что данное лотерейное предприятие, его владелец и служащие будут оставлены в покое. Это был бизнес Миллетти и Лекка. Они не прочь были кое-чем поживиться, пока это не мешало их основному бизнесу, а именно - быть блюстителями закона. - Живи и жить давай другим, - сказал капитан Миллетти. Это был обходительный человек, и он видел, что Лео нервничает. - Страсть к лотерее - свойство человеческой натуры. - Не будь лотерей, было бы что-нибудь похуже, - отвечал Лео. - Правильно. И мы вас не будем беспокоить, если, конечно, нас к этому не принудят. - Ибо у капитана Миллетти как-никак был его основной бизнес, и не будь этого основного бизнеса, он не имел бы побочных доходов, а основной его бизнес заключался в том, чтобы исполнять волю тех, кто сделал своим бизнесом охрану общественных интересов. Если бы эти лица нашли для себя выгодным заставить Миллетти прихлопнуть бизнес Лео и посадить его за решетку, то Лео сел бы за решетку. Но до сих пор этого еще ни с кем не случалось, и было маловероятно, чтобы могло случиться. Впрочем, он, Миллетти, даст знать Лео, если почует что-нибудь неладное. Лео сидел, уставившись на свои маленькие, скользкие, белые ступни. Они блестели в электрическом свете. В голове у Лео с гулом и звоном проносились слова множества людей, с которыми ему пришлось говорить в этот день, а вместе со словами всплывали и лица и, как тени, бежали вслед за словами. Лица сборщиков, контролеров, счетоводов, адвокатов, владельцев конторских помещений, дельцов всякого рода, полицейских, поручителей, агентов, лицо Самсона Кэнди... С Самсоном он был тверд. Ему пришлось быть твердым. Он был озабочен и взвинчен, понимал, что взялся за такое дело, в котором без твердости не обойтись, но не зная, как держать себя с вежливой твердостью, был не столько тверд, сколько груб. Самсон хотел, чтобы ему уплатили за работу, а Лео, мучимый стыдом за свей новый бизнес, не желал даже смотреть на Самсона, не то что ему платить. - Это просто неслыханно, - сказал Самсон, - выжить человека из дела, которое он сам предложил. - Ничего не попишешь. Сначала в глазах, а потом на всем лице Самсона выразилась нерешительность. - Такой сморчок, а задаетесь, - сказал он и, сделав над собой усилие, посмотрел Лео прямо в глаза. - Но я не люблю пускать в ход угрозы, когда я в своем праве. Он намекает на своих борцов, подумал Лео, на боксеров, на шулеров, на всю эту шпану, которую думает натравить на меня. - Хочешь заработать? - Получишь! Я тоже знаю, где ходы найти! - закричал он. Кэнди понял, что Лео имеет в виду Тэккера. - Что вы, мистер Минч, ничего я не хочу, просто я думал, что раз это мое предложение и я потратил время, собирал людей... - Мне вашего не надо. - Лео понял, что победил. Потребность выказать свою твердость была удовлетворена. - Если вы хотите пристроить кого-нибудь из своих сборщиками, пожалуйста. А вы сами можете быть контролером. - Я - контролером? Лео засмеялся. - Вы хоть передо мной-то не представляйтесь, будто не нуждаетесь в деньгах. - И он указал на незажженную сигару в руке Самсона. - Вот доказательство. Самсон ответил, медленно подбирая слова: - Я и не скрываю, что деньги пришлись бы мне кстати. Но откровенно говоря, мне не очень-то охота якшаться с людьми, с которыми вы связаны. Пока Лео молча и неподвижно сидел в спальне, перед ним всплыло лицо Сильвии и тенью побежало вслед за ее словами. "Что я мог ей сказать? - думал он. - Ведь это первый день". Он давно собирался рассказать ей и все откладывал и откладывал, и вот теперь... ну что же, теперь ему уже есть что сказать ей, первый день уже позади. Но у него была еще другая причина молчать. Стыд? Нет. Чего, собственно, ему стыдиться? И, во всяком случае, главное не в этом. Может быть, он боялся, что она не даст ему ввязаться в это дело? Может быть; но все это не то - было еще что-то. Лео знал, что Сильвия стала бы отговаривать его и не смогла бы отговорить, потому что жизнь уже не оставила в нем ничего, что могло бы удержать его от этого дела, - а вот в этом-то он ни за что не хотел себе признаться. Он чувствовал это, пусть так, но чувствовать - это одно, а знать - другое. Лео вздохнул, поднялся и босиком вышел в коридор и через столовую прошел на кухню. Сильвия стояла, наклонившись над плитой. Она в сердцах вытащила туфли из-под плиты, и они валялись посреди кухни. Лео поднял их и, присев к кухонному столу, начал всовывать в них ноги. - Почему ты всегда надо мной смеешься? - внезапно вскрикнула Сильвия. - Я? Смеюсь над тобой? - Ну да! Ты мне ничего не даешь сделать для тебя. - Она сердито бросила шумовку в таз. - Ты мне ни слова не говоришь о своих делах, словно я тебе чужая. Что с тобой случилось, Лео? Почему ты стал таким? - Я не знаю, каким это я стал. - Нет, ты знаешь, знаешь. Это вот теперь, недавно, - с тех пор как ты что-то затеял... бог весть что, и не хочешь мне сказать. - Что же я затеял? - Да, ты что-то затеял, я