ло лишь несколько огоньков, и он казался покинутым людьми. Тормоза неприятно взвизгнули, поезд в последний раз дернулся и остановился. Хлопнула дверь за двумя выходившими здесь пассажирами. Большинство же продолжали свой путь. К моему окну бросилась девочка с подносом неаппетитных с виду пирожных. Ее карие глаза на секунду-другую встретились с моими, но она почти сразу прочитала в них отсутствие интереса и побежала к другому окну. Двое пограничников с автоматами поднялись в первый вагон и пошли по поезду, методично проверяя каждого пассажира. Ищут ли они меня, или это обычная для них ежевечерняя процедура? Какое-нибудь мгновение я был всерьез готов выпрыгнуть из вагона и помчаться вдоль насыпи к городу, а потом и дальше - к практически неохраняемой границе. Хотя ночь выдалась безлунная, небо было ясным, и я бы без труда по звездам проложил себе путь до Келебии - находившемуся в десяти километрах отсюда ближайшему населенному пункту на венгерской стороне. Когда я служил в территориальной армии, такой марш-бросок мы посчитали бы легкой прогулкой. Однако подобные идеи были пустой игрой ума. Это операция МИ-6, а не военные маневры. Следовало помнить, чему меня учили, и выстоять до конца. Напомнив себе об этом, я вернулся в купе. Несколько минут спустя дверь рывком открыли пограничники. Тот, что постарше, был широкоплечим детиной с пустышками вместо глаз, младший - просто мальчишка, вчерашний подросток. Оба сильно потели в своих сшитых из плотной ткани плащах. Младший, у которого усики росли на бледном мальчишеском лице, принялся тыкать палкой в багаж у нас над головами, словно хотел обнаружить прячущихся среди тюков и чемоданов нарушителей границы, а старший тем временем проверил югославский паспорт моего соседа. Затем он повернулся ко мне и щелчком пальцев дал понять, что теперь ему нужен мой документ. Он открыл последнюю страницу моего нового, общеевропейского образца паспорта, разглядел фотографию и сравнил ее с моим лицом, причем глаза его смотрели на меня без всякого выражения, словно он изучал не лицо, а расписание движения поездов. Сунув паспорт в карман, он, ни слова не говоря, вышел из купе. Младшенький поплелся за ним, как преданная собачонка. В прошлый раз, когда я выезжал из страны этим же путем, пограничники паспорт у меня не забирали, так что теперь у меня был повод для беспокойства. Я вышел в коридор и просунул голову в открытое окно. Снаружи по платформе от самого конца длинного состава в мою сторону двигались еще двое пограничников, всматриваясь в окна, словно кого-то искали. Когда они уже находились в трех вагонах от моего, я повернулся и увидел первую пару, шедшую ко мне по коридору поезда с противоположного направления. Теперь бежать было некуда. Я услышал, как хлопнула межвагонная дверь, дождался, чтобы звук их тяжелых шагов приблизился ко мне вплотную, и поднял глаза. Первым шел старший. Подойдя, он выбросил в окно окурок своей едко дымившей сербской сигареты. На его лице по-прежнему не отражалось никаких эмоций. В шаге у него за спиной молодой рьяно обрабатывал челюстями жвачку. Тошнотворная смесь сладкого запаха жвачки с амбре, исходившим от их тел, разнеслась по узкому вагонному коридору. Они с угрожающим видом остановились рядом со мной, старший полез во внутренний карман своего кителя, показав при этом пятно пота на гимнастерке, и достал мой паспорт. Его глаза вспыхнули на мгновение, когда он, держа паспорт передо мной, что-то грозно прорычал по-сербскохорватски. Я недоуменно пожал плечами, пульс мой от волнения заметно участился. Он что-то рявкнул опять, но тут до него дошло, что я его не понимаю, и он перешел на немецкий: - Fahrkarte! Значение этого слова постепенно выплыло откуда-то из глубин моей памяти, где дремало под спудом с тех пор, как много лет назад я прошел армейский курс немецкого языка, и мое лицо поневоле озарилось улыбкой облегчения. Запустив руку в нагрудный карман, я извлек оттуда горсть дойчмарок, чтобы заплатить за билет, который я не смог купить на вокзале в Белграде. Пограничники вернули мне паспорт и вышли из вагона. В Будапешт поезд пришел рано утром. Отоспавшись в дешевом пристанционном отеле, я вылетел в Лондон. Без разведданных, без подарка для Сары. Еще день или чуть более пришлось мне потратить, чтобы разобраться с бумажной работой и устным отчетом в Сенчури-хаус. А потом меня вызвал к себе в кабинет Бидд. Глядя на меня поверх очков, он спросил с чуть заметным укором: - Надеюсь, вы никуда больше не собираетесь под именем Бен Пресли? x x x Работа в МИ-6 была безмерно увлекательна. И не только оперативная ее часть - командировки под прикрытием, вербовка агентуры и работа с ней - но и сама по себе возможность получать доступ к закрытой информации. Почти каждый день из самых обычных разговоров или из материалов досье мне становились известны такие сведения, что, просочись они наружу, место им было бы на