ектом, в общем, обстояло не так уж плохо. Да только поди убеди их посвятить себя столь сомнительной профессии. Оба они в жизни ничем, кроме преступлений, не занимались, и теперь, когда одному исполнилось тридцать три, а другому -- тридцать пять, они вполне заслуживали звания квалифицированных специалистов. Но поскольку их основное занятие далеко не всеми признается почтенным, Мальмстрем и Мурен обзавелись и другими профессиями. В паспортах, водительских удостоверениях и прочих документах они именовались: один -- инженером, другой -- управляющим. Совсем не глупо, если учесть, что страна буквально кишела инженерами и управляющими. Естественно, все документы были поддельные и выписаны на другие фамилии, тем не менее и на первый, и на второй взгляд они производили солидное впечатление. Паспорта, например, выдержали уже не одно испытание на пограничных пунктах Швеции и ряда других стран. Да и сами господа Мальмстрем и Мурен выглядели очень даже положительно. Лица приятные, пышущие здоровьем, взгляд открытый. Четыре месяца свободы отразились на их облике: оба отлично загорели, Мальмстрем отрастил бороду, Мурен -- усы и баки. Причем загорали не где-то там на Мальорке или Канарских островах,-- нет, они провели три недели в Восточной Африке, совершили так называемое фотосафари. Хорошенько отдохнули. А затем последовали деловые поездки, одна -- в Италию, чтобы пополнить свое снаряжение, другая -- во Франкфурт, чтобы нанять толковых ассистентов. На родине они слегка пощупали несколько банков и ограбили двух частных дисконтеров, которые предпочли не обращаться в полицию, чтобы не привлекать к себе внимания налоговых инспекторов. Эта деятельность принесла им неплохой валовой доход, но издержки тоже были немалые, да и в ближайшем будущем предстояли довольно большие расходы. Известно, однако, что дивиденды прямо пропорциональны капиталовложениям; живя в обществе "смешанной экономики", они хорошо усвоили эту истину. А цель, которую они себе поставили, была достаточно значительной. Мальмстрем и Мурен работали во имя идеи, которую новой отнюдь не назовешь, но от этого она нисколько не проигрывала. Они собирались еще разок как следует потрудиться, а затем уйти на покой. Осуществить наконец действительно большую операцию. Приготовления были в основном завершены, проблема финансирования решена, план почти полностью разработан. Они не знали еще, где и когда, зато знали самое главное: как. До заветной цели оставалось совсем немного. Хотя Мальмстрем и Мурен, как уже говорилось, были профессионалы с изрядным опытом, до настоящих воротил они не доросли. Настоящие воротилы не попадаются. Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан. Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей потом "исцеляют" недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос,-- потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых. Но главное -- они не попадаются. А Мальмстрем и Мурен попадались, их словно преследовал злой рок. Но теперь, кажется, они разобрались, в чем их ошибка: размениваясь на мелочи. -- Знаешь, о чем я думал там под душем? -- спросил Мальмстрем. Он только что вышел из ванной и теперь тщательно расстилал на полу купальную простыню; второй простыней он обернул бедра, третья лежала на плечах. Мальмстрем был болезненно чистоплотен. В этот день он с утра уже четыре раза принял душ. -- Знаю,-- ответил Мурен.-- О бабах. -- Как ты угадал? Мурен, в шортах и белой сорочке, сидел у окна и обозревал Стокгольм, приставив к глазам морской бинокль. Квартира, в которой они пребывали, помещалась в многоэтажном доме на Данвиксклиппан, на высоком берегу залива, и из окна открывался недурственный вид. -- Нельзя смешивать баб и работу,-- сказал Мурен.-- Сам убедился, к чему это приводит. -- А я ничего и не смешиваю,-- обиженно возразил Мальмстрем.-- Уж и подумать нельзя, да? -- Почему же,-- великодушно уступил Мурен.-- Думай на здоровье. Он следил за белым пароходом, который шел к заливу Стреммен. -- Гляди-ка. "Нерршер",- сказал он.- Подумать только, жив еще. -- Кто жив? -- Тебе не интересно. А ты о ком именно думал? -- О девах в Найроби. Сильны, правда? Я всегда говорил: негры - это что-то особенное. -- Не негры, а африканцы,-- наставительно возразил Мурен.-- А в данном случае африканки. Женский род, а не мужской. Мальмстрем побрызгал дезодорантом под мышками и в других местах. -- Все-то ты знаешь,-- сказал он. -- К тому же ничего особенного в них нет. Просто тебе так показалось после долгого поста. Минуту-другую они обсуждали подробности, потом Мальмстрем достал новое белье и носки, разорвал полиэтиленовую упаковку и начал одеваться. -- Этак ты все свое состояние на трусы растратишь,-- заметил Мурен.