тобы вы писали об этом, но... Говорят что тот маленький старичок, который продает фрукты, букмекер. -- Букмекер? Он принимает ставки? -- Так говорят. Только, пожалуйста, не злоупотребляйте моей откровенностью. Наш район пользуется хорошей репутацией. Покупатель прервал их: -- Простите, у вас есть масленки? -- Одну минутку, -- ответила она с любезной улыбкой, -- я с радостью помогу вам. -- А что случилось с рукописью Энди? -- спросил Квиллерен, направляясь к двери. -- Я думаю, он дал ее своей подруге, мисс Дакворт. Она просила почитать, но... -- миссис Макгаффи торжествующе закончила, -- он хотел, чтобы это сначала сделала его старая школьная учительница! Глава 17 Сырой туман злорадно превратился в холодный пронизывающий дождь. Квиллерен шел к "Голубому дракону" так быстро, как только позволяло колено. -- Сегодня я собираюсь заняться мародерством, -- объявил он Мэри Дакворт. -- Бен Николас введет меня в курс дела. -- Куда вы пойдете? -- В старый театр на Цвингер стрит. Бен сказал, что здание заколочено, но можно пробраться через служебный вход. Нужно попробовать самому, чтобы писать о людях, которые, рискуя подвергнуться аресту, спасают предметы старины. Я думаю, об этом должны знать, а занятие подобного рода следует узаконить. Мэри радостно улыбнулась: -- Квилл, ты говоришь как убежденный антиквар! Ты тоже заразился! -- Я просто вижу, когда может выйти хороший материал, вот и все. А пока... Ты не могла бы одолжить рукопись романа Энди? Мне рассказывала о нем миссис Макгаффи, и, раз он о Хламтауне... -- Рукопись? У меня нет никаких рукописей. -- Но миссис Макгаффи сказала... -- Энди дал мне почитать первую главу, вот и все. -- А что же тогда случилось с романом? -- Понятия не имею. Роберт Маус должен знать. -- Может быть, позвонишь ему? -- Сейчас? Квиллерен нетерпеливо кивнул. Мэри взглянула на высокие напольные часы. -- Не совсем подходящее время. Он готовит обед. Это очень срочно? Тем не менее она набрала номер. -- Уильям, -- сказала мисс Дакворт, -- не могу ли я говорить с мистером Маусом?.. Пожалуйста, скажи ему, что это Мэри Даксбери... Вот этого я и боялась. Минутку. -- Она повернулась к Квиллерену. -- Слуга говорит, что Боб готовит голландский соус к кольраби и просил не беспокоить. -- Скажи ему, что "Бег дня" собирается напечатать грязную сплетню об одном из его клиентов. Юрист подошел к телефону (Квиллерен представил его в фартуке с шумовкой в руке) и заверил, что ничего не знает о какой-то рукописи. Среди бумаг Эндрю Гланца ничего подобного не было. -- Тогда где же она? -- спросил Квиллерен у Мэри. -- Можно предположить, что ее уничтожили -- кто-то, у кого были на это причины. Что было в той главе, которую ты читала? -- Там рассказывалось о женщине, которая собиралась отравить мужа. Довольно захватывающе. -- А почему Энди не дал тебе читать дальше? -- Он считал роман своей тайной. Тебе не кажется, что большинство писателей очень чувствительны, когда речь идет об их работе, еще не напечатанной? -- Предположим, все герои были взяты из жизни. Миссис Макгаффи, похоже, думает, что они вымышленные, но не ей судить. Она живет слишком замкнуто. Возможно, роман Энди раскрывал некоторые неприятные тайны Хламтауна. -- Он не сделал бы такого! Энди был таким деликатным... Квиллерен стиснул зубы. Такой деликатный, такой честный, такой умный... Эту песню журналист уже знал наизусть. -- Может быть, среди персонажей существовала и ты, -- сказал он Мэри. -- Вот Энди и не хотел, чтобы ты читала дальше. Описание могло быть столь прозрачно, что тебя узнали бы. И семейный скандал которого ты так боишься, разразился бы. Глаза Мэри засверкали: -- Нет! Энди не мог так поступить. -- Что ж, теперь мы этого никогда не узнаем. -- Квиллерен собрался было уходить, но остановился. -- Ты знаешь Холлиса Прантца. Так вот, он говорит, что был маляром и оклейщиком стен и оставил работу из-за слабого сердца, а сам бегает, как юноша. Когда я был у него сегодня, он лакировал выставочные ящики. -- Лакировал? -- удивилась Мэри. -- Он сказал, что готовится к завтрашней вечеринке, и тем не менее товара у него очень мало. -- Лакировал в такой день? Да эти шкафы никогда не высохнут! Если наносить лак в сырую погоду, он останется липким навсегда. -- Ты уверена? -- Это совершенно точно. Может показаться, что лак высох, но, как только влажность повысится, поверхность снова становится сырой. Квиллерен дунул в усы. -- Странная ошибка, правда? -- Для того, кто утверждает, что был маляром, -- ответила Мэри, -- невероятная! Позже дождь превратился в предательский мокрый снег, мелкий и густой, как туман. Квиллерен отправился в магазин дешевой одежды, чтобы купить красную егерскую кепку с наушниками. Кроме того, готовясь к воровскому дебюту, он позаимствовал фонарь и лом Кобба. Пора было идти к Расселу Пэтчу, который пригласил журналиста послушать двадцатитысячную аудиосистему. Квиллерен зашел домой и надел на Коко голубую "сбрую". Поводок неизвестным