знаю. - Откуда ты знаешь? - Откуда мне знать? Прочла в газетах. - В газетах? - переспросил он все тем же спокойным, насмешливым тоном. Потом вдруг схватился за край стола. Он усмехнулся, но его раскрасневшееся от кухонного жара лицо сразу посерело, и влажные глаза испуганно расширились, однако он все еще через силу усмехался. Он положил руки на колени и почувствовал, как они дрожат. - Откуда мне еще знать? - продолжала Сильвия. - Ты же мне ничего не говоришь. В чем дело? Ты опять связался с Джо? - Да что я, рехнулся, что ли? - Лео трясло при каждом слове, но он старался говорить ровно, не повышая голоса. - Ну так в чем же дело? Почему ты от меня скрываешь? - Да о чем говорить-то? Вложил несколько долларов в лотерею - вроде тех, что устраивают в церквах, - и хочу посмотреть, что из этого выйдет. - В церквах? - Ну в церквах, в клубах, в... мало ли где; лотерея в общем. Почему не рискнуть несколькими долларами, что я теряю? - Разве есть такое дело? - Есть. Такое же дело, как всякое другое. Сильвия задумалась. Потом покачала головой. - Нет, - сказала она. - Мне сдается, что тут не обошлось без Джо. Это дело не для тебя, Лео, ты сам знаешь, что это не для тебя. - Не для меня, потому что я всю жизнь был простофилей? Ходил на Уолл-стрит и платил за цифры, вывешенные на стене! А теперь будут ходить ко мне и платить за мои цифры. Сильвия долго молча смотрела на него. Он старался выдержать ее взгляд. Но это оказалось труднее, чем подавить страх перед возможным налетом и перед мыслью, что имя его того и гляди попадет во все газеты. Он попытался сделать ироническое лицо. - Кого это ты изображаешь? - выдавил он из себя наконец. - Сару Бернар? - Но тут же отвернулся. Сильвия продолжала смотреть ему в затылок. Ее прикушенная нижняя губа дрожала. - Я выходила замуж не за Джо, - сказала она. - Я бы никогда не вышла за такого человека... проживи я хоть сто лет. - Что ты заладила - Джо, Джо! При чем тут Джо! Я и не видал его. Не знаю даже, где он обретается. - Теперь Лео мог смело смотреть ей в глаза. Сильвия снова задумалась и снова покачала головой. - Мне такой муж, как твой Джо, не нужен, - повторила она. Голос у нее дрогнул. - Я не вынесу такой жизни. Да и не стану ее выносить! Слышишь, Лео? Ни за что! - Ты, кажется, вышла замуж за меня, а не за моих родственников, - пробормотал Лео. Сильвия начала собирать на стол. За ужином и после ужина и пока Сильвия убирала со стола и мыла посуду Лео старался растолковать ей сущность лотерейного бизнеса. От волнения он расписывал ей этот бизнес как только мог. Послушать его, все выходило даже лучше, чем было на самом деле. - Какой же это бизнес, это азартная игра, - твердила Сильвия. Лео кричал: - А что такое бизнес? Я был бизнесменом всю жизнь и, видит бог, не знаю, что такое бизнес! - У тебя был гараж. Это был настоящий бизнес. Почему тебе опять не снять гараж? - А ты думаешь, что гараж - это так уж замечательно? Я там вынужден был воровать - вот что. На каждый галлон бензина была наценка. Два цента в пользу шофера, один - в мою, за то, что я помогал ему обкрадывать хозяина. - Это совсем другое дело. Это ты должен был делать для бизнеса, а здесь самый бизнес... Это вообще не бизнес. - Да? А гараж - что это такое, по-твоему? Жульничество. Жульничество от начала до конца! Что это за бизнес для человека: снимать пустое пространство у одного лица и сдавать его другим и сидеть там. Все это блеф. Чистейший блеф, а не бизнес. - Ну что ты мелешь, Лео. Люди ведь не могут обойтись без гаража. - От меня они гаража не дождутся. Могу тебя уверить. Помнишь, мне иногда приходилось по ночам дежурить в гараже, чтобы дать выходной ночному администратору? Бывало, сидишь там и думаешь: что это за занятие? Блеф. Сплошной блеф. Да и сам я не человек вовсе, а блеф. Есть у меня руки? Ноги? Лицо? Кто я такой? Да разве человек станет заниматься таким, с позволения сказать, делом: снимать пустое пространство, огороженное стенами, у одного и сдавать другому? Ты называешь такой блеф бизнесом? Платить деньги ни за что, делить это ничто на ничто и продавать за кое-что, чтобы жить этим. Сдавать пространство, пустое пространство? - А все же ты на ночь машину на улице не оставишь. Краска портится. И украсть могут. И не разрешается это. - Красть не разрешается. А я крал. Я надбавлял цену для шоферов. - Это совсем другое дело. - Другое, по-твоему? А почему? Объясни. Те же услуги. И тут и там я продаю свои услуги. Люди хотят играть в лотерею. Ведь я же их не заставляю. Тут даже и закон их к этому не принуждает, как с машинами, машины вот запрещают держать на улице, хочешь не хочешь, а ставь в гараж. Нет, людям нужна лотерея, чтобы хоть какая-то надежда светила им в жизни. Сильвия беспомощно покачала головой. - Не знаю, - сказала она. - Ты не знаешь. А я знаю. Сплошное жульничество. Что бы шоферы ни покупали для своих хозяев - шины, насосы, бензин, фары, масло, запчасти - на все я должен