авсего обычное снаряжение. -- Эй, прекрати! Он не слышал шагов жены, не заметил, как она оказалась у него за спиной. Марта была англичанкой, преподавала в средней школе английский язык дерзким, непослушным озорникам. И прекрасным, длинноногим девицам, похожим на манекенщиц, перед которыми Альбер робел всякий раз, когда с ними встречался. По-французски Марта говорила с едва заметным акцентом и -- благодаря детям -- шагала в ногу с наиновейшим молодежным жаргоном. -- Руководство по выживанию... знаменитый САС. -- У жены национальные командос не пользовались столь высоким авторитетом, как у мужа. -- Айсберг... Сахара... Джунгли... Они что -- сдурели? -- Почему? -- оскорбленно спросил Альбер. -- Какого черта кто-то полезет в джунгли? -- Ну, например... -- начал было муж. -- Значит, так ему и надо! -- А что, если... -- Пусть лучше работают как следует и будут повнимательнее хотя бы в Европе, где живет большая часть человечества. -- Но если ты плывешь на корабле и он... -- Мы живем в городах, дорогой, а не в джунглях и не в Сахаре. Пусть эти великие умники напишут, как нам выжить в таком городе, как Париж! -- Но... -- Как нам спастись от террористов, захватывающих заложников, как предотвратить транспортные аварии и несчастные случаи, что делать, чтобы нас не насиловали, в нас не стреляли и, когда я хожу за покупками, не избивали просто потому, что у меня другое произношение. -- Разве это случалось? -- встревоженно спросил Аль-бер. -- Вот какую книгу надо написать! Такую и я бы купила. Напишите вы, полицейские. И издайте. И раздавать ее людям надо бесплатно. -- Знаешь... -- начал было Альбер без особой уверенности. -- Ты уже столько всякой ерунды начитался, что и на самом деле мог бы написать. Альбер задумчиво смотрел на руководство для САС. Неужели и он, если бы так не верил в английских командос, тоже считал книгу ерундой? А может, если французская полиция издаст такую... На экране появился комиссар Корентэн. Он сидел за письменным столом' на фоне книжных полок с юридическими справочниками, в которые комиссар никогда не заглядывал, похвальными дипломами, несколькими архивными фотографиями из истории парижского отдела по расследованию убийств. Письменный стол почти совершенг но пуст, столешница сверкает. Слева, где стоит пепельница, вверх тянется тонкий, синеватый трубочный дым, перед Корентэном -- стопка досье. Он листает их, словно сейчас впервые увидел или словно зрители -- это его коллеги, с которыми он жаждет поделиться свежей информацией. Альбера всегда восхищали телевизионные выступления Корентэна. Комиссар выглядел так, будто авторы классических детективных романов вылепили его собственными руками, взяв за образец портреты своих любимых героев. Высокий, представительный "Мужчина, приближающийся к шестидесяти, но благодаря теннису, парусному и лыжному спорту и, разумеется, своему счастливому телосложению сохранивший стройность фигуры. Его удлиненное лицо излучало интеллигентность и надежность. Волосы все еще не хотели редеть, а темные с проседью кудри ему очень шли. Альбер знал, что Корентэн совсем не так листает досье в присутствии своих сотрудников, знал, что шеф ни- какой важной информацией не располагает, но все-таки даже он ощутил какое-то доверие. Комиссар говорил об убийстве Фанфарона, о котором уже писали газеты. Сказал, что борцу перерезали горло, что оружием послужила бритва или острый нож, что убийца напал на жертву сзади, иначе бы Фанфарон защищался. И все это ему удалось преподнести как ценнейшую, конфиденциальную информацию. Затем на секунду появился Бришо и положил перед Корентэном какую-то бумагу. Альбер вскрикнул от восторга. Бришо тоже блестяще удавались подобные выступления. Он умел произвести впечатление серьезного, мужественного человека, миллионам телезрителей становилось ясно, что они видят на экране официальное лицо, сознающее свою ответственность перед обществом. -- Есть ли какая-нибудь связь между убийством и объявленными состязаниями? -- спросил репортер. -- Это пока еще неизвестно, -- предсказал Альбер. -- Рано было бы делать выводы, --• ответил Корентэн. -- Но такая возможность существует, -- сказал Альбер. -- Но следует проанализировать и эту возможность, -- заявил комиссар. Марта взглядом заставила Альбера умолкнуть, и он уступил .поле боя своему шефу. -- Фанфарон был одним из организаторов события, вызывающего у многих антипатию, а благодаря афишам стал чуть ли не его символом. Следовательно, нельзя исключить, что кто-то, являющийся, скажем, противником этого... э-э-э... состязания, считал правильным, чтобы... Репортер поспешил ему на помощь: -- Вы думаете, таким образом хотели воспрепятствовать организации состязаний? -- Как я уже говорил, расследование находится сейчас в такой стадии... -- нерешительно произнес шаблонную фразу Корентэн. -- Вы не полагаете, что в данном случае можно ожидать дальнейших убийств? Альбер увидел, что Корентэн ошеломлен. -- С такой возможностью всегда надо считаться, -- сказал Альбер, и его голос заглушил слова Корентэна. Он глянул на Марту. Жена не .