образом исчез, но для дружеского визита он был не обязателен. Благодаря "упряжи" кот выглядел подтянутым и спокойным, да и нести его по улице было проще в такой упаковке. -- Этот поход, -- объяснил он своему мурлыкающему помощнику, -- мы совершаем не только ради культуры. Я хочу, чтобы ты обнюхал все, что можно, и посмотрел, не найдется ли что-нибудь важное. Бывший экипажный сарай находился через два дома от особняка Кобба, и Квиллерен засунул Коко за пазуху, чтобы тот не промок. Они зашли в мастерскую, и хозяин провел их по узкой лестнице в странную комнату. Пол в ней был расчерчен на крупные шахматные клетки, у стен стояли статуи из белого мрамора на белых пьедесталах. Сами стены были разными: две -- мраморно-черные две -- ярко-красные. Рассел представил своего друга -- бледного молодого человека, либо очень стеснительного, либо очень хитрого -- со сверкающим бриллиантом на пальце, а Квиллерен познакомил их с Коко, сидевшим теперь у него на плече. Коко только взглянул на новых знакомых и сразу же выразил пренебрежение, отвернувшись и устремив взгляд в противоположную сторону. Отовсюду раздавались раздражавшие Квиллерена звуки скрипок и флейт. -- Вам нравится музыка барокко? -- спросил Расс. -- Или предпочитаете что-нибудь другое? -- Коко любит более спокойную, -- ответил Квиллерен. -- Стэн, поставь ту сонату Шуберта. Аудиоаппаратура занимала ряд старых кухонных шкафчиков, переделанных под итальянский ренессанс, и Коко не замедлил ее осмотреть. -- Стэн, приготовь чего-нибудь попить, -- попросил Рассел. -- Слушайте этот кот совсем мирный! А я слышал, что он злобный! -- Если вы к тому же слышали, что я частный сыщик, то это тоже неправда, -- сказал Квиллерен. -- Очень рад. Я бы не хотел, чтобы кто-то шлялся по Хламтауну и копался в грязи. Мы упорно трудимся, чтобы заработать приличную репутацию. -- И все-таки я раскопал один интересный факт. Я узнал, что ваш друг Энди писал роман о Хламтауне. -- О, да. Я говорил ему, что он только зря тратит время. Если в романе нет секса, кто его купит? -- А ты читал рукопись? Расс рассмеялся. -- Нет, но могу себе представить, что там было. Энди был занудой, просто занудой. -- Самое интересное, что рукопись пропала. -- Наверное, он ее выбросил. Я говорил вам, что это был за человек -- хотел полного совершенства во всем. Квиллерен взял стакан лимонада и обратился к Стэну: -- А вы тоже занимаетесь антиквариатом? -- Я парикмахер, -- тихо ответил Стэн. -- Я слышал, это неплохо оплачивается. -- Не жалуюсь. Заговорил Расс: -- Хотите знать, откуда на самом деле у него "ягуары" и бриллианты? Удачная игра на бирже, -- это кое-что. -- А вы играете? -- спросил Стэн журналиста. -- Честно говоря, у меня никогда не было начального капитала, так что я этим не занимался. -- А чего тут заниматься? -- сказал Стэн. -- Брокер каждый год удваивает мой капитал. -- Серьезно? Квиллерен задумчиво раскуривал трубку, прикидывая в уме: получаем первую премию "Бега" и превращаем в... две четыре, восемь, шестнадцать, тридцать две тысячи за пять лет! Возможно, он просто зря тратит время, пытаясь сделать из мухи слона. Коко обследовал всю комнату и теперь прилег возле теплового счетчика, обращая мало внимания на Шуберта. -- Слушай, я бы хотел попробовать одну штуку, -- сказал Расс. -- У меня есть кое-какая электронная дребедень, бьющая по высоким частотам -- белый шум, компьютерная музыка, синтезаторы и все такое. Давай посмотрим, как отреагирует кот. Животные же воспринимают недоступные человеку диапазоны. -- Не возражаю, -- ответил Квиллерен. Шуберт закончился, и тут тридцать шесть колонок выдали концерт с воем и писком, блеянием и ржанием, дребезжанием и чириканьем, от которых чуть не лопались барабанные перепонки. При первых звуках Коко навострил уши, а через миг вскочил. Он выглядел озадаченным. Потом побежал по комнате, резко повернул и бросился назад. -- Ему не нравится, -- запротестовал Квиллерен. Музыка превратилась в тихий шепот с пульсирующими вибрациями. Коко кинулся в сторону и бросился на стену. -- Лучше выключи! -- Это великолепно! -- сказал Расс. -- Стэн ты когда-нибудь видел что- нибудь подобное? Из колонок раздался чудовищный скрип. Коко молнией взлетел в воздух и опустился на шкафчики с аппаратурой. -- Выключи! -- пытался перекричать музыку Квиллерен. Но было поздно. Коко снова прыгнул, приземлился на голову Рассела и впился в нее когтями. Вопль Пэтча перепугал кота еще больше, и сиамец отскочил в угол. Расс прикоснулся к виску. Пальцы окрасились кровью. -- Так тебе и надо, -- тихо сказал Стэн, выключая установку. Квиллерен понес Коко домой. Кот внешне казался спокойным, но журналист чувствовал, как тот дрожит. -- Прости, старик, -- сказал хозяин. -- Это была подлая шутка. В комнате Квиллерен осторожно опустил животное на пол. Прибежала Юм- Юм, чтобы дотронуться до носа Коко своим, но кот не обратил на нее внимания. Он долго пил воду, потом встал на задние лапы и провел когтями