был писать дутые счета, чтобы эти жулики могли наживаться, а вместе с ними и я. Это, что ли, бизнес? Перепродавать пустое пространство и воровать где цент, где два - это бизнес? Сейчас, по крайней мере, благодарение богу, я нашел бизнес, в котором можно не воровать. Сильвия вытерла последнюю тарелку. Она повесила полотенце, достала из кухонного шкафа щетку и начала подметать пол. Все это она делала машинально, не думая. Она могла бы убирать свою квартиру в темноте. Она знала каждый бугорок на линолеуме. Это был ее дом с того дня, как она вышла замуж. Когда они были еще молодоженами, Сильвия мечтала о квартире получше и хлопотливо-радостно бегала по городу, готовясь ко дню, когда уже можно и нужно будет перебраться поближе к парку или к детской площадке и снять квартирку с окнами на юг, и рядом со школой, и в приличном районе, где в скверах гуляют приличные дети, и с лифтом, чтобы не таскать по лестнице детскую коляску. Но детей не было, и Лео не находил нужным менять квартиру. К чему это? - говорил он Сильвии. - Дом - это не стены, а люди, которые в нем живут. От самих себя все равно не уедешь. - И Сильвия согласилась. Лео не захотел менять квартиру потому, что денег было не так много, чтобы это помогло ему побороть в себе неуверенность, а Сильвия не настаивала потому, что утратила веру в свою способность создать домашний очаг, а вместе с верой утратила и интерес к нему. Подметя половину кухни, Сильвия сказала, не глядя на мужа: - Ты не думай, что я осуждаю тебя, Лео. Я знаю, как трудно достается хлеб. - Она перестала мести и оперлась на щетку. Впервые за всю их совместную жизнь она вдруг почувствовала, что Лео, в сущности, безразлично, что она о нем думает. Он был потерян для нее. Он был всегда как бы остовом, на котором держалась их жизнь. На нем должен был зиждиться их домашний очаг. Но у них не было детей и не было домашнего очага. И все же у Сильвии всегда было такое чувство, что есть хотя бы остов семьи. Теперь даже это чувство исчезло. Сильвия внезапно поняла, что она ничто для Лео и Лео ничто для нее. Она невольно закрыла глаза, и вокруг них побежали морщинки; голова ее поникла. - Лео! - вскрикнула она и не могла больше вымолвить ни слова. Щетка чуть приметно вздрагивала в ее руках. Лео смущенно смотрел на нее. - Если бы только у нас были дети, - сказала она. - При чем тут это? - От удивления Лео слегка повысил голос. Сильвия отвернулась, прислонила щетку к буфету и, закрыв лицо руками, заплакала. Лео тяжело вздохнул. Он подошел к ней и, став против нее, старался заглянуть ей в лицо. - Ты хотела бы гордиться мной? - спросил он. - Поэтому? - Она покачала головой, не отнимая рук от лица. - Человек может гордиться, если он делает все, что нужно для жены и для себя, - сказал Лео. - Вот тогда он имеет право гордиться. - Я не об этом. - Сильвия положила голову ему на плечо и продолжала плакать. - Нет? - спросил он беспомощно. - Нет? Тогда о чем же? - Он обнял ее и слегка прижал к себе. - Пока нам хорошо друг с другом, - прошептал он ей на ухо, - так что же нам еще нужно? Пока нам хорошо друг с другом, наплевать нам на все остальное. Но она все плакала, беспомощно, безнадежно, и он безнадежно вздыхал и безнадежно гладил ее по плечу. Но лотерейный бизнес и в самом деле был такой же бизнес, как всякий другой, а Лео был "хороший" человек и поэтому мог сделать его "хорошим" бизнесом. Вскоре молва о Лео и о том, как он ведет свое дело, распространилась по Гарлему, и другие держатели лотерей стали подражать ему, потому что это оказалось прибыльным. Теперь можно было без труда отыскать дом игрока, которому повезло. Перед этим домом всегда дежурила толпа в ожидании выплаты выигрыша. Даже если лил дождь, зрители не расходились, - одни прятались в подъездах, другие выглядывали из окон. Как только появлялась машина Лео, сбегалось человек двадцать - тридцать. Обычно мальчишки первые замечали зеленый открытый автомобиль, который Лео приобрел "для бизнеса", и бежали за ним следом. Когда автомобиль останавливался, они подходили поближе и ощупывали его, как деревенские ребятишки ощупывают фургоны бродячих цирков. - Вот это да! - замечал кто-нибудь из мальчишек, и остальные отвечали: - Угу! - Когда Лео выходил из машины, они принимались обсуждать, что он мог бы купить, если бы выложил сразу все свои деньги на прилавок. Они были убеждены, что он самый богатый человек на свете. Шофером у Лео был Эдгар, черномазый, костлявый парень в роговых очках, придававших ему солидный вид. Эдгар был не только шофером Лео; каждый день после полудня он объезжал все приемочные пункты, забирал лотерейные билеты, оставленные там контролерами, и привозил их к Лео в контору, которую все называли банком. Он также исполнял обязанности секретаря и главного помощника Лео. В машине Лео всегда сидел на переднем сиденье рядом с Эдгаром, а контролер, сборщик которого продал выигравший билет, занимал заднее