репанного бурей аэростата. Доктор Юбер оставался на капитанском мостике рядом со своим другом. Оба были промокшими до нитки, ослепленными волнами, разбивавшимися о борт корабля. Но как мало для них это значило! Погоня, которой они полностью отдались, была слишком увлекательной, слишком захватывающей, чтобы обращать на такие пустяки внимание... - Доктор, - произнес командир Жан Дерваль, - теперь эти люди принадлежат вам, сделайте для них все, что можете. Затем, снова поднявшись на капитанский мостик, он отдал приказ: - Осторожно! Тихий ход! Мы возвращаемся назад. Миноносец 27 повернулся другим бортом. И теперь, скользя по волнам, он уже не испытывал действия таких внезапных толчков, как раньше. Наступила ночь, кругом царила полнейшая темнота, изредка пронизываемая огнями береговой линии. Приближались к городу Булонь, и Жан Дерваль был очень рад, что в результате ужасно трудного похода он сохранил свой корабль целым и невредимым. Энергичное загорелое лицо лейтенанта излучало радость. - Я помог им выпутаться из беды... Мне удалось выхватить из моря... этих несчастных. Еще несколько минут - и волны поглотили бы их... И совсем не думал командир Жан Дерваль, который радовался спасению воздухоплавателей, о том, что он проявил небывалую смелость и сноровку. Жан Дерваль превосходно вел свой миноносец. Он нагнал неуправляемый воздушный шар в тот момент, когда он после взрыва упал в море, и оно поглотило его. Жан Дерваль своим натренированным острым взглядом моряка сразу же обнаружил точку, где только что затонула сетка с находившимися в ней людьми. Корабль прибыл как раз на это место, и хорошо обученные матросы появились на палубе с багром; несколько минут спустя, выполняя в точности приказы своего шефа, они вытащили сетку с двумя безжизненными телами. Их перенесли в офицерскую кают-компанию, и вот тогда Жан Дерваль сказал доктору Юберу: - Теперь эти люди принадлежат вам. Затем он вышел, чтобы принять управление кораблем. Действительно, Жан Дерваль выполнил свой долг, он вырвал добычу из бездны моря. Теперь уже представителю медицинской науки придется возвращать их к жизни. - Вот что! - решил Жан Дерваль. - Им нужна ванна, только ванна поможет им выпутаться из беды. Мужественный офицер, честный и смелый, радовался тому, что нужно возвращаться в Булонь, чтобы привезти туда так удивительно спасенных двух людей. - Жан Дерваль! - раздался вдруг голос, идущий с фланга корабля. Офицер повернул голову; в одном из открытых люков появился доктор Юбер. - Жан Дерваль, - спросил он несколько нерешительным голосом, - какие обычаи существуют на флоте, когда, например, корабль имеет на своем борту гроб? - Я не понимаю... - сказал Жан Дерваль удивленно. - Я хочу сказать, - уточнил доктор, - существует ли внешний символ, который водружают на корабль, если на борту его имеется труп, мертвец? На этот раз лейтенант понял. Он почувствовал, как забилось его сердце. Большое разочарование отразилось на его лице. Однако он не выразил излишнего и бесполезного удивления. Он довольствовался тем, что произнес: - В таком случае вывешивают приспущенный флаг. Юбер внимательно посмотрел на своего друга, а тот отвечал загадочным тоном, немного насмешливым, который совершенно не соответствовал трагической ситуации. - Тогда, мой дорогой, сделайте все необходимое. С наступлением ночи на набережной в Булони толпа людей все прибывала и прибывала. Казалось, весь город собрался в порту. Все ждали возвращения миноносца. Эмоции достигли накала, так как два или три раза на корабле просигналили о приближении. Благодаря прожектору, пронизывающему море потоком световых лучей, удалось рассмотреть возвращавшийся миноносец 27; оставалось пройти только расстояние в несколько миль. Шепот удовлетворения прошел по толпе, раздались аплодисменты, и тревожное состояние толпы уменьшалось по мере приближения миноносца. Но новая тревога закралась в души добрых людей: удалось ли миноносцу спасти воздухоплавателей. Внезапно в толпе стали распространяться и передаваться из уст в уста новости, отвлекая таким образом внимание от корабля, прибытие которого ожидали. Настолько необычными, ошеломляющими и ужасными они были, что никто сначала и не хотел в них поверить, и только впоследствии очевидность их была установлена. Толпа, вначале радостная и веселая, впала в панику. О чем же говорили? Что обнаружили? Это было невероятно, неслыханно! Люди, возвратившиеся с аэродрома, куда они побежали, чтобы узнать, что же произошло, в парке среди канатов и мешков с балластом натолкнулись на тело убитой женщины. Одни утверждали, что речь шла о виконтессе де Плерматэн, другие, что это была некая княгиня. Официальные власти установили, что загадочно убитая женщина была одной и той же личностью; при ней нашли бумаги, удостоверяющие, что она княгиня и что по неизвестным