- Вы минуту назад сказали, что потому-то я вам и позвонил. - Очень рад, что вы признаете, что звонили мне. - Я этого не говорил. Вы сказали. Это ваши слова. Вы думаете, что можете запутать меня и заставить сказать то, чего я не хочу говорить? Но это вам не удастся. - А почему вы не хотите говорить? Какая у вас причина не говорить? - Я не то хотел сказать. Вы прекрасно знаете, что я хотел сказать. Я имел в виду - заставить сказать то, что неверно, запутать меня. Вот что я имел в виду. Чтобы я не знал, что говорю, и говорил то, что говорите вы, а это неверно. Фоггарти рассмеялся. - Вы бы послушали, что вы мелете, - сказал Баджли. - Это же форменный идиот, - сказал Иган. Бауер медленно переводил испуганный взгляд с одного улыбающегося лица на другое. - Послушайте, - сказал Фоггарти, - мы все знаем, нас не проведешь, сколько бы вы ни вертелись. Нам известно, что вы хотите уйти от Лео Минча, а он вас не отпускает. Известно, что вы нам звонили. Мне лично звонили. Нам нужно узнать еще самую малость: почему вы хотите уйти? Почему Лео Минч вас не отпускает? Может быть, какой-нибудь банк предлагает вам лучшие условиями Минч боится, что вы переманите к себе его клиентов, если уйдете? Это была версия, в которую Фоггарти хотел и пытался верить. Если дело действительно обстояло так, если Тэккер в этом деле ни с какой стороны не замешан, тогда Фоггарти не нужно принимать решения относительно Холла. Он мог по-прежнему думать и гадать, пока не упустит время и решение не будет принято за него. Фоггарти не любил рисковать. По натуре он не был игрок. Он был бизнесмен. Да, размышлял Бауер, он хочет выведать самую малость, потом еще малость, а потом сообщить Джо, а потом еще малость, а Джо уже будет поджидать меня дома. А потом еще малость - и Джо уже у меня в квартире и стреляет. В спину. Он сказал, что убьет меня, и убьет. Он убийца и убьет меня. - Кто этот Минч, о котором вы говорите? - спросил Бауер. Фоггарти подумал, как легко заставить Бауера подтвердить, что это действительно так и было: ему предложили другое место, а Лео боялся, что если он его отпустит, это отразится на деле. Из-за этого и произошла ссора. Ведь достаточно только сказать Баджли, чтобы он оттянул за волосы голову Бауера, а Игану, чтобы тот разок стукнул его дубинкой по адамову яблоку, - и Бауер, как только к нему вернется дар речи, все подтвердит. И как приятно было бы послушать со стороны, что он, Фоггарти, был прав, когда верил в то, во что ему хотелось верить. - Я попал туда, потому что искал работу, - сказал Бауер. - Я никогда в жизни не бывал там. Фоггарти сделал нетерпеливый жест и грозно насупился. - Я ждал одного человека, чтобы поговорить с ним насчет работы, - продолжал Бауер, - а тут явились эти двое и оглушили меня. Ударили меня так, что у меня лопнула барабанная перепонка. Не подумали даже, что для меня значит остаться на всю жизнь калекой. Вот мои показания, и это я готов подписать. - Пожалуй, пора приняться за другое ухо, - заметил Баджли. Но Фоггарти остановил его. Он вдруг почувствовал отвращение к Бауеру. - За каким чертом это нужно, - сказал он, - мы и так все знаем. Уберите его отсюда, пока он не напустил в штаны и не испортил мне кресло. Фоггарти испугался, что Бауер, если заставить его говорить, может отступиться от своей версии. Возьмет, да и выложит правду, а правды Фоггарти боялся, даже думать о ней боялся; если бы он решился о ней подумать, то ему сразу бросилось бы в глаза, что Бауер не трусил бы так сильно, не будь в этом деле замешан Джо-Фазан. Но если замешан Джо, Фоггарти пришлось бы тут же, не откладывая, принять решение, а какое бы решение он ни принял, оно отразится на всей его дальнейшей карьере и даже на пенсии, которую он получит после выхода в отставку. "Зачем зря трудиться над тем, что и так известно", - сказал он себе и сразу почувствовал облегчение. А почувствовав облегчение, решил, что это верное доказательство его правоты. Отмахнувшись от Бауера, он убрал его с глаз долой и вычеркнул из своей жизни. 3 Буфетчик из закусочной напротив банка, тот, что спросил Игана, не из Центра ли он, подрабатывал на стороне в качестве сборщика Лео. Он принимал ставки от посетителей, желавших сыграть в лотерею. Увидя тюремную машину, он тотчас позвонил своему контролеру, а тот сообщил Эдгару, в контору Лео. Лео прежде всего позвонил Джо. Джо сказал, что этого быть не может, что это просто невероятно. Потом Джо сказал, что Лео нечего беспокоиться, что он берет на себя все хлопоты, это входит в обязанности синдиката. "Не волнуйся и ступай домой, - сказал он Лео. - Все сделается без тебя". После этого Лео позвонил Уилоку, и Уилок тоже Сказал, что этого быть не может, что это просто невероятно. - Как же этого не может быть, когда дело уже сделано? - крикнул Лео. - К чертовой матери, мне тошно вас слушать. Я еду туда. Лео полагал, что он сумеет договориться с полицией. Но Уилок сказал, чтобы