казалась рассерженной. Она улыбнулась ему, и на мгновенье ее лицо напомнило улыбающийся персик с популярного плаката. -- Подумай, подумай над книгой! Двое мужчин средних лет не имели никакого желания улыбаться. Оба они одеты в строгие костюмы, обуты в ботинки, начищенные до блеска, и это придавало обоим весьма старомодный консервативный вид. -- Чего они хотят? -- Мужчина, не отрывая глаз от экрана, закурил. -- К Жиле они уже приходили, -- сказал другой. -- Кто? -- Сыщик по фамилии Лелак. Явно человек этого паяца. Репортаж закончился, на экране появился диктор, и один из мужчин выключил звук с помощью дистанционного управления. Телевизор стоял в углу на блестящих, хромированных стальных ножках. -- Чего он хотел? -- Расспрашивал о состязании. Вроде бы подозревал Жиле. -- Да? -- Тот, что был постарше, с удовлетворением выпустил дым из носа. Второй молчал, словно нарушить эту церемонию было верхом неприличия. Когда дым рассеялся, мужчина вздохнул и тихо, словно боясь, что jtTO-то их подслушивает, сказал: -- Пожалуйста, наведи о нем справки. Поговори со своим другом, а если потребуется... потолкуйте и с этим Лелаком. ГЛАВА ВТОРАЯ I Утром снова шел дождь. Альбер Лелак встал с постели, выглянул из окна, увидел детей в дождевых накидках, которые, размахивая портфелями, спешили к станции метро. Маленькие синие, желтые, алые плащ-палатки с надвинутыми на головы капюшонами. Между домами виднелся темно-зеленый грунт, капли дождя доносили в открытое окно свежий запах земли. Видимо, Марта отправилась пешком, потому что их "рено" стоял на месте перед домом. Под лопаточкой дворника мокла квитанция автостоянки. Дети свернули за угол, площадь затихла. Только появившаяся откуда-то кошка загадочно, не спеша, с чувством собственного достоинства бесшумно продвигалась к своей таинственной цели. Альбер захлопнул окно, за одну минуту он продрог. Перешел в другую комнату позаниматься гимнастикой. Отжимаясь на полу, он думал о Фанфароне. Сколько раз нужно отжаться, чтобы победить такого гиганта? Что следует для этого знать? Он попытался продумать приемы самообороны, которые отрабатывал на тренировках со своим другом Жаком. Такому, как Фанфарон, он не смог бы вывернуть руки, не смог перебросить его через себя, такого нельзя пнуть ногой, удары от него отскакивают. На такого даже с ножом не рекомендуется нападать. Он перешел к подъемам туловища из положения лежа. Вчера вечером Альбер изучил досье Фанфарона, Накануне борец пришел в "Рэнди кок" немного раньше полуночи. Видимо, он не считал дл'я себя обязательным соблюдать спортивный режим. Он был один. Посмотрел программу, побеседовал с официантом, швейцаром, около двух ночи ушел. Пьяным не был. Пил пиво, бутылки три или четыре -- ему это нипочем. После четвертой серии подъемов Альбер почувствовал, что мышцы брюшного пресса разрываются, пот так и льет ручьями. "Я должен это делать, -- говорил он себе. -- Как иначе защищаться от таких силачей, от убийц, вооруженных ножами, если даже на эти пустяковые упражнения у меня силы воли не хватает? Если у меня слабые мышцы живота -- лежа на спине, -- размышлял он. -- Как защититься, если на меня нападут сзади? Да еще неожиданно? Если рефлексы быстры, можно, перехватить руку у шеи. Но Фанфарону это не удалось". Он покачал головой. Фанфарон был не менее двух метров ростом. От пятой серии он отказался. Медленно, не спеша, наклонился вперед, встал на колени и выпустил воздух из легких. Он чувствовал, что должен пойти в "Рэнди кок", хотя не мог объяснить, зачем это нужно. Ведь сыщики, которые опередили его, явно провели безукоризненную работу. Поговорили .с персоналом, посетителями, и действительно они не виноваты в том, что никто ничего не знал. Сегодня он дежурит после полудня, время у него есть. Мог бы, допустим, полчасика потренироваться, отрабатывая удары на мешке с песком. Или с резинкой попрактиковаться перед зеркалом в подскоках, и поворотах. Однако, когда он вспомнил о Фанфароне и Жиле, ко всему этому у него пропала охота. Он зашел в ванную комнату и под теплым душем размышлял над вопросом, который репортер задал Корентэну: можно ли ожидать новых убийств? II -- Я в это не могу поверить, -- Ле Юисье замолчал, покачал головой и уставился на Бришо искренними, карими глазами. Лицо Шарля оставалось невозмутимым. Он тоже едва верил в то, что видел. Ле Юисье, организатор состязаний "Все дозволено", оказался тощим, слегка сгорбленным человеком с наметившимся брюшком. Он выглядел так, словно не вынес бы даже одной оплеухи, словно презирал насилие. Когда Бришо положил перед ним фотографии мертвого Фанфарона, казалось, Ле