каким образом он очутился на заводе? Не могли же они убить его прямо там. Откуда тогда взялся костюм для переодевания? Да, странная история. В высшей степени необычная... Недавнюю усталость как рукой сняло. Фандора охватило знакомое чувство сыскной лихорадки. Он готов был немедленно мчаться куда угодно, лишь бы докопаться до истины. - Самое главное, - рассуждал он, - теперь установить личность убитого. Может, тогда удастся выйти и на убийц. Медленно проходя по двору завода, Фандор обратил внимание на тачку, наполненную соломой. Повинуясь безотчетному порыву, молодой человек принялся ворошить ее. Вскоре он прищелкнул языком. - Да, так и есть. Эта мирная тачка совсем недавно послужила похоронными дрогами. Повсюду пятна крови, еще свежие... Фандор пригляделся к стене двора: - Вот здесь ее везли, на стене остались царапины. А потом бросили тут, надеясь, что среди всякого хлама никто ее не заметит. А может, за ней еще придут? Это было бы здорово. Подошедший Маржак не решался перебивать. После столь блестяще проведенного расследования он смотрел на Фандора с суеверным ужасом. Журналист прошел несколько шагов. - Ага, вот и следы от колеса, - бормотал он, глядя под ноги. - Посмотрим... Фандор двинулся по следу, продолжая беседу с самим собой. - Похоже, эти преступники не только хитроумные, но и самодовольные ребята. Они были уверены, что об их фокусе с приводным колесом никто не догадается, и не слишком заботились о том, чтобы замести тут следы. Еще бы - они забросили свою жертву за добрую сотню метров. Кому же придет в голову, что она летела от самого завода! Его соображения вскоре подтвердились. След вывел на дорогу, и через двадцать минут быстрой ходьбы журналист и полицейский дошли до фермы. - Кто здесь живет? - спросил Фандор. - Папаша Фабер. Позвать его? - Конечно. Маржак двинулся к зданию фермы, а Фандор зашел в конюшню. Едва переступив порог, он увидел жующую сено лошадь. - Каскадер? - пораженно прошептал журналист. - Но почему здесь? Он подошел поближе. - Нет, это не Каскадер... Немного похож. Но этот гораздо лучше! Фандор почувствовал, как его бьет дрожь. Он протер глаза. - А конюшня-то, конюшня! Снаружи сарай сараем, а внутри настоящий дворец. И какой конь! Или этот папаша Фабер - миллионер? И главное - лошадь действительно похожа на ту кошмарную клячу, которой так восхищается Бридж. Журналист отошел к выходу. - Роскошная конюшня на полуразвалившейся ферме... И в ней чистокровный жеребец... Потом этот жуткий трюк с кровавым дождем... Неужели опять он? Неужели опять Фантомас? Он выглянул наружу и тут же отступил обратно. На лице его отразилось волнение. - Черт возьми! Похоже, что это... Тем временем во двор вышел Маржак, безуспешно вызывавший папашу Фабера. У ворот он увидел элегантно одетого мужчину. - Вы здесь служите, мой друг? - спросил тот. Маржак гордо выпятил грудь: - Нет, я служу в полиции! - Вот как? Простите. И незнакомец непринужденно двинулся вперед, к конюшне. Полицейский загородил ему дорогу и подозрительно поинтересовался: - А вы что здесь делаете? Пришедший улыбнулся: - Я? Я пришел за своей лошадью. - Придется вам подождать, - угрюмо сказал Маржак. - Хозяина нет на ферме. - Это неважно, - бросил мужчина. - Хозяин в курсе, что я сегодня заберу жеребца. Полицейский нахмурился: - Чем вы докажете, что эта лошадь ваша? Так каждый будет брать, что ему вздумается! Но незнакомец прекрасно владел собой. - Ну, зачем вы так! - улыбнулся он. - Там мой жеребец, чистокровка. Очень редкой масти для этой породы. Серый в яблоках. Маржак открыл дверь в конюшню и взглянул на лошадь: - Верно... - Ну, вот видите! Да меня здесь все в округе знают. Я Бридж, тренер. Успокоившийся полицейский покрутил головой, высматривая, куда это запропастился Фандор. Бравый страж порядка был бы немало удивлен, узнав, что его новый знакомый сидит сейчас в двух шагах, съежившись за копной сена, и беззвучно шепчет: - Так, вот и сам Бридж пожаловал за лошадкой. Да, это тебе не полудохлый Каскадер! И вокруг этого жеребца творятся странные дела. Хорошо, что мсье тренер меня не видел. Было бы забавно, если бы старина Маржак представил Бриджу журналиста Фандора, в котором тренер узнал бы своего конюха Скотта! Глава 17 НА ИППОДРОМЕ Была уже вторая половина дня, но на ипподроме еще оставалось много людей. По давней традиции светские дамы назначали своим поклонникам свидания возле весовой, и сейчас здесь царило оживление. В глазах рябило от изящных шляпок с цветами и перьями и дорогих мехов. Среди женского великолепия встречались изысканно одетые мужчины, большей частью в цилиндрах. Сегодня выдался день, когда удача сопутствовала как игрокам, так и владельцам лошадей. Никаких особенных неожиданностей не произошло, все призовые места взяли фавориты. Другое дело, что фаворитов в каждом заезде было по