аясь в такт движению рук. Кабину заполнял мерный рокот. Его глаза резко, как у Бимбо, распахнулись, когда к нему обратился Белами. - Пришел сменить. - Лицо Стрингера виделось размытым пятном, в волнах поднимающегося жара расплывались циферблаты на панели. - Только полчаса, - проговорил Стрингер. - Больше нам не нужно - это последняя ночь. - Да? - Белами пытался сфокусировать зрение на лице конструктора. - Мы летим завтра? - Конечно. - Мутно-карие глаза смотрели неодобрительно. - Через полчаса я соберу вас всех. - Он обошел Белами и спустился вниз по проходу. Его беспокоил вопрос, заданный Белами, - почему он спрашивает, ведь все знают, что самолет вылетает завтра. Тревожил и Таунс - он не верит, что конструктор "игрушечных" самолетов может перестроить потерпевшую крушение машину и заставить ее лететь. Раньше он об этом не задумывался, а всякая новая идея ему была интересна. Конечно же, мистер Таунс преувеличивает разницу между моделью и полнообъемным самолетом: она только в размерах. Стрингер убрал подальше каталоги фирмы, чтобы больше никто их не увидел. Он не намерен обсуждать "Рейнджер" или "Хок 6" с людьми, видящими в них только "игрушки". Застонал генератор. Этот звук был ему приятен. Ступив на песок, он едва не свалился: жара была нестерпимой. Под крылом сидели Таунс и Моран. Кажется, они спят, что ж, с ними он поговорит попозже. Укрепив на голове платок, двинулся в обход "Феникса", проверяя все, - что было сделано прошлой ночью. Он не понял, как это произошло, только очнулся он лежащим на горячем песке. С трудом поднялся - перед глазами поплыли яркие пятна. Он собрал всю свою волю и решил не обращать внимания на этот обморок. В конце концов, нечто подобное и должно было случиться после трех недель без пищи. Когда солнце спустилось на западный край неба, он подозвал к себе всех. Собрались в тени самолета. - Через час возобновляем работу. Если хотите взять что-нибудь с собой в полет, то позаботьтесь об этом сейчас. Разумеется, ничего громоздкого - весь багаж придется оставить, речь идет о личных бумагах и мелких предметах. Кроме того, я хочу убедиться, что пассажирские гнезда вам впору. Поэтому прошу вас сейчас занять свои места. Они молчали. Белами поставил ногу на проволочную подножку и, качнувшись, очутился в гнезде прежде, чем успел засомневаться, хватит ли сил забраться туда. За ним последовал Кроу, он грузно осел в гнезде, держась руками за поперечное ребро и чувствуя тяжесть в сердце от затраченных усилий. Пока остальные занимали свои места, Стрингер наблюдал, стоя у края крыла. Люди, привязанные, как бесформенные кули, к фюзеляжу, портили очертания самолета. Они дадут изрядное паразитное сопротивление, но нет никакой возможности затолкать их внутрь, потому что фюзеляж представляет собой очень узкую гондолу "Скайтрака". Если делать отверстия в обшивке, то это ослабит конструкцию. Конечно, коэффициент полезного действия машины был бы на пятьдесят процентов выше, если бы их не было на борту. Но они помогли ему построить ее, поэтому у них есть все права лететь на ней. Наконец он дал сигнал "отбой", и все снова окружили своего лидера. - Особых проблем нет. Только во время полета никто не должен двигаться в своих гнездах, потому что факторы устойчивости имеют критическое значение. Теперь вы можете собрать все мелкие предметы, которые желаете захватить с собой. К работе приступим, когда сядет солнце. - Он забрался на место пилота и принялся осматривать соединения рычагов. Моран отвел в сторону Таунса: он боялся с его стороны нового проявления строптивости. Прислонясь к фюзеляжу, Таунс пристально смотрел на дюны, которые в свете угасающего солнца похожи на красные коралловые рифы. Над ними продолжали кружить два стервятника. - Последняя наша ночь здесь, Фрэнк. - Лучше бы мне поступить, как