причинам она носила еще имя виконтессы де Плерматэн. Другие люди, которые только что вернулись с аэродрома, сообщали еще более тревожные известия; они слышали выстрелы, взрывы, шум от неистовых пререканий, затем голоса, произносящие трагическое, страшное, волновавшее всех имя: Фантомас. Было известно, что Жюв и Фандор находились в парке, и предполагали, что именно они и были унесены воздушным шаром. Что же произошло? Теперь все собравшиеся дрожали от ужаса, как будто дуновение смерти задело их. Страшное имя Фантомаса было у всех на устах; они отдавали себе отчет, что случилось нечто ужасное, пока еще непонятное, и что именно этот зловещий преступник, Гений зла и был организатором всех нахлынувших событий! Повсюду с тревогой обсуждали последние новости. Вдруг наступила тишина. Раздался хриплый свисток, затем прожекторы порта осветили длинное и черное судно, входящее в гавань. - Миноносец, миноносец вернулся! - закричала толпа. Действительно, миноносец 27 возвратился в порт. Толпа стихийно, чистосердечно выражала свое отношение к вернувшимся криками восхищения "браво". Но вскоре на смену радости пришло разочарование. И инстинктивно, словно они сговорились, мужчины при входе судна в гавань обнажили головы, а женщины перекрестились: флаг был приспущен. Миноносец 27 привез домой мертвецов. Глава 3 ОДНОРУКИЙ - Да, конечно, господин комиссар, все это ужасно, но горе, которому мы сочувствуем, ничто по сравнению со скорбью, выпавшей на долю несчастных домочадцев жертв Фантомаса... Вне всякого сомнения, господин комиссар, в авантюре можно проследить неоспоримое участие зловещего преступника. Несчастная княгиня, на которую он был зол, как нам казалось, и которая, несомненно, чтобы бежать от него, вынуждена была скрываться под именем виконтессы де Плерматэн, лучшая улика, которой мы располагаем. С другой стороны, ужасное происшествие, связанное с исчезновением двух славных людей, Жюва и Фандора, которому разбойник, несомненно, способствовал, только подтверждает наши версии. Признаюсь вам, господин комиссар, что это для меня малоуспокоительные новости, и я очень обеспокоен, узнав, что в нашей округе появился такой преступник. Человек, объяснявший сложившуюся ситуацию, говорил абсолютную правду. Несмотря на напускное спокойствие, он был очень расстроен. Это был мсье Виале, мэр города Булонь. Было десять часов вечера, и судья города находился в своем кабинете на совещании с комиссаром полиции, которое он срочно созвал. Комиссар полиции был переутомлен, уже несколько часов его буквально разрывали на части. Едва вернувшись с аэродрома, где он обнаружил труп жертвы Фантомаса и опознал его, он возвратился в порт именно в тот момент, когда миноносец 27 с приспущенным флагом входил туда. Корабль шел навстречу опасностям, стремясь обнаружить в море потрепанный бурей затерявшийся шар и его пассажиров, но вернулся из своего рискованного путешествия с грустными вестями, привез, к сожалению, только трупы. Комиссар полиции, заметив приспущенный флаг на корабле, сразу же побежал в мэрию, где застал мсье Виале, которого разыскивал уже более часа. В нескольких словах комиссар ввел мэра в курс дела, познакомил с последними событиями. - Жертвы воздушного шара, Жюв и Фандор, были перенесены на миноносец, - сказал он. - Судя по приспущенному флагу, корабль привез только трупы. Мэр города горестно воспринял информацию. Затем он сказал, обращаясь к комиссару: - В любом случае, мой дорогой друг, печальные события, последовавшие в нашем городе одно за другим, обязывают нас почтительно прервать празднества. Я знаю, это нанесет ущерб нашей городской торговле, но приличие требует, по крайней мере, отдать дань уважения памяти такого человека, как Жюв! Едва мэр произнес эти слова, как один из служащих мэрии вошел в его кабинет. - Кто-то, - сказал он, - желает говорить с вами, господин мэр... и как можно скорее. И он протянул визитную карточку. Мсье Виале взглянул на нее и удивленно вскрикнул: - Нет, это невозможно! Но в то же время он сказал служащему: - Пусть войдет. В этот момент комиссар полиции обернулся и, видя входящего посетителя, в свою очередь удивился и воскликнул: - Жюв! Жюв! Боже мой! Вновь прибывший, казалось, не обратил внимания на волнение, вызванное его появлением. В кабинете судьи появился действительно Жюв. Он был совершенно бледен, серьезен и одет в смешной нелепый наряд полугражданского, полувоенного образца. В нескольких словах он объяснил своим спокойным ровным голосом: - Мы просто чудом спаслись от смерти, мой друг Фандор и я... Еще один удар Фантомаса, который нам удалось парировать. Но я должен признаться: без смелой инициативы командира Жана Дерваля, корабль которого приблизился как раз в нужную точку, нам бы не удалось спастись. - Извините меня за такой внешний вид, - добавил он с улыбкой. - Славные