по брюкам Квиллерена. Журналист взял Коко на руки и носил по комнате, пока не пришла пора идти на следующую встречу. Он закрыл животных и направился к лестнице, но вопли за запертой дверью буквально разрывали журналистское сердце. Он медленно спускался по ступенькам, но крики становились все жалобнее и печальнее, и все опасения Квиллерена, что Коко его больше знать не хочет, испарились. Кот нуждался в нем. Обрадовавшись, журналист вернулся и взял хвостатого друга с собой к Клатре. Глава 18 Вообще-то Клатра приглашала Квиллерена зайти попозже (?) вечерком (?), когда оба смогут расслабиться (?). Но он сослался на занятость и сделал вид, что не понимает ее заигрываний. В половину восьмого -- самое пристойное для дружеского визита время -- они с Коко приехали на такси в Орлиное Гнездо и достигли на лифте семнадцатого этажа. Коко ничего не имел против поднимающихся лифтов -- другое дело те, что пытаются ускользнуть из-под его ног! Клатра встретила гостей в пышном облаке бледно-зеленого шифона и страусовых перьев. -- Я не знала, что ты придешь с другом, -- хрипло рассмеялась она. -- Этим вечером Коко пришлось нелегко, и он не хотел оставаться один. И Квиллерен рассказал о жестоком эксперименте Расса с электронной музыкой. -- Опасайтесь молодых блондинов в белом! -- изрекла Клатра. -- Им есть что скрывать. Она провела журналиста в уютную комнату -- пестрые обои, пестрые шторы, пестрые мебельные чехлы -- все в темно-бежевых, коричневых и золотых тонах. В задрапированном тканью помещении было ужасающе тихо, как в гробу. Чуть слышно играла музыка -- что-то страстное, скрипичное. Повсюду аромат духов Клатры. Квиллерен посмотрел на запятые, составляющие основу оформления комнаты, и попытался их сосчитать. Десять тысяч? Сто тысяч? Полмиллиона? -- Не выпьешь ли чего-нибудь? -- В зеленых глазах появился заговорщицкий блеск. -- Только содовую. Спиртного я не пью. -- Милый, для любимого журналиста я могу сделать что-нибудь получше, - - отвечала она. Напиток оказался розовым, искрящимся и сильно пахнущим. Квиллерен понюхал его и нахмурился. -- Домашний сироп из черемухи, -- объяснила она. -- Мужчинам нравится, потому что он горьковат. Он осторожно отхлебнул. Неплохо. Даже приятно. -- Ты сама его сделала? -- Господи, нет! Одна из моих чудаковатых клиенток. Она изучает лекарственные травы. В составе напитка можжевельник, любисток, медвежье ухо и еще я не знаю что. От медвежьего уха растут волосы на груди, дорогуша, -- добавила она, подмигивая. Квиллерен сидел в жестком кресле, Коко свернулся у него на коленях. -- Ты выбрал единственное неудобное сидение во всей комнате! -- возмутилась Клатра. Сама она соблазнительно устроилась на пестром диванчике, окружив себя пестрыми подушками и тщательно замаскировав гипс на ноге складками шифонового одеяния. Ее плечи тонули под пышными страусовыми перьями, спускавшимися по груди до самых бедер. Клатра похлопала по подушкам: -- Садись-ка сюда, устраивайся поудобнее. -- С больным коленом мне будет лучше в кресле, -- ответил Квиллерен, и это было более или менее верно. Клатра ласково его пожурила: -- Ты нас обманывал. На самом деле ты не журналист. Но мы все равно тебя любим. -- Не верь слухам, которые распускает твоя сестренка, -- сказал журналист. -- Я всего лишь репортер из "Бега", который мало получает и много работает, а неожиданными смертями интересуется в частном порядке. У Ив необузданная фантазия. -- Что поделаешь, -- возраст. -- Кстати, ты знала, что Энди писал роман о Хламтауне? -- Когда Энди приходил сюда, -- с наслаждением вспомнила она, -- мы очень мало говорили о литературе. -- Ты хорошо знаешь Холлиса Прантца? Клатра закатила глаза: -- Упаси меня Бог от мужчин в серых джемперах! Квиллерен залпом выпил холодный напиток: в квартире было жарко. Коко походил на меховое одеяло. Но во время разговора кот, наконец, расслабился и к большому облегчению хозяина спрыгнул на пол. Вскоре Коко растворился в бежево-коричневом пестром узоре. Квиллерен вытер лоб. Ему становилось все жарче. Градусов, наверное, под тридцать; от запятых-головастиков рябило в глазах. Он смотрел на бежевый ковер и видел запятые; он поднимал глаза на белый потолок и видел головастиков. Журналист закрыл глаза. -- С тобой все в порядке, милый? -- Все нормально. Просто устали глаза. Тут очень душно. -- Может, приляжешь? Ты выглядишь как-то не в своей тарелке. Иди, приляг на диванчик. Квиллерен уставился на соблазнительную картинку -- мягкое ложе, подушки -- и уловил движение за пышной рыжей шевелюрой. Коко тихо и незаметно поднялся на спинку дивана. -- Снимай пиджак, ложись и устраивайся поудобнее, -- настаивала хозяйка. -- С тетей Клатрой не надо думать о хорошем тоне. Она одобрительно посмотрела на его усы и плечи, и ее ресницы затрепетали. Квиллерен пожалел, что пришел. Он любил более утонченных женщин. И терпеть не мог пестрых узоров. В последнее время его стали беспокоить глаза (наверное, уже нужны очки), и