-- Непонятная страсть, ей-богу. -- Да, цены растут -- кошмар. -- Инфляция,-- сказал Мурен.-- И виноваты мы сами. -- Мы? Ты что, столько лет в кутузке... -- Мы кучу денег выбрасываем на ветер. Все ворюги -- жуткие моты. -- Уж только не ты. -- Так ведь я редкое исключение. Кстати, у меня немало уходит на еду. -- Ты жмот, в Африке даже на девочек не хотел раскошелиться. По твоей милости мы три дня так ходили, пока даровых не нашли. -- Мной руководили не только финансовые соображения,-- сказал Мурен.-- И уж во всяком случае не опасение вызвать инфляцию в Кении. А вообще-то деньги теряют цену там, где жулье заправляет. Уж если кому сидеть в Кумле, так это нашему правительству. -- Гм-м. -- И заправилам из компаний. Кстати, недавно мне попался интересный пример, от чего бывает инфляция. -- Ну? -- Когда англичане в октябре девятьсот восемнадцатого захватили Дамаск, они ворвались в государственный банк и прикарманили всю наличность. Но солдаты ни черта не смыслили в тамошних деньгах. Один австралийский кавалерист дал полмиллиона мальчишке, который держал его коня, пока он мочился. -- А разве, когда конь мочится, его надо держать? -- Цены выросли стократ, уже через несколько часов рулон туалетной бумаги стоил тыщу тамошних крон. -- Разве в Австралии тогда уже была туалетная бумага? Мурен тяжело вздохнул. С таким собеседником, как Мальмстрем, недолго и самому поглупеть... -- Дамаск -- это в Аравии,-- мрачно объяснил он.-- Еще точнее -- в Сирии. -- Надо же. Мальмстрем наконец оделся и теперь изучал себя в зеркале. Ворча что-то себе под нос, распушил бороду, щелчком стряхнул с модного пиджака незримую пушинку. Потом расстелил на полу еще две купальные простыни рядом с первой, подошел к гардеробу и достал оттуда оружие. Аккуратно разложил его на простынях, принес ветошь и банку "чистоля". Мурен рассеянно поглядел на весь этот арсенал. -- Тебе еще не надоело? -- сказал он.-- Они же новенькие, чуть не с завода. -- Порядок есть порядок,-- ответил Мальмстрем.-- Оружие требует ухода. Можно было подумать, что они готовятся к небольшой войне или по меньшей мере к государственному перевороту: на простынях лежали два пистолета, револьвер, два автомата и три дробовика с укороченными стволами. Автоматы -- обычного шведского армейского образца; на пистолетах и обрезах стояли иностранные клейма. Тут был девятимиллиметровый испанский парабеллум "файрберд" и пистолет "лама IX А" сорок пятого калибра. Револьвер "астра кадикс" сорок пятого калибра и дробовик марки "марица" -- тоже испанские. Еще два ружья -- из других уголков европейского континента: бельгийское "континенталь супра де люкс" и австрийское "ферлах" с романтической надписью "Forever Yours"[5]. Управившись с пистолетами, Мальмстрем взялся за бельгийское ружье. -- Тому, кто обрезал этот ствол, самому всадить бы заряд дроби в корму,-- проворчал он. -- Может быть, ему это ружье досталось не таким путем, как нам. -- Чего? Не усек. -- Я хочу сказать, что он добыл его не честным путем,-- серьезно объяснил Мурен.-- Скорее всего, украл. Он опять приставил к глазам бинокль и немного спустя сказал: -- А все-таки Стокгольм смотрится, честное слово. -- Это как понимать? -- Только им надо любоваться издали. Собственно, даже хорошо, что мы редко бываем на улице. -- Боишься, как бы тебя не обчистили в метро? -- Бывает и хуже. Например, стилет в спину. Или топором по черепу. А попасть под копыта истеричной полицейской лошади -- думаешь, лучше? Ей-богу, жаль мне людей. -- Каких еще людей? Мурен взмахнул рукой. -- Да тех, которые там внизу ходят. Представь себе, что ты все жилы из себя выматываешь, чтобы внести очередной взнос за машину или дачу, а твои дети в это время наркотиками накачиваются. Если жена после шести вечера выйдет на улицу -- того и гляди изнасилуют. На вечернее богослужение соберешься -- сто раз подумаешь и дома останешься. -- На богослужение?! -- Это я так, к примеру. Положи в карман больше десятки -- непременно ограбят. А если меньше десятки -- шпана со зла пырнет тебя ножом. На днях я прочел в газете, что фараоны боятся по одному ходить. Мол, на улицах почти не видно полицейских, и поддерживать порядок в городе становится все труднее. Какой-то чин из министерства юстиции высказался. Да, хорошо будет уехать отсюда и больше никогда не возвращаться. -- И никогда больше родного Бэя не увидим,-- уныло пробурчал Мальмстрем. -- Что за вульгарное пристрастие к иностранным словам,-- укоризненно произнес Мурен.-- Сказал бы попросту: родного залива. И деловито добавил: -- Кстати, из Кумлы его тоже не видно. -- Ну как же, а по телевизору? -- Не напоминай мне об этом изверге,-- мрачно произнес Мурен. Он встал, открыл окно, взмахнул руками и откинул голову назад, словно обращаясь к массам. -- Эй, вы там, внизу! -- крикнул он. И пояснил: -- Как сказал Линдон Джонсон, когда держал предвыборную речь с вертолета. -- Кто-кто? -- спросил Мальмстрем. Раздался звонок в дверь. Друзья внимательно слушали комбинацию условных сигналов. -- Похоже, Мауритсон,-- Мурен глянул на часы.