матросы миноносца и доктор Юбер, находящийся на борту судна, любезно одолжили мне одежду, без которой я бы не посмел никогда появиться перед вами. - Ах, да! - прервал комиссар полиции. - Поскольку вы спаслись, мсье Жюв, и ваш друг Фандор тоже, то кто же умер на корабле? - Никто, - весело ответил полицейский. - Однако, - заметил комиссар, - флаг на корабле был приспущен. - Да, разумеется, - сказал Жюв. - Это небольшой розыгрыш с моей стороны, а также предпринятая мера предосторожности. Я бы хотел вернуться в Булонь незамеченным, чтобы обмануть Фантомаса. А он, по всей вероятности, знал, что был послан корабль на наши розыски, и хотел бы иметь сведения о результатах затеи. Теперь, как и все жители Булони, Фантомас должен считать нас мертвыми. - Браво! - воскликнул комиссар. В порыве чрезвычайного волнения мсье Виале горячо сжал руки Жюва. - Я очень счастлив, очень счастлив, - произнес этот превосходный человек, - что вы остались живы. Представляю, сколько вы должны были пережить, чтобы ожесточиться и с такой смелостью броситься на преследование этого страшного Фантомаса! Я не трус, но сознаюсь, на вашем месте... Жюв скромно его прервал. - Это моя профессия, - сказал он просто, - и не надо меня благодарить. Между тем комиссар полиции обратился к мсье Виале: - Согласно вашим указаниям, господин мэр, я пришел к выводу, что нужно напечатать объявления об отмене праздника на завтрашний день. Услышав об этом, Жюв спросил: - По какой причине? - О Боже, - сказал мэр, - эти события, эти драмы слишком эмоциональны, чтобы население смогло веселиться еще завтра. Я знаю, это повредит нашей торговле, но, наконец, что же вы хотите? Жюв ответил: - Я хочу, мсье мэр, я вас умоляю ничего подобного не предпринимать; нельзя отменить праздники, проведение их преследует прежде всего промышленный и коммерческий интерес и, кроме того, соответствует моим планам. Начиная с завтрашнего дня, я хотел бы встретиться с Фантомасом, по крайней мере, напасть на его следы, и я очень рассчитываю на оживление в городе, создаваемое праздниками, что поможет мне достичь поставленной цели. - Вы этому верите? - удивился мэр. - Вы считаете, что Фантомас настолько смел, что остался в Булони? - Я в этом убежден, - сказал Жюв. - Он и его сообщники не должны были уйти. Трое мужчин обсуждали этот вопрос еще некоторое время. Затем благодаря настойчивости полицейского мсье Виале объявил: - Вопрос решен. Праздники не отменяются, но если когда-либо, мсье Жюв, меня будут упрекать по этому поводу, я объявлю, что действовал по вашему указанию. Жюв пожал руку мсье Виале и сказал: - Согласен. Я готов нести ответственность за принятое вами решение. Несмотря на трагические события, разыгравшиеся в городе накануне, на следующее утро Булонь проснулась в шумном веселье, погода улучшилась, и голубое небо полностью очистилось от страшных туч, которые затемняли город накануне и предопределили столь печальные события. Несомненно, каждый оплакивал убийство Фантомасом княгини, но главным образом народ оплакивал печальный конец Жюва и Фандора; никто не знал, что они спаслись. Но, как утверждают философы: "Что тут можно было поделать? Сделанного не вернешь. Все должно идти своим чередом". Программа праздников оказалась очень загруженной. Утро началось с конного состязания за бассейном порта. На послеполуденное время был назначен знаменитый старт воздушных шаров, который не смогли провести накануне, а теперь, казалось, погода благоприятствовала этому. Наконец, между делом, должна была состояться наиболее значительная церемония программы - открытие на площади 14 июля гипсового макета бронзовой статуи, которую город при содействии частных подписчиков должен был в скором времени воздвигнуть в честь первого из аэронавтов - Пилатра де Розье, сделавшего попытку пересечь Ла-Манш. Проект памятника выполнил известный талантливый скульптор. Макет был окружен чем-то вроде палатки из холста, внутри которой планировалось произносить обязательные в таких случаях речи перед официальными делегациями, должностными лицами и элитой города. Торжественная церемония должна была начаться в три часа; более тысячи людей были на нее приглашены. С этой целью под большим тентом расставили скамьи без спинок, где каждый мог занять место. Жюв и Фандор, скрывающиеся в толпе, с самого утра забавлялись тем, что вслушивались в различного рода толки, пересуды, в которых отражались всевозможные мнения. Иногда они даже принимали участие в разговорах и, поскольку были по-своему скромными людьми и не стремились создать себе рекламу, то испытывали теплые чувства, узнав, как почтительно к ним относятся. С трогательным единодушием люди оплакивали их трагический конец; Фандор, позволив себе сказать в подходящий момент в одной из собравшихся групп людей, что этот полицейский и журналист, которых