о произнесла мисс Дакворт, вглядываясь в лицо Квиллерена. -- Когда? -- Чем скорее, тем лучше. -- Может, зайдете ко мне сегодня? -- Если это для вас не слишком поздно. -- У меня бессонница, -- устало сказала она. -- Я только занесу домой продукты и сразу же к вам. Пару минут спустя Квиллерен уже шел по снегу к "Голубому дракону" в самом приподнятом настроении, которое было лишь частично связано со статьей об Энди Гланце. Скоро журналист уже сидел на жестком бархатном диване в золотисто-голубом зале и наслаждался ароматом сандаловой пасты для дерева. Агрессивного пса привязали на кухне. Хозяйка объяснила: -- Моим родным этот район кажется опасным, и они настаивают, чтобы я держала на всякий случай Хепльуайта. Правда, иногда он относится к своим обязанностям слишком серьезно. -- Похоже, мнения относительно Хламтауна резко расходятся, -- сказал Квиллерен. -- Неужели это действительно криминогенный район? -- У нас все спокойно, -- ответила мисс Дакворт. -- Конечно, я принимаю известные меры предосторожности, как любая женщина, которая живет одна. Она принесла на серебряном подносе серебряный кофейник, и Квиллерен залюбовался ее плавными движениями. В ней было то длинноногое изящество, которое восхищало его в Коко и Юм-Юм. Какую сенсацию она произвела бы на вечеринке в пресс-клубе! На ней были хорошо сшитые узкие брюки удивительного голубого оттенка и такого же цвета кашемировый свитер, видимо, очень дорогой. -- Вы никогда не работали манекенщицей? -- поинтересовался он. -- Нет, -- она досадливо улыбнулась, словно ей задавали этот вопрос уже сотню раз. -- Но я долго занималась современными танцами в Беннингтоне. Мисс Дакворт налила одну чашку кофе. Потом, к удивлению Квиллерена взяла хрустальный графин с серебряной наклейкой и наполнила свою рюмку виски. Он сказал: -- Сегодня днем я снял комнату и сразу же переехал -- с двумя квартирантами, сиамскими котами. -- В самом деле? Вы не очень-то похожи на человека, который любит котов. Квиллерен с легкой обидой посмотрел на нее. -- Они были сиротами, и я сначала усыновил самца, а потом, пару месяцев спустя, взял самочку. -- Я бы тоже хотела завести кошку, -- сказала мисс Дакворт. -- По- моему, они чудесно подходят к древностям. Такие изящные! -- Вы не знаете сиамский! Когда они начинают беситься, можно подумать, что налетел карибский ураган. -- Теперь, когда у вас есть жилье, вы должны купить герб Макинтошей. Он будет великолепно смотреться над камином. Хотите взять домой и попробовать? -- Он слишком тяжел, чтобы таскать его туда и обратно. Кстати, я очень удивился, когда увидел, как легко вы сегодня утром его поднимали. -- Я сильная. В нашем деле нужна сила. -- Чем вы занимаетесь в свободное время? Поднимаете штангу? Она прыснула. -- Я читаю о древностях, посещаю лекции и хожу на выставки в исторический музей. -- Вы здорово этим увлечены! Она обворожительно улыбнулась: -- В антиквариате есть что-то мистическое. Нечто большее, чем реальная стоимость, красота или происхождение. У предмета, которым веками владели и восхищались другие люди, появляется душа, она притягивает вас и тянется к вам. Словно старый друг, понимаете? Жаль, что я не могу толком это объяснить... -- Вы очень хорошо объясняете, мисс Дакворт. -- Мэри, -- сказала она. -- Хорошо, Мэри. Но если вы так любите древности, почему вы не хотите поделиться своей любовью с нашими читателями? Почему запрещаете цитировать вас? Она заколебалась. И, наконец, решилась: -- Я скажу, почему. Из-за моей родни. Они не одобряют того, что я делаю: живу на Цвингер стрит и торгую... старьем! -- Что же им не нравится? -- Отец -- банкир, а они все довольно консервативны. К тому же он англичанин. Сочетание просто убийственное. Он финансирует мое дело с условием, что я не буду позорить семью. Поэтому я должна избегать гласности. Она снова наполнила чашку Квиллерена и налила себе еще одну рюмку. Он поддразнил ее: -- Вы всегда подаете своим гостям кофе, а сами пьете чистое виски? -- Только когда они совсем не пьют, -- широко улыбнулась она. -- А откуда вы это про меня знаете? Она пару секунд держала рюмку у губ. -- Я звонила сегодня отцу, и он посмотрел ваши данные. Я узнала, что вы вели криминальную рубрику в газетах Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и где-то еще, и что вы написали целую книгу о городской преступности, и что вы удостоились нескольких журналистских премий. Она торжествующе скрестила на груди руки. Квиллерен осторожно спросил: -- А что вы еще узнали? -- Что у вас было несколько трудных лет в результате неудачного брака и алкоголизма, но вы выкарабкались, и в феврале вас взял на работу "Бег дня", и с тех пор у вас все в порядке. Квиллерен покраснел. Он привык вмешиваться в жизнь других, но не любил, когда открывали его собственные тайны. -- Польщен вашей заинтересованностью, -- мрачно произнес он. -- Кто ваш отец? В каком он банке? Девушка наслаждалась минутой превосходства. И виски. Она поудобнее