Юисье стошнит. -- Не могу в это поверить, -- продолжил он, увидев, что Бришо не реагирует. -- Не думаю, что его убили из-за состязаний. Бришо ожидал не совсем этого. -- Вы даже не удивляетесь тому, что его убили? Ле Юисье пожал плечами. -- Мы живем в мире насилия. Бришо хотелось спать. Он надеялся пойти позавтракать с Альбером в кафе на углу, рассказать про вчерашнюю женщину и понаблюдать, как его друг со скучающим лицом сделает вид, будто все это его не интересует. Он обсудит с ним дело об убитой девушке и, попивая кофе и беседуя, ощутит, что работа продвигается, что в мозгу Альбера крутятся колесики. Он забыл, что его друг придет только после полудня. Забыл про Ле Юисье, который вчера сообщил по телефону, что явится сегодня в полицию. -- Состязание мы организуем в любом случае, -- заявил Ле Юисье тоном, не терпящим возражений. -- Если к тому времени убьют еще двоих участников, то и без них. Если меня убьют, -- он поглядел в глаза Бридю, словно ожидая, что тот успокоит его, скажет, что этого просто быть не может, -- другие организуют состязание без меня. Нельзя воспрепятствовать состязаниям по кетчу таким способом. -- А другим? Ле Юиеье самоуверенно ухмыльнулся. -- И другим способом нельзя. Прогресс не остановишь! Скажете, это бесчеловечно? Но, простите, чему тут удивляться? Весь мир бесчеловечен. Публика требует таких состязаний. И она их получит. Почему же это бесчеловечно? ц -- Их может запретить прокуратура, -- перебил Бришо. -- Да отчего же? Разве запрещают автогонки из-за того, что они опасны? Не скажите! Если старт четырежды будет неудачным, если машины врежутся в зрителей, сотня людей погибнет, тысячи будут покалечены, получат ранения, что сделают? А? Дадут пятый старт. Да, мосье, так и произойдет. -- Ле Юисье вошел в раж. -- Вы можете назвать хотя бы один футбольный матч, который отменили после брюссельской трагедии? Даже брюссельский не отменили! Эти доводы Бришо уже читал в газетах так же, как и контраргументы. -- В автогонках целью является победа, а не физическое уничтожение противника, -- сказал он. -- В ваших состязаниях участники стремятся убить друг друга. -- Неправда! -- воскликнул Ле Юисье. Кадык его запрыгал под пуловером цвета сливочного масла. -- Они так же хотят победить, как и все другие спортсмены. Про-тибник может сдаться, если... -- тут воодушевление покинуло его или он просто пришел в замешательство, не зная, как бы поделикатнее выразиться. -- Если он не хочет подохнуть, -- продолжил Бришо. -- Если он в проигрышном" положении, -- нашелся Ле Юисье. -- Наше нововведение заключается лишь в том, что мы не пытаемся втиснуть нашу борьбу в чужие правила. Почему же это бойня? В уличных драках абстрагируются от физической невредимости противника, однако не убивают друг друга. -- Иногда убивают, -- сообщил ему заместитель руководителя отдела по расследованию убийств. -- И потом на улицах дерутся не идеально тренированные силачи в центнер весом. -- Иногда и такие дерутся, -- информировал его Ле Юисье. Оба искоса поглядывали друг на друга через письменный стол. Бришо все еще не понимал, чего хочет посетитель. -- Иначе говоря, прокуратура не станет запрещать состязания, и мы их проведем, что бы ни писали некоторые газеты. Я уверен, -- он наклонился вперед, чтобы подчеркнуть то, что хочет сказать, -- абсолютно уверен в том, что убийство Фанфарона не имеет никакого отношения к этому событию. Он хотел было встать, чтобы уйти. Однако полицейские обладают средствами для того, чтобы насыпать гражданам перцу под нос. Бришо вежливо попросил его снова присесть, включил магнитофон и начал расспросы. Это только в фильмах люди, оскорбившись или возмутившись, вскакивают и выбегают с допроса в полиции. На практике дело длится до тех пор, пока сидящий по ту сторону стола считает это необходимым. Разумеется, вторая сторона тоже способна на многое. Она может лгать, злиться, ей может все надоесть, но отвечать так или иначе приходится. Ле Юисье, видимо, пытался делать хорошую мину в этой игре. Бришо расспрашивал его о личной жизни Фанфарона, его заработках, хобби, его прошлом, о партнерах по тренировкам, о состоянии коммерческих дел. Без всякой особой связи собирал информацию на магнитофонную ленту. Ле-лак будет ему благодарен: он сэкономил ему допрос. III Альбер сидел дома за письменным столом, уставившись на развинченную шариковую ручку. Перед ним валялся пустой лист бумаги, в каждой руке он держал по половине ручки. Потом свернул свой "Паркер" и размашистым почерком написал вверху листа: "Альбер Лелак. Выживание в мегаполисе. Руководство для отдела по расследованию убийств Парижской криминальной, полиции". Снова развинтил ручку. У него не было сомнений относительно того, почему Марта побуждала его заняться этой чепухой. Жена считала, что лучше, если она даст мужу какое-нибудь