они превозносили до небес, и не были уж такими смелыми, как все считают, чуть не был атакован с флангов. Жюва и Фандора в большей степени интересовал Фантомас, чем комментарии, вызванные их предполагаемой смертью. И если они блуждали в толпе с самого утра и снова смешивались с ней после полудня, то только в надежде, что их непримиримый противник, страшный преступник со свойственной ему дерзкой смелостью непременно прядет, чтобы прогуляться в тесных рядах толпы, если он все еще в Булони, а это вполне допустимо. В таком случае можно было быть вполне уверенным, если Жюв и Фандор встретят его, им достаточно только произнести его имя: - Фантомас! Им достаточно только сделать жест, и двадцатитысячная толпа сразу же с ожесточением бросится на него. Фантомас, между тем, не появлялся. Жюв и Фандор пришли на площадь 14 июля. Полицейский указал журналисту на большую палатку из холста, внутри которой находились макет статуи Пилатру де Розье и тысяча приглашенных, выбранных муниципалитетом, чтобы присутствовать на открытии памятника. - Войдем туда, - предложил полицейский. И, предъявив приглашение, они оба проникли внутрь. В палатке можно было задохнуться от жары. Началась церемония открытия памятника. На эстраде, изящно украшенной знаменем и зелеными ветками, возвышался макет из гипса, контуры которого угадывались под наброшенным на него серым полотном. Вокруг монумента, в креслах с позолоченными подлокотниками, заняли места официальные лица. Мэр города исполнял обязанности председателя, по правую руку от него находился супрефект, а по левую - бригадный генерал. Позади трех высокопоставленных лиц расположились депутаты, муниципальные советники и делегаты больших спортивных ассоциаций, в частности, аэроклуба; большинство официальных лиц должны были произносить речи. Сначала со вступительным словом выступил мэр города. - Господа и уважаемые коллеги, - произнес мсье Виале. - Я хотел бы вам сказать, что, несмотря на вчерашний траур, праздники сегодня в городе все же состоялись по просьбе одного из должностных лиц, имени которого я здесь не называю, но которое само по себе является достаточно авторитетным, чтобы учесть его просьбу. Именно поэтому за вчерашним днем, отягощенным трауром, последовал сегодняшний, принесший столько радости. Хотя мы пережили достаточно горя, но есть и светлые стороны в нашей жизни, у нас есть чем гордиться. Мы должны приветствовать общественную и частную благотворительность, позволившую нам отдать справедливую дань уважения памяти одного из первых воздухоплавателей Пилатра де Розье, который, проявив необыкновенное упорство и неслыханную смелость, заплатил своей жизнью за предпринятую им попытку. Это произошло в предместье нашего города. Гром аплодисментов раздался как одобрение словам мсье Виале, который остановился на одно мгновение, чтобы передохнуть. Затем мэр познакомил своих слушателей с биографическими и историческими аспектами аэронавтики. Но предварительно по его знаку рабочие, находившиеся рядом с макетом, сняли серое покрывало, закрывавшее его от посторонних глаз, что позволило присутствующим любоваться выполненной работой. Раздались аплодисменты, крики восхищения, ибо она того заслуживала. Гипсовая статуя была несколько больше по высоте, чем в натуре. Черты лица Пилатра де Розье воспроизводились с удивительной четкостью. Архитектор старался, следуя документальным данным эпохи, уловить сходство и придать лицу аэронавта одновременно грустное и вдохновенное выражение, свойственное всем героям и мученикам. Подобно раненой птице статуя Пилатра де Розье занимала неустойчивое положение. Создавалось впечатление, что человек после падения старался вновь подняться и не смог. Левая его рука почти опиралась на твердую почву рядом с приклоненным к земле коленом, а правая рука с мольбой обращалась к небу. После достаточного ознакомления с макетом памятника мсье Виале вновь возобновил свою речь, и добрых полчаса присутствующие находились под обаянием его выступления. Затем пришел черед выступлениям супрефекта, генерала и многих других лиц, обладавших каким-либо званием и находившихся на эстраде, чтобы теперь от имени своих группировок отдать дань уважения памяти Пилатра де Розье. Выступления продолжались почти два часа. Когда они закончились, мэр снова встал и, сделав знак рукой, заметил, что он еще хотел бы сказать несколько слов. Толпа людей, собравшаяся уходить, держалась спокойно и внимательно. - Господа и уважаемые коллеги, - объявил мсье Виале, - мне осталось выполнить еще одну приятную обязанность: сообщить вам о ходе подписки по сбору средств на сооружение памятников Пилатру де Розье как в самом городе Булонь, так и по всей Франции. Вы, несомненно, заметили, - продолжал он, - что рядом с гипсовым макетом лежит бумажник, которому, казалось бы, и не следовало лежать