расположилась в кресле и скрестила длинные ноги. -- Я могу вам доверять? -- Как могильному камню. -- Персиваль Даксбери. Среднезападный Национальный. -- Даксбери! Так Дакворт -- не настоящая фамилия? -- Это псевдоним, взятый для профессиональной работы. Надежды Квиллерена на сочельник приняли новые очертания: член семейства Даксбери -- впечатляющая спутница на вечеринке в пресс-клубе. Но надежды тут же рухнули: член семейства Даксбери ни за что не примет приглашение. -- Даксбери в Хламтауне! -- тихо произнес он. -- Это достойно первых страниц! -- Вы обещали, -- напомнила она, напрягаясь. -- Я сдержу слово, -- сказал журналист. -- Но объясните, почему вы работаете на Цвингер стрит? Такой прекрасный магазин должен быть в каком- нибудь престижном районе. -- Я влюбилась, -- призналась она, беспомощно разводя руками. -- Я влюбилась в эти чудные старые дома. В них есть что-то необыкновенное, какой-то особый дух... Сначала меня привлекли именно они, гордо из последних сил сопротивляющиеся неумолимому времени, но прожив здесь пару месяцев, я влюбилась и в здешних людей. -- В антикваров? -- Не совсем. Они преданы своему делу и даже беззаветны, и я восхищаюсь ими -- в определенных рамках, -- но сейчас говорю о людях на улице. Мое сердце тянется к ним -- работягам, старикам, одиночкам, иммигрантам, бродягам -- и даже преступникам. Вас это шокирует? -- Нет, удивляет. Приятно удивляет. Мне кажется, я знаю, что вы имеете в виду. Они какие-то исконные, настоящие. С ними срастаешься душой. -- Они искренни и не стесняются своих чувств. Из-за них моя прежняя жизнь стала казаться такой искусственной и бесполезной... Я бы так хотела сделать для района хоть что-нибудь, но не знаю, что я могу. У меня нет своих денег, отцовские не про меня. Квиллерен смотрел на нее с жадным восхищением, которое она неправильно оценила. -- Вы проголодались? Поищу-ка я чего-нибудь перекусить. Когда мисс Дакворт вернулась с крекерами, икрой и копченой лососиной, журналист сказал: -- Мы хотели поговорить об Энди Гланце. Что это был за человек? Как к нему относились коллеги? Виски расслабило ее. Мэри откинула голову, всмотрелась в потолок, собираясь с мыслями. Ее поза и брюки странно не сочетались с чопорной обстановкой восемнадцатого столетия. -- Энди сделал для Хламтауна многое, -- начала мисс Дакворт, -- благодаря своему серьезному подходу к древностям. Он выступал в женских клубах. Он убеждал владельцев музеев и известных коллекционеров работать на Цвингер стрит. -- Можно назвать его идейным вождем Хламтауна? -- Я бы на вашем месте так не говорила. Си Си Кобб, например, считает главой района себя. Он открыл здесь первый антикварный магазин и замыслил сделать из Хламтауна район древностей. -- Как бы вы описали характер Энди? -- Честный!.. Честный даже в самом малом. У большинства из нас в сердце таится хоть немного... жульничества. Но не у Энди! И еще у него было огромное чувство ответственности. Как-то ночью он влез в одно дело... Мы проезжали с ним мимо покинутого дома, предназначенного под снос, и увидели внутри свет. Энди вошел и обнаружил там человека, снимающего водопроводные трубы. -- Трубы? Это, наверное, незаконно. -- Брошенные дома являются собственностью города. Так что теоретически это незаконно. Но любой другой просто отвел бы глаза, а вот Энди никогда не боялся вмешаться. Квиллерен попытался сменить позу на жестком диване. -- А другие антиквары разделяют ваше восхищение его честностью? -- Д-да... И нет, -- сказала Мэри. -- Они всегда завидуют, даже если кажутся лучшими друзьями. -- У Энди были настоящие друзья, с которыми мог ы поговорить? -- Есть миссис Макгаффи. Это школьная учительница на пенсии, Энди помог ей открыть антикварный магазин. Его великодушие проявлялось во многом. -- Где мне ее найти? -- "Ноггин, Пиггин и Феркин" в соседнем квартале. -- Энди ладил с Коббом? Она резко вздохнула. -- Энди был прирожденным дипломатом. Он знал, как с кем поладить. Миссис Кобб явно очень любила Энди. -- Все женщины его обожали. Мужчины, конечно, проявляли меньше восторга. Обычно так и происходит, правда? -- А Бен Николас? Они дружили? -- Они хорошо относились друг к другу, хотя Энди считал, что Бен слишком много времени проводит в "Львином хвосте". -- Бен много пьет? Он любит пропустить рюмку-другую, но никогда не переходит границ. Когда-то он был актером. В каждом городе есть хоть один антиквар с театральным прошлым и еще один -- поставивший себе целью быть несносным. -- А что вы знаете о блондине на костылях? -- Рассел Пэтч работал на Энди, и они очень дружили. Потом неожиданно порвали отношения, и Расс открыл собственный магазин. Я точно не знаю, что между ними произошло. -- Но ведь самым близким другом Энди были вы? -- доверительно посмотрел на Мэри Квиллерен. Мисс Дакворт порывисто встала и принялась искать мундштук. Нашла, присела на диван и воспользовалась огоньком, предложенным журналистом. Глубоко затянулась один раз, положила сигарету и