первых полосах газет. Однажды Фортон пригласил меня отобедать с ним в ресторане на последнем этаже Сенчури-хаус. Он занимал все ту же должность младшего офицера в африканском управлении, и только что вернулся из трехнедельной поездки по Эфиопии и Эритрее. Наслаждаясь на удивление вкусной стряпней поваров МИ-6, он взахлеб рассказывал мне, как разъезжал с разведзаданием по эфиопским прериям на "лэнд ровере" в компании проводника, бывшего сержанта флотского спецназа, и штатного фотографа UKN, "легальной" работой которого было преследовать в роли папарацци членов королевской семьи. Впридачу к Африканскому рогу, Фортон курировал еще и такой важный регион, как Южная Африка. В то утро он как раз разбирал секретную почту оттуда, и наш разговор с ним вскоре коснулся политики ЮАР. - Да, сегодня я получил классное донесение, просто супер, - не удержался, чтобы не похвастаться, Фортон. - Похоже, Движение сопротивления Южной Африки (AWB) планирует на следующий месяц ликвидацию Манделы. Они взорвут его или во время очередного большого митинга, или на соревнованиях по боксу. Южноафриканская армия уже снабдила их для этого целой горой пластида. - Ты доверяешь этим сведениям? - спросил я не без скепсиса. - А источник надежный? Фортон фыркнул и снова принялся за салат. - С источником все в порядке. У нашего управления есть в AWB агент, который уже не раз предоставлял нам ценную информацию. Наш резидент в Претории передаст это донесение в собственные руки Манделе. Было бы чересчур рискованно передавать его через связника нашим южноафриканским коллегам. Слишком многие из этих подлецов с удовольствием сами расправились бы с Манделой. Через них информация может до него попросту не дойти. Покушение удалось предотвратить, а давние отношения между МИ-6 и президентом Нельсоном Манделой снова улучшились. Наше ведомство впервые вышло на контакт с Манделой, когда тот был подававшим надежды молодым юристом и членом только начавшего набирать силу ANC. Поскольку МИ-6 годами поддерживала с ним дружеские отношения и помогала ему, ее сотрудники всегда имели на него прямой выход. В 1990 году, вскоре после того как Мандела вышел на свободу, отсидев 27 лет в тюрьме на Роббен-Айленд, он и его жена Винни тайно посетили Великобританию. В то время они находились с официальным визитом во Франции. Вертолет "Пума" доставил их на секретную оперативную точку (ОСР), занимавшую величественный особняк в графстве Кент, для продолжавшихся в течение целого дня негласных переговоров с МИ-6. И после избрания Манделы президентом получилось так, что резидент в Претории - а это один из наиболее высоких постов в иерархии МИ-6, - имел на правительство ЮАР большее влияние, чем британский верховный комиссар. К своему удивлению, я узнал, что, помимо сбора разведывательной информации о потенциальных угрозах безопасности Великобритании, как в случае с Фортоном, МИ-6 активно проводит разведоперации против ее союзников. Шпионажем в европейских странах занимается управление UKB, в котором примерно 15 офицеров, не считая вспомогательного персонала. Управление работает в непосредственном контакте с ЦРУ, которому нравится использовать в своих целях европейскую агентуру МИ-6. Основные направления работы UKB - это Германия и Франция. В Германии МИ-6 ведет главным образом экономический шпионаж, а во Франции ее в первую очередь интересует информация из дипломатических и военных источников о торговле оружием, ядерном потенциале, разработках новых видов вооружений. Причем при проведении операций в Европе U KB частенько пользуется "чужим флагом". К примеру, несколько лет назад Австрия снабдила МИ-6 чистыми бланками паспортов, и сотрудники UKB пользуются ими, когда под видом консультантов или журналистов ведут разработку граждан Германии, ведь немец охотнее доверится австрияку, нежели англичанину. В штате UKB есть и отставной офицер BND. Его завербовали примерно в 1992 году. По каким-то причинам его принудили досрочно уйти из германской разведки, а ему так нравилась работа шпиона, что он с радостью принял предложение поступить на службу к британцам. Через своих бывших коллег он добывает информацию о деятельности BND, но привлекают его и к проведению прямых операций против Германии, часто используя для этого австрийский паспорт. В число шпионских целей UKB входят и различного рода организации Объединенной Европы. Когда создавался Центральный банк Европы, МИ-6 предпринимала активные попытки проникновения в него, и, вероятно, на сегодняшний день она уже вполне в этом преуспела. Кроме того, МИ-6 располагает штатным секретным агентом в расположенной в Париже Организации экономического сотрудничества и развития. x x x Вскоре после моего возвращения из Белграда Ник Фиш, офицер из секции планирования операций и помощник Щеголя, вызвал меня к себе. - Не хочешь ли поработать над моим планом физической ликвидации Слободана Милошевича? - спросил