он и не пытался вмешиваться, что он все испортит. Пусть только выяснит, какой отдел производил налет, и минут через двадцать встретится с ним в конторе Джо. К тому времени, когда Лео добрался до банка, полиции там уже не было. Охранявший пустой банк полисмен был Лео незнаком. - Простите, я, видно, ошибся квартирой, - сказал Лео, спустился вниз и поехал в контору Джо. Уилок был уже там. - Налет - это пощечина всему синдикату, - говорил он. - И вы увидите, мистер Минч, как блестяще мы выйдем из этого положения. - Посмотрел бы я на это, - воскликнул Лео, - очень бы хотел посмотреть! Но как, я вас спрашиваю, как? Не беспокоиться! Больше вы ничего не можете сказать? Я то же самое себе говорю, когда у меня голова кружится. А если мне голову оторвут, вы тоже мне посоветуете не беспокоиться? Вы мне приставите ее, что ли? Джо поднял руку и уже раскрыл было рот. - Помолчи, - крикнул Лео, - дай мне сказать. - Он снова повернулся к Уилоку. - Вы все будете меня успокаивать, а дело-то прогорает. Служащие в тюрьме сидят. Как же мне не беспокоиться? Я вступил в синдикат, потому что вы уверяли, будто вы невесть какие важные птицы, а тут первым делом, нате, пожалуйста, налет! Джо опять хотел вмешаться, но Лео его оборвал: - Заткнись, говорят тебе. Уилока покоробила такая грубость. - Вы очень раздражительны, мистер Минч, - сказал он. - Вы находите? - Лео вертел пальцем перед самым его носом. - Тогда разрешите вам сказать вот что: за все четыре года, что я вел свое дело, у меня не было ни одного налета, а стоило мне только связаться с вами, как один налет следует за другим. Два за две недели. Что это такое? Два налета и выигрыш на номер 527. Что это, простое невезение, спрашиваю я вас, или что? Сперва вы говорите мне, что вы важные птицы, и вам всюду зеленый свет, а потом, когда гром грянул, просите не беспокоиться, хотя ясно, что вашей заручке грош цена. Да, грош! Так с какой стати мне вам верить, скажите? С какой стати? Вы бы поверили, будь вы на вашем месте! То есть на моем месте. На вашем то есть месте. Скажите, поверили бы? - Как раз попали в самую точку, мистер Минч, - спокойно ответил Уилок. - То, что думаете вы, думают все наши клиенты и участники в деле. Все они смотрят на нас. Вот мы и покажем всем, на что мы способны и как мы дела обделываем. - А что вы можете сделать? - Мы заставим судью, кто бы он ни был, рассмотреть дело сегодня же, во что бы то ни стало. Никаких отсрочек, никаких порук, дело разбирается сегодня. Сегодня же вечером - и никаких. Сегодня же оно будет рассмотрено и прекращено. И в самом срочном порядке, может быть, даже завтра, агенты, производившие налет, кто бы они ни были, мне на это наплевать, и кто бы за ними ни стоял - на это мне тоже наплевать, будут разжалованы и, как миленькие, будут торчать постовыми на перекрестке. - И все это вы можете сделать? - Сам увидишь! - воскликнул Джо. - Ты еще увидишь, какие люди за тебя стоят и какая у них сила. - Я уж и так смотрю, - сказал Лео. Уилок сказал, что судебное дело берет на себя, а Джо велел позаботиться, чтобы все арестованные как можно скорее были доставлены в суд. Лео спросил Уилока, как он полагает добраться до судьи. - Если вам очень хочется знать, - ответил Генри, - я вам охотно расскажу. Но мне кажется, чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. - Это, что же, коммерческая тайна? - Если хотите, да. Это тот товар, который мы продаем синдикату, и я не вижу необходимости дарить его. Они условились встретиться в Поручительской конторе Рудди, возле здания суда, и отправиться в суд вместе. Лео зашел к себе в контору, но долго там не высидел, он слишком беспокоился за своих служащих. Джус, чего доброго, мог перевернуть тюремную машину, да и Бауер, разволновавшись, мог тоже что-нибудь натворить. Он отправился в ближайшее от банка полицейское отделение, куда должны были доставить арестованных. Там их не оказалось. И туда их вообще не привозили. Тогда он поднялся наверх в кабинет капитана Миллетти. Миллетти сообщил, что сам впервые услышал о налете в четыре часа, когда сменился постовой полисмен. - Я знаю только одно: налет был сделан из Центра, - сказал он Лео. - Какого Центра? - Из Главного управления. Отдел Фоггарти. - Как это так? Почему оттуда? - Не знаю, - раздраженно ответил Миллетти. - Не понимаю, за каким чертом им это нужно и что за всем этим кроется. Лео поехал в Центр. В здание он не вошел, а бродил поблизости. Он не был знаком с Фоггарти и не решался говорить с ним. Лео надеялся увидеть Джо, но тот почему-то не показывался. Затем он позвонил в контору к Уилоку. Уилока не было. В конторе не знали, где он и вернется ли еще сегодня. После этого Лео опять поехал в контору Джо. Джо тоже не оказалось. - Что это за люди такие, чуть что, как сквозь землю проваливаются, - сказал он в сердцах. Он вернулся к себе в контору и снова позвонил Уилоку, а потом Джо и велел передать