сиденье. Сам сборщик обычно находился в это время в доме игрока, ожидая выплаты своих десяти процентов. Никто из зрителей не уделял особого внимания ни контролеру, ни Эдгару. Все смотрели на Лео. Они следили за каждым его движением, когда он не спеша вылезал из автомобиля и не спеша входил в подъезд, отмечали влажный блеск его глаз, улыбку, застывшую на землистом лице. Из задних рядов доносились восклицания: - Носильщика, хозяин? - Смотри не надорвись, хозяин! - Выкладывай деньги здесь, хозяин, - стоит ли тащиться по лестнице! В задних рядах смеялись и толкались, наперебой отпускали шутки, но передние ряды хранили молчание. Те, кто стоял ближе к Лео, не улыбались и смотрели на него, приоткрыв рот. Они смотрели на Лео, как голодный смотрит на пищу. Мальчишки неслись по лестнице впереди Лео; остальные шли за ним следом. Толпа подымалась по грязной темной лестнице, словно стая вспугнутых птиц. Шум и гам, смех, топот и шарканье ног наполняли спертый, прокисший воздух. Контролер поднимался вместе с Лео. Эдгар оставался внизу в машине. Для Лео обычно бывала приготовлена бутылка виски. Она дожидалась его на столе рядом с вытертыми до блеска стаканами и тарелкой с домашним печеньем или пирогом. Виски было дешевое, того сорта, который негры зовут "Кинг-Конг", и Лео к нему не притрагивался. - Никогда не мешай выпивку с делом, - изрекал он тоном проповедника и оглядывался вокруг, чтобы удостовериться, был ли он услышан и понят. Если его слова производили надлежащее впечатление, он грозил бутылке пальцем и добавлял: - На дне ее таится больше горя, чем на кладбище. - Аминь, - шепотом отзывалась аудитория, и все устремляли задумчивый взгляд на бутылку. Но если проповедь не удовлетворяла публику и к Лео продолжали приставать, чтобы он пропустил стаканчик, он тут же менял тактику: - Если я буду пить в каждом доме, где мне нужно платить, - говорил он, - я все спутаю. - Он любил напоминать о том, что выигрыши выплачиваются каждый день и счастливчик не один - их много. Впрочем, Лео сам выплачивал только крупные выигрыши - свыше 100 долларов. Все остальные выплачивались контролерами, а Лео только выдавал деньги. Лео передавал игроку деньги из рук в руки. - Самые свеженькие - прямо из-под машины, - приговаривал он, отсчитывая бумажку за бумажкой. На каждое его слово толпа отзывалась смехом. Все были в приподнятом настроении. Лео старался говорить громко, так, чтобы даже те, кто не сумели проникнуть в комнату и теснились в передней, поднимаясь на цыпочки и вытягивая шеи, могли его слышать. Толпа, заранее скаля зубы, ловила каждое его слово. Лео вел себя здесь, словно актер на сцене. Выплата выигрышей была лучшей рекламой для бизнеса, и, когда Лео не выплачивал выигрыша сам, он заботился о том, чтобы контролеры так же, как и он, пускали пыль в глаза. Лео купил кольцо с крупным рубином. Вместе с большим зеленым автомобилем оно должно было убеждать его клиентов в том, что он человек с деньгами. Лео носил кольцо на правом мизинце, где рубин выглядел особенно внушительно. Он купил его у одного из своих поручителей, которому, по его словам, кольцо досталось от клиента. Кольцо не годилось Лео. Оно было мало для его коротких пухлых пальцев, и впившийся в толстый мизинец рубин был похож на красное, стертое до кости мясо. Когда Лео отсчитывал деньги игроку, он как можно дальше отставлял мизинец с кольцом и помахивал им перед каждой выплачиваемой бумажкой. Это вызывало смех, а кроме того рубин играл ярче. - Глаза бы мои не глядели, - говорил Лео и покачивал головой. Его короткое круглое туловище походило при этом на пистолет со взведенным курком. Верхняя часть, прямая, как палка, чуть пригибалась к человеку, которому он платил, и зад выпячивался, как у старомодного франта. Серое лицо с комической грустью склонялось над деньгами, а вылупленные глаза вращались во все стороны, вбирая в себя окружающих и вовлекая их в игру. - Давай, давай! - кричала толпа. - Раскошеливайся! Лео понемногу привык к своему шикарному автомобилю, но к кольцу он так никогда и не мог привыкнуть. Возвращаясь домой, он клал его в жилетный карман. Но в интересах бизнеса он вынужден был выставлять его напоказ, как вылощенный денди на подмостках. Прежде чем производить выплату выигрышей, Лео всегда заезжал сначала в банк, чтобы взять там новую стодолларовую бумажку. Она нужна была ему для эффектного финала всей сцены. Управляющий банком никогда не упускал случая поболтать с Лео. Он уже давно старался уговорить Лео держать свою наличность в его банке. Сначала управляющий повел дело исподволь. - Вы же знаете, мистер Минч, - говорил он, - мы существуем для того, чтобы обслуживать вас. Вы можете делать у нас любые вклады, я хочу сказать - в любой форме, какая вам подойдет. В то время Лео еще не знал, как будут относиться к его бизнесу. - Вот как, это очень удобно, - отвечал он, и на этом дело кончалось. Но мало-помалу мистер Пирс отбросил