двое, а то и по трое - лошади оказались одна другой лучше. Многие игроки сумели на этом солидно заработать. На ипподроме царила атмосфера благодушия. Везде виднелись довольные лица - начиная от весовой и кончая газонами, на которых толпилось множество зевак. Ждали четвертого заезда. Один за другим на табло появлялись номера лошадей и их жокеев. Цифрами обозначался вес участников соревнований, а также номера, которые они вытянули при жеребьевке. Наконец наступило время делать ставки, и публика бросилась к окошечкам касс. Все стремились поскорее обменять деньги на разноцветные билетики, надеясь сорвать куш. В очередном заезде участвовало одиннадцать лошадей - все, как одна, благородных кровей. Публика ждала захватывающего зрелища. Знатоки тоже были в нетерпении, так как трехлетки, заявленные в программе, еще ни разу не участвовали в больших скачках. Несмотря на это, в группе уже определилось несколько фаворитов - ведь настоящие игроки никогда не ставят на "темных лошадок". За каждой стоящей лошадью следят, пока она еще тренируется в конюшне. Настоящего рысака скрыть так же трудно, как заглушить бой часов на Нотр-Дам. Расспрашивают тренеров, подкупают конюхов, и правда все равно выползает наружу. Итак, было известно, что среди лошадей, участвующих в заезде, есть, по меньшей мере, четыре фаворита в стипль-чезе - скачке с препятствиями. Но, конечно, точно победителя назвать не мог никто. Лошади выглядели достойными друг друга. Вот почему интерес к заезду был огромен. Хорошенькая молодая женщина, опирающаяся на руку пожилого мужчины, предложила поставить несколько луидоров. Тот с готовностью согласился, и они направились к окошечку, в котором принимались ставки не меньше двадцати франков. Любой знакомый признал бы в этой паре благородного Флориссана д'Оржеля и его новую подругу Жоржетту Симоно. Внезапно Жоржетта резко остановилась и побледнела. Флориссан проследил за ее взглядом, и на лице его отразилось беспокойство. Он увидел мужчину, с трудом пробирающегося сквозь толпу. Словно почувствовав, что его разглядывают, тот немедленно скрылся за спинами игроков. - Жюв! - чуть слышно прошептала про себя молодая женщина. И она бы немало удивилась, если бы узнала, что ее спутник мысленно произнес это же имя... Оба они не ошиблись. Это действительно был знаменитый полицейский. Испугавшись своей реакции, Жоржетта искоса взглянула на Флориссана. Тот казался совершенно невозмутимым. Женщина облегченно вздохнула. С тех пор как старик подарил ей особняк на улице Лало, он был с ней чрезвычайно любезен и даже нежен, но никогда не заговаривал о ее прошлом. Порой Жоржетту поражала и даже обижала его выдержка, но в глубине души она чувствовала облегчение. С другой стороны, так не могло продолжаться вечно. Женщина понимала, что даже если Флориссан и в дальнейшем будет воздерживаться от вопросов, ей самой придется начать разговор. Хотя бы потому, что рано или поздно возникнет разговор о ее планах на будущее. А будущее, увы, всегда неразрывно связано с прошлым... В любом случае, сейчас Жоржетта была рада, что ей удалось скрыть от своего спутника то, что она узнала в одном из игроков инспектора Службы безопасности. Ей вовсе не хотелось рассказывать об одном из тех людей, которые допрашивали ее в тюрьме. Но почему Жюва узнал и Флориссан? Почему на его лице появилось такое странное выражение? Конечно, имя знаменитого инспектора было известно доброй половине Парижа. Но только имя. В отличие от политиков, которые так часто выступают в публичных местах, что хочется больше никогда их не видеть, оперативные работники своей внешности не афишируют и стараются поменьше появляться на улицах. И то, что Флориссан д'Оржель с первого взгляда узнал полицейского в толпе, было, по меньшей мере, странно... Этой странности Жоржетта не заметила. Спутник мягко потянул ее за руку и увлек в сторону, противоположную той, куда скрылся инспектор. И вдруг, как назло, впереди снова мелькнула ладная фигура Жюва. На этот раз Флориссан д'Оржель вздрогнул и не смог этого скрыть. - Как? - удивленно спросила Жоржетта. - Вы знаете этого человека? Флориссан добродушно улыбнулся: - Как-то мне его случайно показали. Великий Жюв, борец с Фантомасом! Но Жоржетта не отставала: - Вы вздрогнули, мой друг! Вы не очень-то хотели его видеть. Флориссан обнял свою подругу за талию и наклонился к ее уху: - Вы правы, дорогая, я чуть вздрогнул. Но не потому, что не хотел его видеть. Вряд ли он знает, кто я такой. Но я не хотел, чтобы его видели вы! Ведь мне известно, в какой обстановке вам приходилось встречаться с этим человеком... Он вздохнул: - Увы, желал знаменитый Жюв того или нет, но он оказался непосредственным участником вашей трагедии. Не так ли? - Да, - грустно откликнулась Жоржетта. - Это так... "Вот он и пришел, этот разговор о прошлом", - подумала