обняла колени, скорчившись, словно от боли. -- Мне так его не хватает, -- прошептала Мэри. Квиллерену захотелось обнять ее, успокоить, но он сдержался и сказал: -- У вас был шок, и вы все это время жили вдвоем со своим горем. Нельзя держать его в себе. Почему бы вам не рассказать мне обо всем, что произошло в ту ночь? Может, так будет лучше. Его голос был проникновенен и нежен. Глаза мисс Дакворт покрылись влагой. Справившись со слезами, она проговорила: -- Самое ужасное то, что мы в последний совместный вечер поссорились. Я была раздражена. Энди... сделал нечто... что меня вывело из себя. Он пытался загладить свою вину, но я весь вечер его отталкивала. -- А где вы ужинали? -- Здесь. Я приготовила мясо по-борделезски, но неудачно. Мясо оказалось жестким, да еще мы повздорили, и в девять вечера он пошел к себе в магазин. Сказал, что кто-то придет посмотреть на люстру: женщина из пригорода приведет мужа. -- Он сказал, что вернется? -- Нет. Только холодно попрощался. Но, когда он ушел, мне стало так плохо, и я решила пойти к нему и помириться. Вот тогда я и нашла его... -- Магазин был открыт? -- Задняя дверь. Я вошла через черный ход с аллеи. Не просите меня рассказывать, что я увидела! -- Что вы сделали? -- Не помню. Айрис говорит, что я прибежала к ним, и Си Си вызвал полицейских. Еще она говорит, что отвела меня домой и уложила спать. Я ничего не помню. Увлекшись разговором, она не услышала низкого ворчания на кухне -- сначала очень тихого. -- Мне не следовало рассказывать вам об этом, -- произнесла Мэри. -- Хорошо, что вы сбросили с себя эту тяжесть. -- Вы ведь не будете об этом писать, правда? -- Не буду. Мэри вздохнула и замолчала. Квиллерен курил трубку и восхищался ее большими подведенными глазами. Теперь они потеплели и были поистине прекрасны. -- Вы оказались правы, -- проговорила мисс Дакворт. -- Мне стало лучше. Много недель подряд, каждую ночь, мне снился страшный сон, такой яркий, что я начинала принимать его за явь. Я чуть не сошла с ума! Я думала... В этот момент тревожно залаяла собака. -- Что-то случилось! -- вскочила Мэри, ее глаза расширились и застыли. -- Я пойду посмотрю, -- сказал Квиллерен. Хепльуайт лаял, глядя в заднее окно кухни. -- В конце аллеи полицейская машина, -- сообщил журналист. -- Оставайтесь здесь. Я узнаю, в чем дело. Есть черный выход? Он спустился по узкой лестнице и вышел в отгороженный стеной сад, но на калитке в аллею висел замок, и ему пришлось вернуться за ключом. К тому времени, когда он наконец добрался до места происшествия, прибыла машина из морга. "Мигалки двух полицейских автомобилей отбрасывали на снег голубые отсветы, лица нескольких прохожих и фигуру, лежавшую на земле. Квиллерен подошел к одному из полицейских: -- Я из "Бега дня". Что здесь произошло? -- Обычное дело, -- усмехнулся человек в форме. -- Перебрал "антифриза". -- Знаете, кто это? -- Конечно. У него полный карман кредитных карточек и платиновый идентификационный браслет с бриллиантами. Когда тело укладывали на носилки, журналист подошел поближе и узнал пальто. В саду его ждала Мэри. Тепло одетая, она тем не менее вся тряслась мелкой дрожью. -- Ч-что случилось? -- Просто пьяница, -- ответил Квиллерен. -- Идите-ка лучше в дом, пока не простудились. Вы дрожите. Они поднялись наверх, и журналист прописал обоим горячее питье. Мэри грела руки о чашку кофе, а он вопросительно смотрел ей в лицо. -- Вы говорили мне -- как раз перед тем, как пес залаял, -- о своем повторяющемся сне. Она содрогнулась. -- Это был кошмар! Я, видимо, чувствовала себя виноватой из-за того, что поссорилась с Энди в тот вечер. -- Что вам снилось? -- Мне снилось... Мне постоянно снилось, что я толкнула Энди на этот шпиль! Квиллерен немного помолчал. -- В вашем сне может быть зерно истины. -- Что вы имеете в виду?! -- Я склоняюсь к тому, что смерть Энди -- не случайное падение с лестницы. Когда он произнес это, в усах снова по-знакомому начало покалывать. Мэри не согласилась: -- Полиция сказала, что произошел несчастный случай. -- А они его расследовали? Они приходили к вам? Они должны были спросить, кто нашел тело. Она покачала головой. -- Они спрашивали соседей? -- В этом не было необходимости. Несчастный случай -- и все. Откуда вы взяли, что это могло быть... чем-то другим? -- Один из ваших разговорчивых соседей... Этим утром... -- Чепуха. -- Я подумал, что для таких слов у него должны быть какие-то основания. -- Просто легкомысленная болтовня. Зачем кому-нибудь всерьез такое говорить? -- Не знаю. Квиллерен добавил, видя, как глаза Мэри раскрываются все шире: -- По странному совпадению, человека, сказавшего мне это, сейчас везут в морг. Он не знал, его ли слова или неожиданно раздавшийся телефонный звонок были тому причиной, но Мэри словно окаменела. Телефон продолжал звенеть. -- Мне ответить? -- предложил Квиллерен, взглянув на часы. Она заколебалась, потом медленно кивнула. Он нашел телефон в библиотеке. -- Алло?.. Алло?.. Алло?.. Повесили