-- Смотри-ка, даже не опоздал. -- Не доверяю я этому фрукту,-- заметил Мальмстрем.-- Лучше не рисковать. Он зарядил один из автоматов. -- Держи.-- Протянул автомат Мурену, сам взял "астру" и пошел двери. Держа револьвер в левой руке -- он был левша,-- Мальмстрем правой снял несколько цепочек. Мурен стоял метрах в двух позади него. Мальмстрем рывком распахнул дверь. Гость был готов к такому приему. -- Привет,-- поздоровался он, опасливо глядя на револьвер. -- Здорово,-- сказал Мальмстрем. -- Входи, входи,-- пропел Мурен.-- Привет тебе, милое создание. Гость был весь обвешан сумками и пакетами. Складывая их на стол, он покосился на разложенное на полу оружие. -- Переворот замышляете? -- Всю жизнь только этим и занимаемся,-- подтвердил Мурен.-- Но в данный момент ситуация не революционная. Раков достал? -- Откуда вам раки четвертого июля? - А за что мы тебе платим? -- грозно произнес Мальмстрем. -- Справедливый вопрос,-- подхватил Мурен.-- Мне тоже непонятно почему ты не можешь снабдить нас тем, что мы тебе заказываем. -- Имейте совесть,-- сказал Мауритсои.-- Я вам все обеспечил, черт дери: квартиры, машины, пушки, билеты, паспорта. Но раки! В июле даже сам король раков не видит. - Так то король,-- возразил Мурен. А ты бы поглядел на столик за которым сидят наш премьер, и главный профсоюзный босс, и прочие демократы! Небось ломится от раков! Нет уж, придумай оправдание получше. - И одеколона вашего тоже нигде нет, поспешно продолжал Мауритсон.-- Я весь город обегал, словно ошпаренная крыса, уже который год продавать перестали. Мальмстрем насупился. -- Зато все остальное принес. А вот почта. Мауритсон протянул гладкий коричневый конверт Мурену; тот с безразличным видом сунул его в задний карман. Мауритсон внешне совсем не походил на своих работодателей. Деликатного сложения, рост ниже среднего, возраст около сорока. Гладко выбритое лицо, короткие светлые волосы. Большинство, особенно женщины, находили его симпатичным. Одевался он неярко, вел себя скромно, в глаза не бросался. Словом, весьма распространенный тип людей с незапоминающейся внешностью. Это было ему только на руку, его уже много лет не сажали в тюрьму, не держали под наблюдением и не разыскивали. Мауритсон подвизался на трех рентабельных поприщах, наркотики, порнография и добывание дефицита. Во всех этих сферах он действовал умело, энергично и четко. До странности снисходительное законодательство позволяло вполне легально производить и продавать в Швеции порнографию всех мыслимых видов и в неограниченных количествах. И практически неограниченное количество такой продукции требовалось Мауритсону для экспорта, большая часть которого направлялась в Италию и Испанию, принося недурную прибыль, Импортировал он преимущественно амфетамин и морфий, но принимал заказы и на другой товар, например на оружие. Среди посвященных Мауритсон слыл человеком, который может достать все на свете. Говаривали даже, будто ему удалось ввезти контрабандой двух слонов, полученных от одного арабского шейха в уплату за двух юных финских девственниц и ящик изысканной санитарии. Причем девственницы были поддельные, а слоны -- белые. Правда, история эта была выдумкой. - Новые кобуры? -- спросил Мальмстрем. - Есть, лежат в сумке под продуктами. Скажите, а чем вас не устраивают прежние? - Дрянь,-- сказал Мальстрем. - Никуда не годятся, подтвердил Мурен. Откуда ты их взял? - С главного склада полиции. Зато новые итальянские. - Это уже лучше, сказал Мальмстрем. - Будут еще заказы? - Да, вот тебе список. Мауритсон взял бумажку и затараторил: -- Дюжина трусов, пятнадцать пар нейлоновых носков, шесть нательных сеток, полкило икры, четыре резиновые маски "Фантомас", две коробки патронов девятого калибра, шесть пар резиновых перчаток, любительский сыр, банка маринованного лука, пиво, ветошь, астролябия...-- это еще что за диковина? -- Инструмент для измерения высоты звезд,-- объяснил Мурен.-- Поищи в антикварных лавках. -- Ладно. Я постараюсь. -- Да уж, постарайся,-- сказал Мальмстрем. -- Больше ничего не нужно? Мурен покачал головой, но Мальмстрем, поразмыслив, добавил: Дезодорант для ног. -- Какой именно? -- Самый дорогой. -- Хорошо. Как насчет девочек? Друзья промолчали, и Мауритсон понял, что они колеблются. -- Есть на любой вкус. А то ведь сидите тут все вечера и киснете. Две резвушки живо помогут вам наладить обмен веществ. -- У меня с обменом все в порядке,-- сказал Мурен.