она. Флориссан, бережно взяв ее под руку, спросил: - А что, дорогая, вы действительно хорошо знали беднягу Бодри? - Да, - прошептала Жоржетта. - Вы уверены? - улыбнулся Флориссан. - Многие люди сказали, что хорошо его знают, но все назвали разные имена. Зачем человеку столько личин? Это не кажется вам загадочным? На глазах женщины выступили слезы. "Ну зачем он спрашивает? - думала она. - Ведь все сам знает - и что Рене был моим любовником, и что Макс тоже... Одно нездоровое любопытство, желание заставить меня рассказывать интимные подробности! А может, он ревнует?" Жоржетта почувствовала вдруг, что последняя мысль доставила ей неожиданное удовольствие. Ревнует - значит, любит! И, в конце концов, кому, как не ему, своему покровителю, ей следовало бы все рассказать! Он больше других имеет на это право. И Жоржетта решила быть искренней. - Я знала его как Рене Бодри, - вздохнула она, - мне вполне хватало одного имени. Поверьте, я была просто поражена, узнав, что кто-то называл его иначе. И кем только его ни считали - и букмекером, и помощником ростовщика, а мой муж заявил, что чуть ли не каждый день сидел с ним в кафе. И только тогда я поняла, что, собственно, совсем не знаю этого человека. Возможно, у него было две, а то и три жизни, но меня он в них не посвящал. - И вам совершенно не хочется узнать, кто его убил? Жоржетта горестно вздохнула: - Что я могу?.. И вдруг встрепенулась: - А почему вас это так интересует? Флориссан, видимо, почувствовал, что немного перегнул палку. - Что вы, дорогая, я спросил только потому, что уж зашел об этом разговор. Простите, если мои вопросы вас задевают. И он поспешил сменить тему: - Кстати, Жоржетта, вы ведь хотели сделать ставку! Поторопитесь, заезд сейчас начнется. Смотрите, уже выводят лошадей! Они подошли к окошку, и Жоржетта протянула деньги. В этот момент ее спутник вдруг наклонился к ней и негромко сказал: - Дорогая, меня зовет приятель. Я найду вас на трибуне. С этими словами он растворился в толпе. Жоржетта так удивилась, что служащему пришлось высунуться из своего окошечка и дернуть ее за рукав, чтобы она услышала вопрос: - На какой номер, мадам? И сколько? - Два по двадцать на пятый номер, - совершенно машинально ответила женщина. Расплатившись и положив билетики в сумочку, она отправилась на трибуну. Поведение Флориссана казалось ей странным. Какой еще приятель его позвал? Воспитанные люди так не поступают... В это время с Жоржеттой поздоровался элегантно одетый мужчина. - Здравствуйте, граф, - приветливо улыбнулась Жоржетта и протянула ему затянутую в перчатку руку. Граф почтительно прикоснулся к ней губами. - Посоветуете мне что-нибудь? - спросила женщина. - Кто фаворит сегодня? Собеседник лукаво рассмеялся. - Мне кажется, что вы уже выиграли, мадам, - произнес он. - Выиграли в самом трудном забеге, который только можно себе представить! Когда у женщины такой кавалер, как господин Флориссан д'Оржель, странно, что она еще помнит о лошадях. Жоржетта смущенно потупилась. Мужчина поклонился и отошел. Это был граф Мобан, с которым Жоржетта познакомилась неделю назад на скачках в Лоншан. Такие знакомства весьма льстили молодой женщине. Всю жизнь имевшая дело только с мелкими буржуа, она стала изредка посещать скачки после знакомства с Рене Бодри, да и то, если он давал ей пять франков на самое дешевое место. Зато теперь она вместе с Флориссаном бывала на ипподроме регулярно. Все, безусловно, считали ее любовницей старика, тем не менее, охотно приняли в свой круг. До определенной степени, конечно. Важнее всего были скачки. Вот и сейчас граф Мобан покинул ее и направился к тотализатору. Причем, остановился он у окошечка, в котором принимались ставки не меньше, чем в пятьсот франков. Народу тут почти не было. Лишь вокруг валялись разорванные билетики тех, кому не повезло. Граф склонился над окошком. - Двести пятьдесят луи на номер девять! - крикнул кассир помощнику. Он выдал графу билетики, и тот бережно положил их в бумажник. Прозвенел звонок. Это значило, что игрокам осталось две минуты, чтобы выбрать лошадь, потом же они не смогут выиграть ни сантима. После начала заезда ставки не принимаются. Кассир приготовился уже закрыть окошечко. В это время какой-то мужчина метнулся к нему и протянул толстую пачку купюр. - Десять тысяч франков! На номер девять! - просипел он, с трудом переводя дух. Граф Мобан чуть не присвистнул. Кому это так полюбилась лошадка, на которую он ставит? Десять тысяч - не шутка! А между тем никто не может с точностью сказать, что номер девять выиграет. Знатоки говорят, что конкуренты очень сильны. Мобан обернулся и увидел миллиардера Мэксона с пачкой билетиков по двадцать пять луи. Граф нахмурился и покачал головой. - Опять вы! - процедил он сквозь зубы. Мэксон вскинул брови: - Что вы имеете в виду? - А