трубку, -- сообщил журналист, вернувшись в комнату. Потом, заметив, как Мэри бледна, спросил: -- Вам уже так звонили? Были странные звонки? Поэтому вы и не спите ночами? -- Нет, я всегда была совой, -- произнесла она, стряхивая оцепенение. -- Мои друзья это знают, и, наверное, кто-то звонил, чтобы... Обсудить последний телевизионный фильм. Они часто так делают. А услышав мужской голос повесили трубку. Подумали, что я занята, или что не туда попали. Она говорила слишком быстро и слишком много объясняла. Квиллерен это не убедило. Глава 7 Квиллерен брел домой по щиколотку в снегу. В мягкой тишине особенно ясно слышались отдельные ночные звуки: звон музыкального автомата в "Львином хвосте", визг электрического мотора, ленивый собачий лай. Журналист зашел в аптеку-закусочную на углу и позвонил в пресс-комнату полиции. Он попросил дежурного из "Бега" проверить два вызова по трупам в Хламтаун. -- Один -- сегодня ночью, другой -- шестнадцатого октября, -- сказал Квиллерен. -- Перезвони мне поэтому номеру, ладно? Ожидая звонка, он заказал бутерброд с ветчиной и стал обдумывать ситуацию. Смерть пьяницы в пальто из старой попоны, возможно, была случайностью, но страх в глазах Мэри был настоящим и не вызывал сомнений. А то, что она так упорно настаивала на версии о несчастном случае, тоже давало пищу для размышлений. Но для убийства нужен мотив, и Квиллерена начинал все больше интересовать этот молодой человек кристальной честности и ничем не замаранной репутации. Журналист знал людей такого типа: внешне абсолютно респектабельных, а как приглядишься поближе... Позвонил репортер из полиции. -- Октябрьский вызов -- смерть от несчастного случая, -- сообщил он, - - но по второму я пока ничего не нашел. Может, позвонишь утром? Квиллерен поднялся по возмущенно скрипящим ступенькам особняка Коббов, открыл дверь большим ключом и поискал взглядом котов. Они спали на голубой подушке на холодильнике, свернувшись в сплошной клубок меха с одним глазом, одним носом, одним хвостом и тремя ушами. Глаз открылся и посмотрел на Квиллерена. Он не удержался и погладил любимцев. Их шерсть была удивительно шелковистой, когда они расслаблялись, и во время сна всегда казалась темнее. Вскоре журналист улегся в кровать, надеясь, что приятели из пресс- клуба никогда не узнают, что он спит в лодке-лебеде. Тут-то он и услышал странный звук, похожий на тихий стон, -- вроде мурлыканья котов, только более громкий. Воркование голубей? Тоже нет... В звуке была механическая регулярность, и, казалось, он исходил из стены за кроватью -- стены, оклеенной страницами книг. Квиллерен вслушивался -- сначала с интересом, потом лениво, -- а потом монотонное гудение его убаюкало. Он хорошо спал в первую ночь в доме Коббов. Ему снился приятный сон о гербе Макинтошей с тремя злобными котами и выцветшей красно-голубой раскраской. Хорошие сны Квиллерена всегда были цветными, а плохие -- оттенка сепии, как старые гравюры. Утром в субботу, медленно просыпаясь, журналист почувствовал на груди тяжелый груз. В первый миг, пока глаза еще не открылись и голова не прояснилась, ему привиделся железный гроб, который давит, душит, пригвождает к кровати. Проснувшись окончательно, Квиллерен встретился взглядом с парой немного косящих фиалковых глаз. На груди сидела малышка Юм-Юм, сжавшись в комок, легкий, как перышко. Он облегченно вздохнул, и ей понравилось, как поднимается его грудь. Она замурлыкала, протянула бархатную лапку и нежно дотронулась до Квиллереновых усов. Потом почесала макушку о щетину на подбородке журналиста. Откуда-то сверху раздалась властная неодобрительная брань. Это, сидя на хвосте лебедя, вопил Коко: то ли заказывал завтрак, то ли осуждал Юм-Юм за фамильярность с мужчиной. В батареях шипел и фыркал пар. Когда в этом старом доме включалось отопление, все здание начинало пахнуть печеным картофелем. Квиллерен встал, отрезал для котов кусок бифштекса и разогрел его с бульоном. Коко наблюдал за процессом приготовления пищи, а Юм-Юм носилась по комнате, убегая от воображаемого преследователя. На завтрак журналиста ждала сдобная булочка, ставшая за ночь неаппетитно резиновой. Перекладывая мясо, нарезанное кубиками, в одну из оказавшихся на кухне старинных бело-голубых тарелок, он услышал стук в дверь. Там стояла Айрис Кобб и лучезарно улыбалась. -- Простите. Я вас вытащила из постели? -- спросила она, увидев на Квиллерене красный клетчатый халат. -- Я услышала, как вы говорите с котами, и решила, что уже можно. Вот вам новая занавеска для душа. Вы хорошо спали? -- Да, кровать отличная. Квиллерен вытянул верхнюю губу и дунул в усы, чтобы убрать кошачий волос, болтавшийся под носом. -- А я провела ужасную ночь. Си Си храпел, словно морской ревун, и я даже не смогла сомкнуть глаз. Вам, может быть, что-нибудь нужно? Все в порядке? -- Все хорошо, только вот исчезла моя зубная щетка. Я положил ее в стакан вчера вечером, а сегодня ее уже нет. Айрис закатила