Кепель. Умереть приличной смертью. Никогда не скажешь заранее, что будет при крушении. Ведь у Уотсона осталось всего три патрона. Моран внимательно посмотрел ему в глаза. - Кем бы он ни был, как бы он ни был хорош или плох, он уже три недели строит этот самолет так, как умеет. Завтра ты его поднимешь в воздух. Если ты сможешь оторваться от земли, у нас будет какой-то шанс, может, один из тысячи, но шанс. Если мы останемся здесь, то к завтрашнему вечеру станем добычей стервятников. Поэтому, Фрэнк, если машина полетит, тебе нужно будет вложить в нее все, что ты знаешь и умеешь. А это ты сможешь, если только заставишь себя хоть немного в нее поверить. Прошу тебя, поверь... Если мы разобьемся, ты умрешь, зная, что не твоя в том вина. ГЛАВА 24 Они не были готовы услышать эти два слова. Два слова перевернули все. Они их напугали. До того, как это произошло, - где-то около пяти утра, работали почти не разговаривая. Из кабины "Скайтрака" сняли гирокомпас и указатель скорости, установили их на "Фениксе" рядом с креслом пилота. С помощью этих инструментов они смогут поддерживать приблизительно прямое направление полета и рассчитывать по часам покрытое расстояние. Таким образом, можно будет указать поисковой команде примерное местоположение остатков самолета и могил. Таунс вложил пиропатроны в стартер. Он стал уговаривать себя хоть немного поверить в вероятность того, что затевал Стрингер. По крайней мере, эти пиропатроны были настоящими: они провернут двигатель, и мотор заработает. Может быть, на полных оборотах большой винт как-нибудь протащит всю эту груду металла на хвостовом костыле прямо по песку, через всю пустыню, пока они не наткнутся на колодец. Он так и сказал Стрингеру. - Зачем рисковать и подниматься в воздух? Можно просто ехать, как на такси, всю дорогу. - Вы что, серьезно, мистер Таунс? Разве вы не знаете, что система охлаждения рассчитана на работу в основном при крейсерской скорости. Мотор перегреется и заклинит уже через десять миль, а до ближайшего оазиса останется еще не менее ста пятидесяти. Кроме того, костыли не выдержат непрерывной нагрузки, они рассчитаны только на один взлет и одну посадку, их время действия - примерно одна минута. Наконец, пустыня изобилует валунами, и первый, на который мы наткнемся, разобьет шасси, а потом и пропеллер. Этот самолет сконструирован для полета, мистер Таунс. Это не игрушка, которую заводят и пускают по полу. За эту долгую ночь Таунс на какой-то момент действительно поверил, что "Феникс" полетит и они выберутся отсюда живыми. Он даже задумался о своем будущем. В свою защиту он не сможет выставить ни одного аргумента. Полет при отсутствии радиоконтакта с землей - нечто такое, на что порой идет летчик, если хорошо знает маршрут и местность. Но даже и это никогда не считается убедительным оправданием. Можно считать, пилотских прав у него уже нет - их можно выбросить прямо здесь. Но есть нечто куда более важное, чем конец летной карьеры. Он уже убил семерых, и даже если ему сохранят права, он не сможет больше взять на себя ответственность за чужую жизнь. В пятьдесят лет такое не стряхнешь с себя просто так, не спишешь на невезение и никуда негодную сводку погоды. Последний его полет будет завтра, если он вообще будет. К утру отмыли бензином песок, налипший на смазку в соединениях рычагов во время последней бури. Сняли, прочистили и вновь поставили на место воздухозаборник. Стрингер проверил каждую деталь новой машины, придирчиво осмотрел все, сделанное их руками. Иногда он застывал в раздумье возле своего детища. Никто не беспокоил его в такие минуты. Белами поддерживал огонь в горелке дистиллятора, руки двигались сами, по привычке. Кроу нашел мешок для обезьянки, проделал в нем дырки для доступа воздуха, прикрепил проводом к гнезду. Сержант Уотсон