он меня так небрежно, словно интересовался моим мнением о результатах прошедших в выходные крикетных матчей. - Э, нет, брось! Я на такие розыгрыши не покупаюсь, - отмахнулся я, полагая, что Фишу просто захотелось меня подразнить. - А почему бы и нет? - спросил он, явно задетый моей недоверчивостью. - Мы ведь сговорились с янки убрать Саддама в ходе войны в Заливе, а во время Второй мировой наша SOE строила планы устранения Гитлера. - Да, но оба они были вполне легитимными целями в условиях военного времени, - возразил я. - А с Сербией мы не воюем, да и Милошевич - гражданский лидер. Он не может быть вашей целью. Но на Фиша мои слова не произвели впечатления. - Еще как может, и, кстати, такое уже бывало в прошлом. Я обговорил это с нашим Санта-Клаусом там, наверху. - Он пренебрежительно мотнул головой в сторону кабинета Бидда на десятом этаже. Фиш вечно со всеми конфликтовал, даже с седовласым весельчаком - начальником отдела безопасности операций. - Он рассказал мне, что мы пытались пришить Ленина в 1911 году, но какой-то алкаш в последний момент все разболтал, и премьер-министр - тогда это был Асквит - наложил на операцию запрет. - Фиш был этим фактом заметно расстроен. - Санта-Клаус держит документы по этому поводу у себя, но под замком. По крайней мере, мне он их не показал. Они, как я понял, все еще более секретны, чем пижама, в которой спит Папа Римский. Совершала ли когда-нибудь МИ-6 убийства гражданских лиц в мирное время? Этот вопрос некоторые из нас обсуждали между собой на учебе по программе IONЕС, но никто тогда не решился задать его ни одному из инструкторов. То была запретная тема, на которую инструкторы не распространялись, а курсанты воздерживались от вопросов. И все же однажды вечером в баре Форта, пропустив несколько кружек пива и убедившись, что нас никто не слышит, я спросил об этом Болла. - Нет, никогда, - ответил он, весь наморщившись от потуги казаться искренним. Меня его слова не убедили, потому что к тому времени он уже показал свою способность убедительно лгать. Да и в любом случае, если даже подобные убийства планировались, лишь горстка сотрудников знала об этом, а Болл, даже будь он в числе посвященных, не стал бы делиться столь важной информацией с каким-то слушателем. Я не слишком серьезно отнесся к предложению Фиша, но уже несколько дней спустя, когда я снова оказался в его офисе, чтобы согласовать финансовый отчет по белградской поездке, он небрежно бросил передо мной пару листов бумаги. - Вот, прочти-ка это. Двухстраничный меморандум был озаглавлен: "Предложения по физической ликвидации сербского президента Слободана Милошевича". Желтая сопроводительная карточка, прикрепленная к нему, означала, что это официальный документ, а не простой черновик. С правой стороны карточки в колонку были указаны те, кому надлежало направить копию: Щеголь, С/СЕЕ, MODA/SO (это был майор SAS, прикомандированный к МИ-6 для координации) и H/SECT, личный секретарь самого Шефа. Для начала я взглянул на дату в левом верхнем углу и, убедившись, что это не первое апреля, сел в гостевое кресло рядом с заваленным бумагами столом Фиша и углубился в чтение. Первую страницу Фиш потратил на доказательства необходимости убийства Милошевича при помощи ссылок на его дестабилизирующую идею построения Великой Сербии, его тайную и противозаконную поддержку Радована Караджича и его план геноцида в отношении албанского населения Косова. Вторая страница содержала собственно схему организации убийства. Фиш предлагал три варианта, рассуждая о достоинствах и недостатках каждого из них. Первый предусматривал использование нашего спецназа для обучения и снабжения оружием полувоенной группировки сербских диссидентов, чтобы ликвидировать Милошевича их руками. Достоинство этого плана Фиш видел в том, что нам легко было бы откреститься от причастности к нему, а недостаток в том, что такую операцию невозможно проконтролировать. Согласно его второму предложению, группа спецназовцев должна была проникнуть в Сербию и убрать Милошевича с помощью бомбы или выстрела из засады. Этот план, по мнению Фиша, имел высокие шансы быть осуществленным, но, если случится непредвиденное, отрицать свою причастность будет невозможно. Третий вариант заключался в том, чтобы устроить Милошевичу автомобильную аварию со смертельным исходом. Для этого можно было использовать, например, его участие в Международной конференции по проблемам бывших республик Югославии (ICFY), проходившей в Женеве. План Фиша предусматривал использование специального стробоскопического (импульсного) ружья, яркая вспышка которого ослепит и дезориентирует водителя машины Милошевича, когда его кортеж будет находиться в туннеле. Преимущества катастрофы именно в туннеле, писал Фиш, заключались бы в малом количестве случайных свидетелей происшествия. Кроме того, повышалась вероятность гибели участников аварии. - Ты просто