рядом с памятником. Этот бумажник, господа, содержит сумму в сорок тысяч франков, представленную в сорока билетах по тысяче франков. Я счел нужным принести этот бумажник и, отдавая дань уважения памяти Пилатра де Розье, положить его у основания статуи, прежде чем отдать скульптору. Аплодисменты закончились, и любопытствующая толпа созерцала бумажник, который ранее и не заметила. Мсье Виале приблизился к статуе. Он взял бумажник, поднял его на уровень своего лица. - Господа, - начал он, - в этом бумажнике находится сумма... Но мэр внезапно остановился. Его лицо стало абсолютно белым, и если бы несколько людей не бросились к нему на помощь, чтобы поддержать, он упал бы навзничь. Присутствующие были удивлены. Инстинктивным движением толпа обратилась к эстраде, но полицейские, несущие службу по охране порядка, с самого начала выступлений образовали строгий кордон изоляции вокруг памятника и не позволяли приблизиться к нему. Один из врачей, оказавшихся поблизости, а именно доктор Юбер, подошел к господину мэру. Он ослабил галстук, расстегнул отложной воротник, и мсье Виале свободно вздохнул. - Ничего особенного, - сказал доктор Юбер, чтобы успокоить толпу, - простое недомогание. Люди уже начали успокаиваться, но вдруг другая новость потрясла их. Некто, находящийся на эстраде, в руки которого, в буквальном смысле слова, упал бумажник, неожиданно произнес неосторожно сорвавшиеся с языка слова, смысл которых поверг толпу в ужас: - Бумажник пустой! Банковские билеты исчезли! С этого момента начался абсолютный беспорядок. Настоящее сумасшествие. - Пусть никто не выходит! - громко выкрикнул чей-то голос. И хорошо организованная служба порядка стала следить за тем, чтобы никто не покинул помещения. Как же это могло произойти? Каким же образом были похищены деньги из бумажника? Кто же был преступником, в такой степени смелым и ловким, чтобы завладеть маленьким состоянием в то время, когда бумажник находился у подножия статуи и макет памятника тщательно охранялся целым взводом полицейских? Не было оснований ставить под сомнение честность мсье Виале, этот неподкупный человек находился вне всякого подозрения. Кроме того, многие свидетели отчетливо видели, как он в начале выступлений положил перед статуей бумажник, набитый банковскими билетами. Именно тот бумажник, который впоследствии нашли пустым!.. Внутри зала вполголоса разговаривали двое мужчин, живо комментируя последнее происшествие. Это были Жюв и Фандор. Когда произносились речи, журналист и полицейский тщательно наблюдали за лицами всех присутствующих. Они полагали, что Фантомаса среди них нет. Но в тот момент, когда мэр издал крик удивления, в тот момент, когда кто-то крикнул с эстрады: "Деньги пропали", Жюв и Фандор сказали себе, что несомненно их зловещий соперник замешан в этом деле. Кроме того, как только спало оцепенение первого момента, из толпы, присутствовавшей здесь и бывшей свидетельницей этого случая, вдруг раздался дикий вопль: - Фантомас! Это сделал Фантомас! С этого момента разразилась ужасная паника. Каждый боялся, сам того не ожидая, оказаться рядом со зловещим преступником, действующим как существо, которое нельзя ни ощутить, ни разглядеть. Несомненно, для всех Фантомас - это смерть, которая идет за вами по пятам; опасность, которую вы, как слепой, не замечаете; засада, которая вас поджидает. Несмотря на усилия полиции, толпа, собравшаяся под тентом, разбежалась по всем сторонам, удаляясь как можно дальше от опасного места. Жюв и Фандор находились на площади 14 июля; они не смогли противиться движению толпы, уносимые ею, как волной. Кроме того, полицейский и журналист не могли даже попытаться что-нибудь предпринять. Да и как можно было действовать в подобном хаосе, среди обезумевшего от страха населения города! Они чувствовали себя растерянными посреди шумной и оживленной толпы, которая, не обращая на них внимания, комментировала последние события. Мэра отвели домой, а люди, забравшиеся высоко на эстраду, незаметно скрылись. Палатка, несколько минут назад заполненная народом, стала вдруг пустой. - Ну так что же, Жюв? - Ну что ж, Фандор? Они смотрели друг на друга, не произнося ни одного слова, стараясь отгадать мысли друг друга! Фандор начал первым, как будто бы отвечая на вопрос своего друга: - Черт возьми. Мы уже потеряли пять минут. Вернемся скорее в эту палатку, обыщем все места, проверим эстраду. Несомненно, вор должен был спрятаться именно там. Жюв придерживался точно такого же мнения. Полицейский большими шагами направился к палатке, которая теперь не охранялась. - Как жаль, что пять минут потеряны, - рассуждал Фандор, - именно пять минут. Они не могли не заметить своих промахов. Вынесенные из помещения толпой, приятели вернулись туда сразу, как это стало возможным. Однако это была достаточная отсрочка для их страшного