неуклюже прочесывал песок на будущем пути самолета, очищая от мелких камней и метеоритов. Ему слышался иногда голос капитана Харриса, слышался так ясно, как будто он был где-то рядом. Сержант услышит его не раз во время суда, если выберется отсюда. Отказ подчиниться приказу офицера в обстоятельствах, сопряженных с опасностью для жизни. Что ему будет за это? Подумать времени хватит - пока подержат на гауптвахте, разжалуют в рядовые. Нет, в будущем розами не пахнет. И, самое главное, некого больше ненавидеть. Харриса нет, а другого такого не найдешь. Может, лучше остаться здесь, закрыть глаза, представить роскошную женщину, прямо как миллионеру на отдыхе, нажать на курок - и прощай, Уотсон, аминь! Он механически выгребал из песка камни, зная, что если эта штука взлетит, он все же улетит на ней, хотя и не сможет объяснить, почему. В четыре ночи взошла луна, и лампочка сразу потускнела, словно наступил рассвет. Теперь никто не работал, кроме Стрингера. Все сидели на песке спиной к свету, бодрствуя на зябком воздухе. Сил, чтобы согреть себя движением, не оставалось. Все хранили молчание. И когда услышали эти два слова, то растерялись, - Все готово, - сказал он. И все сразу переменилось. Потому что теперь все было позади, и оставалось только надеяться. А лелеять надежду легче, когда ради нее надо работать. Моран посмотрел на Стрингера и вдруг увидел в нем человека, который отдает себя на их суд. Приговор отсрочен до утра. Интересно, сможет он выговорить хоть слово? Надо попытаться. - Поз-равляю. В забрезжившем рассвете добрались до самой горловины дюн. Прежде чем над землей поднялся полный диск солнца, они очистили путь для самолета. Стрингер зашел в салон выключить свет. В ту же розетку включил свою бритву и прислонился к переборке, зажмурил от боли глаза: вместе со щетиной бритва сдирала кожу, мешала сосредоточиться. Он пытался мыслить ясно. Теперь самолет закончен. Все проблемы позади. Теперь "Феникс" должен взлететь. Эта мысль несла с собой беспокойство. До сих пор его занимала лишь постройка самолета, теперь же предстояла окончательная проверка конструкции в воздухе. Что-то он мог и упустить: никогда прежде ему не приходилось строить полнообъемные самолеты. Звук бритвы гипнотизировал, и он не заметил, как стукнулся обо что-то головой, падая на пол. Ему показалось, что лежал он долго, прежде чем услышал чей-то голос над головой. - Мы готовы, Стрингер. Он встал на ноги, а уж потом открыл глаза, увидел в дверном проеме Морана и забормотал: - Иду. Я брился. Иду. - Он не обратил внимания на кровь на лице в том месте, которым ударился. Испытал только сильную досаду неизвестно на кого. - Вода? - спросил он штурмана, но Моран уже исчез. Он не хотел так жадно спрашивать о воде - получилось это само собой. Нарочито помедлив, он положил бритву в коробку и взял с собой, потому что в своих поездках никогда с ней не расставался. Мистер Таунс. Где мистер Таунс? Его пилот. Они сгрудились у хвоста, возле воды. Было полторы бутылки. Половина бутылки была еще теплой после дистилляции. Солнце светило в их лица. Они были безжизненны. - Бутылка и половина бутылки, - сказал Моран, пытаясь четко произнести слова. Ночью было безветренно, и роса не выпала. - Разделим полную. Остальное - Фрэнку. Ему нужнее - он пилот. Баночкой разлили жидкость, следя, чтобы не пролилось ни капли. Из салона вышел Стрингер. По его щеке текла кровь. Он пил свою воду, как и остальные, закрыв глаза и испытывая странное чувство: глотать было нечего, вся вода уже исчезла, всосалась в распухший язык. И сразу пришло мучительное ощущение - захотелось еще. Они отодвинулись от Таунса, пока тот пил свою повышенную норму. Солнце уже жгло. - Мистер Таунс. Взлетаем сразу же, как только прогреется мотор. Таунс смотрел на испеченное лицо и подрагивающий