излишнюю щепетильность и подошел к делу напрямик. - Все держатели лотерей пользуются ближайшими банками, - сказал он. - Если держать всю свою наличность в банке, - сказал Лео, - придется заходить сюда каждый день за деньгами для выигрышей. А к чему людям знать, что всякий раз, выходя отсюда, я уношу в кармане целое состояние? - Это наша забота. - Телохранителя мне дадите? - Тогда вам нечего будет бояться. - Это мне-то? Полицейского в телохранители? Охранять мои деньги, мой бизнес? - А почему бы и нет? - Почему? Да как вам сказать... право, даже не знаю. Но мне это что-то не нравится. Как-то не по душе. Пирс выглядел, как прирожденный банкир. У него были бледные губы, светлые волосы, он носил очки без оправы, и вообще все в нем было аккуратно и на месте. - Я хочу вам кое-что сказать, мистер Минч, - начал он и в упор посмотрел на Лео. - Я хорошо знаю этот район, я здесь работаю уже пятнадцатый год. Говорят, что банкир - человек без сердца, а между тем сколько сердец раскрывалось здесь, у моего стола, сколько тайн записано в моих гроссбухах, и я имею основание считать, что мне известно кое-что о сердцах здешней публики. - Я бы не сказал, что банкир - человек без сердца. Каждый так или иначе человек, чем бы он ни занимался, чтобы добыть кусок хлеба. Пирс рассмеялся, потом снова стал серьезен. - Я хочу сказать, - продолжал он, - что ваш бизнес отвечает запросам нашего района. Он дает людям удовлетворение и надежду. Если бы каждый вел свои дела так, как вы, все бы шло куда лучше здесь, в нашем углу, а следовательно, и во всей стране. Лео покраснел от удовольствия. - Честность - лучшая политика, - сказал он. Пирс рассмеялся с несколько преувеличенной сердечностью, но даже и тут Лео воздержался от вклада. Он хранил свою наличность в металлической коробке под полом стенного шкафа в спальне. Иногда в коробке накапливалось свыше 45000 долларов, и, когда Лео вешал в шкаф свой двадцатидолларовый костюм или восьмидолларовую пижаму, он чувствовал присутствие денег у себя под ногами. Это было все равно, что стоять на мине. Выплачивая выигрыш, Лео приберегал стодолларовую бумажку для финала. Он хрустел ею, прежде чем протянуть игроку. Она взлетала в его руке перед толпой, словно свистящий бич, а вслед за этим почти неизменно повторялось одно и то же: игрок держал бумажку обеими руками, и все проталкивались поближе, чтобы посмотреть на нее. - Кто же мне разменяет это? - спрашивал игрок. - Да, это вопрос, - говорил Лео. - Куда я денусь с этой штукой, хозяин? Бармена хватит удар, если я выложу ему это на стойку. - Вот, вот, потому-то я вам ее и дал. Все кругом смеялись, и игрок смеялся тоже, довольно неуверенно. Смех длился недолго. Он внезапно обрывался, и люди, притихнув, замирали на своих местах. Этой минуты и ждал Лео. Как только все стихало, он начинал свою речь. - Вам придется пойти в банк, чтобы разменять ее, - говорил он. - Так вот, что я думаю: если вы хоть раз попадете в банк, что-нибудь дельное может прийти вам на ум. - Лео окидывал взглядом аудиторию. - Слушайте! Я хочу, чтобы вы все меня слышали и запомнили, что я скажу, - на тот случай, если кто-нибудь из вас выиграет. Например, человек идет в дансинг. Что происходит? Какой у него соблазн? Соблазн потанцевать. Человек идет в бар. Что тут происходит? Он ест сэндвич с сыром? Нет. Его соблазняет кружечка пива. Такова человеческая натура, и ничего тут дурного нет. Это хорошо, потому что этим движется мир. К чему сводится все, что делают люди? К соблазнам. К соблазну подработать денег, повеселиться и так далее. Но человек не должен быть разиней. Да, да, человек не должен быть разиней, он должен уметь ворочать мозгами и ходить в такие места, где его будет соблазнять что-нибудь стоящее. Человек идет в банк. Что его тут подмывает сделать? Отложить кругленькую сумму про черный день. От этих слов в комнате веяло теплом. Обычно речь производила должное впечатление. Мистер Пирс сказал Лео, что за три года его лотерейной деятельности свыше двухсот новых счетов было открыто пресловутыми стодолларовыми бумажками. - Они редко у нас залеживаются, - добавил мистер Пирс. - Но это уже не ваша вина. Я считаю своим долгом сказать вам, что очень ценю ваше влияние в нашем квартале. - Он все еще надеялся, что Лео согласится держать свою наличность в банке. Но случалось, что игрок стоял на своем и требовал, чтобы Лео разменял ему стодолларовую бумажку. - Что же, деньги ваши, - говорил тогда Лео. - Не мне вас уговаривать. Если все будут класть деньги на книжку вместо того, чтобы покупать лотерейные билеты, мне, пожалуй, придется продать вот это. Высоко подняв руку с оттопыренным мизинцем, он помахивал ею, и рубин, точно капля крови, алел на его пальце. Деньги притекали изо дня в день и изо дня в день утекали. Лотерейное дело процветало не хуже всякого другого бизнеса, и если кто и роптал, то без ощутимых последствий. Существовал закон, при помощи которого