противника, который пришел сюда... В то время как толпа разбегалась и люди, созерцавшие с уважением и почтительным восхищением памятник Пилатру де Розье в течение двух часов, теперь повернулись к нему спиной, гипсовая статуя оставалась на эстраде покинутая всеми. Но так ли это было? Если бы кто-то находился там и следил в этот момент за тем, что происходит, тогда он был бы поражен до изумления, он считал бы, что у него галлюцинации. Вдруг что-то дрогнуло в статуе. Конечно, сама гипсовая статуя полностью оставалась неподвижной, но ее рука, именно левая рука, совершенно белая рука, которая до сих пор казалась несгибаемой, неподвижной, как и весь макет, теперь же, казалось, ожила, стала подвижной, приобрела гибкость настоящей живой руки! Самое необычное заключалось в том, что эта рука слегка уменьшилась в длину; предплечье исчезло в плече, затем так же исчез локоть и остальная часть руки. Это была рука со скрюченными пальцами, рука, от которой отслаивались частички сухого гипса. Ввиду того, что предплечье, локоть, кисть и наконец рука полностью исчезли, теперь Пилатр де Розье превратился в однорукого человека с зияющей дырой в плече. Как раз в этот момент Жюв и Фандор проникли в помещение. - Жюв! - воскликнул журналист. - У статуи только одна рука. Но Жюв не отвечал, он выхватил свой револьвер, установил его на уровне статуи и разрядил прямо в грудь гипсовому человеку. Макет развалился на тысячу кусочков и рухнул. Фандор понял намерение Жюва. - На помощь! - прохрипел он и, спотыкаясь о скамейки, побежал к эстраде одновременно с полицейским. Им было достаточно секунды, чтобы понять, что произошло. Черт возьми! Все было очень просто; вор должен был заранее рассчитать свой удар. Точно зная, что мэр собирался положить у подножия статуи бумажник, набитый банкнотами, вор использовал все свои возможности, чтобы завладеть в присутствии всех этим небольшим состоянием. Оказавшись на эстраде и не обратив внимания на только что уничтоженное ими творение архитектора, Жюв и Фандор отодвинули основание макета и заметили, как они и предполагали, что оно полое внутри и что как раз внизу под ним проделана дыра в полу. - Проклятие, - пробормотал Жюв, - какими же мы были дураками, что раньше ничего не замечали, а только тупо рассматривали макет памятника! - Ей-Богу! - произнес Фандор. - Но теперь разгадка найдена. Внутрь этого макета забрался человек, и, обладая необычайной смелостью, он заменил левую гипсовую руку статуи своей собственной тщательно подкрашенной в тон макета рукой. - Бесполезно было, - подчеркнул Жюв, - окружать памятник кордоном полицейских, чтобы никто не приблизился к нему, вор сидел уже на своем месте. - Эту операцию провел смелый человек, - добавил Фандор, - но у него голова хорошо работает. Не откажешь в изобретательности! Я знаю только одного человека, который способен разработать такой план и выполнить его. Только один человек мог сделать это! И Фандор как раз собирался произнести имя, которое уже мысленно произнес Жюв, но остановился удивленный. В куче гипса полицейский обнаружил маленькую визитную карточку. На ней красными чернилами было написано единственное имя, которое так много значило и которое теперь уже Фандору не было надобности произносить: Фантомас! Глава 4 СПЛОШНЫЕ ЗАГАДКИ ВЕЧЕРА - Итак, решайтесь, Жюв. Вам нужно еще раз показаться на балконе... Вы настолько популярны, что они готовы бесконечно созерцать вашу симпатичную физиономию. На предложение Фандора полицейский, однако, ответил энергичным отказом: - Нет, нет и нет... И не хочу ничего знать. Ведь я не политический деятель и не гастролирующий актер. Кроме того, эти овации ничем не оправданы... Как раз наоборот. И люди поступили бы лучше, обругав меня самыми последними словами. Фандор улыбнулся: - Вы правы, момент совсем неподходящий, чтобы нам аплодировать. Ведь мы не одержали никаких побед, которые бы позволяли рассчитывать на симпатию публики. - Увы, нет, - вздохнул Жюв. И полицейский, углубившись в свое кресло и как бы желая врасти в него, закурил сигарету. Было около девяти вечера. На исходе этого необычного дня, именно того дня, когда население Булони предавалось праздничным развлечениям, а Жюв и Фандор раскрыли дерзкое преступление Фантомаса, но, к сожалению, не успели схватить преступника, неразлучные друзья решили остановиться в небольшом отеле на удаленной от центра города улице. Они поселились под чужими именами, убежденные, что их инкогнито не будет раскрыто. Но мало-помалу после полудня в городе стали распространяться слухи, что так называемые жертвы, привезенные миноносцем 27, чувствуют себя прекрасно! Эта новость облетела всех, и уже к концу дня каждый в Булони знал, что Жюв и Фандор живы и находятся в городе. Кроме того, дознания, проводимые ими, и случай с гипсовым макетом, разбитым на кусочки