спятил, - пробормотал я, возвращая ему документ. Поражали неслыханные дерзость и жестокость задуманного Фишем. Между тем он самым серьезным образом собирался сделать в МИ-6 карьеру и не стал бы выходить на начальство с подобными предложениями из чистого легкомыслия. - Этого никто не одобрит, - добавил я. - Много ты знаешь! - бросил в ответ Фиш, глядя на меня снисходительно, как на школьника, который только-только начинает постигать жизнь. Больше об этом плане я ничего не слышал да, собственно, и не рассчитывал услышать, независимо от того, как на него прореагировали наверху. Ведь список посвященных, скорее всего, сократили бы до Шефа, С/СЕЕ, Р4, и MODA/SO. Даже Фиша, и того исключили бы, по всей вероятности, уже на самой ранней стадии детальной разработки операции. Соответствующие бумаги ушли бы в аппарат министра иностранных дел, чтобы заручиться политической поддержкой, и уже затем MODA/SO и спецназ начали бы непосредственную подготовку к реализации плана. Впрочем, если и была сделана попытка провести эту операцию, то цель ее явно не была достигнута, и Слободан Милошевич продолжал жить и править страной еще немало лет. x x x По мере того как разгорался вооруженный конфликт в Боснии, угрожая стабильности на юго-востоке Европы, от МИ-6 все более настойчиво требовали увеличить объем собираемой там разведывательной информации. К середине 1992 года единственными сотрудниками отдела FRY (бывшие республики Югославии) оставались двое офицеров из белградской резидентуры и один - из загребской. Достаточно насыщенные информацией донесения о положении в регионе присылали и некоторые другие резидентуры - особенно в Афинах и Женеве, - работавшие с приезжими и беженцами, но в целом сбор разведданных оставлял желать много лучшего. МИ-6 срочно нуждалась в расширении сети своих сотрудников непосредственно на местах, но делу мешало отсутствие финансовых и людских ресурсов, а также затруднения с прикрытием. У нашего FCO не было посольств ни в Боснии, ни в Черногории, ни в Косове, ни в Македонии, так что разведчиков нельзя было разместить там под обычной дипломатической "крышей". Проблема требовала нестандартного решения. С неожиданно творческой идеей расширения сети наших сотрудников в регионе выступил Колин Мак-колл. Он предложил создать во всех вновь образованных независимых республиках распавшейся Югославии своего рода "мини-резидентуры", состоящие из единственного офицера, оснащенного портативным компьютером с заложенной в него шифровальной программой и спутниковым факсом размерами с чемоданчик-"дипломат". Сотрудник подобной резидентуры был бы официально представлен местной тайной полиции и полагался бы на ее защиту, а не на крепкие стены посольства и дипломатический иммунитет. Такие сотрудники не смогут иметь обычных привилегий офицеров разведки за рубежом в виде оплаченных за казенный счет комфортабельного жилья, автомобиля и ежегодного отпуска, а потому служить они будут только шесть месяцев, получая потом щедрую денежную компенсацию за перенесенные лишения. Начальство восприняло этот план без особого восторга, но в конце концов пришло к выводу, что альтернативы ему нет. Первого "мини-резидента" отправили в Тирану в сентябре 1992 года. Выбор пал на уже немолодого Руперта Бокстона, бывшего офицера-десантника, который только вернулся после трехгодичной командировки в тихую заводь Намибии. Его считали слегка туповатым, и должность в центральном аппарате ему не цветила. Задача, поставленная перед Бокстоном в Тиране, была нелегка и малоприятна. Притом, что албанский президент Бериша проявлял желание улучшить отношения с МИ-6, сотрудники его тайной полиции все еще продолжали мыслить категориями тех дней, когда Албания прозябала в своей коммунистической изоляции. Они не доверяли Бокстону, не хотели, чтобы он задерживался в Тиране, и отказывались предоставлять ему информацию или вербовочные наводки. К тому же германская BND успела влезть туда первой, установив с албанцами весьма прочные связи. Запоздалые попытки МИ-6 втиснуться на уже занятое место ни к чему не привели. Всего через несколько месяцев Бокстона отозвали и попросили подать рапорт о досрочной отставке. Фиаско в Тиране убедило наше начальство, что "мини-резидентуры" смогут существовать и успешно работать только там, где местные спецслужбы будут зависимы от МИ-6, от ее денег, инструкторов для подготовки персонала и разведывательной информации. Гораздо лучшие перспективы для создания "мини-резидентуры" открывались, например, в Скопье. От экономики Македонии остались руины: торговля с северным соседом, Сербией, прекратилась с введением санкций ООН, южный сосед - Греция - закрыла границу и доступ к порту Салоники, опасаясь, что появление Македонии как нации вызовет волнения в ее собственной провинции с тем же названием, а торговым связям с расположенной западнее Албанией мешало отсутствие нормальных дорог через