-- К тому же твои дамы -- народ ненадежный. -- Да ну, чего там, я могу подобрать дурочек... -- Знаешь что, попрошу не оскорблять меня,-- повысил голос Мурен.-- Сказано -- нет. Мальмстрем все еще колебался. -- Хотя... -- Что? -- Эта твоя, ассистентка так называемая... Мауритсон замахал руками. -- Монита? Не годится. Не на что смотреть. Заурядная девчонка. У меня вкусы самые простые. Пресная она. -- Ну, если так...-- разочарованно протянул Мальметрем. -- К тому же она уехала. К сестре в гости. -- Кончили об этом,-- сказал Мурен.-- Всему свое время, настанет пора... -- Что за пора? -- спросил Мальмстрем. -- Когда мы опять сможем сами выбирать партнерш и удовлетворять свои страсти достойным образом. Заседание объявляется закрытым. Следующая встреча завтра в то же время. -- О'кей,-- сказал Мауритсон.-- Выпускайте меня. -- Еще один вопрос. -- Какой? -- Как тебя теперь называть? -- Как обычно: Леннарт Хольм. -- Если что-нибудь случится и надо будет срочно тебя найти? -- Адрес известен. -- Жду раков. Мауритсон безнадежно пожал плечами и вышел. -- Подонок,-- сказал Мальмстрем. -- Неужели? Тебе не по вкусу наш добрый друг? -- От него воняет потом,-- сурово произнес Мальмстрем. -- Мауритсон -- негодяй,-- сказал Мурен.-- Я осуждаю его деятельность. Конечно, в том, что он помогает нам, ничего дурного нет. Но сбывать наркотики школьникам и порнографические открытки неграмотным католика... Это... это недостойно. -- Я ему не доверяю,-- проворчал Мальмстрем. Мурен вынул из кармана коричневый конверт и внимательно осмотрел его. -- И правильно делаешь, друг мой,-- произнес он.-- Он полезный человек, но честным его не назовешь. Смотри, опять вскрывал письмо. Интересно, каким способом. Должно быть, какой-нибудь фокус с паром. Если бы Рус не подкладывал волосинку, мы бы и не заметили. Нехорошо, нехорошо при таком гонораре, какой он у нас получает. И почему он так любопытен? -- Пройдоха он, в этом все дело. -- Возможно. -- Сколько он получил с тех пор, как на нас работает? -- Тысчонок сто пятьдесят. Так ведь и расходы у него немалые. Оружие, автомашины, разъезды и прочее. И без риска не обходится. -- Ни черта он не рискует,-- возразил Мальмстрем.-- Никто, кроме Руса, не знает, что мы с ним знакомы. -- А эта женщина с благозвучным именем? -- Подумать только, как он пытался навязать мне свою кикимору,-- негодующе произнес Мальмстрем.-- Да она небось моется через день. -- Объективно ты не совсем справедлив,-- возразил Мурен.-- Фактум эст, он честно описал ее качества. -- Эст? -- А что касается гигиены, ты сначала мог бы ее продезинфицировать. -- Еще чего! Мурен достал из конверта три листка бумаги и разложил их перед собой на столе. -- Эврика! -- воскликнул он. -- Чего? -- То самое, чего мы ждали, старина. Посмотри. -- Только схожу под душ сперва. Когда он через десять минут вернулся, Мурен все еще потирал руки от удовольствия. -- Ну? -- сказал Мальмстрем. -- Похоже, все в порядке. Видишь -- вот чертеж. Отменный. А вот тут время расписано. Буквально до минуты. -- А что слышно насчет Хаузера и Хоффа? -- Завтра приезжают. Бот, читай. Мальмстрем взял письмо. Мурен вдруг громко рассмеялся. -- Над чем ты ржешь? -- Над кодом. Например: "У Жана длинные усы". Знаешь, откуда он это взял? -- Понятия не имею. -- Ладно, неважно. -- Постой, два с половиной -- это миллионы? -- Несомненно. -- Чистый доход? -- Ну конечно. Издержки мы уже покрыли. -- Но двадцать процентов Русу? -- Совершенно верно. Нам с тобой по миллиону. -- Этот хорек Мауритсон что-нибудь мог тут разобрать? -- Кое-что. Например, срок исполнения. -- А когда срок? -- Пятница, четырнадцать сорок пять. Но какая пятница, не сказано. -- Зато улицы названы,-- продолжал Мальмстрем. -- Да плевать нам на Мауритсона,-- спокойно ответил Мурен.-- Видишь, что тут внизу написано? -- Ага. -- А что это означает -- помнишь? -- Как же! А-а -- ну конечно. Это меняет дело. -- То-то и оно,-- подтвердил Мурен.-- Черт, до чего же раков хочется! XV Хофф и Хаузер -- так звали немецких гангстеров, которых Мальмстрем и Мурен наняли во время своей деловой поездки во Франкфурт-на-Майне. У обоих были отличные рекомендации, так что при желании вполне можно было обо всем договориться по почте. Но если Рус отличался осторожностью, то Мальмстрем и Мурен славились разборчивостью, и одним из мотивов их путешествия было желание посмотреть на своих будущих помощников. Встреча состоялась в первых числах июня. Было условлено, что сначала в баре "Магнолия" устанавливается контакт с Хаузером, а уже он сведет шведов с Хоффом. Бар "Магнолия" -- маленький, сумрачный -- помещался в центре города. Скрытые светильники источали оранжевое сияние, стены и ковер были фиолетовые, низкие кресла у круглых столиков из плексигласа -- розовые. Латунная стойка изогнулась блестящим полукругом, музыка звучала негромко, декольте