занятие, чем он найдет его сам. Как знать, а вдруг он отправится в пустыню испытывать рецепты парашютистов или изготовит планер, найдя какое-нибудь руководство по летательным устройствам. Хотя Альбер. и понимал, какая ведется игра, идея Марты захватила его. Что потом скажет Корентэн? Бришо? Конечно, на обложке будет напечатана его фотография, на которой Лелака изобразят с нацеленным пистолетом. Он отбросил перо, встал и вынул пистолет. Повернулся к зеркалу, прищурил один глаз и поднял оружие. "Плохо, -- подумал он. -- Выгляжу будто клоун. Одна щека сплошь в морщинах. Кстати, создается впечатление, что я кровожадный зверь. И так уже о полицейских сложилось подобное мнение. Может, лучше стать около полицейской машины с меланхоличным задумчивым лицом, но чтобы из-под пиджака все-таки выглядывала рукоятка оружия". Он надел пиджак и попробовал встать таким образом. Это оказалось нелегко. Если застегнуть проклятый пиджак, пистолет вообще не виден, зато кажется, будто у него вывихнуто бедро. Если распахнуть полы пиджака, браунинг, засунутый по-любительски в брюки, виден хорошо. У него было десятизаряд-ное восьмимиллиметровое оружие, Альбер привез его из Англии и с великим трудом добился, чтобы Корентэн раздобыл ему разрешение на ношение браунинга. Очень хороший пистолет. Стреляет очередями, с удобной рукояткой, красивый, как любое оружие. Альбер боялся, что однажды в самом деле придется из него выстрелить в человека, но ходить на работу без браунинга тоже боялся. Кроме того, боялся, что, когда потребуется, он из побуждений человечности заколеблется, стоит ли стрелять, и из-за этого страха скорее, чем следует, спустит курок. Любое оружие предназначено лишь для того, кто не поколеблется его использовать. Он засунул пистолет обратно в кобуру и снова сел за письменный стол. Вновь скрутил перо и записал эту премудрость. Подчеркнул, а потом в скобках добавил: "Каждый должен выбирать такое оружие, использовать которое он готов физически и психологически". "Не так уж трудно", -- подумал Альбер, продолжая быстро писать. IV Когда к полудню дождь прекратился, показалось, что его даже недостает. Люди все еще недоверчиво держали над головами зонтики и поспешно обходили лужи. Альберу пришлось ехать добрый час, пока он добрался до набережной Орфевр. Метро было переполнено, со всех сторон к нему были притиснуты люди, состоявшие сплошь из костей, локтей, зонтов и чемоданов. По гулким коридорам станции Шателе, казалось, двигалась целая армия -- орда в дождевых плащах продиралась к -й линии, в направлении Орлеанского вокзала. Альбер вышел на остановку раньше, чем обычно, предпочтя пройтись пешком. Он любил город в такую пору, быть может, больше всего именно в такую. Бурлящая вдоль краев тротуаров вода напоминала ему журчание ручьев его детства. Обычно после долгих дождей из ручьев исчезал мусор, цвет их становился светлее, запах... по крайней мере выносимым. В такую пору он шел по улицам, не опасаясь, что его толкнут. Люди, пьющие кофе на застекленных верандах, словно в каком-то модерновом зоопарке, скучая наблюда- ли за гуляющим под дождем человеком, как за бродящим на свободе зверем. Но дождя уже не было, хотя этот факт еще не проник в защищенные стеклами помещения веранд с их уютным, пропитанным запахом кофе и сигаретного дыма теплом. До начала работы оставался еще час. Он остановился у двери одного кафе, потом все же пошел дальше и повернул на улицу Понт-Неф. Там находилась книжная лавка, в которой ему хотелось приобрести какую-нибудь специальную литературу по вольной борьбе. Против этого у Марты не может быть возражений. Это нужно ему для работы. Необходимая закулисная информация, он даже возьмет счет и попросит все ему оплатить. (В это, впро'чем, он и сам не верил.) Специальной литературы он не нашел. Но отыскал книгу, в которой пытались разоблачить цирковых борцов. Альбер с отвращением положил ее обратно. Разоблачения ему не требуются, лучше бы его чему-то дельному поучили. Но таких пособий не было. Он взял брошюрку о борьбе, в которой на рисунках были показаны броски и захваты, проглядел другую подороже, в которой то же самое было отпечатано на красивых цветных фотографиях, заглянул в книгу под названием "Грязные трюки". Даже близко не подошел к полкам с книгами "Сделай сам" и почувствовал, что явно заслуживает похвалы. Он давно мечтал о труде под названием "Фотографирование эротических сцен". Когда с пакетом в руках Альбер вышел на улицу, снова шел дождь. Он засунул под пальто книгу и, втянув шею, поспешил к набережной. В Управлении полиции его встретил странный, неприветливый порядок. Стоящий в дверях полицейский проверил его удостоверение, хотя они по меньшей мере года два знали друг друга. В коридорах он не увидел группы беседующих людей, а вниз по лестнице шествовало несколько внушительного вида