от вездесущих головастиков у него кружилась голова. Или от напитка? Он задумался об ингридиентах. Можжевельник, медвежье ухо, любисток... Что это за любисток?! Тут Клатра чихнула. -- О! Извини! Квиллерен воспользовался этим, чтобы сменить тему. -- Завтра хоронят старину Си Си, -- сказал он, пытаясь казаться оживленным, хотя ему очень хотелось закрыть глаза. -- Он был настоящим мужчиной, -- прищурилась Клатра. -- Таких уже мало осталось, поверь мне! -- Она снова чихнула. -- Извини! Не знаю, что со мной такое. Квиллерен заметил, что Коко зарылся носом в страусиновые перья. -- Айрис очень переживает, -- вздохнул он. Клатра достала из какого-то потайного кармашка шифоновый платочек и дотронулась до глаз, покрасневших и слезящихся. -- У Айрис прибидения больше де будут перекладыбать очки, -- сказала она. -- Си Си вставал да рассбете и так над ней подшучибал. -- Трогательная семейная игра! -- сказал Квиллерен. -- Послушай, а у тебя случайно нет аллергии на котов? На этом визит закончился. Квиллерен с чувством огромного облегчения окунулся в прохладный воздух и наконец-то избавился от запятых в глазах. Клатра крикнула ему вслед: -- Нанеси бне бизит без своего беликолепного друга! Журналист отнес Коко домой и переоделся для следующей встречи. Открыл словарь. "Любисток -- домашнее лекарство". От какой болезни, статья умалчивала. Квиллерен открыл банку креветок и угостил Коко, а потом некоторое время размышлял о голосе Клатры. Такой когда-то называли испитым. В назначенный час он нашел Бена сидящим напротив дома в сером микроавтобусе, -- удивительно ржавом, с проволочной вешалкой для пальто вместо антенны и боковой фарой, болтавшейся на одном болте и грустно глядевшей в кювет. Водитель облачился в клетчатую куртку, шлем первых авиаторов и длинный полосатый шарф. Мотор несколько раз кашлянул, машина затряслась и выкатилась на дорогу, засасывая куски мокрого снега в дыру под приборной доской. К счастью, до театра "Гаррик" ехать было недалеко. Он гордо высился среди других заброшенных зданий, похожий на сохранившуюся часть Венеции XV столетия. -- Увы, бедный "Гаррик"! Мы хорошо его знали, -- мрачно произнес Бен. -- Когда-то здесь играли актеры со славными и знаменитыми именами. Потом пошли водевили. Потом немое кино. Потом звуковое. Потом по две картины за сеанс. Потом итальянские ленты. Потом фильмы ужасов. Потом ничего. А теперь -- только Бенджамин Николас играет перед зрительным залом, полным привидений, и ему аплодируют голуби. Квиллерен тащил лом. У обоих были фонарики. Под руководством актера журналист отодрал доски, которыми были забиты двери служебного входа. Гвозди поддавались легко, словно не в первый раз, и двое мужчин вошли в темное, тихое, пустое здание. Бен провел Квиллерена по узкому коридору -- мимо комнатки швейцара, мимо скелета железной лестницы, -- на сцену. От зала осталась только пустая оболочка, увешанная мертвыми проводами, покрытая пылью и полуразрушенная в местах, где со стен и двух ярусов лож ободрали украшения. Квиллерен направил свет фонарика вверх. От величия "Гаррика" остались только фрески на потолке -- летящие фигуры Ромео и Джульетты, Антония и Клеопатры. Воровать отсюда больше нечего, почему же Бен привел его сюда? Вскоре Квиллерен понял. Старый актер вышел на середину сцены, и жуткое представление началось: -- Друзья, сограждане... -- страстно декламировал Бен. -- Друзья, сограждане... -- донесся далекий вибрирующий голос. -- Внемлите мне![9] -- рявкнул Бен. [9 В. Шекспир. "Юлий Цезарь", пер. М. Зенкевича, акт III, сцена 2.] -- Сограждане... Друзья... Внемлите... Сограждане... Мне... Внемлите... -- эхом вторили призраки былых времен. -- Увы! -- произнес Бен после монолога, после того, как Квиллерен похлопал ему, не снимая перчаток, и пару раз крикнул "браво". -- Увы, мы родились слишком поздно... Но давайте же работать! Чего наша душа желает? Резного дерева? Мраморной крошки? Выбор невелик: разбойники разорили это место. Но вот! -- он пихнул ногой каминную решетку. -- Пожалуйста, бронзовая безделица! Журналист ловко вытащил из кучи мусора почерневшее хитросплетение металла. Поднялась пыль. Охотники за сокровищами закашлялись. Над головой захлопали крылья, и Квиллерен подумал о летучих мышах. -- Давайте выбираться отсюда, -- сказал он. -- О, нет, останьтесь! Сделаем еще одну попытку! -- Бен осветил фонариком ложи. Все они были начисто обчищены, кроме первой слева -- ее все еще украшал каменный крест, поддерживаемый херувимами при трубах и цветочных гирляндах. -- Этот архитектурный изыск принесет неплохой доход! -- Сколько? -- Сто долларов от любого антиквара. Двести от знающего покупателя. Триста -- от какого-нибудь дурака. -- Как мы это снимем? -- Другим удавалось. Будем же отважны! Бен повел журналиста в бельэтаж, а оттуда -- в ложу. -- Держите оба фонаря, а я посмотрю, что удастся сделать ломом, -- сказал Квиллерен, перегнулся через перила и стал отдирать барельеф. Пол