у грудастых блондинок за стойкой было очень низкое, цены на напитки -- очень высокие. Мальмстрем и Мурен сели за единственный свободный столик; хотя в зале было человек двадцать, не больше, казалось, что бар битком набит. Все посетители были мужчины, слабый пол представляли только девушки за стойкой. Одна из блондинок подошла к их столу и наклонилась, так что они увидели некоторые пикантные подробности и ощутили не такой уж приятный аромат тела и духов. Получив свои коктейли, Мальмстрем и Мурен попытались определить, кто же тут Хаузер. Они понятия не имели, как он выглядит, знали только, что он натуральный бандюга. Мальмстрем первым его заметил. Он стоял у другого конца стойки, одетый в замшевых костюм песочного цвета. В уголке рта--тонкая сигара, в руке--стаканчик виски. Высокий, стройный, плечистый, густые баки, темные воласы, вьющиеся на затылке, редеющие на макушке. Вылитый Шон Коннери... Опираясь на стойку, он небрежно бросил что-то девушке, которая заговорила с ним, пользуясь свободной минуткой. Она восторженно глядела на него и игриво хихикала. Поднесла руку к его сигаре и легонько стукнула по ней пальцем, так что длинный столбик пепла упал ей на ладонь. Он и виду не подал, что заметил ее жест. Постоял, опрокинул стаканчик и взял другой. Каменное лицо, холодный взгляд серых глаз устремлен в пространство над локонами химической блондинки... Ее он просто не замечал. Не человек -- кремень. Даже Мурен смотрел на него с легким почтением. Они ждали, когда он обратит на них внимание. В это время к ним подсел коренастый коротка в мешковатом сером костюме и белой нейлоновой рубашке с бордовым галстуком. У него было круглое, гладко выбритое румяное лицо, короткие волнистые волосы с косым пробором, за толстыми очками без оправы поблескивали голубые, cловно фарфоровые, глаза. Мальмстрем и Мурен равнодушно глянули на него и снова уставились на Джеймса Бонда у стойки. Коротыш тихо сказал что-то мягким голосом, однако они не сразу осознали, что он обращается к ним, и прошло еще какое-то время, пока друзья уразумели, что именно этот херувим, а не хват у стойки -- Густав Хаузер. Через несколько минут они покинули бар "Магнолия" и направились к Хоффу. Хаузер, в мятой шляпе и длинном, до земли, темно-зеленом кожаном пальто, решительно вышагивал впереди; Мальмстрем и Мурен смущенно следовали за ним. Хофф, весельчак лет тридцати, принял гостей в кругу семьи, состоявшей из жены, двух детей и таксы. Позднее четверо мужчин пошли в ресторан, чтобы за изысканным ужином потолковать о своих делах. Оказалось, что Хофф и Хаузер стреляные воробьи и обладают полезными специальными познаниями. К тому же оба после длительного тюремного заключения истосковались по работе. Проведя три дня с новыми компаньонами, Мальмстрем и Мурен уехали домой, чтобы продолжить подготовку к операции. Немцы обещали не подкачать и явиться своевременно. В четверг, шестого июля, будут в условленном месте. В среду они прибыли в Швецию. Утренний паром из Копенгагена доставил Хаузера с его машиной в Мальме. В двенадцать часов он должен был встретить на Корабельной пристани Хоффа, который плыл на пароходе Эресуннской компании "Абсалон". Хофф никогда не бывал в Швеции. Oн не видел шведских полицейских; может быть, поэтому его прибытие носило несколько сумбурный характер. Сойдя по трапу на пристань, он увидел шагающего ему навстречу человека в форме. "Полицейский!" -- пронеслось у него в голове. Операция провалилась, сейчас его схватят... Что делать? В эту минуту он увидел сидящею за рулем машины Хаузера, молниеносно выхватил пистолет и направил его на озадаченного таможенника, который шел на "Абсалон" проведать свою подружку, пароходную буфетчицу. Прежде чем кто-либо осознал, что происходит, Хофф перемахнул через изгородь, отделяющую пристань от тротуара, юркнул между двумя такси, одолел прыжком еще одну изгородь, вильнул за тяжелый грузовик и нырнул в машину Хаузера, все еще держа наготове пистолет Хаузер уже распахнул дверцу и включил скорость. Как только Хофф плюхнулся на сиденье, он выжал до отказа газ, и машина скрылась за углом так стремительно, что никто даже не успел приметить ее номер. Хаузер остановился лишь после того, как убедился, что их не преследуют. XVI Известно: одному повезет, другого подчас ждет осечка, так что в итоге удача и неудача уравновешиваются. Мауритсон зигзагов не любил и предпочитал ничего не оставлять на волю случая. Во всех своих предприятиях он тщательно страховался, и благодаря разработанной им системе нужно было прямо-таки невероятное стечение неблагоприятных обстоятельств, чтобы сорвать его планы. Конечно, совсем без неудач не обходилось, но при этом страдал только его карман. Так, несколько недель назад один на редкость