бизнесмены из муниципалитета могли бы прихлопнуть все дело, но оно их не интересовало. Оно, в сущности, ни для кого не создавало конкуренции. Деньги, пущенные в оборот, не уплывали за пределы одного городского района, и каждый мог урвать что-нибудь для себя. Применение закона, запрещающего лотерею, могло быть выгодно только тем, чей бизнес состоял в поддержания закона и порядка или в сколачивании политического капитала. Но так как ропот был либо слишком слаб, либо вызван искусственно, то, не видя барыша впереди, даже и эти бизнесмены не считали нужным вмешиваться. А для успокоения общественного мнения время от времени производились аресты, особенно в легких случаях, то есть, когда сборщика заставали с поличным - с лотерейными билетами в руках. Итак, лотерейный бизнес оказался для Лео самым удачным делом из всех, какие ему когда-либо подвертывались под руку. Лотерея давала ему деньги и возможность быть "хорошим" по отношению к множеству людей и даже чувствовать себя в безопасности. Быть может, он прожил бы так остаток своих дней, радуясь своей безопасности и обуздав чувство неуверенности, но ему пришлось жить в несчастливое время. Он родился во времена Рокфеллера, и вся его жизнь прошла в том, что он, как заяц, которого травят гончие, бросался от торговли шерстью к доставке на дом масла и яиц, от масла и яиц - к продаже недвижимости, от недвижимости - к аренде гаража и, наконец, - к лотерее... Он кидался с места на место, ища норы, в которой мог бы притаиться и обрести покой в мире растущего крупного бизнеса. Но все эти метания лишь приблизили его к временам Гитлера, когда крупный бизнес, алчный и торжествующий, спустив со своры свои тресты и монополии, подбирался даже и к заячьим норам. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. В ЖИЛИЩАХ БОГАЧЕЙ 1 В конце ноября 1934 года Эдгар вошел к Лео в кабинет его частной конторы. - Там какой-то человек хочет вас видеть, - сказал Эдгар. - Говорит, что он ваш брат. - Эдгар был явно взволнован. Он слышал о Джо-Фазане Минче, но никогда не говорил о нем с Лео. - Мой брат? - Лео нахмурился. - Как он выглядит? - Как самый заправский индюк, с хвостом и с перьями, - сказал Джо. Он стоял в дверях, широко улыбаясь. На нем было темно-зеленое пальто с зеленым бархатным воротником и темно-зеленый костюм. Рубашка была желтая со светло-коричневым галстуком, и коричневый шелковый носовой платок выглядывал из бокового кармана пиджака. - Я растолстел, верно? - спросил он. - Может быть. Не знаю. Откуда мне знать? - Лео не встал, со стула. Он сидел и хмурился. Эдгар остановил пристальный, встревоженный взгляд на Джо, потом выскользнул из кабинета и прикрыл за собой дверь. В конторе было всего две комнаты, и Эдгар работал в первой из них. Лео пользовался этой конторой наряду с основным помещением, которое именовалось банком. Джо потолстел. Ему уже стукнуло пятьдесят. У него появилось брюшко, красное лицо стало дряблым и морщинистым. Когда он снял шляпу, Лео с огорчением увидел, что голова у Джо почти совсем лысая, а остатки волос - седые. Лео все еще думал о своем брате, как о мальчишке. Джо привел к брату бизнес. Этот бизнес был не совсем приятного свойства. Предложение, которое Джо собирался сделать брату, было для Лео очень выгодным. Оно могло превратить его в богача. Однако Джо знал, что убедить Лео будет нелегко, и знал также, что если Лео не согласится на сделку добровольно, то его к этому принудят. А если придется применить силу, то Лео может и пострадать. Тэккер узнал про лотереи и решил слить все банки и создать объединение. Его метод был несложен - им пользовались испокон веков все монополисты. Предполагалось сначала разорить держателей лотерей, а затем прибрать их дело к рукам. Тэккер знал, что, по существующему поверью, число 527 приносит удачу перед днем Благодарения - праздником в память первых колонистов Массачусетса - и что многие игроки ставят на это число, а также на различные комбинации из составляющих его цифр: 257, 275, 572, 725, 752. Если бы выигрыш пал на один из этих номеров, это привело бы к краху большинства лотерейщиков. Тэккер решил заплатить 25000 долларов кому следовало, чтобы обеспечить выигрыш одного из этих номеров в среду, накануне дня Благодарения. Итак, в будущую среду все лотереи лопнут; когда же их владельцы начнут метаться в поисках денег, чтобы спасти свой бизнес, Тэккер окажется тут как тут. Он одолжит им деньги при условии, что две трети доходов с каждой лотереи будут отныне поступать в его карман. Тэккер послал Джо в Гарлем подготовить почву для задуманной им аферы. Выбор пал на Джо, потому что он был братом Лео. Тэккеру нужен был человек, которому он мог бы довериться и который знал бы дело. Тэккер полагал, что довериться он может Джо и что Лео введет своего брата в курс дела. Тэккер нуждался в Лео. Лео был одним из самых крупных лотерейщиков. При этом Тэккер понимал, что Джо единственный