господ, которых сопровождал сам комиссар. На Корентэне был темный костюм, и своей консервативной одеждой он скорее напоминал директора банка, чем полицейского. Альбера он будто и не заметил. Только Буасси выглядел как обычно. Концы усов его были в крошках, словно он таким образом заготавливал пищу впрок на черный день. Он читал газету и что-то про себя бормотал. -- Явился? -- Нет. Сейчас поворачиваю за угол. -- Тебя искали. -- Да? -- Голос Альбера угрожающе повысился. -- Корентэн дважды. А Бришо поминутно. Буасси перевернул страницу. -- Да? -- Альбер несколько сбавил тон. -- Ничего, найдут. Он распаковал книги и сел. Корентэна на месте нет, а Бришо может катиться подальше. -- Что случилось? -- Вчера во время допроса умер один тип. Буасси говорил непривычно тихо. Случись это где-нибудь в другом месте, уж он бы посмаковал. -- Что-о?! -- Родственники утверждают, будто его отделали у нас, а их адвокат уже бьет в тамтам. -- Да брось ты! -- махнул рукой Альбер. -- Что значит -- брось? -- Буасси, нервничая, отложил газету, даже немного смял ее. -- Опять строишь из себя великого умника. Проводят серьезное расследование. Тебя тоже искали. Альбер не ответил. Оскорбленный Буасси вновь потянулся за газетой. -- Наше счастье, что нас тут не было, мы как раз тогда ездили к вольнику. А то и нам бы влетело. -- Почему? -- спросил Лелак и тут же пожалел. Какое идиотство! Он знает почему. Напрасно он подсадил Буасси в седло! ---- Всем влетело, кто был здесь. -- Вот как? Тогда схожу к Бришо. -- Резко отодвинув стул, он встал. -- Посмотрим, что ему надо? -- Какое-то дело... -- начал было Буасси, но Альбер не обратил на него внимания. Он вышел, на секунду приостановившись у двери. Буасси, вероятно, считает, что Лелак тоже поехал прямо домой. Не знает, что он еще вернулся в контору навести порядок в бумагах и забрать с собой досье Фанфарона. Или просто хочет помочь ему, как всегда неловко. Он вспомнил вчерашний вечер. Услышанный им шум, стук, крики, доносившиеся снизу-Буасси прав. Если он и был здесь, то все равно ничего не знает. Что он слышал? Стук вроде как при падении тяжелого тела... к черту!.. Звук был таким, будто кого-то шарахнули о дверь или о шкаф. Этот звук хорошо знаком Альберу. Да и какому полицейскому он не известен? Кому из них не приходилось бороться, отшвыривая от себя такого полубезумца с пеной на губах? -- В коридоре послышались чьи-то шаги. Лелак направился к кабинету Бришо. -- Я тебя искал. Где ты был? Шарль Бришо положил исписанный на машинке лист, который держал в руке, встал и, протянув руку, поспешил к Альберу. Театральный жест, который у них не был в ходу. -- Это еще что за глупости? -- ворчливо спросил Альбер. И уселся прежде, чем Шарль опустил руку. -- Вчера убили девушку, -- быстро заговорил Шарль. Он сделал два шага и, остановившись у стола, вытащил из груды бумаг фотографию, которую бросил на колени Альбера. Альбер не взглянул на нее, не взял в руки. С тех пор, как Бришо получил назначение, он стал одеваться консервативнее. Коричневый спортивный пиджак, светло-коричневые вельветовые брюки в рубчик, вместо шейного платка галстук. Куда идет мир?! -- Ее зарезали в собственной квартире, -- упрямо продолжал Бришо. Его не смущала пассивность Альбера. Он мог бы на "отлично" сдать экзамены по предмету, который назывался наукой о Лелаке. -- Ее не ограбили, соседи не слышали никакой ссоры. -- Профессионалка? -- спросил Альбер. Бришо насмешливо покачал голЪвой. -- В какие времена мы живем! Если уж это спрашивает такой прекраснодушный эстет, как ты, который приближается к женщинам только с цветами в сердце. -- Значит, профессионалка, --, констатировал Альбер. -- Не обязательно. Ее подруга, которая нашла труп, вот та из про р. То есть, наполовину. -- Он махнул рукой. -- Оставим это. Девушка была танцовщицей. Она танцевала в ночном баре. Обнаженная. Присев боком на край письменного стола, он сложил руки на груди. Губы растянулись в веселую улыбку. В глазах засветилось благодушие. Альберу был знаком этот взгляд. -- Ты, с ней переспал? -- спросил он. .-- Ты с ума сошел? -- Я имею в виду раньше. Когда она была жива. -- Нет... -- Улыбка Бришо сделалась шире. -- А вот что касается подруги... Альбер пропустил это мимо ушей. Задумался. -- Как ты думаешь, где работала девушка? -- В баре "Рэнди кок". Они смотрели друг на друга. Бришо покачал головой, сгреб в охапку одно досье и перебросил его Альберу. -- Если пойдешь вечером, скажи. Я составлю тебе компанию. Альбер кивнул. -- Еще кое-что. Возможно, тебя заинтересует. Бришо, вероятно, не замечал, что начал перенимать фразы Корентэна. "Возможно тебя заинтересует". "Мог бы заглянуть". "Я уже тебя разыскивал..." Он переймет и сферу его деятельности, и его любовницу. Что касается последней, Альбер тоже был бы не прочь. Миленькая блондиночка -- губки бантиком -- с