глаза. -- Это Матильда! Она где-то ее спрятала. Поищите поблизости и обязательно найдете. Не хотите ли украсить комнату каким-нибудь антиквариатом? -- Нет, спасибо. Но мне поскорее нужен телефон. -- Можете позвонить от нас в телефонную компанию, они все сделают. Почему бы вам со мной не позавтракать? Я сделала для Си Си кукурузные оладьи, когда он уходил на работу. Осталось еще полкастрюли. Квиллерен вспомнил булочку, приклеившуюся к влажной бумажной обертке, и принял приглашение. Немного позже, пока он уничтожал яичницу с беконом и намазывал маслом горячие оладьи, Айрис рассказывала ему про антикварный бизнес. -- Помните зубоврачебное кресло, что было у вас в комнате? Си Си нашел его в подвале клиники, которую собирались сносить, и Бен Николас купил его за пятьдесят долларов. Потом Бен продал его Энди за шестьдесят. Потом Расс дал Энди за него семьдесят пять и обтянул сиденье новой кожей. Когда Си Си увидел обновленное кресло, он захотел его купить, и Расс отдал его за сто двадцать пять. А вчера мы получили за него двести двадцать. -- Неплохо, -- сказал Квиллерен. -- Только не пишите об этом в газете. -- А вы все друг с другом в хороших отношениях? -- О, да. Иногда бывают ссоры, конечно. Вот как когда Энди уволил Расса за то, что тот пил на работе. Но скоро это забылось. Расс -- это тот блондин, которого вы видели на аукционе. У меня тоже когда-то были прекрасные светлые волосы, но они поседели в ту ночь, когда я потеряла первого мужа. По-моему, с ними надо что-то сделать. После завтрака Квиллерен позвонил в телефонную компанию и попросил установить телефон на Цвингер стрит, 6331. -- Вы долж-ны за-пла-тить пять-де-сят дол-ла-ров впе-ред, сэр, -- пропел женский голос в трубке. -- Пятьдесят?! Вперед?! Никогда не слышал о подобном! -- Про-сти-те. Вы в зо-не три-на-дцать. Пла-та впе-ред. -- А зона тут еще причем? -- заорал Квиллерен. -- Мне нужен телефон немедленно, и я не собираюсь платить этот возмутительный залог! Я репортер из "Бега дня", и я сообщу об этом главному редактору. -- Ми-нут-ку, по-жа-луй-ста. Он повернулся к хозяйке. -- Возмутительная наглость! Они требуют плату вперед за восемь месяцев! -- С жителями Хламтауна всегда так поступают, -- кротко пожала плечами Айрис. В трубке снова послышался голос. -- К вам при-е-дут сра-зу же. Про-сти-те, сэр. Журналист все еще кипел от негодования, когда вышел из дома, чтобы продолжить расследование. К тому же его расстраивала потеря пера на шляпе. Он был уверен, что еще вечером оно торчало за лентой, но теперь исчезло, а без него твидовый головной убор с мягкими полями потерял всю свою прелесть. Осмотр комнаты и лестницы принес только катышек кошачьей шерсти и алую обертку от жвачки. На Цвингер стрит погода как будто зарычала на него, и ему захотелось зарычать в ответ. Все было серым: небо, снег, люди. По улице скользнул белый "ягуар" и повернул к бывшему сараю для экипажей. Квиллерен истолковал его появление как перст судьбы и последовал за ним. Магазин Рассела Пэтча был когда-то вместилищем для двух карет. Теперь одну половину помещени занимал гараж, а другую -- выставочный зал. Вместе с "ягуаром" в гараже находилась всевозможная мебель в безнадежном состоянии - - облупленная, покрытая плесенью, пятнами сырости или посеревшая от грязи и времени. Весь дом пропах скипидаром и лаком. Квиллерен услышал в задней комнате шарканье и стук, а секунду спустя появился крепкий парень, ловко передвигающийся по неровному полу на металлических костылях. Он сверху донизу был одет в белое: белые парусиновые брюки, белая рубашка с открытым воротом, белые носки и белые теннисные туфли. Квиллерен представился. -- Да, я знаю, -- улыбнулся Пэтч. -- Я видел вас на аукционе, и ходили разговоры о том, кто вы такой. Журналист огляделся. -- Тут настоящее старье, а не антиквариат. Неужели люди это покупают? -- Конечно. Сейчас это очень популярно. Все, что вы видите перед собой, -- только полуфабрикаты. Я реставрирую мебель так, как хотят покупатели. Видите этот шкаф? Я отпилю ножки, покрашу его в розовато- лиловый цвет, сделаю пурпурные полоски, сбрызну умброй и придам блеск венецианской бронзы. Его купит какой-нибудь денежный мешок, обитатель двухсоттысячного особняка в Затерянных Холмах. -- Как давно вы этим занимаетесь? -- Для себя -- только шесть месяцев. А до того я работал четыре года на Энди Гланца. Хотите посмотреть, как это делается? Он провел его в мастерскую, где надел длинный белый халат, похожий на мясницкий, в красных и коричневых пятнах. -- Вот это кресло-качалка, -- сказал он, -- годы стояло на скотном дворе. Я его немного починил, положил красный грунт, а теперь -- смотрите. Он натянул резиновые перчатки и стал втирать в сиденье вещество, похожее на грязь. -- Вас Энди научил это делать? -- Нет, я сам, -- ответил Пэтч с легкой обидой в голосе. -- Мне говорили, -- начал Квиллерен, -- что он был прекрасным парнем. Не только знающим, но и великодушным, и с таким развитым чувством