предательски затрещал. -- Макдуф, мужайся![10] -- вскричал Бен. [10 В. Шекспир. "Макбет", пер. Б. Пастернака, акт IV, сцена III.] -- Посветите через перила, -- попросил Квиллерен. -- В темноте неудобно работать. И замер, подняв лом: в пыли на полу обнаружилось нечто интересное. Квиллерен обернулся, чтобы взглянуть на Бена, и был ослеплен светом двух фонариков. Усы журналиста задрожали, и он отступил назад. Затрещало дерево, раздался грохот, и снизу поднялся столб пыли. Два луча света, как сумасшедшие, танцевали на стенах и потолке. -- Черт возьми! -- выдохнул Квиллерен. -- Перила обвалились! Они исчезли, а прогнувшийся пол ложи тонул в темноте. -- С нами были святые! -- проговорил Бен, охрипнув от потрясения или от пыли. -- Давайте фонарик, будем выбираться отсюда, -- сказал журналист. Они поехали обратно, забросив каминную решетку на заднее сиденье. Квиллерен молчал, вспоминая, как едва избежал падения, и думая о том, что увидел в пыли. -- Сегодня наше представление было не вполне удачным, -- извинился Бен. На кончике его носа блестела снежинка. -- Мы промерзли до костей. Но пойдемте в бар, и вы будете свидетелем спектакля, от которого сердце ваше согреется. Выпейте с нами бренди. "Львиный хвост" в двадцатых годах был здешним банком -- римский храм в миниатюре, оскверненный теперь светящейся вывеской и армией стаканов в окнах-арках. У стойки и за столами собрались завсегдатаи -- мужчины в рабочей одежде и разношерстная публика Хламтауна. Когда Бен вошел, его встретили приветственные крики, топот ног и хлопанье по столам. Он изящно поклонился и поднял руку, требуя тишины. -- Сегодня, -- объявил он, -- краткая сцена из "Короля Ричарда III", а потом ставлю всем присутствующим! С удивительным достоинством он пробрался сквозь толпу, -- в шарфе, свисающем до пят, -- и исчез. Секунду спустя Николас появился на маленьком балкончике. -- Итак, преобразило солнце Йорка в благое лето зиму наших смут... -- начал он. Голос его звенел, пусть не полностью захватывая внимание слушателей, но заставляя их несколько притихнуть. -- ...Нет, развлекая дам, он бойко пляшет... -- доносилось с балкона. Внизу раздался безудержный хохот. Бен закончил, прожигая публику взглядом: -- ...То надлежит мне сделаться злодеем, прокляв забавы наших праздных дней![11] [11 В. Шекспир. "Король Ричард III", пер. М. Донского, акт I, сцена 1.] Раздались оглушительные аплодисменты, актер скромно поклонился, и бармен занялся наполнением стаканов. Спустившись с балкона, Бен бросил на стойку горсть сложенных купюр -- сложенных вдоль. -- Король Ричард или тетка Чарлея, какая разница? -- обратился с мрачным выражением лица он к Квиллерену. -- Дни истинных артистов ушли навсегда. Клоун в широких штанах -- "артист". И тореадор, и канатоходец, и патлатый гитарист. Скоро актерами станут каменщики и бейсболисты! Сэр, век вывихнул сустав... Изнемогающие от жажды зрители вскоре вызвали Бена на бис. -- Простите нас, -- сказал Бен Квиллерену, -- мы должны подчиниться. И снова двинулся к балкончику. Журналист незаметно вышел из "Львиного хвоста", размышляя, где Бен достает деньги, чтобы платить за желанные аплодисменты, и знал ли Николас, что ложа в "Гаррике" окажется ловушкой. Квиллерен отправился домой. Коты спали на своей подушке, а усы их в полуулыбке загнулись вверх. Журналист лег на кровать. В голове вертелись вопросы. Что у Бена за работа? Такой ли он сумасшедший, каким кажется? Связано ли его неожиданное богатство с домом Элсворта? Бен был там, Квиллерен теперь знал это. В театральной пыли он увидел свидетельство тому -- те самые перьевидные узоры, узоры, оставленные кисточками шарфа. А то, как встретили Бена в "Львином хвосте", показывало, что зрители привыкли к его щедрости. Журналист вспомнил, как Кобб однажды сказал: -- Бен не подбирался к Бродвею ближе, чем на пушечный выстрел! -- И тут же, пару минут спустя, стал сам себе противоречить: -- У Бена есть кое-что в загашнике. Он когда-то неплохо зарабатывал. И тогда Айрис испуганно взглянула на мужа. Может быть, у Бена была тайная работа, которая и давала ему деньги на то, чтобы купить внимание и аплодисменты публики? Знал ли об этом Кобб? Возможные ответы были всего лишь догадками, невероятными и недоказуемыми, а вопросы только не давали заснуть. Квиллерен заставил себя думать о более приятном: о рождественской вечеринке в пресс-клубе. Он представил журналистов, ведущих светскую хронику, -- и Джека Джонти -- смотрящих, открыв рты, как он входит с Мэри. Писаки героически пытаются выглядеть спокойными, но в душе поражены магическим именем "Даксбери". Квиллерен понимал, что должен завершить этот вечер рождественским подарком для девушки, но что он может купить дочери миллионера? В самый момент погружения в сон ответ на последний вопрос, как теплое одеяло, согрел сознание Квиллерена. Это была потрясающая идея -- настолько потрясающая, что журналист сел в кровати. Если "Бег" поможет, это спасет Хламтаун. Квиллерен