горы. Отношения с Болгарией - восточным соседом - были получше, но и тут возникла почва для взаимного недоверия из-за экспансионистских планов определенных политических группировок в Софии. Македония оказалась, таким образом, полностью отрезанной от внешнего мира и срочно нуждалась в сильных союзниках. Денег на содержание македонской тайной полиции выделялось мало, а стало быть, ее можно было соблазнить финансовой подачкой. Увидев в этом свой шанс, МИ-6 взялась за дело, опередив BND и ЦРУ. После некоторой бумажной волокиты на Уайтхолле представители FCO и Департамента по развитию заморских территорий провели переговоры о предоставлении Великобританией Македонии срочного груза медицинского оборудования и лекарств, в которых она остро нуждалась. В качестве ответного жеста Македония согласилась принять резидента МИ-6. Македонскую тайную полицию удалось еще больше задобрить, организовав для ее сотрудников недельные курсы переподготовки в Форте, где было сделано все возможное, чтобы ошеломить гостей. Их особенно поразила демонстрация суперсовременной системы спецсвязи, и МИ-6 с неохотой пришлось согласиться предоставить им такую же, хотя никакой реальной нужды в ней у них не было. В декабре 1992 года открывать "мини-резидентуру" в Скопье отправился Джонатан Смолл - энергичный и толковый офицер из персонала GS. У него уже был опыт работы в резидентуре с одним сотрудником в Валлетте на Мальте, так что он идеально подходил для подобной миссии. Поскольку македонские спецслужбы были официально поставлены в известность о характере его работы, он не нуждался в "легенде" и прикрытии, однако, чтобы ему не задавали лишних вопросов случайные знакомые, он стал выдавать себя за социального работника, заручившись фальшивым удостоверением одной неправительственной благотворительной организации. Используя спутниковую антенну-тарелку, установленную на балконе его однокомнатной квартиры в Скопье, Смолл уже вскоре начал бомбардировать центр донесениями главным образом о связях президента Глигорова с Милошевичем. МИ-6 оперативно открыла "мини-резидентуры" еще в двух точках на Балканах. Высокого ранга офицер был на три месяца отправлен в Косово под видом наблюдателя от ОБСЕ, но больших успехов он не добился, поскольку безжалостная и вездесущая сербская охранка делала любые попытки организовать агентурную сеть слишком опасными. Чтобы иметь своего человека в Боснии, МИ-6 остановила свой выбор на Клайве Мэнселле, офицере среднего звена, владевшем курдским языком, который служил "гражданским советником" при подразделениях королевской морской пехоты при проведении операции "Безопасная гавань", разработанной союзниками для защиты курдского населения от репрессий со стороны иракских властей после окончания войны в Заливе 1990 года. Он много общался тогда с беженцами в Курдистане, добывая информацию о нарождавшемся Курдском националистическом движении. Теперь МИ-6 решила использовать ту же тактику в Боснии и направила его в Сплит в составе британских подразделений UNPROFOR (Войска безопасности ООН), чтобы он открыл там "мини-резидентуру", получившую наименование Н/ВАР. К началу 1993 года все эти силы были уже задействованы, и работа МИ-6 на Балканах стала гораздо больше отвечать предъявляемым к ней требованиям. Тем временем Щеголь принял решение послать меня в Скопье, чтобы помочь Смоллу. Имея тесные связи с македонскими спецслужбами, Смолл тем самым отрезал себе всякую возможность работать по одной из основных местных разведывательных целей - партии PRI, состоявшей из этнических албанцев. Македонская тайная полиция относилась к PRI, как и к албанскому населению в целом, - с глубочайшим недоверием. А потому разведданные о партии, которыми она снабжала Смолла, были не беспристрастны, и МИ-6 нуждалась в независимом источнике информации. Вот Щеголь и поручил мне разработать "легенду" для того, чтобы отправиться в Скопье и поработать кое с кем из руководства PRI. После того как "ушел в отставку" Бен Пресли, центр снабдил меня новым псевдонимом Томас Пэйн, а прикрытием я вновь выбрал личину свободного журналиста. Памятуя о нервотрепке во время моей поездки в Белград, начальник службы безопасности проведения операций настоял, чтобы я заручился более надежными документами: - Сходи к оперативникам и спроси, нет ли у них кого-нибудь, кто сможет с этим помочь. В отделе I/OPS мне добыли рекомендательное письмо от агента SMALLBROW, в котором говорилось, что мне поручено подготовить статью о том, как повлияли санкции ООН на экономику Македонии, для журнала "Спектейтор". - Если кто-нибудь из PRI позвонит, чтобы проверить тебя, твою "легенду" поддержат, - заверил меня начальник отдела. К поездке в Скопье я был готов уже через пару дней. x x x Уже успели сгуститься сумерки, когда потрепанное такси с единственной работавшей фарой преодолело десятикилометровый путь от аэропорта Скопье до центра македонской