рот, время от времени невыразительные глазки за стеклами сами сжимались, потом снова открывались. Робот был в действии. - Как я уже говорил, у этой машины высокая тяговооруженность и очень низкая маневренность при малых скоростях. Будет некоторое рысканье при разбеге, так как пропеллер только один. Помните, это не "Скайтрак". Благодаря широкому размаху крыльев бортовая качка будет незначительна. Если почувствуете, что способны удерживать машину на высоте в сто футов, оставайтесь на ней, подниматься выше нет смысла. С другой стороны, нужно оставить себе возможность исправить всякие признаки неустойчивости. Глядя на них со стороны, Моран больше не тревожился; для этого он был слишком изможден. Перед ним стоял Таунс, старик с падавшими на плечи седыми волосами и провалившимися глазами, и слушал поучения юнца, растолковывающего ему, как лететь. Моран не знал ни того, о чем думает сейчас Таунс, ни того, что он скажет Стрингеру. Это будет первый и последний полет Таунса на образце, который никогда не пойдет в серийное производство; ему предстоит стать единственным пилотом "Феникса", тоже единственного в своем роде. Если все это имеет для Таунса смысл, значит, у них есть шанс. - Как вы знаете, щели закрылков установлены в открытом положении, и с пассажирами на борту во время полета будет некоторое провисание хвоста. Учитывайте это. Я предполагаю крейсерскую скорость в сто пятьдесят - двести миль, поэтому мы должны будем заметить колодец самое большее через два часа. Если рычаги будут хорошо слушаться, сделайте широкий разворот на запад, а потом держите прямо, сосредоточившись на удержании устойчивого полета. Вот и все, что вам нужно делать. Проблем быть не должно. Таунс отметил, как снова сжались глазки за стеклами: робот отключился. Он внимательно выслушал все, что конструктор ему сказал, потому что сегодня всем им предстояло выжить или умереть, и это зависело от того, как он будет управлять рычагами. - Благодарю вас, - сказал Таунс. И тут Моран вдруг понял, что все это время подсознательно тревожился, как же все-таки все это воспримет Таунс. Он всем телом вздохнул от облегчения. - Лью, запускаем. Убери всех подальше. - Слушаю. - Он отвел их в сторону, куда заранее оттащили инструменты, козлы и все, за что мог зацепить хвост. Стрингер отошел вместе с ними, но стал в стороне. По песку тянулись длинные тени. Они смотрели, как взбирается в свое пилотское гнездо Таунс. С минуту он просто сидел, приходя в себя от затраченных усилий. Затем открыл кран и нажал сектор газа. Качнув ручкой десяток раз, отпустил ее. Руки работали привычно. Он знал это и доверял им. Но вдруг, в первый раз сознательным усилием, напомнил себе об особых обстоятельствах и резко отжал выключатели пожарной системы на случай, если произойдет воспламенение двигателя. Опять по привычке повернул голову, чтобы убедиться, что все ушли за край крыла, что нет никого рядом с винтом. Стартер. От вспышки качнулись все три лопасти, из трубы вырвался масляный дым, но мотор не взял. Он заметил, как напряглись крылья, и засомневался - выдержит ли трос, рассчитанный на трехтонную нагрузку. Второй патрон. Пропеллер дернулся, сделал оборот, опять дернулся и остановился. Где-то был приоткрыт выхлопной клапан, и сжатый газ со свистом устремился по трубам. В стартере еще пять пиропатронов. Топливо в мотор попадает, свечи дают зажигание, компрессия сильная, непонятно, почему он не запускается, если цилиндры очистились от масла и конденсата. Третий патрон. Вспышка, но пропеллер опять остановился. В воздухе закружились кольца голубого дыма. Брызнула струя непрогоревшего топлива. Таунс обеднил смесь, чуть прикрыл дроссель и нажал на кнопку, моля бога, чтобы у кого-нибудь нашлись силы сбить пламя, если оно начнет выходить из трубы. Четвертый патрон. Опять