неподкупный лейтенант итальянской пограничной службы наложил арест на целый грузовик с порнографической продукцией, однако никакие следователи не смогли бы превратить этот грузовик в улику против Мауритсона. Правда, месяца два назад с ним произошел один непостижимый случай. Но и тут все обошлось благополучно, и Мауритсон не сомневался, что на много лет застрахован от повторения таких неприятностей. Он по праву считал, что шансов угодить в кутузку у него не больше, чем надежды угадать тринадцать номеров в спортивном тотализаторе. Мауритсон не жаловал праздности, и на среду у него была намечена достаточно насыщенная программа. Сначала надо было получить на Центральном вокзале посылку с наркотиками и доставить ее в один из боксов камеры хранения на станции метро "Эстермальмстерг". Потом передать ключ от бокса некоему лицу в обмен на конверт с ассигнациями. После этого наведаться по адресу, куда поступали таинственные письма для Мальмстрема и Мурена; его несколько раздражало, что он никак не может распознать отправителя. Затем -- поход в магазины за трусами и прочими заказами. Последним пунктом программы значился очередной визит в дом на Данвиксклиппан. Наркотики -- амфетамин и гашиш были искусно запрятаны внутри сдобной булки и куска сыра, которые лежали в обычной сумке вместе с другими, абсолютно невинными продуктами. Мауритсон уже забрал товар на вoкзaлe и стоял у перехода -- ординарный человечек с располагающей внешностью и с бумажной сумкой в руке. Рядом с ним в толпе стояли с одной стороны пожилая женщина, с другой девушка в зеленой форме -- инспектор автостоянок. Метрах в пяти от перехода на тротуаре томились два полицейских -- руки за спину, на лице тупая важность. Машины шли, как всегда, сплошным потоком, насыщая воздух выхлопными газами, так что нечем было дышать. Наконец загорелся зеленый свет, и все ринулись вперед как угорелые, беззастенчиво орудуя локтями, чтобы хоть на сотую долю секунды опередить других. Кто-то толкнул пожилую даму; испуганно озираясь по сторонам, она спросила: -- Я плохо вижу без очков, что -- уже зеленый свет? -- Да-да,-- приветливо подтвердил Мауритсон.-- Позвольте, я помогу вам перейти. Он знал по опыту, что учтивость нередко вознаграждается. -- Большое спасибо,-- сказала дама.-- А то ведь до нас, стариков, сейчас никому нет дела. Что верно, то верно... -- Мне спешить некуда,-- сказал Мауритсон и, бережно взяв даму под руку, повел ее через улицу. Не успели они дойти до противоположного тротуара, как дама качнулась от нового толчка и едва не упала, но Мауритсон вовремя поддержал ее. В эту минуту раздался крик: -- Эй, вы! Обернувшись, он увидел, что девушка в зеленом указует на него обличительным жестом. -- Полиция! Полиция! -- вопила она. Пожилая дама растерянно оглянулась. -- Держите вора! -- надсаживалась инспекторша. Мауритсон нахмурился, но достоинство ему не изменило. -- В чем дело? -- допытывалась пожилая дама.-- Что случилось? Потом вдруг тоже запищала: -- Вор! Вор! Притопали полицейские. -- В чем дело? -- властно вопросил один. -- В чем дело? -- не столь властно подхватил другой. Врожденная гнусавость не позволяла ему производить грозные, грубые звуки, положенные по службе. -- Вор! -- надрывалась инспекторша, показывая на Мауритсона.-- Он хотел вырвать сумочку у этой женщины! Мауритсон посмотрел на нее и сказал про себя: "Да заткнись ты, стерва проклятая". Вслух он произнес: -- Извините, это какая-то ошибка. Однако инспекторша, двадцатипятилетняя блондинка, успешно уродующая свою и без того непрезентабельную внешность гримом и губной помадой, не унималась: -- Я сама видела! -- Что? -- волновалась пожилая дама.-- Где вор? -- В чем дело? -- наперебой бубнили полицейские. Мауритсон сохранял полное спокойствие. -- Это явное недоразумение,-- повторил он. -- Этот господин помог мне перейти улицу,-- объяснила дама. -- Как же, как же! -- кипятилась блондинка.-- Они помогут. Да он так дернул сумочку, что эта ба... что эта дама чуть не грохнулась... -- Вы все перепутали,-- терпеливо объяснил Мауритсон.-- На самом деле даму нечаянно толкнул другой человек. А я только поддержал ее, чтобы она не упала и не ушиблась. -- Брось, не заливай,-- отпарировала блондинка. Блюстители порядка вопросительно посмотрели друг на друга. Суровый явно был более опытным и энергичным. Подумав, он вспомнил магическую реплику: -- Попрошу вас следовать за мной. Помолчал и добавил: -- Все трое. Подозреваемый, свидетельница и истица. Пожилая дама опешила; инспекторша сразу остыла. Мауритсон был сама кротость. -- Это явное недоразумение,-- твердил он.-- А вообще-то ничего удивительного, как подумаешь, сколько подозрительных личностей шныряет по улицам. Я охотно последую за вами. -- Как это? -- растерялась дама.