ему, чтобы тот позвонил, как только придет. Потом он вызвал Сильвию и сказал, что вернется домой поздно. - Когда ты думаешь быть? - спросила она. - Откуда я знаю? Когда буду, тогда и буду. Вечно гадаешь глупые вопросы и отрываешь меня от дела. - Что с тобой? Ты уже совсем разучился разговаривать со мной по-человечески. Он со злостью бросил трубку и долго не мог остыть. В контору к Рудди Лео явился в семь часов, хотя свидание было назначено в восемь. Он ждал с нетерпением. Садился, вставал, расхаживал взад и вперед по комнате, прислонялся к столу, глядел в окно, выходил в переднюю и смотрел, не поднимается ли кто по лестнице, возвращался, подходил к окну и смотрел на улицу, не идут ли они. Рудди приотворил застекленную дверь и выглянул из своего кабинета. - Что на вас, трясучка напала? - спросил он. - А что? - А то, что вы все время вертитесь у меня перед глазами и мешаете мне работать. - Прошу прощения, - сказал Лео. - Но эти субъекты назначают свидание, а потом плюют на все. Наконец, за несколько минут до восьми явился Уилок. Лео бросился к нему. - Их увезли в Центр. - Я знаю, все в порядке. - Почему же этого раньше никогда не бывало? Никогда. Это неслыханно. Уилок улыбнулся. Он казался очень уверенным и спокойным. - Налет производил сыскной отдел Главного управления, поэтому их и отвезли в Главное управление. Такой уж порядок. - Нет, так дешево вы от меня не отделаетесь. Разве это порядок, чтобы с маленькими людьми, которые честно зарабатывают свой хлеб, обращались, как с жуликами? - А какая разница, куда их отвезли? Я что-то этой разницы не вижу. - Ах, вы не видите? В самом деле не видите? Как только в нашем деле появилось имя Тэккера, с нами стали обращаться как с жуликами. Из-за него мы должны теперь страдать. Вот что я вижу. Уилок снова улыбнулся. - Вы скоро увидите совсем другое, - сказал он, - никто не пострадает, даже наоборот. Потом пришел Джо. Он выглядел усталым. Пальто на нем было расстегнуто, шляпа сдвинута на затылок. Он сказал, что наконец ему удалось собрать всех арестованных, и теперь они ожидают разбора дела в суде. Лео спросил, что значит "наконец", и Уилок объяснил, что Джуса пришлось привезти из больницы. - Он - ничего, - поспешно сказал Джо, - немного только слаб на ходулях. Но вот что я вам скажу: легче вызволить человека из тюрьмы, чем из больницы; потребовалось вмешательство мэра, не более не менее. Потом Лео стал выспрашивать Джо, почему его служащих отвезли в Главное управление. - Меня беспокоит не это, - ответил Джо. - Это-то понятно. В Главное управление, некоему капитану Фоггарти, чтобы его черти съели, был сделан донос по телефону; весь вопрос в том, кто это сделал? Вот что меня беспокоит. Какая это сволочь донесла и с какой стати? И тут Лео вдруг осенило, что это мог сделать только Бауер. Собственно, он думал об этом весь день, не отдавая себе отчета. Бауер сделал это в четверг, когда оставался дома, сказавшись больным. Нет, не в четверг, скорее всего в субботу, когда Лео велел ему отдохнуть. - Когда был донос? - спросил Лео. - В четверг утром, по телефону. Да, думал Лео, это, конечно, Бауер! Но его всего трясло в пятницу. Да, трясло, но от страха, что его уличат. Он и пришел-то в пятницу затем, чтобы его не заподозрили в доносе. - Мне сказал агент, который производил налет, как его... Иган, что ли, что это самый обычный донос по телефону, Фоггарти тоже не знает, кто донес. Лео молчал. Что-то теперь будет, думал он. Если только Джо узнает, произойдет что-нибудь ужасное. Один бог ведает, что произойдет. Он не хотел, чтобы ответственность пала на него. - Мистер Иган что-то слишком любезен, - заметил Уилок. - Он до смерти боится, как бы ему не нагорело, когда мы как следует нажмем, и страшно заискивает. Он неплохой парень. - А они пытаются выяснить, кто доносчик? - Вероятно, - сказал Джо. - Точно не знаю, известно, как это делается. Джо был почти уверен, что Фоггарти звонил некий Фикко. Либо Фикко, либо один из пострадавших лотерейщиков. Фикко долгое время работал с Тэккером по пивной части, и его только недавно оттуда выставили новые заправилы пивоварен. Джо слышал, что Фикко сколотил небольшую банду и ищет ей применение: - Они думают, что это кто-нибудь из банка, - продолжал Джо. - Во всяком случае, Иган намекнул на что-то в этом роде. - Но Джо Игану не поверил. Он знал, что если донес Фикко, полиция никогда ему этого не скажет. Им неясно, какие у Фикко связи. Когда-то он был в большой силе, может, остался и сейчас, зачем же им рисковать, восстанавливать его против себя. - Нет, этого быть не может! - вскрикнул Лео. Уилок пристально на него посмотрел. - Откуда вы знаете, что это не кто-нибудь из банка? - Я в этом убежден. Никто из моих служащих со мной так не поступит. Джо оживился. Он думал, что донес Фикко, но надеялся, что это не так. Фикко означал кучу неприятностей. - Даже этот тип, как его? - спросил он. - Ну тот, с которым