сделал мысленную заметку, что утром надо будет первым делом позвонить главному редактору, и заснул. Один ус его загнулся в полуулыбке на подушке. Глава 19 Просыпаясь в среду утром, Квиллерен смутно почувствовал под мышкой какой-то комок. Это Юм-Юм спряталась под одеялом -- в самом безопасном месте, какое только смогла найти. Она убежала в укрытие, а мужественный Коко принялся исследовать причину шума, так ее встревожившего. Стоя задними лапами на кресле, он передними оперся о подоконник и наблюдал за ледяными горошинами, стучавшими по оконному стеклу. -- Град! -- простонал Квиллерен. -- Только этого на праздник и не доставало! Коко прекратил свои наблюдения и выгнал Юм-Юм из кровати. Град заковал город в лед, но к одиннадцати природа устыдилась, и показалось солнце. Хламтаун засверкал, как драгоценный камень. Здания превратились в хрустальные дворцы. На водосточных трубах, указателях и светофорах поблескивало ледяное серебро, и даже мусорные баки радовали глаз. Это было единственное доброе дело природы за всю зиму. К полудню на Цвингер стрит начали появляться покупатели. На фонарях парили ангелы, певцы пели праздничные песни, а Бен Николас надел праздничную бороду и штаны Санта Клауса и собрал зрителей перед своим магазином. Там был и Крошка Спунер, обвешанный аппаратурой. Даже "Утренний комментатор" прислал фотографа. Квиллерен бродил в толпе и прислушивался к разговорам, пока не пришла пора вернуться в "Древности" и сыграть роль хозяина. Там он нашел Клатру. -- Он очень старый, -- убеждала та покупательницу. -- На нем сохранилась оригинальная молочная краска. Не упускайте этого случая. Могу дать гарантию, что миссис Кобб за ваши двадцать семь пятьдесят не заработает на нем ни цента. Да в другом месте вам пришлось бы отдать все шестьдесят пять! Покупательница капитулировала, выписала чек и вышла из магазина в приподнятом настроении неся детский стульчак -- креслице с отпиленными ножками и круглой дырой, выпиленной в сиденье. Клатра передала Квиллерену коробку с деньгами и объяснила, что обозначают ярлыки. -- Ты понимаешь тайный код, дорогой? -- спросила она. -- Читаешь цифры задом наперед, получается начальная цена, а потом можешь накинуть или сбавить пару долларов -- смотря какой покупатель. Осторожно с этим креслом: у него плохо держатся ножки. И не забывай, ты имеешь право задушить каждую третью покупательницу, которая начинает рассказывать тебе о своей бабушке. Входило и выходило множество людей, но покупали не так часто, как смотрели и спрашивали. Квиллерен решил вести для миссис Кобб записи: "Продал две голубые стеклянные штуки с витрины, $18.50." "Женщина спрашивала шеффилдские подсвечники." "Мужчина искал бляшки для лошадиной сбруи." "Продал катушечницу, $30." "Поцеловал покупательницу и продал жестяную коробку для ножей, $35..." Эта покупательница кинулась к Квиллерену с радостным возгласом: -- Квилл! Что ты тут делаешь? -- Рози Райкер! Здравствуй! Ты выглядишь великолепно! Вообще-то в одежде для походов за антиквариатом она выглядела старше своих лет и как-то смешно. -- Как живешь, Квилл? Я все говорю Арчу, чтобы он привел тебя на ужин. Можно, я сяду? Брожу тут уже три часа. -- Только не сюда, Рози. Ножка расшаталась. -- Замолчали бы эти певцы хоть на пять минут! Ну как ты, Квилл? И правда, что ты тут делаешь? -- Сторожу магазин, пока миссис Кобб хоронит мужа. -- Тебе это идет. Хорошо, что ты не сбрил романтические усы! Когда- нибудь связываешься с Мириам? -- Не с ней самой, но иногда бывшая теща до меня добирается. Мириам снова в коннектикутском санатории. -- Не позволяй этим стервятникам использовать себя, Квилл. Они и так неплохо живут. -- А ты как, Рози? Что-нибудь хочешь купить? -- Ищу рождественский подарок для Арча. Что твои коты? -- Отлично! Коко все умнеет. Он открывает двери, включает и выключает свет, проходит сквозь стены и учится печатать на машинке. -- Ты шутишь! -- Он трется подбородком о рычажки и отпускает каретку или меняет ширину полей -- не всегда в самый подходящий момент. -- Это он чистит зубы, -- объяснила Рози. -- Наш ветеринар говорит, что так коты снимают зубные камни. Ты должен отвезти Коко к дантисту. Нашему серому толстяку только что делали профилактику... Слушай, у тебя есть жесть? Арчу бы это подошло. Она нашла жестяную коробку для ножей, и Квиллерен -- разрываясь между долгом и дружбой -- виновато сбросил два доллара. Рози сказала: -- Твоя статья об аукционе -- высший класс! -- Следующая будет еще лучше. -- Что ты имеешь в виду? Арч мне ничего не говорил. Он никогда мне ничего не говорит. Квиллерен рассказал о ночи, когда погиб Энди. -- Не могу поверить, -- сказал он, -- что Энди просто оступился и упал. Чтобы так приземлиться на шпиль, нужно быть акробатом. В тот вечер к Гланцу должны были прийти покупатели, чтобы посмотреть одну люстру. Если он как раз тогда снимал ее с потолка, это значит, что они уже одобрили ее. Другими словами, они были там, когда