-- Куда идти? -- В участок,-- ответил суровый полицейский. -- В участок? -- Да, в полицейский участок. Процессия двинулась вперед, вызывая живой интерес у прохожих. -- Может, я ошиблась,-- заколебалась блондинка. Она привыкла записывать номера автомашин и фамилии людей, а тут как бы самой не попасть в протокол... -- Ничего страшного,-- утешил ее Мауритсон.-- В таких оживленных местах особенно нужен глаз да глаз. Участок помещался в здании вокзала и служил разным целям; в частности, полицейские заходили сюда выпить кофе и приводили задержанных. Началась замысловатая процедура. Сначала записали имя, фамилию, адрес свидетельницы и мнимой жертвы. -- Нет правда, я ошиблась,-- нервничала свидетельница.-- Я пойду. У меня дежурство. -- Мы обязаны выяснить все до конца,-- неумолимо ответил суровый.-- Проверь его карманы, Кеннет. Гнусавый извлек из карманов Мауритсона ряд вполне безобидных предметов. Одновременно продолжался допрос: -- Ваше имя, фамилия? -- Арне Леннарт Хольм,-- сказал Мауритсон.-- Или просто Леннарт Хольм. -- Адрес? -- Викергатан, шесть. -- Имя и фамилию он правильно сказал,-- подтвердил гнусавый.-- Вот его водительское удостоверение, тут так и написано - Арне Леннарт Хольм. Все, как он говорит. Первый полицейский обратился к пожилой даме: -- У вас что-нибудь пропало? -- Нет. -- Зато у меня скоро пропадет терпение,-- злилась блондинка.-- Как ваша фамилия? -- Это ie имеет отношения к делу,-- отпарировал полицейский. -- Да не волнуйтесь вы так,-- мягко сказал Мауритсон. -- У вас что-нибудь пропало? -- снова спросил полицейский. -- Нет, вы же только что спрашивали,-- ответила дама. -- Какие ценности у вас были при себе? -- Шесть крон и тридцать пять эре в кошельке. Кроме того проездной билет и пенсионное удостоверение. -- Все на месте? - Да. Полицейский захлопнул записную книжку, важно посмотрел на задержанных и сказал: -- Так, вопрос ясен. Вы двое можете идти. Хольм останется. Мауритсон рассовал по карманам свое имущество. Продуктовая сумка стояла на полу около двери, из нее торчал длинный огурец и шесть стеблей ревеня. -- Что у вас там в сумке? -- спросил полицейский. -- Продукты. -- Продукты? А ну-ка, Кеннет, проверь. Гнусавый принялся выкладывать продукты на скамейку, куда его коллеги обычно бросали свои фуражки и портупеи, когда заходили в участок передохнуть. Мауритсон невозмутимо наблюдал за его действиями. -- Так,-- говорил Кеннет,-- все точно, в сумке продукты, как показал Хольм, вот хлеб... масло... сыр... ревень... кофе -- да, все так, как показал Хольм. -- Ясно,-- подытожил суровый.-- Вопрос исчерпан. Клади продукты обратно, Кеннет. Он подумал, потом обратился к Мауритсону: -- Так вот, господин Хольм. Вышло недоразуменье. Но вы сами понимаете, такал у нас служба. Мы сожалеем, что на вас пало подозрение в преступлении. Надеемся, вы на нас не в претензии. -- Что вы, что вы,-- сказал Мауритсон.-- Вы только исполняли свой долг. -- Всего доброго, господин Хольм. -- Всего доброго, всего доброго. Дверь отворилась, вошел еще один полицейский, одетый в серо-голубой комбинезон. Он вел на поводке овчарку, а в свободной pyке держал бутылку лимонада. -- Фу, жарища! -- вздохнул он, бросая фуражку на скамейку.-- Сидеть, Джек. Сорвал с бутылки колпачок и поднес ее ко рту. Повернулся к собаке и сердито повторил: -- Сидеть, Джек! Пес послушался, но тотчас встал опять и принялся обнюхивать сумку Мауритсона. Мауритсон пошел к двери. -- Всего вам доброго, господин Хольм,-- сказал Кеннет. -- Всего доброго, всего доброго,-- отозвался Мауритсон. Пес уже всю голову засунул в сумку. Мауритсон отворил дверь левой рукой, а правую протянул за сумкой. Пес зарычал. -- Минутку,-- сказал полицейский в комбинезоне. Коллеги вопросительно посмотрели на него. Мауритсон оттолкнул голову собаки и поднял сумку с пола. -- Ни с места! -- Полицейский поставил бутылку на скамью. -- Простите?..-- озадаченно произнес Мауритсон. -- Эта собака натаскана на наркотики,-- сказал полицейский, поднося руку к кобуре. XVII Начальник отдела наркотиков, Хенрик Якобссон, занимал эту должность почти десять лет, и десять лет он не ведал, что такое покой. Другой на его месте давно заработал бы себе язву желудка или расстройство моторных центров или жевал бы занавески. Но организм Хенрика Якобссона все выдержал, а теперь его и вовсе трудно было чем-нибудь удивить. Сейчас он невозмутимо созерцал разрезанный сыр, выпотрошенную булку, конвертики с гашишем, капсулы с амфетамином и сотрудника, который полосовал ревень. Перед ним сидел Мауритсон, внешне спокойный, а на деле сам не свой. Двойная страховка подвела, и как подвела -- самым невероятным, дурацким образом. Это что-то непостижимое. Ну ладно, один раз -- еще куда ни шло, так ведь один просчет уже был у него