человек, который после истории с гаражом может вынудить у Лео согласие присоединиться к объединению. Однако Тэккер ни словом не заикнулся об этом Джо. Он сказал, что поручает ему дело в знак особой милости. Для Джо сняли помещение под контору в Гарлеме, где он с помощью Герберта Рудди, поручителя большинства лотерейных банков в районе, должен был для вида открыть собственный банк. Сделано это было затем, чтобы банкиры, когда наступит крах, знали, куда обратиться за деньгами. Тэккер требовал, чтобы все было сделано чисто. Зная, что ему придется работать с теми самыми лотерейщиками, у которых он отнимет две трети их бизнеса, он не хотел, чтобы они на него точили зубы. Один-единственный раз номер, на который падет выигрыш, будет подтасован. Только трое людей знали, что задумал Тэккер: он сам, Джо и адвокат Тэккера Генри К.Уилок. Тэккер предупредил их, что если они хоть единым словом обмолвятся о его затее или вздумают сами поставить на 527 и тем заронят подозрение, что им заранее было известно, какой номер выиграет, тогда с ними все будет кончено. - Вам обоим крышка тогда! По всем статьям крышка, поняли? - сказал он. Они отлично его поняли. В свое время Тэккер был самым настоящим убийцей. Быть может, Тэккер и его банда не так уж часто были повинны в смерти людей, как это приписывала им молва, и, вероятно, отправили на тот свет меньше народа, чем автомобильные промышленники или стальные короли в борьбе против профсоюзов, но, во всяком случае, Тэккер начал свою карьеру с убийства и не брезговал им и по сей день. Конечно, не все лотерейщики непременно обанкротятся; кроме того, кое-кто сумеет раздобыть денег на стороне и будет продолжать свое дело. Но Тэккер предусмотрел и это. Объединение будет достаточно мощным, чтобы переманить клиентов у любого конкурента. А если бы и этого оказалось мало, Тэккер всегда мог натравить на лотерейщиков полицию и выставить их из бизнеса. Словом, как ни кинь, затея сулила барыш, и Джо выговорил у Тэккера довольно выгодные условия для Лео. Банк Лео должен был стать N_1 в объединении. Те же банки, которые будут нуждаться в слишком большой сумме денег, чтобы поправить свои дела после краха, не получат ничего. Они будут предоставлены своей судьбе и лопнут. А их контролеры и сборщики перейдут к Лео. Кроме того, Джо, желая спасти Лео от разорения, решил уговорить его присоединиться к объединению до краха. Уилок был против этого, и Тэккер сначала тоже. - Если мы перетянем его к себе до краха, - стоял на своем Джо, - он может нам пригодиться для переговоров с другими лотерейщиками. Уилок говорил, что тогда Лео узнает или, во всяком случае, может догадаться, что выигравший номер был известен заранее, а если один человек будет про это знать, следовательно, узнают все. Джо возражал, что Лео ни за что не догадается, а когда все будет кончено, не станет болтать себе же во вред, потому что сам к тому времени будет уже связан с объединением. Тэккер все не соглашался, и Джо сказал, пусть они тогда ищут себе кого-нибудь другого, а он не станет обирать родного брата ни ради Тэккера, ни ради Уилока, ни ради кого бы то ни было. Он хочет дать ему возможность спасти свои деньги. Уилок сказал - хорошо, они обойдутся и без Джо, а Тэккер убеждал Джо смотреть на вещи здраво. - Я и смотрю здраво, но ведь я все-таки человек, - ответил Джо. - В конечном счете твой брат только выгадает. - А иначе разве я бы согласился? - Ну, так в чем же дело? - А в том, что не могу я выкинуть из головы - в печенках у меня сидит, - что этот несчастный простофиля всю жизнь работал, как сукин сын, за какие-то гроши. Джо стоял, опустив голову. Лицо его выражало смущение и внутреннюю борьбу. Тэккер взглянул на Уилока, но тот сжал губы и отрицательно покачал головой. В конце концов, Тэккер сказал - ладно, пусть Джо принимается за дело, но только пусть глядит в оба и держит язык за зубами. Джо дал слово, что будет молчать и скажет Лео только, что создается объединение и он может войти в него на выгодных условиях. - А если он будет валять дурака, - сказал Джо, - я натравлю на него полицию. Тогда уж он сам прибежит ко мне, чтобы я его выручал. А я скажу: войдешь в объединение - уладим дело. Тэккер пожал плечами. - Если тебе хочется пугать своего брата полицией, пожалуйста, - сказал он. - Так или иначе, после среды он вступит в мое объединение. И вот теперь Джо старался растолковать Лео, что это будет за объединение и почему оно успешней поведет дело, нежели отдельные банкиры, и на каких выгодных условиях Лео может в него войти. Лео некоторое время слушал молча, потом вдруг сказал: - Это шантаж, - и Джо умолк. - Ты сам знаешь, что это шантаж, - повторил Лео. Раньше это отнюдь не представлялось Джо в таком свете, но сейчас, лицом к лицу с Лео, он вдруг почувствовал, что все это действительно пахнет шантажом. Джо опустил глаза и принялся рассматривать свои ногти. - Мне казалось, что это неплохая идея, - сказал