столицы, но даже в полумраке были отчетливо заметны шрамы, оставленные землетрясением 1963 года, которое почти полностью разрушило город. Стрелки часов на центральном железнодорожном вокзале застыли, показывая без десяти пять - тогда начались первые подземные толчки, и даже 30 лет спустя в центре города все еще зияли пустыри там, где когда-то стояли дома. Хотя шедшая на севере война Скопье напрямую не затронула, следы экономического кризиса были очевидны. Неубранный мусор валялся на улицах, на всех углах праздно околачивались мужчины, оборванные беженцы из Косова играли в футбол во дворах покинутых обитателями домов албанского квартала, где теперь разместились они. Сравнительно благополучным выглядел македонско-болгарский квартал, в котором жил Смолл, но и там завидовать было особенно нечему. Его квартира, принадлежавшая македонским спецслужбам, находилась в мрачной бетонной жилой коробке неподалеку от гостиницы "Гранд-отель", в котором я забронировал себе номер. Смолл пригласил меня пропустить с ним по стаканчику и обсудить план действий. Строго говоря, из соображений безопасности мне не следовало с ним встречаться. Скопье - небольшой город, и если бы нас увидели вместе сотрудники других спецслужб, скомпрометирован оказался бы либо один из нас, либо мы оба. Однако в этом случае Щеголь и начальник отдела безопасности операций отошли от твердых правил, посчитав, что риск невелик, а Смоллу так одиноко и тоскливо, что нечаянный гость поможет поднять его боевой дух. Кроме того, он уже провел на своем посту почти три месяца, и накопленный им опыт был бы полезен. - Привет, поднимайся на четвертый этаж, - обрадовано произнес Смолл по домофону, который, как ни странно, работал. Перешагивая через кучи человеческих экскрементов, я поднялся по лестнице. - Добро пожаловать в солнечный Скопье! - Смолл приветствовал меня, как друга, с которым сто лет не виделся. На то, чтобы показать мне маленькую и почти не обставленную квартирку, много времени не потребовалось, уже скоро он хрустнул пробкой на бутылке виски, и мы принялись за дело. Смолл обладал острым умом и был отличным оперативником. В подразделении вспомогательного персонала (GS) его способностям не находилось достойного применения, однако отдел кадров не разрешал ему переход в разведывательное подразделение. Им это было ни к чему. Продолжая держать в GS, его можно было в любой момент отправить в дыру вроде Скопье, куда не рвались сотрудники IВ, и при этом продолжать платить ему по ставкам GS. Смолл с большим знанием дела рассказал мне о различных албанских группировках и их лидерах. Временами, когда наш разговор переходил на более щекотливые темы, Смолл делал жест, напоминая мне, что любезные хозяева вполне могли поставить его квартиру на прослушку. Когда прекрасно проведенный вечер подходил к концу, Смолл написал на клочке бумаги записку и подал мне. Это было приглашение отправиться с ним назавтра за город, чтобы проверить разработанный для его резидентуры план бегства при чрезвычайных ситуациях. "Конечно, поеду с удовольствием", - ответил я, благоразумно не сообщая деталей тем, кто мог меня подслушивать. Схема ухода из Скопье отличалась от обычных тем, что в нормальной резидентуре ее разрабатывали, чтобы вывозить из страны разоблаченных агентов, а здесь спасаться должен был бы сам Смолл, если бы македонские коллеги вдруг обернулись его врагами. Это была достаточно злобная публика, а политическая ситуация в стране не отличалась стабильностью, чтобы полностью им доверять. Если бы им понадобилось взять Смолла в заложники или посадить его в тюрьму, дипломатический иммунитет не смог бы послужить ему защитой. Оставалось надеяться, что он сумеет своевременно уловить первые признаки ухудшения отношений и выберется из страны легальным путем. А на самый крайний случай имелся план нелегального ухода. Чтобы разработать и отрепетировать этот план, к нему специально приезжали двое спецназовцев, но было это зимой, когда лежал снег, и теперь Смолл хотел проверить, сможет ли он снова сориентироваться на маршруте, когда наступила весна и вид местности изменился. Ранним утром следующего дня мы выехали из города. Дело было в начале мая, и посадки кустов вдоль дороги слепили глаза ярко-желтыми всполохами цветов. Суть плана для спасения Смолла заключалась в том, чтобы затаиться в сельской местности до прибытия помощи. В небольшой рощице, на склоне холма в нескольких километрах к югу от Скопье, в месте, которое Смолл постарался тщательно запомнить, спецназовцы устроили для него тайник с запасами воды и продуктов на несколько дней, сменной одеждой, парой фонарей с инфракрасными фильтрами, палаткой и спальным мешком, набором подложных документов и паспортом, небольшой суммой в дойчмарках, несколькими золотыми соверенами и EPIRB - военным радиомаяком для подачи сигналов о своем местонахождении. Мы на несколько сот метров углубились