глупеньким личиком. Уже несколько лет она то порывала, то мирилась с комиссаром. Работала она в архиве, внизу под ними, и сколько бы раз они не встречались в коридоре, Альберу всегда хотелось спросить, почему она крутит с Корентэ-ном, хороший ли партнер, комиссар, что рассказывает о своих сотрудниках. Девушка всегда улыбалась Лелаку. -- Сюда приходил Ле Юисье. Тот фрукт, который •организует эти состязания. Профессиональный менеджер. -- Ну и что? -- Хотел убедить меня в том, что убийство не имеет никакого отношения к состязаниям. Сказал, что кого бы ни убили, состязания все равно состоятся, следовательно, _ это не может быть мотивом убийства. -- А если они убили Фанфарона потому, что он передумал, отказался, не согласился выступить? Это не аргумент? Бришо пожал плечами. -- Погоди. Корентэну позвонил какой-то депутат. Попросил шефа информировать его о деле, потом заявил, что советов давать не хочет, не хочет вмешиваться в работу полиции, но... -- ... дело не имеет отношения к состязаниям, -- закончил Альбер. Шарль кивнул. Альбер раскрыл лежавшее у него на коленях досье и рассеянно начал читать протокол о том, как нашли убитую танцовщицу. -- Нож был тот же? Бришо выразительно развел руками. -- Они не могут сказать. В одном случае убийца заколол, в другом перерезал горло. Ясно одно: речь идет о * заточенном, остром, как бритва, сравнительно длинном лезвии. -- Звучит успокоительно, -- проворчал Альбер. -- Узнал что-нибудь от ее подруги? Бришо откинулся назад, прикрыл глаза. -- Она работала с десяти вечера до четырех утра. Каждые полчаса должна была танцевать по пятнадцать минут в паре с другой девушкой. Их там пятеро или четверо. И рассчитано так, чтобы пары каждый раз менялись. -- Что-то вроде математического примера. Вычислить наименьшее количество девушек, которые должны работать в этом вертепе. Бришо не расслышал реплики. -- Подруга не знает, был ли у нее постоянный партнер, хотя, естественно, иногда ее провожали домой. Альбер продолжал листать досье. -- Это я и прочесть могу. Шарль улыбнулся. Смущенной улыбкой. -- А что ты узнал от Ле Юисье? -- спросил Альбер. Бришо указал на магнитофон: -- Тебе нужно все или достаточно конспекта? -- Достаточно. Альбер откинулся назад, ухватил ножку стула и начал ритмично сжимать ее. Бришо не обратил внимания. -- Фанфарон собирался все бросить, но потом у него уплыли денежки, и пришлось ему взяться за дело. На афишу его поместили из-за того, что вид этой мускулистой громады с мрачным, некрасивым лицом, но весьма приличной фигурой производил устрашающее впечатление. По мнению Ле Юисье, он бы добился большего, если бы не любил так ночную жизнь и женщин. -- Ишь ты, скажи на милость! -- произнес Альбер. -- Он начинал культуристом, потом стал классическим борцом, выступал со средним успехом. Теперь не узнаешь, что бы из него вышло, если бы он это не бросил. -- А почему он бросил? -- Деньги нужны были. Некий .менеджер по имени Ламан сманил его в вольники. -- Бришо умолк, глядя на то, как Альбер возится с ножкой стула. -- А зачем ты это делаешь? -- Для здоровья. Шарль покосился на него. -- Этот самый Ламан один из противников соревнований по кетчу. ГЛАВА ТРЕТЬЯ То, что Ламан когда-то занимался борьбой, по крайней мере было заметно. Он казался низеньким, однако был среднего роста, плотный, с короткими ногами и лысеющей головой. Издали его можно принять за толстяка, но вблизи он производил впечатление человека, от которого отскакивают пощечины. Он сидел в углу зала за ветхим письменным столом, позади которого стоял старомодный шкаф для папок и досье. Возле письменного стола стул для посетителя, чтобы визитер не загораживал панораму. -- Вы одновременно и тренер? -- спросил Альбер. Он пришел один, хотя Бришо и Буасси хотели его сопровождать. Но Альберу были знакомы тренировочные залы, хотя он и не бывал на тренировках вольников. Все бы непременно обратили внимание на трех мужчин нерешительно глазеющих по сторонам, гадали бы, кто они, чего им нужно, почему мешают работе. А тренер мечтал бы, чтобы они поскорее выкатились отсюда. Сам Альбер спортом не занимался. Разве что ходил на тренировки по бегу и одно время для укрепления кондиции в спортивный зал полицейского управления. Там он изучал приемы самообороны. Дома по особым программам занимался гимнастикой и, когда находилось время, практиковался со своим другом Жаком. Жак весил чуть больше шестидесяти килограммов, был тощим, но быстрым, как молния, выносливым и сильным, как стальная пружина. -- Черта с два, -- ответил Ламан. -- У них нет тренера. Они лучше любого тренера знают что делать. Альбер не понял, издевается он или говорит серьезно. -- У начинающих есть свой мастер, -- продолжал Ламан. -- Те, кто чего-то- добился, тоже кому-то платят, чтобы им помогали. Но не так, как... -- он махнул рукой. -- Вы занимались