вы? - огрызнулся Мобан. - Я говорю о ваших словах, - настаивал Мэксон. - Что это значит - опять вы? Граф не отвечал. Повисло напряженное молчание. Заезд начался. Помещение тотализатора опустело, все поспешили на трибуны. И только Мобан с Мэксоном, стоя друг напротив друга, обменивались недружелюбными взглядами. В глазах Мобана светилась нескрываемая ярость, бритое же лицо миллиардера кривилось в надменной улыбке. Наконец граф бросил перчатку. - Довольно, Мэксон, - резко произнес он. - Пора нам уже объясниться. Почему вы поставили на ту же лошадь, что и я? Мэксон осклабился. - Вообще-то я не обязан отвечать вам, молодой человек, - протянул он, - но почему бы и нет. Это великолепный жеребец, зовут его Арлекин, я видел его на тренировке у Бриджа. И я знаю, что в конюшнях у Бриджа умеют выезжать лошадей! - Однако публика, похоже, с вами не согласна! - прищурился граф. - Этот Арлекин совсем не фаворит. По-моему, только я на него и поставил. Причем, заметьте, за две минуты до заезда. И вдруг прибегаете вы, будто за вами черти гонятся, и ставите на эту лошадь такую сумму! Мэксон снова оскорбительно улыбнулся: - Действительно, я чуть не опоздал. А что до фаворитов... Этих коней еще никто толком не знает. Как и вы, я просто верю в удачу, вот и все! - Не валяйте дурака, Мэксон! - процедил граф. - Давайте говорить откровенно. Минуту назад вы и не думали об Арлекине. Вы поставили на него потому, что это сделал я! - Ну и что? - пожал плечами американец. - Хотя бы и так. Что я, не имею на это права? Может, у вас легкая рука. Мобан побагровел. - Бросьте это шутовство! Я требую от вас объяснений, почему вот уже восемь дней подряд вы следите за мной? Почему все время перебиваете мои ставки крупными суммами? Вы мне портите всю игру! Из-за вас я выигрываю меньше! - Вот как? - невинно удивился Мэксон. - А я и не знал! - Бросьте строить из себя шута! - с яростью прошипел граф. - Или вы зашли на ипподром случайно? Вам нужно объяснять, что если бы моя ставка оказалась единственной, то выдача была бы куда больше? Или вы позволяете себе надо мной издеваться? Являетесь и ставите Бог знает сколько! Мэксон пожал плечами: - Ну уж, Бог знает сколько! Всего десяток тысяч франков... - Всего десяток тысяч! - взвился Мобан. - Экий пустячок! Если у вас столько денег, зачем вообще тогда играть на скачках? А я благодаря вам не получу суммы, которая мне необходима! - Увы, дорогой граф, - вздохнул американец, - игра есть игра. Всякое случается. И приходится с этим мириться. Не можете же вы, в самом деле, мне мешать! - Мешать играть? - уточнил граф. - Именно. Мобан провел рукой по волосам. - Верно, - произнес он. - Помешать вам играть я не могу. Но я могу попросить вас быть порядочным человеком и не портить игру мне. - Тотализатор принадлежит всем, - сухо ответил Мэксон. - Если вы хотите сохранить ваши ставки в тайне, договаривайтесь с букмекером. Граф стиснул кулаки: - Как же, договаривайтесь! Держу пари, вы с ними давно уже договорились. Как вы узнаете в последний момент, на какую лошадь я ставлю? Кто вам сообщает? И вообще, Мэксон, что вам надо? Какую цель вы преследуете? Мэксон вдруг улыбнулся. - А, собственно, что вы так разнервничались? - почти дружелюбно спросил он. - С чего вы взяли, что я хочу вас разорить? Пойдемте-ка лучше посмотрим, как проходит заезд. И он увлек графа к трибунам. Внизу, на дорожке, виднелась вереница лошадей, казавшаяся сверху тонкой цепочкой. С минуту Мэксон смотрел в свой лорнет, затем повернулся к Мобану и развел руками. - Похоже, мы оба ошиблись с этим Арлекином. Выигрывает явно Мируар. И, добродушно усмехнувшись, американец отошел. Мобан посмотрел ему вслед взглядом, полным ненависти, и процедил сквозь зубы: - Все равно, так дальше продолжаться не может. Придется с этим покончить. Позади трибун находится несколько комнатушек, как правило, пустующих. Некоторые из них предназначены для администрации, а в остальных находятся кладовки. В них хранятся флажки, вымпелы, доски для табло и другие необходимые атрибуты. После заезда, когда толпа рукоплескала победившему Мируару, миллиардер Мэксон обогнул трибуны и постучал в одну из дверей. Ему открыли, и он вошел в тесную комнатенку, свет в которую проникал через единственное крошечное окошко. Клубы табачного дыма окончательно затрудняли видимость. - Ну вы и накурили, - произнес Мэксон, кашляя и протирая глаза. - Не понимаю, как можно дышать таким воздухом. - Ничего не поделаешь, мсье, - ответили ему. - Каморка-то размером с птичью клетку, и вентиляции никакой. К тому же запах табака только облагораживает эту жалкую конуру. Иначе в ней воняет плесенью. - Уж лучше плесенью, - пробурчал некурящий Мэксон. - Ваш дым нисколько не лучше. Из дыма возникла крепкая сухощавая фигура мужчины с бритым волевым лицом и седоватыми висками. Это был