совсем недавно. Два прокола подряд!.. Того и жди, окажется, что он угадал тринадцать номеров в очередном розыгрыше спортивного тотализатора. Он уже сказал все, что положено говорить в таких случаях. Что злополучная сумка -- не его, ему вручил ее неизвестный человек на Центральном вокзале и попросил передать другому неизвестному на Мариинской площади, и, конечно, он сразу заподозрил неладное, но не смог устоять против соблазна, когда неизвестный предложил ему сто крон. Якобссон выслушал его молча, не перебивая и не комментируя. И скорее всего, не поверил ни единому слову. Наконец он сказал: -- Что ж, Хольм, могу только повторить тебе то, что я уже говорил: мы тебя задержим. Ордер будет подписан завтра утром. Можешь воспользоваться телефоном при условии, что это не помешает следствию. Неужели дело такое серьезное? -- смиренно осведомился Мауритсон. Смотря что считать серьезным. Посмотрим еще, что мы найдем при домашнем обыске. Мауритсон отлично знал, что они найдут в однокомнатной квартире на Викергатан: плохонькую мебель и старую одежду. Тут ему бояться нечего. Неизбежный вопрос -- к каким замкам подходят прочие ключи -- Мауритсона тоже не тревожил, ибо он не собирался отвечать. Так что, скорее всего, его вторая квартира, на Армфельтсгатан, не будет осквернена ни двуногими, ни четвероногими ищейками. - Неужели штраф платить придется? -- спросил он еще более смиренно. Никак нет, старина,-- ответил Якобссон.-- Штрафом ты не отделаешься, тут тюрьмой пахнет. Да, Хольм, здорово ты влип. Кстати, кофе не желаешь? -- Спасибо, лучше чаю, если не трудно. Мауритсон лихорадочно соображал. Что верно, то верно -- влип, и похлеще, чем думает Якобссон. Ведь у него взяли отпечатки пальцев, а это значит, что электронная машина в два счета выдаст карточку, на которой написано не Арне Леннарт Хольм, а нечто совсем другое. И пойдут неприятные вопросы... Они выпили чаю и кофе и съели полбатона; тем временем сотрудник сосредоточенно, словно именитый хирург, оперирующий больного, вскрывал скальпелем огурец. - Здесь ничего нет,-- подвел он итог. Якобссон флегматично кивнул, дожевывая бутерброд: - Ясно. Посмотрел на Мауритсона и добавил: -- С тебя и найденного хватит. В душе Мауритсона зрело решение. Он в нокдауне, но до нокаута еще далеко. Надо встать на ноги -- встать прежде, чем прозвучит роковое "аут", а оно прозвучит, как только на стол Якобссона ляжет справка из картотеки. И уж тогда, с какого козыря ни ходи, ему никто не поверит. Он поставил на стол бумажный стакан, выпрямился и заговорил совсем другим голосом: - Ладно, я открываюсь. Не буду больше темнить. - Премного благодарен,-- невозмутимо произнес Якобссон. - Моя фамилия не Хольм. - В самом деле? - Ну да, в документах написано Хольм, но это не настоящая фамилия. - А как же тебя величать? - Филип Трезор Мауритсон. - Ты что же, стыдишься своей настоящей фамилии? - Откровенно говоря, несколько лет назад угодил я в кутузку. Ну а там, сам понимаешь, раз посидел, за тобой уже слава идет. - Понимаю. - Кто-нибудь непременно пронюхает, глядишь, уже легавые идут проверять... прости, я хотел сказать, полиция идет. -- Ничего, я не обидчивый,-- сказал Якобссон. Он ничего не добавил, и Мауритсон беспокойно поглядел на стенные часы. -- Да и посадили-то меня за ерунду,-- продолжал он.-- Сбыт краденого, незаконное хранение оружия -- в общем, мелочи. Была еще кража со взломом, но с тех пор уже десять лет прошло. -- А все эти годы, значит, вел себя паинькой? Исправленному верить? Или стал тоньше работать? Мауритсон криво усмехнулся, но ответной улыбки не дождался. -- Ну и куда же ты гнешь? -- осведомился Якобссон. -- В тюрьму не хочется. -- Поздно, раньше надо было думать. Да и чего тут особенного. Не ты первый, не ты последний. Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не сел. Отдохнешь два-три месяца -- чем плохо? Однако Мауритсон подозревал, что краткосрочным отпуском дело не ограничится. Глядя на свои испорченные продукты, он прикидывал, что, если его арестуют, легавые начнут копать всерьез, и могут выявиться малоприятные для него вещи. А ведь у него хранится в иностранных банках приличная сумма. Так что главное сейчас -- выйти отсюда. И сразу уехать из города. Лучше всего за границу махнуть, а там все наладится. Тем более что он давно задумал бросить старое ремесло. Хватит возиться с наркотиками и порнографией, и роль мальчика на побегушках у таких, как Мальмстрем и Мурен, как бы хорошо ни платили, ему тоже не к лицу. Лучше уж переключиться на молочные продукты: можно отлично заработать на контрабанде датского масла в Италию. Занятие почти легальное, и никакого риска -- разве что мафия с тобой расправится. Н-да... Так или иначе, мешкать нельзя, надо принимать экстренные меры. И Маур