борьбой? -- спросил Альбер о том, что было заведомо известно. -- Тридцать лет. Знаете, когда бросил? В пятьдесят! В свой день рождения я еще выступал. Это было в последний раз. Тогда я сказал: хватит. Ты уже стар для того, чтобы тебя выбрасывали с ковра. -- Сколько вам лет? -- недоверчиво спросил Альбер. -- Будет семьдесят, -- ответил Ламан. Он насмешливо щурился. Вероятно, привык к изумлению. -- Но этим щенкам все еще могу наподдать. Альбер вежливо кивнул, но не сумел скрыть сомнения. "Щенки" были мускулистыми мужчинами лет под тридцать. На ринге, находящемся в центре зала, они упражнялись в какой-то сложной борьбе. Накидывались друг на друга, бросали на канаты, один выпал за ринг, но в падении как-то зацепился. Другой ударил его ногой по руке. Жутковатое было зрелище. Затем тот, кто оказался над партнером, помог товарищу влезть обратно, тл после долгих объяснений они решили начать сызнова. -- Не верите? -- живо спросил Ламан. -- Хотите поборемся? Я дам вам борцовское снаряжение... -- Нет, спасибо, -- в замешательстве выдавил из себя Альбер. -- Почему? Какой-то борьбой вы занимались. Заметно по тому, как вы владеете телом. Похвала была приятна, но могла завести в опасные воды. -- Что вы! Только обучался самообороне в полиции, -- сказал он. У старика это, вероятно, хорошо оправдавший себя трюк. Никто явно не примет его вызова. Любители, вроде Лелака, побоятся каверзного приема, который может применить старый мошенник, все еще сохраняющий хорошую форму. А профи постыдятся хорошенько ему наподдать. Старик с некоторым психологическим преимуществом начинал любую беседу, завязывал любые связи. -- Чему вы там научились? -- упорствовал Ламан. Альбер задумался. -- Был у нас тренер по дзюдо, учил ударам и пинкам, и был мастер-каратист. Этот показывал приемы, захваты, броски. -- А не наоборот? -- спросил Ламан. -- Нет. От слова "самооборона" мы просто дурели. Дзюдоист на своих тренировках иного и не делал, только бросал нас, а это у него очень здорово получалось. Но когда речь заходила о самообороне, он всегда хотел показать нечто особое, экзотичное. Удары ребром ладони, тычки кончиками пальцев и прочее. Однажды, когда мы упражнялись, зашел мастер-каратист и чуть богу душу не отдал от хохота. Он-то бил, словно молния. Руки его нельзя было заметить. В мгновенья проносился несколько метров, и пока я успевал сообразить, он уже отдергивал руку. У нас в полиции он учил самообороне, тренировал нас, показывал, как выворачивать нападающим руки. -- Вот лучшая самооборона, -- сказал Ламан. И ука- 0x01 graphic зал на ринг. Оба "щенка" вытирали с себя пот. Они казались усталыми. Альбер вежливо кивнул. До сих пор каждый мастер говорил ему так о своей системе. "Надо бы привести сюда Жака, -- подумал он. -- Он выстоит против старика, хотя бы из удали". -- Какое у вас мнение о состязаниях "Все дозволе • но"? -- попытался проявить инициативу Альбер. Ламан вытащил из письменного стола термос и стертый стакан из желтой пластмассы. Налил себе темный, похожий на чай напиток. Альберу не предложил. -- Что вы хотите узнать? -- переспросил он. -- Ну... -- Альбер не мог точно сказать. -- Ваше мнение об этих состязаниях? -- Они не очень меня интересуют. -- Не погубят ли они вольную борьбу? -- Ее ничто не погубит. -- А если после них публика захочет смотреть только такие соревнования? -- Альбер пытался вспомнить аргументы, слышанные от Жиле. -- Какие? -- вопросом на вопрос ответил Ламан. На мгновенье показалось, будто ему хочется выплюнуть жидкость обратно в стакан. Альбер этому бы не удивился. -- Ну, такие, где все дозволено, ничего не запрещено, где не ведут нормальную борьбу, соревнования, которые длятся до тех пор, пока один из участников способен продолжать состязание, -- сказал он. Ламан с удовлетворением глядел на Альбера. Он поставил стакан на стол и завинтил крышку термоса. "К ответу он подготовился. Едва может дождаться, чтобы высказать .кому-нибудь свое мнение, до сих пор оно никого не интересовало", -- подумал сыщик. -- Вы вообще-то когда-нибудь дрались? -- спросил Ламан. -- Ну... -- Альбер заколебался. Он не знал, что понимает под своим вопросом старик. -- Конечно. -- Дрались. Ходили на занятия по самообороне. Знаете, какова настоящая драка? -- Какова? -- с любопытством переспросил Альбер. Если он напишет книгу "Выживание в Париже", то посвятит старику специальную главу. -- Она скучная. Два болвана нападают друг на друга. Начинается отчаянная возня. Никакой техники, но много крови. В мозгах у них мутится, они ни на что не обращают внимания, ни на партнера, ни на себя, вот так. Я, правда, этого терпеть не могу, но поглядите, какая толпа собира- ется вокруг них на улице. В том случае, когда один из них профи, и то есть на что посмотреть. Если вы сейчас наденете костюм, я вышвырну вас с ринга, скручу в узел, но