мне пришлось беседовать? - Ни он, ни кто другой. Ни один из них не способен подстроить мне такую гадость. Я этому не поверю, хотя бы это было написано черным по белому. - Скорее всего ты прав. - Джо размышлял, стоит ли рассказывать Лео о Фикко, и решил, что не стоит. Лео сразу голову потеряет. Ни к чему хорошему это не приведет. Но Уилоку он скажет, непременно скажет. Пусть Уилок попарится. - Они все там без ума от брата, - обратился он к Уилоку. - Я в этом сам убедился. - Его фамилия Бауер, - сказал Уилок. - Бауер работает у меня больше двух лет, - вскричал Лео. - Я убежден, что он никогда бы не подложил мне такую свинью. - Евреи жили в Германии тысячу лет. - А какое это имеет отношение? - Я не доверяю немцам, - продолжал Уилок. - Это бешеные собаки. Ведут себя как будто ничего, спокойненько, потом вдруг взбесятся и становятся как звери. - Может быть. Но Бауер ведь не нацист. Он добропорядочный американец, родился здесь. Никогда он так со мной не поступит. Лео решил действовать с Бауером по-своему. Лучше, чтобы Джо остался в стороне. Зал суда был набит битком. Его заполняли грустные бедно одетые люди, казавшиеся здесь неприкаянными. У них были озабоченные лица, в зале стоял гул их озабоченного говора, и пахло их потом, заношенной одеждой и каким-то дезинфицирующим средством. Более похожие на мусор, чем на людей, они тревожно жались кучками на скамьях для публики, и в просторном зале словно бы клубились их испарения. Электрические лампочки окрашивали воздух в блекло-желтый цвет, и людской шепот прорывался сквозь него как шипение пара. Уилок шел первым по проходу к отгороженному месту перед судейским столом. Лео следовал за ним, а Джо замыкал шествие. Кто-то в толпе привлек внимание Джо. Человек этот сидел вполоборота. Затылок и посадка головы показались Джо знакомыми. Он замедлил шаг и стал присматриваться, но человек так и не обернулся, и Джо виден был только его профиль. А профиль был ему незнаком. Когда Джо добрался до перегородки, Уилок и Лео уже прошли. Он сказал "адвокат", и его пропустили. За перегородкой толпились адвокаты, служители в форме, полисмены, сыщики с пристегнутыми под отворотами бляхами - все они двигались бесшумно и разговаривали вполголоса, чтобы не мешать слушанию очередного дела - об оскорблении действием. Пострадавший, старик итальянец с седыми усами, давал показания. Рука у него была забинтована и на перевязи. Ответчик, молодой итальянец, опустив глаза, стоял между двумя служителями. Уилок углубился в разговор с секретарем, сидевшим за отдельным столиком, а Лео нашел себе место у самой перегородки. Он сидел на краю скамейки и, вытянув шею, старался разглядеть судью. Судья Гаррет был небольшого роста. Он сидел сгорбившись, и судейский стол почти скрывал его. Виднелись только его жиденькие седые волосы, розовый лоб и верхний ободок пенсне. Джо сел рядом с Лео и стал ему доказывать, что на ближайшие дни банк необходимо перевести к нему на квартиру. Он живет один, так что места хватит. Джо решил, что если Фикко действительно начал орудовать против Тэккера, то безопаснее всего запрятать банк в такое место, где его не так-то легко будет разыскать. - Но я снял уже новое помещение на Эджком авеню, - сказал Лео. Они говорили вполголоса, почти на ухо друг другу. - Оно пригодится нам после, - сказал Джо. - Мне думается, нам нужно на время немножко стушеваться. Во всяком случае, пока не разберемся, кто нам удружил, и не узнаем, что нам грозит и как с этим бороться. Лео считал, что чем скорее банк водворится на постоянное место, тем лучше будет для дела, и обдумывал, как бы объяснить Джо, что прятать банк ни к чему. Но сделать это, не рассказав про Бауера, он не мог и поэтому молчал. - По-моему, так благоразумнее всего, - сказал Джо. Лео не ответил. Джо встал и медленно, с деланным равнодушием обвел глазами зал. Ему хотелось получше разглядеть человека, лицо которого показалось ему знакомым. Человек этот смотрел на него в упор. Теперь Джо видел все его лицо. Нет, он ему незнаком. Во всяком случае, он его не помнит. Вероятно, свободный человек в Германии, увидев первого нациста, думал примерно то же самое: что-то как будто знакомое, но нет, он такого не знает, это какой-то чужак в его стране. - Пойду покурю, - сказал Джо брату. Уилок тоже куда-то вышел. Пробираясь к выходу, Джо увидел Игана. Тот выходил из соседней комнаты, где дожидались обвиняемые. Иган кивнул, улыбнулся, и Джо подошел к нему. - Следующее дело наше, - сказал Иган. Он говорил так, как только что говорили между собой Джо и Лео и как на днях говорил с самим Иганом Фоггарти, когда решил оказать ему доверие, - низким, приглушенным голосом, почти на ухо. Иган видел, как Уилок прошел в канцелярию. Он знал, что Уилок - поверенный Тэккера, и ему хотелось поговорить с ним. Он надеялся поправить свои дела, показав Уилоку свою готовность услужить. Отказаться совсем от обвинения было