впустую. Он уже боялся: мотор должен завестись в оставшиеся три попытки, или все пойдет насмарку, все двадцать шесть суток. Рискнуть следующим зарядом на продувку камеры - смесь переобогащена, чувствуется по запаху. Теперь смесь бедная, подсос отключен, дроссель открыт на всю ширину, можно рискнуть. Пятый патрон. Винт закрутился ровно, без дерганья, из трубы поднялась черно-синяя мерзость. Когда пропеллер стал, в Таунсе все содрогнулось от страха. Шестой патрон. Толчок. Остановка. Снова толчок. Двигатель нехотя пошел, сотрясая раму, пуская в небо клубы поголубевшего дыма. В реве мотора потонули сотрясающие горло рыдания, когда он сидел, весь обратившись в слух, не в силах больше ничего сделать, только улавливая звук цилиндров - один из них все еще давал перебои, но явно выравнивался. Вот мотор заработал уверенно, бодро - для него не было музыки, приятнее этого мерного рева. Повернув голову, он смотрел, как преображаются их лица. У него самого задергались губы, и он понял, что улыбается. Какое-то время Моран не мог шевельнуться. Он приходил в себя от лишившего его последних сил страха. Ему вдруг подумалось, что Таунс с изощренностью сумасшедшего как раз и ждал этого момента, решив истратить все семь зарядов и этим приговорить их к смерти - только для того, чтобы доказать, что прав он, а не Стрингер, что нужно было провести пробный запуск, когда он этого требовал. Но мотор работал. Усилием воли Моран заставил себя скомандовать: - Пока мотор прогревается, всем занять свои места! Место Тилни было крайним от хвоста с правой стороны. Кроу помог ему продеть ногу в проволочную подножку, поддерживая снизу, пока юнец не пролез в гнездо и не распластался в нем, держась за ручки и жмуря глаза от поднятого винтом песчаного шлейфа. За ним взобрался Кроу, и, когда он разместился, Белами подал ему мешок с обезьянкой. Кроу осторожно принял его, шепча: "Бимбо... иди ко мне. Все будет хорошо, маленький Бимбо..." Уотсон залез в свое гнездо с левой стороны. Перед ним улегся Белами. Моран подошел к Стрингеру: - Вы сможете... сами? - Он знал, что Стрингер потерял сознание во время бритья и, может быть, нуждается в помощи. - Разумеется, - Стрингер отвернулся и пошел прямо через взмывающее кверху песчаное облако вокруг хвоста. Одежда колыхалась на худом теле. Он дождался, пока взберется Моран, поднялся на правое крыло и сел в свое кресло, застегнув привязной ремень. - Разбег, - послышался голос Таунса, и все удивились - откуда у него взялись силы прокричать это. Обороты увеличились. Лопасти пропеллера слились и растворились в песчаном облаке. Рама самолета содрогнулась. Теперь песок широкой струей вылетал из-под хвоста. Тилни ощутил на лице жар мотора и крепче зажмурил глаза. Кроу обхватил рукой стойку и плотнее прижал к себе обезьянку. "Все будет хорошо, Бимбо, все будет хорошо", - повторял он. Это был голос, которому обезьяна доверяла, голос того, кто делился с ней водой. В напряженном ожидании вытянулся Уотсон, думая про себя: "Роз не будет, капитан Харрис, сэр, черт тебя побери, роз не будет". Моран сжал руками стойку и прислушался к взвывающему мотору: "Нет на свете другого летчика, Фрэнки, которого я предпочел бы сейчас тебе". Белами нащупал дневник, последняя запись: "Воскресенье. Самолет готов, надеемся улететь. Удачи нам". Мотор ревел при полуоткрытом дросселе. Когда салазки заскользили по песку, Таунс опустил заслонку. Сквозь задымленные стекла очков ему виделись восходящие волны воздуха над пустыней. В ослепительном небе плавилось солнце. Он проверил хвостовые рули и обернулся к Стрингеру. Тот кивнул. ГЛАВА 25 Песок длинным серпом взмыл в воздух, когда передние салазки начали вспахивать мягкий грунт. Сильно задергался хвостовой костыль. Двигатель развил полную мощность и медленно потащил за собой