выстрелом из револьвера Жюва, были для многих уже достаточным свидетельством, что полицейский и журналист живы. Измученные, усталые и довольные тем, что наконец они нашли две комфортабельные комнаты в этом маленьком отеле, Жюв и Фандор были удивлены, заметив, что какие-то люди останавливались перед их дверями и обменивались таинственными словами. Постепенно толпа увеличивалась, и путешественники услышали, как произносят их имена, сначала тихо, а затем все громче и громче. Толпа была убеждена, что Жюв и Фандор находятся именно там, она хотела их видеть, им аплодировать. Требовательная толпа не давала им передышки до тех пор, пока они не подошли к окну и не послали ей приветствия. Десять минут назад Жюв и Фандор полагали, что их популярность больше не причинит им беспокойства. Напрасные мечты! Толпа все прибывала. На место ушедших людей приходили новые, они также горели желанием приветствовать симпатичные лица героев разыгравшихся накануне драматичных событий. Более часа Жюв и Фандор, рассерженные на самих себя, сокрушенные своей популярностью, бегали взад и вперед от комнаты к перилам балкона. Крики толпы усиливались. Фандор, который отошел от окна и приглашал Жюва занять его место, сказал ему настойчиво: - Идите же, дружище, будьте благоразумны. Нужно туда идти. Что же тут поделаешь? Жюв пожал плечами. - Мне особенно докучает, - ворчал он, - что эти славные люди аплодируют нам, когда мы потерпели, быть может, самую большую неудачу в нашей жизни! - Что же вы хотите, - объявил Фандор, - налицо непоследовательность действий толпы. И он добавил, иронично улыбаясь: - Да! Они приветствуют нас своими возгласами за наше прошлое... и, несомненно, за наше будущее... Между тем Жюв с медлительным и скучающим видом приблизился к балкону. Он стоял, облокотясь на перила, сопровождаемый Фандором. Фандор сказал ему: - Жюв, эти овации принадлежат вам. Я же только что получил свою долю. Вы удачливый человек, вы - звезда дня! И журналист, будучи всегда насмешливым человеком, не удержался, чтобы не подшутить над ним. Что касается Жюва, то он упорно продолжал стоять, опираясь на перила балкона, кивнув рассеянно Фандору в знак благодарности. Но на самом деле он буквально обшаривал толпу своим взглядом. - Фандор! - вполголоса позвал Жюв своего друга. Журналист приблизился: - Что случилось? Незаметным жестом руки Жюв указал Фандору на человека, который в первом ряду толпы необычно суетился и буквально надрывался от крика: - Да здравствует Жюв! Да здравствует Фандор! Несомненно, он придавал большое значение этим приветствиям, произнося их трогательно и с большим выражением. Фандор произнес: - Похоже, это провокатор. Затем он стал более пристально его разглядывать. - Очень любопытен и экстравагантен, - продолжал Фандор. - Нечто подобное я уже когда-то видал, знал. - Да, - ответил Жюв медленно, не покидая взглядом своего подопечного. - Мне кажется, я тоже его узнал. Затем внезапно он прошептал на ухо Фандору: - Попытайся выяснить все, спустись вниз и пошли гарсона за этим человеком, пусть поднимется к нам. Фандор тотчас исчез, а несколько минут спустя Жюв, вернувшись в комнату, закрыл окна и задернул занавески, дав понять толпе, что пора отдыхать. Он услышал, как дверь с шумом отворилась. В комнату с сияющим лицом вошел Фандор, он тащил за руку того типа, которого Жюв заметил несколько минут назад в первых рядах энтузиастов. И как только Жюв увидел его при свете, он вскрикнул: - Бузотер! Ну конечно же, это Бузотер! Он не ошибся! Это был Бузотер, старый бродяга, нищий, имя которого невольно связывали с мамашей Тулуш; Бузотер, которого при столь многочисленных и разнообразных обстоятельствах Жюв и Фандор постоянно встречали на своем пути, когда он прямо или косвенно впутывался в их необычные приключения. Вид бродяги поразил и удивил Жюва. В свою очередь, Фандор, который ввел его в помещение, посмотрев на него внимательно, остолбенел. Действительно, вид Бузотера обращал на себя внимание. Несомненно, что бродяга в своей жизни перебрал много ремесел и одевался по-разному, но в этот день его наряд был более экстравагантен и неправдоподобен, чем когда-либо. На ногах у него были широкие, плохо начищенные сапоги, в некоторых местах сверкающие чистотой, а в других - покрытые жирной ваксой. На каблуке одного из сапог болталась шпора с давным-давно позолоченным колесиком. В боты были заправлены широкие панталоны из голубого в полоску бархата, подпоясанные красным кушаком. На плечи бродяга набросил нечто вроде большого, задрапированного на испанский манер пальто. Завершала наряд маленькая мягкая шляпа неопределенного зелено-оранжевого цвета. Таким образом, Бузотер выглядел переодетым в мушкетерский наряд или напоминал грабителя, которые встречаются иногда в наиболее нищенских балаганах во время ярмарочной торговли. Между