долга. -- Ага, -- сдержанно отозвался хозяин. -- Все так хорошо о нем говорят. Пэтч не отвечал, сосредоточившись на ровных движениях кисти, но Квиллерен заметил, что на скулах реставратора заиграли желваки. -- Его смерть должна была быть огромной потерей для Хламтауна, -- не успокаивался журналист. -- Жаль, что у меня никогда не было возможности... -- Может, я и не должен так говорить, -- прервал его Пэтч, -- но с ним было тяжело работать. -- Что вы имеете в виду? -- Любой для него был недостаточно хорош. -- Он любил доводить все до совершенства? -- Он был профессиональным святым и от других ожидал того же. Я говорю это к тому, что люди обязательно скажут вам, будто Энди уволил меня за пьянство на работе, а это ложь. Я ушел от него, потому что больше не мог терпеть его снисходительности. Пэтч нанес последний коричневый штрих на красное сиденье и бросил кисть в банку из-под консервированных помидоров. -- Он был ханжой? -- Да, пожалуй, это подходящее слово. Мог достать кого угодно, понимаете? Я говорю это ради правды. Все вечно талдычат, каким Энди был честным. Что ж, иногда можно быть слишком честным. -- Как это? -- поинтересовался Квиллерен. -- Ладно, объясню. Допустим, вы едете за город и видите у чьего-то сарая старую железную кровать. Она вся черная и грязная. Вы стучите в дверь этого фермера и предлагаете за нее два бакса, и скорее всего он будет рад, что вы вообще ее увозите. А вам повезло, потому что вы приведете кровать в порядок и получите две тысячи процентов прибыли... Но не Энди! Нет, только не Энди! Если он думал, что может продать кровать за двести долларов, то предлагал фермеру сто. Таким образом он ставил в дурацкое положение всех остальных. -- Хмурое лицо Пэтча вдруг осветилось усмешкой. -- Правда, однажды, когда мы ездили вместе, я здорово над ним посмеялся. Фермер оказался не лыком шит: сказал, что раз Энди предлагает за старье сто долларов, она должна стоить тысячу. И отказался продавать!.. Хотите еще один пример? Возьмите то же мелкое воровство. Все ведь воруют, правда? -- Что вы имеете в виду? -- Знаете эти старые брошенные дома? Как только здание решают снести, можно забраться туда и найти занятные вещи для продажи: камины, филенки... Вы их как бы спасаете -- ведь придет бригада с чугунным шаром и... -- А это законно? -- Теоретически нет, но жалко же: пропадает то, что еще может принести прибыль и кому-нибудь пригодиться. Городу все это не нужно, бригаде -- подавно. Так что все мы когда-никогда занимаемся невинным мелким воровством -- одни больше, другие меньше. Но опять -- не Энди! Он говорил, что такие дома -- собственность города, и честный человек к ней не притронется. Но при этом Энди совал нос в чужие дела, и когда он настучал на Кобба, я уволился. Это было просто подло! Квиллерен погладил усы. -- Вы хотите сказать, что Энди настучал на Кобба? Пэтч кивнул. -- Коббу присудили большой штраф, который он не мог уплатить, и бедняга сел бы за решетку, если бы Айрис не одолжила ему денег. Си Си, конечно, горлопан, но парень неплохой; закладывать его было свинством. Я выпил пару рюмок и высказал Энди все, что думал. -- А Кобб знает, что его сдал Энди? -- Не думаю. Никто и не догадывается, что это вообще был донос. Кобб выносил лестницу из дома Прингля -- он всем говорил, что давно собирается это сделать, -- а тут мимо проезжали полицейские и поймали Си Си на месте преступления. Все выглядело как простое совпадение, но я случайно слышал, как Энди делал анонимный звонок. Пэтч взял металлическую щетку и принялся водить ею по креслу. -- Я должен сейчас его расчесать, пока не застыло, -- объяснил он. -- В личной жизни у Гланца были такие же высокие идеалы? Рассел рассмеялся: -- Об этом лучше спросите у Драконихи... А что касается нашего разговора, то поймите меня правильно. Я лично не держу на Энди зла, понимаете? Некоторые люди злопамятны. Я -- нет. Я могу разозлиться, но быстро отхожу. Ясно, что я хочу сказать? Выйдя из бывшего сарая для экипажей, Квиллерен заглянул в угловой магазин за новой зубной щеткой. Заодно он позвонил домой редактору отдела. -- Арч, -- начал он, -- я наткнулся в Хламтауне на интересную ситуацию. Ты помнишь антиквара, погибшего от несчастного случая пару месяцев назад? -- Да, я купил у него пенсильванский оловянный кофейник. -- Он будто бы упал со стремянки и якобы напоролся на острый предмет, но я начинаю сомневаться во всей этой истории. -- Квилл, давай не превращать изящные ностальгические рождественские статьи в криминальное расследование, -- сказал редактор. -- Босс желает, чтобы мы делали упор на идиллическую жизнь и доброе отношение к рекламодателям хотя бы до тех пор, пока не кончится рождественская распродажа. -- И все же в этом изящном ностальгическом районе происходит что-то непонятное. -- Откуда ты знаешь? -- Чувствую... И вчера кое-что произошло. Один из здешних пьяниц остановил меня на улице и сболтнул, что Гланца убили. -- Кто он? Кто это тебе