он. - Ты со своими приятелями хочешь отобрать у меня мой бизнес, над которым я столько трудился, и тебе кажется, что это неплохая идея? - Никто ничего не отбирает, просто происходит слияние. - По-твоему, это слияние, а по-моему - разбой. У Джо был растерянный вид. - Что я тебе сделал, за что ты так поступаешь со мной! - вскричал Лео. Джо угрюмо смотрел в угол. - Я стараюсь сделать, как для тебя лучше, - сказал он. - Да разве такой человек, как ты, может знать, что для меня лучше? Если ты действительно хочешь сделать мне одолжение, убирайся отсюда вместе со своими идеями. "Это уже третий раз, что он выставляет меня за дверь", - с раздражением подумал Джо. Раздражение заглушило в нем чувство вины. Теперь он взглянул Лео прямо в глаза. - Смотри! - сказал он. - Я так и сделаю. - Пожалуйста. - Лео указал рукой на дверь. - Проваливайте к черту на рога, господин шантажист, охотник до чужих бизнесов. Джо сделал над собой усилие и взял себя в руки. - Беда с тобой, - сказал он. - Ты вечно ругаешься и не слушаешь, что тебе говорят. - Хватит с меня того, что я слышал. - Лео встал и окинул взглядом свой кабинет. Стоя вполоборота к Джо, он вдруг крикнул: - Родной брат, как бандит, нападает из-за угла! Джо вскочил. - Если бы я не был твоим братом, поверь, я бы с тобой и толковать не стал. Ведь я тебе предлагаю равные условия с учредителями. Неужели ты этого не понимаешь, безмозглый ты дурак? - Равные условия? Так. Значит - грабить вместе, добычу - пополам? - Замолчи! - Не замолчу! Ты жулик и хочешь, чтобы и я стал жуликом. - Замолчи! Говорят тебе, замолчи лучше! - Правда глаза колет? - Черт тебя подери! Замолчишь ты наконец? - и Джо угрожающе двинулся на брата. - Не хочешь слушать - убирайся. Джо остановился. Кулаки его разжались, и он вдруг рассмеялся. - Ты все такой же сумасшедший, как был всегда, - сказал он. - Напоминает мне детство. - Он повернулся, пододвинул стул поближе к столу Лео. - Подожду, пока ты остынешь, - сказал он и сел. - Тогда начнем сначала, с того места, когда ты полез на стенку. Он закинул ногу на ногу, не спеша достал из кармана сигару, откусил кончик и, зажав его между губами, медленно огляделся, ища куда бы сплюнуть. В конце концов, он бережно взял его двумя пальцами и бросил в пепельницу на столе. Затем порылся в жилетном кармане, достал спичку и воткнул ее в сигару с другого конца. Он осторожно всовывал спичку и крутил ее между пальцами, расчищая отверстие. Потом бросил спичку в пепельницу, достал из другого кармана серебряную зажигалку и закурил. Глубоко затянувшись, он перевернул сигару другим концом и посмотрел, ровно ли курится, а в это время губы его выпустили, словно вздох наслаждения, струю голубоватого дыма. Лео с минуту наблюдал за ним, потом подошел к столу, взял уже прочитанное письмо, в котором ему предлагали купить доходный дом, на что он решил ответить отказом, и углубился в чтение. - Теперь выслушай меня, - сказал Джо. - Я тебе сейчас все объясню. Только не прерывай меня, а то я уйду. Лео резко обернулся. - А я тебя сразу перебью, - сказал он. - Можешь убираться. - Лео, ради бога. - Я занят. Тебе, как видно, мало намека, так вот я прямо говорю: я занят! - Ну хорошо, ты уже сострил, облегчил душу, теперь можешь выслушать меня. Синдикат будет создан, хочешь ты или не хочешь. Каждому лотерейному банку в городе будет сделано предложение присоединиться. Я прежде всего пришел к тебе, потому что ты мой брат. - Не интересуюсь. - Я уже договорился, что ты будешь самым главным в бизнесе; мы с тобой будем заправлять всем синдикатом, всеми лотерейными банками в Нью-Йорке. - Не интересуюсь, я уже сказал. - Не интересуешься? Так-таки и не интересуешься? Что ты из себя строишь? Будто я не знаю, как ты здесь под маркой Тэккера свое дело разворачивал. Я уже три года, нет, четыре года, как об этом знаю. - То есть как это я разворачивал? Докажи! - закричал Лео. - Ничего я не делал, слова не сказал. Наоборот, всем говорил, что никакого отношения к Тэккеру не имею. Мне не верили. - Да ты не бойся меня, я ведь не о том. Если можно развернуть большое дело, пользуясь только маркой Тэккера, представляешь, что будет, если он сам явится с барабанным боем? - А мне наплевать на это. - А я тебе объясняю, что не тебе с ним тягаться. У него все будет в общем котле, никому не придется нести расходы ни по налогам, ни на подмазку. За все будет платить синдикат. Так что тебе, с твоими накладными расходами, перед ним не устоять. - Ты хочешь, чтобы я тебе дал ответ сейчас? - сказал Лео. - Так вот - я не согласен. - Господи боже мой, перестань же валять дурака наконец! Ты знаешь, что станет с твоей лотереей, когда синдикат начнет действовать? Он оставит тебя ни с чем. И ты, и твоя лотерея - все полетит к черту, ломаного гроша не будет стоить. Тебе сколько сейчас? Пятьдесят два, пятьдесят три? - Пятьдесят четыре. - Ну вот, пятьдесят четыре года, и в один прекрасный день ты оч