в лесок, с помощью компаса определили направление дальнейшего движения от одиноко стоящего большого пня и, пройдя еще десяток шагов, без труда нашли место закладки тайника. Аккуратно достав контейнер и проверив, все ли на месте, мы затем снова закопали его и замаскировали тайник. Позже мы объехали рощу и оказались на вершине холма, с которой была видна заброшенная взлетно-посадочная полоса. - Сюда прилетит самолет, чтобы забрать меня, - пояснил Смолл. - В прежние времена здесь базировались самолеты сельхозавиации, но теперь они не летают из-за отсутствия запасных частей. Мы прокатились на нашем джипе по полосе, чтобы проверить, пригодна ли она все еще для использования. - Длины как раз достаточно, чтобы посадить "Пайпер-ацтек", - заметил Смолл. - Они прилетят ночью с приборами ночного видения, а я должен буду обозначить полосу инфракрасными фонарями. Выполняя затем полет на малой, недоступной для радаров высоте, летчик пересечет Албанию, южную часть Адриатики и посадит машину в безопасной Италии. Я вышел из машины Смолла у "Гранд-отеля". Рисковать, проводя с ним еще больше времени, не было никакой необходимости. Кроме того, послеобеденные часы мне лучше было провести в подготовке к первой встрече с заместителем лидера PRI, назначенной на вечер. Я поднялся к себе в номер и перечитал записи с инструкциями, которые хранились в неотображаемых файлах моего портативного компьютера. Я напомнил себе о ключевых данных, которые мне необходимо было получить для разведсводки, продумал, какие вопросы для этого придется задать во время встречи, и вновь закрыл файлы, обеспечив их невидимость. Как оказалось, мой собеседник из PRI был в полном восторге от того, что нашелся западный журналист, которого он так заинтересовал. Он согласился на новую встречу со мной, и потом в течение двух месяцев я несколько раз наведывался в Скопье, укрепляя наши с ним отношения, завоевывая все большее доверие и шаг за шагом подводя его к той черте, за которой он начнет давать действительно ценную информацию. Это была медленная работа, которую дополнительно затрудняли крайне нерегулярные воздушные сообщения со Скопье, означавшие, что на каждый визит необходимо было тратить три-четыре дня. В ходе этих встреч мне удалось собрать кое-какую информацию, но в конце концов стало ясно, что мой партийный бонза из PRI боится идти на полную откровенность со мной из соображений личной безопасности. Он боялся, что македонская охранка устроит ему большие проблемы в жизни, если узнает, что он регулярно встречается с западным корреспондентом. Когда я доложил об этом в Сенчури-хаус, и Бидд, и Щеголь согласились, что единственным способом продолжить операцию будет отбросить "легенду", раскрыться перед моим источником и перевести наши отношения в полностью конспиративное русло. В следующий свой прилет в Скопье мне пришлось произнести фразу, которую мы прилежно репетировали на курсах IONEC: "Как я полагаю, вы уже догадались, что на самом деле я не журналист, а сотрудник британской разведки". К моему облегчению, заместитель лидера PRI при этих словах не вскочил и не бросился бежать, а напротив, внял моим доводам и рассудил, что профессиональный разведчик не чета расхлябанному репортеру и македонская тайная полиция о наших с ним контактах никогда не узнает. Он стал для меня первым завербованным агентом, что прибавило мне авторитета в нашей конторе. Впоследствии, почувствовав себя в безопасности, он стал стабильно давать ценную информацию для наших разведсводок. x x x В Лондоне, в промежутках между поездками в Скопье, Фиш не позволял мне скучать, давая небольшие, но увлекательные задания, связанные с боснийской войной. Его работа заключалась в том, чтобы сводить воедино наводки по рекрутированию информаторов, поступавшие от резидентур или наших агентов в самой Великобритании, каким был, например, BEAVER, и делал он это с неуемной энергией. Под различными прикрытиями я летал в Страсбург, Гамбург, Лиссабон и Брюссель и встречался там с боснийскими и сербскими Журналистами, диссидентами и политиками. Каждый раз, когда я заходил в кабинет Фиша, он предлагал мне очередное интересное задание. - Не хочешь ли поработать с агентом BEETROOT (свекла - англ.)