невозможно. Пусть Фоггарти отмахнулся от Бауера, отмахнулся от Холла, но отмахнуться от Миллетти Фоггарти не мог. Если дело будет прекращено, то удар, который Фоггарти нанес Миллетти, вторгшись в его владения и разгромив банк под самым его носом, несомненно, падет на Фоггарти же. Поэтому Иган не мог заходить слишком далеко с подручными Тэккера, но ему хотелось хоть что-нибудь сделать для них. Он прекрасно понимал, что Тэккер может очень повредить ему. - Я думаю, - обратился Иган к Джо, - мы успеем немножко подымить. Джо ответил, что как раз и собирался выйти покурить, но Иган сказал, что в вестибюле уж очень шумно, он проведет его в другое место. Иган шел впереди, указывая путь. Они прошли коридор, несколько комнат и очутились в канцелярии, где Уилок разговаривал с человеком, стоявшим за проволочной сеткой. В длинной узкой комнате никого, кроме Уилока и секретаря, не было. Воздух здесь был почище, чем в зале суда. Пахло только пылью и дезинфекцией. Иган все поглядывал на Уилока, и Джо, наконец, подозвал Генри и познакомил их. Секретарь за решеткой отошел к своему столу, и они могли свободно разговаривать. - Обвинение предъявлено в общей форме, - сказал Иган. - "Застигнуты с лотерейными билетами". - Он поглядел на Джо и Уилока, но на их лицах ничего прочесть не мог и вдруг понял, что они его утопят. Они подобьют Миллетти, и его разжалуют. Опустив глаза, он с минуту сосредоточенно молчал, соображая, что бы такое сказать поубедительнее. Морща лоб, он почувствовал, как на нем проступает пот, а когда вынимал изо рта папиросу, увидел, что рука у него дрожит. - Когда обвинение предъявлено в такой общей форме, - продолжал он, - можно что угодно добавить или убавить, смотря по необходимости. - Он еще надеялся, что они пойдут на сделку с ним, а потом, когда дело обернется не так, как было им обещано, виноваты окажутся Баджли или Фоггарти, только не он. Уилок рассмеялся. - Так-то вы уважаете право обвиняемого знать, в чем его обвиняют. Знаем, знаем мы вашего брата. - Ион шутливо пригрозил Игану пальцем. - Все норовите урвать больше, чем разрешает закон. - Дело-то необычное, мистер Уилок. Но обвинение составлено, как всегда. - А что же в нем необычного? - Хотя бы вы! - Иган попытался изобразить улыбку. Он заметил, что Джо мигнул Уилоку, а Уилок в ответ предостерегающе покачал головой. Так, думал он, испекся. У них заранее все подстроено. - А потом инструкции, которые я получил, - продолжал Иган. - Короче говоря, я должен был кое-кому затянуть петлю на шее. Мне это яснее ясного дал понять Фоггарти, начальник нашего отдела. - Вы затянули петлю не на той шее, - сказал Джо. Уилок поспешно шагнул вперед и как бы нечаянно подтолкнул Джо, чтобы заставить его замолчать. - Пожалуй, пора идти, - сказал он и, бросив окурок на пол, наступил на него. Опустив голову и делая вид, что разглядывает окурок, он скосил глаза и бросил свирепый взгляд на Джо, что, однако, не произвело на Джо никакого впечатления. Иган понял, что если они и будут топить его, то не из самолюбия и не из мести, а по чисто деловым мотивам. Им нужен козел отпущения, чтобы показать свою силу перед клиентами и перед полицейским управлением. Что ж, тогда придется и ему стать бизнесменом и путем какой-нибудь сделки постараться выпутаться из беды. Но как? Что он может им предложить? Совершенно ясно, что они позаботились о благоприятном для них исходе дела. Значит, ничего больше не сделаешь, ничего больше не скажешь. И все же Игану хотелось удержать их, хотелось еще поговорить с ними. Потребность удержать их возле себя, продолжать говорить, спорить с ними, быть может, показать им, какой он славный парень, вызвать к себе жалость подымалась из самых недр его существа. Но он знал, что и это ни к чему не приведет. Какая разница, пожалеют они его или нет? Бизнес есть бизнес. Он стоял совсем убитый и ни о чем не мог думать, кроме того, что вот они уйдут и с их уходом он лишится должности. Уилок, на прощание подарив его улыбкой, повернулся, чтобы уйти. Джо уже стоял спиной к нему. Иган инстинктивно поднял руку, чтобы их удержать. Он увидел обернувшееся к нему выжидающее лицо Уилока. Джо тоже повернулся, приготовившись слушать. Но мозг Игана словно онемел. Он понимал только одно: нельзя дать им уйти, иначе прощай его должность. Он не знал, как сделает это, не знал, что скажет. Когда он заговорил, он сам еще не понимал подоплеки своих слов. - А кстати, - сказал он, - вы знаете, кто на вас донес? - Полунамек, полу вопрос повис в воздухе, как затишье между вспышкой молнии и ударом грома. "Он знает, кто, - подумал Уилок. - Он сейчас нам скажет. Тогда Джо должен будет что-то предпринять, и Иган будет знать об этом, и мы будем в его руках, и что он с нами сделает, один только бог ведает". Джо тоже перепугался насмерть. Он знал, что стоит Игану назвать доносчика, как придется что-то предпринимать самому, либо поручить кому-нибудь что-то