознали? - спросил он. - Некий Рене Бодри. Говорят, играл на тотализаторе. - Спасибо... Журналист отошел с безразличным видом. Побродив еще немного по участку, он решил, что здесь больше ничего не узнаешь, и вернулся к такси. - В Сен-Жерменский комиссариат, - бросил он шоферу, садясь на сиденье. - И побыстрее. Может, успею еще что-нибудь пронюхать... И, черт возьми, надо увидеть труп! Но это ему так и не удалось. В Сен-Жермен ему сообщили, что тело уже отправлено в морг, куда посторонних не допускают. - Зачем же его туда повезли? - как можно наивнее спросил Фандор. - Простое самоубийство... Комиссар покачал головой: - Нет, мсье, убийство. Это уже было интересно. Репортер почувствовал профессиональный азарт. - А из чего вы это заключили? - вкрадчиво спросил он. - Простая наблюдательность, мсье, - не без гордости проговорил полицейский. - Что делает человек, которому пришло в голову повеситься? Он забирается на дерево, привязывает веревку к ветке, сует голову в петлю и прыгает вниз. Верно? - Верно, - подтвердил Фандор. - Ну так вот, - продолжал полицейский, - я не поленился залезть на это дерево. И обнаружил, что кора на ветке вся содрана. Понимаете? Беднягу задушили еще на земле, а потом уже вздернули, перехлестнув веревку через сук. Так что, мсье, о самоубийстве не может быть и речи! Фандор поглядел на комиссара с уважением - тот действительно оказался человеком весьма наблюдательным и неглупым. Мысленно он выругал себя за то, что сам не догадался осмотреть ветку. Необходимо было срочно убедиться, что полицейский ничего не напутал. Журналист снова сел в такси. - Придется опять ехать к этому дереву, старина, - вздохнул он. - Похоже, история затягивается. Вернувшись на место происшествия, репортер внимательно обследовал злополучный сук и убедился, что комиссар из Сен-Жермен абсолютно прав - здесь произошло убийство. Спустившись на землю, Фандор тщательно осмотрел траву вокруг. - Пожалуй, вот это можно принять за следы борьбы... А это что такое? В траве что-то блеснуло. Фандор наклонился и поднял изящный серебряный колпачок для карандашей - настоящее произведение искусства. На нем были выгравированы инициалы. - Интересно, - пробормотал журналист. - Убитого, если не ошибаюсь, звали Рене Бодри. А на этой штуке стоит М.Д.В. Он снова поднес колпачок к глазам. - Это может оказаться весьма существенным... Несчастного убили, но оставили ему и часы, и бумажник. Значит, мотивом была не кража. И, выходит, убийца - человек не нуждающийся. А эта серебряная безделушка, судя по качеству работы, вполне может принадлежать какому-нибудь аристократу. И монограмма... Бьюсь об заклад, никто из местных крестьян не оттискивает на сбруе своих лошадей М.Д.В.! Фандор вернулся в такси и приказал: - В Париж, в префектуру. Потом подумал и сказал: - Впрочем, нет. Сначала - улица Тардье, 1. Надо повидать Жюва. К четырем часам утра посетители "Крота", модного ресторанчика на Монмартре, уже осушили немало бокалов шампанского. Шумная компания уселась за столы около десяти и с тех пор успела уже изрядно набраться. Все это были молодые люди одного круга, для которых подобные пирушки случались не редко. Здесь сидел Луиджи Реверди, атташе в бразильском посольстве, отнюдь не обременявший себя излишней работой, Роже Бомон, студент юридического факультета, тоже не слишком часто показывавшийся на лекциях, и, наконец, наш старый знакомый Макс де Вернэ, последний любовник Жоржетты Симоно. Сейчас на коленях у него примостилась некая Мишелин де Валансьен, с которой он только что познакомился. Девушка безуспешно пыталась выпросить в подарок шикарную заколку, украшавшую галстук Макса. Хрупкий Луиджи, напротив, сам устроился на коленях Клары де Монтаргон, душившей его в объятиях. Роже Бомон яростно спорил со своей любовницей Лилианной д'Исси, утверждавшей, что он выпил уже вполне достаточно на сегодня. Перепалка, впрочем, отнюдь не мешала ему регулярно произносить тосты самого невероятного содержания. - Давайте выпьем за Северный полюс! - восклицал он. - Без его льда шампанское никогда не стало бы таким вкусным! Или за экватор... - А та