? - спросил он меня однажды. - Хорошо, я не против, - сказал я. - Но кто он такой, этот BEETROOT? - Овощ весьма правых взглядов, член парламента от консерваторов, но, как ни странно, нормальный малый, - ответил Фиш и добавил: - Вот его досье. Возьми и ознакомься. Агентурный псевдоним BEETROOT принадлежал Харольду Эллетсону, 35-летнему члену парламента округа Южный Блэкпул. После окончания университета, где он изучал русский язык, Эллетсон пытался устроиться на работу в МИ-5, но его совершенно несправедливо завернули из соображений безопасности и только потому, что он по студенческому обмену некоторое время провел в Советском Союзе. Получив отказ, он ушел в бизнес, совершая частые поездки в СССР, и скоро МИ-6 сделала его своим агентом, поставлявшим не слишком высокой ценности экономическую информацию. Эллетсон вступил в консервативную партию, и тори предложили ему баллотироваться в парламент от Южного Блэкпула, который традиционно голосовал за лейбористов. К всеобщему удивлению, на выборах 1992 года Эллетсон одержал победу после того, как произошло радикальное изменение настроений избирателей в пользу тори. Вообще говоря, МИ-6 запрещено вербовать и использовать агентов из числа членов парламента, но в данном случае продолжать сотрудничество с Эллетсоном разрешил лично премьер-министр Джон Мейджор. Как член рабочей группы парламента по боснийскому конфликту Эллетсон часто бывал в Боснии. Это навело Щеголя и Фиша на мысль, что, имея доступ к ведущим политикам региона, он станет крайне ценным агентом. Моя первая встреча с Эллетсоном прошла в пабе "Грейпс" на Шеперд-Маркет. Место выбрал он сам, потому что оно, во-первых, находилось всего в нескольких минутах ходьбы от парламента и, во-вторых, его избегали другие парламентарии, боявшиеся быть скомпрометированными проститутками с Шеперд-Маркет. Что же до самого Эллетсона, то он был начинающим, никому не известным политиком и мог разгуливать там безбоязненно. Краснощекий здоровяк, он скорее походил на фермера, нежели на члена парламента. Мы заказали по пинте пива "Раддлз" и кулебяки со свиными шкварками. - Я рад, что вы на меня вышли, - сказал Эллетсон, едва мы уселись за один из больших дубовых столов. - Меня уже давно кое-что беспокоит, но я не знал, по каким каналам сообщить об этом. - Я вас внимательно слушаю, - заверил я, заинтригованный. - Вы слышали о Джоне Кеннеди? - спросил он. - Да, мне кое-что о нем известно, - ответил я. Джон Кеннеди был молодым и перспективным кандидатом в парламент от консерваторов по округу Баркинг в восточном Лондоне. Будучи гражданином Великобритании, он происходил из сербской семьи, свободно говорил на сербскохорватском и сменил свою прежнюю фамилию Гвозденович на Кеннеди, пройдя для этого через все юридические формальности. Он активно поддерживал боснийских сербов, и Караджич назначил его своим неофициальным представителем в Лондоне. Фишу удалось заручиться ордером на снятие информации с его телефона и факса, что позволило получить некоторые полезные данные. - Так вот, похоже, что Кеннеди организует финансовую дотацию со стороны боснийских сербов в кассу консервативной партии, - сказал Эллетсон. - Чтобы все выглядело законно, он проводит деньги через сербский банк, но суть дела в том, что деньги эти поступают напрямую от Караджича. Не далее как вчера, Кеннеди бахвалился мне по этому поводу. Он рассчитывает, что, добыв для партии денег, ускорит свое избрание в парламент. Консервативная партия залезла в большие долги, совершенно опустошив свою казну во время предвыборной кампании 1992 года. Принимать деньги от любого зарубежного правительства было само по себе делом малопочетным, а в Боснии к тому же от пуль сторонников Караджича регулярно гибли британские солдаты из состава сил ООН. Если бы эта новость попала в прессу, разразился бы громкий скандал. Эллетсон не знал, куда ему обратиться. Он едва ли мог доложить обо всем председателю партии консерваторов, что было бы правильно с точки зрения субординации, потому что именно председатель и являлся получателем дотации. Я поблагодарил Эллетсона за информацию и пообещал держать с ним связь. Он настоял на том, что сам расплатится за пиво и еду, опасаясь, что, если это сделаю я, ему придется занести этот случай в регистр личной заинтересованности членов парламента. - Боже, ты бы мог продать эту истории в "Миррор" штук за пятнадцать! - воскликнул Фиш, когда я рассказал ему о новости, которую мне сообщил Эллетсон. - И к тому же все сходится. По данным прослушки, Кеннеди действительно обсуждал с Караджичем перевод каких-то денег, я только не мог понять, каких именно. Теперь все стало на свои места. Тебе лучше поторопиться и составить об этом СХ. Я поспешил наверх в свой кабинет, прихватив с собой распечатку прослушки телефонных переговоров Кеннеди, и по пути уже обдумывал свое донесение, определяя его главное направление. Всего через полчаса я уже отправил его главе Восточноевропейского управления. На следующее утро оно попадет на рабочие столы наших "заказчиков" на Уайтхолле. После этого разразится настоящая буря. Тори уже и так пострадали от целой серии финансовых скандалов, раздутых до небес язвительными журналистами, а в том, что и это донесение один из чиновников с Уайтхолла сдаст прессе, не было никаких сомнений. Однако уже через несколько минут, после того как доклад был отправлен R/CEE, мои размышления прервал звонок по внутреннему телефону. - Привет, Ричард, это R/CCE. Боюсь, что твое донесение положат под сукно. H/SECT хочет с тобой переговорить по этому поводу. Поднимись к нему прямо