осторожно, и буду внимательно следить, чтобы не нанести вам травму. . "Если он еще раз похвалится, я поймаю его на слове", -- сказал про себя Альбер. Он надеялся, что собеседник не поймет по его лицу, о чем он думает. -- Но не так обстоит дело, когда борятся равные. Посмотрите соревнования по классической борьбе или финал по дзюдо. Они набрасываются друг на друга, дергают, толкают, отпихивают, ни один не смеет напасть по-настоящему. Бросков, конечно, нет, для того они и придумали вспомогательные очки и все прочее. В особенности, если дело -идет всерьез. Тут сто раз подумаешь, прежде чем что-то испробовать. Как вы считаете, почему сложился такой вид борьбы? -- Он не шевельнул рукой, лишь головой кивнул в сторону ринга, где два силача снова накидывались друг на друга. Они делали то же самое, только применяли другие варианты, кричали, бранились, тот, что был снизу, пытался захватить ногу противника и вцепиться в нее зубами. Оба хохотали, тот, что был на ринге, протянул руку, чтобы другой смог уцепиться. -- Говорят, это цирк. Ну и что? Попробуйте повторить! Пожалуйста, выступите против любого из этих парней! Посмотрите их настоящие тренировки! Посмотрите! Альбер смотрел. Он и до сих пор краем глаза следил за ними. Человек двадцать работали в зале вокруг ринга. Большинство упражнялось в бросках на потрепанном ковре. Да, они были быстры и решительны. Было что-то убедительное в том, как они накидывались друг на друга, затем один неожиданно поднимался в воздух. Альбер размышлял о том, чтобы он мог сделать в схватке с таким спортсменом. От их тел, сплошь состоявших из мускулов, от их крепких голов отскочил бы и тот единственный удар, который ему удалось бы нанести. -- Что скажете? -- спросил Ламан. Он засучил рукава тренировочного костюма и медленными, сладострастными движениями начал почесывать свои бицепсы. Кожа у него была морщинистая, покрытая родимыми пятнами. Поймав взгляд Альбера, он опустил рукава. -- Сойдет! -- сказал Лелак. -- Здесь и Фанфарон тренировался? -- Давно. Когда был мальчишкой. Я учил его бороться. Тогда он еще не считал, что этот зал ниже его достоинства. Альбер не проронил ни слова. До сих пор он лишь в американских фильмах видел такие залы с дешевыми металлическими раздевалками, старомодными душами за нейлоновыми шторками и крепкими, но никогда не добивающимися истинного успеха мужчинами. Зал находился на третьем этаже, стекла в окнах дрожали, когда каждые четыре минуты мимо них проносились поезда. Будучи пассажиром, Альбер любил, когда поезд метро выскакивал из-под земли и на высоте третьего этажа мчался между домами. Но быть жильцом такого дома он бы не хотел. Ламана это, по всей видимости, не смущало. Как и то, наверное, что на лестнице стояла вонь и возле дверей околачивались какие-то типы. -- Парень занимался культуризмом, но без особого успеха. Он был высоким, к тому же здоровым как бык. Сила у него была зверская. Но среди культуристов он не числился в лучших. Так никогда и не смог научиться принимать красивые позы, правильно двигаться. .Никогда так и не сумел заставить работать те мышцы, которые его не интересовали. Вы культуризмом занимались? -- Нет. -- Но спортом занимались, правда? Это сразу заметно. Ламан, уставившись перед собой, что-то бормотал. Теперь Альберу он показался старым и достойным жалости. -- Вы были его тренером? -- Менеджером, -- устало ответил Ламан. -- Заключал договора. -- Он поднял руку, чтобы собеседник не перебивал его. -- Я научил его тому, что ему было необходимо. -- Когда он вас оставил? -- Пять лет? Десять? Наверное, уже десять. Не все ли равно? -- Вы знаете Ле Юисье? -- Разве я могу отрицать? -- Он много заработает на этих состязаниях? Старик некоторое время с любопытством, пристально разглядывал лицо Альбера. -- Вероятно. Большую часть он, конечно, отдаст, но все же и ему обломится. -- Кому отдаст? -- Тому, кто дал деньги на организацию. -- Он поднялся и сделал несколько шагов к ковру. Положил руки на бедра, выпятил грудь. -- Да не вползай ты, словно вошь. И, как захватишь, толкни вперед задницу. Больше Альбер его не занимал. А тот еще на минутку задержался. Ему было любопытно: если парень начнет быстрее двигаться и толкнет вперед зад, каким получится бросок? Показалось, будто точно таким же. Потом Альбер встал и тихонько, не прощаясь, вышел. Когда он проходил мимо околачивавшихся в дверях типов с мрачными физиономиями, он распрямился. Может, они подумают, что он тоже борец. В конце ко.нцов по нему заметно, что он занимался спортом! Но они даже не глянули на него. Альбер, сунув руки в карманы, брел по направлению к станции метро. Небо над ним было серым, серыми были дома, да и сам он казался себе серым. Зашел в кафе и по телефону, что находился рядом со стойкой бара, позвонил Бришо. Мгновенье раздумывал о том, как заставить Шарля узнать, кто