сказал? -- потребовал ответа Райкер. -- Просто местный забулдыга, но что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Похоже, он что-то знал, а через двенадцать часов после разговора со мной в аллее нашли его труп. -- В аллеях всегда находят трупы пьяниц. Тебе бы следовало это знать. -- И еще кое-что. Подруга Энди явно живет в постоянном страхе. Почему -- пока не знаю. -- Слушай, Квилл, почему бы тебе не сосредоточиться на статьях про антиквариат и н поисках приличного жилья? -- У меня уже есть жилье. Я переехал на Цвингер стрит -- где "Древности" Коббов. -- Там мы купили люстру для столовой, -- вспомнил Райкер. -- Расслабься и наслаждайся праздниками, и... Слушай, обязательно зайди к "Трем сестричкам", -- оттянешься, что надо! Кстати, когда будет первый материал? -- В понедельник утром. -- Держи хвост пистолетом! -- посоветовал Райкер. -- И не валяй дурака. Подумай сам, возможно ли высосать из простого несчастного случая преступление государственной важности? Квиллерен думал, что очень даже можно. Он собирался валять дурака и дальше. Глава 8 Упрямо вознамерившись раскопать правду о смерти Энди Гланца, Квиллерен продолжил обход Цвингер стрит. Он прошел мимо антикварного магазина "Немного старины" (закрытого), мимо "Дракона" ("голубого"), мимо магазинчика малярных принадлежностей (обанкротившегося), мимо книжной лавки (порнографической) -- и добрался до вывески "Антиквариат" над входом в полуподвал, пропахший старыми тряпками и гнилым деревом. Маленькая седая старушка в кресле-качалке напоминала отцветший одуванчик. Она равнодушно взглянула на Квиллерена и продолжала качаться. -- Я Джим Квиллерен из "Бега дня", -- сказал журналист так вежливо, как только мог. -- Не-а, у меня не было таких страшно давно, -- отвечала та пронзительным голосом. -- Людям нравятся с фарфоровыми ручками и двойной крышкой. Журналист окинул взглядом скопление неописуемого хлама и повысил голос: -- На чем вы специализируетесь, мисс Пибоди? -- Нет, сэр, я не снижаю цену! Не нравится -- оставьте их в покое. Купит кто-нибудь другой. Квиллерен поклонился и вышел из магазина. Он прошел мимо бильярдного зала (с заколоченными окнами), мексиканского ресторанчика с вентилятором, гнавшим по тротуару горячий воздух (прогорклый жир, жареный лук, прокисшие скатерти), показался у фруктово-табачного магазина Папа Попопополуса. Внутри стоял аромат перезревших бананов и перегретого примуса. Владелец сидел на оранжевой коробке, читал газету на родном языке и жевал прокуренный ус чрезвычайной пышности. Квиллерен потопал ногами и похлопал руками в перчатках. -- Ну и холод, -- пожаловался он. Мужчина внимательно прислушался. -- Табака? -- произнес он. Квиллерен покачал головой. -- Нет, я просто зашел поговорить. Честно говоря, последняя пачка, что я у вас купил, оказалась не первой свежести. Попопополус поднялся и грациозно приблизился. -- Фрукт? Хорощий фрукт? -- Не думаю. Уютно тут у вас... Как давно вы в Хламтауне? -- Гранат? Хорощий гранат! Хозяин продемонстрировал сморщенный плод с бледно-красной кожицей. -- Не сегодня, -- ответил Квиллерен, поглядывая на дверь. -- Гранат делать детей! Журналист поспешно ретировался. От двух протеже Энди, решил он, ему не суждено что-либо узнать. Тут он заметил магазин "Три сестрички" с выставленными в витрине тазиками, кувшинами, плевательницами и неизбежной прялкой. Может, Арч Райкер и "оттягивается" от этой ерунды, но в намерения Квиллерена входило совсем иное. Он распрямил плечи и двинулся к магазину. Едва журналист открыл дверь, как его нос начал принимать радостные сигналы. Он чувствовал запах! Она?.. Не она?.. Да, пожалуй, это она... Похлебка из моллюсков!!! Три женщины в оранжевых рабочих халатах перестали заниматься своими делами и повернулись к Квиллерену. Он, в свою очередь, уставился на них, потеряв на мгновение дар речи. Женщина, которая сидела за столом и надписывала рождественские открытки, была брюнеткой с блестящими голубыми глазами и ямочками на щеках. Та, что чистила медный самовар, имела волосы роскошного рыжего цвета, зеленые глаза и ослепительную улыбку. На стремянке, развешивая гирлянды, стояла совсем юная миниатюрная блондинка со вздернутым носиком и красивыми ногами. Лицо Квиллерена просветлело, способность говорить вернулась, и он наконец произнес: -- Я из "Бега дня". -- Да, мы знаем, -- хором ответили сестры, а рыжая хрипловатым голосом добавила: -- Мы видела вас на аукционе и восхищались вашими усами. Самые сексуальные во всем Хламтауне! -- Она подошла, прихрамывая -- нога была в гипсе -- и подала журналисту руку. -- Не обращайте внимания на мою сломанную кость. Я Клатра. Ужасное имя, правда? -- А я Амберина, -- сказала брюнетка. -- А я Иврена, -- прощебетали со стремянки. -- Я в этом доме Золушка. Рыжеволосая потянула носом. -- Ив, суп сейчас пригорит! Маленькая блондинка спрыгнула со стремянки и кинулась в заднюю комнату. Сияя ямочками, брюнетка повернулась к Квиллерену: -- Вы не откажетесь