предпринять. И внезапно ему стало ясно, что предпринимать он ничего не хочет, не хочет, чтобы и Тэккер что-либо предпринимал. Вообще не хочет, чтобы связанные с ним люди что-нибудь предпринимали. Если предоставить всему идти своим путем, может быть, все и образуется, обойдется без него и его вмешательства и ему не нужно будет решать, вмешиваться или не вмешиваться в это дело. Но если станет известно, что он знал, кто доносчик, тогда он вынужден будет действовать. Вынуждать его к этому будут самые различные причины и в первую очередь - необходимость в интересах бизнеса показать себя таким, каким считают его люди, ведущие с ним дела. Все трое прощупывали друг друга взглядом. Одно мгновение Джо и Иган были настолько похожи друг на друга, что их можно было принять за родных братьев. Оба они были рослые, полные, а теперь лица их побагровели, глаза тревожно поблескивали, и челюсть у обоих отвисла. Уилок был спокойнее всех. Он, казалось, просто задумался. Ведь это убийство, мысленно произнес Иган. Собственные слова так потрясли его, точно их сказал не он сам, а кто-то другой. Если я выдам Бауера Джо, - это все равно, что убить его своими руками. А какой в этом смысл? Что я от этого выиграю? Лишних 425 долларов в год, за которые придется расплачиваться бессонницей, а потом, если я ради Тэккера пойду на убийство, Тэккер будет иметь надо мной власть. Пусть даже я тоже буду иметь власть над Тэккером, но ведь и у Тэккера будет власть надо мной, а Тэккер посильнее меня. Иган, служа в полиции, был осведомлен о связях гангстеров. Он знал, что Тэккер не сам по себе, но благодаря своим связям обладает достаточной силой, чтобы сломить Игана и заставить его повиноваться. И если Тэккеру в интересах бизнеса понадобится его разжаловать, что, собственно, может остановить Тэккера, раз Иган будет в его власти? Джо, стоявший вполоборота, повернулся к Игану и посмотрел на него в упор. - А вы, - сказал он резко, - вы знаете, кто это сделал? Уилок прикоснулся к руке Джо. Изворотливый ум юриста подсказал ему выход из положения, в которое поставили его слова Игана. - Я думаю, - сказал он, - что личность доносчика может интересовать только владельца банка, а уж никак не нас. - Он весело взглянул на Игана. - Почему бы вам не разузнать, чей это банк, и не уведомить владельца, если вы знаете, кто донес? - посоветовал он. - Я не знаю, кто, - ответил Иган. - Я только так, поинтересовался. Он был еще слишком потрясен, чтобы в полной мере осознать свою радость: ведь бизнес чуть было не довел его до убийства, но, к счастью, все обошлось. Джо тоже с радостью ухватился за найденный Уилоком выход. Конечно, думал он, не можем мы так прямо признаваться полиции, что банк принадлежит нам. - Верно, - сказал он Игану. - Скажите об этом банкиру, разыщите его, вместо того чтобы надоедать нам. Уилок пошел прочь, и Джо последовал за ним. Тогда Иган быстро нагнал Джо. - Вы сами понимаете, я сделал все, что мог, чтобы обвинение было составлено как можно лучше. Джо остановился. По мере того как в нем исчезал страх, он начинал чувствовать жалость к Игану. - Идем, - торопил его Уилок. - Если мы пропустим очередь, дело будет слушаться последним. Джо поспешил за Уилоком, а Иган, весь обмякший, уныло шел за ним, понурив голову. Что же мне - заплакать, на колени стать перед ними, что ли? - думал он. - Вы сами знаете, - повторил он, - я делал все, что мог, чтобы не затронуть того, кого не надо. Джо не ответил. Как бы он ни жалел Игана, бизнес оставался бизнесом. Когда они вернулись в зал заседаний, судья Гаррет все еще слушал дело об оскорблении действием. Заметив свободное место возле юноши, который показался ему знакомым, Джо направился к нему и сел рядом. - Мне почему-то кажется, - сказал он, - что я вас где-то видел. Лицо у юноши было худое, смуглое и такое бледное, что казалось зеленоватым. Он был миниатюрен и очень молод, а его губы, нос, уши, глаза, руки и ноги были словно выточены рукой скульптора. Несколько длинных темных волосков оттеняли его верхнюю губу, а зеленоватые щеки были такие гладкие, что бритва к ним, по всей видимости, еще не прикасалась. На нем были новые лакированные туфли на высоких каблуках. - Я-то вас знаю, - сказал он, - понаслышке. И потом мне вас как-то показали у Бойла. - Где? - У Бойла, на Сорок седьмой улице. - Где это Сорок седьмая улица? - На Сто сорок седьмой улице. Вы играли на бильярде с каким-то толстяком. Вы еще тогда положили пятнадцатого. - А, припоминаю, но ведь это было очень давно. Кто это вам показал меня? - Да просто парни, которые там были. Вы ведь знаменитость, вот они и показали, может, думали, что я попрошу у вас автограф. Джо рассмеялся. Но юноша все же оставался для него загадкой. Он думал, что когда тот заговорит, то он узнает его по голосу. Теперь Джо был убежден, что где-то видел этого мальчишку, даже разговаривал с ним, но только не у Бойла. У Бойла он и был-то всего