инспектор Жюв собственной персоной. Прежде всего полицейский тщательно запер за Мэксоном дверь. - Ну, как? - деловито спросил он. Мэксон пожал плечами: - Да никак. Поддался на вашу провокацию и просадил десять тысяч. - Не расстраивайтесь, - улыбнулся Жюв. - Господь возвратит их вам сторицей. - Не знаю, не знаю, - проворчал американец. - Пока он что-то не торопится. Эти скачки выкачивают из меня кучу денег! - К делу, - мягко сказал инспектор. - Хорошо, к делу, - согласился Мэксон. - Итак, вы просили меня делать глупейшие ставки только для того, чтобы сбить игру Мобану. Плевать на кошелек Мэксона, главное, чтобы Мобан не оказался в выигрыше! Не знаю, что у вас на уме, но таким образом ни он, ни я никогда много не выиграем! Жюв усмехнулся. Его всегда забавляло, что именно богачи жалуются на то, что вот-вот разорятся. И чем больше у человека миллионов, тем горше он сокрушается. - Я же вам говорил, господин Мэксон, - сказал вслух инспектор. - Выигрыш - дело десятое. Необходимо выяснить, какими деньгами располагает граф и каков источник его доходов. В общем, главное для меня - опустошить карманы Мобана. Голод гонит волка из лесу, как говорит пословица. Уверен, что как только у графа не останется ни франка, я узнаю массу интересного. Американец обиженно засопел. - Между прочим, мсье, - заметил он, - я уже который день вам помогаю, трачу свои деньги, а вы даже не скажете мне, к чему все это. Что такого интересного вы хотите узнать у графа? Жюв положил руку ему на плечо. - Ну я же вам уже объяснял. Поймите, я вполне вам доверяю и говорю с вами совершенно откровенно, но, видит Бог, я и сам немного знаю. Просто на ипподромах, в конюшнях, вокруг тотализаторов происходят какие-то странные вещи... Он помолчал. - Все началось с убийства этого человека... Рене Бодри, или как его там. У него, как минимум, четыре имени. Его повесили в Сен-Жерменском лесу. Как выяснилось, он имел прямое отношение к скачкам. Затем - непонятная кончина папаши Фабера, который тоже возился с лошадками. У меня нет почти никаких сомнений, что его смерть связана с убийством Бодри. - А почему? - спросил американец. Жюв махнул рукой: - Долго объяснять, господин Мэксон. Тут много разных нюансов. Ну, например, несколько известных бандитов регулярно стали посещать ипподромы. Раньше такого за ними не наблюдалось, они предпочитали карты. Это все матерые преступники, мне неоднократно приходилось сажать их за решетку. Но самые гнусные преступления, как правило, сходили им с рук. И все потому, что они работали на одно лицо. Не догадываетесь, кого я имею в виду? Губы Мэксона дрогнули: - Фантомас? - Именно он. - И вы думаете, что сейчас тоже?.. Мэксон не договорил. Жюв медленно кивнул, на скулах его выступили желваки. - Похоже, что да. Слишком много непонятного, слишком много людей вольно или невольно оказываются втянутыми в чью-то дьявольскую игру. Вы мне нужны, Мэксон. У вас есть деньги и положение в обществе. Вы можете очень помочь... - Но при чем здесь Мобан? - Если б я знал! Но он ведет себя подозрительно, а интуиция редко меня подводит. Этот молодой человек еще принесет нам неожиданности. Инспектор помолчал, полуприкрыв глаза, потом вдруг спросил: - А что вы думаете о Бридже? - Тренере? - Ну да. Мэксон потер переносицу: - Ну... У него приличные конюшни, хорошие лошади, и выездка неплохая... А что? - Ничего. Просто я знаю о нем побольше. - Что-то должно произойти? Жюв загадочно улыбнулся: - Увидите, дружище. Все скоро увидите. Извините, точно ничего не могу вам сказать. Обещаю одно - скоро я прекращу это копошение вокруг конюшен, и кое-кому придется объяснять свои поступки. И, кто знает, может, среди них окажется и Фантомас... В десять часов вечера гостиная жокей-клуба была ярко освещена. Члены аристократического кружка что-то с озабоченным видом обсуждали. Речь шла о приближающемся важном событии - выборах президента клуба. Сегодня составлялся список кандидатов. Конечно, в широких кругах были известны имена претендентов на высокое звание, однако, официально еще никто не зарегистрировался. Этот вопрос предстояло решать скорее. Секретарь принес бумагу, перо и чернильницу и положил их на круглый столик. Все кандидаты должны были сами внести в список свои фамилии. В гостиной жокей-клуба стоял возбужденный гул, весьма неожиданный для этого чопорного заведения. Обычно сдержанные члены клуба вовсю обсуждали возможности претендентов. Наиболее опытные говорили в основном о двух кандидатурах, соответствовавших их придирчивым требованиям. С одной стороны баррикады находился граф Мобан, потомственный аристократ, представитель наиболее консервативных кругов клуба. С другой стороны - американский миллиардер Мэксон, олицетворявший в глазах многих передовое мышление и деловую хватку. Знатоки предрекали отчаянную борьбу. И тот, и другой