машину, забиравшую влево, все время влево, пока не очистился костыль и движение не стало равномернее; но даже при резко отклоненном руле самолет шел по кривой. Левая направляющая костыля цеплялась за грунт, пока Таунс не наклонил элероны, приподняв правое крыло, а вместе с ним уровень хвостового костыля. Самолет шел теперь прямо, но до этого он уже успел сделать полуокружность, и впереди на них надвигался северный гребень дюн - оставалось триста-двести ярдов, они не успевали взлететь даже при полной мощности и до конца отжатой штурвальной колонке. Хвостовой костыль молотил по песку. До дюн оставалось меньше ста ярдов. Он закрыл дроссель и пригасил скорость, ожидая, когда снова начнет цеплять левая направляющая, поправляя ее поворотом руля. Вот она описала широкую окружность, а край правого крыла едва не зарылся в бок дюн, разворачиваясь в последний момент. Таунс снова выжал полную мощность и воспользовался элеронами, чтобы поднять левую сторону и выправить ход машины. Костыль приподнялся, и самолет начал разбег - теперь он шел по прямой, но слишком близко от остатков "Скайтрака", козел и ящиков с инструментами. Таунс попробовал скорректировать ход, но опять стал цеплять костыль. Его с трудом удалось поднять и направить машину по прямой. Оставалось надеяться на удачу. Если самолет наткнется на камень, его отбросит в сторону, и он врежется в "Скайтрак". Только бы не было камня: грунта под взмывающим ввысь песком он не видел. Если все же встретится камень, столкновения не избежать. Можно лишь уповать на удачу. Он видел, что, идя по прямой, самолет разминется со "Скайтраком" и на разбег останется четыреста-пятьсот ярдов - до невысоких дюн. Рев мотора заполнял пространство. На песке оставались следы салазок. У самого края правого крыла проплыл "Скайтрак", сразу исчезнув из вида со всеми его кошмарами. Крылья прогибались под крепким тросом, костыль стучал по песку, хвост маятником качало из сторону в сторону, отчего еще туже натягивался трос, взвывая музыкальной нотой, перебивавшей даже рев мотора. Наконец Таунс взял на себя ручку, чувствуя, как крылья наполняются силой. Удары костыля стали реже, опасное качанье прекратилось - и вот на песке осталась только падающая сверху тень машины. Это не игрушка, мистер Таунс, это самолет. Тень проплыла по дюнам, непрерывно уменьшаясь. К югу лежала безбрежная пустыня. Самолет сделал медленный разворот, по левому крылу заскользили лучи солнца. Как и планировали, взяли курс на запад. Два офицера гарнизона Эль Аранаб неторопливо потягивали джин, сидя на террасе старого форта в тени навеса. Было одиннадцать утра. Они услышали приближающийся рокот. Судя по звуку, самолет шел на очень низкой высоте. Потом они увидели и сам самолет и разом отставили стаканы, потому что аэродрома в Эль Аранаб не было, а самолет явно шел на посадку. - Боже, какая странная у него форма, видишь? - Да. И какие-то парни облепили его. Очень подозрительно. Они поднялись. Под террасой забегали арабы, указывая на небо. - Никаких сомнений. Идет на посадку. - Придется встречать. И они проворно зашагали к месту, на которое опускалась эта нелепая машина. За ними поспешили арабы и несколько рядовых британской армии. Самолет сел невдалеке. Из него выбирались люди. Их шатало, но все держались на ногах. Из пустыни выходили семь человек и обезьянка. +-------------------------------------------------------------+ |OCR, правка - Aleksandr Evmeshenko. Если Вы обнаружите ошибки| |в этом тексте, пожалуйста, вышлите строку из текста с ошибкой| |по адресам: e-mail: A.Evmeshenko@vaz.ru | | netmail: 2:5075/10.7 Aleksandr Evmeshenko | +-------------------------------------------------------------+ Дата последних изменений: 11.07.2000г. Просьба не удалять из архива файл - рисунок. Он из книги и нужен для понимания текста.