он упал!.. Здесь явно что-то не сходится. Я думаю, они вообще не заходили в магазин. Мне кажется, этот несчастный случай был подстроен, а к приходу покупателей Энди уже погиб. Во время рассказа глаза Рози раскрывались все шире и шире. -- Квилл, по-моему, мы с Арчем... По-моему, мы и были этими покупателями! Когда это случилось? -- В середине октября. Шестнадцатого, если точнее. -- Мы хотели повесить эту люстру перед вечеринкой на День всех святых, но я не хотела покупать ее без Арча. Он пришел домой, поужинал, и мы поехали в Хламтаун. Энди собирался специально для нас открыть магазин. Но когда мы добрались, магазин был закрыт и никого не видно. Я заметила симпатичную люстру в витрине Коббов, и мы купили ее. -- "Древности" были открыты в такое позднее время? -- Нет, но мы увидели, как кто-то поднимается по ступенькам, и попросили его позвать Коббов. Он сходил наверх и позвал миссис Кобб, и мы купили люстру. Только через пару недель одна знакомая рассказала мне про случай с Энди, но я и не думала... -- А кто поднимался к Коббам? -- Тоже антиквар. У него магазин "Немного старины". В сущности, хорошо, что мы купили люстру из крашеного олова у миссис Кобб; я потом поняла, что медная люстра Энди была бы слишком строгой для нашей столовой. -- Ты сказала "медная"? -- Да. Кажется, уильямсбургская. -- Не хрустальная с пятью хрустальными ветками? -- Что ты! Хрусталь слишком роскошен для нашей обстановки. Вот тогда-то Квиллерен и поцеловал Рози Райкер. Позже он добавил к списку еще несколько пунктов: "Продал блюдо для индейки, $75." "Покупатель разбил кубок, я потребовал $4.50. Без всякого снисхождения." "Продал машинку для очистки яблок, ее переделают в лампу, $12." "Продал бронзовую решетку из театра "Гаррик", $45." "Фотограф сел в кресло с расшатанной ножкой. "Ежедневник" оплатит нанесенный ущерб." "ПРОДАЛ ШВЕДСКОЕ БЮРО, $750!" Дама, которая ворвалась в магазин, требуя шведское бюро, не была опытной покупательницей антиквариата. Ее выдавал и напор, и респектабельность в одежде. -- В соседнем магазине мне сказали, что у вас есть шведское бюро, -- задыхаясь проговорила она, -- а мне оно необходимо до Рождества. -- То, которое у нас есть, сейчас используется в хозяйстве, -- ответил Квиллерен, -- и владелец очень не хотел бы расставаться с ним. -- Мне не важно, сколько оно стоит, -- сказала она. -- Мне важно, чтобы это было шведское бюро -- и до Рождества. Я выпишу чек, и мой водитель заберет мебель с утра. В этот вечер Квиллерен был весьма доволен собой. Он лично выручил для миссис Кобб почти тысячу долларов. Он получил от Рози Райкер сведения, подтвердившие его догадки насчет смерти Энди. Он закинул одну идею главному редактору "Бега", и она произвела большое впечатление; если сработает -- а боссу показалось, что это возможно, -- для многих людей разрешатся многие проблемы. После ужина Квиллерен освобождал ящики шведского бюро от своего имущества и услышал на лестнице тяжелые шаги. Журналист открыл дверь и подозвал Санта Клауса. -- Бен, сколько стоит это шведское бюро? -- спросил Квиллерен. -- На нем нет ярлыка, а я продал его за семьсот пятьдесят вместе со стулом. -- О! Отличная сделка! -- сказал Санта Клаус. -- Сэр, ваш талант пропадает зря! Николас отправился было к себе, но потом решительно зашагал обратно. -- Не присоединитесь ли ко мне на рюмочку бренди с ломтиком сыра? -- Что касается сыра, я не против, -- ответил Квиллерен. Он только что кое-как поужинал банкой тушенки. Гостеприимный хозяин убрал с викторианского диванчика медный тазик; на пыльной черной коже остался овальный отпечаток. Журналист сел на освободившееся место и осмотрел комнату: бюст Гайаваты, деревянный пропеллер, пустые рамки от картин, плетеная детская коляска, кожаный мешок с надписью "При пожаре", деревянный умывальник и кукла без парика. Бен принес Квиллерену сыр и крекеры на тарелке, украшенной рекламой запатентованного лекарства от чесотки 1870 года. Потом со стоном опустился в скрипучее кресло, покрытое плесенью. -- Мы ослабели, -- произнес он. -- Раны наши требуют помощи. -- И с выражением брезгливости на лице приложился к потрескавшейся рюмке. Бен отклеил бороду Санта Клауса; теперь красные нос и щеки, а уж тем более искусственные пушистые брови, выглядели куда как странно. Квиллерен заметил: -- Я в Хламтауне уже неделю, но, честно говоря, так и не понял, как вы все зарабатываете на жизнь. -- С грехом пополам, с грехом пополам. -- Откуда вы берете свои товары? Откуда все это? Бен махнул рукой в сторону скульптурной головы ангела с отбитым носом. -- Воззри! Отвратительная маленькая жемчужина с фасада "Гаррика". Подлинный камень с оригинальным птичьим пометом. -- Он указал на выцветший умывальник с кувшином. -- Сокровище из "Мон-Вернона" с застывшей мыльной пеной. Полчаса журналист заваливал хозяина вопросами, но получал цветистые и витиеватые ответы не содержащие совершенно никакой информации. Наконец гость собрался уходить. Взглянув