кандидаты были достойнейшими членами жокей-клуба, горячими любителями скачек, много сделавшими для развития ипподромов. Шансы их были практически равны. Наконец голоса разом стихли. Из разных дверей зала почти одновременно появились двое мужчин и направились к круглому столику, чтобы внести свои имена в список кандидатов в президенты. Оба остановились на равном расстоянии от секретаря, и тот поднялся, держа в руке перо. Тут его охватила растерянность - кому из них предложить расписаться первому? Оба они уважаемые люди, и так не хотелось кого-нибудь из них обижать! Пока секретарь вертел головой, словно буриданов осел, претенденты соизволили наконец заметить друг друга. Один из них поклонился. - Граф Мобан! - воскликнул он с нескрываемой иронией. Второй холодно поклонился. - К вашим услугам, Мэксон, - ответил он с убийственной вежливостью. - Видимо, нашим дорогам суждено пересекаться вечно! - На все воля Божья! Но на этот раз одному из нас придется уступить. Мобан надменно вскинул голову: - Что ж, увидим, кто это будет! - Увидим, - согласился американец. - Пусть победит достойнейший. Услышав этот разговор, бедный секретарь вконец растерялся. Благородные господа были явно не в восторге друг от друга. Кому же из них вручить перо? В конце концов молодой человек принял соломоново решение. Он опустил перо в чернильницу и скромно отошел в сторону. Соперники поняли колебания секретаря правильно. Действительно, хотя оба они уже давно закончили играть в детские игры, каждый считал для себя вопросом престижа поставить свою подпись первым. В глубине души оба наивно полагали, что это даст им какие-то преимущества в борьбе за заветную должность. Короче, никто не желал уступать. Найденное решение также можно назвать достойным знаменитого древнееврейского царя. Члены клуба, с любопытством наблюдавшие за действиями кандидатов, увидели, как оба достали самопишущие ручки и одновременно расписались в верхней части листа. - Хорошее начало, - бросил кто-то. В гостиной снова зашептались. Все повторяли чье-то выражение: - Господа, так мы можем остаться без президента! Глава 18 НА ТРЕНИРОВКЕ В четыре часа утра резкий звонок будильника прозвучал в каморке, которую занимал Скотт - вернее, Фандор, живший под именем Скотта в конюшнях Мезон-Лафит. Молодой человек сел на кровати и принялся яростно тереть глаза. - Будь проклята такая жизнь! - бормотал он. - Будь проклят этот будильник! Не успеешь коснуться щекой подушки, как он уже трезвонит. Просыпаться в четыре утра для того, чтобы вскарабкаться на кобылу, которая только и думает, как бы тебя сбросить. Нет, уж лучше тогда родиться лошадью! Фандора можно было понять. Он и обычно-то никогда как следует не высыпался, а теперь недосыпание стало хроническим. Каждое утро он проклинал свою профессию, заставлявшую его вечно совать нос в чужие темные дела, вместо того, чтобы предаваться простым житейским радостям. Вот и сегодня, чтобы прийти в себя, ему понадобилось добрых пять минут посылать к черту Бриджа, конюшню и всех лошадей на свете. Немного отведя душу, он спустил ноги на пол. - Душ, вот что мне сейчас необходимо, - проворчал он. - Только где здесь найдешь приличный душ! Одно слово - конюшня... Кряхтя, он отправился в угол. Там находилось то, что Бридж громко именовал "ванной для конюхов". Это была огороженная занавеской кадушка с холодной водой. При ней присутствовали треснувший кувшин и не первой свежести полотенце. Фандор с отвращением посмотрел на это достижение цивилизации, вздохнул и с горечью повторил: - Душ... Закрыв глаза и набрав побольше воздуха, он резко погрузил голову в воду по самые плечи. Через секунду с воплем вынырнул наружу, хватая воздух широко раскрытым ртом. - Проклятый Бридж! - простонал журналист. - Иногда мне кажется, что по ночам он специально подбрасывает лед в это корыто!.. В голове у него прояснилось, и он готов был приступить к работе. Выглянув в коридор, он увидел, что стены покрыты инеем - ночью подморозило. Вода, следовательно, была ледяной не из-за злых происков Бриджа. Но это не принесло Фандору облегчения. - Чертов скупердяй! - ворчал он. - Мог бы позаботиться об отоплении! А, кстати, почему никого не слышно? Неужели я проснулся первым? Из соседних комнатенок действительно не доносилось ни звука. Фандор опустил полотенце. - Великолепно! Все дрыхнут, а я тут хожу босиком по холодному полу и изображаю утопленника! Нет уж, тогда и я погреюсь! Он бросился в еще не остывшую постель и с наслаждением завернулся в одеяло: - Вот так-то лучше... Немного согревшись, журналист зажег сигарету и затянулся с жадностью заядлого курильщика, который порой жалеет, что не может курить во сне. Некоторое время он блаженствовал, затем снова нахмурился и пробурчал: - Вот уж действительно, заставь дурака Богу молиться... Пошел, дурак, в