тем, Бузотер, обладая умением перевоплощаться в персонажей, которых он изображал, снял головной убор и широким и грациозным жестом приветствовал полицейского и журналиста. - Имею честь... - начал он. Жюв, несмотря на свои предубеждения, не мог не разразиться смехом. - Вот это да! Мой славный Бузотер! - воскликнул он. - Что же означает твой новый маскарад?.. Может быть, ты получил роль простофили в каком-нибудь ярмарочном балагане, чтобы так выглядеть? Бродяга был раздражен. - Вот так друзья, - проворчал он. - Как я надрывал свои легкие, чтобы кричать по всему городу: "Да здравствует Жюв! Да здравствует Фандор!", чтобы распространять новость о вашем приезде, чтобы заставлять людей хлопать вам, хотя похоже было, что они и не горели желанием вас приветствовать... И что же за это я получил? Ни одного хорошего словечка в благодарность. Только смех... Честное слово, это отвратительно... Но Жюв прервал его: - Грубое ты животное! Разве я просил тебя делать мне рекламу? Зачем ты вмешиваешься не в свои дела, собирая толпу? Бузотер почтительно поклонился. Затем, торжественно прижав свою грязную руку к сердцу, он сказал: - Есть чувства, которые не подчиняются приказу, мсье Жюв. Что бы вы ни говорили и ни делали, вы никогда не помешаете такому честному человеку, как я, восхищаться и аплодировать такому честному человеку, как вы и как мсье Фандор! - Да, да, - сказал Жюв, заложив пальцы в карман для часов в жилете. - Я знаю, что может значить слово. Ты сразил меня наповал своими комплиментами. Наверное, у тебя пустой карман и ни гроша в кошельке. - По правде сказать, - заметил Бузотер. - Я как раз собирался вам намекнуть об этом. Я очень счастлив, что вы меня поняли... Бузотер протянул руку. Жюв вложил в нее монету. Бродяга сделал жест, выражающий недовольство. - Да, - сказал он. - Для частного лица, оплачивающего экскурсии на воздушном шаре и прогулки на миноносце, вы не очень щедры, мсье Жюв... Полицейский был увлечен неиссякаемым краснобайством бродяги и удвоил сумму. Напрасно Фандор подавал знаки, рекомендуя Жюву умерить свою щедрость. Журналист ворчал: - Если мы выдадим ему деньги авансом, он ничего не скажет. Фандор считал, что если Бузотер, приближаясь к окнам отеля, пытался обратить на себя внимание, значит, у него было, что сообщить "своим друзьям". Фандор в свою очередь спросил его: - Чем ты занимаешься теперь, Бузотер? Бродяга ответил: - Я занят в кавалерии... Работаю наездником... Жюв и Фандор переглянулись озадаченно. Что бы это могло значить? Бузотер не заставил себя долго ждать. Бродяга без приглашения сел в кресло, удобно устроился в нем, затем, вынув из глубины своей шляпы комок жевательного табака и галантно предложив его отведать друзьям, засунул его в рот. Получив категоричный отказ, Бузотер стал медленно жевать табак. Затем он начал говорить с самодовольным видом, несколько позируя: - Дело вот в чем. Я пришел, чтобы все разложить по полочкам, и сделаю это быстро. Не подведу вас. Вы знаете, что торговля сыром идет ни шатко, ни валко, но все же идет, хотя и не так, как хотелось бы. Особенно с такими типами, как я и Тулуш. Это несерьезная компаньонка в серьезной торговле. Ах, если бы она по-настоящему взялась за работу, уверен, что можно было бы сделать золотое дельце: одно и другое. Она жадная. Я же занимаюсь только болтовней. Жюв нахмурил брови. - Бузотер, - приказал он. - У тебя есть, что сказать нам. Не принимай нас за дураков и расскажи все, что знаешь. Бродяга встал. - Но уверяю вас, мсье Жюв, я ничего не знаю. - И он добавил не без некоторого колебания: - Ничего... по крайней мере, на данный момент. - Ну вот, - прошептал Фандор, - скоро мы узнаем что-то. - Это смотря по обстоятельствам, - отчетливо сказал Бузотер. Затем бродяга начал свое повествование: - Я вам рассказал, что стал наездником. Это целая история, но я начал бы с конца, чтобы не наскучить вам с самого начала... Итак, в предместьях города Булонь кое-что имеется. Это "кое-что" - карусель... под названием "Деревянные кони". Она не так уж красива... Бывает лучше, но бывает и хуже. Карусель, работающая двадцать четыре часа в сутки, имеет нечто единственное в своем роде и ни с чем не сравнимое: наездника первого класса, обязанного следить за состоянием чистокровных лошадей и делать сборы... Он зажигает свет и крутит ручку рычага, чтобы звучала музыка... Он мастер на все руки. Это необычный человек. Он себе на уме, и у него все еще впереди. Вот я вам все и объяснил... Держу пари, что вы меня узнали... В то время как Жюв и Фандор, посматривая друг на друга, улыбались, Бузотер, закинув ногу на ногу и позванивая шпорой, принимал все более и более важный вид. Несомненно, этот Бузотер был непередаваемым типом. - Что же дальше? - спросил Жюв, окинув бродягу холодным взглядом. - Дальше... вот... что... - ответил Бузотер,