от тарелки супа? И чуточку сыра с крекерами? Если бы они предложили сухари с гусиным жиром, он бы и то не отказался. -- Снимайте пальто, -- сказала рыжая. -- Здесь ужасно жарко. Она скинула халат, открыв низкое декольте и большую часть своих пышных прелестей. -- Садитесь сюда, мистер Квиллерен. -- Брюнетка убрала выбивалки с викторианского диванчика. -- Сигарету? -- предложила рыжая. -- Я принесу вам пепельницу, -- сказала брюнетка. -- Я курю трубку, -- ответил Квиллерен, засовывая руку в карман и думая: видели бы сейчас меня ребята из отдела! Он одновременно набивал трубку, слушал двоих сестричек и ухитрялся при этом осматривать магазин: оловянные солдатики, железные херувимы, ночные горшки и стол, сплошь покрытый жестянками из-под табака, крекеров, кофе и тому подобных вещей. Старые трафаретные надписи почти стерлись от ржавчины и царапин. У Квиллерена появилась идея: Арч Райкер говорил, что собирает жестяные коробки. Можно порадовать его дурацким рождественским подарком. -- Вы действительно продаете эти старые жестянки из-под табака? -- спросил он. -- Сколько вы хотите вон за ту маленькую, обшарпанную? -- Мы просим десять, -- ответили сестры, но вам отдадим за пять. -- Беру, -- сказал он и положил монету, не заметив, как хозяйки переглянулись. Младшая подала суп в старинных полоскательных чашках. -- Только что звонила Дракониха, -- сообщила она Квиллерену. -- Хочет сегодня с вами встретиться. Она казалась ужасно довольной ролью вестницы. -- Как она узнала, что я здесь? -- На этой улице все все знают, -- сказала рыжеволосая. -- У Драконихи везде подслушивающие устройства, -- прошептала младшая. -- Ив, не говори глупостей! Сестры продолжали разговор на три голоса -- Клатра хрипловато, Амберина с музыкальной интонацией, Иврена щебетала, вновь забравшись на стремянку. Постепенно Квиллерен перевел разговор на Энди Гланца. -- Он был прекрасным парнем, -- подняла брови рыжая, и в ее хриплом голосе зазвучала нежность. -- И такой человечный... -- сказал журналист. -- Ну, Клатра вряд ли могла это заметить, -- донеслось сверху, -- она ведь пробуждает в мужчинах зверя. -- Ив! -- раздался негодующий упрек. -- Но это правда! Ты сама так говорила. Брюнетка поспешно перевела разговор на другое: -- Люди не верят, что мы сестры. На самом деле у нас одна мать, но разные отцы. -- Вы зарабатываете себе на жизнь в этом магазине? -- Господи, конечно нет! У меня есть муж, и я занимаюсь антиквариатом просто для удовольствия. Ив все еще ходит в школу -- школу искусств, -- а... -- А Клатра живет на алименты, -- вставила Ив, и старшие сестры выразительно на нее посмотрели. -- В этом месяце дела идут ужасно, -- пожаловалась брюнетка. -- Только у Сильвии есть какой-никакой навар. -- А кто эта Сильвия? -- Богатая вдова, -- сразу послышалось со стремянка. -- Сильвия торгует всякой всячиной. -- Ты вчера это не так называла! -- с упреком произнесла Ив. -- А где ее магазин? -- поинтересовался журналист. -- И как ее полное имя? -- Сильвия Катценхайд. А магазин так и называется -- "Всякая всячина". Это в следующем квартале. -- Клатра обычно зовет ее "кошачьей задницей", -- сообщила Ив, не обращая внимания на красноречивые вздохи сестер. -- Если пойдете к Сильвии, заткните уши ватой, -- посоветовала рыжая. -- Сильвия очень разговорчива, -- объяснила брюнетка. -- У нее словесный понос, -- уточнила блондинка. -- Ив!!! -- Но ведь ты сама так сказала! Квиллерен выходил из "Трех сестричек" легкой поступью. Уже за дверью он услышал, как малышка Ив говорит: "Ах, разве он не прелесть?" Журналист гордо пригладил усы, раздумывая: ответить ли сначала на приглашение Мэри Дакворт или навестить сперва разговорчивую Сильвию Катценхайд. Еще в его списке была миссис Макгаффи, да и с откровенной Ив он, пожалуй, не прочь еще раз поговорить -- наедине. Она, конечно, почти ребенок, но от детей тоже бывает польза. И очень, ну просто очень симпатичная девочка! На Цвингер стрит сквозь зимние сумерки пробивалось неласковое солнце - - не для того, чтобы обогреть замерзшие сердца и носы жителей Хламтауна, а чтобы превратить чудесный снег в грязную слякоть, на которой буксовали машины и падали пешеходы. Квиллерен вспомнил о Коко и Юм-Юм. Счастливые эти коты: спят себе на подушках в тепле и сытости, и не надо им шататься в непогоду, искать выход из безвыходного положения, принимать решения... Давно он уже не советовался с Коко, -- теперь настала пора. У них была такая игра с тем самым толстым словарем: кот запускал в книгу лапу, Квиллерен открывал выбранную им страницу, и среди помещенных на ней статей обычно находилось нечто чрезвычайно подходящее к моменту. Невероятно? Да. Но это срабатывало. Пару месяцев назад Квиллерену выразили благодарность за розыск украденной коллекции нефрита, но он-то знал, что главная заслуга принадлежала Коко и Ною Вебстеру, составителю словаря. Что ж, попробуем снова поиграть. Журналист вернулся домой, отворил дверь, но котов не нашел. Одна