жокеи! Чудо, если в ближайшие дни я не сверну себе шею. Однако природный оптимизм взял верх. - А может, и пронесет... Да и вообще - чему быть, того не миновать! Наконец в соседних каморках закопошились просыпающиеся жокеи. - Подъем! - с неохотой скомандовал себе Фандор и поднялся с кровати. Теперь ему не нужно было много времени, чтобы привести себя в порядок. Он натянул толстый шерстяной свитер, надел штаны и куртку и водрузил на голову шапочку. Как назло, куда-то запропастился хлыст, и во двор Фандор спустился последним. Конюхи, проснувшиеся часом раньше, давно накормили лошадей, и теперь жокеи их подседлывали. Сам Бридж уже сидел на своем пони, собираясь на тренировку. Фандор поморщился: - Гм, кажется, меня сейчас почешут против шерстки! На языке конюхов это означало получить нахлобучку от хозяина. И действительно, завидев Фандора, тренер нахмурился: - Что-то вы рано сегодня встали, Скотт! Лежали бы себе подольше. Лошадки ведь отлично могут тренироваться сами, не так ли? Журналист виновато потупился и поспешно направился к серой в яблоках кляче, которую Бридж именовал своей гордостью. Он уже прошел полпути, когда тренер его остановил: - Нет, нет, приятель, сегодня вы займетесь вот этой черной кобылой. Каскадера вы нынче не заслужили, дружок. Он фыркнул и добавил: - Пора вас немного пообтесать. Клянусь небом, лодырей я умею объезжать еще лучше, чем лошадок! Не надевайте стремена. Сегодня придется обойтись без них. Надо привыкать к трудностям. На этот раз Фандор сморщился еще больше. Выполняя приказание, он пробормотал: - Эта чертова кобыла, да еще без стремян... Нет, я сегодня точно прочешу носом грязь. Все убедятся, какой я великий жокей... И действительно, Карменсита, черная кобыла, на которую Бридж решил посадить провинившегося работника, по праву считалась самой злой и бестолковой в конюшнях. Казалось, природа наделила ее в порядке эксперимента всеми возможными и невозможными пороками. Ни один ее поступок невозможно было предугадать. Карменсита могла без видимой причины сигануть через высоченный забор, а через пару минут споткнуться о сухой осенний лист. Когда ей надоедал всадник, она совершала невероятные скачки, падала на землю и пыталась кусаться. Если же этим она своего не добивалась, то начинала демонстративно хромать. Короче, не было наездника, который бы сел на Карменситу по своей воле. К тому же у кобылы были удивительно чуткие к удилам губы. Едва почувствовав во рту мундштук, она начинала сопротивляться, и нередко, закусив удила, мчалась вперед до тех пор, пока жокей сам с нее не спрыгивал. Фандор протянул руку к лошади, но та нервно шарахнулась в сторону. - Держись, парень, - сказал себе журналист. - Надо готовиться к самому худшему. Черт побери, ну и утречко выдалось! Он взялся за уздечку. Проходящий мимо конюх сочувственно улыбнулся. - Вам не повезло, старина. Придется все время следить, чтобы рук и ног было равное количество. И, увидев, что Фандор обиделся, положил ему руку на плечо и примирительно добавил: - Тут многие прошли через это. В конце концов, ничего страшного. Если что и случится, мы вас заштопаем как надо. Такая приятная перспектива не слишком устраивала журналиста. Пробурчав что-то, весьма похожее на ругательство, он вскочил в седло. Карменсита сразу начала показывать норов. Словно танцуя, она пошла боком, стремясь прижать ногу всадника к стенке загона. - Вот чертова бестия! - прошипел Фандор. Он натянул удила, и кобыла тотчас же встала на дыбы. - Эй, вы там, Скотт! - яростно заорал Бридж. - Что это за цирковые номера? Вы что, хотите всех нас в грязи вымазать? Он приблизился. - А почему на лошади стремена? Я же велел снять их, приятель! Фандор стиснул зубы. Выполнив этот приказ, он лишался всякой надежды удержаться в седле. - Ах, мерзавец, - процедил журналист, слезая с лошади. - Он точно хочет, чтобы я свернул себе шею. У этой кобылы характер хуже, чем у Фантомаса. Сравнение несколько развеселило его. Он подумал, что множество людей согласилось бы сесть на Карменситу, чтобы удрать от Фантомаса. Тем временем стремена были подобраны, и Бридж сделал знак отправляться. Каждая утренняя проездка проводилась согласно жестким правилам. Бридж на своем корсиканском пони, который недостаток породы возмещал проходимостью бульдозера, трусил впереди. Позади на породистых двухлетках следовали шестнадцать жокеев. Добравшись до прямой лесной дороги, наездники проезжали лошадей рысью. Бридж неусыпно следил за каждым и нещадно наказывал за любое отклонение от его методики. Это был первый, далеко не самый неприятный этап. Далее все переходили на каменистый участок. По каким-то, ведомым только ему одному, научным соображениям Бридж предпочитал пускать лошадей в галоп только на твердой почве. И под конец наступал главный этап - полоса препятствий. Ее жокеи не