раз. Не мог же он с одного раза запомнить человека, который стоял в толпе зрителей вокруг бильярда. - У вас что, тоже слушается дело? - спросил он. - Вроде того. Парня, с которым я работаю, забрали. - А где вы работаете? - У Коха. - Юноша видел, что имя это для Джо пустой звук. - Барни Кох, - пояснил он. - Он букмекер, а я у него подручный. Имейте в виду, если захотите поставить на лошадку. Я обслуживаю бары и бильярдные в том районе, - Бойла и прочие места. Если попадете в те края, обязательно встретимся. Джо обещал юноше иметь это в виду и встал. Когда он ушел, юноша равнодушно посмотрел ему вслед. Его красивое, словно выточенное лицо не выражало ровно ничего. Но когда он увидел, что Джо садится рядом с Лео, он ухмыльнулся. Чтобы скрыть усмешку, он поднес ко рту платок, а затем громко высморкался. Нет, думал Джо, просто он напоминает кого-то из моих знакомых. Сначала он предполагал, что парень из шайки Фикко и его подослали, чтобы узнать, чем кончится дело. Но рассказанная им история была вполне правдоподобна. Если он слишком охотно ее рассказал, то, видимо, потому, что считал Джо азартным игроком и хотел на нем заработать. Он просто напоминает кого-то из знакомых. Такие мальчишки вечно подражают людям, которых считают важными особами. А по правде говоря, эти так называемые важные особы часто сами копируют свои же собственные изображения в кино и газетах. Тут объявили, что слушается их дело, и Джо перестал думать о посторонних вещах. Помощник прокурора начал с предложения отложить разбирательство. Он заявил, что дело серьезное, что, возможно, речь идет не только о наказуемом проступке и что у него не было времени ознакомиться с материалами. Уилок коротко возразил, что состава преступления здесь нет и было бы несправедливо заставлять его клиентов тратиться на залог. Судья Гаррет поддержал возражение защиты, и после этого Уилоку ничего больше не оставалось делать. Судья делал все за него. Судья Гаррет скоро должен был выйти в отставку, Он хотел, чтобы его место получил сын. Этим рычагом и воспользовался Эд Бэнт, да еще тем обстоятельством, что судья Гаррет был обязан ему своей должностью. Во второй половине дня Бэнт вместе с Уилоком наведался к судье, но только перед самым уходом упомянул о предстоящем деле. Прощаясь, он заметил вскользь: - Сегодня Уилок должен выступать по одному делу, так вот оно для меня представляет некоторый интерес. - А какое дело? - спросил судья. - Да лотерейное дело, - ответил Бэнт. - Если вы сможете уделить ему внимание и это не слишком вас затруднит, я был бы вам весьма обязан. Судья мысленно взвесил все "за" и "против". Ведь судья, как и всякий прочий смертный, вынужден участвовать в игре бизнеса и участвовать в расчете на выгоду. В иных случаях выгода совпадала с долгом судьи; например, когда поддержать свою репутацию было выгоднее, чем нарушить долг, или когда плата за нарушение долга была настолько мала, что из-за нее не стоило терпеть уколы совести. Но здесь, совершенно очевидно, речь шла о пустяковом деле. Лотерейные дела всегда пустячные. Однако это не значит, что плата за отступление от долга тоже будет пустяковая. Особенно в данном случае. За это уж стоит выдержать легкий щипок совести. - Что ж, - сказал судья Бэнту, - если вы просите о личном одолжении, если вы лично в этом заинтересованы... Но Бэнт прекрасно знал, что ему нет смысла компрометировать себя из-за такого пустячного дела. - Лично я не заинтересован, - ответил он, - просто я был бы признателен, если бы вы сделали одолжение моему юному другу. - Я так это и понял, Эд, - ответил Гаррет. На этом разговор и кончился. Баджли давал показания первым. Он изложил, как вошел в указанное ему помещение, обнаружил там десять человек, сидевших плечом к плечу за столом над кучами лотерейных билетов. В другой комнате еще шестеро работали на счетных машинах и над бухгалтерскими отчетами; перед ними тоже лежали лотерейные билеты. - Один пытался бежать и был задержан, - сказал он. Судья подробно и долго расспрашивал его, на каком расстоянии от билетов находились руки обвиняемых. Баджли, наконец, сказал: - Насколько я помню, некоторые прикасались к билетам, а другие держали руки на столе, на расстоянии одного или двух дюймов от билетов. - А я попрошу вас, - сказал судья, - постараться получше припомнить, кто именно касался билетов, а кто не касался. - Я могу только сказать, что некоторые касались, а некоторые не касались, а кто именно, я не помню, ваша честь. Судья нахмурился. - Вы всегда так подготовляете дела? - спросил он. - В тот момент меня поблизости не было, - ответил Баджли. - Я был занят с обвиняемым, который пытался бежать, и подошел к столу позже, когда агент сыскной полиции Иган уже приступил к описи вещественных доказательств. К этому времени помощник прокурора уже смекнул, что тут происходит. В прокуратуре он проработал почти двадцать лет, чуть ли не с того дня, как