на крошки от крекеров на сиденье черного диванчика, он увидел нечто, его насторожившее, -- жесткий белый волосок. Квиллерен небрежно его подобрал. Придя к себе, журналист внимательно осмотрел волос под лампой. Было совершенно ясно, откуда он -- семи сантиметров длиной, слегка загнутый, чуть заостренный с одного конца. Квиллерен подошел к телефону. -- Мэри, -- сказал он, -- я сделал одно открытие. Хочешь увидеть кое- что интересное? Надевай пальто и беги. Потом повернулся к котам, которые спокойно лежали на позолоченных стульях. -- Признавайтесь, ребята! Что вы об этом знаете? Коко почесал левое ухо задней лапой, а Юм-Юм лизнула свое правое плечо. Глава 20 Квиллерен услышал, как Бен Николас выходит из дома. Вскоре после этого внизу зазвучал звонок. Пришла Мэри Дакворт в меховой парке, накинутой на небесно-голубой комбинезон. Она рассмотрела жесткий белый волосок. -- Знаешь, что это такое? -- спросил Квиллерен. -- Щетина. От какой-то щетки. -- Это ус, -- поправил он. -- От какого-то кота. Я нашел его на диване в комнате Бена. Либо два моих хулигана и впрямь обнаружили способ пробираться в соседнюю комнату, либо дух Матильды совсем разошелся. Мэри еще раз внимательно осмотрела кошачий ус. -- Он пестрый. Белый с серым. -- Значит, принадлежит Юм-Юм. У Коко чисто белые. -- Ты можешь предположить, как они пробрались сквозь стену? Квиллерен повел ее в гардеробную. -- Я проверил ванную. Кафель везде держится прочно. Остается единственная возможность -- щель за этими книжными полками. Коко последовал за ними и страстно потерся подбородком о книги на нижней полке. -- Великолепные переплеты! -- восхитилась Мэри. -- Миссис Кобб могла бы продать их декораторам за несколько долларов каждый. Коко мяукнул, но почему-то глухо, Квиллерен посмотрел вниз и увидел, как кончик хвоста исчезает между книгами -- в том месте, откуда он снял номера "Освободителя". -- Коко, вылезай! -- приказал он. -- Там пыльно. -- Йоу, -- донесся слабый ответ. Мэри сказала: -- Звучит так, словно он на дне колодца. Журналист бросился к полке, обеими руками вытаскивая книги и бросая их на пол. -- Принеси фонарик, Мэри. Он на столе. Он осветил стену, но взгляду открылась только обшивка, похожая на ту, что была вокруг камина в его комнате, -- узкие планки, обрезанные наискось. -- Никаких дыр, -- сказал Квиллерен. -- Давай освободим другие полки... Ай! -- Осторожно! Не повреди колено, Квилл. Давай я. Мэри опустилась на четвереньки и заглянула под книжную полку. -- Квилл, в стене есть отверстие, это точно! -- Какого размера? -- Как будто не хватает одной доски. -- Ты видишь, что там дальше? Возьми фонарик. -- Там другая стена -- в метре от этой. Похоже на тайник... -- Мэри, ты думаешь... -- Квилл, это может быть... Одновременно их осенило. -- Станция "подпольной железной дороги"[12], -- сказал Квиллерен. [12 "Underground Railroad" (амер.) -- система переброски беглых негров из южных штатов в северные в XIX в.] -- Вот именно! -- ответила она. -- Дом построил Уильям Таун Спенсер... -- А многие аболиционисты... -- Строили потайные комнаты... Да! -- Чтобы прятать беглых рабов! Мэри всунула руку под полку. -- Обшивка двигается, -- крикнула мисс Дакворт через плечо. -- Это -- раздвижная дверь... В тайнике -- какая-то веревка. -- Она вытянула метров шесть белого шнура от "сбруи" Коко. -- И зубная щетка! -- Йоу, -- сказал кот, неожиданно появляясь в луче света. Он выбрался из тайника и слегка покачнулся, изящно отряхиваясь. -- Закрой дверцу, -- попросил Квиллерен. -- Можешь? -- Почти, остается только пара сантиметров. Она, похоже, покоробилась. -- Готов поспорить, что Коко открыл дверцу когтями, и показал дорогу Юм-Юм. Она-то и приносила мне все вещи... Что ж, одна загадка разгадана. Как насчет чашечки кофе? -- Нет, спасибо. Я должна идти домой. Упаковываю рождественские подарки. -- Мэри резко остановилась. -- Ты освободил ящики бюро? Ты уезжаешь? -- Нет, уезжает только оно. Я сегодня продал его за семьсот пятьдесят долларов. -- Да что ты! Оно стоит не больше двухсот. Квиллерен показал Мэри свой список. -- Неплохо для новичка, а? -- Что это за женщина, которой нужны были шеффилдские подсвечники? -- спросила Мэри, просматривая реестр. -- Надо было послать ее ко мне... А кто спрашивал бляшки для лошадиной упряжи? Никто их давно не покупает. -- А что это такое? -- Медные кружочки для украшения. Англичане когда-то использовали их как талисманы... А за что покупательница получила поцелуй? Странный способ продавать жестяную коробку для ножей. -- Это жена нашего редактора отдела, -- объяснил Квиллерен. -- Кстати, я купил Арчу Райкеру подарок -- просто в шутку. Ты упакуешь, а? Он протянул Мэри потрепанную жестянку из-под табака. -- Надеюсь, -- сказала мисс Дакворт, прочитав под крышкой ярлык, -- "Три сестрички" не взяли с тебя за это десять долларов. -- Десять долларов? Они просили десять, но отдали за пять. -- Неплохо. В основном берут семь пятьдесят. -- Мн