любили больше всего. Тут на каждом шагу их подстерегали травмы и увечья. К тому же добираться туда надо по оживленной дороге, полной автомобилей, которые до смерти пугали лошадей. Так что перед препятствиями они уже были достаточно взвинчены и могли выкинуть любое коленце. Нечего и говорить, что сегодня Фандор чувствовал себя хуже всех наездников. "Посадил меня на эту полоумную кобылу, - со злостью думал он о Бридже, - отнял стремена, а теперь хочет, чтобы я демонстрировал достижения его великих методик!" Как ни странно, Карменсита вела себя довольно спокойно. Она слушалась удил и даже ни разу не взбрыкнула. Со стороны они смотрелись великолепно - сухой, стройный Фандор сидел в седле, как влитой. Он уже приобрел ладную посадку настоящего жокея, когда тело чуть откинуто назад и центр тяжести перенесен на лошадиный круп. Журналист и сам обладал смелостью и порывистостью породистого рысака. Именно поэтому ему удавалось ладить с лошадьми и подчинять их своей воле. Знатоки особенно ценят в жокеях это качество. Опытный взгляд всегда отличит, скачет ли лошадь по принуждению или они с всадником составляют единое целое, рвущееся к победе. Но черной кобыле Фандор не верил. Да и не только Фандор - любой жокей, севший на Карменситу, переставал любить конный спорт вообще. Покорность ее была кажущейся - как змея, она только и ждала случая ужалить. Любая неосторожность жокея могла обернуться падением на землю. Черная кобыла неожиданно прибавила шагу и обогнала Бриджа. - Эй, Скотт, поуверенней! - крикнул тренер. - Или вы в первый раз сели на лошадь? И не натягивайте так поводья. Полегче! И он вдруг хлестнул Карменситу по крупу. Не выносившая такого обращения кобыла взвилась на дыбы, и Фандор едва удержался в седле. - Черт тебя подери! - процедил журналист. - Ничего, еще сочтемся... Едва он успокоил кобылу, как последовал новый удар. Карменсита чуть не понесла, и Фандору пришлось показать все свое мастерство, чтобы удержать ее на месте. Возмущенный, он обернулся к Бриджу. В последнее время отношения между тренером и конюхом несколько обострились. Журналист перестал питать какие-либо иллюзии относительно честности и порядочности Бриджа, того же стало раздражать излишнее внимание со стороны своего подчиненного. И сейчас, когда взгляды их встретились, в глазах обоих мелькнула неприкрытая вражда. - Что такое? - надменно спросил Бридж. Фандор старался казаться спокойным: - Полегче, шеф. На вашем месте я бы поостерегся. Он тронул поводья, и кобыла двинулась дальше, но тренер догнал его. - Что это вы, Скотт? - заносчиво спросил он. - Чего я должен остерегаться? Фандор молчал. - Ну же? В голосе Бриджа прозвучала насмешка. Он явно провоцировал наездника, рассчитывая, что молодой человек выйдет из себя. Если тренер прав и этот парень попал к нему в конюшню не случайно, то он откроет свое истинное лицо. Но Бридж ошибся. Журналист уже успел справиться со своим гневом. - Остерегайтесь обращаться так с этой кобылой, - холодно сказал он. - Если вы будете с ней так обходиться, то окончательно испортите. - А вам-то что! Это моя лошадь, и если я ее испорчу, то что дальше? - Дальше? Не случилось бы несчастья. Сдается мне, что первым она лягнет вас... С ними поравнялись остальные жокеи, и тренер замолчал. Некоторое время спустя он буркнул: - Я сам знаю, что мне делать, Скотт. И не нуждаюсь в ваших советах. И заорал: - Все, все, закончили! Теперь идем к полосе препятствий! Жокеи переглянулись. Если хозяин велит переходить сразу к препятствиям - значит, будет гонять до седьмого пота. К тому же, судя по голосу, он явно не в духе... Бридж выехал во главу колонны, а Фандор остался в середине. Хрупкое взаимопонимание, установившееся между всадником и кобылой, по вине тренера было нарушено. Этот злосчастный удар хлыстом с новой силой пробудил в Карменсите ненависть к роду человеческому. Теперь все силы Фандора уходили на то, чтобы не дать ей понести. Но сколько он ни старался, ему так и не удалось заставить кобылу перейти на спокойный шаг. Животное рвалось вперед, не слушаясь поводьев, бока его дрожали. Из ноздрей вырывался хрип. - Ах, негодяй! - в отчаянии восклицал про себя Фандор. - Ведь нарочно мне все это подстроил! Хочет, чтоб я нос расквасил! Тут кобыла немного успокоилась, и журналист перевел дух. - Видно, все к тому и идет, - продолжил он. - Я ведь с самого утра рвался к подвигу. Вот и совершу его при первом же препятствии. Вспашу отличную грядку без всяких садовых инструментов. Теперь Фандор даже радовался, что у него нет стремян. Конечно, со стременами куда удобнее, но в них легко и запутаться, когда падаешь. А поскольку журналист был совершенно уверен, что рано или поздно он упадет в любом случае, то предпочитал, чтобы после падения Карменсита не таскала его за собой по полю всем на потеху. - А может, про