его допустили к юридической практике. Его тоже беспокоил Холл. Он прекрасно понимал, что если Холлу удастся спихнуть Деккера, то и его положение станет весьма шатким, разве только он проявит себя как человек более или менее самостоятельный, способный работать не только по чужой указке. Однако заходить слишком далеко он тоже не мог. Деккер все-таки пока еще прокурор. И кто знает, может быть, когда кончится его срок, он будет переизбран. Баджли повернул свои показания так, что теперь только от Игана зависело, дадут ли делу ход или прекратят его. Иган сидел выпрямившись на скамье свидетелей, глядел в одну точку и отвечал на вопросы так громко, что его голос разносился по всему залу. Он отвечал на вопросы, и только. При этом мысль его металась из угла в угол той западни, куда он попал. В одном углу западни был Фоггарти, в другом Миллетти, в третьем Тэккер, а теперь вот судья наглухо закрывал последний выход. Игану ничего не стоило установить состав преступления, для этого надо было только выбрать пять-шесть человек из арестованных и показать под присягой, что у них в руках были билеты, а у остальных руки лежали на столе. Тогда Фоггарти будет доволен. Но этим он восстановит против себя судью, восстановит против себя Тэккера, а это для него сейчас самое страшное. Уилок прицепится к нему. Как он сумел запомнить этих людей? Он что, спросил их имена и записал где-нибудь? А почему не записал? "Не нашел нужным", - слышит он свой ответ. Охваченный чувством одиночества, он и не заметил, как стал разговаривать сам с собой, слушая в то же время вопросы судьи и отвечая на них. Разве у него такая уж великолепная память, что ему не было нужды записывать столь существенные факты? А вместе с тем ему почему-то потребовалось на каждом конверте с билетами записать фамилию обвиняемого. Так ли это? Отвечайте! Так это или не так? А если он надписал конверты, то почему не пометил тут же, касались ли руки обвиняемого билетов или только находились в непосредственной близости от них? Почему? Почему? Отвечайте, - почему? Он представлял себе, как наорет на него Уилок, наорет судья, потому что из-за его показаний судья сам попадет в западню, откуда трудно будет выбираться. Представлял себе, как завтра наорет на него Фоггарти, а несколько позже Миллетти. "Лучше говорить правду, - сказал себе Иган. - Правда еще никогда никому не вредила. Во всяком случае, никому не вредила так, как ложь". Он силился этому верить, подобно тому, как люди на пороге смерти силятся верить в бога. В отчаянии он ухватился за правду. Это было то нравственное правило, которое ему внушали в детстве. Но изобретено оно было до того, как грабительская погоня за наживой охватила весь мир. Теперь эта старая мораль оказалась так же бесполезна, как адмиралу шпага - годна лишь на то, чтобы пощеголять, чтобы покончить с собой, а на что же еще? Зачем мораль в этом царстве наживы? Разве только затем, чтобы украсить жизнь или уложить человека в гроб. И все же какие-то остатки морали еще удержались в человеке, может быть, потому, что иначе никто бы не вынес такую противоестественную жизнь, где каждый травит каждого, чтобы самому не быть затравленным. Удержалась она и в Игане, и теперь он искал в ней спасения. В решительный момент Иган твердо заявил, что не помнит, кто из обвиняемых держал в руках билеты и кто их не касался. Заботясь о протоколе, судья долго допрашивал его по этому пункту, но Иган стоял на своем и говорил только правду. Он повернул вспотевшее лицо к судье и сказал: - Это все, что я могу припомнить, ваша честь. Судья наклонился вперед. - Вы представляете на рассмотрение дела, - сказал он гневно, - из которых отнюдь не видно, что вас учили, как надо подготовить материал. - Ваша честь, - перебил прокурор, чувствуя, что наступил и его черед украсить протокол. - Разрешите указать, что подготовка дел не входит в обязанность свидетелей. Прокурор сиротливо стоял внизу, а судья глядел на него сверху. - Насколько я понимаю, - сказал судья, - а если я не прав, вы можете меня поправить, - насколько я понимаю, этот человек - должностное лицо, одно из должностных лиц, производивших арест. Раз на его глазах совершалось преступление, его первейшей обязанностью, насколько я разбираюсь в этом, было собрать надлежащие улики, из которых можно было бы заключить, из которых явствовало бы, что налицо действительно преступление, нарушение законов. Прокурор попытался его прервать, но судья сказал: - Подождите, молодой человек, сейчас говорит суд. Мне кажется, что обязанность должностного лица, - я имею в виду, судейского должностного лица, - это собрать улики. Я не вижу здесь никаких доказательств, которые могли бы в подлинном смысле слова быть названы доказательствами. Ни одного ясного непреложного факта, лишь ряд предположений и заключений вместо фактов, ряд необоснованных выводов вместо фактов. - Разрешите указать, ваша честь, - при э